Глава 6
1
Сидя в номере отеля «Мазепа», Уэйнесс изучала карту. Город Драцены в Мохольке был не так уж далеко от Киева, но прямого сообщения между этими пунктами не было. Замок Темный Пород, по-видимому, находился в районе, знаменитом прекрасными видами, но в стороне от туристических маршрутов и коммерческих центров; на карте его не обозначали.
Уэйнесс взвесила различные варианты. Джулиана удалось обезвредить — по крайней мере временно. Можно было с уверенностью предположить, что в «Попутные ветры» он возвращаться не собирался. Поэтому утром Уэйнесс вылетела в Шиллави и прибыла в усадьбу «Попутные ветры» через пару часов после полудня.
Пири Тамм был явно рад ее видеть: «Мне показалось, что тебя не было несколько недель!»
«Мне тоже так показалось. Но мне нельзя задерживаться — у Джулиана отвратительный характер, он не прощает унижений».
«Что он может сделать? Его возможности ограничены».
«Как только он узнает, что «Эолийские бенефиции» — всего лишь кодовое обозначение анонимного дара, принятое в музее «Фунусти», он развернет бурную деятельность. Там, где я заплатила за информацию тридцать сольдо, Джулиан заплатит сорок, с тем же результатом. Поэтому мне нужно торопиться».
« И что ты собираешься делать?»
«В данный момент я хотела бы изучить распорядок жизни графини де Фламанж, чтобы представиться в Темном Породе, предварительно накопив какой-то запас полезных сведений».
«Очень разумно, — заметил Пири Тамм. — Если хочешь, пока ты переодеваешься к ужину, я наведу справки и попробую что-нибудь узнать».
«Это было бы просто замечательно».
За ужином Пири Тамм объявил, что ему удалось собрать множество данных: «Может быть, тебе даже не потребуется дополнительная информация. Тем не менее, предлагаю заняться этими делами после ужина, так как у меня развилась заметная склонность к излишнему многословию. Обрати внимание на этот противень с крышкой! Нам подали поистине благородное блюдо — тушеную утку с клецками и луком-пореем».
«Как вам будет угодно, дядюшка Пири».
«Сразу скажу только одно: на протяжении многих веков род графов де Фламанж не отличался ни чрезмерным благоразумием, ни флегматичностью; многие его отпрыски были искателями приключений и чудаками, а некоторые стали знаменитыми учеными. Естественно, время от времени случались и скандальные истории. В последнее время, однако, достоинства и таланты этой семьи пошли на убыль, и гордое имя де Фламанжей практически никому не известно. Графиня Оттилия, с которой тебе придется иметь дело — древняя старуха».
Некоторое время Уэйнесс молча размышляла. Ей пришла в голову неожиданная мысль: «Вы говорили, что Джулиан, перед тем, как уехал, кому-то звонил по телефону?»
«Именно так».
«Вы случайно не знаете, кому?»
«Не имею ни малейшего представления».
«Странно. Джулиан никогда не упоминал о том, что у него есть какие-нибудь друзья или знакомые на Земле — а именно о друзьях и знакомых он больше всего любит поговорить».
«Да уж, болтать он горазд! — кисло усмехнулся Пири Тамм. — Он недоволен станцией Араминта, ее общественной структурой и экологическими принципами».
«У нас, конечно, не все устроено идеально, с этим никто не спорит, — отозвалась Уэйнесс. — Если бы в прошлом персонал Заповедника делал свое дело добросовестно, в Йиптоне не было бы никаких йипов, и сегодняшняя проблема не существовала бы».
«Гм. Джулиан долго распространялся на тему «демократического решения вопроса»».
«Он подразумевает нечто радикально отличающееся от обычного истолкования «демократии». Консервационисты желают переселить йипов на другую планету и сохранить Заповедник. Жмоты — то есть сторонники партии «жизни, мира и освобождения», они страшно не любят, когда их называют «жмотами» — хотят позволить йипам заселить континент, где бы они вели, по словам жмотов, бесхитростное пасторальное существование, проводя время в песнях и танцах, празднуя смену времен года и совершая затейливые обряды».
«Насколько я понимаю, Джулиан говорил именно об этом».
«Тем временем жмоты присвоили бы огромные имения, занимающие лучшие угодья, и превратились бы в новый правящий класс землевладельцев. Когда жмоты обсуждают эту перспективу, они говорят о «служении обществу», о «долге просвещенной прослойки» и о «необходимости административного управления». Но я видела подготовленные Джулианом планы сельской усадьбы, которую он надеется себе когда-нибудь построить — с использованием дешевого труда йипов, разумеется».
«Он неоднократно упоминал о демократии».
«Он имел в виду демократию в понимании жмотов, согласно которому каждому йипу и каждому работнику Заповедника предоставляются равные права голосования. Давайте забудем о Джулиане. Надеюсь, он больше нам не помешает».
После ужина Пири Тамм и Уэйнесс перешли в гостиную и уселись перед камином.
«А теперь, — начал хозяин усадьбы, — я расскажу тебе кое-что о графах де Фламанж. Древность этой семьи невероятна, они прослеживают свой род на протяжении как минимум трех или четырех тысяч лет. Темный Пород построен на месте бывшего средневекового замка и сначала служил чем-то вроде охотничьей дачи. У этого замка колоритная история — обычная беспорядочная смесь дуэлей при лунном свете, интриг и предательств, романтических эскапад. В их летописях можно насчитать сотни подобных легенд. Не обходилось и без мрачных событий. В течение тридцати лет принц Пяст умыкал и содержал в заточении девиц, подвергая их кошмарным издевательствам и мучениям. Число его жертв перевалило за две тысячи, но садистическое воображение принца никогда не истощалось. Граф Бодор, один из первых владетелей Темного Порода, справлял демонические обряды, в конце концов превратившиеся в истерические оргии самого фантастического характера. Эти сведения я почерпнул в книге под наименованием «Диковинные сказания Мохолька». Автор этого сборника считает, что происхождение призраков Темного Порода, таким образом, трудно определить с достаточной уверенностью — они могут быть порождением преступлений принца Пяста, таинственных деяний графа Бодора или иных обстоятельств, затерявшихся во мраке времен».
«Когда была написана эта книга?» — спросила Уэйнесс.
«По-видимому, не так давно. Если тебя интересуют эти легенды, я могу ее найти». Пири Тамм безмятежно кивнул и продолжил свое повествование:
«В общем и в целом графы де Фламанж отличались достаточно благонравным характером, если не считать отдельных помешанных вроде графа Бодора. Примерно тысячу лет тому назад граф Сарберт основал Общество натуралистов. Семья Фламанжей традиционно считается оплотом экологического консервационизма. Граф Лесмунд предложил выделить Обществу большой участок земли с целью строительства нового главного управления, но, к сожалению, из этого проекта ничего не вышло. Граф Рауль до самой смерти был членом и активным спонсором Общества — он умер двадцать лет тому назад. Его вдова, графиня Оттилия, живет одна в Темном Породе. Она бездетна, и наследником станет племянник графа Рауля, барон Трембат, имение которого находится на берегу озера Фон; барон заведует школой верховой езды.
Графиня Оттилия, как я уже упомянул, живет практически в изоляции и никого не принимает, кроме своих врачей и ветеринаров, лечащих ее собак. Говорят, что она чрезвычайно скупа, несмотря на свое несметное богатство. Наблюдаются некоторые признаки того, что она, скажем так, не совсем в своем уме. Когда одна из ее собак подохла, она избила ветеринара тростью и выгнала его в шею. Ветеринар, по-видимому, оказался человеком с философским взглядом на жизнь. Когда журналисты спросили его, собирается ли он судиться с графиней, он только пожал плечами и сказал, что в его профессии ушибы и укусы — неизбежные опасности; на том дело и кончилось.
Граф Рауль щедро финансировал Общество натуралистов — обстоятельство, вызывавшее яростное сопротивление со стороны графини.
Из Темного Порода, занимающего верхнюю часть горной долины, открываются роскошные виды, а озеро Ерест — буквально в двух шагах от замка. Вокруг и выше замка горы поросли диким лесом. Замок не слишком велик — по сути дела, я приготовил фотографии и планы помещений. Может быть, тебе они пригодятся».
«Конечно, пригодятся».
Пири Тамм передал ей толстый пакет и пожаловался: «Не совсем понимаю, что ты задумала. Ведь ты же понимаешь, что в Темном Породе нет ни Хартии, ни бессрочного договора».
«Почему вы так думаете?»
«Если бы эти документы оказались в распоряжении графа Рауля, он несомненно вернул бы их в архив Общества».
«Надо полагать. И все же существует целый ряд причин, по которым он мог этого не сделать. Например, он мог получить документы, когда был уже тяжело болен; в таком случае у него могло не оказаться ни времени, ни сил на то, чтобы их просмотреть. Или же Хартия могла куда-нибудь затеряться, пока он занимался другими делами. Кроме того, графиня Оттилия могла проведать, что в замке хранятся ценные бумаги, и спрятать их от мужа. Или, что еще хуже, бросить их в огонь — ведь она ненавидела Общество».
«Согласен, могло произойти что угодно. Тем не менее, граф Рауль ничего не покупал в «Галереях Гохуна» — объем редкостей, распроданных «Галереями», был гораздо больше, а графиня Оттилия, выполняя завещание мужа, несомненно передала бы музею материалы, которых не было в просмотренных тобой ящиках. Другими словами, кто-то другой купил Хартию и бессрочный договор в «Галереях Гохуна» — а значит, поездка в Темный Пород, скорее всего, окажется бесполезной».
