Глава XIV. «Ночь в Шэньчжене»

В один из дней мне позвонил старый друг Пэн Сяодэн из ZTE, мой китайский Пушкин. В коротком телефонном разговоре он пригласил меня приехать к нему в Шэньчжень. Звонил он в четверг, и встреча на выходных в мои планы не входила, однако отказаться от нее я не мог, ведь Пэн тоже был объектом разработки. В его голосе я уловил нотки волнения и крайней заинтересованности во встрече. Он предложил пересечься в том же месте, где мы встречались последний раз, – элитный бар недалеко от офиса, где он трудился.

Переиграв планы, в субботу я отправился на поезде в Шэньчжень и всю дорогу думал о предстоящей встрече. В последнее время мы с Пэном общались только по телефону, и его внезапное приглашение меня заинтриговало. С чего вдруг он, молодой повеса, никогда не испытывавший проблем с деньгами и друзьями, позвонил мне, иностранцу, и назначил встречу? Соскучился? Нет, не его стиль. Что-то здесь было не так.

На всякий случай я приехал к месту встречи на час раньше и устроился в кафе напротив бара, где была назначена встреча. Я внимательно наблюдал за входящими и выходящими из того заведения людьми. Таковых было всего несколько человек. Спокойно потягивая жасминовый чай, я внимательно разглядывал прохожих и ждал Пушкина, желая проверить, нет ли за ним хвоста. За полчаса до встречи я обратил внимание на малоприметного мужичка, нервно курившего на углу улицы и иногда бросавшего взгляд в сторону бара. Глядя на него, я не стал делать никаких выводов, спокойно продолжая ждать появления моего однокашника. За пять минут до назначенного времени на углу улицы, с противоположной стороны от места, где стоял куривший наблюдатель, появился Пэн Сяодэн.

Он шел быстро, суетливо, явно волнуясь. Неприметный китаец, завидев его, быстро перешел улицу, пропав из моего поля зрения. Сзади за Пушкиным, метрах в пяти, почти в такт его шагам шел другой человек. На послеобеденной, почти безлюдной улице трудно было не обратить на него внимание. Сомнений не было – за Пэном следили.

Моменты слежки и ухода от нее я на совесть отрабатывал в Москве и Подмосковье, часами накручивая километры по улицам. За все время работы «в поле» я ни разу не привел «топтунов» на объект. Мое умение уходить от хвоста Минин даже называл талантом. Это признавали и следившие за мной наши контрразведчики, опытные спецы, изловившие не одного шпиона. Мне же это не казалось никаким талантом: обычная добротная работа, которую я воспринимал как соперничество, как соревнование. Я не позволял себе халтурить: не спускался в метро, не запрыгивал в вагон последним, как это делают в кино «опытные» разведчики. Я отдавал себе отчет в том, что не везде, где я буду работать, специально для меня будут строить метро…

Пэн Сяодэн вошел в бар. Китаец, шедший за ним, сбавив темп, прошагал мимо. «Если китаец не пошел за ним, значит, внутри уже есть кому встретить», – подумал я. Прямо перед моим окном неожиданно промелькнул тот самый китаец, который курил на углу. От неожиданности я немного дернулся.

Я взял небольшую паузу на размышление. Кому и зачем понадобилось следить за советником вице-президента по стратегическому развитию крупнейшей телекоммуникационной компании? И почему он позвонил мне? Подстава? Вряд ли. Если бы хотели схватить меня, не стали бы так усложнять. Дело не во мне. Пэна пасут, и его телефон наверняка на прослушке, а значит, те, кто это делает, по-любому знают, что он звонил мне, и точно знают о предстоящей встрече. Я, разумеется, предупредил Минина, так что если со мной что-то случится, он узнает об этом.

Допив чай и оставив под стаканом пятьдесят юаней, я быстро пошел через кухню кафе в подсобку. Предварительно я под видом поиска туалета выяснил, что там имеется черный ход. Выйдя через этот запасной выход на соседнюю улицу, я быстрым шагом прошел пару кварталов и поймал такси. Я хорошо знал этот район. На всякий случай соврал водителю, что заблудился, и продиктовал название улицы и номер дома, где находился бар. Счетчик просил не включать, чтобы не было ясно, откуда меня привезли. Вряд ли бы таксиста стали расспрашивать, но, как говорится, береженого…

Я вошел в бар. Здесь царила полусонная атмосфера, играла легкая музыка, официантов не было видно, бармен, сидя за стойкой, спал. Из двух десятков столиков заняты были только три: за одним сидела парочка, неумело изображающая влюбленных, за другим – китаец средних лет, возившийся с телефоном, за третьим, полубоком, изучая меню и не обращая внимания на вход, – Пэн Сяодэн. Я широко улыбнулся и вальяжной раскачивающейся походкой направился к нему.

– Ура президенту! – сказал я незатейливо, как ни в чем не бывало.

– Ой, – нервно дернулся китаец, – ты меня напугал, – напряженно и скованно произнес он.

– Прости, хотел пошутить, – улыбаясь еще шире, извинился я. Мы обнялись. – Давно ждешь? – поинтересовался я, высматривая официанта и усаживаясь в кресло.

– Нет, только пришел.

В полутемном помещении Пушкин почему-то оставался в темных очках, и я указал ему на это. Он молча приподнял их, показывая красные, как флаг Китая, глаза. Было ясно, что он не спал несколько дней.

– За мной следят, – едва шевеля губами, произнес Пэн.

Я в знак понимания сказанного им многозначительно моргнул. Не зная, успели ли те, кто за ним следил, «зажучить» бар, но на всякий случай решил не говорить на эту тему вслух. Пэн это понял.

– Ты че такой грустный? Снова нанюхался всякой гадости? – наигранно и громко спросил я, понимая, что те, кто за ним следит, явно не полицейские, решившие взять его за наркоту. И не контрразведчики – те работают значительно профессиональнее.

– Нет, – отмахнулся китаец.

– Давай по вискарю? – предложил я.

– Можно, – безразлично согласился Пэн, не отрывая взгляда от меня.

Мы заказали бутылку «Чиваса». Пока бармен, вынужденно прервавший свой послеобеденный сон, медленно откупоривал и наливал нам по стаканам, Пэну кто-то позвонил. Образовавшуюся паузу я решил использовать для обдумывания дальнейших действий.

По первым минутам нашей встречи я почувствовал, что китаец хочет сообщить мне нечто важное. В баре это делать было крайне рискованно. Нужно было как-то свалить оттуда и оторваться от хвоста. В принципе можно было снова податься в кафе напротив и проделать маршрут, подобный тому, что я крутанул полчаса назад. Но, не найдя нас внутри кафе напротив, люди, идущие по пятам у китайца, наверняка начнут расспрашивать персонал, что и как. Те отрапортуют, что я терся там битый час, попивая жасминовый чай. А это палево. Я хлебанул полстакана вискаря с уже подтаявшим льдом. Пэн, окончив разговор, тоже взял стакан и протянул ко мне, желая сказать тост.

