19

Проведя совет, как два грозных стратега, мадам Беатрис де Вигонрен и Мартина решили, что самым лучшим будет удостовериться, что Эсташ находится в том доме, дабы служанка могла как следует порыться там, не опасаясь столкнуться с ним нос к носу. Мартина отправилась туда в тот же день, надев широкую накидку и закутавшись во множество одежек, так как день ожидался холодный.

Под тем предлогом, что городские улицы очень тесные, Мартина приказала слуге, который управлял лошадьми, везущими легкую повозку, ждать ее на мосту Роны в конце улицы Сент-Ландр. В самом деле, некоторые улицы были настолько загромождены, особенно улица мясников и улица Роны, что там не могли разъехаться даже две тележки. Частенько это вызывало скандалы, причем обе стороны осыпали друг друга непристойной бранью и весьма чувствительными оскорблениями, переходящими в угрозы и обмен оплеухами.

Несмотря на то что эти небольшие стычки и длинные ругательные тирады обычно забавляли Мартину, сейчас у нее не было времени наслаждаться ими. Будучи женщиной здравомыслящей, она размышляла о своем порыве, под влиянием которого предложила баронессе-матери использовать себя в качестве шпиона. Причиной тому были признательность и настоящая привязанность. Мартина вовсе не жалела о своем поступке. Она поздравляла себя: получилась утонченная хитрость. Во всяком случае, безопасность и благополучие ее старушечьего существования зависели лишь от судьбы, а также доброты мадам Беатрисы и Агнес.

Мартина направилась вперед прогулочным шагом, иногда украдкой кидая взгляды назад, чтобы удостовериться, что слуга, снедаемый неуместным любопытством, не последовал за ней. Она спустилась по улице Порт-Ривьер и направилась по улице Оре, где возвышались роскошные особняки в два этажа и с шиферными крышами. Свернула направо, затем снова направо, чтобы оказаться неподалеку от собора Сен-Жан, после чего снова поднялась по улице Роны и с видом праздношатающейся кумушки стала неторопливо прогуливаться, останавливаясь перед витринами и лотками торговцев. Мадам Беатрис вручила ей два турских денье, чтобы она купила себе каких-нибудь безделушек, и Мартина размышляла, на что бы их лучше употребить. Два денье – это вам не что-нибудь! Старая служанка боялась сделать необдуманную покупку, о которой потом будет жалеть.

Ну и ну! У этого мошенника Мартине новые жировые свечи. Вот ведь животное! Этот негодяй разбавляет жир быков – единственный, из которого разрешено делать свечи на продажу, – и добавляет туда бараний жир и даже свиной! Изобличенный одним из своих подмастерьев, которого недавно поколотил палкой, Мартине увидел, что к нему направляются стражники. Последовало зрелище, которое всегда пользуется успехом у зевак и ротозеев. Люди бальи бросили все свечи на землю, тайком забрав несколько себе, и раздавили весь товар каблуками. Мартине был арестован и брошен в темницу, пока не заплатил значительный штраф. Затем ему было строго-настрого велено переехать и не показывать свою плутовскую рожу в городе по той неоспоримой причине, что «жульничество в свечном ремесле слишком убыточная и скверная вещь для всех». Судя по всему, новый свечной мастер только что перекупил помещение.

Мартина удовлетворенно вздохнула. Может быть, купить несколько свечей в свою комнату под самой крышей? Хотя нет, это был бы расточительный каприз с ее стороны – ведь она не платила за масло для ламп, которые ей предоставлялись. Старушка продолжила свой путь и через несколько туазов остановилась перед лавкой аптекаря. Она была старой, но все-таки женщиной. С бьющимся сердцем, охваченная жаждой кокетства, Мартина вошла в лавочку. Тотчас же аптекарь мэтр Серин поспешил навстречу, вежливо приветствуя посетительницу.

– Какое счастье видеть вас в таком добром здравии, матушка Мартина! – воскликнул он и тотчас же с похоронным видом продолжил: – Как себя чувствует ваше превосходное семейство? Да, мне, конечно, известно…

– Проклятая Маот! Демон, а не женщина! Не пустят эту змеищу в рай, уж помяните мое слово! Мадам Беатрис из-за всего этого так переживает… Но она такая храбрая! Еще не родился тот, кто из нее мог бы веревки вить. К счастью, Святая Дева простерла свою защиту над маленьким Гийомом, и ваши притирания вместе с заботами мудрого доктора Мешо совершили настоящее чудо.