«Не обязательно, — упорствовала Уэйнесс. — Представьте себе, что Хартия лежит на ступеньке лестницы. Мы можем спуститься к ней сверху или подняться к ней снизу».
«Прекрасная аналогия, — отозвался Пири Тамм. — Ее единственный недостаток заключается в ее полной невразумительности».
«В таком случае я объясню это по-другому, без всяких аналогий. Нисфит расхищал имущество; при посредстве фирмы «Мисчап и Дурн» оно попало в «Галереи Гохуна», после чего было приобретено неким лицом, которое мы назовем «стороной A». Симонетта Клатток установила личность стороны A, но либо она не смогла найти этого человека, либо этот человек передал материалы стороне B, которая, в свою очередь, подарила их стороне C, продавшей их стороне D, которая завещала часть документов стороне E. В какой-то момент, на каком-то звене этой цепочки Симонетта зашла в тупик. Предположим, что музей «Фунусти» — сторона F, а граф Рауль де Фламанж — сторона E. В таком случае нам следует искать сторону D. Другими словами, мы должны двигаться в обратном направлении вдоль той же цепочки, пока не обнаружим, в чьих руках была Хартия. Симонетта начала со стороны A — и, насколько нам известно, столкнулась с непреодолимыми препятствиями. Кроме того, имеется Джулиан, начинающий поиски со стороны X, то есть с учреждения «Эолийские бенефиции» в Крое. Куда его приведут такие поиски, невозможно даже предположить. В любом случае нам нельзя задерживаться — тем более, что графиня Оттилия может не проявить никакого сочувствия к нашим целям».
Пири Тамм играл желваками: «Если бы только я был немного моложе и здоровее — с какой радостью я взял бы на себя это бремя!»
«Вы уже мне очень помогаете, — возразила Уэйнесс. — Без вас я ничего не смогла бы сделать».
«Ты умеешь быть очень любезной».
2
До сельских районов Мохолька Уэйнесс добиралась несколькими различными видами транспорта: из усадьбы «Попутные ветры» в Шиллави ее доставило такси, подземным поездом на магнитной подушке она прибыла в Антельм, откуда вакуум-экспресс умчал ее в Пассау. От Пассау до Драцен ей пришлось лететь аэробусом, а дальние районы Мохолька, в Карнатских горах, обслуживали только старые скрипучие двухэтажные автобусы.
Ближе к вечеру, когда с гор уже налетали порывы прохладного ветра, Уэйнесс оказалась в деревеньке Тзем на реке Согор, в узкой долине с крутыми, поросшими лесом склонами. Тучи неслись по небу — юбка Уэйнесс стала полоскаться, как флаг, как только она спрыгнула на землю. Пройдя несколько шагов, Уэйнесс обернулась, чтобы проверить, не следят ли за ней — но на дороге не было других машин, двигавшихся в том же направлении.
Автобус остановился перед деревенской гостиницей под наименованием «Железная свинья» — если можно было верить знаку, со скрипом качавшемуся над дверью. Главная улица тянулась вдоль реки, а на другой берег вел каменный мост из трех арок, прямо напротив гостиницы. Посреди моста стояли и рыбачили три старика в мешковатых синих штанах и высоких охотничьих треуголках. Все трое время от времени вынимали из коробок со снастями большие зеленые бутыли и прикладывались к горлышкам. Они то и дело перекликались, обмениваясь советами и поругивая капризный характер рыбы, беспардонные проделки ветра и все, что попадалось на глаза.
Уэйнесс зарезервировала номер в «Железной свинье» и пошла прогуляться по деревне. На главной улице она нашла пекарню, лавку зеленщика, что-то вроде мастерской, где не только точили ножи, но и продавали колбасы, парикмахерскую, владелец которой по совместительству выполнял обязанности местного страхового агента, винную лавку, почтовое отделение и ряд других, менее заметных мелких предприятий и учреждений. Уэйнесс зашла в магазин канцелярских товаров — не более чем встроенный в здание киоск с выходной дверью. Хозяйка, женщина веселого нрава и среднего возраста, облокотилась на прилавок и сплетничала с парой подруг, сидевших на скамье напротив. «Если правильно себя вести, здесь можно получить множество полезных сведений», — подумала Уэйнесс. Она купила журнал и стояла, притворяясь, что читает его, но на самом деле прислушиваясь к тому, о чем болтали кумушки. В конечном счете ей удалось присоединиться к разговору. Уэйнесс назвалась студенткой, изучающей местные древности. «Вы не могли найти более удачного места! — заявила хозяйка. — Нас тут трое, мы все местные, и одна древнее другой!»
Уэйнесс согласилась выпить чашку чая и познакомилась со всей компанией. К хозяйке обращались «мадам Катрина», а ее подруг звали «мадам Эсме» и «мадам Стася».
Уже через пару минут Уэйнесс невзначай упомянула о Темном Породе; как она и ожидала, источник информации вырвался шумным фонтаном.
«Времена уже не те! — всплеснула руками мадам Катрина. — Когда-то у нас только и судили-рядили, что о Темном Породе. Там и пиры задавали, и балы устраивали, чего только не было! А теперь тихо, как в мутной заводи».
«При графе Рауле все было по-другому», — согласилась мадам Эсме.
«И то правда! Он был важная персона, граф Рауль, к нему в замок то и дело наведывались знаменитости. А знаменитости, как водится, устраивали всякие шалости — если верить слухам, конечно».
«Ха-ха! — воскликнула мадам Стася. — А что им не верить-то, слухам? Человеческую природу не изменишь!»
«Возникает впечатление, что у знаменитостей, при всех их репутациях и деньгах, этой самой «человеческой природы» всегда с избытком, в отличие от людей попроще», — философски заметила мадам Катрина.
«А как иначе? — риторически спросила мадам Эсме. — Где большие деньги, там и распущенность, где распущенность, там и скандал!»
«Как насчет графини Оттилии? — поинтересовалась Уэйнесс. — Как она относилась к скандальным проделкам?»
«Дорогая моя! — воскликнула мадам Стася. — Она-то и была главная баловница!»
«Графиня и ее собачки! — презрительно бросила мадам Катрина. — Загнали в могилу графа Рауля, бесстыдные твари!»
«Что вы имеете в виду?» — не поняла Уэйнесс.
«Ничего нельзя сказать наверняка, конечно, но ходят слухи, что граф, доведенный собачками до отчаяния, запретил графине приводить их в столовую. Через несколько дней он будто бы покончил с собой, выбросившись из окна Северной башни. Графиня Оттилия утверждала, что его довели до самоубийства стыд и сожаление, так как он жестоко обращался с ней и с ее маленькими питомцами».
Три подруги одновременно усмехнулись, а мадам Катрина сказала: «Вот так — а теперь в Темном Породе тихо. Только каждую субботу графиня принимает пару старых знакомых. Они играют в пикет по маленькой, и если графиня проигрывает больше нескольких грошей, она впадает в ярость».
«Если бы я попросила у графини аудиенции, она бы меня приняла?» — спросила Уэйнесс.
«Трудно сказать, — ответила мадам Стася. — Все зависит от ее настроения».
«Например, — подхватила мадам Эсме, — ни в коем случае не следует приходить к ней в воскресенье после того, как она проиграла в карты пару сольдо».
«Самое главное — к ней нельзя приходить с собакой! — подняла палец мадам Катрина. — В прошлом году ее внучатый племенник, барон Партер, явился к ней с визитом в сопровождении мастиффа. Как только собаки друг друга увидели, началась форменная война — лай, щелканье зубов и визг, только клочья летели! Некоторым из хвостатых любимчиков графини пришлось зализывать раны, а барон Партер, вместе с мастиффом, улепетнул из замка сломя голову».
«Два ценных совета! — сказала Уэйнесс. — Что еще?»
«Почему не сказать девушке правду? — вздохнула мадам Эсме. — Графиня — чудовище, ни к кому никогда не проявляющее сочувствия».
Мадам Катрина воздела руки к потолку: «А такой скряги, как она, нет во всей Ойкумене! Она покупает у меня журналы, но через месяц после доставки, за полцены. Из-за скупости она все новости узнает с опозданием в месяц!»
«Смехотворно! — согласилась мадам Стася. — Если наступит конец света, графиня Оттилия узнает об этом только через несколько недель».
«Пора закрывать лавку, — спохватилась мадам Катрина. — Кто-то же должен готовить ужин Леппольду? Он, видите ли, рыбачил целый день и, конечно, не поймал даже ершика. Пойду, достану из холодильника макрель, пусть подумает о своей бесполезности».
Покинув новых подруг, Уэйнесс вернулась в гостиницу. В ее номере не было телефона, в связи с чем пришлось воспользоваться будкой в углу фойе. Она набрала номер «Попутных ветров», и на экране появилось лицо Пири Тамма.
Уэйнесс рассказала о своих успехах: «Графиня Оттилия, судя по всему, сварливее, чем я ожидала — сущая мегера. Сомневаюсь, что она мне поможет».
«Над этим следует подумать, — ответил Пири Тамм. — Я тебе перезвоню попозже».
«Хорошо. И все-таки, я хотела бы…» — Уэйнесс оглянулась через плечо: кто-то зашел в фойе гостиницы. Она замолчала и выглянула из будки. На экране в «Попутных ветрах» ее лицо исчезло.
