Глава 15

– Узнаете меня, Иван Павлович? – спросил мужчина примерно моих лет, усаживаясь за столик.

Я удивился.

– Конечно. Вы начальник полиции города Бойска. Вчера мы беседовали, когда вы приехали на место, где умер Филипп Петрович.

– Значит, не узнали, – покачал головой собеседник. – А мы ведь с вами не раз встречались ранее на днях рождения Воронова.

У меня сжалось сердце.

– У Макса?

– Да. Мы с ним когда-то работали вместе, – продолжил Протасов, – потом наши служебные дороги разошлись, но хорошие отношения сохранились. Макс меня всегда на свои именины звал. Вот я вас сразу признал. Правда, мне казалось, будто вы шатен, а сейчас вижу, что волосы у вас рыжие.

Я провел рукой по макушке. Восстановитель цвета сработал не в полную мощь. Слава богу, шампунь убрал розовый колер, но я стал похож на летнюю белку. Однако согласитесь, ведь лучше быть похожим на нее, чем на поросенка.

– Жаль Макса, – продолжал Евгений, – так глупо погиб.

Я решил перевести беседу в другое русло.

– Чем могу вам помочь?

Протасов демонстративно выключил мобильный.

– Очень хочу перевестись в Москву, заниматься интересной работой. В Бойске тоска зеленая. Подчиненные как профессионалы слабы, но винить их в этом нельзя – образование плохое и опыта, который в процессе службы получить можно, нет. «Громких» дел в богом забытом городке не случается, обстановка относительно спокойная, ничего оригинального: поножовщина, кражи, убийства по пьяни. Раскрываемость хорошая, но не из-за того, что мои ребята демонстрируют ум и сообразительность, а из-за глупости преступников. Осенью, например, у нас произошло убийство. Гражданка Николаева, проживавшая в собственном доме, не закрыла на ночь окно, и к ней влез бомж, решивший утащить ее пенсию. Бабулька проснулась, закричала. Воришка испугался, что соседи прибегут, и задушил хозяйку дома. Потом обшарил горницу, взял деньги, увидел в буфете бутылку, выпил, закусил найденными в холодильнике харчами и заснул. Утром к старухе зашла подружка, нашла ее хладный труп, рядом за столом храпящего бродягу и вызвала полицию. Идиот не проснулся, даже когда на нем наручники защелкнули. Взяли убийцу по горячим следам, но гордиться-то нечем. Просто бомж – полный кретин. А вот тип, который отправил на тот свет отца Дионисия, не таков, здесь явно работал умный и злой человек. И это первое громкое дело за последние лет пятнадцать в Бойске.

– Вы тоже думаете, что священника убили? – встрепенулся я.

Евгений поднял бровь.

– В церковь я не хожу, перед иконами поклоны не бью, в доброго дедушку на небесах не верю. Но пять лет назад, когда меня только-только в Бойск перевели, доктора обнаружили у моей жены рассеянный склероз. Слышали о такой напасти?

– Теоретически знаю о ней, – ответил я. – Слава богу, среди близких мне людей никто от этой болезни не страдает.

– Моей Тане не повезло, – мрачно продолжал Евгений, – с таким диагнозом можно долго тянуть, ремиссия наступает, да у жены оказалась на редкость агрессивная форма. Она быстро слегла. Сначала сутки напролет плакала, потом озлобилась. Подойду к ней, и раздается вопль: «Я сдохну, а ты жить останешься! Почему так? Это несправедливо – ты здоров, а мне умирать!»

– Тяжело вам пришлось, – посочувствовал я.

Евгений никак не отреагировал на мои слова.

– Как-то вечером к нам отец Дионисий зашел. Я удивился – мы с женой в церковь не заглядывали, с чего вдруг он пришел? Батюшка сказал: «Прихожанин один пасеку держит, я соты вам принес, Татьяне полезно с медом чай пить». Мне смешно стало. У жены рассеянный склероз, а он с такой ерундой. Но неудобно же подарок у человека взять и дверь перед его носом закрыть. Пригласил нежданного гостя зайти. Таня в тот день ну в очень злобном настроении пребывала, а как священника увидела, так ее корчить стало – ужас! Начала орать басом: «Убирайся отсюда!» Отец Дионисий к кровати жены приблизился и ласково сказал: «Это не вы говорите!» И перекрестил супругу. Не поверите, она сразу заснула. Мы с батюшкой чаю попили, а назавтра он опять появился. Сел к Тане на кровать, начал с ней о всяких пустяках говорить, рецепт, как солить капусту, у нее спросил.

