11
Это было больно.
Осознать, что по возращении мне придется врать в глаза родным – больно. Я лежала в постели, развороченной Иваром, пропитанной его запахом, его потом, его семенем, смотрела в потолок и прокручивала в голове воображаемый диалог с отцом.
«Он не трогал тебя, малышка?»
«Нет».
Ложь.
Он трогал меня. На моем теле не осталось места, не отмеченного руками или губами Ивара. Он наставил тысячи невидимых отметин на моей коже, и все они горели каждый раз, как я вспоминала о нем.
«Не переживай. Скоро ты забудешь те дни, которые провела в плену этого грязного лекхе».
«Конечно».
Ложь.
Я никогда не забуду своего первого мужчину.
«Хорошо, что он не воспользовался твоей беззащитностью».
«Да».
Ложь.
Он воспользовался мной. Несколько раз подряд. Я не представляла раньше, что можно проснуться от того, что внутрь толкается горячий, полный желания мужчина. И что это настолько возбуждает.
«Тебе повезло. Могло быть и хуже».
«Я согласна».
А вот это правда. Могло быть и хуже. Вот только лучше… быть не могло.
И от этого мне тоже становилось больно.
Ивар снова исчез с наступлением утра и не приехал даже на следующий день. И через два дня после своего неожиданного визита не появился.
Мила распекала меня на чем свет стоит и за порванную одежду, и за беспорядок в комнате, но, увидев, что я молчу и не отвечаю, затихла. Улучив момент на кухне, когда я спустилась попить воды, Мила перестала помешивать в круглобокой кастрюльке кашу для сына, присела за стол напротив меня и вздохнула.
– Ты не должна позволять Ивару так обращаться с собой.
Я промолчала. Как можно ему что-то не позволить? Когда он врывался в комнату, заполняя собой все пространство и не оставляя мне шанса на побег? Даже несмотря на всю ненависть к лекхе, мне не удавалось противостоять его прикосновениям. Когда он говорил, что опасен для меня, я и представить не могла, что это означает на самом деле. Думала, что Ивар опасен с точки зрения его дикой силы. Но все оказалось иначе.
– Что? – грубовато бросила Мила. – Думаешь, я по-женски не понимаю, что с тобой происходит? Ивар всю жизнь прожил среди таких, как ты. Пусть он считает себя одним из нас, но сам больше относится к твоему виду, чем ты думаешь, охотница. Твои сородичи научили его брать то, что хочется. Ведь так поступаете вы? Берете и не спрашиваете чужого мнения. Он относится к тебе, как люди относятся к лекхе.
В ее голосе звучала обида, и я поняла, почему Мила вдруг стала сочувствовать мне, хотя прежде только фыркала и показывала, как ненавидит. В чем-то она посчитала наши жизненные ситуации схожими, и это странным образом смягчило ее.
– Я пырнула его ножом, – произнесла я, сама не зная, зачем так откровенничаю.
У Милы вытянулось лицо, и она несколько раз моргнула. Потом вдруг прыснула, а затем рассмеялась в полный голос.
– Серьезно? Прямо проткнула?
– Ты же видела кровь на полу, – пожала я плечами.
– Я думала, это твоя… – она вновь стала серьезной. – А что он?
– Разозлился.
– Разозлился так, чтобы хорошенько вмазать тебе в ответ, или так, чтобы… – Мила вгляделась в мое лицо и закончила: – Все понятно, можешь не отвечать.
Она встала и подошла к плите, чтобы помешать кашу, которая начала пригорать.
– Не буду врать, мне не нравится, что ты живешь в моем доме, охотница. Не нравится, что Ивар с твоим появлением превратился в озабоченное животное. Что мой сын просыпается среди ночи от ударов кровати о стену в вашей комнате и от того, что вы оба стонете, как буйнопомешанные. Хватит превращать мой дом в бордель!
– С удовольствием, – проворчала я. – Ивар сказал, что уже нашел посредника, чтобы передать меня отцу, но опять куда-то пропал. Я жду его со дня на день. Спасибо за гостеприимство, но задерживаться здесь не стану.
Мила повернулась. Ее лицо выглядело удивленным.
– Со дня на день? Когда Ивар уезжал утром, он приказал Леше лучше тебя сторожить и признался, что ты тут надолго.
Я почувствовала, как все внутри немеет от беззвучного крика. Надолго? Он обманул меня? И все обещания о посреднике оказались ложью? И мое согласие… наша договоренность о последней совместной ночи… это тоже ложь? Ивар снова приедет, когда ему заблагорассудится, и опять будет заниматься со мной любовью, пока не надоест? И я должна ждать его тут, как презрительно бросила как-то Мила, раздетая и с разведенными ногами? Все для удовольствия этого грязного лекхе с большим самомнением?!
От этих мыслей стало даже больнее, чем от воображаемых диалогов с отцом. В тот момент я решила бежать любой ценой.
Вся моя жизнь превратилась в стремление к одной этой цели. Я больше не ждала Ивара, а боялась его появления, потому что это означало крах. Часами слонялась по поселению, чтобы найти какую-то лазейку, но забор казался слишком высоким, а его верхушки – острыми и зазубренными. Я организовала удобный наблюдательный пост на скамье неподалеку от ворот, чтобы следить за сменой дежурных и понять их график, но никак не могла уловить подходящий для побега момент.
Зато добилась другого. Жители понемногу начали привыкать ко мне и перестали обращать внимание, когда я появлялась на улице. Для них я была чем-то вроде ручной зверюшки их обожаемого лидера. И, как сказал Лекс, они не умели долго злиться. Эту особенность я заметила еще в нем самом и в его сестре. Мила по-прежнему смотрела на меня волком, но после нашего разговора на кухне в ней что-то неуловимо поменялось. И остальные поселенцы внезапно даже стали здороваться со мной по утрам.
Под моей подушкой лежал нож, который я планировала прихватить с собой на случай побега… или снова всадить Ивару в живот при очередном визите. Никому, казалось, не было дела. Мои руки оставались в кандалах – и это всех успокаивало.
Я поражалась их наивности, открытости, какой-то детской душевной простоте. Зато поняла, почему этот народ так легко оказалось поставить на колени. И лишний раз убедилась в правдивости слов Милы.
Ивар был не такой.
А потом судьба неожиданно улыбнулась – и стала кидать в мой пустой котелок монетки удачи одну за другой.
Очередным утром я проснулась и обнаружила, что мои бедра и постель испачканы в крови. Ежемесячный цикл пришел в срок, и о нежелательной беременности теперь не стоило волноваться. Я поднялась, чтобы пойти к Миле и попросить средства гигиены, ведь Ивар бросил меня тут без сменной одежды и прочих нужных вещей. Хорошо, что в одном доме со мной жила девушка, иначе Лексу пришлось бы выкручиваться, а мне – краснеть, объясняя ему свои потребности.
Дверь беззвучно открылась, выпуская меня в коридор. Старые привычки никуда не делись. Освоившись в доме, я научилась передвигаться так же тихо, как делала это под родительской крышей.
С первого этажа доносились голоса. Я опустилась на верхнюю ступеньку лестницы и прислушалась. Лекс посетовал на то, что у западной стены ограды, как раз возле большого дуба, рассохлись бревна. Они с Милой обсуждали, что неплохо бы поискать досок для укрепления забора.
Сегодня… неужели я наконец сбегу и это случится сегодня? Но как сделать все незаметно и не нарваться на случайных свидетелей? И постепенно в моей голове созрел план.
Для начала я, громко топая, спустилась по лестнице и позвала Милу. Та с видимым облегчением выдала мне необходимое. Мысль о ребенке наверняка приходила на ум и ей, особенно если учесть, что сестра Лекса сама выносила незапланированную беременность.
Приведя себя в порядок, я дождалась обеда, во время которого стащила из кухни коробок спичек. Мила возилась со стиркой, ей было не до меня. Лекс куда-то ушел. Под предлогом прогулки я переоделась, потом кое-как спрятала под курткой нож и вышла на улицу. План был несложным, но для его выполнения требовалось не вызывать подозрений. Постояв на крыльце, я полюбовалась голубым небом, а потом не спеша двинулась дальше.