«Уэйнесс? — громко спросил Пири Тамм. — Ты где?»
Уэйнесс вернулась в будку: «Я здесь. На какой-то момент мне показалось…» Она колебалась.
«Показалось — что?» — не на шутку встревожившись, требовал ответа Пири Тамм.
«Нет, я просто нервничаю, — успокоила его Уэйнесс. — Когда я уезжала из вашей усадьбы, у меня было впечатление, что за мной следят — по крайней мере какое-то время».
«Ты не могла бы объяснить подробнее?»
«Объяснять, в сущности, нечего — может быть, ничего такого не было. Пока я ехала в такси до Тиренса, за нами увязалась машина. В ней был черноусый мужчина — больше я ничего не заметила. В Шиллави я зашла за угол и быстро вернулась. На этот раз я смогла его разглядеть: широкоплечий коренастый человек довольно благодушной внешности, с пышными усами. А потом я его больше не видела».
«Ха! — недовольно опустил голову дядюшка Пири. — Сохраняй бдительность — все, что я могу посоветовать».
«Я сама себе постоянно напоминаю то же самое. После Шиллави, по-моему, за мной больше никто не увязывался, но мне все равно не по себе. В свое время я читала про электронные локаторы, шпионские датчики и прочие хитроумные устройства. Может быть, в Шиллави мой «хвост» отстал только потому, что они сумели каким-то образом меня пометить? В Драценах я внимательно осмотрела одежду и действительно нашла на плаще что-то подозрительное — маленькую черную скорлупку, не больше половины божьей коровки. Я взяла ее с собой в станционный ресторан и, когда снимала плащ в гардеробе, засунула ее под воротник пальто какого-то туриста. После этого я поехала на автобусе в Тзем, а турист, кажется, отправился в Загреб или куда-то еще».
«Ты правильно сделала! Хотя я не могу себе представить, кто мог бы за тобой следить».
«Джулиан — он весьма разочарован тем, что нашел в Крое».
Выражая сомнение, Пири Тамм издал звук, напоминавший мычание: «Так или иначе, ты от них, по-видимому, ускользнула. Я тоже не сидел сложа руки — думаю, ты одобришь мои приготовления. Не знаю, известно ли тебе это обстоятельство, но граф Рауль был садоводом и пользовался в этом отношении довольно высокой репутацией. По сути дела, именно по этой причине он принимал активное участие в делах нашего Общества. Короче говоря, я использовал несколько еще оставшихся у меня связей — и добился положительного результата. Барон Стам, двоюродный брат графини Оттилии, сегодня договорится о том, чтобы тебе назначили прием. К вечеру у меня будут более подробные сведения, но пока что дело выглядит так, что тебя представят как аспирантку, изучающую ботанику и желающую просмотреть бумаги графа Рауля, посвященные селекции растений. Если тебе удастся втереться в доверие графини Оттилии, не сомневаюсь, что ты могла бы задать ей, как бы невзначай, несколько вопросов».
«Вполне разумный предлог, — согласилась Уэйнесс. — Когда я должна явиться в замок?»
«Скорее всего завтра, так как барон будет звонить в Темный Пород сегодня вечером».
«И как я должна назваться? Своим именем?»
«Не вижу особых причин скрывать твое имя. Не следует, однако, подчеркивать тот факт, что ты связана с Обществом натуралистов».
«Понятно».
3
Около девяти часов утра Уэйнесс забралась в скрипучую развалюху на колесах, служившую единственным средством сообщения между Тземом и несколькими еще более удаленными деревнями на востоке. Проехав километров пять по окруженной дремучим лесом дороге, то взбиравшейся, то спускавшейся по крутым склонам долины шумно журчащего Согора, водитель высадил Уэйнесс перед тяжеловесными чугунными въездными воротами аллеи, ведущей к замку. Ворота были открыты настежь, а будка привратника выглядела заброшенной. Уэйнесс направилась вверх по аллее, метров через двести огибавшей густой ельник; за поворотом открылся вид на Темный Пород.
Уэйнесс нередко замечала в старых зданиях нечто превосходящее характер и почти напоминающее сознательную индивидуальность. Она задумывалась над этой особенностью древних жилищ. Можно ли считать реальностью свойство, не поддающееся измерению? Способно ли сооружение проникаться, на протяжении веков, какой-то жизненной силой — может быть, завещанной его обитателями? Или это чисто воображаемое ощущение, проекция представлений наблюдателя?
Темный Пород, купавшийся в лучах утреннего Солнца, казался образцом такого средоточия сознательной жизненной силы — задумчивая и величественная цитадель, оживленная чем-то вроде безмятежного безразличия, как давно уставший, забытый друзьями человек, слишком гордый для того, чтобы жаловаться на судьбу.
Архитектура замка, насколько могла судить Уэйнесс, не подчинялась строгим канонам, но и не нарушала их намеренно — скорее, здесь эстетические нормы игнорировались с невинностью дикой природы. Преувеличенные массы уравновешивались дразнящей удлиненностью форм; приглядевшись, всюду можно было заметить не бросающиеся в глаза неожиданные детали. Башни, северная и южная, были слишком приземистыми и грузными, а их крыши — слишком высокими и крутыми. Крыша основного строения состояла из трех коньков, причем на треугольном фронтоне каждого был устроен балкон. Сад Темного Порода не производил большого впечатления, но от края террасы, служившей фундаментом замка, до далекой шеренги стоящих навытяжку кипарисов расстилался огромный газон — по сути дела поле аккуратно подстриженной травы. В целом возникало впечатление, что человек с романтическими склонностями сделал набросок на обрывке бумаги и приказал возвести цитадель именно тех пропорций, какие получились на рисунке — или же архитектор вдохновлялся иллюстрацией из детской книжки о рыцарях и феях.
Уэйнесс потянула на себя цепь дверного колокола. Через некоторое время дверь открылась, и наружу выглянула полная молодая горничная, немногим старше посетительницы. На ней было черное форменное платье, а ее русые волосы стягивал кружевной чепец. Уэйнесс показалось, что горничная чем-то обижена или раздражена, хотя ее вопрос — «Что вам угодно?» — прозвучал достаточно вежливо.
«Меня зовут Уэйнесс Тамм, мне назначена аудиенция у графини Оттилии — на одиннадцать часов».
Голубые глаза горничной удивленно раскрылись: «Неужели? У нас в последнее время почти не бывает посетителей. Графиня считает, что все на свете сговорились ее обжулить и обокрасть — продать ей фальшивые драгоценности, стащить ее безделушки или что-нибудь в этом роде. В принципе, конечно, она права. Так мне кажется, по крайней мере».
Уэйнесс рассмеялась: «Я ничего не продаю и боюсь воровать, потому что я страшная трусиха».
Горничная слегка улыбнулась: «Ладно, я вас отведу к старой ведьме, только вам от этого не будет никакой пользы. Ведите себя церемонно и не забудьте похваливать собачек. Как вас зовут, я запамятовала?»
«Уэйнесс Тамм».
«Следуйте за мной. Графиня пьет утренний чай на лужайке».
Уэйнесс последовала за горничной вдоль стены замка по террасе, кончавшейся ступенями, спускавшимися на газон. Метрах в пятидесяти, одинокая как остров в зеленом океане, за белым столиком в тени зеленого с синими кольцами зонта сидела графиня. Ее окружала шайка маленьких толстых собачек, растянувшихся в позах заядлых бездельников, утомленных бездельем.
Графиня Оттилия как таковая, высокая и худая, как палка, отличалась продолговатой костлявой физиономией, впалыми морщинистыми щеками, длинным горбатым носом с широкими ноздрями и выдающимся подбородком. Ее крашеные белые волосы, разделенные пробором посередине, были связаны большим узлом на затылке. На графине были длинное, до лодыжек, синее платье из какой-то тончайшей материи и розовая кофта.
Заметив Уэйнесс и горничную, графиня закричала: «Софи! Сейчас же ко мне!»
Софи не ответила. Графиня молча наблюдала за их приближением.
«Это госпожа Уэйнесс Тамм, ваша светлость, — неприязненно произнесла Софи. — Она говорит, что вы ей назначили прием».
Графиня игнорировала посетительницу: «Где ты пропадала? Сколько раз я тебя звала!»
«Я открывала дверь».
«Да уж, конечно! У тебя целый час ушел на то, чтобы открыть дверь? Где Ленк? Он должен заниматься такими вещами».
«Господин Ленк накладывает мазь на спину госпожи Ленк — у нее сегодня снова спина болит».
«Очковтирательство! Госпожа Ленк всегда умудряется заболеть в самое неподходящее время! А тем временем мне никто не прислуживает, как будто я птичка на заборе или картина на стене!»
«Прошу прощения, ваша светлость».
«Чай едва теплый и недостаточно заварился! Что ты на это скажешь?»
Угрюмое круглое лицо Софи стало еще более строптивым: «Я не завариваю чай, я только его приношу!»
«Унеси этот чайник и сию минуту принеси свежезаваренный чай!»
«Сию минуту не получится, — мрачно отозвалась Софи. — Придется вам подождать, как всем другим, пока он заваривается».