– За дружбу! – негромко произнес он.

«Вот тебе раз: за дружбу», – подумал я про себя. Вляпался в какое-то дерьмо и дружбу вспомнил. Если я из-за него провалюсь, Минин меня закопает. Даже если придется отыскать мой труп на другом конце планеты, он все равно это сделает.

Мы выпили за дружбу и налили еще. Пэн был одновременно напряжен и подавлен. Нужно было срочно увозить его с этого полумрака. У меня созрел план.

– Знаешь, Пэн, а ты подлец. – Поднимая вновь наполненный стакан, я приступил к реализации задуманного. Он посмотрел на меня, словно на смерть. Я почувствовал это, даже не видя его глаз. Съежившись, как высохший на солнце абрикос, он готов был зарыдать. Его воля была сломлена.

– Не понял, – ответил он недоумевая.

– Помнишь, я давал тебе диск Джан Хуимэй с ее автографом? – спросил я, наклоняясь к нему и напев для реалистичности мотив, покачивая при этом головой, намекая, чтобы он согласился. Пэн скривился, не понимая, к чему я веду, но на всякий случай согласился:

– Да.

– И где он? – поинтересовался я, повышая тон.

– Дома.

– Дома?

– Дома! – как попугай повторил Пэн, раздражаясь такой игре слов.

– Заметь, у тебя дома! Ты его на сколько брал?

– Ааааа, я забыл, извини. Точно, я хотел ведь сегодня его взять и забыл, – начал оправдываться китаец.

Он смекнул, что я задумал слиться из бара. Учась в Харбине, мы с ним иногда применяли такие трюки, когда надо было избавиться от общества стремных телок.

– Ты всегда так говоришь, а, между прочим, диск с ее автографом сейчас стоит очень дорого. Или, может, деньги для тебя потеряли ценность? Да что я спрашиваю? Конечно, потеряли! – ответил я сам на свой же вопрос, разводя руками по сторонам, изображая разочарование поступком друга. Меня порадовало, что Пэн не стал глупить и подыграл.

– Че ты смотришь? Расплачивайся, поехали за диском, друг, – приказал я.

Пэн быстро достал пухлое портмоне, напичканное золотыми кредитками разных банков, но расплатился наличными. Пока он возился со счетом, я незаметно стер со стакана отпечатки своих пальцев. Мы направились к выходу. Отойдя несколько шагов от столика, я заметил, что Пэн оставил недопитую бутылку.

– А вискарь где? – наигранно и громко крикнул я, так чтобы на нас обратили внимание, мол, все нормально, встретились старые друзья и собираются хорошенько выпить.

– А надо? У меня ведь дома есть! – резонно заметил китаец, но я решил не включать заднюю.

– А этот кто допивать будет? Иди, бери! – указал я рукой на столик.

– Хорошо, хорошо, что ты нервный такой?

– Я всегда нервный, когда выпью. А с тобой так совсем скоро истериком стану. Мой самый ценный диск не возвращает и спрашивает, что я такой нервный?! – крикнул я снова на весь бар, изображая сердитость.

На доли секунды задержавшись перед выходом из бара, я быстро проинструктировал Пэна:

– Слушай меня и делай как я. Быстро и без вопросов. Ясно? – резко спросил я.

– Ясно.

– Пошли!

Оказавшись на улице, я приобнял его за плечо, быстро оглядев все вокруг. На углу снова стоял китаец, завидев нас, он чуть оживился.

– Лови такси, – сказал я.

Пэн тут же взмахнул рукой, и на нашу удачу, сразу поймал машину. Мы быстренько погрузились на заднее сиденье.

– На вокзал, – объявил я таксисту и добавил: Поскорее, на поезд опаздываем!

Машина резко тронулась. Метров через сто мы поравнялись с местом, где курил китаец, но он куда-то испарился. Водитель оказался сообразительным и знающим город. Я достал из кармана сотовый телефон и вытащил из него батарейку. Пэн сделал то же самое и зачем-то разложил телефон и батарейку по разным карманам брюк. «У страха глаза велики», – подумал я.

– Там сейчас пробка при въезде на мост, – не оборачиваясь, сообщил таксист. Я об этом знал, поэтому и решил ехать именно туда, чтобы в самой пробке, если потребуется, выйти из машины и, против движения, уходить на своих двоих, но в последний момент изменил маршрут.

– Слушай, нам тут друга нужно забрать, давай за ним заедем? – предложил я таксисту.

– Не проблема! – крикнул он, вцепившись в рулевое колесо.

Для максимального сходства с нашими «бомбилами» ему не хватало только кожаной кепки. «Классно водит», – подумал я.

– На вот тебе две сотни, поезжай быстро, я точно не знаю, где он живет, но, если увижу, вспомню! – Я протянул таксисту пару красных купюр.

Он обрадовался щедрым клиентам.

– Здесь налево. – Таксист повернул. Мы петляли по улицам, поворачивая то влево, то вправо, проверяясь от хвоста. – Прибавь скорости, а то опоздаем, – подбадривал я таксиста.

Водитель гнал и потребовал пару сотен сверху, на штраф, если нас вдруг остановят. «Везде ваш брат одинаковый», – думал я, постоянно оборачиваясь и смотря в заднее стекло несущегося автомобиля. Вдруг из-за резкого торможения я ударился затылком о решетку, отгораживающую водительское сиденье от пассажирского. Пэн смотрел вперед, не успев подставить руки, он ударился об эту решетку лицом. Его солнцезащитные очки сломались на переносице. Из носа потекла кровь, губы тоже были разбиты. Я наконец-то отчетливо увидел его красные глаза, из которых, казалось, тоже вот-вот пойдет кровь. Бутылка виски скатилась с сиденья, но не разбилась. Нас остановила вынырнувшая справа, из подворотни, таксишка. Наш шофер стал орать матом на водителя, из-за маневра которого мы так встали.

– Не ругайся, объезжай слева, – указал я ему.

Проезжая мимо преградившей нам путь машины, я заметил, что в ней, кроме водителя, никого не было. Пропетляв еще минут двадцать, мы уехали в другой район города.

Расплатившись, отпустили такси и пошли пешком. Шли около получаса. Хвоста не было. За все это время Пэн не задал ни одного вопроса, он был занят своим разбитым лицом. Мне нравятся люди, которые в нестандартных ситуациях не задают лишних вопросов, тем более не паникуют и делают, как им велят, не демонстрируя «остроумия».

Оказавшись на незнакомой улице, мы зашли в местный барчик. Сели за один из свободных столиков, заказали бутылочного пива и попросили пару пустых стаканов для виски. Пэн налил нам по полстакана теплого напитка. Выпили залпом, запили пивом. Пэн скривился от боли: вискарь напомнил ему о разбитых губах. Накатив еще и отдышавшись, мы пришли в себя.

– Ну, ты даешь, – начал разговор Пэн. С красными глазами, разбитыми носом и губами он выглядел паршиво.