– Тетя Кира! – вдруг окликнули за спиной.
Никитка стоял в дверях. У меня сердце в груди замерло. А что, если ребенок заметил, как я брала спички? Что, если сейчас закричит и позовет мать? Только усилием воли я приказала себе не дергаться. На воре и шапка горит. Буду нервничать – сама себя выдам.
– Тетя Кира, а ты уходишь? – уставились на меня любопытные глазенки.
– Всего-то иду погулять, – пожала я плечами.
– А мне показалось, ты навсегда уходишь, – с неожиданной грустью протянул он.
Мила, как и раньше, не разрешала нам много общаться, но я чувствовала, что мальчик тянется ко мне, и тоже вдруг ощутила тяжесть на сердце от расставания. Подошла и погладила ребенка по темноволосой головке.
– Да куда же я уйду отсюда? – я показала кандалы. – Никуда не денусь.
– Хорошо, что дядя Ивар держит тебя здесь, – сообщил он. – Он будет дракон. Когда я вырасту, то освобожу тебя, как принцессу, и женюсь на тебе. Ты только дождись.
Я рассмеялась.
– Обязательно.
– А еще ты вот это забыла, – малыш поднял сжатый кулачок, из которого что-то свисало.
Смеяться тут же расхотелось. Я опустилась на корточки, во все глаза уставившись на детскую ладошку, раскрывшуюся для меня, как бутон цветка. Посерединке лежала моя пуля, и это концы цепочки свисали и свободно болтались. Охнув, я схватила пулю, погладила пальцем нежную детскую кожу… ни пятнышка. Ни следа от ожога.
– Никитка… – простонала я, прижав детское тельце к себе.
Сграбастала в объятия так крепко, что чуть не раздавила. Сама не знаю, почему такая волна жалости нахлынула. Мальчик стоял, сопел носом и явно не понимал, с чего вдруг во мне проснулись телячьи нежности. А я тискала его и думала, как сообщить его матери о том, что он – обычный человек.
Потом решила – никак. Не мое дело. Я ухожу отсюда и все проблемы этих людей тоже должны остаться позади. Меня ждала долгая дорога, встреча с отцом и бесконечная череда ночей, в течение которых мне будет сниться бессердечный мужчина со шрамом на груди.
– Где ты ее взял? – удивилась я, выпустив из рук Никитку.
– На полу в твоей комнате. Мама не разрешает туда ходить. Но мне стало так интересно!
Точно. Пуля осталась в кармане моих джинсов, когда папа вернул ее. Наверно, когда я перебирала вещи для стирки, она выпала. А мальчик нашел.
Я застегнула цепочку на шее и погладила пулю на груди. Еще один знак. Я возвращаюсь домой, в свой клан, к своим людям. И пусть мне немного жаль покидать Сопротивление, но я не предала отца, не стала Сочувствующей и не влюбилась в Ивара. Почему-то последнее пугало больше всего.
Отправив Никиту в дом, я направилась к воротам. Если навстречу и попадался кто-то из жителей, все ограничивалось слабым кивком или безразличным взглядом. Присев на скамью неподалеку от выхода из поселения, я стала ждать. В паре метров от меня была навалена целая куча сена. Его собирались куда-то убрать, но никак не доходили руки.
Как только дежурный зазевается – мигом начну действовать.
– Привет, – ко мне подошел Байрон.
Мы с ним почти не виделись с той поры, как ехали в одной машине, и я удивилась, что он решил подойти. Да к тому же, так не вовремя! Парень явно смущался в моей компании, а мне как никогда срочно требовалось от него избавиться.
– Привет, – буркнула я.
– Я уже несколько дней подряд вижу, как ты тут сидишь. Ждешь Ивара, да? – Байрон опустился на самый край скамьи.
– Жду, когда джипы моего отца проломят ваши хлипкие ворота и разнесут тут все.
– Ого… – он побледнел. – Думаешь, это правда случится?
Я покачала головой.
– В любую минуту.
Байрон поерзал на своем краю, но уходить не торопился. Дежурный повернулся к нам спиной, и я только скрипнула зубами от жалости, что такой удобный момент упущен.
– Как тебе живется здесь? – предпринял он новую попытку завязать вежливый разговор.
– В гостях хорошо, а дома лучше. Байрон, не томи, что тебе нужно? – не выдержала я.
Мой собеседник сложил руки на коленях и посмотрел жалобно.
– Все говорят, что мои стихи – отстой. Ты – человек со стороны. Непредвзятое лицо. Можно, я тебе прочитаю кое-что из своего, а ты скажешь мнение. Только честное мнение. Жалеть меня не надо.
Дежурный начал прохаживаться вдоль ворот и бросать на нас косые взгляды.
– Хорошо, – процедила я.
Но когда Байрон начал читать стихи, обомлела. У него действительно оказался талант. Редкий дар для человека, лишенного образования как такового. Увидев, что я не перебиваю, Байрон воодушевился и прочел еще. И еще. Он говорил о любви, но меня не оставляло ощущение, что стихи написаны не просто так. Они посвящены кому-то.
– И кто же она? – наконец, решилась спросить я.
Он тяжело вздохнул.
– Моя муза. Та, с кем мне не суждено быть.
– Она из поселения?
– Да.
– Почему тогда ты читаешь стихи мне, а не ей? – удивилась я. – Они очень красивые. Ей бы понравилось.
– Потому что она ненавидит меня. Как ты – Ивара.
На такой загадочной ноте Байрон встал и ушел, оставив меня в полном недоумении. В кого же он так влюбился? Почему сравнивал себя и свой предмет обожания с моей ситуацией?
Размышлять дальше не пришлось, потому что дежурный снова отвлекся. Я больше не могла оттягивать момент и рисковать. Выхватив спички, огляделась. Никого. Чиркнула одну, чтобы высечь пламя, и бросила в сено.
Сначала не происходило ничего. Я испугалась, что спичка потухла. Тем более дежурный уже повернулся в мою сторону. Но тут из стога вдруг начал валить густой черный дым. Я вполне натурально взвизгнула и отскочила.
– Пожар!
Тут же высыпали люди. Поднялась суматоха. Сено вспыхнуло ярким пламенем, но я знала, что долго гореть не будет. Ни секунды терять нельзя. Незаметной тенью бросилась в противоположную сторону.
Вот и большой дуб. Как я раньше не замечала, что вон те доски потемнели? Уже хотела устремиться к ним, но из ближайшего дома выскочил один из поселенцев. Он уставился на меня круглыми глазами.
– Пожар! – не растерялась я и махнула рукой в нужном направлении. – На помощь!
Лекхе побежал в ту сторону, а я еще раз огляделась. Теперь путь свободен. Ринулась к забору. Расстояние до дуба – то, что надо. Очень удобно. Уперевшись в дерево спиной, я со всей силы ударила ногой в прогнившие доски. С жалобным треском они поддались. Еще удар. Гнилое дерево проломилось.
С третьего удара я выбила здоровенный кусок и теперь могла пролезть в дыру. Близость свободы опьянила, вскружила голову. Я бросилась навстречу неизвестности, царапая руки и продираясь в пролом.
Секунда – и я по ту сторону поселения. Из-за суматохи обо мне на время забыли. А я за это время буду уже далеко.
Ступая по мягкой земле, от которой исходил запах прелых листьев, я начала углубляться в лес. В то же время старалась не сильно отклоняться от проселочной дороги – единственного ориентира в глуши. Бежать со связанными руками оказалось не очень удобно, и пару раз я даже падала, споткнувшись о кочки. Хорошо, что чаща оказалась не слишком густой – обычный лиственный лес – и не пришлось трудиться, чтобы проложить дорогу.
