Некоторым из нас свойственно сильно приукрашивать представление о родителях и воспоминания о детстве. На свой первый сеанс психотерапии Айрис пришла в полной уверенности, что ее детство было совершенно безоблачным:

«У меня было просто чудесное детство — я решительно не понимаю, почему сейчас моя жизнь так сложна. Мои родители во мне души не чаяли. Мама была домохозяйкой, поэтому дома всегда был кто-то из взрослых. Я чувствовала себя защищенной. У меня было необыкновенно спокойное детство. Мне неловко оттого, что я пришла к вам. Я никому не сказала о своем визите к вам, и никто ничего не должен знать, особенно мои родители».

Идеального детства не было ни у кого из нас. Безупречных родителей не существует, и с детских времен у каждого из нас остались более или менее значительные травмы. Тем не менее некоторые люди полагают, что их детство было безупречным.

Судя по моему опыту, чем более безмятежным и красивым человек описывает свое детство и родителей, тем более нелегким было это время на самом деле. Так, в ходе дальнейших сеансов терапии выяснилось, что в детстве Айрис была совершенно лишена родительской любви и искреннего внимания с их стороны.

У тех, чье детство и правда было хорошим, не возникает желания то и дело упоминать об этом. О своих родителях они отзываются с теплотой и благодарностью, ничто не мешает им рассказывать как о хороших моментах, так и о пережитых в детстве трудностях.

Пациенты, настаивающие на том, что их детство было совершенно безоблачным и безмятежным, нередко в попытках доказать непогрешимость отца и матери используют следующий аргумент: «Они всегда проявляли ко мне интерес». Такая формулировка заставляет задуматься: а что, собственно, следует понимать под интересом, если речь идет об отношениях между родителями и детьми?

Можно выделить два вида родительского интереса. Во-первых, заинтересованность в том, чтобы что-либо шло хорошо. К примеру, я заинтересована в том, чтобы у моего избранника все было в порядке, потому что от этого зависят мое настроение, доходы и социальный статус. Все родители заинтересованы в благополучии собственных детей — это позволяет им почувствовать себя хорошими родителями, наслаждаться радостью ребенка, радоваться вместе с ним и гордиться своим потомством. Заинтересованность в других людях сродни заинтересованности в предметах, которые мы хотели бы использовать в каких-то своих целях.

Другой вид интереса — это забота о чувствах ребенка (или партнера). Стремление как можно лучше понять близкого человека, изучить его уникальные особенности, проявлять заботу о его чувствах ради него же самого и по его же просьбе — это нечто совершенно иное, нежели заинтересованность в чем-то. Здесь уместно привести рассказ одной из моих пациенток, прошедшей длительный курс терапии:

«Сейчас я вижу, что в детстве со мной обращались как с вещью. Мои чувства никого не интересовали. Никто не спрашивал меня о сокровенных желаниях и надеждах. Родители вели себя так, будто заранее знали обо мне все, хотя никогда не интересовались этим. И я пыталась стать такой, какой они меня видели».

Впоследствии она вспомнила и осознала пережитое в детстве одиночество, по достоинству оценив всю проделанную работу: сначала она отказалась исполнять навязанную ей родителями роль, а затем постаралась выяснить, кто же она такая на самом деле.

Другая моя пациентка в ходе сеансов постепенно пришла к пониманию того, что сама она, будучи матерью, проявляла скорее заинтересованность, а не заботу, — и осознать это было мучительно. Вот что она рассказала:

«Став матерью, я все время очень боялась, что окажусь недостаточно хороша для этой роли. Я смотрела на сына и пыталась отыскать признаки, которые помогли бы мне понять, хорошая я мать или плохая. Когда ему было грустно, я считала это свидетельством своей несостоятельности. Я была не в силах поддержать сына в грусти, отыскивая вместо этого все новые и новые способы развеселить его. В итоге получалось, что его чувства меня не заботили — на это у меня просто не оставалось сил».

Когда я завожу с пациентами разговор об их детстве, они часто начинают рассказывать о себе как о родителях и ужасно расстраиваются, замечая собственные ошибки. Это — своеобразная форма самозащиты: не желая признавать ошибки своих родителей, они переключаются на личные недочеты. Подобной поведенческой стратегии они придерживаются на протяжении всей жизни. Таким образом они защищают придуманные образы отца и матери. Даже обнаружив, что мама и папа были далеки от идеала, они убеждают себя, что совершенные родителями ошибки чрезвычайно малы по сравнению с их собственными.