– Что? – спросил я, глотнув ледяного «Чинтао». Запивать теплый «Чивас» ледяным пивом – моветон, но в нашей ситуации это казалось приемлемым.

– Прямо как в кино, – выдавил он из себя, усмехнувшись.

– Какое кино, Пэн? Давай выкладывай, во что ты вляпался? – потребовал я с напором.

– Слушай, не знаю, с чего начать…

Мне показалось, что люди, следившие за Пэном, были обычными бандитами: как-то просто мы свалили от них, как от дилетантов. Я был готов к рассказу о большом долге, может, о проигрыше в казино или о проблемах с какой-нибудь проституткой. Хотя, если бы произошло что-то из вышеперечисленного, Пушкин вряд ли позвонил бы мне. В конце концов, у ZTE есть собственная служба безопасности, способная прикрыть своего человека в любой ситуации. Тут было что-то другое, необычное, внештатная ситуация.

– Начни сначала, – посоветовал я.

– Две недели назад я похоронил отца, – с нахлынувшей грустью начал Пэн.

– Я не знал. Извини, – немного растерявшись, тихо произнес я, никак не ожидая подобного начала.

– Его убили, – уверенно и спокойно, не дав мне опомниться, продолжил свой рассказ Пэн.

Снова повисла пауза. Взяв бутылку, он налил нам еще виски. Несмотря ни на что, мне казалось, что именно здесь он почувствовал себя в безопасности впервые за последние несколько дней. В предвкушении детективного рассказа я стал аккуратно заводить свои наручные часы «Patek Philippe» в стальном корпусе и, едва заметно нажав на кнопку, включил диктофон. Стрелки на циферблате забегали как сумасшедшие. Пэн скользнул быстрым взглядом по запястью моей левой руки.

– Выключи, – морщась от щиплющей боли, сказал он, глядя в стакан. – Не забывай, в какой компании я работаю. За последние несколько лет я провел очень много переговоров. – Он высокомерно усмехнулся, словно перед ним был пойманный за кражу варенья шалун.

Я выключил диктофон, не став ничего спрашивать.

– Я хочу попросить у твоей страны политического убежища, – прямо сказал Пэн.

Я, отпивая в этот момент виски, подавился и закашлялся. Впервые за восемь лет в Поднебесной я услышал из уст китайца это состоящее из четырех простых иероглифов словосочетание. Я, как бы невзначай, огляделся по сторонам, не смотрят ли на нас с какого-нибудь столика цепкие глаза наблюдателей.

– Ничего не понимаю, ты расскажи нормально, не волнуйся, здесь мы в безопасности.

– Я попробую… – выдыхая, согласился Пэн. – Последние два года я часто бывал в Америке. Мы лоббировали там наши миллиардные контракты, но Конгресс США инициировал против ZTE и наших конкурентов из Huawei специальное расследование.

Я знал эту историю, но из уст Пэна она могла бы звучать более интересно, чем читалась в Интернете. Ведь он был непосредственным участником событий.

– Американские военные, работавшие в тесном контакте с ЦРУ, раскопали для Конгресса США информацию, что ZTE и Huawei поддерживают тесные связи с Народно-освободительной армией Китая. После этого американцы ограничили нам доступ к своим сетям, передающим информацию государственного и военного характера. А когда Huawei решила купить американскую корпорацию «3COM», сделку из соображений национальной безопасности завернули. Такие же неудачи нас постигли в Великобритании, Австралии и Индии, там, где мы шли в военные проекты.

– А что, работу по выходу на иностранные рынки Huawei и ZTE проводят совместно? Какая между ними связь? – Я хотел понять точки пересечения телекоммуникационных компаний и военных.

– Связующих три: армия, министерство госбезопасности и разведка.

– Разведка?

– Да. Через подставные фирмы китайская разведка владеет контрольными пакетами этих компаний. И не только этих, они имеют весомые доли в Lenovo, TCL, Benq, Founder Group, Great Wall Group, Hedy, MicroGram, Galanz, Gree, Midea Hisense, Haier, Konka, Skyworth и еще целой массе мелких фирм.

– Понятно теперь, откуда такие агрессивные методы завоевания мировых рынков. С такой крышей можно на любые рынки идти без страха поражения, – стал я рассуждать вслух. – Но при чем тут компании по производству бытовой техники? – В теме, которую поднял Пэн, у меня не должно было оставаться вопросов.

– Мы для них делаем «закладки».

– Что делаете? – переспросил я, не поняв слово «закладки» на китайском.

– Извини, я тебя уже воспринимаю как китайца.

– Не думаю, что каждый китаец знает слово «закладка» на своем родном языке, – попытался я отстоять свой статус свободного владения китайским языком.

– Тоже верно, – соглашаясь, покачал головой Пэн.

– Объясни проще.

– Это такой… ма-а-а-ленький радиоэлектронный маяк. Понимаешь?

– Понимаю. А зачем на холодильник или на микроволновую печь устанавливать радиоэлектронный маяк?

– Вот тут-то и кроется смысл разведки. Ты слышал про «японское экономическое чудо»?

– Разумеется, слышал. Это период небывалого роста японской экономики.

Китаец усмехнулся.

– Не совсем так.

– Ты говоришь непрозрачно, яснее говори, – попросил я, понимая, что он знает что-то очень важное.

– Японцы встраивали и встраивают во всю свою технику специальные «закладки», – китаец снова употребил это спецслово, уже понимая, что я знаю его смысл, – которые издают электромагнитное излучение.

– А зачем оно?

– Они поставляют свою технику на многие мировые рынки и с помощью маяков, издающих электромагнитное излучение, губят любую иностранную технику.

– А как? – поинтересовался я.

– А так: если у техники нет защиты от подобного излучения, она под долговременным воздействием «закладок» ломается.

– Чертовщина какая-то, – сказал я по-русски. Рассказ Пэна звучал для меня как откровение. До этого дня я даже не задумывался о подобных вещах. Впрочем, в разведке я перестал удивляться многим вещам.

– Что? – спросил китаец, услышав русское слово.

– Ты говоришь странные вещи, – пояснил я примерный смысл слова «чертовщина», не зная, как перевести его на китайский буквально.

– Знаешь, меня и моего руководителя готовят к переговорам около ста маркетологов, прекрасно разбирающихся в рынках многих стран.

– И что? – спросил я, не понимая, при чем тут он, маркетологи, разведчики и военные.

– Знаешь, что такое емкость рынка?

– Знаю. Не забывай, в какой компании я работаю, – сказал я словами Пэна, как бы ему в отместку за «спаленный» диктофон.

Наша консалтинговая компания регулярно проводила маркетинговые исследования для российских компаний и компаний из стран СНГ, планировавших выход на китайский рынок.

– Так вот за эти доли японцы в свое время воевали очень агрессивно. Они поставляли технику, при этом ломая чужую. Например, вашу, русскую, зомбируя людей на мысль о том, что «сделано в Японии» – это отлично, а «made in USSR», – произнес Пэн по-английски, – это плохо.

