Империя, Внутренние Миры

Планета Империум

Первый в этом году императорский бал проходил в роскошном дворцовом комплексе на берегу Этрейского озера, на берегу которого швартовалось сейчас множество открытых гравилетов и боллертов, висящих над самой поверхностью воды. Несмотря на абсолютно чистое небо — полеты над территорией были строжайше запрещены, и невероятное количество гостей — более двадцати тысяч приглашений было отправлено по разным уголкам Империи, никакой суеты и толчеи не было — огромная дугообразная пристань могла принять и большее количество приглашенных.

Многочисленные распорядители, коих можно было различить по нарядным ливреям, встречали гостей, направляя каждого в отведенную для него часть парка согласно протокола. Несмотря на то, что прием именовался императорским, лишь малой части приглашенных могло посчастливиться увидеть сегодня Императора не на голо-экранах, а вживую — парковый комплекс, расположившийся на огромной территории просто невозможно было пересечь пешком за время, отведенное на весь прием. Да и бдительная охрана воспрепятствовала бы проходу гостей, чьи приглашения не предполагали допуска во внутренние, близкие к императорскому дворцу места. Большинство гостей было разделено согласно имперского табели о рангах — колониальные чиновники средней руки располагались совместно с баронами и виконтами внутренних провинций, графы и герцоги окраинных провинций Империи рассаживались компании промышленных воротил, периодически среди придворных мундиров и строгих костюмов мелькали группы гостей из других уголков галактики — стран-союзников Империи. На каждой открытой площадке парка, где стояли длинные, накрытые белоснежными скатертями столы с угощениями, находились видные политические деятели, публичные персоны, соответствующие кругу собравшихся представители департаментов Его Величества Собственной канцелярии и различных министерств. И, конечно же, в толпе гостей находилось большое количество представителей службы безопасности Империи.

При всем многообразии гостей на приеме во всех уголках паркового ансамбля царила естественно и разная атмосфера. Непосредственного веселья было больше в местах, максимально удаленных от дворца — молодая и не могущая похвастаться высокородностью знать не упускала возможности развлечься, хотя и здесь чувствовалось некоторое напряжение. Но конечно, беспокойство матрон, которые со всем возможным внимание присматривали вероятные партии для своих чад, выискивая в толпе варианты подостойней, не шло ни в какой сравнение с тем градусом нерва, которым были наполнены на первый взгляд безобидное общение гостей на полянах, в беседках и открытых кафе тех мест, откуда уже было рукой подать до императорского дворца.

У самого берега Этрейского озера эмоции были живее и намного беззаботнее — появились уже первые лица с румянцем от выпитого вина, неслись над столами тосты во славу Империи и Императора, часто перемежаемый здравицами присутствующим здесь дамам, то и дело раздавался громкий и задорный смех. Какового не могло быть и в помине на открытой площадке левого крыла дворца, где собрались сейчас гости, которых по статусу ни много ни мало можно было назвать вершителями судеб Империи. Чего только стоила небольшая группа в строгих мундирах, среди которых были командующие Третьего и Седьмого флотов, генерал-кригскоммисар систем Церния, расположенных совсем рядом с Дикими мирами, командующий Корпусом космодесанта, наместник его императорского величества в Диких мирах и глава департамента промышленности Империи. Собравшиеся перекидывались вполне себе невинными фразами, периодически поглядывая на зал приемов, по которому скользили прекрасные дамы в совершенно сногсшибательных по виду нарядах. Стоило посмотреть в другую сторону, как глазам открывались с высоты птичьего полета завораживающие панорамные виды на весь парковый ансамбль. Но столь разнообразные и привлекательные картины не могли отвлечь присутствующих от главного; только высокий и широкоплечий генерал с черепами в петлицах — эмблемой Второй гвардейской Его Величества бригады космодесанта немного отвлекся от обсуждения и легкими движениями рук приближал изображение висящего в воздухе голо-экрана, разглядывая гостей широко раскинувшегося парка. Он приближал изображение настолько близко, что казалось, протяни руку и можно коснуться кого-нибудь. Впрочем, после негромкого покашливания бригадный генерал понял, что увлекся, рассматривая очень близко одну из гостей приема, и быстрым движением руки смахнул рассыпавшуюся невесомыми лепестками пикселей картинку.

Сглаживая произошедшее, прозвучала вынужденная шутка, несколько натянутых улыбок, но неожиданно присутствующие одномоментно подобрались при виде появившегося на террасе худощавого генерал-адмирала Горстена, министра обороны Империи. Приблизившись к собравшимся, генерал-адмирал осмотрел всех поочередно.

— Его Величество сейчас не обладает свободным временем для принятия решений по интересующему нас вопросу, — произнес он негромко.

