Книга: Попутчица
Назад: Часть 3
Дальше: Эпилог

Часть 4

Хитрый это паразит…
Не заметишь, где сидит,
И не больно так кусает,
Когда в кожу проникает…
Елена Инкона
Павел Сергеевич уже второй час сидел у окна. Если бы не мерно вздымавшаяся грудь старика, его можно было бы принять за высохшую мумию. Взгляд усталых, глубоко запавших глаз был бессмысленно-тусклым. Такой же ничего не выражающий взгляд можно увидеть у старой сломанной куклы, которую давно выбросили на свалку, и теперь она лежит, равнодушно таращась в никуда своими пластмассовыми глазами.
Он смотрел в окно, а собаки, заприметив старика, исподолбья наблюдали за ним. Эдакая игра в «гляделки». И старик уже не был уверен в своей победе над четвероногими питомцами.
«Хотя какие они питомцы! Расходный материал, вот так будет точнее», – подумалось ему.
Когда малиновый край уходящего солнца коснулся костистых вершин елей, Павел Сергеевич глубоко вздохнул и бросил взгляд на торчащие из-под стола ноги отравленного бомжа.
– Пожалуй, время пришло, – сказал он, поднимаясь из-за стола.
Засунул в карман трупа связку ключей от дома и водительское удостоверение, мазнул взглядом по своим часам, которые он нацепил на бродягу. Жаль, конечно, часы хорошие, но все должно быть реалистично.
– С богом, – пробормотал Корнеев и, ухватившись за ноги мужчины, поволок его наружу.
Мертвое тело всегда сложнее тащить, нежели живого человека, и он скрипел зубами от напряжения. Рана на шее открылась, пропитывая наспех наложенную повязку. Собаки настороженно следили за стариком. Вытягивая свои черные влажные носы, они пытались учуять запах от странного субъекта, который с таким упорством тащил их хозяин. Павел Сергеевич остановился возле клеток. Вытер взмокший от пота лоб, поймав себя на мысли, что псы почему-то не стали жрать собак, которых он пристрелил, спасая маленькую девочку. Он обернулся, глядя на бесформенную кучу костей и рваные лохмотья шкуры – все, что осталось от несчастной дворняги, которую он вчера разрубил топором.
Значит, ту шавку они сожрали, а этих не хотят? Интересно почему?! Ведь сейчас собаки очень голодны!
«Потому что они больше не будут есть своих сородичей, – шепнул кто-то в его мозгу. – Они сожрут тебя. Вместе с костями, старый утырок. Так-то».
– Вы что, не хотите есть? – спросил он с тревогой. – Или ждете десерта?! А, дармоеды?!!
Собаки переминались с ноги на ногу, переводя взоры с хозяина на лежащее в траве тело.
– Вот ваш ужин.
Животные не тронулись с места.
– Что стоите? Стесняетесь есть без приборов? – хрипло захохотал старик. – Режим питания нарушать нельзя, ребята. Ешьте. Причем так, чтобы этого парня нельзя было опознать.
Псы продолжали молча глядеть на хозяина, и Павел Сергеевич почувствовал, как откуда-то из глубины медленно поднимается волна испепеляющей ярости.
– Не хотите? Хорошо. Я постараюсь раздразнить ваш аппетит.
С этими словами он вынул из кармана перочинный нож и, присев, взялся за кисть бродяги. Запах крови, пусть и свернувшейся, должен побудить псов к более активным действиям. Старик глубоко вонзил лезвие в локтевой сгиб, и тут же раздался хриплый вопль. Вопль, в котором смешались боль и изумление.
Корнеев отпрянул, в священном ужасе глядя на дергающийся «труп».
Собаки засуетились, а две особо любопытные псины приблизились к телу бродяги.
– Как же… как же так? – убито прошептал старик. – Я ведь все правильно рассчитал…
«Значит, неправильно, раз влитой в водку дозы оказалось недостаточно», – возразил внутренний голос.
Между тем бомж, не переставая кричать, сорвал с лица скатерть, и на Корнеева уставилась отекшая физиономия с раскрытым ртом.
– Ты что?! Попутал, что ли, падла?! Урою на хрен!! – брызгая слюной, визжал бродяга, пытаясь встать на ноги.
Первым порывом Павла Сергеевича было шагнуть к нему и одним ударом ножа закончить начатое, но вдруг в его бок что-то ударило. Он отшатнулся, пропуская вперед серую псину. Лязгнув зубами, она прыгнула на сидящего в траве мужчину, и тот, взмахнув руками, опрокинулся на спину. Это было равносильно сигнальному выстрелу на старте – и вся свора собак ринулась на внезапно очнувшегося бедолагу.
– Нет… Нет, НЕТ, НЕТ, НЕ НАДО!!! – закричал бомж, тщетно пытаясь закрыть лицо руками.
Мощные собачьи челюсти пожирали его заживо. Пожирали торопливо, яростно, словно боясь, что лакомые части «ужина» достанутся другому сородичу, более сильному и наглому. Крики постепенно перешли в хлюпающий хрип, а вскоре затих и он…
Старик не стал дожидаться окончания жуткой трапезы и заковылял к дому.

 