– Дальше, – заинтересованно попросил я.

– Дальше все, что было в ваших домах: холодильники, телевизоры, радиоприемники, часы, – после появления японской техники выходило из строя. А японское работало.

Я мгновенно вырыл из памяти момент, как в девяносто первом году отец получил в подарок бордовый магнитофон от дяди Володи, который жил в Находке и ходил по купленному паспорту моряка в Японию. Приводя школьных друзей, я показывал им надпись на тыльной стороне магнитофона, где красовалось «Мадэ ин Жапан». Мы жили бедно: у нас был маленький черно-белый телевизор, который сломался через три недели после появления японского чуда техники. После этого отец, чтобы мы посмотрели кино или программу, бил по «телегробику» своим сильным кулаком. А чтобы посмотреть что-то, кроме программы «Поле чудес», приходилось переключать канал, используя необычный пульт – плоскогубцы. Я продолжил диалог:

– При чем тут доля рынка?

– При том, что спрос на вашу продукцию падал, а на японскую рос. Ваши предприятия становились неконкурентоспособными. А когда развалился Союз – многие просто разорились! – вещал Пэн.

Я все последовательно запоминал. «А он-то не так прост, как кажется. Вот тебе и повеса, вот тебе и наркоман», – подумал я про себя.

– Ты мне не верь и не думай. Просто слушай, – попросил китаец, почуяв во мне сомнение.

Хотя для меня вопрос веры в его словесном потоке был не главным. Мне нужно было максимально полно снять с него информацию и передать ее в Центр. Вот и пусть там ломают голову над всеми этими загадками. «Интересно, сколько Минин будет смеяться над этим моим сообщением?» – снова подумал я, пока Пэн заказывал вторую бутылку крепкого алкоголя. Он был нужен для беседы. И мне, и ему.

– У них нет «Чиваса», – выбил меня из размышлений Пэн.

– Закажи что есть, главное, зерно с виноградом не мешать. Вискарь с пивом можно, – серьезно выдал я, вроде как эксперт винно-водочных наук. Он заказал коньяк.

– Коньяк – это виноград, я же сказал: зерно! – выпалил я. Пэн попросил официанта принести виски. Нам принесли «Jim Beam».

Пусть так, главное, не виноград. Добрый бурбон: легкий цветочный с древесными нотками аромат, и благодаря кукурузе сладкий, индивидуальный вкус. Мы оба были устойчивыми к алкоголю и решили пить бурбон, не разбавляя колой и прочей гадостью. Чередовать с пивом тоже не стали.

– Ты говоришь, спрос на собственную продукцию в Союзе падал, предприятия закрывались, а при чем тут разведка?

– Ресурсы! – в одно слово ответил собеседник. Я стал понимать, что не я веду беседу, а он.

– Ресурсы у Японии мы не покупали, – пояснил я.

– Вэй Мин, – строго обратился ко мне Пэн, – Японии нужны были ваши ресурсы. А тратить на них свои подтвержденные золотым запасом йены они не хотели. Товар. Понимаешь? Обменять все на товар, который скупался вами массово, – вот что нужно было Японии.

– Ну так мы же тоже оставались в выигрыше? – ответил я, пытаясь интуитивно, на ходу анализировать ситуацию.

– В каком?

– Мы меняли ресурсы на товар.

– Меняли, – повторил Пэн. Он смотрел на меня красными от нескольких дней бодрствования полупьяными глазами, сохраняя при этом четкость повествования. – Не злись, но, по правде сказать, ты не знаешь экономики, – сказал он философски, словно победитель честной европейской дуэли.

Я и вправду не знал экономики настолько глубоко, насколько ее знал Пэн. Того, чего мне хватало для хитрых трюков с проститутками на Хайнане, и того, что позволило создать крупнейшую консалтинговую компанию в Китае, – было мало. Передо мной сидел человек, за которого я решал в Харбине все лабораторные по химии, но который теперь по знаниям экономики моей же страны был заметно грамотнее меня.

Алкоголь ударил мне в голову. Наверное, паленый. Я улетал на глазах. «Собраться!» – приказал я себе мысленно и, пока Пэн вертел в руках стакан, незаметно достал из кармана «синявку» и, делая вид, что сморкаюсь, съел ее. Минин в свое время рассказал мне про таблетку, разработанную одним из наших институтов теоретической и экспериментальной биофизики. «Синявка», четко рассчитанная на мой вес, восемьдесят шесть килограммов, способствовала вытрезвлению на молекулярном уровне, а называлась так из-за синего цвета – под «Виагру». Я стал быстро приходить в себя.

– Экономика, – проговорил я вслух последнее сказанное китайцем слово.

– Они меняли свою электрическую дребедень на ресурсы. А обрабатывали они это сырье уже на своих предприятиях, расположенных в непосредственной близости от японских портов.

– Но мы-то все равно зарабатывали? – спросил я.

– Да, но сырье не повышалось в стоимости и у вас не создавались рабочие места. Несколько кубометров вашего леса уходили к ним всего за один телевизор. Лес восстанавливать тридцать-сорок лет, а телевизоров за один день можно собрать очень много.

– Это все тебе твои маркетологи рассказали?

– Не только это.

– А что еще?

Пэн снова усмехнулся:

– Ну, например, что 70 % россиян совсем не пользуются Интернетом и всего лишь 11 % пользуются им ежедневно. 80 % интернет-трафика в России – скачивание порно, а доля спама составляет почти 90 %.

– Ну и что такого? У вас в деревнях до сих пор не все знают, что такое Интернет, не так, что ли?

– Да не сердись ты! – попросил китаец, явно не желая задевать меня.

– Не сержусь. Послушай, ну если японцы делали все так, как ты говоришь, как вы, китайцы, узнали их секреты?

– С началом реформ Китай стал приглашать иностранных партнеров, создавать совместные предприятия. Рабочая сила дешевая, электроэнергия копейки, налоговые льготы широчайшие, вот все и полезли к нам. В особенности японцы.

– И?

– Я точно не помню всех юридических тонкостей, но иностранцам нужно было брать в штат половину китайских сотрудников. Не только рабочих, но и инженеров, конструкторов, управленцев.

– Внедрять своих рабочих, чтобы те воровали технологии?

– Не воровали! – возмутился Пэн. – А изучали, перенимали опыт, – осторожно подбирая слова, уточнил он.

– Да ладно, весь мир знает, что китайцы воры, – уколол я.

– А русские алкоголики! – парировал китаец.

– Вообще-то я вас, китайцев, понимаю, – начал рассуждать я. – Изучение одних только иероглифов занимает столько времени, что европейцам можно выучить наизусть всю «Войну и мир». Пока вы учите все эти закорючки, другие уже овладевают профессиональными предметами. Из-за иероглифов вы заметно отстаете в развитии, тебе так не кажется?

– Если бы ты знал трактаты Сунь Цзы, ты бы так не говорил. Зачем разрабатывать самим, когда можно украсть?