Не все смогли сохранить невозмутимость — раздался слитный выдох, а кто-то даже скрипнул зубами. Во взгляде многих появилась растерянность — несмотря на все свои должности, невероятные силы в подчинении, никто из присутствующих сейчас не мог повлиять на ситуацию.

— Кроуден если еще не обнаружил наши силы, то сделает это в ближайшее время, — едва сдерживаясь, заговорил командующий Третьим флотом.

— И мы с вами станем статистами на бойне, а не победоносной армией, пришедшей восстанавливать порядок, — хмыкнул командующий войсками космодесанта.

— Мне хотелось бы верить, что Император способен полностью осознать масштабы возможных проблем, если мы не начнем атаку сейчас. Сегодня. Да черт возьми, чтобы достигнуть полного успеха, атаковать надо было еще вчера! — не выдержал вдруг Гесс Дагран, бригадный генерал Второй гвардейской, высказав вслух мысли, которые одолевали всех присутствующих.

Несколько сочувствующих взглядов скрестилось на Дагране — все понимали, что последней фразой он сейчас положил конец своей карьере. Но во взглядах была и благодарность — все только что сказанное, непременно достигнув Императора и сломав карьеру генералу, все же могло хоть как-то обратить внимание властителя на проблему. Но бригадный генерал не замечал сочувствующих взглядов — он был молод, горяч и особо не опасался гнева императора — Дагран верил в себя и считал, что дальше первой атакующей волны десанта в Диких мирах все равно не окажется.

— Генерал-губернатор системы Лточен Тай Кортез! — прогремел усиленный динамиками голос обер-церемониймейстера, произнесший окончание фразы и это заставило группу высших офицеров на время перестать переглядываться, пройдя ближе к залу. Как того требовал протокол при вручении наград лично императором — чтобы потом журналисты могли нарезать картинку для выпусков новостей, показав весь цвет Империи, наблюдающий за церемонией.

Но никто из генералов и адмиралов не проникся торжественностью момента — мысли всех были далеко отсюда — на границе Диких миров, где в ожидании приказа о начале освободительной операции сосредоточились два флота, почти весь корпус космодесанта и несколько лучших гвардейских дивизий. Кроме этого, в ближайших системах уже были развернуты производственные мощности, построены орбитальные базы и крепости планетарной обороны, развернуты многочисленные ремонтные доки. Все было готово к фронтовой операции, ждали только приказа.

Генерал-губернатор Кортез, который в это время шагал сейчас по багровой дорожке, тоже терзался тревогой, но иного рода — он знал, что его изображение уже сегодня разлетится по всей галактике и надеялся, что никаких проблем с картинкой не будет. Внутренне замирая от волнения, он старался держать голову прямо и двигался между кавалергардами охранной императорской роты, которые были в полной боевой экипировке. Броня у кавалергардов была стилизована под древние доспехи, которые использовались в некоторых мирах тысячи лет назад, когда люди их населяющие сражались друг с другом холодным оружием. Боевой эффективности это не прибавляло, но выглядело, надо сказать, эффектно, особенно в сочетании темно-синего и золотого окраса брони — цветов императорского штандарта.

Дойдя до условленной линии, Кортез остановился. Он сейчас воспринимал происходящее будто со стороны, сосредоточившись лишь на многократном повторении про себя полученных от гофмейстера указаний. Но все же, внешне сохраняя внешне невозмутимый вид, Кортез с трудом сдерживал готовящуюся вырваться наружу бурю эмоций — всего за несколько лет его карьера выдала невероятный виток, когда простой коммандер-капитан отряда патрульных кораблей взлетел невообразимо высоко, и вот уже в чине адмирала стоит перед Императором, получая высшую награду — Галактический Крест.

— …пожаловать адмиралу Тай Кортезу, генерал-губернатору провинции Лточен потомственный титул барона Лточен! — донеслись как сквозь пелену до него слова обер-церемониймейстера.

Сейчас Кортез не смог сдержать своего удивления — нет, в глубине души он надеялся, что Император признает его заслуги, но чтобы вот так, сразу наградить не только высшим орденом, но и даровать наследственный, а не личный титул, у него мечтать даже не получалось.

Момент искреннего выражения чувств не укрылся от тысяч людей, которые находясь на императорском приеме, наблюдали за происходящим в главном зале на голографических экранах, а немного позже режиссеры постарались, чтобы и миллиарды зрителей по всей Империи увидели, что герой галактики, ныне барон Лточен является обычным человеком, не чуждый выражения своих эмоций.

Император, который принял из рук адъютанта награду, заметив изменившиеся лицо Кортеза, едва дернул уголком рта в одобряющей, как показалось новоиспеченному барону улыбке и легким движением прикрепил Галактический Крест ему на левую строну мундира. Вручение символов баронской власти Кортез практически не запомнил — он во все глаза смотрел на невзрачного, невысокого человека в белом мундире, который вернулся на свой трон.

