Глава 4
1
Будучи вызван Бодвином Вуком, Глоуэн явился в контору внешнего представительства отдела B; ему указали на дверь в конце короткого коридора. Престарелый секретарь встретил его в приемной и, получив ответы на пару вопросов, позволил пройти в личный кабинет Бодвина Вука, неправильной формы помещение с высоким потолком из потемневших деревянных брусьев и достигавшей уровня плеч обшивкой стен из квадратных кусков зеленоватого сукна, окруженных темными фасонными планками. Напротив входа, под самым потолком, из полумрака угрожающе смотрели головы нескольких диких животных; другую стену украшали десятки старых фотографий.
Бодвин Вук отошел от окна и вернулся в кресло. Пригласив Глоуэна присесть на стул, он откинулся на спинку, заложив руки за лысую голову и устремил на Глоуэна пытливый взор полузакрытых желтоватых глаз: «Так что же, сержант Клатток? Что ты мне можешь сказать?»
Глоуэн решил, что такой странный вопрос требует тщательно продуманного ответа: «У меня еще недостаточно информации для подготовки отчета, директор».
«Неужели? Насколько мне известно, ты втерся в доверие бесстрашных львов».
«Так точно. Я внимательно наблюдал за ними и прислушивался к разговорам. Они постоянно болтают о пустяках, не заслуживающих упоминания. По сути дела, мне не удалось узнать ничего существенного».
«Никаких грязных сплетен? Никаких клеветнических измышлений? Я не брезгую никакими сведениями».
«Ничего, что могло бы послужить основанием для отчета, директор».
«Я расспрашиваю тебя не из праздного любопытства, — продолжал Бодвин Вук. — Я всегда надеюсь перехватить какую-нибудь неосторожную фразу — пусть даже одно нечаянно вырвавшееся слово, способное помочь раскрытию удивительной тайны. Мне неизвестно, что́ это за фраза, что́ это за слово — но я немедленно распозна́ю их, когда они дойдут до моих ушей. Я хочу, чтобы ты научился улавливать такие слова и фразы — и передавал их мне».
«Мне придется удвоить мою бдительность, директор».
«Хорошо. По поводу Арлеса: что именно произошло той ночью?»
Глоуэн с удивлением посмотрел на начальника: «Разве консерватор не обсуждал с вами это дело?»
Желтые глаза Бодвина Вука вспыхнули, но Глоуэн уже понял свою ошибку и с преувеличенным страхом втянул голову в плечи — по-видимому, достаточно глубоко, чтобы позабавить директора. Тот ответил достаточно вежливо: «Консерватор изложил официальную версию событий. Так как в этом замешана его дочь, я не настаивал на подробностях. Каковы же были эти подробности?»
«Все это началось на занятии в лицее, — ответил Глоуэн. — Уэйнесс рассказывала, что любит иногда гулять и даже плавать по ночам в одиночку. Арлес это услышал и явно заинтересовался. Той же ночью он напялил плащ и маску и в таком виде отправился по Пляжной дороге к Прибрежной усадьбе. Там он увидел Уэйнесс, плавающую около пристани, и напал на нее. По-видимому, у него это вошло в привычку. Как бы то ни было, некто, желающий остаться неизвестным, проследовал за ним до Прибрежной усадьбы и остановил Арлеса, когда тот уже напугал девушку до обморока, но еще не успел заняться чем-нибудь похуже».
«И каким образом сей анонимный персонаж осуществил такой подвиг?»
«Треснул Арлеса дубиной по башке».
«А-га! И Арлес до сих пор не может понять, кто же с такой бестактностью помешал его, несомненно, галантным ухаживаниям?»
«Скорее всего, он подозревает Майло, что меня вполне устраивает».
Бодвин Вук кивнул: «По всей видимости — таково мнение консерватора — Арлес не намеревался убивать девушку, по меньшей мере первоначально. Он оделся так, чтобы его нельзя было узнать, захватил с собой мешок, чтобы накинуть его на голову жертвы, и даже запасся пакетом с салфеткой, пропитанной хлороформом. По словам консерватора, содержимое его поясной сумки спасло ему жизнь».
