8
Крепость Лувр, ноябрь 1305 года
Гийом де Ногарэ разглядывал женщину средних лет и упитанности с приятным веселым лицом, одетую неброско, но довольно дорого.
– Присаживайтесь, моя хорошая. Поверьте, я по достоинству оценил тот риск, на который вы пошли, посетив меня.
– Вовсе нет, монсеньор, – успокоила его Эмелина Куанар теплым мелодичным голосом, так чудесно звучащим в этом кабинете. – Мадам Изабелла встретилась со своим отцом. А я, вернувшись из путешествия, позволила себе навестить родственницу и продемонстрировать свое великодушие ко всей этой куче племянников… благодаря вам, монсеньор.
Ногарэ с трудом удержался от улыбки. Такой любезный способ поблагодарить его за толстый кошелек, которым были вознаграждены ее услуги: слежка за чревом Изабеллы де Валуа, дочери Карла и супругой Жана Бретонского, который, как надеялся Валуа, должен будет стать Жаном III после смерти Артура.
Вопреки обычной неловкости, которую он ощущал к представительницам нежного пола, с этой женщиной Гийом чувствовал себя легко и свободно, должно быть благодаря ее спокойствию и какой-то материнской серьезности. Он не чувствовал ни малейшего неудовольствия от мысли, что некоторое время должен будет поболтать с ней о всяких пустяках. Держалась и говорила она как буржуазка или богатая торговка, с которой нужно соблюдать вежливость.
– А у вас самой разве нет детей?
Ответом ему был легкий смешок:
– Монсеньор, мой супруг скончался через два месяца после женитьбы. Скольким женщинам я помогла забеременеть, стерегла каждое мгновение, чтобы избежать выкидыша и облегчить разрешение от бремени, о скольких заботилась после родов, что иногда мне кажется, будто я прожила все это вместе с ними…
– У вас поистине восхитительная привилегия – наблюдать зарождение новой жизни, – торжественно произнес королевский советник.
– Здесь главное, чтобы женщина оказалась крепкой, – бросила матушка Куанар.
Должно быть пожалев о вырвавшихся у нее словах, она сжала губы и еле слышно добавила:
– Прошу прощения! Пусть извинением мне служит, что трех прекрасных дам я не смогла спасти и они умерли родами. Да покоятся они в мире.
– Аминь.
Ногарэ не знал, что здесь можно еще сказать. Впрочем, очень много женщин уходит из жизни до или сразу после родов от кровотечения, инфекций или истощения сил. Но разве это не сам Господь решил, когда им следует предстать пред Ним? Во всяком случае, свое назначение они выполнили, с чем их можно поздравить. Впрочем, это рассуждение относилось лишь к высокородным дамам, чей потомок мог играть важную роль в области политики или финансов.
– Хорошо ли себя чувствует наша дорогая дама Изабелла?
Веселое лицо тут же омрачилось. Акушерка ответила, сложив руки на коленях:
– Беспокоюсь я, уж очень она нежная. Такого хрупкого сложения, и здоровье у нее слабое… А вдобавок этот кашель, хоть бы он прошел поскорее. И все из-за этой невыносимой сырости чертовой Бретани!
Снова едва удержавшись от улыбки, Гийом де Ногарэ принялся считать на пальцах:
– Вышла замуж в пять лет. Сейчас ей, если я не ошибаюсь, тринадцать. Рановато, конечно, но, может быть, вы заметили у нее признаки беременности?
– Вот еще что, монсеньор… Признаки ее женского состояния запаздывают с появлением.
Он удивленно вытаращился на собеседницу, не понимая, на что та намекает.
– Периоды… короче, менструации, – не выдержала Эмелина.
Услышав это слово, королевский советник смущенно сощурился:
– И как, по-вашему… способна ли она забеременеть?
– Сейчас я делаю все, что в моих силах, чтобы вызвать регулярное появление периодов. Отпаиваю ее отваром можжевельника, лаврового листа, дудника, розмарина, листьев шалфея с авраамовым деревом. Я ее заставляю носить под платьем правое яичко ласки. Чтобы было полезнее, каждое утро один из ловчих монсеньора Жана приносит ей свежее.
– Есть какой-нибудь успех?
– Никакого.
– Разве это не удивительно для девушки… сколько, вы сказали, ей лет?.. все, что вы мне тут рассказывали…
– Большинство в этом возрасте уже готовы родить, хотя мне говорили, что это должно произойти к пятнадцати или шестнадцати годам.
– Черт возьми, какая потеря времени!
– И что меня особенно беспокоит, монсеньор… у мадам Изабеллы очень низкие уши, короткая шея и ненормально маленький рост. Добавьте к этому, что она плоская, как камбала, настолько, что при родах бедра у нее могут треснуть.
– Низкие уши, короткая шея? – повторил совершенно растерянный Ногарэ.
– Ну конечно, женщины моей профессии не скупятся на описания, когда те каким-то образом связаны с трудностями, которые испытывают их дамы, пытаясь забеременеть, или наоборот. Низкие уши и линия волос, а также низкий рост говорят мне о трудностях, касающихся плодовитости.