Аптекарь гордо выгнул грудь колесом. Этот симпатичный мужчина сорока пяти лет от роду выглядел намного моложе благодаря густым темным волосам и чистой коже, за которой он ухаживал с помощью средств своего приготовления. Клиенты особенно доверяли аптекарю, у которого все зубы были на месте, да притом такие белые, что удивительно для его возраста. Мартина снова заговорила:

– Мэтр Серин, хозяйка послала меня за покупками. Ее вода для рта, тем более ваша…

– Корица, мускат и дикий ревень, остальное – мой секрет!

– Еще нужен крем для лица, для шеи и для рук… по две баночки, – продолжила Мартина, дрожа от удовольствия.

На два денье она вполне могла себе позволить набор кремов, который оставит для себя, а еще чепчик, украшенный очаровательной вышивкой – цветами, который она видела у галантерейщика, когда последний раз наведывалась в город. Носить такой будет особенно приятно, потому что руки у нее стали неловкими и больше не в состоянии держать иголку с ниткой. И потом, даже если она немного превысит предел дозволенного, мадам Беатрис не станет на нее сердиться…

– А еще… большой пакет порошка для дыхания…

– О, лосьон для рта будет лучше, хотя он и намного дороже, – заметил аптекарь.

– Зайду, когда у моей хозяйки он закончится, – солгала Мартина.

– Отлично, тем более что мой порошок так же хорошо очищает и освежает, как комнатные пряности, которые вам продают по совершенно бессовестной цене, уверяю вас!

Мартина вышла, задыхаясь от смеха, с полными пакетами дамских штучек. Тем более что она не была обделена мужским вниманием. Боже милосердный, какое удовольствие покрыть себе кожу ароматным и маслянистым цветочным кремом! Это ее так развеселило, что она отправилась за следующей покупкой. Китовый ус Маленье!

Она снова спустилась по улице Роны и вошла под портик какого-то здания. Осторожно осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что во дворе никого нет, кроме нескольких кур и привязанного на цепь поросенка, который внимательно смотрел на нее, удивленный этим вторжением, Мартина сняла свой накрахмаленный батистовый чепец, по которому сразу можно было узнать в ней служанку из хорошего дома или зажиточную торговку, и вынула из сумки другой – из толстого льна грязно-белого цвета, какой носят крестьянки. Сложив свою коричневую накидку, подбитую кроличьим мехом, вынула широкое пальто из грубой шерсти, затем повязала старую, совсем вытертую сине-фиолетовую шаль так, чтобы та закрывала шею и низ лица. После этого она вышла из двора, сгорбившись и волоча ноги, – ни дать ни взять, нищая старуха, каких полно в городе.

Начал падать мелкий холодный снег, и хитрая служанка поздравила себя с этим. Теперь у нее есть причина опустить голову, к тому же на улице почти никого не осталось. Зеваки, уличные торговцы и все прочие нашли хороший предлог заглянуть в какую-нибудь таверну, чтобы хорошенько подкрепиться.

Зажмурившись от падающих с неба крохотных холодных снежинок, Мартина разглядывала здания в конце улицы Роны. Затем она остановилась перед портиком, над которым висел потухший фонарь. Его окна, затянутые свиным пузырем, были выкрашены суриком. Должно быть, когда за ними зажигают масляный светильник, они начинают ярко светиться красным. Лупанарий, причем выглядит очень неплохо. Скорее всего его устроили здесь недавно, так как раньше она ничего подобного не замечала. Напротив возвышалась все та же невзрачная таверна «Расчесанная собака», куда входили и выходили клиенты.

Мартина колебалась всего несколько мгновений. Она много раз проходила мимо, но никогда не была в этой харчевне. А что, если там ее разоблачат? В такое место никто из женщин не заходит, за исключением танцовщиц и случайных шлюх, которых профессионалки и их сутенеры пинками выгоняют на улицу, дабы положить конец такой бесчестной конкуренции. Но она достаточно стара, чтобы кто-то обратился к ней с непристойным предложением. И потом, она еще вполне может выкрутиться с помощью какой-нибудь хитрости или дерзости. Кроме того, мадам Беатрис рассчитывает на нее. Итак, вперед!

Мартина спустилась по ступенькам, ведущим в зал таверны, что оказалось нелегким занятием для ее старых ног, лихорадочно прикидывая, кем ей предстать: маленькой незаметной мышкой или приветливой кумушкой с луженой глоткой – развлечение, которое особенно ценят завсегдатаи подобных заведений?

