Глава 3

Яша собирался к ужину вернуться к Елизавете, но Зевтл и слышать об этом не хотела. Она устроила целый пир, приготовив любимое Яшино блюдо — домашнюю крупную лапшу с творогом и корицей. Стоило Зевтл откинуть щеколду и раздернуть занавески — сразу явились гости. Жены воров пришли хвастаться базарной дармовщиной и мужниными подарками. Пожилые — в растоптанной обутке, нелепых платьях и заношенных платках, кокетничая своей неприглядностью, улыбались Яше беззубыми ртами. Молодые ради гостя принарядились и навешали на себя всевозможные цацки. Хотя Зевтл свои шашни от людей скрывала, она тем не менее выхвалялась перед женщинами Яшиной ниткой кораллов. Те, понимающе улыбаясь и значительно подмигивая, стали прикидывать их на себя. Вообще-то вольные нравы на горке не поощрялись. Жены угодивших в тюрьму воров годами хранили мужьям верность, дожидаясь, когда те отсидят. Зевтл, однако, была не только покинутая жена, но и пришлая, то есть что-то вроде цыганки, а от фокусника Яши вообще можно было ожидать что угодно. Гостьи качали головами, шептались, строили Яше глазки. Здесь его магические таланты были хорошо известны. Воры не сомневались, что, займись Яша их ремеслом, он бы ходил в золоте. Еще тут полагали, что лучше быть женой мазурика, чем такого, как Яша, разъезжавшего с шиксой, дома бывавшего только по праздникам и жене приносившего сплошной стыд и позор.

Вскоре явились мужчины. Хаим-Лейб Бонц, приземистый, плечистый, с желтой бородой, желтым лицом и желтыми глазами, зашел угоститься варшавской папироской. Яша достал целую пачку, а Зевтл поставила перед гостем бутылку водки и коржики. Хаим-Лейб был старая гвардия, но от дел отошел и теперь ни на что не годился. Он пересидел по всем тюрьмам, причем в одной ему отбили бока. Хаимова брата, конокрада Бенце Клоца, мужики заживо сварили в бочке. Задумчиво пососав варшавскую папироску и проглотив рюмку водки, Хаим-Лейб поинтересовался:

— Что слышно в Варшаве? Как там старый Павяк?

Кривой Мехл, громадный ражий мужчина с плечищами великана, бычьим загривком, шрамом на лбу и вытекшим глазом, принес с собой что-то, завернутое в бумагу. Яша сразу догадался, что в свертке замок, который предстоит отмыкать. Мехл сам был спец по замкам и с отмычкой не расставался. Прежде чем пристать к воровскому делу, Мехл ходил в подмастерьях у слесаря. Уже много лет он порывался смастерить что-нибудь такое, с чем бы Яша не справился, а сейчас сидел и помалкивал, терпеливо дожидаясь, когда разговор перейдет на замки. До сих пор ему не удавалось посрамить Яшу. Как бы сложен и хитер замок ни был, Яша отмыкал его в считанные минуты, причем часто всего лишь гвоздем или головной шпилькой. Мехл тем не менее не сдавался и всякий раз бился об заклад, что изготовит «железо», какое даже архангелу Гавриилу не одолеть. Наезжая в Люблин, он обязательно советовался со слесарем Абрамом Лейбушем, а также другими кузнецами и механиками. Комната Мехла, набитая разными молотками, металлическим прутом, напильниками, пилками для железа, крюками, буравами, клещами и паяльниками, смахивала на мастерскую. Жена его, Черная Бейла, была уверена, что он на этом деле повредился в уме. Яша с улыбкой глянул на Мехла и подмигнул. Если тот рассчитывал оставить Яшу с носом, Яша не сомневался, что, ковырнув или поддев где надо, сумеет, как по волшебству, угадать механизм.

Потихоньку сошлись все: Менделе Байлик, Ёська Дайч-Пурим, Лейзер Крацмих. Ворами верховодил сейчас Бейриш Высокер, крошечный человечек со шныряющими глазками, острым носом и личиком, остренькой же лысой головой и длинными, точно у обезьяны, руками. Как и Зевтл, он был родом из Великой Польши. Одевался Высокер весьма франтовато: цветные брюки, желтые штиблеты, бархатные жилетки и вышитые сорочки. На голове у него сидела охотничья шляпа с пером. Каблуки штиблет, чтобы добавить росту, были намеренно подбиты. Говорили, что Бейриш так искусен, что вытащит из жилетного кармана часы даже у карманника. Он знал по-русски, по-польски, по-немецки, умел ладить с властями и был не столько вор, сколько делец. Много лет назад Высокер угодил в каталажку, но не за кражу, а за то, что обчистил некоего помещика и карточную игру под названием «цепочка». Насколько Кривой Мехл был специалист по замкам, настолько Бейриш Высокер знал разные штуки с картами. Однако до Яши ему было далеко. То, что умел Яша, Бейришу не снилось. Сейчас в кармане у Высокера тоже лежала парочка крапленых и некрапленых колод, а еще он славился нервозностью и не мог усидеть на месте. Все уже расположились за столом, а Бейриш все крутился, как зверь в клетке, или, верней, как волк, вздумавший поймать собственный хвост. Наклонив голову, Высокер выбрасывал слова.