Лицо графини Оттилии покрылось бледными пятнами, она сжала трость трясущейся рукой и несколько раз ткнула ею в газон. Софи взяла поднос с чашкой и чайником. По ходу дела она наступила на хвост одной из собачек, издавшей пронзительный вопль. Софи тоже вскрикнула, отпрянула и уронила поднос; чайник и чашка упали на траву. Несколько капель попали на руку графине, и та хрипло выругалась: «Ты меня ошпарила!» Старуха попыталась огреть горничную тростью по спине, но Софи отскочила, ловко вильнув задом, и трость просвистела по воздуху. «Вы только что говорили, что чай холодный!» — язвительно заметила Софи. Размахивая тростью, графиня растянула себе кисть, что разозлило ее пуще прежнего: «Паршивка, нарочно наступила на бедного Микки, а теперь паинькой прикидываешься? Мерзавка! Иди сюда, говорю!»
«Чтоб вы меня отдубасили? Ни за что!»
Графиня с трудом поднялась на ноги и снова замахнулась, но Софи, резво отскочив на безопасное расстояние, высунула язык: «Ничего ты со мной не сделаешь, старая безмозглая ворона!»
Оттилия де Фламанж тяжело дышала: «Ты уволена! Пошла вон — немедленно!»
Софи гордо отошла на пару шагов, повернулась и задрала юбки, демонстрируя графине обширные ягодицы, после чего торжествующе удалилась.
Уэйнесс стояла в стороне — шокированная, встревоженная, готовая расхохотаться. Теперь она осторожно приблизилась, подняла поднос, чайник и чашку и поставила их на стол. Графиня уставилась на нее: «Еще тебя здесь не хватало! Ступай восвояси!»
«Как вам будет угодно — но вы согласились меня принять, и я пришла в назначенное время».
«Хмф! — графиня снова устроилась в кресле. — И ты, конечно, чего-то от меня хочешь, как все они!»
Уэйнесс понимала, что обстоятельства не сулили ничего хорошего: «Мне очень жаль, что вы расстроились. Может быть, мне следует вернуться, когда вы отдохнете?»
«Отдохну? Не мне нужно отдыхать, а бедному маленькому Микки — у него теперь хвост болит. Микки, ты где?»
Уэйнесс заглянула под кресло: «По-моему, он чувствует себя неплохо».
«Тогда по крайней мере об этом можно не беспокоиться, — графиня Оттилия холодно разглядывала посетительницу глазами, окруженными многочисленными складками потемневшей кожи, как у черепахи. — Ну, раз уж ты здесь, что тебе нужно? Кажется, барон Стам упомянул о какой-то ботанике?»
«Совершенно верно. Граф Рауль, как вы знаете, был известным специалистом в этой области, и некоторые его открытия еще не документированы в той мере, в какой они этого заслуживают. С вашего разрешения, я хотела бы просмотреть его бумаги. Постараюсь не причинять вам никаких неудобств».
Графиня Оттилия плотно сжала губы: «Граф Рауль тратил безумные деньги на всякую дрянь — в том числе на ботанику. Изобретал тысячи способов не оставить мне ни гроша. Его называли филантропом, а на самом деле он был просто идиот!»
«Вы преувеличиваете!» — Уэйнесс была снова шокирована.
Графиня постучала тростью по траве: «Так я считаю. Ты не согласна?»
«Я еще не составила никакого мнения, однако…»
«Нам вечно не давали покоя всевозможные прихлебатели и просители. Каждый день их становилось все больше, и все они скалили зубы и подобострастно ухмылялись. А хуже всех Общество натуралистов».
«Общество натуралистов?»
«Именно! Слышать про них не хочу: попрошайки, воры, паразиты! Ни стыда, ни совести — спасу от них не было! То этого им не хватало, то другое им подавай — и так каждый день. Потрясающая наглость! Рауль им потакал, так они раскатали губу и решили отгрохать себе роскошный дворец на наших наследных землях, представляешь?»
«Что вы говорите? — отозвалась Уэйнесс, чувствуя себя последней предательницей и лживой ханжой. — Невероятно!»
«Я-то им показала, где раки зимуют! Ничего они от меня не получат!»
Набравшись смелости, Уэйнесс задумчиво произнесла: «Граф Рауль проводил весьма любопытные исследования, пользуясь данными Общества натуралистов. Не осталось ли у вас каких-нибудь его бумаг, относящихся к Обществу?»
«Ничего такого у меня нет! Разве я не объяснила, что это за люди? Все их бумажки я приказала сложить в коробки и послать кому-нибудь, кто никогда мне не будет напоминать об этом сумасшедшем разорении!»
Уэйнесс вежливо улыбнулась, пытаясь изобразить сочувствие. Беседа складывалась явно неудачно: «Мои розыски ничего вам не будут стоить, но могли бы способствовать укреплению научной репутации графа».
Графиня Оттилия презрительно хмыкнула: «Репутация? Кому какое дело до репутации? Я и о своей репутации не беспокоюсь, а тем более о репутации Рауля!»
Уэйнесс не сдавалась: «И все же, в академических кругах к работам графа относятся с большим почтением. Не подлежит сомнению, что его достижения были бы невозможны без вашей поддержки».
«Не подлежит».
«Может быть, вы разрешили бы мне посвятить мою диссертацию графу и графине де Фламанж?»
«Если ты за этим пришла — посвящай что угодно кому угодно. А теперь оставь меня в покое».
Уэйнесс пропустила последнее замечание мимо ушей: «Граф Рауль, насколько мне известно, вел подробную перепись своих коллекций и приобретений, а также документировал результаты исследований?»
«Само собой. Он был человек исключительно аккуратный — этого у него не отнимешь».
«Я хотела бы просмотреть его записи, чтобы уточнить несколько вопросов, вызывающих разногласия».
«Невозможно. Все его вещи теперь под замком».
Уэйнесс не ожидала ничего, кроме отказа: «Это способствовало бы научному прогрессу — и существенно помогло бы продвижению моей профессиональной карьеры. Уверяю вас, мои розыски не причинят вам никакого беспокойства».
Графиня Оттилия ударила тростью по газону: «Довольно! Убирайся сейчас же! Ты знаешь, куда идти!»
Уэйнесс колебалась, не готовая признать столь унизительное поражение: «Не могу ли я вернуться, когда вы будете чувствовать себя лучше?»
Графиня Оттилия встала и выпрямилась во весь рост — вблизи она оказалась значительно выше, чем предполагала Уэйнесс: «Ты не слышала, что тебе сказали? Не желаю, чтобы вокруг меня шпионили, чтобы у меня все разнюхивали и высматривали, чтобы мои вещи перебирали жадными пальцами!»
Уэйнесс отвернулась и в бешенстве направилась к выходу.
4
Наступил полдень. Уэйнесс стояла у дороги за воротами аллеи, ведущей к Темному Породу, и ждала автобуса, который, если верить расписанию, должен был проезжать мимо каждый час. Автобус, однако, не появлялся; тишину нарушало только жужжание насекомых.
Уэйнесс присела на каменную скамью. Ситуация складывалась примерно так, как она ожидала; тем не менее, она чувствовала опустошение и подавленность.
Что теперь? Уэйнесс заставила себя сосредоточиться. Она рассмотрела несколько возможностей — но все они представлялись практически нецелесообразными, незаконными, безнравственными или слишком опасными. Ни один из вариантов — в том числе предусматривавших похищение одной или нескольких собачек — ее не устраивал.
По проезду из Темного Порода спустилась с двумя набитыми до отказа чемоданами Софи, уволенная горничная. Взглянув на Уэйнесс, она сказала: «А вот и вы! Чем кончилась ваша аудиенция?»
«Ничем».
«Я же вам говорила! Можно было и не терять время, — Софи поставила чемоданы на землю и уселась на скамью рядом с Уэйнесс. — Я тоже с ней покончила — навсегда и бесповоротно. Довольно с меня этой старой змеи, ее ругательств и тумаков!»
«У нее очень непостоянный характер», — уныло подтвердила Уэйнесс.
«О, характер-то у нее вполне постоянный, — возразила Софи. — Он у нее всегда отвратительный. Кроме того, она скряга, каких мало. Платит как можно меньше и хочет, чтобы ее ублажали каждую минуту. Неудивительно, что в Темном Породе прислуга не задерживается».
«У нее много прислуги?»
«Судите сами — господин Ленк и госпожа Ленк, повар и судомойка, четыре горничных, лакей — он же шофер, два садовника и посыльный. Господин Ленк заботится о том, чтобы всех хорошо кормили и никто не надрывался, это невозможно отрицать. Временами он, скажем так, слишком много себе позволяет, но достаточно намекнуть его жене, и та задает ему такую трепку, что на него смотреть жалко. Но Ленк на удивление резвый любезник; приходится постоянно следить за тем, чтобы он не зажал тебя где-нибудь в темном углу, а то потом уже не вырвешься».
«Таким образом, мир и благоденствие в Темном Породе поддерживаются господином Ленком?»
«Он делает все, что может, по крайней мере. С ним достаточно легко иметь дело, он не злопамятен».
«А это правда, что в замке водятся призраки?»
«Сложный вопрос. Каждый, кому казалось, что он их слышал, утверждает, что он их слышал — вы понимаете, что я имею в виду. Лично я ни за что не хотела бы оказаться поблизости от Северной башни в полнолуние».
«А что говорит о призраках графиня Оттилия?»
«По ее словам, именно призраки вытолкнули графа Рауля из окна — вполне возможно. Кому это знать, как не ей!»
«Да уж, больше некому».
Старый двухэтажный автобус наконец приехал, и обе изгнанницы прибыли в Тзем. Уэйнесс сразу направилась к телефонной будке в гостинице «Железная свинья» и позвонила в Темный Пород. На экране появилось холеное и учтивое лицо еще не слишком пожилого человека, пухлощекого, с редкими черными волосами, сонливо полуопущенными веками и щегольскими маленькими усиками.