В это время перед полуденным перекусом в большом зале в ряд у изжелта-серой стены, выпачканной в саже, сидели несколько клиентов. В воздухе витали тяжелые, невероятно затхлые запахи старых соусов, вареной рыбы, кухонного чада и уборной, которая, судя по всему, находилась во внутреннем дворике. Чуть пожав плечами, Мартина решила: к дьяволу незаметную серую мышь! Она выбрала центральный столик, чтобы хорошо слышать все, что говорится вокруг. Бросив быстрый взгляд вокруг, успокоилась: никаких горластых пьянчуг и бесстыжих девок в сильно декольтированных платьях. Состроив насмешливую улыбку, Мартина принялась ждать. Хозяин, мэтр Расчесанная Собака, подкатился к ней с не особенно любезным видом. Вот только всяких оборванцев в его заведении еще не хватало!

Заранее избегая споров, Мартина выложила денье на стол, покрытый разводами от соуса и круглыми пятнами от кружек. Это тотчас же успокоило трактирщика, тут же изменившего о ней свое мнение. Скупердяйка, которая носит одежду, пока та не расползется прямо на ней, но которая в состоянии оплатить свой счет. Ее денье тоже заслуживает внимания!

– Трактирщик, кувшин самого лучшего вашего вина и маленькое блюдо пирожков с сушеными фруктами или с мясом или хоть какого-нибудь печенья. А что, вы меня заставите заплатить и за это мокрое грязное полотенце на столе? Если только это не ловушка для мух… Как сядут, так сразу и прилипнут всеми лапками.

Справа раздался взрыв смеха, какой-то мужчина заорал:

– А мне нравится эта старуха! Как она его срезала! Раз уж ты все равно здесь, трактирщик, поменяй заодно и наше.

Хотя слово «старуха» не особенно понравилось Мартине, она заговорщицки покосилась на мужчину с объемистым брюхом под толстым кожаным передником, сидевшего за соседним столом в компании двух молодых парней. Скорее всего кузнец или торговец скобяными изделиями со своими помощниками.

Очень недовольный, мэтр Расчесанная Собака направился на кухню, брюзжа и волоча ноги. Мартина обратилась к своему соседу:

– А там, через дорогу, это лупанарий, верно?

Удивленный, что такой вопрос ему задала женщина, но, рассудив, что в таком возрасте уже многого перестаешь стыдиться, он, отдуваясь, ответил:

– Он самый. Неплохое заведение, девочки чистенькие и симпатичные. Тех, кто цепляет на себя болезни Венеры, прогоняют в грязные бордели для всяких голоштанников.

– Разумная предосторожность, – заметила Мартина. – Но у окрестных домов вовсе не бедный вид. Должно быть, их обитателям не очень-то по душе соседство такого… заведения.

– Это точно. Года два назад их стали ограничивать. На несколько туазов больше – и запросто отправят в веселый квартал. А по ночам там настоящий грабеж. А что до обитателей соседних домов, так у них нет причины проявлять недовольство: от лупанария ни скандалов, ни чего-то оскорбительного для взора. Девок за его пределами никогда не увидишь.

– Интересно, почему?

Вопрос был встречен новым взрывом смеха.

– А это потому, что клиенты заведения не хотят, чтобы у них были неприятности. Как я уже сказал, девки здесь чистенькие. И потом, у содержателя этого дома мозги вовсе не в заднице! Он нанял несколько здоровенных мужиков, бывших солдат, которые всяких проходимцев и воришек отпугивают одним своим видом. А жители этого квартала благодарны; теперь стало гораздо безопаснее, чем когда улицы охраняли только люди бальи. Тех-то, если что, не дозовешься, а эти всегда на месте…

– Убедительный довод, – совершенно искренне заметила Мартина.

Снова появился мэтр Расчесанная Собака, который даже и не подумал о справедливости высказанного ему замечания. С оскорбленным видом расставив на занятых столах полотенца на валиках, он брюзгливо поинтересовался:

– Ну что, нести вам кувшин и блюдо?

– А зачем еще, черт возьми, я, по-вашему, пришла в таверну, как не затем, чтобы поесть и утолить жажду?

Помрачнев еще больше, трактирщик не выдержал:

– Пахнет от вас не больно-то приятно!

Мартина парировала с ироничным выражением лица:

– Я-то еще ничего, а вот только глянешь на ваш передник и руки, так сразу поймешь, что по чистоте вам далеко до детского дыхания!

Шутка была встречена громовым ржанием, раздавшимся сразу из трех глоток. Направо парочка неопределенного возраста, которая молча пила и казалась скучнее дохлых крыс, энергично закивала в знак одобрения. Увидев, как трактирщик огорченно опустил голову, Мартина ощутила слабый укор совести, но голос интуиции твердил ей, что она правильно поступила, устроив это представление. Помахивая полотенцем, хозяин снова удалился с крайне смущенным и расстроенным видом.