– Лена? Леночка, ты здесь?
Света подвигала руками, пытаясь ослабить липкую ленту, которой она была примотана к стулу, но все бесполезно. Она снова позвала девочку, но та молчала.
«Может, старик забрал ее?»
Светлана старалась держаться, даже несмотря на то, что их трюк с лампочкой с треском провалился. Впрочем, этот сумасшедший старик сразу раскусил их. И если бы не странный шум наверху, вряд ли дело дошло бы до схватки. Да, может, он и скрутил бы Свету, но уж точно не стал бы бить ее.
– Теперь-то какая разница, – надтреснутым голосом проговорила она.
С того момента, как Света пришла в себя, ее голова буквально раскалывалась от боли. Ей казалось, что черепную коробку вскрыли без наркоза и теперь неторопливо выковыривают мозг, ложка за ложкой.
Но еще больше ее пугало ощущение полнейшей слепоты. Она хлопала веками, как глупая кукла с испорченным механизмом, но результат оставался неизменным – темнота. Абсолютно ровная, безысходная темнота. И жуткий страх, заставляющий кровь стынуть в жилах.
«Я не ослепла, – твердила про себя девушка. – Этот старик просто сильно ударил меня, разбил бровь… это кровь. Обычная кровь, она залила мне глаза, вот поэтому я ничего не вижу…»
Она повторяла эти слова вновь и вновь, стараясь не обращать внимания на простой и очевидный факт – если ее лицо залито кровью, почему она этого не чувствует?!
Крови не было.
Зато безумно болела голова, и у Светланы возникло ощущение, что где-то внутри, в районе носоглотки, зреет громадная шишка, вроде опухоли, из-за чего ее лицо начинает раздуваться наподобие воздушного шара.
– Лена? – жалобно позвала она, но девочка не откликнулась.
Если, конечно, Лена была здесь. Лена, сестра Коли…
Коля, Коля…
Господи, прошло всего пару дней, а Светлане казалось, что минуло лет двадцать! А ведь еще дня три назад они загорали на пляже, купались и дурачились, весело болтая о всякой чепухе! Теперь прошлое представлялось ей не более чем пыльным альбомом, где у большинства пожелтевших фотографий отклеивались края, а изображенные на них лица похожи на выцветшие от времени пятна…
Слезы закапали из невидящих глаз девушки. Склонив голову на грудь, она тихо всхлипывала и пыталась нарисовать в своем воображении машины с полицейскими. Много машин, и все они с включенными «мигалками» спешат им на помощь. Она буквально воочию видела, как ломается дверь, старика заковывают в наручники, а ее мама, плача от радости, освобождает ее, вытирает кровь с ее глаз, и она снова может видеть…
Постепенно девушка задремала…

 

Света пришла в себя оттого, что кто-то робко дергал ее за локоть.
– Кто это? – хрипловатым голосом спросила она. – Лена?
– Света, меня вырвало, – услышала она дрожащий голос девочки. – У меня кружится голова. А еще сильно болит рука и нога, они почему-то в белых бинтах. Меня укусили собаки.
– Собаки?! Ты была на улице?
– Я убежала, и меня покусали собаки. А сейчас я проснулась, и меня вырвало.
– Что с твоей рукой? И ногой? Кровь идет?
– Нет. Там бинты, – помедлив, ответила девочка.
«Старик постарался», – подумала Светлана.
– Света, я хочу домой. Где мои мама и папа?! Когда мы уйдем отсюда?!!
– Я тоже хочу домой, – едва не срываясь на крик, ответила она и, собравшись с духом, задала вопрос, не дававший ей покоя:
– Лена… что с моими глазами?
– Они красные.
– У меня кровь на лице?
– Немного из уха. А глаза… просто красные глаза. Они немного страшные, Света. Я боюсь смотреть в них. Ты меня видишь?
«Нет! – хотела закричать девушка. – Я ничего не вижу, потому что ослепла!!!»
Сглотнув подкатившийся комок, она выдавила:
– Пока нет. Но я надеюсь, что скоро смогу видеть.
– Хорошо, – с облегчением сказала девочка. – А то я боюсь, когда ты так на меня смотришь.
– Леночка, ты должна помочь мне.
– Как?
– Попробуй развязать меня.
Лена замолчала.
– Лена? Леночка, ты слышишь меня?
– Мне страшно. А вдруг этот дед опять придет? – заволновалась девочка. – Я не хочу. Он опять тебя ударит! И меня тоже! Я не хочу, чтобы у меня были такие же глаза!
– Лена… если мы не убежим отсюда, этот человек сделает нам очень больно.
– Больно? – с испугом переспросила малышка. – Он нас убьет?
– Не знаю. Думаю, что нет. Но ты уже взрослая девочка и должна понимать, что иногда смерть – не самое страшное.
– Я попробую, – прошептала Лена. – Только…
– Что?
– Пожалуйста, не смотри на меня. Я боюсь, когда ты на меня смотришь.
– Хорошо, – потухшим голосом пробормотала Света. Она внезапно почувствовала, как внутри оборвалась какая-то очень важная струнка. Струнка последней надежды. – Я… закрою глаза.

 