– Так все-таки воруете? – поймал я китайца.

– Перестань, – не желая спорить, пресек Пэн.

– Ладно, давай про японцев, – предложил я вернуться к теме.

– Мы перенимали их опыт: наши инженеры узнали о том, что японцы активно применяют в производстве электроники и техники «закладки». Нам удалось создать защиту от «закладок», которая со временем становилась все совершеннее и совершеннее. Японцы не могли ничего нам предъявить, мы их переиграли, – со сдержанной гордостью говорил китаец. – Когда мы завладели этими секретами, началась эра стремительного роста китайских телекоммуникационных компаний. Даже американцы, к тому времени массово закупая комплектующие для своих крупнейших компаний, стали нас побаиваться.

– Китайские компании развиваются стремительно, с этим не поспоришь. Но почему ты до сих пор не уехал в США? – поинтересовался я.

– Я же тебе рассказывал, как отец меня пристроил в компанию? Он военный генерал, был советником министра обороны Лю Гаочана. Как я мог уехать? Хотя, если честно, из-за этого весь сыр-бор и начался. Мною всегда интересовалось ЦРУ.

– Вербовали? – спросил я, зная ответ почти наверняка.

Китаец молча покачал головой в знак согласия.

– А ты что?

– Отказался. Они взялись за меня основательно. Нарыли столько всего, что я даже испугался привлекать нашу службу безопасности. Боялся не только за себя, но и за отца.

– А с отцом что приключилось?

– В очередной раз ответив отказом, я спровоцировал их на «серьезные и решительные», как они выразились, действия.

– Убить генерала китайской армии?! Извини, но я не верю в это! – ответил я, сомневаясь в правдивости излагаемой Пэном теории.

– Официальный диагноз: сердечный приступ, – сказал, как бы упрекая самого себя за смерть отца, Пэн.

Минут десять мы сидели молча: я смотрел по сторонам, а Пэн передвигал по столику стакан, как будто играя в какую-то игру.

– Знаешь, в квартире я обнаружил остатки электромагнитных частиц, – продолжил Пэн.

– И что это значит?

– Только то, что моего отца убили, замаскировав это под естественную смерть.

– Люди, следившие за тобой в том баре, были из ЦРУ? – задал я вопрос в лоб.

– Ты их тоже заметил?

– Конечно, заметил, кто после обеда в сонном заведении будет тратить время на что-то, кроме службы?

– Не знаю, кто они такие, но они преследуют меня везде.

– Знаешь, из твоего рассказа я понимаю, зачем ты ЦРУ.

– Да, по своей должности я посвящен во многие вопросы разработок ZTE, в том числе и в военные.

Пэн давал понять, что он не секретарь на побегушках, а один из ключевых сотрудников компании, а я продолжал его расспрашивать:

– Что за военные разработки?

– Новейшие технологии передачи данных. Слышал про такие?

– Нет.

– То, что нам не дали сделать со своей оборонкой американцы, индусы и другие страны, мы успешно провернули в России.

– Что именно, а главное – как? – поинтересовался я.

– В прошлом году мы подписали контракт с «РосВоенТелекомом», оператором, предоставляющим услуги связи для Минобороны России.

– И кто же разрешил провести такую сделку?

– Этот вопрос не главный. Главное, что теперь мы имеем возможность слушать все ваши военные переговоры, имеем доступ к секретным линиям связи, в том числе и правительственным. Ты еще не понял, что любая сотовая сеть, работающая на нашем оборудовании, любые серверы или дата-базы занимаются мониторингом в пользу спецслужб Китая? Функциями шпионажа снабжены даже обычные китайские сотовые телефоны.

– Поясни.

– Я не знаю, насколько хорошо ты подкован в технике, но смысл таков. Вся поверхность Земли поделена на спутниковые соты, и по сигналу из космоса без ведома владельца вся информация с его компьютера скачивается на определенный сервер в Китае. Вместо информации же закачивается масса вирусных программ для дальнейших веерных рассылок. При очередном подключении компьютера к локальной сети или Интернету вирусы начинают распространяться с огромной скоростью, заражая другие компьютеры. Сам понимаешь, с тем количеством наших компьютеров, серверов и сотовых телефонов, находящихся в России, МГБ достаточно пустить сигнал на спутник, и киберакция приведет к обрушению интернет-серверов, линий и узлов связи на всей территории России. Начнись война – у вас просто не будет связи: наша военная разведка будет знать каждый ваш шаг.

– Все так серьезно?

– Гораздо серьезнее, чем ты думаешь, – уверенно пояснил китаец.

– Но ведь наши спецслужбы выдают сертификаты и перед установкой тестируют подобное оборудование. Как вы подписали контракт с «РосВоенТелекомом»? Кто вам позволил поставлять оборудование с «закладками»?

– Не смеши меня! Ты сам знаешь, как у вас все покупается! – хмыкнув, рассмеялся китаец. Я строго посмотрел на него, взглядом призывая объяснить сказанное. – Здесь, – он достал флэшку, – данные о том, кому, куда, когда и сколько было заплачено. Мне известно, что несколько из участников переговоров – сотрудники ГРУ. Слышал про такое?

– Слышал. Это военная разведка.

– Правильно.

– В обмен на политическое убежище я предоставлю эти данные вашим спецслужбам. Также я готов передать всю информацию об исследованиях по «закладкам». Ну и самое главное: у меня имеются данные об испытаниях целенаправленного сближения спутников на орбите – это будет вам особенно интересно.

– Что это такое?

– Это закрытые разработки, которые мы проводили для космических войск. Теперь наши космические аппараты могут снимать информацию с вражеских спутников.

– И с российских?

– Я же сказал: со всех!

– Выходит, речь идет о спутниках-шпионах?

– Да, цель применения таких спутников – техническая разведка. Никакой официальной информации об эксперименте ты нигде не найдешь. Интересно?

– Интересно, – признался я.

– Скоро в Китае пройдут эксперименты по отработке взаимодействия спутников с секретными наземными военными рентрасляторами и компьютерами, работающими на всей территории России.

– И все это у тебя на флэшке?

– Да.

– Тебе не кажется, что, пока мы с тобой здесь разговариваем, люди, убившие твоего отца, легко завладеют этой информацией с твоего домашнего или рабочего компьютера?

– Я ее нигде больше не сохранил, только на флэшке.

– Это не очень хорошо, – произнес я пьяным голосом.

– Почему?

– Потому что нас с тобой застрелят, а флэшку заберут. И все.

Мы оба замолчали. Я обдумывал план действий. Информация, о которой говорил Пэн, была крайне важной, и заполучить ее нужно было любой ценой. Что было у него на флэшке, я не знал. Вдруг он просто блефовал?

– Может, поедем к тебе, а завтра ты отведешь меня в Российское консульство в Гуанчжоу? – неожиданно спросил китаец.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил я, понимая, что лучше ничего не придумать. Пусть он будет у меня на виду, флэшка должна быть у меня.