– Вы – славная тетка с острым язычком, – заметил тот, кого она мысленно назвала кузнецом. – Вы мне так напоминаете мою дорогую матушку, упокой Господь ее душу! С ней было не соскучиться.

– А вы, приятель, тоже что надо! Человек, который угощает своих молодых помощников, не может быть плохим.

– Да ну что вы, мне это только в радость, – протянул тот, весело хлопая руками по ляжкам. – Я – Бастьен Крессон, бондарь.

– Анелет Тейландье, бывшая златошвейка, что сразу видно по моим рукам. Я в Ножане проездом. Здесь моя старая подруга, ей не так уж много осталось.

– Увы, все там будем…

– Печальная правда, но все же пусть это произойдет как можно позже!

Мэтр Расчесанная Собака появился перед ней и поставил на стол блюдо отвратительного вида печенья, кувшин вина и стакан.

– Угощайтесь.

– Черт побери, что за дрянь вы мне притащили! Если этой ночью у меня будет заворот кишок, я знаю, кого за это благодарить.

Трактирщик раздраженно пожал плечами и снова потащился на кухню. Понизив голос и повернувшись к Бастьену Крессону, Мартина спросила:

– А этот хозяин лупанария, о котором вы говорили, он из Ножана?

– Берите-ка свой стакан и подсаживайтесь к нам, а то неудобно говорить, когда так выворачиваешь себе шею.

Старая служанка не заставила себя просить дважды. В голове Мартины как будто прозвучал тревожный сигнал. Она улыбнулась двум молодым подмастерьям; те безмолвно кивнули ей в ответ, снедаемые тем же самым живейшим любопытством.

– Да я и сам толком ничего не знаю. Его здесь нечасто видят. Он человек очень скрытный. Приезжает повидать свою милашку, которую здесь поселил. Одну из тех девок, которые живут в лупанарии. Миленькая, совсем не наглая, из тех, кто ни за что сюда не попал бы, кабы не нужда. Лучшая здесь… нет, не помню, как его зовут…

– Этьен Ленье, – вступила в разговор женщина из пары, сидевшей за столом справа. – Один из лучших клиентов в нашей колбасной лавке.

Мартина одним глотком осушила свой стакан, чтобы скрыть замешательство. Этьен было второе имя Эсташа и его сына, а фамилия Ленье была не чем иным, как сокращенным Маленье. Господи боже, толстый простак Эсташ – и вдруг хозяин борделя! Господи Иисусе, какой скандал! Какой стыд! А ведь они все думали, что Эсташ де Маленье часто бывает в Ножане, чтобы прополоскать себе горло и пощеголять перед теми, кого угощает выпивкой. А он здесь занимается торговлей, и притом торговлей развратом! Что же ей делать, что сказать мадам Беатрис? Вот ведь ничтожество, бессердечный подлец! А ведь ей бы следовало и раньше об этом догадаться…

– Я, конечно, не в восторге от хозяина лупанария, – поспешно заговорила Мартина, – но я довольна, что хорошенькая девушка, которую нужда заставила торговать своими прелестями, нашла себе в нем покровителя. Бог его за это вознаградит.

– Ну, еще бы! Просто смотреть приятно, как она прогуливает свою малышку. Такая сдержанная, доброжелательная и вместе с тем набожная… У них непременно дело закончится свадьбой, и это будет для них всех наилучшим выходом. Если, конечно, месье Ленье не женат, этого уж я не знаю. А впрочем, это далеко не впервые, когда богатый сеньор, которого выворачивает от постной рожи своей дамы, тешится с юной красоткой. Я и не говорю, что другие посматривают на веселых девиц только тогда, когда есть чем заплатить за их ласки.

Ледяная волна прокатилась по спине Мартины с головы до пяток. Это описание так подходило Эсташу! Господи, он еще и ребенка ей сделал… Вот ведь мерзавец! А она тоже хороша; развратничать с женатым мужчиной… Шлюха бесстыжая!

– Богатые господа часто так развлекаются, – с трудом выговорила Мартина, внутри у которой все кипело от гнева. – Вот только… вырастить малыша в доме разврата…

– Вовсе нет, – прервала ее женщина из пары, которая смертельно скучала и горела желанием вступить в разговор. – Месье Ленье купил домик по соседству. – Наш приказчик относит туда заказы для демуазель Адель, его подружки, которую он с двумя сыновьями поселил на втором этаже. Детям-то на чистом воздухе куда как лучше.

– Какой предупредительный, – вздохнула Мартина, с трудом удерживая рвущийся наружу поток ругательств.