Старик вышел во двор, когда уже стемнело. Сделал несколько шагов, напряженно вглядываясь в бесформенно-черневшую массу на траве, в которой едва угадывалась человеческая фигура. Все, что осталось от бедолаги, волею судьбы оказавшегося у него вчера ночью на пути.
Собаки лежали, положив полусонные морды на лапы. Прикотрыв веки, они безучастно наблюдали за хозяином.
– Привет, Паша, – поздоровался старик с трупом и, включив светодиодный фонарик, направил яркий луч на останки бомжа. Цокнул языком и удовлетворенно кивнул. Теперь идентифицировать этого неудачника будет сложной задачей. – Ты плохо выглядишь, Паша. Но все равно тебе предстоит еще одна работа. Слышишь? Тебя должны похоронить, как Пашу Корнеева. Постарайся убедить в этом людей, которые скоро будут здесь. Возможно… тогда меня не станут искать. А если и станут, то не сразу.
Он взглянул на чердак, и по его лицу скользнула тень тревоги.
Время поджимает. Нужно поторопиться.
Правда, не все в данной ситуации зависело от него, и эта непреложная истина сильно раздражала старика. Даже не раздражала, вызывала дикую, неконтролируемую злобу.
Но кроме злобы в последние часы начал просачиваться страх. Медленно, разворачиваясь внутри по спирали, словно кольца змеи, он заполнял собою каждую клетку его вымотанного от усталости организма.
Слишком долго все тянется в этот раз. И больше всего Павла Сергеевича пугало то, что… выход на чердаке окажется несоразмерно меньше, чем того требует ситуация.
(она может застрять…)
Он даже боялся думать, как решать эту проблему.
Судя по всему, у него еще есть час.
Хорошо.
Он загрузит кое-какие вещи, необходимые ему в дороге, в «каблук», после чего даст воды этим трем клоунам в подвале. И лишь потом уедет. А еще нужно не забыть…
Внезапный лай за воротами смешал все мысли, и старик, затаив дыхание, замер. Его четвероногие сторожа явно что-то учуяли. Подойдя к воротам, Павел Сергеевич щелкнул замком и осторожно выглянул наружу, вглядываясь в лесную тропу. Потом обернулся к собакам и коротко процедил:
– Хальт!
Псы нехотя заткнулись. Старик быстро отвязал их. На свободе от них больше пользы, и Корнеев не боялся, что псы разбегутся, они слишком привыкли к этому дому. А если и убегут – значит, так тому и быть. У него хватит сил справиться самому с возникшей проблемой.
Несколько секунд он молча смотрел в темноту. Где-то вдали среди ветвей тускло мелькнули два огонька. Мелькнули и тут же погасли.
«Фары».
– Что, никак не угомонитесь? – задумчиво прошептал Павел Сергеевич. – Что ж, и детки под стать родителям. Так и быть, я приму гостей. – С этими словами он аккуратно закрыл за собой ворота и вернулся обратно на участок.
Он устроит этим поздним гостям достойный прием.
– Останови здесь, – сказал Евгений Анатолию. – Мы и так слишком близко подъехали.
– Тебе охота переться пешком? – покосился на него Олег, однако, к удивлению мужчины, Анатолий не принял его поддержку.
– Женя прав, – кивнул бывший участковый. – Лучше перестраховаться. Дальше двинем «на своих двоих».
С этими словами он достал из небольшого пакета три черные шапочки с прорезями для глаз.
– Держите!
Евгений с недоумением уставился на балаклавки.
– Это еще зачем?
– Затем, – терпеливо сказал Анатолий. – Понимаешь, Женя, если старик окажется чист, то мы незаметно свалим, как будто ничего и не было. Никто никогда не докажет, что мы побывали у него в гостях, и нам удастся избежать неприятностей.
– Мне не от кого прятать свое лицо, – с угрюмой решимостью проговорил отец Николая.
– Лады, – не стал спорить Анатолий. – Тогда останешься в машине.
– Это почему?!
– Объясняю популярно, для особо одаренных, – сквозь зубы произнес бывший участковый. Он был явно раздражен, что приходится терять время на подобные пояснения. – Если ты считаешь, что мы сейчас постучим в ворота и старик нам откроет дверь, вежливо приглашая проверить свои владения, то глубоко заблуждаешься. На самом деле все будет выглядеть так. Мы войдем внутрь, скрутим старика, и пока один из нас будет его охранять, двое других обследуют его избушку. Ясно? Другого пути нет. Только быстрый и жесткий напор. Время сюсюканья давно прошло.
– Женя, может, тебе и правда посидеть в машине? – сказал Олег, натягивая на голову балаклавку.
– Я не трус, – побледнел от ярости Евгений. – Но все это с каждой минутой выглядит как какое-то мерзкое, гнилое дельце. У Корнеева есть престарелая мать. Ее мы тоже скрутим?
– Ишь ты, праведник выискался, – ухмыльнулся Олег. – По мне, так я и Бога не побоюсь, если он у меня на пути встанет. А ты, пока мы твоих детей будем вытаскивать из задницы, сиди и разбирайся со своей совестью.
– Олег, следи за языком, – не выдержал Евгений. – Я…
– Парни, хватит! – прервал их Анатолий. – Сцепились, как шавки. Кстати, мать этого собачника может быть в курсе делишек своего сыночка. Так что она в любом случае свидетель. Короче, Женя, ты идешь? Надевай шапку. Потому что других вариантов нет и быть не может.
– Иду.
– Вот и ладно, – похвалил его Олег. Он проверил затвор карабина, сунул в нагрудный карман ультразвуковое устройство и вышел из автомобиля.
– Ну, с Богом, – проворчал Анатолий и быстро надел шапочку, расправив на висках складки.
Евгений вылез из машины последним и с колотящимся сердцем вперил взор в виднеющийся сквозь ветви забор. Возможно, от детей его отделяет всего несколько метров…
Нацепив балаклавку, он последовал за мужчинами.
Не доходя до ворот метров двадцать, Анатолий посветил фонариком. Прыгающий луч выхватил из темноты нескольких собак. Они бесцельно бродили вдоль забора и, увидев желтое пятно света, заволновались. Одна из собак залаяла, к ней тут же присоединились другие.
– Приготовьте ультразвук, – вполголоса велел бывший участковый. – Без паники. Направляйте в конкретную дворнягу.
Они вышли на дорогу, каждый держал в руке устройство для отпугивания собак. И как только расстояние между людьми и животными сократилось до десяти шагов, мужчины одновременно нажали на кнопки.
Здоровенная псина метнулась к ним и тут же, заскулив, отпрянула. Мотнув лохматой головой, собака кинулась прочь. Та же участь постигла светло-серую овчарку. Еще две собаки застыли на месте и, взвизгнув, бросились в разные стороны.
– Хорошая штука, – шепотом похвалил ультразвуковое устройство Олег.
– Быстрее! Присаживайся на корточки, я встану тебе на плечи. Потом подам тебе руку, – скомандовал Анатолий. – А ты поможешь забраться Жене.
Менее чем через минуту они преодолели забор, с головой окунувшись в зловонный туман отходов собачьей жизнедеятельности.
Тут же, угрожающе ворча, их начали медленно окружать черные тени, и в ход вновь пошел ультразвук. Псы стремительно заметались в тщетной попытке поскорее покинуть свое привычное место обитания, которое по неизвестной им причине в одну секунду стало столь некомфортным и даже опасным. Собаки в панике дергались из стороны в сторону, как пойманная в сеть рыба, некоторые, жалобно поскуливая, жались к забору, две твари царапали входную дверь, просясь в дом, но, не дождавшись, шмыгнули в траву. Отвратительный, жуткий звук сводил с ума напуганных до смерти собак.
– Фу, ну и вонь тут! – сморщил нос Олег.
– Будьте внимательны, – шепнул Анатолий. – Ультразвук действует недолго. С чего начнем?
– Конечно, с дома, – сказал Евгений.
Олег и Анатолий взглянули на избу. – Ни в одном из окон не горел свет.
– Я проверю это, – сказал Олег, указывая карабином в сторону пристройки. – Кажется, это гараж.
– Нет, – прошипел Анатолий. – Никто не разделяется! Идем все вместе.
– Подождите, – поднял руку Евгений. Он направил фонарь в сторону пустых клеток, и луч дрогнул, уткнувшись в полуобглоданный скелет. По торчащим, словно зубья расчески, ребрам скользнула крупная крыса и скрылась в траве.
– Ни хрена себе… – только и смог вымолвить Анатолий. Он медленно подошел к трупу, освещая его фонарем.
– Кто… это? – выдавил из себя Олег. Он старался не смотреть на мертвеца, но его голова помимо собственной воли вновь и вновь поворачивалась в сторону дикого, невообразимого зрелища. – Это тот самый старик? Корнеев?
– Я не знаю, – хрипло ответил бывший участковый. – Это может быть кто угодно… В том числе и Корнеев.
– Надо звонить в полицию, – вмешался Евгений.
– Сначала найдем детей, – упрямо заявил Олег. – Когда было нужно, полиция палец о палец не ударила! На фиг ментов!
– Мы позвоним в полицию, – сказал Анатолий, – как только…
Внезапный шум в сарае не дал ему договорить. Все трое безмолвно уставились на старую обветшалую постройку.
– Помо… помогите, – прохрипел кто-то сдавленным голосом.
Анатолий вынул из кобуры пистолет и, бесшумно ступая, направился к сараю.
– Пожалуйста, скорее, – взмолился тот же голос. – Он связал меня!!
Евгений перехватил взгляд Олега. Тот провел тыльной стороной ладони по глазам, словно снимая невидимую пелену, и двинулся за бывшим участковым.
Анатолий остановился у входа и, сняв пистолет с предохранителя, толкнул дверь ногой. Три ярко-желтых луча прорезали тьму, высветив облезлых куриц, испуганно сбившихся в кучку. В самом углу сарая стояла инвалидная коляска, на которой восседала укрытая пледом фигура.