— Когда ты будешь наш, когда? — гнусавым голоском кричал он Яше. — Дай пять и переходи!..

— Чтобы околеть в кичмане?

— Кто не идиот, ест и кушает.

— Хитрей себя не будешь, — заметил Кривой Мехл. — Каждый может завалиться.

— Надо знать, откуда ветер, — настаивал Высокер.

Яша понимал, что рассиживаться тут не следует.

Елизавета умирает от нетерпения. Магда ждет. Бешеный Болек ищет повода для ссоры. Однако взять и уйти тоже не хотелось. Здесь его знали ребенком. На глазах у этих людей Яша из мальчишки при вожаке медведей превратился в артиста польского театра. Сейчас к нему пришли как к раввину. Мужчины похлопывали его по плечу, женщины жеманничали. Среди них были давние его полюбовницы, теперь замужние и нарожавшие детей, но игриво поглядывавшие и, словно с намеком на прежнее, улыбавшиеся. Насчет Зевтл он не распространялся. Та, однако, из их отношений особой тайны не делала. Ходить в потаскухах ей, как видно, льстило…

Спорна поговорили вообще. Что слышно на свете? Когда война с Турцией? Чего хотят бунтовщики, которые бросают бомбы, готовы убить царя и подбивают к забастовкам на железных дорогах? Что делается в Палестине? Кто эти безбожники, которые вздумали осушать там болота и устраивать колонии? Яша объяснял. В Варшаве он просматривал все газеты, даже «Израелита». Читал и древнееврейскую, хотя понимал не всё. Пока в Песках жили сегодняшним днем, в мире делались дела. Пруссия стала могучей державой. Французы прикарманивали целые куски Африки, где живут черные люди. В Англии строили корабли, за двенадцать дней доплывавшие через океан до Америки, а в Америке поезда ходили над крышами, и еще там поставили тридцатиэтажный дом. Даже Варшава с каждым годом росла и менялась в лучшую сторону. Всюду сдирали деревянные тротуары и устраивали канализацию; еврейские дети завели моду учиться в русских гимназиях или ездить за образованием в заграничные университеты…

Воры слушали и чесали в затылках. Женщины раскраснелись и переглядывались. Яша между тем рассказал об американской шайке «Черная Рука». Тамошние ловкачи посылали какому-нибудь миллионеру письмо: «Пришлите, будьте так добры, столько-то долларов, нет — пуля в лоб» — и знак черной руки. И пусть миллионера охраняет даже тысяча человек, если не присылал, он — покойник…

Высокер заметил:

— Такое можно устроит и у нас тоже.

— А кому напишем — водовозу Трайтлу?

Воры захохотали и раскурили потухшие папироски.

Наконец Кривой Мехл не утерпел:

— Яша, у меня замок.

Яша подмигнул:

— Можно догадаться! Показывай свой подарок.

Мехл медленно распаковал сверток, и все увидели громадный замок со множеством защелок и штифтов. Яша сразу повеселел. Сведя глаза к носу, он в комическом замешательстве и с притворным ужасом, что обычно вызывало смех как в корчме среди крестьян, так и в варшавском летнем театрике «Альгамбра», воззрился на замок. Вмиг преобразившись, он покашливал, крутил носом, даже один раз искусно шевельнул ушами. Женщины захихикали:

— Где такое делают?

— Лучше покажи, что ты умеешь, — строго сказал Кривой Мехл.

— Даже Господу Богу это не отомкнуть, — стал дурачиться Яша. — Оно, как говорится, на века. Но если вы завяжете мне глаза, я его расковыряю. Ставлю десять против одного.

— Договорились.

— Хошь не хошь, а рупь положь. — крикнул Хаим-Лейб.

— Не надо. Я поверю и так.

— Дети, завяжите мне глаза, — повторил Яша, — но чтобы я ничего не видел.

— Давай я фартуком, — сказала Маленькая Малка, женщина с рыжими, перехваченными платком на затылке волосами, муж которой отбывал приговор в яновской тюрьме. Она сняла фартук, встала за Яшиной спиной и, щекоча пальцем у него за ухом, стала завязывать гостю глаза. Яша между тем сидел молча.