Это вовсе не означает, что анализировать себя как родителей и пересматривать свое поведение по отношению к ребенку вредно. Однако, пока вас окончательно не поглотило чувство вины, необходимо уяснить, что идеальных родителей не бывает, а через психологическую травму так или иначе проходит каждый ребенок. И это хорошо. На взрослого человека опыт детских травм часто действует как прививка. Неудачи в определенной степени идут на пользу детям и подросткам, которые, взрослея, открывают в себе именно те качества, что в противном случае остались бы не задействованными.

Если нам удалось дать своим детям хотя бы чуть-чуть больше того, что в детстве получили мы сами, это уже подвиг, ведь отдавать то, чего не получил сам, крайне сложно. Когда у нас это получается, мы сдвигаем свою социальную наследственность в положительную сторону.

Вера в то, что в принципе можно стать идеальным родителем, чревата психологическим кризисом, который ждет человека после того, как ему откроется реальное положение вещей.

Мои пациенты часто приходят в ярость, когда в беседе с ними я ставлю под сомнение непогрешимость их родителей. Даже разговоры об этом кажутся им в высшей степени неприятными. «Я чувствую себя предателем», — говорят они. Так что, затрагивая эту тему, мы вступаем на скользкую дорожку. Идеализация родителей нередко является одним из столпов, на которых держится стратегия самозащиты в целом.

А почему бы нам вообще не оставить родителей в покое? Да потому, что их идеализация нужна нам самим. Ведь если мы не в состоянии объективно взглянуть на родителей, значит, не сможем объективно оценить и самих себя.

Идеализация родителей влияет на наши представления о себе — в виде самоидеализации или в виде самообесценивания, — о чем я расскажу в следующих двух разделах.

Идеализация родителей и самоидеализация

Убежденность в непогрешимости родителей может быть связана с уверенностью в собственном совершенстве. Бывает, что люди, которым свойственно это убеждение, полагают, будто жизненные трудности возникают перед ними по вине других людей или внешних обстоятельств. Эти люди могут считать, что окружающие им завидуют. Они будут свято верить, что неправильно выбрали спутника жизни или работодателя, который на поверку оказался не столь приятным, как на первый взгляд.

Сами они при этом считают, что их жизнь сложилась бы намного лучше, не будь у спутника жизни столько проблем или будь работодатель более человечным.

Их основная стратегия защиты — это проекция. Вместо того чтобы признать собственные проблемы, они ищут отрицательные черты в окружающих.

Пациенты с подобной особенностью восприятия, касающейся как родителей, так и их самих, редкие гости в кабинете психотерапевта. Они просто-напросто не ощущают потребности в таких сеансах. Зато ко мне часто захаживают их близкие: жены, мужья и дети. Они страдают от заниженной самооценки, им приходится нелегко. Бывает, что они, сами того не понимая, страдают от тяжелых черт характера своего домашнего самоидеалиста, которые тот не замечает или не признаёт.

Идеализация родителей и обесценивание себя

Идеализация родителей может также сопровождаться обесцениванием себя самого. Ведь если мама и папа хорошие, то откуда же у меня столько проблем? Ответ напрашивается сам собой: «Потому что со мной что-то не так!» Тем самым мы оцениваем родителей выше, чем самих себя.

Ценой подобной идеализации родителей порой становятся низкая самооценка и самобичевание. Убежденность в том, будто «с нами не все в порядке», подпитывает идеализацию родителей, которая, в свою очередь, защищает человека от ощущения, что его недостаточно любят или — самое ужасное — вообще не любят. И в детстве эта стратегия приносит определенную пользу.

Но, как правило, взрослые достаточно спокойно могут вынести ощущение того, что они нелюбимы. Осмелившись заметить это чувство и признать его частью нашего эмоционального опыта, мы избавимся от множества злых трюков, порожденных избранной нами стратегией самозащиты и отдаляющих нас от жизни и самих себя.

Некоторые из нас поочередно попадают в две коварные ловушки: сперва они считают себя идеальными, а затем переживают период самообесценивания.

Обе ловушки приводят к тому, что мы двумя стандартными способами — активно или пассивно — начинаем повторять усвоенные в детстве поведенческие модели. При активной форме мы отождествляем себя со своими родителями и обращаемся с другими так, как родители обращались с нами. К примеру, если родители постоянно критиковали нас по делу и без дела, то, став взрослыми, мы тоже будем критиковать окружающих.