Сердце колотилось в груди, как у пойманной птицы. Но мне удалось вырваться из клетки! Я издала победный клич, сначала не очень громкий, но потом не удержалась и взвизгнула во всю мощь легких. Вряд ли меня уже могли услышать в поселении. Даже не верилось, что больше никогда не увижу Нину с ее вороной, упитанного медведя Лекса, который и сам был как медведь, романтичного Байрона, Милу и Никитку. Отец наверняка удивится, что я общалась с лекхе на равных и они не растерзали меня.
Мысли об Иваре я гнала прочь при первом же их появлении. Нет, настал момент моего триумфа, а не сожаления, и я буду улыбаться до ушей, потому что свобода – самое дорогое, что есть у каждого человека. Никакими деньгами не оценить это сладкое ощущение. И мне удалось заполучить свободу обратно.
В боку начало колоть, легкие усиленно работали. Тело требовало передышки, но мне не хотелось останавливаться ни на секунду. Я гнала себя вперед, потому что очень боялась оборачиваться назад.
Через какое-то время между деревьев показался просвет. Ноги сами понесли туда. Как будто в вены влили живительный эликсир. Последний рывок – и вот, продираясь сквозь придорожные кусты, я выбралась на обочину. Ветер гонял по асфальту редкие сухие листья, гнул серую от пыли придорожную траву, но показалось, будто это – самая прекрасная картина местности. По ту сторону дороги красовался такой же глухой лес. Лента шоссе словно прорезала его на две части. Мой путь домой.
Слева ко мне как раз двигалась красная развалюха, сошедшая с конвейера автопрома явно лет двадцать назад. В одно ее крыло щедро въелась бурыми пятнами ржавчина, мотор чихал и кашлял. За рулем восседал старичок в джинсовой куртке и кожаном кепи.
Выбора не было, и я бросилась ему наперерез, отчаянно размахивая закованными руками. Водитель тут же ударил по тормозам. Все еще задыхаясь, я обогнула машину, склонилась перед опускающимся стеклом.
– Подвезите до города. Умоляю! – так просят, разве что, о стакане воды посреди раскаленной пустыни.
Косматые седые брови моего собеседника взлетели вверх.
– Так город в той стороне, внученька, – большим пальцем он показал себе за спину.
Вот невезуха! Я начала оглядываться, надеясь поймать другую машину в нужном направлении. Но дорога оставалась пуста.
– А ты откуда такая? – заинтересовался старичок и понизил голос: – Неужели из беглых?
– Что? – я поняла намек и вспыхнула: – Я не лекхе! Наоборот! Меня держали в плену. Удалось сбежать.
Вдали по другой полосе показалось что-то черное.
– Точно? – с подозрением допрашивал старичок. – Кандалы-то у тебя непростые… видал я, что полиция носит. Так у них – тонкие браслетики по сравнению с твоими. Особое железо, да? Так у лекхе оно не водится…
– Я не лекхе! – упрямо повторила я, вглядываясь в увеличивающуюся черную точку.
Джип. Провалиться мне на этом самом месте! Джип! Черный! Точная копия тех, на которых к нам домой приезжали за оружием.
Я уже не слушала вопросы надоедливого старика. Перебежала дорогу и начала размахивать руками, чтобы привлечь внимание. Охотники. Свои. Пусть из другого клана, но я – одна из них. Такая удача! Повстречать их – все равно, что увидеть земляка в чужой стране. Я ни минуты не сомневалась, что теперь мои беды закончились.
– Внученька! – позвал старик, продолжая изучать меня чересчур подозрительным взглядом. – Так может тебя подвезти? Я на дачу еду, никуда не тороплюсь.
– Нет, спасибо! – крикнула я в ответ, уже подпрыгивая от нетерпения при виде спасительного джипа.
Зачем мне ехать куда-то с не в меру заинтересовавшимся мной незнакомцем, когда достаточно назвать имя отца – и эти люди сами все поймут?
Прекрасный в своей мощи черный автомобиль снизил скорость, а потом и вовсе остановился к моей превеликой радости. Несмотря на это, надоедливый старик не собирался уезжать. Оперевшись локтем на руль, он встревоженно наблюдал за мной. С демонстративным видом я отвернулась и подошла ближе к джипу.
Тонированное стекло плавно поехало вниз, и оттуда на меня уставилось… дуло пистолета.
– Лучше скажи, что у тебя есть желтый билет, кроха, – протянул угрожающий мужской голос. – Иначе…
На секунду я растерялась. Но потом напомнила себе: все правильно, как еще должны поступить охотники, увидев эти кандалы?! Я вскинула руки в жесте капитуляции.
– Я не лекхе! Я сама охотник! Дайте мне все объяснить!
Дуло слегка затряслось, потому что владелец пистолета расхохотался. Стекло опустилось еще ниже, в окне показалось одутловатое бледное лицо. Охотнику было лет под сорок. Гладковыбритый череп блестел от пота. Небольшие глаза внимательно оглядели меня с ног до головы.
– Ты что, сучка, шутить вздумала? Быстро встала на четвереньки! И не смей поднимать голову, когда я выйду!
Я онемела от изумления.
– Я не…
– На четвереньки! Или стреляю! У меня есть разрешение на неограниченный отлов таких, как ты. Раз… два…
Опыт жизни в клане подсказывал, что дальше последует выстрел. Я упала на колени в придорожную траву. Уперлась ладонями в землю и покорно опустила голову. В горле стоял комок. Так, при всех, мне еще не доводилось унижаться. И, как назло, старикан этот маячил на другой стороне дороги! Может, получал удовольствие от зрелища?
Дверь джипа открылась, и прямо перед моим носом на землю ступила нога в блестящем кожаном сапоге.
– Голову не поднимать, – напомнил толстяк.
Он неторопливо обошел меня, дал легкого пинка под зад. Я пискнула, но удержалась в прежней позе. Хлопнула дверь со стороны водителя.
– Митяй! Она правда не лекхе! – воскликнул другой мужской голос, не такой низкий.
Кто-то подхватил меня под локоть, рывком поставил на ноги. Мои руки вытянули вперед и сдвинули оковы выше запястий.
– Видишь? Кожа не тронута. Нет ожогов.
– Может, это обычный металл? – не собирался отступать толстяк.
Я повернула голову и рассмотрела своего спасителя. Достаточно молод. Темно-русые волосы с легкой волной обрамляли симпатичное лицо. Картину портили, разве что, глаза, расположенные чуть навыкате. Охотник улыбнулся мне ободряющей улыбкой.
– Такие тяжелые кандалы – и просто так? Нет, брат. Что-то здесь не сходится.
– Пуля… – выдавила я, все еще оправляясь от шока. Не каждый день приходится стоять на четвереньках в грязной траве да еще под дулом пистолета.
– Что? – придвинулся ближе тот.
– Пуля… на моей шее… я охотник.
Аккуратно он отодвинул воротник моей куртки и заглянул в проем. Поддел пальцами пулю. Лицо тут же вытянулось.
– Она из клана Хромого!
– Только мы носим первые пули, – кивнула я и послала мстительный взгляд толстяку. – Точнее, только члены семьи.
Тот с видимой неохотой убрал пистолет.
– Ладно. Но откуда кандалы?
– Я сбежала из плена.
– Хорошо, что мы тебя нашли! – улыбнулся молодой и приобнял меня за плечи. – Поедем, расскажешь все в дороге. Не волнуйся, теперь ты в безопасности. Как тебя зовут?
Я назвала им свое имя, и уже через минуту сидела на заднем сиденье джипа, который резво уносил меня все дальше от Сопротивления. Оглянувшись, я заметила, что красная развалюха старика уже превратилась в маленькую точку.
Впервые за несколько последних дней удалось почувствовать спокойствие и даже расслабленность. Больше не надо было собачиться с Милой, ждать приезда Ивара, считать мучительные часы в неволе. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.
Хорошо…
Правда, долго наслаждаться покоем не дали.
– Так где тебя держали, Кира? – поинтересовался молодой охотник, которого, как выяснилось, звали Жорж.
Свое имя он произносил на французский манер и, видимо, наслаждался при этом каждым звуком.