Император приковывал взгляд. Тем, что взгляду не за что было зацепиться при взгляде на властителя одной из самых крупных и сильных держав в исследованной галактике. Обычный человек, немного усталый. И очень молодой по виду. В свою очередь сам Император пристально разглядывал генерал-губернатора, которому только что даровал баронское звание. Этот тупой мужлан из системы с поистине варварским названием, которое император забыл едва услышав, выглядел настоящим увальнем. Вот даже и дернулся не в ту сторону, когда принял баронскую корону и пустую перевязь для шпаги, на которую только предстояло нанести герб. Лицо императора скривилось — внутри колыхнулось раздражение на этого дурака барона, на обер-церемониймейстера, который объявлял очередного кандидата на монаршую благодарность, на эти сальные лица, которые белыми пятнами собрались вокруг, открывая черные дырки ртов для приветственных криков во славу империи и его величества.

Император, не меняя безразличного, немного усталого выражения на лице, медленно-медленно глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул. На этот раз титулом награждался какой-то промышленник, но правитель подниматься с трона не стал, шевельнув пальцем руки. Лично Император награждал только тех, кто находился на действительной воинской службе. Это было частью плана, предложенному ему главой департамента стратегического планирования: Империи нужны были герои, и граждане должны были видеть, что героем стать легко, выгодно и почетно. Император ничего не жалеет для своих героев из армии и флота.

Вот еще один герой. И еще один. Со всех концов страны слетелись — взгляд Императора сощурился в очередной вовремя погашенной внутри вспышке ярости. Один из невидимых гостям операторов первого гала-канала, который в этот момент взял крупным планом лицо властителя, поспешно отвернул камеру. За такие кадры недолго и с работы вылететь. В безвоздушное пространство.

Император с трудом дотерпел окончания церемонии награждения, а после поднялся и проследовал в свои покои, пока гости мерзкой гусеницей перемещались по дворцу, направляясь в Золотой зал, где были накрыты многочисленные столы. Там император появился только через несколько часов — ему требовалось время, чтобы восстановить душевнее равновесие. По пути в зал его вновь попытался остановить министр обороны, и даже успел произнести несколько фраз, напомнивших Императору об одной из проблем.

Кроуден. Мерзкое слово, мерзкое название, мерзкие системы. В этот раз император едва сдержался, лишь отмахнувшись от министра, проследовав дальше. Но настроение было безвозвратно испорчено. К Императору вновь вернулся страх.

Он привык бояться. Всю жизнь, с самого рождения он постоянно чего-то боялся. Сначала отца, потом ответственности, терапторов, Кроудена, умников. В те светлые моменты, когда проблемы отступали, император начинал бояться страха — он знал, что страх ушел ненадолго, а скоро вернется. Постепенно на первый план вышел страх за свое здоровье — в последнее время императора начали мучить частые головные боли, а еще периодически бывало, что болезненным спазмом стягивало грудную клетку от шеи до низа живота, будто протягивая внутри жгутом нервов. Правитель часто не мог заснуть — у него начинало сильно стучать сердце, перехватывало дыхание, он ощущал постоянную сухость во рту — пил практически непрерывно, в его спальне стояло сразу несколько графинов воды, которые менялись каждые несколько часов.

Если Император начинал сильнее бояться — подумав, к примеру, несколько раз за вечер о том, что совсем скоро начнется война с Кроуденом, он после этого не мог заснуть. Но если никто его не занимал, проблемы, о которых не говорилось вслух, будто отступали, переставая существовать, и каждое напоминание о них рождало в Императоре вспышки невероятной раздражительности.

Каждый день император проводил по несколько часов в самой лучшей регенеративной камере, которая только существовала в галактике. Стоимость восстанавливающих процедур исчислялась миллионами кредитов, и ежедневно на экране правитель наблюдал полностью зеленую проекцию своего тела. Он был абсолютно здоров. Абсолютно здоров физически, но любой практикующий доктор, если бы ему задали вопрос, ответил бы, что и Императора проблемы с психикой. Впрочем, после того как бесследно исчезли несколько специалистов, допущенных лично к Императору, никто из осматривающих правителя докторов не рисковал высказывать свои мысли вслух. Очень, очень осторожно советовали лишь прогулки на свежем воздухе, спорт и по возможности, не перенапрягаться. Думать о хорошем.