«Я имею честь говорить с господином Ленком?» — спросила Уэйнесс.
Ленк бросил на собеседницу одобрительный оценивающий взгляд и пригладил усики: «Так точно! Густав Ленк к вашим услугам. Чем могу быть полезен? Будьте уверены, я сделаю все, что от меня зависит!»
«Все очень просто, господин Ленк. Я говорила с Софи, только что уволившейся из Темного Порода».
«К сожалению, нам пришлось с ней расстаться».
«Если вакансия еще открыта, я хотела бы занять ее место».
«Мы еще никого не нашли — и даже не искали. Софи покинула нас, скажем так, скоропалительно, и я до сих пор не успел заняться этим вопросом, — мажордом прокашлялся, рассмотрел Уэйнесс повнимательнее и явно заинтересовался. — У вас есть соответствующий опыт?»
«Не слишком большой, но я уверена, что с вашей помощью как-нибудь справлюсь».
«Как правило, этого было бы достаточно, — осторожно произнес Ленк, — но если Софи поделилась с вами своими впечатлениями...»
«Она не преминула это сделать, и в самых красочных выражениях».
«Тогда вы понимаете, наверное, что основная трудность состоит не в исполнении обязанностей как таковых, а в том, что касается графини Оттилии и ее собак».
«Я это прекрасно понимаю, господин Ленк».
«Должен подчеркнуть также тот факт, что заработная плата невелика. Сначала вы будете получать двадцать сольдо в неделю. Но вам будет выдано форменное платье, и его стоимость, а также расходы на пропитание, из оклада не вычитаются. Я мог бы также отметить, что персонал замка работает в атмосфере взаимопомощи — все мы понимаем, что с графиней трудно иметь дело. Тем не менее, нам приходится иметь с ней дело постоянно, так как графиня обеспечивает наше трудоустройство».
«Разумеется, господин Ленк».
«Вы ничего не имеете против собак?»
«В принципе — ничего», — пожала плечами Уэйнесс.
Ленк кивнул: «В таком случае вы можете приехать сегодня же, и мы познакомим вас с нашим ежедневным распорядком, не теряя лишнего времени. Позвольте узнать, как вас зовут?»
«Мария Шмитт», — после некоторой запинки ответила Уэйнесс.
«У кого вы работали раньше?»
«В данный момент у меня нет никаких рекомендаций, господин Ленк».
«Думаю, что в вашем случае мы можем сделать исключение. До скорой встречи!»
Уэйнесс вернулась к себе в номер. Она зачесала волосы назад и туго связала их черной лентой на затылке, после чего внимательно рассмотрела свое отражение в зеркале. Теперь она выглядела не столь юной и неопытной, в ее внешности появилась определенная компетентность.
Переодевшись и собрав кое-какие пожитки, Уэйнесс вышла из гостиницы и снова поехала на автобусе в Темный Пород. Полная недобрых предчувствий и сомнений, она подошла с чемоданом к парадному входу замка.
Ленк оказался выше и внушительнее, чем она ожидала, и вел себя с достоинством, приличествовавшим его положению. Тем не менее, он встретил новую горничную достаточно дружелюбно и отвел ее в комнату для отдыха прислуги, где она представилась госпоже Ленк — дородной женщине с седеющими черными волосами, подстриженными коротко и без прикрас; у жены мажордома были большие сильные руки и решительные строгие манеры.
Супруги Ленк разъяснили новоприбывшей ее обязанности. В целом она должна была обслуживать графиню Оттилию, выполняя ее пожелания и не обращая внимания на сварливые замечания и вспышки раздражительности; в частности, рекомендовалось вовремя уворачиваться от ударов трости. «У нее это что-то вроде нервного тика, — заметил Ленк. — Тем самым она просто дает понять, что чем-то недовольна».
«Тем не менее, ее привычки заслуживают порицания, — возразила госпожа Ленк. — Как-то раз я подобрала журнал, который она уронила — и вдруг, ни с того ни с сего, она огрела меня тростью по спине! Естественно, меня это неприятно удивило, и я поинтересовалась, чем заслужила неодобрение ее светлости. «В следующий раз не попадайся мне под руку!» — ответила она. Я хотела что-то возразить, но графиня снова замахнулась тростью и приказала мне подготовить список моих проступков, оставшихся безнаказанными, и ставить в этом списке галочку каждый раз, когда ее светлость соблаговолит наградить меня синяком».
«Короче говоря, — заключил мажордом, — не зевайте!»
«Пока мы обсуждаем этот вопрос, — продолжила госпожа Ленк, — я хотела бы заметить, что господин Ленк нередко заигрывает с девушками и в некоторых случаях заходит настолько далеко, что забывает о всяких приличиях».
Ленк отделался галантным жестом: «Дорогая, ты преувеличиваешь. Бедная Мария испугается и будет от меня прятаться».
«Умение прятаться ей не помешает», — сухо возразила госпожа Ленк и доверительно обратилась к Уэйнесс: «Если Густав забудется и начнет слишком много себе позволять, шепните ему на ухо пару слов: «ад кромешный»».
«Ад кромешный? Не совсем понимаю…»
«Именно так! А если Ленк не отступится, услышав это предупреждение, я ему подробно объясню, что это значит».
Мажордом неловко усмехнулся: «Госпожа Ленк, конечно, шутит. В Темном Породе мы работаем в атмосфере мира и согласия, стараясь помогать друг другу по мере возможности. Скандалы, которые устраивает графиня, разумеется, нарушают спокойствие. Ни в коем случае не следует ей перечить, какую бы чепуху она не молола, и никогда не пренебрегайте ее собаками — убирайте дерьмо этих маленьких монстров радостно и весело, как будто это доставляет вам удовольствие».
«Постараюсь», — пообещала Уэйнесс.
Госпожа Ленк облачила новую горничную в форменное черное платье с белым передником и белым кружевным чепцом с напоминающими крылышки полями, торчащими над ушами. Посмотрев на себя в зеркало, Уэйнесс слегка успокоилась — теперь графиня Оттилия ни за что не узнала бы в ней беспардонную студентку Уэйнесс Тамм.
Супруга мажордома провела ее по всем помещениям замка, за исключением Северной башни: «Там ничего нет, кроме бестелесных духов — так, по крайней мере, говорят. Сама я никогда не видела никаких призраков, хотя время от времени оттуда действительно доносятся странные звуки; башня давно заброшена, и там, наверное, поселились белки и летучие мыши. Так или иначе, не беспокойтесь по поводу Северной башни, там нечего делать. Здесь у нас библиотека. Двойные двери ведут в бывший кабинет графа Рауля — он иногда еще используется, но редко, и двери обычно закрыты на замок. А вот и графиня. Пойдемте, я вас представлю».
Графиня Оттилия, сидевшая в большом мягком кресле, ограничилась тем, что бросила на новую горничную один презрительный взгляд: «Мария — так, что ли? Очень хорошо! Можешь рассчитывать на мои щедрость и великодушие — пожалуй даже чрезмерные, так как твоей предшественнице я позволила не на шутку распуститься. Мои потребности немногочисленны. Я в преклонном возрасте и не могу сама ходить за своими вещами, тебе придется их приносить и уносить — следовательно, тебе нужно знать, где что лежит. Заведенный порядок у нас практически не меняется, только по субботам я играю в карты, а первого числа каждого месяца езжу в Драцены за покупками. Ты быстро всему научишься, это нетрудно. А теперь познакомься с моими маленькими друзьями, без них я не могу жить. Тут у нас Часк, Портер, Микки и Топ, — графиня поочередно указывала дрожащим кривым пальцем на каждого из питомцев. — А здесь Сэмми, он как раз чешется за ухом, и Димпкин, а также… Фотцель! Противный! Ты же знаешь, что нельзя задирать ногу в комнате! Теперь Марии придется за тобой убирать. И еще Раффис — он спрятался под диваном». Графиня откинулась на спинку кресла: «Мария, повтори их имена — хочу убедиться в том, что ты их запомнила».
«Гм! — сказала Уэйнесс и тоже стала указывать пальцем. — Это Микки, а это Фотцель, напустивший лужу — его я уже не забуду. Раффис под диваном. Пегий сорванец — это, насколько понимаю, Часк, а за ухом все время чешется Сэмми. Других я еще не запомнила».
«Для первого раза неплохо, — одобрила графиня. — Хотя ты не обратила достаточного внимания на Портера, Топа и Димпкина — все они достойны всяческого уважения и отличаются неповторимой индивидуальностью».
«Не сомневаюсь, — заявила Уэйнесс. — Госпожа Ленк, если вы покажете мне, где взять ведро и тряпку, я сейчас же подотру эту лужу».
«В случае мелкой неприятности лучше всего пользоваться губкой, — ответила супруга мажордома. — Все необходимое находится в шкафу».
Так Уэйнесс начала карьеру горничной. Несмотря на однообразие ежедневного расписания, каждый день происходило что-нибудь новое. Утром, в восемь часов, Уэйнесс заходила в спальню графини Оттилии, чтобы разжечь огонь в камине — несмотря на то, что отопление замка достаточно эффективно обеспечивалось эрготермическими системами. Графиня спала в огромной старой кровати, окруженная дюжиной больших пуховых подушек в розовых, голубых и желтых шелковых наволочках. Собаки спали на мягких матрасиках в коробках, установленных вдоль стены, причем то одна, то другая время от времени решала попробовать, не будет ли удобнее устроиться на чужом месте, что неизменно приводило к шумным конфликтам.