«Все возможно. Но после того, как Уэйнесс его узнала, Арлес, рассыпаясь в извинениях и подробно объясняя причины, по которым не может этого не сделать, все равно придушил бы ее, удовлетворив свою похоть. Не забывайте, что Сесили Ведер мертва».
«Не спеши с выводами! В данном случае вина Арлеса неопровержимо доказана. В случае Сесили Ведер он — всего лишь главный подозреваемый».
«Виновность в одном преступлении подтверждает обоснованность обвинений в другом, сходном преступлении».
«Не могу с этим спорить».
«Что теперь будет с Арлесом? — спросил Глоуэн. — Отдел расследований занимает какую-нибудь определенную позицию по этому вопросу?»
«Дело закрыто, — сказал Бодвин Вук. — По мнению консерватора, он достаточно наказан, и любые дополнительные меры были бы вторичным привлечением к ответственности за то же преступление».
«Неужели его нельзя даже изгнать из пансиона Клаттоков?»
«На основании каких обвинений? Кто их предъявит? И, что самое существенное в данном случае, кто захочет иметь дело со Спанчеттой?»
«Тем временем он нагло разгуливает по станции так, как будто ничего не произошло, — с отвращением заметил Глоуэн. — Смотреть противно!»
«Научись сдерживать свои эмоции. Это необходимо в нашей профессии. На какое время бесстрашные львы запланировали свою вылазку в Йиптон?»
«На зимние каникулы. Но я с ними не поеду».
Бодвин Вук строго погрозил ему пальцем: «В этом ты глубоко заблуждаешься! Именно с этой целью ты вступил в общество бесстрашных львов». Бодвин порылся в ящике стола, вынул сложенный пополам лист бумаги, раскрыл его и положил на стол: «Вот план Йиптона — самый подробный из всех имеющихся в нашем распоряжении. Вот причал, рядом с ним — отель «Аркадия». Синими двойными линиями обозначены каналы. Как ты можешь заметить, они соединяются с океаном в проливах между кольцевыми островами. Розовой штриховкой обозначен район Кальоро, то есть «Котел». Все эти проходы и каналы как-то называются, но показания каждого йипа расходятся с показаниями каждого другого».
«Далее... — Бодвин Вук постучал пальцем по карте. — Здесь у них «Кошачий дворец». А этот серый участок, неподалеку от пристани, находится непосредственно за отелем. Никаких особых причин для того, чтобы он был рядом с отелем, я не вижу, но для нас это удобно. Йипы отвечают на вопросы, относящиеся к этому участку, с чрезвычайной уклончивостью, и мы хотели бы знать, что там делается. От бесстрашного льва ожидается недисциплинированное, непредсказуемое поведение — надеюсь, это обстоятельство обеспечит тебе несколько бо́льшую свободу действий по сравнению с обычными туристами. Может быть, в результате тебе удастся что-то узнать. Это нелегкое задание — на самом деле, очень опасное задание, но кто-то должен этим заняться. Как ты на это смотришь?»
«Сделаю все, что могу».
«Ничего другого я не ожидал. Само собой, об этом задании никто ничего не должен знать — кроме твоего отца».
«Понятно».
2
Семестр продолжался. Арлес, угрюмый и молчаливый, присутствовал на занятиях и снова сумел предотвратить почти неизбежное исключение из лицея.
Уэйнесс и Майло занимались своими делами, не замечая Арлеса. Некоторое время за спиной Уэйнесс шептались, провожая ее любопытствующими взглядами — этому немало способствовали вдохновенные враки Арлеса, объяснявшего происхождение черного фонаря под глазом. Но карточный домик сплетен рухнул ввиду отсутствия правдоподобных оснований.