– В поселении, – ответила я неохотно.
– В гетто, что ли? – хмыкнул толстяк. – Так вроде далековато здесь от гетто…
– Нет, не в гетто. Просто в поселении лекхе. Они… – я вдруг спохватилась и прикусила язык. Нужно ли рассказывать так много? Да, у меня была тысяча причин злиться на Ивара, но Никитка… могу ли я поставить под удар ребенка?
– Что «они»? – подхватил Жорж.
– Они привезли меня туда с завязанными глазами, – быстро сообразила я.
Это была часть правды. Мы с Иваром прибыли ночью, и мне не удалось тогда разглядеть дорогу.
– Но обратно-то ты нашла путь? – оживился толстый Митяй. – Запомнила? Лекхе, которые живут не в гетто… мы должны это увидеть.
Они с Жоржем переглянулись.
– Я бежала наугад. Сама не помню, как оказалась у дороги. По-моему, даже кругами ходила, – настаивала я на своем.
– Но все равно ты не выглядишь сильно обтрепанной и уставшей. Значит, это место не так уж далеко, – возразил толстяк.
Я замолчала, а он повернулся и уставился на меня пронзительным взглядом. Чем дольше затягивалась пауза, тем сильнее казалось, что веду себя, как Сочувствующая. И если охотники тоже подумают так, то обратное будет очень трудно доказать.
– И они просто держали тебя там? – Митяй прищурился. – Для чего?
– Ладно, ну чего ты насел? – встал на мою защиту Жорж. – Не видишь, девушка еще в себя не пришла.
Толстяк, наконец, перестал обстреливать меня глазами и повернулся к собеседнику.
– Ты посмотри, слишком уж она чистенькая. Что они там с нее, пылинки сдували? С какой стати дикарям так оберегать охотницу? Или она не охотница, или… – он снова бросил косой взгляд. – Она была их шлюхой.
Я охнула от возмущения. Не могла поверить, что кто-то посторонний прямо при мне станет говорить такие гадости. В клане моего отца наемники и заикнуться в моем присутствии о чем-то неподобающем боялись. В который раз мысленно посетовала, что папа из слепой родительской любви скрыл от меня столько правды о реальном мире.
– Не говори так о нашей гостье, – покачал головой Жорж, – конечно, никто из них и пальцем ее не тронул. Ты сам слышал, какие порядки в клане Хромого. Женщина из этого клана скорее убила бы себя, чем допустила такое! Это все равно, что со своей собакой переспать!
Он многозначительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида и добавил:
– Если она, конечно, на самом деле из этого клана.
Я сглотнула. Убить себя, чтобы не спать с Иваром? О да, я пыталась. Но им-то легко судить. Они никогда не окажутся на моем месте. Поэтому я тоже не открою им правду.
– Меня держали, как заложницу, чтобы шантажировать отца, – я вздернула подбородок, – поэтому и пылинки сдували. Иначе папа не пошел бы на переговоры.
Эта версия успокоила моих собеседников, разговор затих сам собой. Я отвернулась к окну, гадая, сколько еще придется врать, балансируя на тонкой грани правды и вымысла, чтобы не навредить невинным жителям поселения, но и не сгубить собственную репутацию. И вдруг поняла, что все только начинается. У отца вопросов наверняка появится несравнимо больше. Его я не смогу заставить умолкнуть какой-нибудь высокомерной фразой, как случайных спасителей.
Придорожный указатель сообщил, что до города осталось каких-то десять километров, когда джип вдруг свернул с шоссе на грунтовку. С одной стороны виднелись дома пригородного поселка, с другой – простиралось поле со свежевскопанной черной землей, а за ним – роща.
– Куда мы едем? – насторожилась я.
– К нам домой, – уверенным тоном заявил Жорж, – не можем же мы не накормить тебя и не дать отдохнуть. К тому же, путь до заповедника неблизкий, а мы не планировали такую дальнюю поездку.
Это звучало разумно.
– Я хочу сразу же позвонить папе, – сообщила я.
– Конечно, – миролюбиво согласился он, – сразу же позвоним. Заодно и с Седым познакомишься.
– А кто такой Седой?
Жорж улыбнулся светлой мальчишеской улыбкой.
– Наш отец.
Теперь уже по двум сторонам дороги тянулись перепаханные поля. Проехав еще какое-то время, джип миновал каменную ограду с распахнутыми воротами, которые, судя по виду, никогда не закрывались, слишком уж «вросли» в землю. Нас встретил фруктовый сад. Деревья казались высаженными любовно, по линеечке. На ветвях краснели спелые бока яблок. Роль живой изгороди выполняли кусты роз. Я залюбовалась чайными, темно-красными, белыми и нежно-розовыми бутонами. Словно попала в райские кущи, настолько здесь было красиво.
Если внутри и трепыхалось волнение, то теперь оно утихло. В таком прекрасном месте просто не хотелось думать о плохом.
Вьющаяся роза оплетала упругими темно-зелеными стеблями выбеленный фасад дома. Здание выглядело старым. Узкие окна, старомодная лепнина по фронтону. Дом походил на какую-нибудь старую гимназию, из числа тех, которые мне доводилось видеть на страницах учебников истории.
Джип притормозил на широкой площадке перед входом. Жорж выпрыгнул, галантно открыл мне дверь и подал руку, чтобы помочь выбраться. Митяй просто поспешил в дом, не оглядываясь.
– У вас тут глаз не оторвать… – протянула я, вдыхая полной грудью чудесный пряно-пьянящий аромат роз.
– Это отец, – с улыбкой сообщил Жорж. Пока я любовалась плодами на деревьях, украдкой заметила, что он смотрит только на меня. – Если бы не родился охотником, то наверняка стал бы садовником. Здесь его страсть. Любимое хобби.
– У нас не так…
– А как у вас?
– У нас река. Она очень красивая, но холодная. Если бродить по берегу, то можно найти прозрачные камни, – я испытала почти невыносимую боль от ностальгии по родным местам. – А еще везде мох. Когда он свисает с деревьев, то напоминает лапы сказочных чудовищ. Так я в детстве воображала. Но цветов у нас нет. Мой папа посчитал бы цветник глупостью и лишней тратой сил и времени. И лес в основном хвойный.
– Значит, твой отец далек от романтики? – хмыкнул Жорж.
– Вся романтика закончилась со смертью мамы.
– Я слышал, ее убили лекхе. Все знают эту историю. Ваша семья – живая легенда.
Что-то кольнуло внутри на словах «убили лекхе». Нина посеяла во мне зерно сомнений, которое теперь никак не удавалось вытравить. Пока я подыскивала подходящие слова для ответа, на пороге дома снова появился толстый Михей.
– Ну где вы? – недовольным голосом позвал он. – Отец ждет!
– Пойдем? – Жорж повел меня к дверям, и я последовала охотно. Все-таки рядом с ним чувствовала себя комфортнее, чем в компании сурового толстяка, который замкнул процессию.
Из-за небольших окон в помещении не хватало света. Пахло душным ароматом увядших и начинающих подгнивать цветов. Где-то в глубине дома переливалась на разные голоса классическая музыка. Мы направились на звук. Я не разбиралась в композиторах настолько хорошо, чтобы понять, чья она, но сумела различить органную полифонию.
Жорж шел уверенно, его ботинки отстукивали ритм по гладким крашеным доскам пола. Митяй за моей спиной, наоборот, ступал мягко, как кошка. Только шорох одежды выдавал его присутствие. Коридор оканчивался приоткрытой дверью, из-за которой бил свет. Жорж толкнул ее и посторонился, чтобы пропустить меня вперед.
Я вошла и оказалась в рабочем кабинете. Пожилой сухопарый мужчина, одетый в подобие сюртука с высоким воротником, и впрямь седой как лунь, стоял лицом к окну, заложив руки в замок за спиной. При моем появлении он обернулся, взял со стола пульт и выключил музыкальный центр, расположенный на полке в окружении книг. Внезапная тишина ударила по ушам сильнее взрыва бомбы.