А некоторые из нас повторяют усвоенную в детстве поведенческую модель в более пассивной форме. В этом случае они соглашаются с критикующими их людьми, соглашаются с любой критикой в свой адрес, даже не пытаясь возражать, потому что подобная роль кажется им естественной.

Воссоздавая модель отношений с родителями в активной или пассивной форме и не осознавая происходящего, мы поддерживаем эту модель и защищаем поведение родителей.

В следующем разделе я расскажу, каким образом идеализация родителей помогает справиться с трудностями.

Меняя реальность

Многие дети, чьим родителям свойственна эмоциональная скупость, согласны на многое, чтобы доказать, будто их папы и мамы безупречны. На то существует две причины. Во-первых, маленькие дети воспринимают себя как неотъемлемую часть своих родителей и потому вынуждены считать их хорошими. Во-вторых, одна лишь мысль о том, что двое взрослых, от которых зависит жизнь и благополучие ребенка, являются недостаточно хорошими родителями, настолько пугает ребенка, что он старается тут же вытеснить ее. Вместо этого он выдумывает образы отца или матери — сильных, мудрых и любящих (хотя с действительностью это представление будет расходиться), отказываясь видеть и слышать доказательства обратного.

Применение подобной стратегии вполне обоснованно, когда к ней прибегает маленький ребенок, слишком слабый и хрупкий, чтобы справиться с пугающей действительностью. Пытаясь компенсировать недостающее, ребенок выдумывает иную реальность, в которой чувствует себя защищенным.

Проблема возникает, когда мы, становясь взрослыми, продолжаем верить собственным представлениям, а не реальности. Идеализируя родителей, отказываясь замечать их менее привлекательные черты, мы, скорее всего, подобным образом ведем себя и по отношению к своим детям или партнерам. И в результате становимся беззащитными и одинокими.

Одна из моих пациенток, всю жизнь больше верившая своим фантазиям, чем ощущениям, в конце длительного периода психотерапии сказала:

«Я совершенно потрясена. Оглядываясь назад, понимаю, что долгое время поддерживала самые серьезные отношения с мужчиной, даже не интересуясь, нравлюсь ли я ему. Я говорила себе, что он любит меня, и этого мне было достаточно. Но сейчас, более объективно оценивая действительность, я вижу, что все было иначе».

Описанная выше ситуация — пример того, насколько далеко можно зайти, если ориентируешься на свои представления или фантазии, а не на реальное положение вещей.

В следующем разделе я хочу проанализировать пример того, как возникает стратегия самозащиты и как она может разрушить основанные на любви отношения.

Забывая о принятых решениях

В своей жизни мы часто принимаем решения, о которых впоследствии забываем. Вот что рассказал мне один мужчина средних лет:

«Однажды в глубоком детстве я решил, что буду полагаться только на себя и не стану зависеть от других людей. В тот момент, когда я принимал это решение, оно казалось мне единственно возможным».

Спустя некоторое время мы перестаем осо­знавать подобные решения, и противоречащие им особенности нашей личности попросту стираются из сознания. Вскоре этот мужчина перестал осознавать, что ему не хватает любви и желания испытывать привязанность к другим людям.

Большинство стратегий самозащиты формируется в раннем детстве. В это время любая из них представляет собой лучшее решение, доступное маленькому ребенку в сложной ситуации. Впоследствии стратегии самозащиты перемещаются в область бессознательного и задействуются автоматически каждый раз, когда мы попадаем в непростую ситуацию, похожую на один из пережитых в детстве кризисов.

Порой Мария не могла понять причин своего внезапного раздражения в те моменты, когда ее молодой человек оказывал ей знаки внимания.

Оказалось, что это связано с возникновением стратегии самозащиты. Ситуацию нужно пережить, переработать и рассказать заново, но иначе. Стратегия Марии выглядит следующим образом: «На самом деле я недостойна любви, но, если не подпускать никого слишком близко, об этом никто не догадается».

Сейчас она даже не помнит, что сама приняла решение никого не подпускать к себе. Однако тотчас же вспоминает о нем, как только начинает анализировать стратегии, к которым теперь прибегает. Переработав ситуации, сформировавшие ее прежний настрой, Мария создает новые установки:

«В детстве мне приходилось нелегко, а родители были не в состоянии помочь. Проблема не во мне. Я была совершенно обычным ребенком, попавшим в сложную ситуацию, и пыталась решить задачи, которые ребенок в одиночку решить не в состоянии, каким бы умным он ни был.

Я выросла и перестала зависеть от других людей. Жизнь уже не кажется настолько опасной, поэтому теперь можно подпустить людей ближе и посмотреть, готова ли я к подобной близости».