По отношению к Глоуэну Уэйнесс продолжала применять несколько уклончивую тактику. Сколько он ни пытался, он не мог объяснить себе ее отстраненность. Однажды, когда Майло не пришел на занятия, Глоуэн провожал ее домой после школы. Некоторое время ей удавалось держать его на расстоянии вытянутой руки легкомысленными замечаниями и разговорами о домашнем задании, но в конце концов Глоуэн потерял терпение. Взяв ее за руку, он на ходу ловко повернул ее к себе лицом. Едва сдерживая смех, Уэйнесс воскликнула: «Глоуэн, что ты делаешь! Мне пришлось переплести ноги и подпрыгнуть, как в балете, чтобы не кувыркнуться! Ты хочешь, чтобы я нос расквасила?»
«Мне кажется, я знаю, почему ты так странно себя ведешь».
Уэйнесс напустила на себя беззаботность: «Пожалуйста, Глоуэн, не надо на меня злиться. В последнее время мне трудно оставаться самой собой».
«Неужели? По тебе не скажешь! На первый взгляд, ты остаешься самой собой без малейшего усилия».
Уэйнесс улыбнулась: «Мне в этом помогают. Мама готовит меня к жизни, полной достоинства и благопристойности. А ты хочешь, чтобы я, подобно легендарным прародителям Клаттоков, была готова ко всему, с равнодушной отвагой презирая позорные сплетни и всеобщее порицание!»
«Да, хочу! Такое отношение к жизни придает чудесное ощущение внутренней свободы».
«Но есть еще одна личность, оказывающая на меня еще большее влияние. Эта личность побуждает меня двигаться в ином направлении, и я не могу пренебрегать ее рекомендациями».
«Даже так? И кто эта премудрая личность?»
«Мой внутренний голос».
Переварив неожиданное заявление, Глоуэн спросил: «И что же тебе советует внутренний голос?»
Уэйнесс отвернулась. Некоторое время они молча шагали на юг по Пляжной дороге.
«Дело касается одной вещи, о которой я никогда не упоминала. Да и сейчас не хотела бы об этом говорить».
«Почему нет? Это какой-то секрет?»
«Когда мы с Майло в последний раз были на Земле, я кое-что узнала, и теперь мне не дает покоя желание узнать все до конца. Как только мы закончим школу, я собираюсь вернуться на Землю. Вместе с Майло, если он не против».
Свет Сирены внезапно показался Глоуэну не столь ярким и не столь радостным: «И ты никогда не посвятишь меня в эту тайну?»
«Об этом я еще не думала».
«Но этой тайны достаточно, чтобы прекратить со мной всякие отношения?»
Уэйнесс весело рассмеялась: «В твоих выводах нет никакой логики! Я ничего такого не говорила! В любом случае, причина не в этом. По сути дела, нет никакой причины, кроме того, что я себя знаю — и поэтому боюсь».
«Боишься — чего?»
«В Строме любовные связи носят очень целомудренный характер, — уклонилась от прямого ответа Уэйнесс. — Просто посидеть с кем-нибудь в углу, пить чай и закусывать печеньем считается рискованной затеей».
Глоуэн уныло хмыкнул: «Мы еще даже не на этой стадии».
«Не надо спешить. Ухаживание должно тянуться бесконечно и становится весьма обременительным — особенно если мама все время подсматривает и подслушивает».
«Что происходит на следующей стадии?»
«Именно следующей стадии я и опасаюсь. Не хочу начинать ничего, что меня отвлечет... от более важных вещей».
«Ты имеешь в виду поездку на Землю?»
Уэйнесс кивнула: «Наверное, мне не нужно было заводить об этом разговор, но рано или поздно мне пришлось бы тебе сказать, потому что молчать было бы несправедливо. У тебя должна быть возможность махнуть на меня рукой и больше обо мне не думать, если тебе так хочется».
«И поэтому ты меня избегаешь?»
Уэйнесс снова ответила уклончиво: «Я решила больше от тебя не прятаться».
«Рад слышать!»
Они подошли к дорожке, ведущей через рощу к Прибрежной усадьбе. Уэйнесс вела себя неуверенно. Она порывалась пойти то в одну, то в другую сторону, пока Глоуэн не привлек ее к себе и не поцеловал — сначала коротко, потом подольше.