Затем Уэйнесс должна была раздвинуть шторы — графиня требовала, чтобы на ночь их плотно закрывали, не допуская никакого проникновения света в спальню снаружи; ее особенно раздражали проблески лунных лучей. После этого Уэйнесс помогала графине занять сидячее положение, опираясь на подушки — этот процесс сопровождался проклятиями, бранью и громкими жалобами: «Мария! Разве нельзя быть осторожнее? Таскаешь меня туда-сюда, так что у меня теперь все болит! Я не железная и даже не деревянная! Что ты делаешь? Ты же знаешь, мне так неудобно! Подвинь эту желтую подушку пониже мне под спину. А! Наконец ты догадалась. Принеси мне чаю. С собаками все в порядке?»
«Собаки здоровы и процветают, ваша светлость. Димпкин, как обычно, мочится в углу. Кажется, Часк поссорился с Портером».
«Это пройдет. Так принеси мне чаю — что ты стоишь, как чучело?»
«Сию минуту, ваша светлость».
Разместив поднос с чаем на постельной подставке и сообщив графине, какая нынче погода, Уэйнесс вызывала звонком лакея Фоско, уводившего собак на задний двор, где их кормили и где они могли опорожнить мочевые пузыри и кишки.
Мало-помалу Уэйнесс помогала графине мыться и одеваться — опять же под непрерывный аккомпанемент жалоб, угроз и обвинений, которые Уэйнесс практически игнорировала. Когда графиня садилась, наконец, за стол, Уэйнесс оповещала звонком о необходимости подать завтрак, доставляемый кухонным лифтом.
Пока графиня поглощала завтрак, она диктовала расписание предстоящего дня.
В десять часов утра графиня Оттилия спускалась, пользуясь лифтом, на первый этаж и обычно направлялась в библиотеку. Там она просматривала почту и пару журналов, а также выслушивала отчет Фоско, к тому времени уже покормившему и причесавшему собак. Фоско вынужден был предоставлять подробнейшую информацию о состоянии собачьего здоровья и собачьей психики, останавливаясь на последних причудах и предпочтениях каждого зубастого любимчика; обсуждение собак часто затягивалось. Фоско никогда не проявлял нетерпения, что вполне понятно, так как его обязанности ограничивались кормлением и выгуливанием собак — если не считать вождения автомобиля в редких случаях, когда графиня отправлялась в ближайший город.
В это время, пока графиня ее не вызывала, Уэйнесс могла устроить перерыв. Как правило она проводила время в комнате для отдыха прислуги, сплетничая и закусывая с другими горничными и госпожой Ленк; иногда в этих посиделках участвовал и мажордом.
Графиня обычно вызывала ее звонком примерно в одиннадцать часов. Если снаружи было прохладно, ветрено или дождливо, графиня оставалась у камина в библиотеке. Если был ясный погожий день, графиня приказывала открыть остекленные двери библиотеки, выходила на террасу и спускалась на лужайку.
В зависимости от настроения — а Уэйнесс скоро поняла, что настроение хозяйки замка было гораздо изменчивее погоды — графиня могла направиться к столику, стоявшему метрах в пятидесяти от террасы, и устроиться в кресле, изобразив из себя нечто вроде островка из розовых оборок, белых кружев и лавандовых шалей, окруженного зеленым океаном аккуратно подстриженной травы. В другие дни она садилась на самоходную электрическую тележку и разъезжала по обширной лужайке в сопровождении вереницы собак. Самые резвые собаки бежали впереди, а самые толстые и старые пыхтели в арьергарде. Затем Уэйнесс должна была погрузить складной столик, стул и солнцезащитный зонт на другую тележку, установить их в месте, выбранном графиней, и подать туда чай.
Как правило, Оттилия де Фламанж предпочитала пить чай в обществе собак, а Уэйнесс возвращалась в библиотеку и ждала вызова графини, о котором ее оповещало жужжание зуммера в наручном браслете.
Однажды, когда графиня отпустила ее в библиотеку, Уэйнесс прошлась в сторону Северной башни — там она еще ни разу не бывала. За темно-зеленой изгородью из подстриженного тиса она увидела небольшое кладбище с двадцатью или тридцатью маленькими могильными плитами. На некоторых плитах красовались глубоко вырезанные надписи; на других были закреплены бронзовые дощечки, выполнявшие ту же функцию. В пяти-шести случаях на могилах были установлены мраморные статуи собачек, а в промежутках между могилами росли лилии и лиловые пучки гелиотропов. Уэйнесс сразу потеряла всякий интерес к этому уголку парка и быстро вернулась в библиотеку, чтобы ждать вызова графини. Проходя мимо, она всегда проверяла, закрыты ли двери в кабинет графа — но они всегда были закрыты, и Уэйнесс каждый раз ощущала укол нетерпения. Время шло, но она никак не могла контролировать события.
Уэйнесс скоро узнала, где хранились ключи от кабинета. Один висел в связке, принадлежавшей Ленку, а другой — в такой же связке, находившейся в распоряжении графини. Уэйнесс внимательно следила за местонахождением ключей. Днем графиня обычно брала связку с собой, но иногда забывала их там, где сидела. В таких случаях ключи считались потерянными, и графиня разражалась хриплыми возгласами до тех пор, пока их не приносили.
По ночам ключи графини хранились в ящике секретера, рядом с кроватью.
Однажды, когда уже наступила ночь и графиня храпела среди нагромождения пуховых подушек, Уэйнесс тихонько прокралась в ее спальню и приблизилась к секретеру, едва заметному в тусклом зареве ночника. Она уже начала открывать ящик секретера, когда раздраженно проснулся и начал тявкать несносный пес по имени Топ; к нему тут же присоединились хвостатые обитатели остальных коробок. Уэйнесс успела выбежать из спальни, прежде чем графиня приподнялась, чтобы узнать, почему собаки устроили шум. Остановившись перевести дыхание в соседней комнате, Уэйнесс слышала хриплый голос графини: «Тихо, паразиты брехливые! У одного забурчит в животе, и все устраивают концерт! Спать, всем спать!»
Не осмеливаясь повторить свою попытку, Уэйнесс тоже пошла спать.
Через два дня лакей Фоско уволился по собственному желанию. Мажордом попробовал взвалить его обязанности на Уэйнесс, но она заявила, что у нее и так едва хватает времени; тогда господин Ленк предложил уход за собаками горничной Филлис, но столкнулся с еще более энергичными возражениями: «По мне, так пусть они обрастают шерстью, пока не задохнутся! Занимайтесь этим сами, уважаемый господин Ленк!»
Ленк с отвращением кормил и причесывал собак пару дней, после чего нашел нового лакея — смазливого юношу по имени Баро, приступившего к работе без всякого энтузиазма.
В первое время Ленк вел себя по отношению к Уэйнесс безукоризненно, хотя выражался несколько напыщенно, с преувеличенной вежливостью. Но с каждым днем он становился все вальяжнее и в конце концов решил проверить реакцию новой служанки, игриво похлопав ее сзади пониже пояса — естественно, с таким видом, как будто он не более чем выражает начальственное одобрение. Уэйнесс понимала, что замыслы мажордома следовало пресечь в зародыше. Она отскочила: «Что вы, господин Ленк! Какие шалости вы себе позволяете!»
«Как же без них, без шалостей? — весело отозвался мажордом. — У тебя такая восхитительная округлая попка, что моя рука не могла не подчиниться естественному порыву».
«В следующий раз следите за руками и не позволяйте им двигаться бесконтрольно».
Ленк вздохнул и пробормотал: «Увы, не только руки, но и весь мой организм бессилен сопротивляться таким порывам. В конечном счете, почему бы сослуживцам не развлекаться понемножку — ведь это никому не мешает. Разве не так?»
«Боюсь, я недостаточно понимаю ход ваших мыслей, — ответила Уэйнесс. — Может быть, нам следует посоветоваться с госпожой Ленк?»
«Вы могли бы обойтись без таких безвкусных замечаний», — Ленк снова вздохнул и отвернулся.
Время от времени, обычно вскоре после полудня, на графиню находила одна из ее «причуд». Лицо ее будто удлинялось и становилось неподвижным; она отказывалась с кем-либо говорить. Когда это случилось в первый раз, в ответ на удивленный взгляд Уэйнесс госпожа Ленк пояснила: «Графиня недовольна устройством Вселенной и размышляет о том, как ее можно было бы исправить».
Нередко, когда случался такой приступ, графиня усаживалась за столиком на лужайке, не обращая внимания на погоду, доставала особую колоду карт и начинала раскладывать нечто вроде хитроумного пасьянса. Снова и снова графиня открывала одну карту за другой, сжимая костлявые кулаки и диковато жестикулируя, с внезапной подозрительностью приглядываясь к уже выложенным комбинациям, шипя и бормоча, оскаливая зубы в ухмылке, выражавшей не то ярость, не то ликование, и не прекращая это занятие до тех пор, пока карты не подчинялись ее воле — или до тех пор, когда она уже не могла ничего разглядеть, потому что лужайка погружалась в сумерки.
Когда в присутствии Уэйнесс у графини начался второй такой приступ, дул холодный ветер, и Уэйнесс вышла на лужайку, чтобы предложить старухе теплый халат — но та отослала ее назад взмахом руки.