«Что они туда всобачили?» — соображал он. Всегда уверенный в себе, он тем не менее предполагал возможность поражения. Когда-то некий слесарь подсунул Яше замок, который ни один ключ и ни одна отмычка не брали — внутри все было спаяно. Малка с силой, неожиданной для ее маленьких рук, туго затянула сложенный в несколько раз рипсовый фартук, но, как всегда, между глазом и спинкой носа осталась щелка, через которую все было видно. Однако подглядывать Яше не требовалось. Он достал из кармана обрезок толстой заточенной проволоки, служивший ему отмычкой к любому замку, и сперва показал ее присутствующим. Затем приступил к делу. Сначала, словно доктор, который, прежде чем приложить трубку к груди больного, простукивает его, ощупал замок снаружи. Затем занялся отверстием для ключа — сунул туда проволоку и стал шевелить ею, чтобы поглубже вошла и достала куда надо. Какое-то время он к механизму прилаживался и потому возился. Собственные способности Яшу поражали. Проволока открывала все секреты и каверзы, устроенные в замке люблинскими хитрецами. Поначалу казавшийся непобедимым, замок был на удивление прост, точь-в-точь загадки учеников в хедере. Угадал одну — угадаешь все. Яша мог отомкнуть его сразу, но, не желая выставлять на посмешище Кривого Мехла, принялся ломать комедию:

— Да-а, не шутка! Что они туда насовали? Зубцы и заклепки, заклепки и зубцы… Ну, машинерия!..

Он хмыкал, шевелил отмычкой и пожимал плечами, как бы желая сказать: «Ума не приложу, что тут можно придумать!..» Стало так тихо, что сделалось слышно, как Хаим-Лейб сопит сломанным и забитым полипами носом. Женщины тихонько перешептывались и фыркали, а Яша произнес то, что всегда говорил на многочисленных своих выступлениях:

— Замок как женщина. Рано или поздно сдается.

Гостьи засмеялись.

— Не все такие.

— Надо иметь терпение.

— Ты нам зубы не заговаривай, — крикнул Кривой Мехл запальчиво.

— А ты не погоняй. Сам ковырялся полгода, всадил в этот калач маму с папой, а я, между прочим, не пророк Моисей.

— Не получается, да?

— Получится! Не беспокойся… Просто надо нажать на пупок…

И дужка сразу же отскочила. Поднялся гвалт, хохот, а кое-кто захлопал даже в ладоши.

— Малка, сними с меня что завязала, — сказал Яша, и Малка вздрагивающими пальцами размотала фартук.

Замок лежал на столе, тихий и посрамленный. Глаза всех смеялись, и только единственное око Кривого Мехла глядело строго и хмуро.

— Чтоб я так не был Мехл, если ты не колдун!..

— Ну?! Обученный черной магии в Вавилоне! Могу тебя и Малку превратить в кроликов.

— Меня зачем? Моему мужу нужна жена, не кролик!..

— Через решетку к нему проскочишь…

Яше вдруг стало стыдно, что он теряет время с этой публикой. Знала бы Эмилия, с кем он тут якшается! Она считала его мастером, художником Божьей милостью. Они беседовали о религии, философии, бессмертии души. Яша цитировал премудрости Талмуда, рассуждал о Копернике, Галилее — а сейчас рассиживает с песковским ворьем. Но таков он был. Смотря по обстоятельствам, в момент преображался. В нем уживались разные повадки. Он был верующий и неверующий, хороший и плохой, искренний и притворщик. Умудрялся любить сразу нескольких женщин. Собираясь креститься, он тем не менее, подобрав на улице страничку святой книги, бережно ее целовал… Другие все равно что ключи — каждый от своего замка, и только он мог отомкнуть любую душу…

— Держи свой целкач! — Кривой Мехл достал из бездонного кошеля серебряный рубль. Яша сперва решил было не брать, но сейчас, когда хевра в упадке, это бы смертельно оскорбило Мехла. Тут имели свой гонор и за обиду могли пырнуть ножом. Яша взял целковый, подкинул на ладони:

— Легкий заработок.

— Мы должны целовать каждый твой палец, — сказал Кривой Мехл тяжелым басом. Казалось, голос шел из его брюха.

— Это дар Божий, — заявила Маленькая Малка.

Глаза Зевтл победно блестели, щеки пылали, губы слали Яше поцелуи и обещали несказанные нежности. Яша знал — здесь в него влюблены все: и мужчины, и женщины. Для песковских обитателей он был светом в окошке. Лицо Хаима-Лейба желтело, точно латунь самовара, поставленного Зевтл на стол.

— Если бы ты прибился к нам, ты имел бы весь мир.

— А как с восьмой заповедью?

— Он думает — он праведник! — выбросил Бейриш Высокер кучу слов. — Все воруют! Что, по-твоему, делает Пруссия? Сперва отхватила кусок Франции, а теперь хочет, чтобы та заплатила ей еще миллиард марок. Она держит Францию за горло. Это — не воровство?

— Война есть война, — заметил Хаим-Лейб.

— Кто может, хапает. Маленького ударят, большому подарят — иначе не бывает. Как насчет карт, а?

— Желаешь сыграть? — улыбнулся Яша.

— Ты привез нам из Варшавы новый фокус? — не унимался Высокер. — Так покажи!

— Здесь что — театр?

Яша взял у него колоду и стал быстро тасовать. Карты прыгали, как рыба в неводе. В какой-то момент Яша провел рукой над столом, и они улеглись вереницей, точь-в-точь гармоника…