– Здравствуйте, – поприветствовала я, ощущая неловкость.
– Митя, а почему вы нашей гостье еще руки не освободили? – нахмурился глава клана, остановив взгляд на моих кандалах.
Торопливое шарканье ног за спиной подсказало, что толстяк бросился куда-то прочь. Жорж остался безмолвной тенью у дверей, будто и слово боялся вымолвить без разрешения.
– Значит, ты – дочь Хромого? – светским тоном поинтересовался Седой, разглядывая меня с головы до ног.
– Да.
– Я слышал, что твоя мать была красавицей. Ты, наверно, в нее пошла?
– Так говорят, – я пожала плечами.
Старик прошелся вдоль стены, по-прежнему держа руки заложенными назад. Чем-то даже ворону Нины напомнил своим важным видом.
– И как дела в заповеднике?
– Мы… мы справляемся, спасибо.
– И твой отец по-прежнему торгует оружием?
– В соответствии с законом, – ушла я от ответа, не понимая, к чему он клонит.
Черты лица моего собеседника разгладились, словно тот и сам понял, что начал спрашивать лишнее.
– Надеюсь, поездка была комфортной?
– Да, спасибо, – я решила умолчать о том, как толстяк чуть не выстрелил, – и благодарю за гостеприимство. Можно мне сразу позвонить папе? Очень волнуюсь.
– Конечно. Уж он-то как, наверно, волнуется! – улыбнулся старик, но взгляд его голубых глаз оставался холодным.
Седой подошел к столу, взял телефон и протянул мне. Я приблизилась и буквально выхватила аппарат, не веря своему счастью. Неужели сейчас услышу родной голос отца?! По памяти набрав номер, приложила трубку к уху. Седой внимательно наблюдал за моими действиями. С каждым гудком сердце замирало. А вдруг не ответят? Долго, так долго…
Наконец, послышался щелчок, а следом – грустный голос моего отца.
– Папа! – вскрикнула я, и глаза защипало от непрошеных слез.
– Кира? – Его голос звучал недоверчиво. – Это ты?
– Да, папа! Это я!
До моего слуха донесся судорожный вздох.
– Моя малышка… с тобой все в порядке? Где ты?
– Да! Со мной уже все хорошо! Я…
С удивительной для своих лет прытью Седой выхватил из моих пальцев телефон и отступил назад.
– Привет, Хромой, – заговорил он в трубку, – твоя девочка в надежных руках. Она в моем клане. Среди своих.
Старик замолчал, очевидно, выслушивая собеседника.
– Что вы… – начала я, но на плечо тут же опустилась рука Жоржа. И когда успел оказаться рядом?
– Ш-ш-ш, – приложил он палец к губам, – не мешай.
– Нет, лучше мы сами к тебе приедем, – продолжил Седой. – Сегодня? Нет, не успеем. – Он рассмеялся. – Нет, я пока не скажу тебе адрес. Не хочу проснуться среди ночи в собственной постели с твоим пистолетом у виска. Завтра. Мы привезем ее завтра. О своих приключениях она сама тебе расскажет.
Последовала очередная пауза.
– Да, она цела и невредима. Наша почетная гостья, – лукавый взгляд Седого пробежался по мне. – О, я не сомневаюсь! Не сомневаюсь, что ты будешь очень благодарен за спасение дочурки. Так благодарен, что наполнишь особым железом мой фургон, который я возьму с собой. Да. Целый фургон. Доверху. – Он умолк ненадолго. – А во сколько ты оценишь свою ненаглядную Киру? Да? Ну то-то же. Все. Бывай.
С довольным видом Седой убрал телефон в карман.
– Все готово, Кира. Завтра ты едешь домой.
Я не могла поверить своим ушам. Нет, не от радостной перспективы увидеть родных. От ужаса. Стоило ли бежать из поселения лекхе лишь для того, чтобы стать предметом сделки для очередных заинтересованных лиц?!
– Мой отец не сможет отгрузить столько железа, – покачала головой я, – его столько просто нет.
– Значит, у него есть целая ночь, чтобы добыть еще, – невозмутимо парировал глава клана. – Вы столько лет торгуете им. Да у вас целый клондайк, не иначе! Никогда не понимал Хромого. Почему он так жмется, продает по чуть-чуть? Мы с ребятами приезжали к нему как-то. Так получили едва ли жалкую горстку пуль.
– Их приходится экономить, – подхватил Жорж, пытаясь заглянуть в глаза. – А у нас здесь столько работы, что экономить никак нельзя.
– Вот поэтому папа и продает мало… – пробормотала я, все еще обдумывая свое новое положение, – чтобы не было бездумного отстрела всех подряд.
– Бездумного отстрела? – повторил Жорж, и они со стариком рассмеялись, словно я только что рассказала забавный анекдот.
В это время появился Митяй с молотком и зубилом. Не успела я оглянуться, как Жорж схватил мою руку и прижал к столу. Толстяк вставил конец зубила в узкий паз оков. Ударил молотком. Я поморщилась от боли, но не сопротивлялась. Понимала, что без ключа кандалы по-другому не снять. Митяй ударил еще раз. И еще.
Наконец оковы со скрежетом поддались, и я смогла встряхнуть свободной рукой. Процедуру повторили еще раз – и остатки кандалов рухнули на пол. Только теперь я поняла, как все это время от тяжести цепей болели плечи. Такое забытое и приятное ощущение – возможность подвигать руками, как душе угодно.
– Это мы, пожалуй, в хозяйстве приспособим, – тоном рачительного хозяина сообщил Седой и дал знак Митяю подобрать и унести оковы.
Тот мигом послушался. Глава клана снова заложил ладони за спину и обратился ко мне:
– Надеюсь, ты составишь нам компанию за ужином? Пока можешь отдохнуть в своей комнате. Если уснешь – не страшно. Я пошлю кого-нибудь тебя разбудить.
Я пожала плечами. Предложение звучало вежливо, но, по большому счету, уже заранее подразумевало мое согласие. Куда ж мне деваться? Конечно, придется сидеть за одним столом с хозяевами дома. Мысль об очередном побеге я отмела сразу. Хватит. Один раз уже бросилась из огня да в полымя. Мир опасен, этот урок усвоен мной очень хорошо. Отцу дорого обойдется мое возвращение, но лучше уж так.
– Я провожу, – тут как тут вызвался Жорж.
Он повел меня обратно в коридор. Когда мы проходили мимо очередной двери, она вдруг открылась и оттуда прямо на меня выскочила девушка с ведром воды и шваброй. Столкновение произошло быстрее, чем я успела отреагировать. Жорж, который шел впереди, повернулся и издал гневный возглас, когда увидел, как грязная вода выплеснулась на мои джинсы.
Девушка поставила ведро, бросила швабру и закрыла голову руками, жалобно заскулив. При этом она поглядывала то на меня, то на Жоржа. Не успела я удивиться такой реакции, как охотник отвесил провинившейся тяжелый подзатыльник.
– Смотри, куда прешь, тварь!
Я опешила. Такой обходительный со мной, Жорж вдруг превратился в сорвавшегося с цепи зверя.
– Все в порядке, – пробормотала я, хотя на самом деле девушка здорово меня промочила.
– Извиняйся! – Жорж навис над своей жертвой.
Та робко выглядывала из-под руки.
– Зви… ни… те… – донеслось до меня глухое бормотание.
Я пригляделась внимательнее. От бедняжки дурно пахло, оттенок ее волос мне так и не удалось оценить из-за кожного сала, сделавшего их свалявшимися и серыми. На плечах, как на вешалке, болтались какие-то обноски такого же непонятного цвета.
Я недоумевала, кто она такая, до тех пор, пока не заметила тонкий железный браслет на запястье. Не такой, как мои тяжелые кандалы. Но и этой полоски металла хватило бы, чтобы… лишить фамильяра. Мои оковы предназначались, чтобы еще и обездвижить. Браслет бедняжки всего лишь обессиливал, но не лишал свободы действий. Как раз, чтобы выполнять работу руками.