– Это верно, она там хорошо устроена, – подхватил Бастье, бондарь. – Для дочки он не скупится! У нее с четырех месяцев на шее бусы из желтого янтаря. Они и серой амброй пользуются. Я с ними не так уж и близко знаком. Демуазель Адель очень любезна, хотя манеры у нее не очень приличные для женщины. Мы только при встрече обмениваемся парой слов.

– Хорошее соседство, – заметила Мартина, которая была готова поспорить на что угодно, что янтарные бусы, которые Эсташ подарил своей незаконной дочери, принадлежали Этьену. Ко всему прочему, еще и вор!

Бастьен Крезо, исчерпав тему лупанария, принялся рассказывать ей о недавних случаях в своей мастерской. Несколько минут Мартина с заинтересованным видом кивала головой, произносила невнятное «угу», в то же время не слыша ни слова из того, что ей говорилось.

Гнев настолько душил старую служанку, что та была не в силах выпить еще один стакан вина. Поставив перед своими собеседниками блюдо с печеньем, она вдруг сказала:

– О, боже мой, в хорошей компании время летит так быстро! Моя дорогая подруга, должно быть, уже беспокоится, я должна вернуться к ней. Мне было так приятно познакомиться с вами, мэтр бондарь, и с вами, матушка колбасница…

Она коротко кивнула колбаснику, который все это время не проронил ни слова, пристально глядя в свой стакан.

Мартина вышла в пронизывающий вечерний холод. Уже почти что настала ночь. Улицы были пустынны, мелкий, но достаточно густой снег отбивал всякую охоту к прогулкам и болтовне. Она побрела к лупанарию и стала внимательно разглядывать дома, находящиеся по обе стороны от него. Стоящий справа показался ей не таким зажиточным, и она вспомнила о замечании бондаря насчет того, что дома разврата не должны бросаться в глаза. Там были даже керамические желоба, по которым нечистоты из дома стекали в уличные канавы, дабы не оскорблять обоняние окружающих. Казалось, их установили совсем недавно. Хорошее и не очень распространенное устройство. Шиферную крышу, похоже, тоже обновили совсем недавно.

Мартину просто трясло от злости. Эти деньги принадлежат мадам Агнес и ее сыну, рожденному в благородном законном браке, а вовсе не этой потаскухе, соблазнившей жирного павлина! Обезумев от гнева и не в силах более сдерживаться, думая, что, возможно, она будет потом сожалеть о своем порыве, служанка проникла в дом, снова надела свой чепец и поверх грубого пальто набросила теплую накидку, подбитую кроличьим мехом. Охваченная неистовством, которое испугало ее саму, Мартина вскарабкалась на два марша лестницы, готовая броситься в драку. Она едва замечала, что квартиры, по две на каждой лестничной площадке, выглядели нежилыми. Наконец, задыхаясь, старушка добралась до второго этажа. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, готово было лопнуть. Чтобы восстановить дыхание, она глубоко вдохнула распахнутым ртом. На этом этаже была единственная дверь – двустворчатая, выкрашенная под цвет бычьей крови. Мартина не могла сказать, что сейчас руководило ею – возмущение скверным поведением Эсташа де Маленье или страх, что он оставит Агнес в таких ненадежных обстоятельствах. У дам Вигонрен, матери и дочери, не было достаточного состояния, чтобы вести прежний образ жизни, а безжизненные ветви обычно отсекают. И вполне возможно, что пожертвуют именно Мартиной, несмотря на то что баронесса Беатрис питала к ней самую искреннюю дружбу. Она высказалась об этом со здравомыслием женщины, у которой за плечами длинная жизнь в браке:

– Если речь идет о кратковременных легких увлечениях, мы закроем на это глаза. В конце концов, всем нам время от времени наставляют рога. Но я хочу знать, существует ли настоящая опасность – постоянная любовница или, еще хуже, постоянная любовница с ребенком.

По сути дела, негодяй Эсташ обманывал всех троих, подвергая опасности их будущее. Поэтому, ни минуты не колеблясь, Мартина решительно постучала в дверь.

Ей открыла молоденькая служанка, которая немного удивленно посмотрела на неожиданную посетительницу.

– Аннелет Теландье, – нагло заявила Мартина. – Мне нужно видеть мадам Адель.

– Я сейчас ее поищу, – тоненьким голосом ответила служанка. – Пожалуйста, подождите в комнате для рукоделия.