Благодаря новой стратегии самоуважение Марии выросло, и она набралась храбрости принять новое решение — попробовать не отдаляться от своих близких.

Ниже приведен еще один пример стратегии самозащиты, которая может оказать самое губительное воздействие на нашу жизнь, если, повзрослев, мы ее не переработаем.

Против самих себя

Дети, не уверенные в том, что их любят, склонны принимать сторону родителей и выступать против самих себя. Отругав маленького ребенка, нередко слышишь потом, как он вслух ругает самого себя теми же словами, которые слышал от отца или матери. В такие моменты он соотносит себя с папой или мамой, ощущая, будто он с ними заодно.

Выступая против самого себя, мы погружаемся в беспросветное одиночество, но маленький ребенок все же выбирает отказ от себя, чтобы не утратить связь с отцом или матерью. Проблема появляется, когда мы, уже будучи взрослыми, становимся объектом критики со стороны близких и при этом соглашаемся с ними, то есть выступаем против себя самих. Так мы становимся беззащитными и одинокими. И кому тогда захочется сближаться с нами?

Не факт, что мы полностью осознаём, насколько нам легко настроиться против себя. Возможно, мы просто-напросто плохо себя чувствуем, сталкиваясь с недовольством дорогих нам людей.

Я постоянно удивляюсь, когда вижу, сколько моих пациентов склонны обзывать или ругать себя, но совершенно этого не замечают. Я вновь и вновь задаю им вопрос: «Так что же вы себе сказали в тот момент?» И в некоторых случаях пациент сам бывает потрясен тем, насколько уничижительно или нелестно отозвался о себе.

Безусловно, к себе надо относиться с долей здравой критики и время от времени, когда окружающие вами недовольны, давать им право высказывать обоснованное недовольство. Но будет совершенно неправильно, если самокритика и угрызения совести станут непременными элементами нашей поведенческой реакции, а мы при этом не сможем контролировать их.

Становиться на сторону других против себя самого — это стратегия самозащиты, называемая «идентификацией с агрессором». Как и в случае с идеализацией родителей, эта стратегия может защитить нас от чувства одиночества и не позволит заметить, что мы нелюбимы. Но взрослых людей она может привести к проблемам в отношениях.

Герой нашего следующего примера — Джаред.

Его основная проблема заключалась в том, что он раз за разом завязывал отношения с женщинами, совершенно не ценившими его. Например, последняя избранница Джареда постоянно требовала, чтобы он улаживал ее дела, и вела себя при этом так, словно считала это совершенно естественным. Вежливых просьб от нее Джаред ни разу не слышал. Более того, ей не приходило в голову даже предложить ему кофе, когда он бывал у нее в гостях. Джаред с завистью смотрел на друзей — те как-то умудрялись находить любящих и заботливых женщин. Сам же он то и дело попадал в одну и ту же ловушку, и с каждым разом его отношения с женщинами становились все хуже. Наконец, Джаред все-таки нашел в себе силы осознать старую детскую травму. Вот что он рассказал:

«Я хорошо помню, как в детстве меня били, но не помню, что при этом чувствовал. Пытался убедить себя, будто я бесчувственный, — это припоминаю. Когда я поделился этими воспоминаниями с психотерапевтом, в памяти начали всплывать все новые и новые детали. В результате на протяжении нескольких недель я вспоминал все испытанные тогда ощущения. Я стал понимать, каково это — быть ребенком, которого бьет тот, кого любишь и кому доверяешь.

Это было все равно, что попасть в ночной кошмар. Будто солнце навсегда погасло, а луна стремительно падала на землю. Ситуация казалась совершенно безнадежной. Переживая этот ужас, я вдруг понял, что какая-то часть меня поддерживает моего отца и полагает, будто я заслуживаю наказания. Отказавшись от этого альянса (идентификации с агрессором), я смог принять себя таким, каким был в детстве, — ребенком, который настолько сильно хотел жить в единении с отцом, что пожертвовал собой ради этого чувства.

Впоследствии я смог сказать себе то, что в детстве должен был услышать от взрослого: проблема не во мне. Вокруг меня творилось нечто плохое, и виноваты в этом были взрослые, а не я.

Отныне я обещал себе, что никогда больше не позволю никому дурно обращаться со мной.