Воспаленная кожа вокруг металлической полоски окончательно убедила меня в правдивости догадок.
– Это лекхе! – воскликнула я.
– Да, – не стал спорить Жорж. – Ты их боишься?
Я едва не фыркнула от такого вопроса. После жизни в поселении ни один лекхе уже не мог меня испугать. Но вовремя вспомнила, что нужно придерживаться легенды.
– Скорее, не люблю. И удивлена, что в доме охотников разгуливает кто-то из них.
– А вы разве не держите их, как прислугу? – приподнял бровь он.
– Нет. Мы сами хозяйством занимаемся.
– Странно, как это твой отец не додумался? Бесплатная рабочая сила, – Жорж покачал головой и снова прикрикнул на девушку: – Брысь отсюда! Жди меня на улице. Сама знаешь где.
Та отняла руки от лица, чтобы подхватить ведро и швабру. Я успела заметить безнадежный затравленный взгляд и синяк на скуле. Почему-то перед глазами всплыло лицо Милы. В каком виде она вернулась к родным после того, что с ней сделали? И откуда к охотникам попала эта девушка-лекхе? Где ее родные?
Насвистывая, Жорж повел меня дальше по коридору, но я никак не могла выбросить из головы бедняжку.
– А как ее зовут?
– Кого? – не понял он.
– Эту вашу служанку.
– Ее никак не зовут. Я зову ее Тварь. Митяй… кхм, не при дамах будет сказано. Отец предпочитает просто не замечать. Ты не сердись, Кира. Обычно она послушная. Мы ее накажем за то, что перед тобой провинилась.
– Может, не надо… – неуверенно протянула я.
– Надо, Кира, надо, – Жорж остановился у очередной двери, повернул ручку и распахнул. – Обживайся. Твои апартаменты. Лучшие комнаты во всем доме. Если что-то будет нужно – зови.
Он повернул меня к себе и ласково взял двумя пальцами за подбородок. В глубине зрачков мелькнуло что-то темное, дикое. Как тень по потолку в ненастную ночь.
– Погуляешь со мной в саду перед ужином?
Я сглотнула.
– Н-наверно.
Жорж мягко втолкнул меня в комнату.
– Тогда договорились.
Прямо перед моим носом дверь закрылась. А потом до боли знакомый звук повернувшегося в замке ключа окончательно развеял все наивные представления о райском местечке среди плодовых деревьев и роз.
Я прислонилась спиной к двери и огляделась. Комната выглядела нежилой, хоть и чистой. Слишком аккуратно была заправлена постель, идеальной горкой возвышались подушки. Ни пылинки на тумбочке. На стене – картина с изображением коней у водопоя. Чутье подсказывало, что вон та простенькая дверь приведет меня в ванную комнату.
Опять золоченая клетка. Опять симпатичный тюремщик. Но будет ли он лучше Ивара?
Мои ноги сами собой подкосились. Я съехала на пол, безвольно сложила руки на коленях и уставилась в одну точку. Неужели… скучаю по грязному лекхе? По человеку, из-за которого и начались мои несчастья? Я фыркнула вслух. Нет. Это смешно. Зачем только подумала о нем? Я поклялась его забыть. Да я уже забыла его! Мне просто страшно здесь одной. Все родные далеко, а окружающие – не такие, какими кажутся на первый взгляд. Ищет ли Ивар меня? Наверняка в ярости от побега. А может, еще не знает? Когда появится в поселении?
В любом случае – уже поздно. Охотникам нужно оружие, и завтра они меня обменяют. Вот только как бы продержаться до этого «завтра»?
Я расстегнула куртку, достала нож и крепко, до побелевших костяшек, сжала рукоятку. К счастью, новые пленители не обладали способностью быстро залечивать раны.
Больше никому не позволю прикасаться к себе! Кто полезет – получит.
От этих мыслей я почувствовала себя увереннее. Решила не сидеть, сложа руки, и обшарила комнату. Правда, не нашла ничего интересного. Даже платяной щкаф оказался пуст. Тогда решила привести себя в порядок. Заглянула в просторную ванную комнату, где обнаружила душевую кабину за пластиковой перегородкой. Туалет прятался за отдельной ширмой. На полочке у раковины лежал одинокий брусок мыла. Не густо. Но я справлюсь.
Сложив одежду на крышку бельевой корзины, пристроила сверху нож, а потом залезла под воду. Кран с красным вентилем работал плохо, поэтому струи шли то ледяные, то внезапно – почти кипяток. Кое-как я вымылась, ругаясь сквозь стиснутые зубы самыми последними словами из арсенала наемников. Кто бы мог подумать, что даже в поселении лекхе комфортнее работает сантехника, чем здесь?!
Я закрыла кран, отжала волосы и тут спохватилась, что не подумала о полотенце. Висело ли оно на крючках возле раковины? Даже не посмотрела. И хозяев дома уже не позвать, чтобы попросить новое. Поморщившись от перспективы вытираться покрывалом с кровати, я сдвинула перегородку и шагнула на холодные плитки пола.
Полотенца оказались на месте, но от них меня отделяло шага три, не меньше.
А в дверях кто-то пошевелился.
Я взвизгнула и, как могла, прикрылась руками. Жорж. Неизвестно сколько времени он стоял так, разглядывая меня через полупрозрачную запотевшую перегородку и уперевшись обеими руками в дверные косяки.
На его лице не появилось ни тени улыбки. Вообще никаких эмоций, хотя он не мог не понять, что замечен мной. Жорж просто смотрел на меня немигающим взглядом. И от этого мороз продирал по коже.
Я почувствовала, как дрожит нижняя губа. Одна рука обвивала грудь, растопыренными пальцами другой я пыталась прикрыть часть обнаженного тела между крепко стиснутых бедер. С моих волос на пол капала вода.
Нужно было срочно что-то делать.
– Ты не мог бы отвернуться? – чужим визгливым голосом выпалила я и бросила взгляд на корзину, где лежала одежда.
Нож сверкал длинным лезвием. Такой манящий… но такой же недосягаемый, как и полотенца. Я сделала осторожный шаг в его сторону. Жорж тут же двинулся вперед, заставив меня отскочить.
– Не надо, – покачал он головой.
Расстояние между нами сократилось еще на один шаг. Я сжалась в комок, чувствуя себя униженной, почти как та девушка-лекхе. Жорж потянулся, не глядя нащупал полотенце и снял с крючка. Кровь оглушительно пульсировала в моих ушах. Во рту пересохло.
Жорж оказался близко. Очень близко. И все мои инстинкты кричали: «Бей или беги!» Колени задрожали, но теперь не от страха, а от прилива адреналина. Держа в одной руке полотенце, другой рукой Жорж собрал мои мокрые волосы и принялся их вытирать. Перебирал пряди, любовно просушивая их тканью. При этом продолжал смотреть на меня, будто хотел загипнотизировать. В любую минуту я готовилась отбиваться, но ожидание нападения сводило с ума сильнее самой атаки.
Справившись с делом, охотник обернул меня полотенцем и всунул его концы в мои судорожно сжатые пальцы. Я вцепилась в ткань, как утопающий – в спасательный круг.
– Я чувствую на тебе его запах, – вдруг произнес Жорж.
Меня пробрала крупная дрожь. Да о чем он толкует?
– Запах лекхе, который тебя имел, когда ты была в плену, – ровным безэмоциональным голосом продолжил охотник.
По его глазам я поняла, что момент истины настал. Сейчас – или никогда. И мне больше не хотелось быть слабой. Как та забитая лекхе. Я – не такая.
Удерживая полотенце одной рукой, я выпростала другую, размахнулась, влепила Жоржу пощечину и прошипела:
– Следи за языком, когда говоришь о другом охотнике. Я тебе не грязное животное, чтобы меня кто-то имел.
Он моргнул. Что-то в выражении лица поменялось.