Евгений побарабанил пальцами по столу.

– Через месяц Таня сильно изменилась. Злоба из нее утекла, она решила принять крещение, стала церковь посещать. Я-то не мог ее каждый день в храм водить, работаю ведь, ее сопровождала Катя, дочь отца Дионисия, милая, добрая женщина. Наверное, ей нелегко было чужую тетку каждый день на службу чуть ли не на себе таскать, но она ни разу не дала понять, что ей надоело с Таней возиться. Я один раз Кате денег предложил, а она спокойно ответила: «Спасибо, Евгений Матвеевич, но деньги я не возьму. Если храму помочь хотите, купите нам в театральный кружок коробок с гримом. Очень благодарны будем». Четыре года Таня прожила, а врачи ей не больше шести месяцев отводили. Я понимал, что жену отец Дионисий тянет, и ни разу супруге не сказал, что Бога нет. Даже иногда с ней на службу ходил, а еще по Таниной просьбе сам крестился, и мы обвенчались. Умерла она счастливой. Исповедалась, соборовалась, причастилась. Последние ее слова были: «Женечка, приди к Господу, он добр и человеколюбив, простит тебе грехи. Не бойся смерти. Я за тебя на небе молиться стану, а когда твой час придет, в Царствии Божьем встречу».

Евгений залпом выпил стакан воды.

– Когда ее отпевали, на лице покойной улыбка сияла. Я на поминках к отцу Дионисию подошел и сказал: «Игорь Семенович, вы же знаете, я неверующий. Крестился, венчался, исповедовался и причащался только ради Тани, не хотел ее огорчать. Но спасибо вам за все. Вы мою жену счастливой сделали, она не сомневалась, что где-то там на небесах жить станет. Я-то в существование Бога не верю, но если умирающему вера помогает, то пусть она будет. И я вам и Кате по гроб жизни за сочувствие благодарен буду. Не один год вы с моей женой возились, каждый день ей руку помощи подавали. Если что надо, только свистните, я прибегу Сивкой-Буркой». А он мне тихо так в ответ: «Евгений Матвеевич, Господь все видит, все управит. И вы к вере придете. Пусть не сейчас, позднее, но непременно услышите зов Божий». Я возразил: «Бога нет!» А отец Дионисий вот что сказал: «Не ходят люди с ведрами к пустому колодцу. Не обращались бы они к небу, кабы небо им не отвечало. Господь с нами, Евгений Матвеевич, просто вас с Ним нет. Я буду за упокой души Татьяны молиться. Но вы муж ей венчаный, ваша молитва за душу жены большое значение имеет. Уж постарайтесь ради супруги, вы же ее крепко любили».

Евгений посмотрел на меня.

– Короче, не мог отец Дионисий с собой покончить. Святой человек был. И вовсе не случайно упал он с колокольни, спихнули его. Хотя у эксперта другое мнение.

– А именно? – заинтересовался я.

– Он полагает, что священник сам прыгнул, – поморщился Протасов. – Но надо признать, некий резон в его словах есть. Вы на колокольню поднимались?

– Я хотел поговорить с Марфой Горкиной, а потом посетить колокольню, но не успел. Мы как раз с Екатериной в ее дом направлялись, когда Елена закричала, наткнувшись на тело Филиппа Петровича.

– Там такая лестница, – вздохнул Протасов, – ступени высокие, бесконечные повороты. Отец Дионисий имел спортивную фигуру, на турнике подтягивался, бегал, прихожанам постоянно о пользе физкультуры говорил. И не старый он еще был, не больной. Как такого силой заставить на верхотуру полезть? Оглушить и втащить? Но с такой задачей даже два сильных мужика вряд ли справятся, а троим там никак не развернуться. К тому же, как я уже говорил, следов насилия на теле нет, только травмы, полученные при падении с высоты, характерные. Выходит, священник добровольно забрался наверх.

– Тогда, значит, ему стало плохо и он упал, – пробормотал я. – Или все же с собой покончил.

– Последнее исключено, – отрезал Евгений. – Невозможно, поверьте мне. Не тот человек.