– Пожалуйста-а-а, – протянул человек, не поднимая головы.
– Кто вы? – спросил Анатолий, нахмурившись. – Покажите лицо!
– Он… избивал меня, – шепотом произнес человек в коляске.
– Откройте лицо! – повысил голос бывший участковый.
Человек в коляске не реагировал. Он заплакал, еще больше сгорбившись.
Анатолий шагнул вперед, споткнувшись о валявшийся обломок доски, непроизвольно выругался.
Олег нервно облизал губы, которые почему-то стали сухими и шершавыми, и машинально щелкнул затвором карабина, досылая патрон в патронник.
И лишь Евгений увидел, как сидящий в коляске человек едва заметно шевельнулся. Промелькнула жилистая рука, молниеносным движением сорвав плед, и на оторопевших мужчин уставилась двухстволка.
– Ку-ку, придурки, – шепнул человек в коляске, и тут же последовали выстрелы.
Первый заряд картечи попал в горло Анатолию, взорвав кадык и раздробив шейный позвонок. Взмахнув руками, бывший участковый рухнул на спину с практически оторванной головой. Агонизируя, его указательный палец нажал на спусковой крючок наградного «ПМ», и пуля с хлопком ушла в потолок, пробив в старом шифере, которым была застелена крыша, аккуратную круглую дырочку.
Спустя секунду прогрохотали еще два выстрела – Корнеев и Олег нажали на спусковые крючки почти одновременно. Олега отбросило назад с такой силой, что он впечатался спиной в стену и медленно сполз вниз. Хрипя и елозя, он пытался зажать руками рану на животе, по которой толчками вытекала кровь.
Заряд крупной дроби, выпущенный из карабина Олега, тоже достиг цели. Инвалидная коляска со скрипом развернулась, и старик без звука повалился на дощатый пол. В воздухе запахло едким дымом.
Несколько секунд Евгений просто стоял и тупо смотрел на валяющиеся тела. Его рассудок, простого городского обывателя, верного мужа и отца двоих детей, явно не был подготовлен к подобному развитию событий, хотя гипотетически мужчина настраивал себя на что-то похожее.
Наконец он оправился от шока и посветил в залитое кровью лицо Анатолия. Голова бывшего участкового была развернута в сторону двери, из разорванных артерий хлестала кровь. Евгений понял, что проверять пульс у соседа нет никакого смысла. Он перевел прыгающий в руке фонарь на Олега, который стаскивал с себя маску и пытался встать.
– Же… ня… Же… ня, – промычал Олег. – Где… он?
– Надо вызвать «Скорую», – хрипло сказал Евгений.
– Потом… где… Борька? Где… наши дети?!
– Я не знаю.
Стоная и упираясь в стену сарая руками, Олег медленно выпрямился и проревел:
– Где дети?!!
Евгений отбросил носком ботинка скомканный плед, осветил фонариком неподвижное тело Корнеева и проговорил:
– Он жив. Ранен, но жив.
Склонившись над стариком, он с силой хлопнул его по щеке, и морщинистые веки чуть приподнялись.
– Ну же! Приходи в себя, мразь! – прошипел Евгений и отвесил старику еще одну пощечину. Тот открыл глаза, и с его губ сорвался протяжный стон.
– Где дети? Отвечай! – крикнул Евгений и снова ударил Павла Сергеевича.
– Зачем вы пришли? – сплевывая кровь, спросил старик, глядя на Евгения ясным и четким взглядом.
– Где наши дети?! Они ведь здесь! Где ты их спрятал, тварь?!
Ослепленной ненавистью, Евгений не заметил, как левая, неповрежденная, рука старика мягко скользнула к кожаному ремню.
– Отвечай! Где они?!
– Они уже потеряны для вас, – вздохнул старик.
А в следующее мгновение правый бок Евгения пронзила ошеломляющая боль. Воздух в легких, казалось, стал раскаленным, раздуваясь внутри огненным шаром, дыхание сбилось. Он замолчал и, тяжело дыша, скосил взор, пытаясь разглядеть, что явилось причиной такой боли.
В сумерках мелькнула рукоятка ножа.
– Же… ня… – проскрипел Олег. Ноги мужчины подогнулись, и он, не удержавшись, грузно осел на пол.
– Ты… – начал Евгений. Боль в боку монотонно пульсировала, будто внутрь запихнули ежа, и теперь зверек отчаянно барахтался там, нестерпимо царапаясь своими острыми иглами.
– А я ведь могу перерезать тебе горло, дачник, – ухватившись за рукоятку ножа, проговорил старик. – И никто из вас не покинет моего сарая.
Евгений вцепился в запястья Корнеева и развел руки в стороны. Старик охнул, из раны на простреленной руке полилась свежая кровь. Теперь Евгений видел, что рука Корнеева держится на мышцах и коже, кость была раскрошена картечью.
– Убери руку с ножа, – приказал он, чувствуя при этом, как ткань куртки пропитывается горячей кровью, продолжающей вытекать из раны.
– Зачем вы пришли сюда? – прошелестел старик. Его пальцы, обхватывающие рукоятку ножа, разжались. – Зачем вы все приходите сюда? Почему… вы не оставите меня в покое?
– Где дети?! – закричал Евгений, теряя последние остатки самообладания. – Где дети, сучий выродок?!! Или у тебя нет матери, чертов урод?!!
Старик ухмыльнулся, обнажая крупные желтые зубы.
– Где?! – хрипел Евгений. Он принялся трясти Корнеева, словно нашкодившего щенка, но тот лишь продолжал загадочно ухмыляться. – Где?! Где наши дети, гадина?!!
– Же… ня, – устало произнес Олег. – Кончай с ним… Время уходит… я сдохну… я должен увидеть… что с детьми…
Евгений отполз назад. Лихорадочно мечущийся взгляд выхватил из темноты пистолет, который все еще сжимал Анатолий. Цедя сквозь зубы проклятия, он пополз к нему. Раскаленный шар, зародившийся в правом боку, продолжал угрожающе раздуваться, и раненому мужчине начало казаться, что еще вот-вот, и он лопнет, взорвется, разлетевшись на кровавые ошметки.
«Может, стоит вытащить из раны нож?»
Подумав, Евгений решил, что не будет делать этого. Если извлечь лезвие, кровотечение только усилится.
– Ты где… Женя? – таращась по сторонам, спросил Олег. Из уголка рта умирающего мужчины побежала струйка крови.
– Я рядом, – выдохнул Евгений. Он не без труда вытащил из руки бывшего участкового пистолет и пополз обратно.
Между тем старик поднял с пола двухстволку и, положив ее на колени, пытался выудить из кармана патрон.
– Не-е-ет, – покачал головой Евгений. – Убери ружье, идиот! – Обхватив двумя руками пистолет, он направил ствол в лоб старика: – Я буду отстреливать от тебя по куску, пока ты не скажешь, где дети.
В ответ послышалось простуженное карканье, и отец Николая не сразу сообразил, что это, очевидно, означает смех.
Он перевел ствол «ПМ» на руку старика и, глубоко вздохнув, нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, и старик закричал. На жилистом бицепсе появилось маленькое отверстие, из которого побежал алый ручеек крови.
– Где… наши дети? – выплевывая каждое слово, повторил Евгений.
– Убей меня, – прохрипел старик. Его измазанное кровью лицо было похоже на маску дьявола. – Убей… и никогда их не увидишь.
Некоторое время они сверлили друг друга взглядом. Искаженные от боли и ярости лица мужчин отделяли лишь несколько сантиметров.
– Отведи меня к ним. Отведи, старик. Прекратим этот ад, – прошептал Евгений, с трудом поднимаясь на ватные ноги.
– А кто его начал, парень? Кто все начал? – взвизгнул Корнеев. В глазах его появились слезы. – Вы пришли ко мне… как преступники. В масках. С оружием в руках. Вы пришли убивать.
– Мы пришли за детьми.
Глядя на мокрое от слез лицо старика, Евгений неожиданно почувствововал, как его собственные глаза наполняются влагой.
– Пожалуйста! Что бы они тебе ни сделали, верни нам детей, – взмолился он. – Пожалуйста!
Кряхтя, Павел Сергеевич начал подниматься. Вытекающая из покалеченной руки кровь образовала на полу большую лужу.
– Ты сказал про ад, – медленно проговорил он. – Что ты знаешь об этом? Ничего. Ад бесконечен. И когда… когда тебе кажется, что вот оно, самое дно… открывается новый уровень ада. Ад огромен. Настолько огромен, что ты даже не можешь представить себе.
– Веди меня к детям! Иначе рука покажется тебе пустяком! – решительно потребовал Евгений.
Ковыляя, старик потащился к выходу. Шаркая стоптанными ботинками, он прошел мимо сидящего на коленях Олега, который безмолвно пялился в пустоту.
– Же… ня. Я с вами, – прошептали его синеющие губы. – Не бросай… меня… здесь…
– Я вернусь, – глухо отозвался Евгений. – Держись! Я скоро.
Неосторожным движением локтя он задел рукоятку ножа, торчащего из бока, и вскрикнул от боли. Ему было страшно смотреть на свою рану. А ведь он ранен. Серьезно ранен. Может быть, он даже умирает. Но одно дело – видеть дырку в своем теле, из которой по капле вытекает жизнь, и совсем другое – догадываться об этом. Лучше он не будет смотреть туда. И вообще. Он в состоянии двигаться, и он находится в сознании – а это главное.
Но рана раной, а куда больше Евгения страшило то, что этот старый демон мог сделать с детьми. Потому что человек, без раздумья расстрелявший двоих и чуть не зарезав третьего, безумен. Абсолютно безумен.
– Же… ня…
Евгений обернулся. Олег невидяще смотрел прямо перед собой.
– Не дай… ему… себя… обмануть…
Ничего не ответив, Евгений последовал за ковыляющим стариком. Тот направлялся к лестнице, ведущей на чердак.
«Господи, спаси моих детей! Я отдам все на свете, пусть только с ними все будет в порядке!» – молился он.