«Значит, все-таки, «да»?» — спросил он.
«Да? Ты о чем?»
«О наших так называемых «взаимоотношениях»».
Уэйнесс пожала одним плечом, зажмурилась, скорчила гримасу, наклонила голову, пошевелила носом и помахала пальцами в воздухе.
«Что с тобой?» — поинтересовался изумленный Глоуэн.
«Очень сложный способ не говорить «нет»», — Уэйнесс собралась идти домой.
«Подожди! — воскликнул Глоуэн. — У меня еще нет ясного представления...»
«Ясность — как раз то, чего я стараюсь избежать, — Уэйнесс подошла поближе и поцеловала его. — Хорошо, что ты меня проводил. Ты очень великодушный и благородный молодой человек, даже привлекательный, несмотря на некоторую свирепость физиономии. Можно сказать, что ты мне нравишься».
Глоуэн пытался ее удержать, но Уэйнесс ускакала вприпрыжку по дорожке, ведущей к дому. Почти скрывшись за деревьями, она обернулась, махнула рукой и исчезла.
3
По вечерам в верд, каждую неделю, бесстрашные львы собирались в углу «Старой беседки», чтобы поговорить о делах, выпить вина и посплетничать о новостях и модах. Во время этих встреч возникало странное настроение, вызванное тем допущением, что любой из бесстрашных львов был по определению благороден и во всех отношениях превосходил рядовых представителей рода человеческого. Золотые сны витали над столом, предлагались и анализировались величественные планы, каждая из вечных истин изучалась по очереди — и время от времени корректировалась.
Каждый из бесстрашных львов занимал за столом особое отведенное ему место.
В дальнем конце, спиной к сводчатой галерее, сидел Арлес; Керди занимал место справа от него, а Ютер Оффо — слева. Напротив Арлеса за столом сидел Джардин Лаверти, а остальные рассаживались по обеим сторонам от него и посередине. В тот вечер Глоуэн немного опоздал. Когда он опустился на свой стул между Клойдом Диффином и Джардином Лаверти, на столе уже стояли несколько пустых бутылей из-под вина, и языки порядком развязались. Джардин Лаверти, дипломатичный, статный и одетый с иголочки, излагал свой тезис: «Заплесневелые старые законы совершенно не отвечают нашим потребностям. Тем не менее, они существуют, и ежедневно нас унижают и лишают возможностей из-за какого-нибудь отжившего свой век предрассудка».
В данном случае Джардин говорил о запрете на добычу драгоценных камней, неизменно вызывавшем среди бесстрашных львов волну возмущения и сожаления, так как закладка пробных шурфов в минеральных отложениях Волшебных гор могла бы всех их сделать миллионерами за пару месяцев.
Кайпер Лаверти, уже изрядно набравшийся, диковато заорал: «Поставить вопрос на голосование! Кто «за»? Кто «против»?»
Кайпера считали нахалом, склонным к бессмысленным выходкам, и никто не обратил на него внимания. Кайпер ничего другого и не ожидал, а посему затянул припев старинной песни:
«Отцу слишком много не лейте:
Хмельной, он буянит и врет!»
Шугарт Ведер, придерживавшийся консервативных взглядов, заявил: «Несомненно, устаревшие правила следует привести в соответствие с новыми концепциями, но для этого пришлось бы переписать Хартию, а это возможно только посредством созыва Вселенского конклава Общества натуралистов».
«Куда там! — взревел Арлес. — Держи карман шире! Прошло столько веков, что они закоснели и превратились в какой-то извращенный подвид людей, вроде йипов. Не хотят они никаких изменений! Дай им рыбу и пучок водорослей, они сварят себе уху и никогда ничего другого не попросят».
Керди нахмурился: «Не будем преувеличивать. Мы все — маленькие шестеренки механизма, рычаги управления которым — в руках натуралистов. Хотим мы этого или нет, нам приходится следить за собой».
Арлес осушил одним глотком все, что осталось у него в кружке: «А мне это не нравится!»
«Что ж, тебе придется с этим смириться — или уехать. Такова нелицеприятная действительность».