У правителя самой крупной державы в галактике было прогрессирующее тревожное расстройство, но ему боялись об этом сказать. А он сам боялся об этом спросить. Если о проблеме не говорить, ее не существует. Именно поэтому сейчас во многих департаментах скопилось великое множество неподписанных указов. Вопросов, требующих незамедлительного решения было невероятно много, и этот вал уже грозил перерасти в критическую массу. Лишь усилия многих управленцев сдерживали ее — кто-то брал ответственность на себя, где-то проблемы просто переставали существовать — как, к примеру, одна из орбитальных станций, которая просто пришла в негодность и была оставлена гарнизоном после полугодичного ожидания одобрения отправки в систему ремонтного корабля. Никто не стал брать на себя ответственность — если в пределах доменов, систем, пределов, скоплений и даже секторов местная власть могла принимать решения без высочайшего одобрения, то передислокация войск и кораблей между секторами галактики без одобрения Императора могла быть приравнена к государственной измене или попытке переворота. Поэтому громадная космическая станция, на постройку которой было угрохан не один миллиард кредитов, сейчас болталась без гарнизона на орбите оставленной имперскими колонистами планеты — в этом пограничном секторе в эскадре флота просто не было ремонтных кораблей такого класса, чтобы вернуть станцию к жизни. И подобные случаи игнорирования проблем уже исчислялись тысячами.

Следовавший в пиршественный зал Император, раздраженно отмахнувшись от генерал-адмирала, пошагал в сторону огромного помещения, скрипя зубами и думая о том, что Империи необходим другой министр. Второй раз за день он посмел отвлечь правителя с проблемой, напомнив о ее существовании! Правитель, едва сдерживая раздражение, вихрем ворвался в зал и быстрым шагом, не обращая внимания на панику обер-церемониймейстера и гофмейстеров, проследовал к своему месту. Суета придворных его немного позабавила, слегка вернув нарушенное равновесие и правитель, двигаясь уже не так быстро, величественно опустился на свое место.

Когда утихший на несколько полутонов гомон гостей снова поднялся над сводами Золотого зала, Император наконец взял столовые приборы. Властитель собрался было попробовать одно из угощений — чудесное на вид запеченного мяса под румяной корочкой и стоило ему только задержаться на нем взглядом, как предупредительный обер-форшнейдер почти моментально, с поистине цирковой грацией поставил, тарелку перед Императором. Правитель опустил взгляд к кушанью, однако нож, который он держал в руке, чуть скользнул, проехавшись по золотистой корке, и резко дернувший кистью Император задел одно из угощений краем рукава парадного мундира.

Это послужило последней каплей, переполнившей чашу терпения правителя — коротко выругавшись, он что было силы швырнул нож, так что тот разметал на столе несколько вазочек с воздушными закусками, и громко ударившись о высокий и изящный узкий графин, упал на пол, заскользив по нему — бросок был резок и силен. Графин же от удара качнулся, на пару мгновений замер, наклонившись, будто раздумывая — падать или нет, и маятником вернулся обратно. Как раз тогда, когда затихли резкие звуки проскрежетавшего по полу с силой брошенного властителем ножа. Сам же правитель, глядя на графин, акцентировав на нем всю свою ненависть, которая трансформировалась из переполнявшего его раздражения, и запустил в сосуд вилкой, которую держал в правой руке. Столовый прибор с гулким звоном ударился в стекло, графин опять покачнулся, наклоняясь. Вилка же, отскочив от сосуда и быстро вращаясь, отлетев в сторону, весьма болезненно ударила по скуле одного из герцогов, сидевшего за столом неподалеку. Несмотря на сильную боль, высокородный аристократ лишь едва моргнул в момент удара, но никоим образом не выдал своих чувств, продолжая глядеть на соседа и по-прежнему расписывая ему прелести одной из планет своего домена, которую он превратил в место для проведения своих охотничьих сафари. На щеке, шее и воротнике мундира герцога остались пятна мясного соуса, в котором была брошенная властителем вилка, но собеседник герцога на эти пятна даже ни глянул. Как и все присутствующие, продолжая свои беседы, совершенно не обращая внимания на происходящее.

Император между тем с ненавистью глядел на графин, который, побалансировав несколько мгновение на грани падения, вновь неваляшкой вернулся в исходное положение, еще и несколько раз демонстративно прокрутившись на ободе донышка. Этого властитель стерпеть не смог — утробно зарычав, он резко поднялся, наклоняясь над столом и подняв графин, широко размахнувшись, швырнул его на пол. Полетели по сторонам осколки, некоторые из которых залетели даже на столы по соседству, брызнуло жидкостью, капельки которой попали на некоторых придворных. Впрочем, опять же никто не обратил даже толики внимания на произошедшее. Почти никто.

— Не смотрите! — тихим шепотом, но с невероятными эмоциями произнес сосед расположившегося поодаль за одним из столов барона Кортеза, который принимал участие в пиршестве вместе со своей спутницей. Как раз в тот момент, когда Император только швырнул нож, адмирал обернулся на резкий звук, не сумев скрыть удивления, но этот неистовый шепот заставил его опустить глаза.