Народу в баре становилось больше, свободных столов не осталось. Молодые парни и девушки брали по несколько бутылок пива разом, веселились, сбиваясь в дружные кучи возле столиков. Я думал, как нам лучше добраться до Гуанчжоу. Расплатившись, мы вышли из бара. Пока я ловил такси, Пэна стало мутить. Сев на заднее сиденье первым, я втащил Пэна. Он потянул на себя дверь, но не смог ее закрыть. Водитель вышел, обошел машину, открыл эту дверь и, имитируя закрывание, едва заметно чем-то уколол Пэна. Сильно хлопнув дверью, он вернулся на свое место. В это же мгновенье Пэн потерял сознание. Мы резко тронулись. Я пытался понять, как мне действовать. Таксист заговорил:

– Он спит.

– Кто?

– Друг твой.

Я посмотрел на водителя, и меня поразил разряд тока. Я видел затылок Минина! Скользнув вдоль решетки, отделяющей пассажиров от водителя, я посмотрел на таксиста сбоку. Нет, не Минин, китаец. Я тут же понял, что заставило меня увидеть в китайском водителе Минина – кепка. Та самая черная кожаная кепка, которая была на Сергее Анатольевиче, когда он встречал меня с Хайнаня под видом «бомбилы». Сомнений не было – водитель наш человек. Я был уверен, что Минин, не имея возможности меня предупредить, решил действовать именно так. Он не мог не запомнить, как внимательно я тогда рассматривал его кепку. Мы отъехали несколько километров от бара и остановились в каком-то малолюдном месте.

– Давай флэшку, – произнес водитель по-китайски.

– Ты кто? – спросил я.

– Вопросы потом. Давай флэшку! – приказал водитель. Я стал рыться в карманах Пэна.

В этот момент водитель открыл ноутбук.

– Держи. – Я протянул ему флэшку.

Он вставил ее в ноутбук, лежащий у него на коленях, и стал внимательно изучать содержимое носителя.

– Хорошо. Хорошо, – еле слышно, но быстро говорил таксист.

Я видел его впервые, а он меня как будто уже не в первый раз. Вдруг через решетку он протянул мне что-то.

– На, – произнес он, не отводя при этом взгляда от ноутбука.

Это была маленькая капсула, из которой я извлек аккуратно сложенную, запечатанную в целлофановый пакетик, написанную на специальной бумаге записку: «Я отстранен от дел. Береги агентуру. Минин». Я внимательно прочел шифровку и сжал записку в кулаке. Прозрачная, тонкая бумага, похожая на ту, которая таяла во рту, в которую упаковывали конфеты «раковая шейка», растворилась в теплой руке, не оставив следа. Шифровка была написана по коду Минина. Писал ли он ее сам или кто-то другой, в тот момент я не знал, но шифр был точно его.

– Пассажира я доставлю куда следует, – сказал таксист.

Я посмотрел на Пэна, он был без сознания. Я не понимал, что мне делать, ведь пару дней назад по этой операции я держал контакт с Мининым, а теперь он вроде как отстранен: за что, на сколько и что с ним вообще приключилось – я не знал. Таксист заметил мою растерянность.

– Знаешь, кто был первым космонавтом? – спросил он по-китайски.

– Гагарин, – ответил я.

– Нет, летчик-испытатель Владимир Ильюшин, сын известного авиаконструктора, он летал в космос на корабле «Россия», – ответил таксист, глядя мне прямо в глаза. Это была та самая фраза, которую я говорил Минину в тот день, когда он сообщил мне о предстоящей поездке в Шэньчжень. Сомнений не было – человек, сидящий за рулем, был от моего куратора.

– Мулька какая-то. – Я зачем-то ответил словами Минина, которые он тогда произнес.

– Иди! – резко гаркнул таксист, и я, повалив Пэна на сиденье авто, чтобы его не было видно посторонним, выскочил на улицу, хлопнув дверью.

Машина рванула с места, свернув через несколько секунд на ближайшем перекрестке. Оглядевшись, я быстро пошел по тротуару. Я был в полной растерянности, перед глазами стояло послание Минина. Моя первая столь серьезная операция, проведенная как по нотам, и вдруг такой кульбит. Кто этот таксист? Мысли были самые мрачные. Может, меня поимела китайская контрразведка? Нет, нелогично. Я шел какими-то дворами, подворотнями и даже не понимал куда, я просто шел, как будто бы боясь остановиться. На улице было уже темно, а на пути моего маршрута не было никакого освещения – брел впотьмах. Если контрразведчики упали мне на хвост, то им нужно что-то серьезное, нужны факты, прямо уличающие меня в шпионаже, а у них что было? Встреча однокашников, совместная пьянка, и все. То, что наговорил мне Пэн, я мог обозвать полным вздором, фантазией обдолбанного наркомана, и вообще я был пьяный и мы просто ржали с ним над его талантом писателя! Флэшку я в руках не держал, отпечатков моих на ней нет. Стоп, как нет? Я ведь сам ее передал таксисту, значит, есть. Черт! Зато я не знаю, что именно на ней. Хотя в этой ситуации я бы предпочел убедиться, действительно ли на ней подтверждения того, о чем говорил однокашник. Нет, брать меня на Пэне – грязная работа. Им важно выяснить всю мою агентурную сеть. Взять меня одного слишком примитивно.

Я не сбавлял шаг, постоянно проверяясь от слежки. Глянув на часы, я пытался сконцентрироваться: мне нужно было быть на людях, чтобы не создавать временных провалов после нашего расставания с Пэном. Твою мать, как же я забыл про часы… Быстро сняв их с запястья, я присел, будто завязываю шнурки, и разбил стекло об асфальт. Шаркнув по месту осколков ногой, я вышел из переулка к дороге, поймал такси и поехал на городской железнодорожный вокзал Шэньчженя – Лоху. Уже сидя в такси, отломал все три головки часов и незаметно выбросил в окно автомобиля. Затем, оторвав ремешки от корпуса, тщательно протер и тоже выбросил. Сам же корпус, предварительно разворотив, выбросил с «Жемчужного моста» в реку. Если бы контрразведчики взяли меня с этими часами – у них бы появились вопросы. Такие «штуки» – явное «палево».

Я взял билет на ближайший поезд до Гуанчжоу, до отправления было сорок пять минут. Я зашел в кафе в зале ожидания и заказал бутылочку холодного пива. Самое плохое во всей этой ситуации – неведение. Все это время я держал связь только с Мининым, а теперь-то что делать? Я только сейчас понял, что на этот счет у меня не было никаких инструкций. Пиво было почти ледяное, и горло после каждого глотка немело от холода. Внимательно оглядывая посетителей, я не находил ни в ком из них ничего подозрительного.