Арлес хрипло рассмеялся: «Ты — Вук, и думаешь, как Вук. Я — Клатток, у меня другие представления».
Шугарт Ведер нетерпеливо вмешался: «Может мне кто-нибудь сказать, где именно хранится Хартия? В Прибрежной усадьбе ее нет, в Строме тоже. Если кому-то захочется проверить положения устава, куда он должен обращаться?»
«Ха-ха! — воскликнул Кайпер. — Это все одна гигантская шутка! Нет никакой Хартии и никогда не было! Мы все пляшем, как угорелые, под музыку призраков!»
Джардин приподнял элегантные брови: «Кайпер, будь так добр! Перестань пороть чепуху или плати за вино».
«И то, и другое было бы еще лучше», — заметил Ютер.
«Совершенно верно, — отозвался Керди. — Но давайте подведем итог этим глупостям, раз и навсегда. Очевидно, что Хартия хранится в архиве Общества натуралистов на Земле. А если какой-то невежда еще не знает ее текст наизусть, пусть возьмет копию — их предостаточно».
«Но проблема-то не в этом! — возразил Джардин Лаверти. — Разве назначение Хартии заключалось в том, чтобы обречь население станции Араминта на вечную нищету? Трудно поверить в такую недальновидную скупость!»
«Как всегда, ты ошибаешься, — сказал Ютер Оффо. — Натуралисты составили Хартию исключительно с целью создания Заповедника».
«И ничего, кроме Заповедника», — прибавил Керди.
Арлес проворчал: «Все они давно в могиле, им-то ничего уже не нужно. А мы обязаны отдуваться за их ошибки».
Керди разразился презрительным каркающим смехом: «Ошибки? Ерунда! Они хотели, чтобы на станции Араминта жили работящие служащие, а не миллионеры».
«Мозги у них набекрень, у натуралистов, — вздохнул Джардин. — И у отцов-основателей, и у нынешних».
«Чопорные старые ханжи, крючкотворы в черных трико в обтяжку! — заявил Кайпер. — Кому какое дело, чего они хотели? Я знаю, чего я хочу, и это важнее всего!»
«Браво, Кайпер! — воскликнул Клойд. — На этот раз ты попал в самую точку».
Шугарт похотливо ухмыльнулся: «Ему придется подождать, пока его не пустят в «Кошачий дворец». Вот тогда он сможет делать все, что захочет!»
«Все, за что он сможет заплатить, — поправил Ютер Оффо. — Векселя там не принимают».
Клойд Диффин лукаво предложил: «Так как Арлес едет с нами, мы могли бы потребовать групповую скидку».
Опустив голову, Арлес нахмурил густые брови: «Довольно болтовни! Все это не имеет никакого отношения к действительности, вы это прекрасно знаете!»
С напускным весельем Шугарт Ведер предложил: «Ну что же вы, цари зверей, грозным рыком приводящие в трепет ночную саванну! Сосредоточимся на наших целях! Вчера я видел рекламу новой «Черной Андромеды» — у меня просто слюнки потекли!»
«Да ну тебя! В ней слишком тесно! — закричал Кайпер. — Я бы купил «Пентар-конкистадор» с утопленными дюзами. Обтекаемый корпус, одно загляденье!»
Джардин презрительно хрюкнул: «У тебя нет никакого вкуса. Разве «Пентар» может сравниться с «Данкредом» двадцатой модели? Вот настоящий шик! Кусается, конечно, но для чего еще деньги?»
«Нет ничего важнее денег, — сказал Клойд. — Деньги — эликсир жизни».
«Как приятно думать о деньгах! — вздохнул Ютер. — Золото звенит в ушах сладкими обертонами: утонченная поэзия, спелые экзотические фрукты и ароматический массаж под руками красавиц!»
«Ароматический массаж? — переспросил Кайпер. — Это еще что такое? Я уже не маленький, мне полагается знать такие вещи».
«Заплати, наслаждайся и не задавай вопросов, — наставительно отозвался Ютер. — Мой самый лучший тебе совет».