 

Прошла минута, а Олегу чудилось, что миновало несколько столетий.
Во рту почему-то стоял солоноватый привкус. Он не понимал, что изо рта у него течет кровь, как и то, что смертельно ранен. Ему хотелось верить, что его лишь слегка зацепило дробью. И он продолжал убеждать свой тускнеющий мозг в этом, хотя его руки, судорожно зажимающие развороченный дробью живот, из-за обильного кровотечения стали похожи на перчатки из красного латекса.
Каждой клеткой своего некогда сильного тела он чувствовал огромную усталость. Единственное, чего хотелось, – лечь и больше не вставать. Отдохнуть… Впрочем, внутренний голос шепнул, что если Олег ляжет, то больше никогда не поднимется. Никогда.
«Зачем я отпустил Женю одного? – в отчаянии подумал он. – Надо было идти с ним».
Олег медленно развернулся, встав на карачки, и осторожно пополз вперед. Вывалившиеся кишки волоклись следом, к ним тут же прилипала грязь и пыль. Случайно его рубашка зацепилась за кусок доски, и он, вздрогнув, застонал от невыносимой вспышки боли. Ругаясь и плача, он попытался отцепиться от мешавшей доски и вдруг замер. Бледное лицо было похоже на рваный клочок тумана в сумерках. Ему показалось… или?!
«Или что?!»
Кажется, он слышал какие-то голоса. Они шли откуда-то снизу, прямо из-под досок, которыми был выложен настил в сарае. Хрипло дыша, Олег опустился на пол и приложил ухо к доске.
– …гите! Кто-нибудь?! Кто-нибудь… нас слышит?! – донесся до него слабый юношеский голос, и по телу мужчины пробежала дрожь.
– Боря. Боря, сынок! – проскрипел Олег. В мозгу что-то щелкало и хрустело, как будто кто-то неспешно приближался, давя сапогами еловые ветки и шишки.
– Помогите!
– Боря!!
На мгновение воцарилась тишина, затем Олег услышал голос сына:
– Папа?! Папа, мы здесь!!
Слезы счастья заструились по лицу умирающего.
Трясущимися руками он принялся обследовать пол, но дверцы, ведущую в подвал, не нашел. Или спуск в подвал был в другом месте, или… или входа туда вообще не существовало. Детей могли попросту замуровать внизу. От этой мысли из его горла вырвался звериный вой. Олег вцепился в толстые доски, ища хоть малейший зазор, однако все они были прибиты плотно, одна к одной, словно умело выложенный паркет. Наконец ему удалось нащупать шляпки гвоздей. Он хрипел от бессилия, ломал ногти, сдирал до мяса подушечки пальцев, но все было бесполезно.
– Сынок, – шептал Олег. – Потерпи. Я скоро.
Было слышно, как Борис заплакал.
– Папа… вытащи нас…
– Конечно… конечно…
Силы быстро покидали его. Багровая пелена, сгущавшаяся перед глазами, превратилась в плотную непроницаемую завесу. И все равно, даже ничего не видя вокруг, он не оставлял попыток обнаружить хоть какую-нибудь доску, которая бы прилегала неплотно, чтобы ее можно было бы оторвать от пола.
– Борька… держись!
Олег не видел, как в сарай зашла крупная собака. Следом за ней внутрь проникли еще три псины. Их круглые глаза остановились на истекающем кровью мужчине, который из последних сил пытался добраться до сына.