Одно время я страшно раздражался, когда мне что-то резкое говорили. Сейчас уже выработал специальную тактику: до определенной степени мирюсь с чьим-то плохим настроением и сознаю, что, возможно, этот человек вовсе не хочет меня обидеть. Но теперь я приучил окружающих уважать меня и больше не завязываю отношений, в которых меня не ценят».

Люди, которых наказывали словами, тоже могут узнать себя в рассказе Джареда. Удары, наносимые любимым и близким человеком, разрушают самооценку ребенка. Пытаясь сохранить представления о добрых родителях и «забывая» о насилии, мы лишаем себя собственной поддержки. Возникает риск, что на протяжении всей жизни мы и далее будем позволять бить себя, не сопротивляясь, ведь где-то глубоко в душе до сих пор верим, что ничего лучшего не заслуживаем.

Если в детстве с ребенком обращаются как с «вещью», чьи чувства никого не волнуют, то велика вероятность, что, став взрослым, он вновь будет допускать нечто подобное. В этом случае усвоенная в детстве поведенческая модель принимает пассивную форму, при которой человек во взрослой жизни играет ту же роль, что и в детстве. Последствия бывают и противоположными — мы начинаем обращаться с другими, как с вещами, копируя поведение родителей. Это — активная форма повторения детских поведенческих моделей. Прибегая к ней, мы заставляем других переживать то, что испытали сами. Бывает, что вы начинаете использовать своего партнера как орудие и не проявляете интереса к его личности. Избранник или избранница становятся средством избавления от боли, которую вам нанесли в детстве. Ваши собственные требования к партнеру или отношениям при этом могут быть совершенно оторванными от реальности. В следующем разделе я расскажу о таких случаях подробнее.

Возместит ли партнер детские утраты?

Неосознанные ожидания

Если мы не пережили горе до конца и не избавились от ощущения, будто отец и мать в детстве чего-то недодали нам, то велика вероятность, что мы потребуем от своего избранника восполнить недостающее. Возможно, мы сами и не осознаем этого механизма, замечая лишь собственное недовольство партнером.

Чем слабее такое осознание, тем выше риск, что мы начнем упрекать партнера и совершенно лишим его права оставаться собой.

Коротко говоря, механизм действует так: мы упорствуем в стремлении улучшить свое детство, а потому требуем от партнера компенсации за недополученное, чтобы таким образом избавиться от чувства пустоты и обделенности. Если партнеру это не удается, мы обрушиваем весь свой гнев на его голову, высказываем недовольство и вообще ведем себя как маленький капризный ребенок.

Рассказывает Ханна:

«Перед тем как обратиться к психотерапевту, я имела опыт многочисленных отношений, но все они длились не больше года. Я решительная, сама делаю первый шаг, и на начальной стадии влюбленности все, как правило, идет гладко. Когда отношения входят в обычную колею, в определенный момент я замечаю какую-то внутреннюю пустоту. И это ощущение совершенно невыносимо. Например, оно возникало, когда мой молодой человек проводил время с кем-то еще, а я оставалась одна и чувствовала себя ненужной. Тогда я совершенно выходила из себя: плакала, злилась, не могла сдержаться. "Те, кого любят по-настоящему, не бывают такими несчастными", — думала я, ослепленная злостью. Мне хотелось, чтобы мой избранник почувствовал себя виноватым. В гневе и отчаянии я могла звонить ему по десять раз за вечер, не давала уснуть ночами. Мне и в голову не приходило взглянуть на ситуацию его глазами.

Анализируя собственное поведение сейчас, я вообще удивляюсь, как некоторым из моих молодых людей удавалось так долго продержаться рядом со мной».

Когда Ханна отказалась от идеализации родителей и перестала предъявлять чересчур высокие требования к своим партнерам, ей пришлось пережить настоящее горе. Она оплакивала свою жизнь, лишенную любви, и эмоционально бедное детство.

Тем не менее оказалось, что это горе перенести легче, чем тоску, охватывавшую Ханну прежде. Она почувствовала себя более живой и стала более активной в отношениях. Она поняла, что путь от слез до смеха бывает очень коротким, и научилась во всей полноте ощущать радость, которую испытывала, когда делилась этими чувствами с близкими.

В нашей культуре принято считать, что горе — это чувство тяжелое, темное и длительное. В действительности же порой оно становится согревающим и воодушевляющим переживанием.

Награда за то, что мы формируем более реалистичный образ родителей

Многие люди настроены против того, чтобы возвращаться назад и более подробно анализировать свое отношение к отцу, матери или детству в целом. Если в прошлом мы пережили нечто тяжелое, вспоминать его бывает неприятно.