— Правитель очень занят проблемами державы и очень волнуется за судьбы подданных, — произнес сосед Кортеза — седоволосый дворянин в придворном мундире, который заметил изумление новоиспеченного барона и его спутницы. Невеста адмирала выделялась среди других — она была очень молода и обладала своей красотой, а не приобретенной с помощью корректирующей медицины. В чертах ее лица не было правильности, присутствовала и даже некоторая асимметрия — оно было красиво естественной, натуральной красотой, значительно выделявшейся среди других лиц, которые были идеальными. Настолько идеальными, что в своей однообразности были похожи друг на друга.

— Да опустите взгляд! — еще раз прошипел дворянин Кортезу и его невесте, когда по залу брызнуло эхом разбившегося графина.

Поздно.

Император, выкинувший вместе с графином верхушку переполнявшей его злости, глубоко вздохнул — ему всегда становилось гораздо легче после таких срывов. Так человеку, который страдает от алкогольной зависимости, становится легче после выпитой порции спиртного. Как наркоману после очередной дозы; облегчение уходит на некоторое время, но зависимость никуда не исчезает, лишь усугубляясь. Вот и правитель сейчас, сбросив лишь немного напряжения, чувствовал внутри противную тяжесть груза никуда не уходящего вечного раздражения.

Но все же ему стало легче после этой вспышки. Подняв ставший ясным взгляд, он скользнул глазами по присутствующим. Гости по-прежнему разговаривали, общались, улыбались и смеялись, как будто ничего не произошло. Неожиданно Император столкнулся с изумленным взглядом огромных васильковых глаз. Правитель удивленно поднял бровь, и девушка моментально опустила взгляд. Императору даже со своего места было видно, как ее щеки почти моментально залил густой румянец.

Император, не отрываясь, смотрел на привлекшую его внимание гостью, стараясь разобраться в своих чувствах. Немного подумав, он понял: интерес. Неподдельный интерес вышел на первый план, при взгляде на эту белокурую девушку, которая не смогла скрыть изумление при виде вспышки гнева правителя. Было еще что-то в этой красавице — мимолетное, ускользающее, но в то же время притягивающее взгляд.

Император поднялся и направился прямо к заинтересовавшей его гостье, которая уже вся залилась краской смущения и при его приближении невольно поднялась. В это время за спиной Императора невероятно быстро появилось несколько слуг, которые принялись бесшумно ликвидировать вспышки величественного гнева — исчезли с пола и стола осколки, а пострадавший герцог был моментально избавлен от заляпавших его капель соуса. Властитель в это время, по инерции сделав еще несколько шагов, замер, приблизившись настолько, чтобы можно было рассмотреть привлекшую его внимание девушку.

Высокая, даже чуть выше него. Длинные светлые волосы водопадом спускаются на плечи, витые локоны прически обрамляют ангельское личико. Гостья привлекла внимание Императора еще и своим нарядом — лазурного цвета платье с высоким воротником и открытой спиной, причем невесомая ткань будто парила, обтекая стройное тело, иногда как будто прилипая к коже, очерчивая в деталях все изгибы фигуры.

Рядом с девушкой поднялся на ноги кто-то в адмиральском мундире, но на него император внимания даже не обратил.

— Барон Кортез Лточен и его невеста леди Лавиния, — раздался позади императора негромкий голос обер-церемониймейстера. Не настолько тихий, чтобы правитель его не услышал и не настолько громкий, чтобы вызвать раздражение.

- Я хочу видеть вас у себя сегодня, — произнес Император и резко развернувшись, направился прочь. Сначала он хотел сразу двинуться в личные покои, но передумал — изменив направление движение, вернулся на свое место. Что-либо есть ему уже вовсе перехотелось — Император практически не двигался, безотрывно наблюдая за девушкой в лазурном платье. Она просто притягивала его взор, а от ее плохо скрываемого волнения правитель чувствовал, как у него приятно тянет в груди. Неожиданно Император почувствовал не только сладкое томление, но еще и толику жгучего интереса и даже возбуждения оттого, что спутник этой красавицы также не мог скрыть свое волнение.

Император был властителем Великой Империи — огромной державы, раскинувшейся в многочисленных звездных скоплениях галактики. Он правил государством с населением в сотни миллиардов разумных существ, в основном людей, но совершенно не чувствовал масштабы своей власти. Вся огромная территория Империи заключалась для него в больших, панорамных и голографических картах, на которые он в последнее время к тому же старался попросту не смотреть. Нет, Император за свое правление совершил большое количество поездок по различным мирам Империи и за ее пределы, но где бы он не был, он был в подготовленных для его визита местах.

