Глава 35. Снятие проклятий

– Спасибо, – как-то совсем уж сипло прошептал Григорий и, откинувшись на подушки, прикрыл глаза.

Глядя на его бледное, покрытое капельками пота лицо, мелькнула мысль – не плохо ли ему стало? Несмотря на боль во всем теле, придвинулась ближе, дотянулась до запястья, аккуратно, стараясь не потревожить, нащупала пульс и, глядя на часы, отсчитала удары, как учила одна знакомая, работавшая в больнице. Слава богу, все оказалось нормально.

И вот, казалось бы, идеальная ситуация – муж спит, иди и делай то, что нужно для обряда снятия проклятия с Ночки, но где сил-то взять? О том, что между ног саднит, молчу, и как-то жутковато от мысли, что этого места придется касаться, набирая необходимые ингредиенты для используемой в обряде заговоренной «мази». Но это полбеды, помимо этого имеются еще и мелко подрагивающие, отзывающиеся резкой болью при малейшей попытке пошевелиться мышцы. Все без исключения мышцы. Даже те, о существовании которых я и не догадывалась прежде.

Но долг зовет, не давая расслабиться. Попытка встать не увенчалась успехом. В итоге, тихо всхлипнув от боли, я кряхтя и постанывая сползла на пол. Все так же по-пластунски кое-как добралась до изодранного в клочья платья. Завуалированный под элемент дизайнерского декора мешочек со ступкой и травками отцепить оказалось непросто, и вот я уже продолжаю пластунский марш-бросок до ванной комнаты. На входе в которую возникли очередные сложности: во-первых, требовалось как-то дотянуться до ручки, во-вторых, требовалось включить свет, а до выключателя было… Как до Китая в моем состоянии.

На преодоление этих препятствий ушло минут пять. В итоге, очутившись в относительно вертикальном положении, держась за стеночку, проковыляла внутрь, закрыла за собой дверь на замок, не без труда и приглушенных стенаний добрела до напоминающей небольшой бассейн ванны, присела на краешек и дрожащими пальцами развязала мешочек, мысленно коря себя за то, что не додумалась заранее истолочь травы, но кто же знал, что меня так развезет после первой брачной ночи, ну или дня, что не столь важно.

Выложив травы на широкий бортик джакузи, взяла в руку ступку, сняла с нее крышечку и потянулась к промежности. Стоило коснуться некогда нежной, а нынче истерзанной плоти, и я едва не выронила столь ценный предмет, непроизвольно зашипев и заойкав от боли. Но делать нечего, стиснула зубы поплотнее и провела краем ступки по нижним губкам в одну сторону и обратно, тут же задохнувшись от охватившей все тело боли.

Взглянула на сжимаемый в руках предмет и с облегчением вздохнула – то, что требовалось, теперь имелось в наличии, осталось добавить травки и с заговором измельчить все это в кашицу. Вот только в моем состоянии это оказалось не так просто сделать. Наконец-то завершив подготовку к ритуалу снятия проклятия с Ночки, я закупорила ступку крышечкой, спрятав и ее, и вымытый под краном пестик в тот же мешочек, и набрала ванную, включив щадящий режим джакузи.

Погружение в воду сопровождалось шипением и массой нецензурных выражений. Перво-наперво сложно было перебраться через довольно высокий бортик. А потом… Если ноги, очутившись в горячей воде и мягко массируемые в это время струями, тут же пришли в более или менее нормальное состояние, перестав болезненно подрагивать, то все та же многострадальная промежность… Казалось, будто мне туда кислоты или щелочи плеснули, от боли аж слезы из глаз брызнули в прямом смысле слова. Вот только в тот же миг ступни соскользнули по дну ванны, и мое измученное тело плюхнулось в воду, а сил на то, чтобы встать, не было, поэтому, немного поскулив, я вдруг осознала, что боль отступает.

Минут через пятнадцать-двадцать я снова ощущала себя почти нормальным здоровым человеком. Пусть и нехотя, но все же пришлось выбраться из этой воистину чудодейственной «лохани». Обтерлась полотенцем и, накинув махровый халат, прошла в комнату, где тут же припрятала заветный мешочек в свою сумочку, после чего не смогла удержаться от соблазна и, добравшись до кровати, провалилась в мир грез. Вот только были ли сны, я так и не вспомнила.

Утро выдалось насыщенным. Во-первых, под дверями нас уже ждал Кондрат, который, кажется, не покидал этот пост со вчерашнего дня. Первым делом он оценил степень утомления своего сына, с удивлением взглянул на мой довольно бодрый вид, хотя все это было видимостью и поддерживалось благодаря двум таблеткам обезболивающего.

– Ну что? – с надеждой уставился он на меня.

– Я же говорила, что попытаюсь, – отозвалась я, стараясь скрыть свою нервозность, ведь мне так и не удалось выведать, как избавить Кондрата от проклятия.