– Подожду тебя в коридоре, – сообщил Жорж, а потом развернулся и покинул меня.
Я метнулась к корзине, схватила нож, выставила перед собой… и услышала, как закрылась дверь в спальне. Прислонившись к стене, я выдохнула. Вытерла выступившую испарину со лба. И что это было?
Откуда он узнал про Ивара? Это у меня на лице написано? Или просто блефовал? Хотел, чтобы я смутилась и проболталась? Рассказала ему все подробности своего пленения?
И дала еще более мощный козырь в руки. Информацией, что я спала с кем-то из низшей расы, можно шантажировать моего отца бесконечно. Такой позор для семьи!
Ну уж нет.
Уже одеваясь в спальне, я поймала себя на мысли, что оглядываю мебель и подбираю, чем бы загородить дверь на ночь. О спокойном сне можно забыть, пока у Жоржа есть ключ. Мне не улыбалось проснуться и опять наткнуться на непрошеного гостя. Или того хуже…
Охотник ждал в коридоре, как и предупреждал. Нож я предусмотрительно спрятала под одеждой, но Жорж не проявлял больше враждебности. Он, как ни в чем не бывало, улыбнулся при моем появлении и подставил локоть, чтобы я положила руку.
– Больше так не делай, – процедила я, проигнорировав его предложение.
Жорж пожал плечами и засунул руки в карманы джинсов.
– Прости, Кира. Забылся. В нашем деле не часто встретишь женщин. А в нашем доме – особенно.
Я хотела напомнить, что у него под носом бродит девушка, пусть и лекхе, но прикусила язык. Вместо этого спросила:
– А как же твоя мама? Где она?
– О, пойдем, покажу, – воодушевился охотник.
Мы вышли из дома и прогулочным шагом обогнули его, следуя между розовых кустов. Наклонившись, Жорж сорвал красный бутон и протянул мне.
– Спасибо, – пробормотала я, приняла цветок и машинально поднесла к лицу.
Бархатистые лепестки пахли терпко-сладким ароматом, но мне чудился в нем запах гнили. Вся окружающая красота казалась ненастоящей, восковой. Копни глубже – и вылезет отвратительное мертвое нутро.
С обратной стороны здания я увидела еще одну дверь и поинтересовалась, запасной ли это выход. Такое знание никогда не помешает.
– Нет, – хмыкнул Жорж, – в этой части у нас живут наемники.
Я кивнула. Набирать помощников за деньги было обычной практикой среди охотничьих кланов. Семья всегда оставалась семьей, но иногда в ней просто не хватало столько людей, сколько нужно. Условия в кланах не сильно различались: обычно наемников обеспечивали едой и крышей над головой, чтобы в любой момент они находились рядом. Также им выплачивали определенный оклад, который зависел уже от опыта того или иного человека. Папа не любил менять людей, поэтому в нашем клане наемники оставались по пять-десять лет и становились едва ли не частью семьи, как, например, однорукий дядя Миша. Но что за люди служили Седому – оставалось лишь гадать.
– И много у вас людей? – с напускным равнодушием поинтересовалась я.
– Постоянных – трое. Есть еще двое вольнонаемных из города. Отец вызывает их, если предстоит крупная облава, – не стал скрывать Жорж. – А у вас?
– Раза в два больше, и все – постоянные. Но у нас и территория того требует.
– Да, – с легкой завистью протянул он. – У вас есть где разгуляться.
Мы добрались до самой ограды и остановились перед двумя поросшими травой холмами. Я сразу догадалась, что это, хотя ни крестов, ни табличек не заметила.
– Вот это моя мать, – указал Жорж на правый холм, – а это – Митяя.
– У вас разные матери? – удивилась я.
– А что, не заметно? – хохотнул он и пригладил пятерней волосы. – Да, разные.
– И обе умерли?!
– Мать Митяя отец застрелил, когда сбежать хотела, – беззаботно поведал Жорж. – Потом женился на моей. Но она умерла от преждевременных родов. Вторых, после меня.
Я растянула губы в вежливой улыбке, а у самой все поплыло перед глазами. Застрелил? При попытке бегства? Это до чего же нужно довести женщину, чтобы хотела сбежать? А вторая? Не удивлюсь, если преждевременные роды тоже случились не просто так. И снова вспомнился синяк на лице затравленной служанки. Да у них тут, похоже, жестокое обращение с женщинами само собой разумеется, если Жорж так спокойно об этом рассказывает. Удивительно, что со мной носятся.
Неудивительно, одернула я себя потом. Обещанный фургон оружия явно стоит того, чтобы сдержаться и не трогать меня.
Мои пальцы разжались, и роза упала возле одного из холмов. Я не стала ее поднимать. Пусть останется знаком моего сочувствия к бедным жертвам.
– Знаешь, никогда не убивал никого, кроме лекхе, – задумчиво протянул Жорж, глядя себе под ноги, – но всегда мечтал это сделать. Следовать нашему девизу «Делай мир чище». Пристрелить кого-нибудь из Сочувствующих. Как по мне – так они ничем не отличаются. Никогда их не встречала?
– Нет, – я хотела покачать головой, но почувствовала, что не могу этого сделать, так как одеревенела шея.
– Даже если бы это была красивая девушка… – продолжал он, словно беседовал сам с собой, – очень красивая. Все равно бы приставил дуло к ее груди и… бах!
Жорж выставил вперед руку и сделал характерный жест. Я невольно вздрогнула.
– Как бы ты узнал, что она Сочувствующая?
Он скосил глаза в мою сторону и улыбнулся краешком губ.
– По тону, которым она говорит о лекхе. По взгляду, которым смотрит на них. В те моменты, когда забывает, что за ней наблюдают. Например, при случайном столкновении. По ощущению, что где-то между правдой она что-то недоговаривает.
Жар прилил к моим щекам. Мы оба понимали, о чем речь, но притворялись, что не понимаем. Я расправила плечи.
– Жаль, что фургон оружия не дают за убийство Сочувствующей, да?
Он ядовито усмехнулся.
– Да, Кира. Пойдем, мы тут сильно задержались.
Охотник повернулся ко мне спиной и пошел, держа руки в карманах.
– А что, мы куда-то торопимся? – вяло поинтересовалась я.
– Седой не любит, когда ужин задерживают, – бросил Жорж через плечо, – а мне надо еще зверюшку выпустить, чтобы на стол накрыла.
Переполненная нехорошими подозрениями, я последовала за ним. С другой стороны дома находилась небольшая лужайка, довольно неухоженная по сравнению с остальной территорией. Мое внимание привлек металлический щит, вмонтированный в землю. При ближайшем рассмотрении стала видна ручка и навесной замок, и я подумала, что это – ход в какой-то подвал.
Жорж вынул ключ и отпер замок. Когда он с трудом поднял тяжелую дверь, я ахнула. Внизу оказался не ход. Прямоугольник, сделанный из грубо отесанных досок, походил, скорее, на вкопанный в землю гроб. В нем неподвижно лежала та самая девушка-лекхе, с которой мне довелось столкнуться. Я заметила, что доски по обеим сторонам от ее головы мелко-мелко исцарапаны ногтями.
– Она… мертва? – выдавила я.
– Нет, что ты! – отозвался Жорж. Он наклонился, схватил девушку за руку и дернул на себя, заставляя принять сидячее положение. – Там просто воздуха маловато, вот Тварька наша и отключилась. Но мы ее не оставляем надолго, чтобы не задохнулась.
Он вытащил лекхе на траву и грубовато толкнул носком сапога в живот. Та, и правда, зашевелилась. Простонала что-то тихонько.
– Зачем вы ее там держите? – ужаснулась я.
– Это ящик для наказаний. Она облила тебя, провинилась.
– Там, наверно, ужасно… – я снова оценила тесное пространство и поежилась.
Жорж подошел и встал рядом со мной.
– Летом, в полдень, крышка нагревается. Жарковато. Зимой – холодновато. А так – вполне себе ничего. Хочешь попробовать?