«Деньги всегда были и остаются нашей основной проблемой, — рассуждал Шугарт. — Хотя принцип обогащения предельно прост, если подумать».
«Если бы да кабы во рту росли грибы», — съязвил Кайпер.
«Проще простого! — возразил Шугарт. — Прежде всего, находишь богача. Потом выясняешь, что́ этот богач ценит больше денег. Находишь то, что ему нужно, и продаешь. И всех делов».
«В таком случае, почему ты еще не разбогател?» — поинтересовался Кайпер.
«На сегодня с тебя достаточно практических советов, — важно произнес Шугарт. — Рекомендую тебе расслабиться, выпить еще вина и помечтать об ароматическом массаже под руками красавиц, пока более серьезные люди обсуждают свои дела».
«А вот и Намур! — воскликнул Джардин. — Он-то в этих вещах разбирается... Эй, Намур! Хотите поразвлечься? Опрокиньте кружку-другую в обществе бесстрашных львов!»
Намур обернулся и внимательно оценил сидящих за столом. В этот вечер его серебристая прическа была украшена справа небольшой ажурной брошью из чугунной вязи и блестящих черных неограненных камней, с одним гранатом посередине, горящим, как яростная темно-красная звезда. По-видимому, модная побрякушка была подарком какой-то поклонницы. Намур лениво приблизился к столу: «Совершаются усердные возлияния, насколько я понимаю?»
Клойд зажмурился, потом широко открыл глаза: «Так оно и есть, как еще? Мы тут ломаем головы над одной штукой. Садитесь, берите стул! Джардин, налей Намуру полную кружку старого доброго «Сансери»! Пейте, Намур, пейте!»
«Благодарю вас», — Намур уселся. Куртка из черной саржи и черная рубашка с высоким воротником удивительно шли к его орлиному профилю. Намур попробовал вино, высоко поднял брови и с удивлением заглянул в кружку: «Это «Сансери», по-вашему? Старое доброе «Сансери»? Чем они вас тут поят? Официант, будьте добры! Как называется эта темная жидкость? Мне говорят — «Сансери», но в это трудно поверить».
«Это вино из так называемой «запасной бочки для бесстрашных львов»».
«Понятно. Налейте мне что-нибудь из бочки не столь сомнительного происхождения. Немного «Делассо» клана Лаверти,например, в эту погоду не помешает».
Ютер Оффо мрачно опустил взор в свою кружку: «Зато оно дешевое».
«Забудь про вино! — махнул рукой Шугарт. — Наша проблема в том, что мы хотим купить космическую яхту».
«Распространенное желание, — заметил Намур. — Я сам прицениваюсь».
«Правда? И какую вы выбрали?»
«О! Еще не знаю. Может быть, «Мерлин» или «Интерстар мажестик»».
«А как вы за нее заплатите?» — самым невинным тоном спросил Кайпер.
Намур рассмеялся и покачал головой: «Вы слишком много хотите знать!»
Шугарт обратился к другим бесстрашным львам: «Может быть, нам следует принять Намура в наш синдикат? Это способствовало бы скорейшему достижению наших целей».
Арлес покосился на Намура: «А вы как думаете?»
Намур задумчиво поджал губы: «Весьма уважаемый мною философ как-то сказал: «Тот, кто движется к цели в одиночку, достигает ее в два раза быстрее, чем вдвоем, в три раза быстрее, чем втроем, и в четыре раза быстрее, чем вчетвером»».
«Ха-ха! — воскликнул Ютер Оффо. — И как зовут этого мудреца-мизантропа?»
«Ронсель де Руст, автор «Гальцидина». Тем не менее, я прислушиваюсь ко всему, что могло бы пойти мне на пользу, если речь идет о чем-то определенном. Тратить время на пустую болтовню я отказываюсь».
«Разумеется, — отозвался Шугарт. — Мы подходим к решению вопроса со всей серьезностью и намерены преодолеть все препятствия!»
«Что именно вы имеете в виду?»