Мартина согласно кивнула. Девушка пропустила ее перед собой и толчком открыла дверь, пропуская в большую гостиную. Войдя туда, старая служанка застыла, открыв рот от изумления. Вот развратница! У мадам Агнес никогда не было такой вызывающей, выставленной напоказ роскоши. Стены комнаты были покрыты дубовыми панелями, доходящими до самого потолка, защищая обитателей от холода и уличного шума. Все высокие окна были застеклены и снабжены внутренними ставнями. На полу толстый красно-золотой ковер прекрасной работы. Изящная мебель, без всякого сомнения, куплена в Итальянском королевстве. Несмотря на то что еще не окончательно стемнело, в серебряных подсвечниках горело множество свечей. Мартина втянула в себя воздух. Да, это вам не жировые светильники, какой прекрасный пчелиный воск! Затем ее обоняния коснулся еще один нежный запах. Она очень быстро поняла, что это такое: шарики амбры, лежащие на колпаке просторного, облицованного камнем камина, в котором мерцали искорки затухающего пламени. Ими пользовались только очень богатые люди; во всяком случае, она никогда раньше их не видела. Мартина принялась разглядывать гобелен, висящий на стене за ее спиной. Бурлящий в ней гнев внезапно уступил место горькой обиде за такую несправедливость. Разве мадам Агнес в чем-то провинилась перед этим негодяем? Разве она не выполняла свой супружеский долг с самоотверженностью, достойной всякого восхищения? Разве она не терпела этого толстого самодовольного мужлана, который ко всему прочему еще и плохо сложен? Но тогда почему?

– Мадам?

Подпрыгнув от неожиданности, Мартина уставилась на вошедшую в комнату очень молодую женщину. Среднего роста, с изящной фигурой, на вид около восемнадцати лет. Ради справедливости следовало признать, что она хорошенькая и с приятными манерами. На женщине было платье из шафрановой ткани, поверх которого был накинут плащ из тонкого бархата цвета индиго с высоким воротником по последней итальянской моде. Ее густые светло-русые волосы были убраны под сетку, усыпанную крохотными серыми жемчужинами, придававшими чертам ее лица особое изящество. Мартина заметила на ее пальцах кольца с аметистом, опалом и бирюзой.

– Мадам Теландье? – переспросила она нежным, но уверенным голосом.

Мартина колебалась всего лишь одно мгновение. Ей надо спешить, пока решимость, порожденная гневом и обидой, не покинула ее.

– Вовсе нет. Мартина, служанка и доверенная помощница мадам Беатрис де Вигонрен, матери мадам Агнес де Маленье.

На личике идеально овальной формы было написано такое непонимание, что Мартина поняла: молодая женщина и не догадывается, что Эсташ женат. Поэтому она бросилась в атаку, чтобы развить свой успех.

– Я сильно подозреваю, – сухо заговорила служанка, – что ваш покровитель Этьен Ленье на самом деле не кто иной, как Эсташ де Маленье, супруг мадам Агнес. Боже милосердный! И он хозяин борделя!

Слезы хлынули из больших глаз орехового цвета, пристально уставившихся на старую служанку. Горестно сжав губы и опустив голову, Адель прошептала:

– Ах… Я догадывалась, что он женат. В его возрасте, с его добротой, его умом, предупредительностью, с его очаровательными чудачествами, должно быть, женщины с ума сходят, желая заполучить такого в мужья.

Это лестное описание, настолько отличающееся от того, к которому она привыкла, совершенно ошеломило Мартину. Затем ее удивило еще и другое: манера разговора Адель ясно говорила о хорошем воспитании. Со слабой улыбкой женщина снова заговорила:

– В конце концов, все это не так уж и важно. Я люблю его, он так добр ко мне и моему сыну. Пока он любит меня, мое счастье будет полным.

– Ваш сын?

– Да, Шарль не от Этьена. Не от того, кого вы называете Эсташем. Я могла бы ему солгать, так как в день нашей первой… встречи моя беременность была совсем не заметна. Но я сочла это недостойным мошенничеством. Что бы там ни было, у Этьена золотое сердце; он принял Шарля как своего, чтобы избавить меня от грубых и обидных замечаний.

Мартина едва удержала вздох облегчения. Положение оказалось не таким катастрофическим, как она предполагала вначале. Неожиданно для самой себя старушка подумала, что у жирного кита Эсташа есть даже немного благородства.