Слово за слово, и вот мы уже в ресторане. Затем поездка к нотариусу и в банк, где я получила остатки Агрипининого наследства, которое, собственно, предназначалось не мне, а ее сыну и дочери, хоть и должны были попасть в их руки именно от меня. Затем наведались на дачу к Ксюше. Большая часть подарков уже была загружена в припаркованную во дворе грузовую «газель», остатки тут же перекочевали в багажник моей «ласточки», заднее сиденье которой еще в городе оккупировали Кондрат и Василий.

Затем была довольно бурная встреча с родителями, не желавшими никуда уезжать и жаждущими увидеть дом, где же будет жить их дочь после института. Григорий благоразумно отговорился тем, что дом он еще присматривает, мол, нравятся ему эти края, а пока мы поживем в Питере. Я облегченно вздохнула лишь тогда, когда предки, повздыхав, распрощались с нами, дав кучу ценных указаний и наставление при первой же возможности приехать к ним в гости. Страшно было даже представить их реакцию на дом Агрипины, мало того что с черепами на заборе и в заброшенной деревеньке, так еще и напротив кладбища.

И вот мы наконец-то оказались дома. Как-то не сговариваясь, первым делом поболтали с успевшими заскучать Гришкой и Ночкой, наскоро перекусили и отправились на кладбище.

– Вот мам, – выставив вперед руку с обручальным кольцом, произнес Григорий. – Все как ты и хотела.

Я промолчала, хотя так и подмывало спросить: неужели все последние девять лет моих мучений это не его инициатива? В общем, посидели, помянули, а потом… Потом, даже не заходя домой, пешком направились к кругу силы. Забрели и в лес, где я с удивлением обнаружила полуразвалившийся трухлявый ствол дерева вместо изображающего синеглазика изваяния.

– И как это понимать? – не сводя взгляда с трухлявого, источенного ветрами, дождями и древесными жучками столбика, еще недавно казавшегося мне величайшим шедевром работы по дереву.

– Ты о чем? – поинтересовался муж.

– Ну это… Ты…

– А-а-а… Что ты, собственно, видела?

– Как что? – не поняла я. – Тебя. В мельчайших деталях. И даже глаза синие были, и это… Ну… – тут почему-то на меня напало смущение, и краска залила лицо.

– Только не говори, что я был голым и ты видела мой фаллос.

– Ну как бы – да, – отведя взгляд, призналась я.

– М-да… Ну мать учудила…

– Что?

– Ну ты рассказывала, что тебя к яблоньке бабка прививала? Так вот она для перестраховки меня и к дереву, и к ворону. Дерево в принципе должно было наличие силы испытать, а живая тварь в случае чего до поры до времени должна была стать вместилищем души. Мы ж, силы не передав, все равно окончательно умереть не сможем, как ты знаешь, а так будет шанс на спасение и перерождение. В общем, не суть. У нее много книг, я потом тебе дам, попросвещаешься. Так вот с деревом она, видимо, что-то перемудрила. Я когда на него смотрел, видел, что зачахло, но как будто приобрело со временем контуры человеческого тела. Всего лишь намек, ни о каком изваянии речи не было.

– Но я же видела!

– Верю, – коснувшись моей руки, успокаивающе улыбнулся он. – Видать, мать что-то наворожила на суженую, вот ты и видела не то, что другие.

– Но я же тебе рассказывала, – воззрилась я, памятуя о том, что он подтвердил, что в лесу есть изображающее его изваяние.

– Говорю же, я видел в нем мужской силуэт, не более, и был уверен, что остальное тебе мать нашептала. Да и важно ли это уже? Мы ведь так и так уже вместе.

– Хм… – только и смогла выдавить я.

– Вот тебе и хм… – подхватывая меня на руки и одновременно целуя, отозвался Григорий.

Мне бы вырваться, испугаться очередной боли, если что-то между нами произойдет, но черт побери, до чего же сладок был этот поцелуй! Я и не заметила, как мы очутились в круге силы, как слетели наши одежды. В какой-то миг все внутри сжалось в ожидании боли, но нет, муж на этот раз был настолько нежен, что я забыла о страхах, сгорая от охватившего все тело желания. И да, мне было хорошо. Так хорошо, как никогда прежде…

Домой возвращались потемну, как-то по-детски держась за руки и едва ли не покачиваясь от охвативших наши тела неги и усталости. Накормив супруга, дождалась, пока тот уснет и, выпив кофе для бодрости, вышла во двор.

– Ночка… – тихо позвала я.

– Ур-р-р… – отозвалась та со стороны сарая и спустя секунду потерлась о ноги.

– Ну что, готова, подруга? – гладя ластящуюся к ногам зверуху, прошептала я, и кошка тут же села напротив меня, с ожиданием заглядывая в глаза. – Тогда пошли-ка на берег, чтобы никто не увидел, что мы тут творим, – говорю, и Ночка вскакивает и бежит по тропинке к озеру.