«Ну... У нас возникло несколько идей — например, устроить большой новый туристический курорт на Восходной отмели. Нам недостает начального капитала, но если бы вы гарантировали дешевую рабочую силу, мы смогли бы финансировать проект, получив заем в банке на недостающую сумму. Мы устроили бы все по первому классу — и казино, и ресторан с космополитическим меню, и, само собой, эскорт для развлечения гостей, то есть девушек из Йиптона».
«Как вы думаете? — нетерпеливо спросил Клойд. — Что-нибудь можно для этого сделать?»
«Консерватор наложит запрет».
Джардин ударил кулаком по столу: «Мы столкнулись с финансовыми затруднениями — налицо прекрасная возможность их преодоления! Неужели он не увидит положение дел с нашей точки зрения?»
Намур отхлебнул вина: «Что, если нет? Вы намерены оказать на него давление? Каким образом?»
«Может быть, его удастся как-нибудь убедить. В конце концов, какое дело натуралистам до нашего частного предприятия?»
«Как они смогут наc остановить, если мы проявим решительность? — более энергично возразил Клойд. — Не станут же они применять силу».
«Гмм, — Намур задумался. — Они не слишком многочисленны, причем половина из них — социальные идеалисты из партии ЖМО».
Ютер Оффо, уже порядком опьяневший, махнул рукой: «Все равно они говорят, что им принадлежит вся планета, и размахивают Хартией в доказательство».
«Так или иначе, они утверждают, что Хартия дает им право собственности», — осторожно заметил Намур.
Шугарт тоже грохнул кулаком по столу: «Черт бы их побрал — и жмотов, и сачков в черных трико! Бесстрашные львы настаивают на восстановлении справедливости!»
Раскрасневшийся Кайпер заорал: «Три громких рыка во славу Шугарта и его манифеста справедливости!»
«Заткнись, Кайпер! — сказал Керди. — Ты слишком шумишь. Намур, вы что-то хотели сказать?»
Кайпер не мог утихомириться: «Я — бесстрашный лев, отважный и свободный! Но мне нужны деньги! Сокровищ алчно жажду я!»
«Ради всего святого, Кайпер! У Намура большой опыт в таких делах. Ты не даешь ему говорить».
«Ой, да подумаешь! Пусть говорит, сколько влезет».
«Могу сказать только одно, — произнес, дождавшись паузы, Намур. — Возможно, вы действуете не в том направлении. Изменения на Кадуоле неизбежны — это ясно всем и каждому. Деньги и власть получит тот, кто сможет оседлать волну изменений и контролировать их, а не тот, кто сожалеет о былых временах, охваченный ностальгией».
На грубом лице Керди появились признаки напряжения и замешательства: «Я не совсем вас понимаю. Надеюсь, вы...»
Намур беззаботно отмахнулся: «Я не предлагаю ничего определенного! Я лишь указываю на тот неоспоримый факт, что лучше выиграть, действуя решительно и даже применяя силу, если это необходимо, чем все потерять, мучаясь угрызениями совести и отступая на два шага после каждого шага вперед».
Арлес разволновался: «А как еще человечество распространилось по всей Ойкумене и дальше, в немыслимые просторы Галактики? Играя в крестословицу за чаем и почесывая котят за ушами? Жизненное пространство приходится завоевывать!»
«В одном вы можете быть уверены, — сказал Намур. — В ближайшее время наступят перемены. Мы не можем бесконечно удерживать йипов от поселения на Мармионовой равнине, и в свое время дело этим не ограничится. В конце концов, кто-то выживет, а кто-то — нет. Я намереваюсь выжить».
«Бесстрашные львы тоже намерены выжить!» — воскликнул Клойд.
«Разумное намерение», — благодушно отозвался Намур.
Джардин шлепнул ладонью по столу: «Намур, вполне возможно, что вы — самый умный человек на станции Араминта. Несмотря на то, что вы из рода Клаттоков».
«Очень лестное мнение, — Намур встал из-за стола. — Что ж, я пойду потихоньку, а вы, господа львы, рычите на здоровье. Желаю всем приятно провести время».