 

Старик остановился у лестницы, выжидательно глядя на Евгения. Он выглядел совершенно спокойным. Будто не к нему пробрались трое вооруженных неизвестных в масках. Будто не на его участке лежал в траве обглоданный скелет человека. Будто не ему только что прострелили руку, и он медленно истекает кровью.
– Дети… на чердаке? – задыхаясь, спросил Евгений. Пистолет, «позаимствованный» у бывшего участкового, дергался и трясся в руке, как извивающаяся змея.
– Да. Иди и забери их, – ровно ответил Корнеев.
– Что ты сделал с ними?
Тонкие губы старика разъехались в ухмылке.
– Я и пальцем их не тронул.
Евгений искоса посмотрел на Павла Сергеевича, задержав взгляд на его забинтованной шее и пластыре, которым была заклеена щека.
– Я не верю тебе, старик.
– А мне плевать, – фыркнул Корнеев. – Думаешь, меня волнует твое мнение?
– У меня пистолет, – хрипло напомнил Евгений, будто старик мог забыть об этом неоспоримом преимуществе. – Веди меня к детям!
– Лезь, – махнул здоровой рукой Павел Сергеевич. – Они там.
– Не пойдет, – покачал головой Евгений. – Ты первый.
– Боишься, дачник? – сощурился Корнеев.
Евгений плюнул в него, попав на грязный ботинок, и со злостью проговорил:
– Это ты должен бояться!
Корнеев хихикнул и полез наверх.
– Ты вообще ничего не боишься?! – закричал ему вслед Евгений. Он наступил на первую перекладину, чувствуя, как его ноги наливаются свинцом. – Ты такой крутой, да? Кого ты убил у себя на участке? Мы видели труп!
– Я никого не убивал. Он сам убил себя – выпивкой и никчемной жизнью.
– Ты совсем ничего не понимаешь?! Ты закончишь жизнь в тюрьме! Или в дурдоме! За убийство и похищение наших детей! – продолжал орать Евгений.
– Я не боюсь суда на Земле, – обернулся старик. – А вот Высший суд никого из нас не обойдет стороной. И еще вопрос, дачник. Кто из нас больше совершил грехов?
– Вперед! – рявкнул Евгений.
Он быстро слабел. Силы неумолимо покидали его, казалось, ступеньки лестницы были вымазаны клеем, и каждый раз отрывать ноги от перекладин было все труднее и труднее. Жизнь из его угасающего тела словно выдавливалась огромной невидимой рукой, как тюбик с пастой, ему казалось, что еще немного, и от него останется лишь пустая оболочка.
Наверху пахло пылью и старыми вещами. За наваленным хламом виднелось небольшое отверстие в стене. Что-то вроде люка.
– Где они?! – скрипнул зубами Евгений. – Там?!
Он ткнул пистолетом, и старик со смиренным видом кивнул.
– Они без спроса залезли ко мне на участок. И я просто запер их наверху.
– Ты – чертов псих! – вырвалось у Евгения. – Давай, лезь! Думал, я тебя тут оставлю?! – сверкнул он глазами, и Корнеев безропотно пополз к распахнутой дверце. Евгений, кряхтя от напряжения и слабости, полез следом.
– Ты чего остановился? – спросил он подозрительно, видя, что старик замер у люка.
– Там твои дети, – мягко сказал Павел Сергеевич, – вот и забирай их сам.
– Только после тебя.
Корнеев пожал плечами. Мол, как пожелаешь.
Протискиваясь внутрь, Евгений задел об дверцу рукоятку торчащего из тела ножа и взвыл от боли. Перед глазами поплыли ярко-оранжевые круги.
– Почему… почему я ничего не слышу?!! – прохрипел он, вертя головой по сторонам и пытаясь что-то разглядеть. – Где они?!! Я не вижу и не слышу их!!
Свет фонарика наткнулся на аккуратно застеленную кровать и небольшой столик, на котором стояла ваза с цветами, заключенная в золотистую рамку фотография, на которой были изображены улыбающаяся девушка в обнимку с молодым человеком, а рядом лежала изящная розовая коробочка. Даже не открывая ее, Евгений готов был спорить, что там обручальные кольца. Стены чердака были украшены разноцветными шарами, часть из них давно сдулась и свисала вниз, некоторые еще не выдохлись.
– Где дети?!! – повернулся к старику Евгений.
– Наверное, спят, – ответил тот.
За спиной вдруг что-то звякнуло, затем послышался жалобный вздох. Трясущаяся рука Евгения, державшая фонарик, вытянулась в сторону звука. В углу чердачного помещения темнел закуток, плотно завешанный черным полиэтиленом и издали напоминающий самодельную душевую кабину. Оттуда и доносились странные звуки.
– Что… что ты с ними сделал, сумасшедший ублюдок? – прошептал Евгений.
Лязгающий звук возобновился. Словно… словно что-то медленно покачивалось на цепях. Что-то тяжелое.
«Например, человеческое тело», – пронеслось в мозгу Евгения, и его обдало ледяным холодом.
– Ну, что застыл, как столб? – с деланым участием произнес Павел Сергеевич. – Иди, дачник. Обними своего сына.
– Почему… почему там так… мало места? – беспомощно спросил Евгений. – Там… слишком мало место для пятерых… детей.
Бряцающий звук цепей стал более отчетливым. Он был равномерно-монотонным, словно кто-то за полиэтиленом раскачивался на качелях.
– Иии… ииий! Иии… ии…
– Кто… кто там? – выдохнул Евгений.
– Иди и посмотри, – сказал старик. – Тебя ждут. Очень ждут.
– Там не может быть пятерых ребят, – тупо повторил Евгений. – Слышите меня?! Кто там?! Коля!!! Леночка!!!
– Эй, дачник, – тихо позвал его старик.
Евгений развернулся. Его руку, которой он сжимал пистолет, цепко обхватили пальцы Корнеева.
– Туда надо идти без оружия, – проникновенно сказал он, не сводя своих безумных глаз с мужчины.
Выстрелить отец Николая не успел, так как в следующее мгновение старик с силой ударил головой прямо ему в лицо. Перед глазами брызнули сверкающие всполохи, в голове что-то с шумом взорвалось, как новогодняя хлопушка, и Евгений, потеряв равновесие, свалился на пол. Старик быстро подобрал выпавший из его руки пистолет и попятился назад, к выходу.
– Эй… Эй, нет, – дребезжащим голосом проговорил Евгений. Из разбитого носа текла кровь, заливая губы и подбородок.
– Приятного вечера, – улыбнулся Павел Сергеевич и через секунду скрылся в отверстии. Тяжело хлопнула металлическая дверца, раздался щелчок, после чего все стихло. Все, кроме покачивания цепей и тонкого жалобного хныканья.