Наконец, уже в последних лучах заходящего Солнца, графиня замерла, уставившись на карты; у Уэйнесс не было никакой возможности понять, чем это объяснялось — победой или поражением. Графиня тяжело поднялась на ноги, и связка ключей со звоном упала на траву. Но старуха уже куда-то шагала и ничего не заметила. Уэйнесс подобрала ключи и засунула их в карман юбки. Затем она собрала карты и последовала за графиней.
Оттилия де Фламанж направилась не к жилой части замка, а к Северной башне. Уэйнесс держалась позади, шагах в десяти. Графиня не обращала на нее никакого внимания.
В окружавшем замок саду становилось темно, холодный ветер шумел в кронах высоких сосен на склонах холмов. Становилось ясно, что графиня решила посетить небольшое кладбище у Северной башни. Она прошла через просвет в живой изгороди и стала бродить среди собачьих могил, то и дело останавливаясь и произнося ласковые или подбадривающие фразы. Уэйнесс, ждавшая за изгородью, слышала ее голос: «Давно это было, ох как давно! Но не отчаивайся, мой добрый Сноярд, твоя верность, твоя преданность будут вознаграждены! И твои, Пеппин, в не меньшей степени! Как ты резвился, как ты весело гавкал в свое время! А ты, маленький мой Корли, с мягкой сопливой мордочкой? Я скорблю по тебе каждый день! Но настанет время, и мы снова встретимся! Мирдаль, не скули — я знаю, в могиле темно…»
В полумраке, за стеной подстриженного тиса, Уэйнесс поежилась — ей казалось, что она видит странный сон. Повернувшись, она побежала по темному газону к библиотеке, прижимая рукой карман юбки, чтобы не звенели ключи. Остановившись на террасе, она снова стала ждать.
Через несколько минут она увидела приближающуюся бледную фигуру графини, опиравшейся на трость и шагавшей тяжело и медленно. Графиня проковыляла мимо так, будто горничная была пустым местом, и зашла в библиотеку. Уэйнесс последовала за ней.
Вечер тянулся бесконечно. Пока графиня ужинала, Уэйнесс успела украдкой рассмотреть ключи и к своему облегчению обнаружила, что каждый помечен биркой. Среди них был и ключ с биркой «Кабинет» — тот самый, который она так долго хотела заполучить! Поразмышляв пару секунд, она направилась в кладовую, где на старом верстаке хранились кое-какие инструменты и утварь — там она раньше заметила ящик со старыми ключами. Порывшись в ящике, она нашла ключ, во многом походивший на ключ от кабинета, и засунула его в карман.
Дверной проем заслонила тень! Уэйнесс испуганно обернулась. Перед ней был Баро, новый лакей — крепко сложенный юноша, черноволосый, с выразительными золотисто-карими глазами и совершенно правильными чертами лица. Он вел себя уверенно, но в разговорах ограничивался полушутливыми малозначительными замечаниями. Уэйнесс не могла не признать исключительную красоту его внешности, но считала его тщеславным и скользким субъектом, стараясь держаться от него подальше. Баро не преминул заметить ее отношение и, по-видимому, считал его вызовом своему самолюбию. Поэтому он стал предпринимать ненавязчивые, как бы случайные попытки сближения с ней, которых Уэйнесс так же ненавязчиво и как бы случайно избегала. Но теперь Баро стоял лицом к лицу с ней в тесной кладовой. «Мария, принцесса радости и красоты! — сказал он. — Почему ты прячешься в чулане?»
Уэйнесс удержалась от язвительного ответа, готового сорваться с языка, и ограничилась простым объяснением: «Мне нужно найти бечевку».
«Вот он, моток бечевки, на полке», — протянув руку мимо нее, Баро опустил другую руку ей на плечо и прижался к ней всем телом так, что она почувствовала его животную теплоту. Уэйнесс заметила, что от лакея исходил приятный свежий запах, нечто вроде смеси ароматов папоротника, фиалки и каких-то незнакомых инопланетных эссенций.
«Ты приятно пахнешь, но я тороплюсь», — скороговоркой выпалила Уэйнесс, проскользнула под рукой лакея и выскочила из кладовой в кухню. Баро последовал за ней, спокойно улыбаясь.
Уэйнесс вернулась в комнату для отдыха прислуги и присела, раздраженная и взволнованная. Соприкосновение с телом Баро вызвало в ней ответное влечение — но в то же время невидимые щупальца подсознания сжимали ей сердце страхом и отвращением. В помещение зашел Баро. Уэйнесс встревожилась и взяла журнал. Баро уселся рядом с ней — Уэйнесс даже голову не повернула.
«Я тебе нравлюсь?» — мягко спросил Баро.
Уэйнесс смерила его безразличным взглядом, помолчала несколько секунд и сказала: «Этот вопрос меня до сих пор не интересовал, господин Баро. Думаю, он меня не будет интересовать и в дальнейшем».
«Ух! — Баро издал такой звук, будто его ударили в солнечное сплетение. — Черт возьми, ты умеешь себя держать!»
Перелистывая журнал, Уэйнесс не удостоила его ответом.
Баро тихо рассмеялся: «Если бы ты хоть немного расслабилась, ты поняла бы, что я не такой уж плохой парень».
Уэйнесс снова смерила его безразличным взглядом, встала и пересела на свободное место рядом с госпожой Ленк, но в этот момент прожужжал зуммер ее браслета. «Вам пора идти, — заметила супруга мажордома. — Ее светлость желает играть в мяч… Ого! Ливень расшумелся не на шутку! Нужно сказать Густаву, чтобы подложил дров в камины».
Графиня оставалась в библиотеке, вместе с собаками. Снаружи ливень, гонимый ветром, обрушивался на террасу и лужайку — когда сверкали молнии, на мгновение можно было заметить завесы капель воды, блестящие на фоне черного неба.
Игра в мяч заключалась в том, что графиня бросала мяч, а собаки бросались за ним вдогонку, повизгивая, рыча и огрызаясь. Уэйнесс должна была извлекать мяч из пасти животного, схватившего игрушку или отнявшего ее у соперников, и возвращать этот слюнявый приз графине.
Минут через десять графиня устала бросать мяч, но настояла на том, чтобы Уэйнесс продолжала игру самостоятельно.
Наконец внимание графини отвлеклось, она задремала. Уэйнесс, стоявшая за креслом старухи, воспользовалась этой возможностью, чтобы отделить от связки ключ к замку кабинета и заменить его ключом, найденным в кладовой. Она не забыла повесить на ключ из кладовой бирку с надписью «Кабинет». Связку ключей она спрятала в большом горшке комнатного растения, в углу гостиной. После этого она направилась в кухню, чтобы приготовить зелье, которое Оттилия де Фламанж каждый вечер принимала перед сном: пренеприятнейшую смесь сырого яйца, пахты и вишневой настойки с добавлением лечебных порошков.
Графиня скоро проснулась в самом брюзгливом расположении. Нахмурившись, она с подозрением уставилась на Уэйнесс: «Где ты была? Ты не должна уходить! Я собиралась тебя вызвать!»
«Готовила микстуру, ваша светлость».
«Хм. Ладно, давай ее сюда. Удивительно, как ты умеешь порхать туда-сюда, за тобой не уследишь! — графиня залпом выпила снадобье, но ее настроение не исправилось. — Ну вот, опять пора спать. Сегодня я снова преодолела все препятствия, несмотря ни на что! Старость — не радость, особенно если ты в своем уме, все помнишь, замечаешь и понимаешь».
«Да, ваша светлость».
«Отовсюду тянутся алчные руки, лезут воровские пальчики! Со всех сторон сверкают хищные глаза, как у зверей, окруживших костер одинокого путника! Я веду жестокую, беспощадную войну; жадность и соблазн — мои вечные враги!»
«Ваша светлость отличается исключительной силой характера».
«Так оно и есть!» — хватаясь за ручки кресла, старуха пыталась подняться на ноги. Уэйнесс подбежала, чтобы помочь, но графиня сердито отмахнулась и плюхнулась обратно в кресло: «Отстань! Я еще не инвалид, что бы ни говорили у меня за спиной!»
«Я никогда так не говорила, ваша светлость».
«Так или иначе, когда-нибудь я умру — и что потом? Кто знает?» Графиня проницательно взглянула на Уэйнесс: «Ты слышала призраков Северной башни?»
Уэйнесс покачала головой: «Мне лучше ничего не знать о таких вещах, ваша светлость».
«Даже так? Что ж, больше мне нечего сказать. Пора в постель. Так помоги же мне подняться и побереги мою бедную спину! Когда меня дергают то туда, то сюда, я ужасно страдаю».
Во время выполнения сложного ритуала отхода ко сну графиня обнаружила отсутствие ключей: «А! Тысяча чертей, чтоб вас всех выворотило наизнанку! Почему на мою голову валятся все беды этого прогнившего мира? Мария, где мои ключи?»
«Там, где ваша светлость их хранит, надо полагать».
«Нет, нет! Я их потеряла! Они остались на лужайке, где любой вор может придти и взять их ночью! Сейчас же позови Ленка!»
Мажордому сообщили о пропаже ключей. «Подозреваю, что оставила их на газоне, — сказала ему графиня. — Сию минуту принесите их сюда!»
«В темноте? Под дождем? Там льет, как из ведра! Ваша светлость, давайте будем практичны».