Вот вроде в последнее время столько в моей жизни случилось, что пора ничему не удивляться, но я все еще надеялась, что история с кошкой – не более чем моя фантазия. Да, муж тоже про помощь сестре говорил, но мало ли что мне послышалось? Вон, в лесу, идол стоял деревянный, в котором я, без сомнений, видела своего будущего супруга, а ведь оказалось, что ничего этого и не было вовсе, всего лишь моя фантазия шалила, подпитанная заговорами.

Пока пила кофе, еще перед выходом, там – в доме, вспомнила, что говорить, куда втирать. И вот оно… Мое первое вполне законное колдовство. Или ведьмовство? В общем, мой первый обряд. Нарисовала на песочке нужную фигуру, посадила в ее центр Ночку. Шепча наговор, достала ступку, сняла с нее крышечку и под слова заклинания взялась втирать созданную ранее «мазь» в требуемые места на пушистой тушке. Кошка терпит, вот верь не верь, а явно же понимает, что сейчас происходит. И да, немного грустно становится от мысли, что лишусь такой все понимающей пушистой милахи, но гоню эти думки прочь.

Вокруг тишина какая-то неестественная повисла. Ни листик нигде не шелохнется, ни рыба не плеснет в озере, и даже жучков и грызунов, что вечно шебуршат в траве, и тех не слышно.

Наконец-то все сделано. Стою напротив Ночки, затаив дыхание, жду. Пять минут прошло. Десять. И… ничего не происходит! И так обидно становится. За все! А в особенности за мои самоистязания, там – в номере, когда я ползла в ванную, собирала эти трижды проклятые ингредиенты, смешивала все дрожащими руками, а в итоге… Глаза застилает пелена слез…

– С-спа-аси-ибо… – раздалось тихое рядом, и я словно ото сна отошла, воззрившись на восседающую посреди нарисованной мною фигуры на прибрежном песке обнаженную молодую женщину.

– Ночка?!

– Д-дау… Ль… Льена, – отозвалась та.

И вот же чудны дела, я же кошку знала, а эта женщина мне чужая, но нет же, бросилась к ней, обняла. Сидим, ревем в три ручья. Не знаю уж, о чем она думала в тот момент, а я наконец-то поверила, что стала ведьмой, что выпавшие на мою долю в последнее время мучения не напрасны оказались, и да, конечно же, радовалась тому, что сумела выполнить данное мужу обещание.

– Ой, что ж мы тут расселись-то? Ты ж голая совсем, небось холодно? – спохватилась я, с опозданием осознав, что не додумалась с собой никакой одежки взять, а все потому, что до последнего не верила.

Пришли в дом, Григорий, слава богу, по-прежнему спал, я, пользуясь тем, что у Лены размер одежды немногим от моего отличался, выделила ей свой сарафан, кофту и мягкие тканевые тапочки. Усадила за стол, достала кой-какой провизии.

Было забавно наблюдать, как женщина учится опять быть человеком. Она все понимала, но отвыкла напрочь. Для нее теперь было в новинку то, что из кружки надо не лакать, а держать ее руками и пить, то же касалось и бутербродов, с которых она утайкой попыталась слямзить зубами кусочек колбасы, но вовремя спохватилась и, смущенно отведя взгляд, сосредоточилась на своих действиях и неловко взяла его двумя руками. В общем, ей явно предстояло еще пройти немалый курс реабилитации. Слишком долгое пребывание в зверином обличье давало о себе знать.

Засиделись мы до рассвета. Разговаривать ей было пока что сложно, и поэтому она коротко формулировала вопросы, ну а я уже рассказывала. И только я собралась уложить ее спать на кровать Агрипины, как во входную дверь забарабанили. Елена тут же спряталась в мою комнату, а я пошла открывать, гадая – кого могло принести в такую рань в нашу глушь.

– Ты это сделала! – влетел в дом Кондрат и заключил меня в неожиданно крепкие для его нынешнего довольно субтильного телосложения объятия.

– Э-э-э… – опешила я.

– Я смог заглянуть в чужие сны! – сверкнув белозубой улыбкой, известил он. – Не знаю, что уж ты вытворила, но спасибо! – и тут же расцеловал в обе щеки.

– Что за шум? – раздался из-за спины сонный голос мужа. – Вам не говорили, что молодоженам покой положен?

– Да какое там, сын! – воскликнул Кондрат. – Твоя жена, это… это… Это чудо какое-то!

– Мряу… – послышалось со стороны моей комнаты, и на ее пороге появилась Елена.

– Ты и это сделала?! – воззрился на нее Кондрат, на что я лишь руки в стороны развела.

– Д-да… – вместо меня ответила наконец-то вернувшая свое человеческое обличье кошка.

А я… Я промолчала. Ну а что тут скажешь? С ней-то все вполне осознанно вышло, а вот как я ему помогла? Знать не знаю. Но главное, все счастливы, чего еще желать?