Ослабевшим, но решительным голосом Адель продолжила:

– Я не знаю, что из нашего разговора вы передадите своей хозяйке. Знайте же, что я вовсе не уличная девка, вовсе нет… Мой отец – галантерейщик, если только он не скончался после моего ухода из дома. В девичестве, обезумев от любви, я уступила юноше, которого считала серьезным, любящим и благородным. Но это оказалось вовсе не так, он хвастался своими… выходками. Мой отец… я оказалась на улице, не имея другого средства к существованию, кроме как уйти послушницей в монастырь или поселиться в лупанарии. Моя прискорбная история обычней некуда, уверяю вас. Этьен… Эсташ… когда мы встретились, нас как будто бросило друг к другу. Каждый день я желала умереть – и тут вдруг в моей жизни будто загорелся свет. Это доказательство того, что Бог меня по-прежнему любит.

Мартина старалась подавить в себе чувства, которые у нее вызвали эти слова. Черт возьми, ну и дела! Адель ходила по комнате, покусывая себе пальцы. Старая как мир история. Но все это было не самое главное. Самым важным оставалась семья де Вигонрен.

– Я должна попросить вас уйти, мадам.

– Вы должны оставить Этьена. Говорите, Бог вас любит? Неужели вы и вправду думаете, что Господь одобряет супружескую измену?

– Уходите, мадам.

– Нет, – заупрямилась старая служанка. – Поклянитесь спасением своей души, что вы больше не будете видеться с Эсташем де Маленье – или будете прокляты за то, что разбиваете священные узы брака.

Слезинка скатилась по бледной щеке Адель, которая отрицательно покачала головой.

– Смерть Христова, Мартина, что ты здесь делаешь? – прогремел возмущенный голос в дверях.

Тотчас же смягчившись, Эсташ поспешил к молодой женщине, прижал ее к себе и зашептал ей прямо в волосы:

– Адель, моя дорогая, милочка… все хорошо. Успокойтесь, я здесь. Предчувствие… Эти двое украдкой смотрели на меня с таким заговорщицким видом… Я думал, что надо поспешить в Ножан, чтобы сказать «тьфу» в ответ на яростные протесты Беатрис.

Мартина едва узнавала его. Жирное безвольное лицо приняло решительный мужественный облик, и это было вовсе не наигранно. Повернувшись к Мартине, он повелительно спросил у нее:

– Вас послала сюда моя неподражаемая теща?

– Мадам Беатрис только хотела успокоиться насчет вашего… жилища в Ножан-ле-Ротру.

– Только-то? Беатрис не может без задних мыслей или хитроумных расчетов.

– Мессир, я предпочитаю не слышать этой бесчестной клеветы, – перешла в контратаку Мартина.

Поцеловав в лоб Адель, Эсташ-Этьен нежно попросил ее:

– Милая, прошу прощенья, но я бы хотел, чтобы ты сейчас пошла взглянуть на нашего сына. Я должен поговорить с этой… женщиной.

– Этьен, умоляю вас, не переживайте из-за меня. Знайте, что ничто, клянусь вам, ничто на свете не сможет умерить ту бесконечную любовь и благодарность, которую я испытываю к вам. Жизнь моя, я так вас люблю и буду любить всегда.

Поцеловав его в щеку, она вышла, сопровождаемая шорохом своего шелкового платья.

Некоторое время Эсташ разглядывал Мартину, у которой возникло полное впечатление, что перед нею совершенно другой человек – важный, уверенный в себе. Наконец он заговорил:

– Наш разговор будет коротким, но полезным. Правда не так хороша, чтобы о ней говорить, и она еще менее хороша, чтобы о ней знать. Если вы передадите этот… разговор моей теще или моей супруге, это породит настоящую драму. Зачастую неведение является благом…

По голосу собеседника Мартина поняла, что тот не собирается ни угрожать ей, ни задабривать. Он просто выдвигал свои аргументы. Но тут же Эсташ совершил непоправимую ошибку, предложив:

– Десять ливров за то, что вы скажете Беатрис, будто слухи о моем жилище ошибочны.

Кровь бросилась Мартине в лицо, несмотря на то что она в глубине души считала доводы Эсташа довольно разумными. Возмущенная тем, что кто-то считает, будто ее молчание можно купить, она презрительно бросила ему в лицо:

– Принять ваши деньги за то, чтобы предать свою хозяйку? Вы что, ума лишились, мессир? Мадам Беатрис, которая еще больше возвысилась в моих глазах, так долго одаривала меня своим доверием и привязанностью… Я никогда ее не предам! И как вам только не стыдно!

С досадой вздохнув, Маленье указал на одно из изящных итальянских кресел, стоявших вокруг столика у камина.