Если Минина отстранили, то как он смог составить для меня шифровку? Про кепку знал только он, про Ильюшина тоже. Минин, научивший меня никому не доверять, знал, что мне потребуются доказательства того, что происходящее делается по его заданию. Что означала фраза «береги агентуру»? В сообщениях в Центр я ни разу не упоминал имена и псевдонимы своих агентов. Даже в отчетах Минин научил меня обходиться описательными категориями, не называя имен. Все имена я передавал ему устно. Может, Минин предатель? Если так – я труп. Нет, я начинаю загоняться. Хотя именно он, Минин, будучи настоящим маньяком по части подозрительности, переживший на своем веку двух перебежчиков, потеряв из-за предательства нескольких друзей и коллег, научил меня доверять только себе.

У нас был предусмотрен вариант моего выхода на связь с Центром в экстренных случаях, и я мог бы им воспользоваться, но не теперь. Мой куратор отстранен, а значит, я буду молчать. Я передавал информацию Минину, он Никифорову, куда передавал ее генерал, я не знаю. Но если этой цепочки больше нет, то ГРУ должно назначить мне нового куратора. Кто это будет, мне, надеюсь, сообщат, сам я светиться не буду.

Если я под колпаком у контрразведки – мои дни на свободе сочтены. Я разглядывал почти допитую бутылку пива, крепко сжимая ее в кулаке. Если Пэн и флэшка не будут доставлены в Москву, это будет очень скверно. Вся работа по разработке Пэна пойдет псу под хвост. Ладно, устав гонять мысли, я решил довериться судьбе. Я понимал, что в этой ситуации мне лучше плыть по течению, не привлекая к себе внимания. Иногда лучшее действие – бездействие. Допив пиво, за пятнадцать минут до отправления поезда я вышел на перрон. Желающих уехать этим вечером в Гуанчжоу было мало – я сел в полупустой вагон. Уже через два с половиной часа я был дома. Внимательно осмотрев квартиру, по расставленным везде меткам я понял: обыска не было. Значит, операция, в которой я участвовал, все-таки не подстава. Время покажет. Я приготовил себе крепкий отвар зеленого чая, выпил его и мгновенно провалился в сон.

Через два дня, рано утром, когда я готовил завтрак, в дверь моей квартиры постучали. Дверной звонок я благополучно сломал, чтобы однажды не умереть от разрыва сердца. Звук, который он издавал, был столь громким и пронзительным, что первое время пугал меня регулярно. А уменьшить этот самый звук было никак нельзя – заводской брак. Поэтому стук меня не удивил. К тому же я догадывался, кто ко мне пожаловал. Я открыл дверь и увидел на пороге двоих крепких мужчин в штатском.

– Здравствуйте, мы из полиции, – протянул мне удостоверение тот, что постарше, стоявший слева.

– Здравствуйте, в чем дело? – спросил я, вытирая руки о фартук.

– Можно войти?

– Да, конечно. – Я впустил полицейских в квартиру. Вслед за этими двумя вошел еще один человек в легком летнем пиджаке с оттопыренным левым бортом. До этого он прятался за дверью. По всему было видно, что под пиджаком у него пистолет. «Оперативники», – понял я.

– Нам нужно задать вам несколько вопросов, – сказал полицейский, тыкавший мне в лицо удостоверение.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил я пришедших в небольшую гостиную. Двое прошли и уселись на диване, а третий, вооруженный, остался стоять возле входной двери.

– Вы один в квартире? – вел разговор, судя по всему, главный из них.

– Да, один, – ответил я, усаживаясь в кресле.

– Можно посмотреть ваши документы? – спросил полицейский.

Я подошел к вешалке в прихожей и, достав из пиджака паспорт, протянул ему:

– Вот.

– Вы говорите по-китайски?

– Да. – Вопрос, судя по всему, был для протокола, так как все это время мы говорили по-китайски.

– Вам нужен переводчик?

– Я сам переводчик. Или, может, вас не устраивает мой уровень китайского языка? – с улыбкой поинтересовался я.

– Вы русский?

– Да.

– Где вы были позавчера? – строго спросил полицейский, пока искал в паспорте мою действующую визу. Визитеры не были настроены шутить. Интересно, это настоящие полицейские или меня пытается надурить контрразведка?

– В Шэньчжене, – спокойно ответил я.

– Что вы там делали?

– К другу ездил.

– Как его зовут?

– Пэн Сяодэн.

– Чем он занимается?

– Он работает в компании ZTE.

– Зачем вы к нему ездили?

– Он позвонил и пригласил меня.

– Для чего?

– Поговорить.

– О чем?

– О разном.

– Конкретнее.

– О жизни, о работе, об отце…

– Об отце? – переспросил китаец, переводя взгляд с паспорта на меня.

«Почему его так зацепила фраза про отца? – подумал я. – Кстати, у Пэна не было матери, отец растил его один. И родных братьев с сестрами у него тоже не было. Кто же тогда так быстро спохватился о нем? Ай-яй-яй… Ох, непростые это полицейские, ох, непростые…»

– Да, его отец умер пару недель назад, и Пэн очень страдал от этого, – ответил я. – А что случилось? Почему вы меня спрашиваете про него? – поинтересовался я, поочередно оглядывая полицейских.

– Где вы встречались? – проигнорировал мой вопрос полицейский.

– В баре, недалеко от его работы. Там посидели недолго, выпили грамм по сто виски, а потом поехали в другой бар.

– В какой?

– Он называется… – Я стал вспоминать название. – Так… он называется… А, точно, «Свобода». Странное название для бара, поэтому-то я и запомнил, хотя ни разу до этого там не был. Пэн поймал такси и сказал адрес таксисту, ну мы и поехали.

– Зачем вы туда поехали?

– Пэн сказал, что у него ко мне важный разговор.

– А почему не стали разговаривать в том баре, в котором встретились?

– Я не знаю, может, Пэн не хотел случайно встретить каких-то знакомых? Многие из его коллег знали то место и частенько туда захаживали. К тому же он был очень печален: потеря отца, наверное, выбила его из колеи. На него было больно смотреть.

– Вы ехали на такси? – продолжал задавать вопросы полицейский.

– Да, я же сказал, он поймал такси.

– Номер такси не запомнили?

– Нет. Номер не запомнил, но помню, что автомобиль был голубого цвета.

– Какой компании принадлежит такси?

Я снова задумался, пытаясь вспомнить таксомоторную компанию. Полицейский, задававший вопросы, внимательно смотрел на меня, два других рыскали глазами по комнате. Я был спокоен и умело делал вид, что не понимаю, что происходит.

– Я не помню. Мы много пили, и, по правде сказать, я никогда не обращаю внимания на номера такси. У меня не очень хорошая память на цифры. А почему вы все это спрашиваете, что случилось?

– Я сейчас объясню, – быстро проговорил полицейский, продолжая сыпать вопросами. – Вы сказали, Пэн говорил про какой-то важный разговор?

– Да, – подтвердил я.

– Что за разговор?

– Я не могу вам сказать.

– Почему?

– Пэн просил никому не говорить. Он сказал, что это должно быть секретом.

Полицейские переглянулись.