 

Сначала Олег ничего не почувствовал. Ему просто показалось, что на него что-то упало. Что-то очень тяжелое. И лишь потом, спустя мгновение, пришла боль. По-настоящему глубокая, хлесткая боль, разрывающая каждый миллиметр его бедного тела.
Он хрипел, тщетно стараясь отбиться от собак ногами, и каждое движение жгло внутренности, будто в живот напихали тлеющих углей. В сарай вбегали новые псы, беспорядочно толкались, отпихивая и яростно огрызаясь друг на друга, лязгали челюстями.
– Бо… ря, – прошептали синеющие губы Олега. – Борька! Прости меня!
Даже сквозь злобно-захлебывающийся лай он слышал плачущий голос сына.
Боря звал его на помощь. А он не мог, потому что умирал. Потому что его пожирали заживо.
– Папа…
«Прости, сынок. Про…»
Сердце Олега уже давно перестало биться, но снизу еще несколько минут доносились плач и мольба о помощи.

 

Евгений неверяще смотрел в сторону захлопнувшейся дверцы.
– Эй!! Эй, открой, старик!!
Он попытался встать на ноги, но боль в боку стала такой нестерпимой, что у него потемнело в глазах. Было ощущение, что в тело вогнали раскаленные вилы и ворочали ими, пытаясь вывернуть его наизнанку.
– Иии… иии…
Евгений поднял валявшийся на полу фонарик и посветил в угол. Черный полиэтилен, которым был обтянут закуток, топорщился буграми, как пиратский парус в штормовую бурю.
– Коля? – неуверенно спросил он и мысленно сам себе ответил: «Нет там никакого Коли. Там вообще нет никаких детей».
Но если там нет детей, тогда кто издает эти душераздирающие звуки, от которых, раскаляясь, пульсирует мозг, а в уши будто бы засовывают спицы, разрывая барабанные перепонки, кто это?!
Он подполз ближе, не сводя глаз с полиэтилена, и сипло спросил:
– Кто там?
Хныканье прекратилось. Казалось, существо прислушивается к голосу мужчины, и теперь из угла доносилось только тяжелое, булькающее дыхание.
«Не лезь дальше, – зазвучал в голове Евгения внутренний голос. – Позови на помощь!»
Помощь?
Евгений провел кончиком языка по шершавым губам, чувствуя во рту неприятную сухость.
Отличная идея – позвонить и вызвать помощь. Это следовало бы сделать сразу, как только он завладел пистолетом. Сразу после того, как в сарае произошла бойня.
Рука Евгения опустилась в карман, где должен был лежать мобильник, но внутри, кроме упаковки запасных батареек для фонаря, было пусто.
– Твою мать! – убито произнес он, чувствуя, как внутри все оборвалось. Похоже, сотовый выпал во время потасовки с этим старым безумцем.
– Здесь есть кто-то? – снова спросил он, не особо надеясь на ответ.
За полиэтиленом тяжело вздохнули, и хлюпающие звуки продолжились.
Евгений приблизился еще на метр. Осветив пол фонариком, он обратил внимание на множество глубоких царапин, которыми были испещрены доски. Будто поверхность ожесточенно ковыряли чем-то острым и твердым. Например, ножом.
А может, и когтями… Кто же там, за черным полиэтиленом?!
Лязгающие звуки цепей возобновились.
– Я не полезу туда, – пробормотал Евгений, начиная отползать назад, к спасительной дверце. Может, он сумеет ее открыть?!
Ему внезапно стало так страшно, что на мгновение он даже забыл о причине, по какой вообще оказался здесь.
Вдруг раздался сильный удар об стену. Затем еще один. От каждого удара пол и стены тревожно вибрировали, словно старый дом сам испытывал страх перед притаившимся на чердаке существом.
Евгений поспешил назад. А удары за спиной продолжались. Каждый из них сопровождался хриплым кудахтаньем. Будто нечто, болтающееся на цепях в темном углу, предвкушало скорое освобождение, и от осознания этого Евгения бросало в ледяную дрожь.
Он приник к люку, навалившись на него плечом. Это движение не преминуло отозваться болью в его несчастном боку, и он застонал, стиснув зубы.
Может, здесь все-таки есть другой выход?
Тонкий луч фонаря нервно скользил по старым, завешанным паутиной стенам. Ничего нет. Никаких окон или дверей, вообще ничего.
Из угла, закрытого полиэтиленом, неожиданно резко звякнуло, и через секунду на пол что-то грузно упало.
Евгений вытер тыльной стороной ладони струящийся по лбу пот. Прижавшись спиной к выходу, он неотрывно смотрел в темноту.
«Оно сорвалось с цепи»…
Из сумерек раздались скребущие звуки. С каждой секундой они становились ближе и ближе. Кто-то полз прямо к нему. Даже не полз. Тащился.
– Этого не может быть, – прохрипел Евгений, мотая головой из стороны в сторону, будто это могло что-то изменить. – Здесь… никого нет!
Впереди что-то шевельнулось, тьма постепенно обретала очертания какого-то устрашающего огромного предмета продолговатой формы. По какой-то неизъяснимой причине Евгений не поднимал фонарь и мог только догадываться, кто (или что) к нему приближается. Он просто сидел в безмолвно-оцепенелом ступоре, словно каменный истукан, напряженно всматриваясь в надвигавшееся на него существо.
Нож!
Эта мысль отозвалась яркой вспышкой в сознании Евгения, и он обхватил рукоятку ножа, почти полностью погруженного в бок.
Возможно, он сразу же умрет, поскольку кровотечение после этого только усилится. А может, и нет. И вообще. Какая разница? Все равно Коли и Леночки тут нет…
– Я так и не смог, – чуть слышно проговорил он. – Так и не смог… помочь вам…
Он слышал возбужденно-хлюпающее дыхание совсем рядом, казалось – протяни руку, и он коснется обитателя чердака.
Обхватив пальцами нож, Евгений зажмурил глаза и, застонав от боли, с всхлипом вытянул залитое кровью лезвие наружу. Бок полыхнуло, как если бы к коже прислонили раскаленный утюг.
– Иди сюда, – попытался он улыбнуться, но его серое изможденное лицо лишь исказилось в гримасе. Он уже различал, что подбирающееся к нему на скрюченных лапах существо с усилием волокло свое непомерно огромное тело, странно расширяющееся в конце. Как будто какой-то мешок.
– Иди сюда, – повторил он, выставив вперед нож. Левая рука, державшая фонарь, поднялась, освещая перед собой пространство.
Из его горла вырвался вопль, преисполненный животного ужаса.
И темнота накрыла его с головой.