Огромная, раскинувшаяся по огромному количеству миров Империя была для него лишь продолжением личных дворцовых покоев — две палубы императорского лайнера, многочисленные императорские резиденции и дворцы в других мирах — это все было специально для него. У него не было желания даже представить себе, насколько велика территория его страны — вся она ограничивалась лишь проходом из одних покоев в другие сквозь строй солдат охранной роты кавалергардов. Естественно, при таком порядке вещей окружали Императора люди, также подготовленные к общению с властителем — аристократы во многих поколениях, чиновники различных министерств и департаментов, а если и допускались к Его Величеству люди из народа, то только лишь после многочисленных проверок и инструктажей. Никаких лишних проявлений эмоций, все действия согласно дворцовому протоколу и в случае любых, даже выходящих за грани ситуаций, как недавний бросок графина — абсолютная невозмутимость. Подобострастие. Готовность к полному подчинению и выполнению любых указаний. Показное почтение и восхваление мудрости правителя. Все было привычно.

Недавняя инициатива из департамента стратегического планирования — программа «Империи нужны Герои», внесла некоторые коррективы в качество присутствующих гостей. Эмоциональный фон приема сегодня неуловимо отличался от привычного властителю, и он это наверняка почувствовал бы чуть погодя, но прекрасная лазурная девушка, которая не смогла сдержать свое изумление, полностью завладела его вниманием. А еще, что было приятно, Императору доставляло удовольствие видеть, как тревожится за свою спутницу адмирал, совсем недавно произведенный в бароны. Молодой военный старался скрывать свои эмоции, но по его виду было видно, что он напряжен словно натянутая струна.

Император почувствовал, как на его губах невольно растягивается довольная усмешка. Резко поднявшись, он развернулся и пошагал в свои покои. По пути правитель почувствовал сильнейшее возбуждение, а когда оказался у себя в кабинете, начал мерить шагами пространство вокруг стола. Он не знал, зачем позвал незнакомку, но знал, что что-то сейчас произойдет. Что-то такое, вырывающееся из рамок привычного мира.

Гостья не заставила себя долго ждать — распахнулись высокие резные двери и по жесту церемониймейстера она вошла, даже нет — вплыла и, пройдя несколько шагов, замерла, опустив взгляд. Щеки ее по-прежнему заливал яркий румянец. Император, до того как высокие резные двери кабинета захлопнулись, успел заметить маячившего в приемной адмирала, которому сам сегодня повесил на грудь Галактический Крест. Возбуждение Императора от осознания того, что спутник незнакомки ждет ее совсем рядом, усилилось еще сильнее.

— Леди Лавиния, — неожиданно вспомнил император имя красавицы.

— Да, ваше величество, — негромко проговорила она, не поднимая взгляд.

Император подошел к ней почти вплотную и глубоко вздохнул. Неожиданно он захотел дотронуться до девушки и ему стоило серьезного усилия сдержаться.

— Я очень рад вас видеть у себя в гостях, леди Лавиния, — отойдя на шаг, произнес император.

— Я безмерно счастлива этому, ваше величество, — также негромко ответила девушка.

Правитель чуть склонил голову и медленно, шаг за шагом, пошел вкруговую вокруг гостьи, наслаждаясь практически нескрываемыми эмоциями, которые она сейчас испытывает. Остановившись за спиной леди, император пристальным взглядом оглядел Лавинию с головы до ног, надолго задержавшись на изгибах талии и бедер. Внимание властителя приковало и своеобразное платье, которое жило своей жизнью, невесомо колыхаясь, местами то и дело с невероятной плотностью прижимаясь к владелице. Император с замиранием сердца понял, что уже не в силах сдерживаться и сделав еще шаг, легко прикоснулся к спине девушки, спуская ладонь все ниже. Когда рука императора достигла упругих ягодиц, леди даже перестала дышать.

Уже дрожа от возбуждения, правитель отпустил руку и сделал еще шаг, встав чуть сбоку от девушки. Она по-прежнему стояла, опустив взгляд, но сейчас правитель уже кожей ощущал исходящий от нее… страх? Это было настолько неожиданно, что Император замер, разбираясь уже в своих эмоциях. За последние несколько лет он так свыкся со своим страхом, привыкнув прекрасно маскировать его под маской невозмутимости или утомленности, что чувствовать чужой было неожиданно и…. и чувство чужого страха, притом настолько яркого, доставляло непередаваемое наслаждение.