Я дернулась, когда его ладонь легла мне между лопаток и немного подтолкнула.
– Шутишь?! Может, ты хочешь?
Он лениво улыбнулся.
– Нет. Я ужинать хочу, – повернувшись, Жорж прикрикнул на девушку: – Брысь в дом!
Я поразилась, как покорно и безмолвно она выполнила приказ. Кое-как поднялась на ноги и, пошатываясь, убежала. Меня охватило невыносимое желание столкнуть в этот ящик Жоржа, захлопнуть крышку и запереть там. Да не на час или два, а так, чтобы тоже царапал стенки, пока не задохнется насмерть. Я тряхнула головой, поражаясь внезапно проснувшейся кровожадности по отношению к другому охотнику. Откуда это во мне?
Увиденная картина не выходила из головы и в течение ужина. Девушка повязала передник, но не стала выглядеть от этого лучше. Она приносила из кухни посуду, уносила грязные тарелки, готовила чай. И все – с одним и тем же обреченным выражением лица. Мне ужасно хотелось отмыть ее и посмотреть, как же эта лекхе выглядит на самом деле. Умеет ли она улыбаться? Как ее зовут? А еще любопытно бы узнать, что у нее за фамильяр. Папа наверняка окрестил бы это блажью.
Разговор за столом не клеился. Я перехватывала на себе лукавые взгляды Жоржа. Он продолжал наблюдать за моими реакциями на служанку, но мне уже было не важно. Мы сказали друг другу все там, у могил, и если бы не сделка… нет, о таком повороте даже думать не хотелось.
Толстяк смачно жевал мясо, дул на горячий чай, округляя красные щеки, потом прихлебывал из чашки и ежеминутно утирал потный лоб. Седой разглагольствовал о политике, но, к счастью, не заставлял никого из нас принимать особое участие в его монологе. Через полчаса под предлогом усталости я, наконец, сбежала из-за стола.
Жорж не пошел меня провожать на этот раз и не запер дверь. Может, счел, что достаточно напугал? Что ж, это у него получилось. Я придвинула к двери тумбочку, а потом еще и стул, легла, не раздеваясь, положила под подушку нож и все равно каждую минуту ожидала вторжения в комнату.
Усталость взяла свое, и я обнаружила, что задремала, только когда из объятий сна меня выдернул истошный крик. Я схватилась за нож и подскочила на кровати. В ночной тишине ясно слышались женские рыдания. Скрежет мебели по полу. Я напряглась, гадая, что происходит. Потом не выдержала и прокралась к двери. Свет включать не стала, глаза привыкли к сумраку, да и хватало того, что падал из окна.
Крики прекратились. Осталось только методичное скрежетание. Очень знакомое. Кажется, даже Мила о чем-то подобном говорила…
Я похолодела и сильнее сжала рукоять ножа. Похоже, прямо под боком кого-то насиловали. И нетрудно догадаться кого.
Руки сами отодвинули тумбочку и стул. Я приоткрыла дверь и застыла на пороге, не зная, что делать. Совесть не позволяла просто лежать и оставаться немым свидетелем чужих страданий. Но как я могла помешать? Моя собственная жизнь зависела полностью от хозяев дома, и возвращение к отцу уже маячило на горизонте. Требовалось лишь дождаться утра и потерпеть неприятную компанию. Один раз я проявила неравнодушие, освободила Ивара и его друзей, за что и поплатилась. Как можно два раза наступать на одни и те же грабли?
В доме стало тихо. Я выглянула в темный коридор, как раз чтобы заметить, как дверь в нескольких метрах от меня приоткрылась, выпуская столб света. Из комнаты вышел Митяй, позевывая и на ходу застегивая штаны. Я притаилась, но он не заметил меня, направившись в противоположную сторону. Следом Жорж выкинул в коридор девушку-лекхе. Та упала и осталась лежать, пригибая голову к полу. Дверь захлопнулась.
Мои познания в интимной сфере ограничивались лишь двумя ночами с Иваром, но только теперь я поняла, какая огромная пропасть лежала между его действиями и поведением хозяев дома. Знает ли их отец? Ну конечно, надо быть глухим, чтобы не услышать вопли! Значит, все происходит с его одобрения.
Девушка поднялась на ноги и поплелась в мою сторону. Когда она поравнялась с дверью, я схватила ее за руку и втащила в комнату. Лекхе даже не пискнула, только вжала голову в плечи в ожидании новых побоев. Я учуяла исходивший от нее тяжелый запах мужской похоти, и меня передернуло.
– Как тебя зовут? – прошептала я.
Она промычала что-то и покачала головой. Волосы падали на лицо, закрывая в полутьме его выражение, но я почему-то была уверена, что оно – обреченное.
– Откуда ты? У тебя есть родные?
Опять мычание. Я всерьез начала беспокоиться за рассудок бедняжки. Неизвестно, сколько времени длились мучения и какими способами ее ломали, делая покорной. Я схватила грязное запястье и повертела, разглядывая браслет.
– Его можно снять. Ты будешь свободна. Слышишь меня?
Молчание в ответ.
– Ты не должна позволять им так поступать с собой. Слышишь? – опять позвала я.
Мне казалось, что лекхе откликнется, воодушевится перспективой побега. Но она просто стояла, опустив голову, и ждала, пока мне надоест ее уговаривать.
– Я сниму с тебя браслет. Потом ты призовешь фамильяра. Излечишься и убежишь. Поняла? Только никому ни слова.
Она даже не шелохнулась. Теперь отчаяние начало просыпаться во мне. Что ж, придется действовать кардинально и вспомнить все, чему учил старший брат. Наконец-то, его уроки пригодились.
Я заставила девушку положить ладонь на край тумбочки. Та тихонько захныкала.
– Прости, – пробормотала я, а потом резко навалилась всем весом, выбивая из сустава ее большой палец.
Ожидала крика, но лекхе только пискнула. Видимо, такую боль уже не считала сильной.
– Прости… прости… потерпи немного… – я стащила с нее браслет и отбросила его в угол. – Все. Вызывай фамильяра. Лечи руку. Беги, пока они не спохватились.
Девушка прижала поврежденную конечность к груди, попятилась и покачала головой. Я оторопела.
– Ты что, не слышишь? Я освободила тебя! Времени нет!
– Так-так-так… – раздался за спиной голос Жоржа, и тут же в комнате вспыхнул свет.
Я испуганно обернулась. Он стоял в дверях, отрезая все пути к бегству. Поправил ремень на джинсах и оглядел нас с лекхе. Прищурился.
– Все-таки, Сочувствующая. Из легендарного клана! Твой отец умрет от позора.
Недомолвки закончились. У охотников теперь имелись доказательства против меня. Волна страха накрыла с такой силой, что я бросилась на него с ножом. Жорж попробовал блокировать удар, но Коля не зря учил меня, и маневр оказался обманным. Проскользнув под рукой охотника, мое лезвие вонзилось ему в бок.
Жорж закричал и упал на колени. Я выругалась, сообразив, что натворила. Замерла в растерянности. Лекхе стояла в прежней позе и смотрела на происходящее безо всяких эмоций. Как будто ни собственная, ни моя судьба ее не волновали.
Уже через пару мгновений в дверях показался Митяй. Увидев, что творится, он бросился на меня. Нож остался в боку его брата, поэтому пришлось отбиваться голыми руками. К сожалению, перевес силы оказался не на моей стороне. В глазах резко потемнело.
Когда сознание вернулось, я ощущала ужасный шум в ушах. Кто-то тащил меня за ноги по земле. Спиной чувствовалась каждая кочка, значит, меня выволокли из дома. Зрение никак не удавалось сфокусировать. Наконец мои ноги отпустили. Не успела я обрадоваться, как перед глазами возникло перекошенное от злобы лицо толстяка. Он поддел меня и перевернул. Миг падения длился недолго, но удар о доски вышиб мучительный стон из моей груди. А потом большая темная металлическая крышка захлопнулась.
Кричать я не стала. Жорж предупреждал, что воздуха тут мало.