– Вам лучше отвечать на вопросы, иначе мы вынуждены будем вас задержать и проводить в участок, – строго сказал расспрашивавший меня китаец.

– Что вы со мной сделаете? – удивленно переспросил я.

– Задержим, – медленно и четко повторил полицейский.

– За что? – удивился я, сделав идиотское и слегка испуганное выражение лица.

– Я повторяю вопрос: что за разговор у вас состоялся с Пэн Сяодэном?

Полицейский как-то быстро стал выходить из себя.

– Я не могу вам сказать, спросите его сами, – ответил я, сложив руки на груди. Полицейский фыркнул.

– Пэн Сяодэн пропал, вам придется проехать с нами. Собирайтесь.

– Как пропал? – снова переспросил я, изображая полное недоумение.

– У вас есть адвокат? – поинтересовался полицейский.

Вот это уже лучше: если бы они были из контрразведки или если бы у них что-то было против меня, не стали бы интересоваться наличием у меня адвоката.

– Есть, – утвердительно ответил я.

– Можете ему позвонить, а мы поставим в курс дела ваше консульство.

– Я не буду понапрасну беспокоить адвоката, и вас прошу не звонить в консульство. Я готов проехать с вами и ответить на любые интересующие вопросы. Я бизнесмен, и слухи, что я езжу по полициям, мне не нужны. За все время нахождения в Китае я не совершил ни одного правонарушения, бояться мне нечего.

– Хорошо, – ответил полицейский.

Я направился в спальню одеваться. Пара полицейских, стоявших у двери, проследовали за мной. Я вел себя естественно и не возражал: одевшись у них на глазах, взял документы, сотовый телефон, портмоне, и мы вышли из квартиры. Возле лифта нас ждал еще один полицейский в пиджаке. Тоже с оттопыренным левым бортом.

– Вы не закрыли квартиру, – напомнил мне полицейский.

– Я ее никогда не закрываю, – спокойно ответил я, чем сильно удивил полицейских. – В Китае безопасно, разве нет? – задал я скользкий вопрос, не получив ответа.

Я жил на самом верху здания, на лифте мы спустились с тридцать второго этажа на минус второй. Там нас ждал полицейский микроавтобус.

По дороге в участок я анализировал произошедшее: обыска не было, наручники на меня не надели, судя по всему, дела мои не так плохи, как я думал. Обыска я не боялся, прекрасно зная, что моя квартира и так вся прослушивается и просматривается, и поэтому ничего компрометирующего дома я не держал. Радовал сам факт – видимо, парни действительно из полиции.

– Приехали! – оборвал мои мысли полицейский. Двое проводили меня в кабинет следователя. Было понятно, что если не стали проводить обыск, значит, и арестовывать меня никто не собирался. Мне оставалось только хорошо и внятно рассказать, как все было, немного поиграв с деталями.

– Мы пригласили вас, чтобы задать несколько вопросов относительно вашей встречи с Пэн Сяодэном. В настоящий момент он объявлен в розыск. По нашей информации, вы последний, кто его видел. Вы имеете право…

– Я знаю свои права, мне не нужен адвокат, задавайте ваши вопросы, – решительно потребовал я.

Мне понравилось, как следователь начал разговор: слово «пригласили», сказанное им, вселяло оптимизм.

– Фамилия, имя? – монотонно начал следователь.

Он задал мне практически все те же вопросы, что спрашивали опера, но в отличие от них он фиксировал мои ответы в протокол.

– Хорошо, – методично произнес полицейский, подводя итог первой части беседы. – Расскажите, что за важный разговор у вас должен был состояться с Пэн Сяодэном.

– Товарищ следователь, с Пэн Сяодэном мы вместе учились в Харбине, мы друзья, и я не могу вам рассказать, зачем он меня приглашал.

– Вы не заметили в его поведении ничего странного?

Я скорчил угрюмое лицо, осунулся, наклонил голову, придав себе жалкий вид, но при этом не отрываясь смотрел полицейскому в глаза.

– Пэн был очень напряжен, – начал я вспоминать свои впечатления от встречи – Он был в темных очках и не снимал их даже в баре.

Мне нужно было вспоминать и выдавать следаку именно детали. Я полагал, они уже протрясли все места, где был в тот день Пэн, и знали многое. Знали они и то, когда и как мы расстались и как я вернулся в Гуанчжоу.

– Вы не интересовались почему?

– Я спрашивал его. Он сказал, что за ним кто-то следит.

– Кто?

– Он не сказал, кто точно. Он постоянно повторял, что ему жаль отца, и что он устал от такой жизни, и что хочет завязать, и что…

– С чем завязать? – ловко ухватился за как будто нечаянно оброненное мною слово полицейский.

Я ему подыграл: изобразил на лице досаду за почти выданный секрет и замолчал. Я отвернулся от него и стал смотреть в окно. Кабинет был расположен на первом этаже, окна выходили на тротуар. Около минуты я, ни о чем не думая, разглядывал прохожих, шедших по своим делам. Я понимал, что у полиции не было ничего против меня – они это и сами понимали…

– С чем завязать? – громко повторил следователь.

Я оторвался от заоконной картины и снова посмотрел на него.

– С наркотиками, – ответил я и опустил голову.

– Он был наркоманом?

– Почему вы говорите был?

– Извините, – стушевался следователь, после того как его уловка не прошла.

А то, что это была уловка, сомневаться не приходилось.

– Я не могу вам вот так взять и сказать, что мой друг наркоман. Это неэтично, некультурно, понимаете или нет? – Не поднимая головы, я стал оправдывать друга.

– Мы сейчас должны вместе с вами найти его! Информация от вас может быть для нас очень ценной.

– Ладно, – согласился я. – В последнее время он сильно подсел на наркотики и в этот раз просил меня организовать лечение за границей.

– Почему он обратился именно к вам?

– Я не знаю. Может, не хотел, чтобы кто-то из его знакомых узнал об этом.

– И что вы ответили на его просьбу?

– Я честно ответил, что даже не имею представления, где находятся нормальные клиники, потому что ни разу не сталкивался с такой проблемой.

– Дальше.

– Что дальше?

– Как он отреагировал на ваш отказ помочь ему?

– Я ему не отказывал в помощи, я лишь признался, что не знаю, как именно ему помочь, – решительно поправил я следователя.

– Хорошо, – согласился следователь, – какова была его реакция на такой ваш ответ?

– Он сказал, что мечтает избавиться от наркотической зависимости и просто пить!..

Полицейский продолжил заполнять протокол. Через три часа нашей беседы он смог восстановить день нашей встречи практически по минутам. Я рассказал ему все свои перемещения после расставания с Пэном, рассуждая о том, кто мог бы подтвердить мои слова. У меня было железное алиби, поэтому меня отпустили. В деле таинственного исчезновения Пэн Сяодэна для китайского правосудия я оставался лишь свидетелем…

Я мог только предполагать дальнейшую судьбу Пэн Сяодэна. Но я почти уверен, что Пушкин оказался на родине своего двойника-классика и работал на ее благо.