– Екатерина сказала, что отец никогда на колокольню не лазил, поскольку панически боялся высоты, – вздохнул я. – А в ночь смерти священника навещал какой-то мужчина. Катя решила, что это был Павел Ветров, внук Филиппа Петровича, подумала, что старику плохо стало. Лица человека, с которым ее отец поздно вечером куда-то ушел, она не видела, такой вывод из-за куртки сделала, дорогой, эксклюзивной – на спине стразами выложен череп с костями. Но Павел в тот вечер и до утра работал в ресторане, никуда не отходил, песни по заказу посетителей исполнял, его видела масса народа. И находится ресторан в Москве, а не в Бойске, чтобы оттуда до церкви доехать и назад вернуться, не меньше двух часов потребуется. Правда, алиби Ветрова я пока не проверял, этим сегодня мой помощник займется, но полагаю, оно подтвердится. Что вы от меня хотите?

– Сам я ничего предпринять не могу, – вздохнул Евгений, – мне уже раз влетело. Эксперт сначала написал, что имел место суицид, потом под моим давлением изменил заключение: инсульт, головокружение, падение, следовательно, несчастный случай. Поэтому батюшку отпели, похоронили, как положено по сану. Честно скажу: надавил я на нашего исследователя, кое-чем пригрозил. Да беда в том, что Леонид, эксперт наш, выпить горазд, и как нальется по брови, так и давай трепаться, и жене про рабочие дела доложит, и матери с теткой, и сестре. Ну и теперь вот наболтал, мол, добровольно ушел из жизни отец Дионисий. А бабы и рады – новость-то какая, сразу понесли знания в народ.

– Почему такого ненадежного криминалиста до сих пор не уволили? – удивился я.

– А где другого взять? – разозлился Протасов. – На весь город одно это чудо, больше специалистов не найти. Оклад не жирный, работы полно. Ну, выпру я его, и что, самому трупы вскрывать? Так я ведь ничего в медицине не понимаю. Сейчас по Бойску сплетни бомбардировщиками летают, главный смысл их таков: отец Дионисий покончил с собой. А уж дальше идут версии: он был алкоголик, педофил, женолюб, имел кучу внебрачных детей… Каждый свое лепит. Прихожане храма злятся. Позавчера Андрей Фокин даже побил какую-то бабу на рынке, которая громко вещала, будто священник повесился в церкви, потому что с ее внучкой шашни завел. Так врунье наподдавал, что ту в больницу отвезли. Чисто по-человечески я на стороне Фокина, но по закону он виноват – налетел на гражданку с кулаками, нанес ей увечья, значит, статья мужику светит как минимум за хулиганство. Начальство мне приказало все скандалы гасить. Я заикнулся: «Может, нам все же покопаться в этой истории? Не простая она». И услышал в ответ: «Не тронь дерьмо, не завоняет. Сидоров упал случайно. И делу конец. Нам шум не нужен». Если ослушаюсь, начну собственное расследование, точно не видать мне…

Евгений умолк.

– Повышения, перевода в Москву? – договорил я.

– Да! – с вызовом подтвердил Протасов. – Что плохого в том, что я хочу карьеру сделать? Но и отдать память отца Дионисия на поругание не могу. Теперь мой черед ему помочь – его доброе имя от грязи отмыть…

– Только лучше будет, если этим займусь я, – подхватил я. – Так ведь я уже пытаюсь разобраться. По просьбе Екатерины.

– Это я ее к вам отправил, струсил сам обратиться, – после небольшой паузы признался полицейский. – Сидорова ко мне в слезах пришла: «Помогите, пожалуйста, про папу непотребное болтают». Иван Павлович, я вам помогу всем, чем смогу, но тайно.

– Хорошо, понял, – кивнул я. – Тогда займемся делом. У меня уже появились вопросы. Первый: Максим Брякин, мальчик, который исчез тридцать лет назад.

– Этот-то здесь при чем? – удивился Протасов.

– Знаете историю, случившуюся задолго до вашего появления в Бойске? – спросил я.

Евгений начал намазывать на хлеб масло.

– Когда я отделение принял, мне сразу подробности доложили. Мол, Елизавета Брякина выжила из родных краев семьи Винкиных и Палкиных, а вот с Горкиными никак справиться не может. Марфа, а главное, Елена до сих пор живут в Бойске, что, похоже, доводит молчунью до исступления. Несчастная мать то утихнет, то опять дерьмом им дверь измажет.

– Так вот в чем причина, – протянул я, вспомнив запах, который унюхал, стоя неподалеку от избы Горкиных.

– Несколько раз в году это делает – в день, когда Максим исчез, в его именины, в дату, когда мальчика признали умершим, – уточнил Евгений.

– Елизавета уверена, что Винкин, Палкин и Горкина причастны к исчезновению ее сына? – спросил я.

– Да, – кивнул Протасов. – Давайте расскажу, как дело обстояло. Я его внимательно изучил, хотел знать, как себя вести с Брякиной.