– Что же, давайте присядем. Значит, вы цените правду? Я вовсе не пытаюсь вас разочаровать. Только не забывайте: тот, кто требует правды, пускай потом не жалуется. Готов побиться об заклад, что Агнес догадывается о моей новой любви. «Новой» – не самое удачное слово, потому что до Адель я никогда никого не любил. Напротив, с начала этой… связи мои супружеские притязания сделались крайне редкими, что полностью устраивает мою супругу. Она тут же почувствовала, что у меня появилась сердечная привязанность. Я не какой-нибудь презренный мошенник, Мартина. Я понимаю, что на самом деле беспокоит вас, мою тещу и мою супругу. Знайте также, что в случае чего я позабочусь о дамах де Вигонрен, дабы они могли вести свой обычный образ жизни, не говоря уже о моем сыне, которого я бесконечно люблю. Наконец, если Маот казнят, Агнес станет опекуном своего племянника Гийома, состояние которого достанется ей. Думаю, она ничего не будет иметь против. Моя жена не особенно любила свою невестку, хоть и притворялась ради приличия.

– Я не могу солгать своей даме, – отрезала Мартина, как будто Эсташ продолжал с ней торговаться.

– Это делает вам честь, я прекрасно вас понимаю. Будьте уверены, что я никогда не оставлю Адель.

– Но почему же, мессир, почему? Мадам Агнес такая красивая, у нее такой живой возвышенный ум, – принялась защищать хозяйку Мартина. – Она же вам всегда демонстрировала свою дружбу, почтение, покорность…

Старая служанка прекрасно отдавала себе отчет, что она не в состоянии произнести такие слова, как «любовь», «нежность» и даже «привязанность».

Эсташ де Маленье устало положил руку себе на лоб. Без гнева и даже досады в голосе он принялся объяснять:

– И все же это так. Моя супруга в точности последовала юридическим советам своей матери. Но Агнес не способна любить кого бы то ни было, за исключением тех, кто носит ту же фамилию, что и она. Агнес презирает меня так же, как и ее мать. Первая вышла замуж не за мужчину, а за кошелек, пожертвовав собой для благополучия семьи. И одному Богу известно, насколько эта жертва стоит у нее поперек горла. Вторая каждую минуту сочувствует своей нежно любимой дочери. А я почему-то все это должен выносить. Восхитительный брак, вы не находите? Впрочем, с чего бы это? Мартина, то, что я вам скажу, оскорбит ваш слух, и я заранее прошу у вас за это прощения. Вообразите себе, какое оскорбление… что чувствует мужчина, когда супруга ждет, что он… закончит с ней, сжав зубы от злости и отвращения.

– Пожалуйста, монсеньор…

– Я совершенно искренне прошу у вас прощения. А еще говорят, что со временем даже самый сильный любовный пыл может остыть… Да в этом омерзительном доме я просто гнил заживо!

Затем Эсташ обвел взглядом комнату, и на губах у него заиграла счастливая улыбка:

– А здесь я живу, я люблю и любим. Я живу, наслаждаясь каждой минутой, каждой секундой. Но оставим этот разговор. Я доверил вам все, что лежит в глубине моего сердца. Распоряжайтесь этим, как сочтете нужным. На самом деле этот разговор принес мне облегчение. Скорее всего мне бы следовало оставить свою супругу. Я смог бы тогда жить, как мне хочется, с любимой женщиной и обожаемым сыном, и не так важно, что в нем течет не моя кровь. Вы даже не догадываетесь, Мартина, что я перекупил этот лупанарий с единственной целью – вызволить оттуда Адель, не покупая ее, будто животное, у хозяйки борделя. Ну а затем во мне заговорили инстинкты делового человека. На самом деле неплохое вложение денег.

Мартина встала, чувствуя себя совершенно опустошенной. Как она обо всем этом расскажет мадам Беатрис?

– Повторяю вам и готов поклясться в этом перед Господом Богом: дамы де Вигонрен не будут нуждаться ни в самом необходимом, ни в том, что приносит удовольствие. До скорой встречи, Мартина. И благодарю вас за то, что, сами того не желая, стали моим вестником. Тяжелый же разговор вас ожидает!

Уже на обратном пути в повозке Мартина спрашивала себя, как она расскажет баронессе-матери о своем открытии. Служанка почти забыла о горшочках крема и о порошке для дыхания, которые еще недавно доставили ей такую радость. В голове у нее безостановочно крутилась фраза из заявления Эсташа де Маленье; тогда она не придала ей никакого значения.

Что он хотел этим сказать? Просто рассказывал – или хотел, чтобы она поняла что-то еще? Нет, Эсташ попытался поколебать ее уверенность, вот и всё. Мадам Агнес вовсе не обрадовало бы зрелище, как Маот отрубают голову или толкают на костер на городской площади. Какой вздор все это!