Оттилия де Фламанж затряслась от ярости и принялась колотить тростью по полу: «Кто решает, что практично в Темном Породе, а что нет? Я — больше никто! Не заблуждайтесь на этот счет! Я преподала эту истину многим персонам поважнее вас!»
Ленк внезапно наклонил голову набок и прислушался, одновременно подняв руку.
«Что такое? Что вы слышите?» — вскричала графиня.
«Не знаю, ваша светлость. Может быть, это завывают души умерших».
«Призраки? Мария, ты что-нибудь слышала?»
«Что-то слышала. Но это могла быть одна из собак».
«Конечно! Так и есть! Теперь я тоже слышу — это бедняга Портер, он простудился».
Ленк поклонился: «Вам лучше судить, ваша светлость».
«А мои ключи?»
«Мы найдем их утром — когда их легко будет найти». Мажордом снова отвесил поклон и удалился. Графиня долго ворчала, но в конце концов легла в постель. Сегодня она была необычно придирчива, и Уэйнесс пришлось менять и переставлять пуховые подушки раз двенадцать, прежде чем графиня устала наконец играть в эту игру и заснула.
Уэйнесс вернулась в свою комнату. Она сняла белый передник и надела шлепанцы с мягкими подошвами вместо обычных туфель. В карман она засунула карандаш, бумагу и миниатюрный электрический фонарик.
В полночь она вышла из комнаты. В замке было тихо. Уэйнесс постояла несколько секунд в нерешительности, после чего набралась смелости, спустилась по лестнице и снова остановилась, прислушиваясь.
Ни звука.
Уэйнесс прошла через библиотеку к дверям кабинета, вставила ключ в замочную скважину и повернула его. Створки приоткрылись с легким скрипом. Уэйнесс внимательно рассмотрела замок, убедившись в том, что сможет открыть его изнутри. В данном случае опасность разделить судьбу господина Баффумса ей не угрожала. Уэйнесс проскользнула в кабинет и закрыла двери на замок. Вынув фонарик, она постаралась сориентироваться. Середину кабинета занимал большой стол, оборудованный компьютерным экраном и телефоном. За окнами все еще шумел дождь, хотя и не такой сильный, как раньше; небо озарялось частыми голубыми зарницами. В углу на массивной опоре пылился большой глобус Земли. Многочисленные стеллажи вдоль стен, украшенные сверху старинным оружием, были заполнены книгами, редкостями и сувенирами. Уэйнесс просмотрела корешки книг; ни одна из них не напоминала регистрационный журнал, в котором граф Рауль мог вести свои записи и счета. Она сосредоточила внимание на столе. Компьютер явно не использовался много лет и мог не работать.
Уэйнесс села за стол и прикоснулась к переключателю. К ее несказанному облегчению экран засветился; на нем появилась личная эмблема графа Рауля — черный двуглавый орел на голубом шаре с сеткой меридианов и широт.
Уэйнесс занялась поиском файла, в котором граф Рауль хранил интересовавшую ее информацию. Эта задача могла оказаться достаточно простой, если граф относился к компьютерным записям со свойственными ему аккуратностью и вниманием к деталям.
Прошло полчаса. Больше десяти раз Уэйнесс заходила в тупик или ошибалась — но в конце концов она открыла файл, содержавший искомые данные.
Граф Рауль ничего не покупал в «Галереях Гохуна». Кроме того, его коллекция документов Общества натуралистов содержала только те материалы, которые Уэйнесс уже видела в музее «Фунусти». Эти сведения разочаровали Уэйнесс. Она тайно надеялась — настолько тайно, что не признавалась в этом даже себе самой — на то, что в кабинете графа, может быть даже просто в корзине для бумаг на его столе, найдутся и Хартия, и бессрочный договор о передаче права собственности на Кадуол.
Надежда не оправдалась. Граф Рауль приобрел свои материалы у торгового посредника по имени Ксантиф в древнем городе Триесте.
В этот момент Уэйнесс услышала едва уловимый звук — тихий скрежет железа по железу. Вовремя повернув голову, она успела заметить, что ручка двери, выходящей на террасу, вернулась в прежнее положение. Кто-то пытался открыть эту дверь снаружи.
Уэйнесс притворилась, что ничего не замечает. Она заменила имя «Ксантиф» вымышленным именем «Чафф», а вместо Триеста указала Крой, после чего продолжила поиск и убедилась в том, что Ксантиф больше нигде не упоминается. Тем временем Уэйнесс краем глаза наблюдала за окном. Небо разорвалось ослепительной голубой молнией. В мимолетном зареве она увидела силуэт человека, стоявшего снаружи у окна; его руки были приподняты — по-видимому, он держал какой-то инструмент. Уэйнесс не спеша поднялась на ноги и подошла к дверям, ведущим в библиотеку. Снаружи донесся короткий глухой звук, будто что-то упало; за этим звуком последовал торопливый шорох. Уэйнесс поняла, что незнакомец пробежал по террасе, зашел в библиотеку и теперь остановился у дверей кабинета, чтобы перехватить ее, когда она выйдет. Может быть, он решил затолкнуть ее обратно в кабинет и закрыть дверь изнутри — кто знает, что случилось бы после этого?
«Ничего хорошего», — подумала Уэйнесс, и мурашки пробежали у нее по коже.
Она оказалась в ловушке. Она могла открыть дверь на террасу, но тот же человек, несомненно, поймал бы ее снаружи.
Из-за дверей, ведущих в библиотеку, послышался зловещий приглушенный скрежет — незнакомец занялся замком.
Дико озираясь, Уэйнесс искала спасения. Над стеллажами висело музейное оружие — сабли, японские мечи, ятаганы, кинжалы, булавы, двуручные мечи, шпаги, китайские боевые жезлы и стилеты; к сожалению, все эти средства нападения и защиты были накрепко привинчены к стене толстыми железными скобами. И тут Уэйнесс вспомнила о телефоне.
Подбежав к столу, она нажала клавишу внутренней связи.
Через секунду из громкоговорителя послышался голос мажордома — сонный, раздраженный голос, но Уэйнесс он показался прекраснее пения ангелов. «Господин Ленк! — задыхаясь, выдавила она. — Это Мария! Я на лестнице! Я слышу какой-то шум в библиотеке! Приходите скорее, пока графиня не проснулась».
«А? Да-да! Не беспокойте ее ни в коем случае! В библиотеке, вы говорите?»
«Кажется, это грабитель — возьмите пистолет!»
Уэйнесс подошла к дверям, ведущим в библиотеку, и прислушалась. Снаружи стало тихо. Взломщик — кто бы он ни был — решил убраться подобру-поздорову.
В библиотеке послышались шаги и голос Ленка: «Что происходит?»
Уэйнесс приоткрыла створку и посмотрела в щель. Ленк, с пистолетом в руке, подошел к застекленной двери библиотеки, выходившей наружу, и смотрел на террасу. Уэйнесс выскользнула из кабинета. Когда Ленк обернулся, она уже стояла в проеме, ведущем из коридора в библиотеку. «Опасности больше нет, — заверил ее мажордом. — Несмотря на все мои усилия, грабитель скрылся. Он уронил, однако, сверло. Очень странный случай».
«Может быть, лучше не говорить об этом графине? — предложила Уэйнесс. — Она будет без конца беспокоиться, причем совершенно бесполезно, и всем испортит жизнь».
«Верно! — сказал не на шутку встревоженный Ленк. — Графиня будет вечно вспоминать о потерянных ключах и обвинит нас в том, что мы отдали ее на расправу грабителям, не выполнив указания сразу».
«Тогда я ничего не скажу».
«Правильно! Что было нужно этому негодяю, хотел бы я знать?»
«После того, как он увидел вас с пистолетом, он не вернется — это уж точно! Ой, по-моему, сюда идет госпожа Ленк! Объясните ей, что случилось, а то она невесть что подумает».
«На этот раз нам ничего не грозит, — криво усмехнулся мажордом. — Она слышала, как вы звонили по телефону. Кстати, как вам удалось не разбудить графиню, когда вы звонили?»
«Я говорила тихо, вы же помните. А она храпит громче раскатов грома. Так что никакой проблемы не было».
«Разумеется, разумеется. Может быть, следовало бы позвонить Баро... чтобы удостовериться в его местопребывании, так сказать».
«Может быть. Но чем меньше мы распространяемся об этой истории, тем лучше».
Наутро все шло своим чередом. При первой возможности Уэйнесс достала связку ключей из цветочного горшка, заменила поддельный ключ настоящим и вышла на лужайку. Через десять минут она торжествующе вернулась с ключами.
Графиня Оттилия не слишком обрадовалась: «Ты должна была это сделать вчера вечером, чтобы я не беспокоилась всю ночь. Я глаз не сомкнула!»
Пока Баро был занят причесыванием собак, Уэйнесс покинула Темный Пород. Она доехала на автобусе в Тзем и позвонила Ленку из будки в гостинице «Железная свинья». Когда мажордом увидел ее на экране, у него слегка отвисла челюсть: «Мария? Где вы и что вы делаете?»
«Господин Ленк, это сложный вопрос. Прошу прощения за то, что я внезапно оставила службу, но мне передали срочное сообщение, и я не могла задерживаться ни на минуту. Я звоню вам для того, чтобы попрощаться. Пожалуйста, передайте мои глубочайшие извинения графине».
«Но у нее будет сердечный приступ! Она привыкла на вас полагаться — так же, как и весь ее персонал!»
«Очень сожалею, господин Ленк. Уже подъезжает автобус — мне пора!»