Но эту неприязнь стоит перебороть, ведь чем более реалистично мы посмотрим на своих родителей и самих себя, тем большего успеха достигнем в близких отношениях и жизни в целом. Понимание того, кто мы есть на самом деле, дарит внутренний покой, помогает обрести гармонию и найти то, что наполняет нашу жизнь смыслом.

Стратегии, используемые нами в общении с окружающими, сформировались под влиянием наших детских отношений с ближайшими родственниками. Чем меньше внимания уделяли нам родители, чем меньше навыков здоровых отношений мы получили от них, тем больше стратегий самозащиты выстраиваем, становясь взрослыми.

Отказываясь от стратегии самозащиты, мы чувствуем облегчение, надежду и желание жить, что хорошо видно на примере Джареда. Когда он начал посещать сеансы психотерапии, чтобы осознать свое отношение к отцу, ему было уже за пятьдесят. Вот что он сам рассказывает об успехе, которого добился по завершении длительного курса психотерапии:

«Хотя отец всегда сурово наказывал нас, я не сомневался, что в глубине души он нас любит. Помню, как моя психотерапевт усомнилась в этом и я принялся горячо доказывать ей свою правоту, приводя один аргумент за другим. Она же молчала и грустно смотрела на меня. А потом наконец произнесла: "Вы очень волнуетесь. Почему?" В этот момент я почувствовал себя совершенно опустошенным, а затем вдруг задрожал и расплакался. Казалось, что мое тело осознало все происходящее раньше, чем голова. А потом я ощутил легкость, словно обрел частичку себя».

Посмотрев правде в глаза, мы получаем свободу. Но, если реальность кажется пугающей или неприятной, мы часто стараемся всеми силами защититься от нее.

Сложности в отношениях, возникающие из-за идеализации родителей

Родители по мере возможности учили нас любить близких и заботиться о них. Если впоследствии мы так и не нашли собственного способа выстраивания отношений, то, скорее всего, будем руководствоваться поведением отца и матери, разговаривая с собой на их языке. В эмоциональном плане мы поведем себя практически так же, как они, поскольку научились этому именно от них.

Вероятно, мы будем искать партнера, способного проявлять любовь и заботу примерно в той же степени, что и мы сами. Благодаря этому, нам будет спокойно, привычно и легко в эмоциональном плане.

Избегать отношений с теми, кто на эмоциональном уровне предлагает больше, чем отец и мать, — тоже часть стратегии самозащиты. Если мы найдем партнера, который в этом отношении превзойдет наших родителей, нам придется осознать и принять тот факт, что они не знали чего-то важного о любви и взаимоотношениях, а потому не смогли научить этому нас.

Идеализация родителей с недостаточными родительскими навыками приносит маленькому ребенку чувство защищенности, совершенно необходимое для сохранения его психического здоровья. Но эта же идеализация, тщательно оберегаемая взрослым человеком, способна привести к проблемам в семейных отно­шениях.

Составить более детальное и точное представление о родителях — задача, выполнение которой может занять целую жизнь, но так и не привести к окончательному решению. Этот процесс, подобно самопознанию, бесконечен.

Понимание — процесс многослойный. Нам может казаться, будто мы познали истину, но вдруг в один прекрасный день мы осознаем, что наша жизнь разворачивается на более глубоком уровне. Переосмыслив ее задним числом, мы поймем, что элементы, прежде принимаемые нами за истину, представляли собой лишь верхушку айсберга.

Чем глубже понимание, тем острее мы ощущаем освобождение. Поэтому, даже если вы уже отработали определенную проблему или дилемму, всегда полезно проанализировать ее заново. Особенно это касается такой важной жизненной сферы, как отношения с родителями.

Для улучшения собственных навыков взаимоотношений первым делом стоит выяснить, какие стратегии мы задействуем в данный момент.

При этом не всегда обязательно возвращаться к детским переживаниям и отношениям с ближайшими родственниками. Иногда достаточно решения изменить некоторые привычки и неудачные поведенческие модели, связанные с определенными мыслями или действиями.

Однако, если этот ориентированный на настоящее подход оказывается неэффективным, можно обратиться к первопричинам. Эта работа бывает нелегкой и изнурительной, но мой опыт показывает, что, если добраться до ситуаций, способствовавших формированию стратегий самозащиты, велика вероятность успешно изменить как поведенческие реакции, так и общий настрой.

В следующей главе мы проанализируем ощущения, возникающие в тех случаях, когда стратегия самозащиты не нарушает нашу внутреннюю гармонию.