Император медленно, как во сне, протянул руку, коснувшись шеи девушки. Неожиданно она дернулась, пытаясь отстраниться, но вовремя опомнилась, замерев. Правитель между тем медленно повел пальцами по тонкой, изящной шее, не торопясь через ткань исследовал ямочки ключиц и опустил ладонь еще ниже. Легкими, почти невесомыми движениями он коснулся притягательного полушария под платьем, а после накрыл его, сильно прижав. Чуть спустив руку вниз, он почувствовал приятную тяжесть груди и крупно задрожал. Практически не контролируя больше себя, купаясь в наслаждении от страха леди, он положил на ее грудь вторую руку. Так как платье было без декольте, с глухим воротником, пришлось его задирать, поднимая непослушную ткань. Сопротивление не желающего подчиняться наряда лишь распалило Императора и он, глубоко дыша, справился лишь через несколько — зажмурившаяся от испуга Лавиния стояла неподвижно, а платье было комком собрано вверху, прижимая к телу груди — Император уже забыл, что хотел прикоснуться к ним, все его внимание сейчас занимал небольшой лоскут ткани на бедрах. Раздался треск, и невесомая деталь туалета отлетела в сторону, а леди, повинуясь нажиму императора, развернулась и наклонилась. Недостаточно низко — резкий толчок правителя заставил ее уткнуться лицом в полированную поверхность стола. От звука удара Император распалился еще больше, торопливо освобождаясь от мундира.

Через несколько секунд раздался сдавленный стон — Лавинии было больно, но Императора это только подстегнуло — он рванулся еще несколько раз и почти сразу зарычал, не выдержав — все его тело забилось в конвульсиях от накрывшего его наслаждения. Переждав несколько секунд, правитель снова начал двигаться, резко, грубо. Не выдержав, он схватил леди за длинные волосы, притягивая их на себя. Снова стон, и снова Император почувствовал подходящую волну наслаждения. Некоторое время он равномерно двигался, а потом вдруг почувствовал усталость, обыденность и даже некоторую долю отвращения к распростертой перед ним девушке, у которой вокруг шеи до сих пор было собрана комом лазурная ткань платья. Правитель замер на мгновенье, пытаясь понять, что с ним произошло. После, инстинктивно дернувшись еще несколько раз, он посмотрел на выгнутую спину леди, на которой дугой выделялись позвонки.

Отвращение и раздражение.

Снова тупая покорность, никаких эмоций — скривившись, понял причину своего разочарования в процессе правитель. Отстранившись, он вновь не удержался от гримасы отвращения к произошедшему, которое понемногу начинало его переполнять. Снова бросив взгляд перед собой, он воззрился на безвольно выгнутую спину с острыми позвонками. Всего несколько минут назад неотразимая леди сейчас лежала безвольной неуклюжей куклой, покорившись судьбе, загнав свои эмоции глубоко внутрь и больше не показывая их.

У Императора, естественно, были женщины, и много. Пытаясь угодить правителю в постельных утехах, фаворитки шли на немыслимые ухищрения, пытались угадывать желания властителя. Демонстрируя свои эмоции, они кричали, визжали, но в их действиях правитель подспудно чувствовал фальшь. И вот вроде бы сейчас, когда удалось получить истинное наслаждение, Императора едва не выворачивало от омерзения — настолько ему была противна лежащая перед ним с тупой покорностью девушка. Но вдруг, повинуясь некому мимолетному импульсу, он потянулся к ней и с силой схватил за талию, чуть выше места, где выпирала косточка, сильно сжал кожу, чувствуя, как она стягивается под его пальцами. Раздался болезненный возглас, леди попыталась выгнуться, извернуться, убежав от боли, но Император от этого еще крепче вцепился в нежную кожу. С удивлением и вновь нарастающим возбуждением ощущая даже некоторое сопротивление. Несерьезное — он справился с ним через пару мгновений, а после, вдруг отстранившись и пристроившись к леди снова, помогая себе рукой, очень резко дернул бедрами вперед и почти сразу же от стен кабинет отразился никак не сдерживаемый крик непереносимой боли.

Через несколько часов Император чувствовал еще большее омерзение. Но в то же время его не покидало сладкое послевкусие удовлетворенности в груди. Правитель одновременно терзался произошедшим, то чередуя отвращение к обнаженной девушке, которая сейчас недвижимо лежала на полу, не обращая внимания на свои бесстыдно раскинутые ноги, то наслаждаясь невероятной теплотой, когда перед глазами вставали картины произошедшего. Удалившись к себе в покои, правитель в этот вечер принимал ванну гораздо дольше обычного — он чувствовал себя грязным. Но впервые за несколько лет сон его был глубок и спокоен.

В отличие от Императора, у адмирала Кортеза, новоиспеченного барона Лточен, не было даже желания хоть на мгновенье сомкнуть глаза. После того как перед ним захлопнулись двери императорских покоев, предельно вежливый и настойчивый церемониймейстер приказал одному из придворных сопроводить адмирала к боллерту, который доставил его в департамент геральдики, где некоторое время было потрачено на получения всех регалий, оформления документов, герба и прочие формальности. Происходящее Кортез практически не запомнил — перед его глазами стояла картина того, с каким выражением смотрел Император на его невесту. Гоня от себя прочь разные мысли, адмирал, закончив с формальностями, попробовал было снова попасть во дворец. Но неудачно — высочайший прием уже закончился и боллерт развернули на самой границе зоны безопасности дворцового комплекса.