– А может быть, паломничество или молитвы?..
– Мы уже все испробовали, монсеньор, – разумеется, в глубокой тайне. Можете мне поверить, я провела долгую жизнь, помогая женщинам в подобном положении. Если Господь отказывает женщине в материнстве… возможно, у Него на это есть свои резоны, и не нам их оспаривать.
– Конечно, моя хорошая. Кто мы такие, чтобы вторгаться в Божественные тайны?
На самом деле монсеньор де Ногарэ не знал, как ему относиться к этой новости, хотя он и поздравлял себя с тем, что уговорил Эмилину Куанар просветить его. Внезапно ее присутствие стало очень тяготить королевского советника; он ощутил сильнейшее желание оказаться в уединении, чтобы спокойно поразмышлять.
Гийом поднялся на ноги, стараясь, несмотря на снедающее его нетерпение, держаться любезно.
– Матушка Куанар, вы мне оказали очень существенную помощь. Благодаря вам мне многое стало понятно, и поверьте, что я действительно ценю все, что вы делаете. Привратник сопроводит вас до моста Мельников. Я прошу вас и дальше неусыпно бодрствовать.
Поклонившись, женщина произнесла почти шутливым тоном:
– Монсеньор, благодаря вашей восхитительной щедрости я могу надеяться провести свои последние дни в спокойствии и довольстве. Надо совершенно лишиться рассудка, чтобы совершить бестактность, за которой для меня последовала бы или веревка на шею за предательство, или краткая и неприятная встреча в дворцовых закоулках.
– Эта щедрость вами полностью заслужена, – заметил Ногарэ, которого последняя тирада вовсе не привела в восторг.
Более того, если бы матушку Куанар арестовали и под пыткой заставили назвать имя своего великодушного покровителя, Валуа в приступе ярости мог бы прикончить того своими собственными руками. При этой мысли Ногарэ вдруг ощутил, как дрожь пробежала по его телу. Впрочем, он уже отдавал приказы привести к абсолютному молчанию множество противников или шпионов, которые, по его сведениям, становились чересчур болтливы. В противоположность этому от одной мысли, что сорвавшийся с цепи толстый Валуа может растерзать или задушить его, слюна во рту королевского советника сворачивалась и становилась кислее уксуса.
* * *
Едва Эмелина Куанар ушла, он снова уселся за рабочим столом, взял прекрасное орлиное перо, предназначенное для самых важных писем и лежащее отдельно рядом с чернильным рожком. Проведя кончиком указательного пальца по бороздкам пера, невольно восхитился их силой и упругостью. Со вздохом снова отложил в сторону длинное и мощное перо, еще раз взвешивая только что полученные сведения. Стоят ли они внимания? Если Изабелла де Валуа, супруга будущего герцога Бретонского, окажется бесплодной, их брак будет расторгнут, тем более что девица лишена того обаяния, которое пробуждает сильнейшую страсть. К своему несчастью, она – вылитый портрет своего отца. Это вызывало некое сочувствие к молодой женщине, ребенком выданной замуж за человека, которого никогда не встречала, и отправленной в чужую страну, где она никого не знала и где все было ей незнакомо. Родившись племянницей короля, она должна была расплачиваться за это с изяществом и признательностью. Что же, если чрево Изабеллы окажется неспособным к деторождению, Жан возьмет в жены другую девицу. Но кого? Предпочтет ли Артур II, его отец, от такой «неудачи» сблизиться с Англией, с которой бретонцы сохранили прочные связи? Прочные и очень опасные для Французского королевства, для которого они однажды могут обернуться угрозой с запада…
Непроизвольным движением Ногарэ подталкивал орлиное перо то вперед, то назад, заставляя его вращаться. Помимо громадного удовольствия, которое доставили бы ему ярость и сильнейшее разочарование Карла де Валуа, узнавшего, что его дочь отвергнута, мысль о том, что Франция может подвергнуться нападению с севера, запада и востока, приводила его в ужас.
Ногарэ не мог открыться в этом королю, так как это означало бы признаться царственному суверену, что он велел следить за чревом его родной племянницы. Но тем не менее одним из важных качеств королевского советника оставалась способность предвидеть непредсказуемое. Одновременно это являлось и пороком Гийома, так как он иногда терялся в шатких умозрительных построениях, которые имели очень мало общего с действительностью.
Решение пришло само собой: найти принцессу, обладающую привлекательной внешностью, одинаково подходящую для Французского королевства и для будущего Жана III.
Что же касается Изабеллы, он избавится от нее, сделав аббатисой. Климент V будет рад сделать им это маленькое одолжение.
Ногарэ удовлетворенно вздохнул: по правде говоря, довольно приятный выход из положения. Валуа же получит хороший щелчок по носу. Ему так хочется прибрать к рукам герцогство Бретонское, хотя бы с помощью внука… К тому же Французское королевство будет защищено от этих притязаний.