Кортез, снедаемый тревогой, сомнением и ужасаясь мыслям, которые приходили ему в голову, отправился в гостиницу. Практически до самого утра он мерил шагами гостиную огромного люкса, двигаясь уже механически и просто стараясь ни о чем не думать.

Сверкающий боллерт с эмблемой императорского гаража появился с первыми лучами рассвета, зависнув у персонального воздушного причала, которым был оборудован каждый номер-люкс в гостинице. Распахнулся боковой люк и на широком трапе появилось два кавалергарда в закрытой броне. Несколько тягостных мгновений ожидания, и в темном проеме выхода показалась Лавиния. Бледная девушка двигалась осторожно, будто была невероятно хрупкой и от каждого движения могла рассыпаться. Она шла практически на негнущихся ногах, немного неуклюже. Словно опасаясь делать резкие движения.

Повинуясь импульсу, Кортез рванулся невесте навстречу, пробежал несколько шагов и остановился у распахнутой прозрачной двери террасы. Лавиния, сойдя по трапу на открытую площадку, прошла несколько шагов и остановилась. Она смотрела прямо, но не в глаза жениху, а как будто через его плечо. Отказываясь верить своим предчувствиям, Кортез остановился. Кавалергарды между тем исчезли в боллерте, боковой люк закрылся и изящная машина, мягко завалившись вбок со снижением, отвалила от причала гостиничного номера, сверкнув золотыми вензелями императорского герба на брюхе и набрав скорость, через пару мгновений превратилась в точку на фоне белесого рассветного неба, а после и вовсе исчезла из виду.

Несколько томительных минут Кортез неподвижно стоял, разглядывая свою невесту, которая по-прежнему смотрела куда-то ему за плечо, избегая требовательного взгляда. Вдруг Кортез заметил, как по щеке девушки одна за другой сбегают слезы. Рванувшись вперед, он в два шага преодолел разделяющее их расстояние. Стоило только ему обнять невесту, как адмирала словно разрядом пронзило.

Он уже не боялся своих мыслей и догадок. Он знал. Это был даже не запах, а некое животное ощущение. Адмирал просто почувствовал, что оправдались самые страшные его опасения. Лавиния же, оказавшись в объятиях жениха, не выдержала и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.

Они простояли на террасе долго. Очень долго — оба боялись разомкнуть объятия — ведь тогда придется посмотреть друг на друга.

— Мне нужна медкапсула и коррекция памяти, — первой, тихим шепотом нарушила молчание Лавиния. — Пожалуйста, — еще тише прошептала она и вновь расплакалась.

Кортез, замерший изваянием, через некоторое время смог сглотнуть. И вдруг вспомнил разговор с лордом Растером, который состоялся и недавно, и одновременно очень давно. В той, прошлой жизни, которая сейчас разделилась на два отрезка — «до» и «после».

Мысли адмирала устремились далеко-далеко, и в то же время нахлынуло чувство тоски — Кортез понимал, что в ближайшее время путь на Целесту ему закрыт — это будет выглядеть слишком подозрительно. Придется ждать. А учитывая жжение ненависти, это будет невероятно сложно.

В этот самый момент, во дворце на другом конце планеты открыл глаза Император. Полежав немного, испытывая блаженство от осознания того, что за всю ночь он ни разу не проснулся от боли, страха или от бешеного стука сердца в груди, правитель снова закрыл глаза, прислушиваясь к себе. Страх никуда не ушел, он просто спрятался. Где-то глубоко в груди чувствовалась его тяжесть, но она моментально глушилась сладкой истомой лишь при кратком воспоминании о произошедшем вчера. Полежав немного, Император поднялся с кровати. На губах его блуждала слегка рассеянная улыбка.

В этот день уже почти отчаявшийся министр обороны все-таки сумел получить целых четыре минуты внимания Императора, который мимоходом подписал сразу около десятка приказов. Одним из которых был приказ о начале освободительной операции в Диких Мирах.

Уже через несколько минут после этого миллионы человек объединенной группировки Третьего и Седьмого Флотов под рев боевых сирен, вызывающих дрожь предвкушения битвы, занимали свои места в кабинах истребителей, штурмовиков, в десантных капсулах и в рубках боевых кораблей. Разворачивались соединения, бригады и полки, размахиваясь для удара по оборонительным станциям и укрепленным планетам аннексированных систем Диких Миров всей силой имперского оружия.

Сам владыка в это время стоял на балконе своего дворца и, подставив лицо легкому ветерку, с удовольствием вспоминал вчерашний вечер. Странно, как это раньше не пришло ему в голову — чтобы приглушить собственный страх, достаточно чтобы все вокруг заполонил чужой. Именно приглушить, не избавиться — думая над этим, Император чувствовал внутри тот липкий противный ком, который никуда не ушел.