 

Старик буквально ввалился в дом, едва не теряя сознание. На лодыжке зияла свежая рана – когда Павел Сергеевич спустился вниз с чердака, на него накинулась собака. Хорошо, что у него был пистолет. Один выстрел в голову, и пес, взвизгнув, свалился бездыханной грудой мяса. Его четвероногие друзья благоразумно воздержались от повторения такого «подвига» и ограничились яростным лаем. Но Корнеев уже не обращал на них внимания.
Странно. Хан был преданной собакой. Одной из тех, кого он в свое время выдрессировал, и тот беспрекословно выполнял все его команды. Хан и другие крепкие псы охраняли ворота, они были избранными. Не то что эта шваль в клетках, готовая сожрать все, что шевелится.
Но теперь, пожалуй, с его питомцами покончено. Эти лохматые, вечно голодные собаки теперь окончательно свихнулись и больше не подчиняются ему, теперь он для них не хозяин, а злейший враг.
Но следовало спешить. Главное, чтобы у него хватило сил и он не отключился раньше времени.
Первым делом Корнеев достал приготовленный к отъезду портфель с медикаментами. Зубами откусил кончик ампулы, после чего установил ее вертикально, прижав футляром, в котором хранились хирургические инструменты. Наконец после упорных усилий ему удалось наполнить шприц и сделать себе обезболивающий укол. Мысленно он возблагодарил Бога за то, что в свое время смог обеспечить себя запасами лекарств и необходимых инструментов. После того как Павел Сергеевич обработал кровоточащую культю, он, используя здоровую руку и зубы, умело наложил жгут. Ему стало немного легче, и он направился в комнату, где находились Светлана с Леной.
Когда Корнеев распахнул дверь, Лена, кряхтя от натуги, пыталась зубами разорвать липкую ленту, которой была примотана к стулу Света.
– Нет, так дело не пойдет, – свисящим шепотом промолвил старик. Он протянул к ней руку, и она, взвизгнув, попыталась его укусить. Корнеев схватил ее за ухо, с силой выворачивая. Лена закричала, из глаз хлынули слезы.
– Заткнись! – устало приказал он.
Лена упиралась, но старик пинками поднял ребенка с пола и потащил в спальню.
– Не надо… не надо, я больше не буду… – ревела Лена, размазывая по лицу слезы.
– Больно… Зачем вы?
Старик подался вперед, подозрительно глядя на выпуклую точку, темнеющую в мочке левого уха ребенка.
– Не плачь, – машинально произнес он. – Поди-ка сюда. Еще ближе.
Видя, что девочка не шелохнулась, Корнеев мягко, но решительно притянул ее к себе и внимательно рассмотрел странную точку.
– Все хорошо, милая, – хрипло сказал он. В его усталых, глубоко запавших глазах замерцали огоньки. – Сейчас я подую тебе на ушко… и все пройдет.
Он старательно дул, при этом ласково гладя Лену по растрепанным волосам и заботливо поправляя бант.
– Дедушка, отпусти нас, пожалуйста! – попросила Лена. Она немного успокоилась, но ее тельце все еще продолжало вздрагивать.
– Обязательно. Через часик, я обещаю. Хорошо?
– Правда?
– Правда, – с серьезным видом подтвердил Корнеев и добавил: – Погоди немножко.
Он вышел из комнаты и вскоре вернулся, держа перед собой большую лупу на длинной ручке.
– Отпустите нас! – снова взмолилась Лена. – Дедушка, нас дома ждут. Мы больше не будем! Меня Коля ищет, это мой брат!
– Все будет хорошо, милая, – кряхтел старик, не слушая ее. – Я должен посмотреть твое ушко… Не двигайся! Все будет хорошо.
Затаив дыхание, он тщательно разглядывал крохотный комочек, застрявший в мочке уха девочки. Закончив осмотр, медленно положил лупу на стол. Пальцы его дрожали, сердце учащенно билось. Помедлив, старик уставился перепуганной девочке прямо в глаза и тихо проговорил:
– Я не могу поверить!
Лена моргнула и вытерла покрасневшие от слез и недосыпания глаза.
– Я ждал этого, – нежно проворковал Павел Сергеевич. – Ждал…
– Чего ждал? Когда ты отпустишь нас?
Но старик будто не слышал ребенка. Выпрямившись, он подошел к окну, барабаня по облезлому подоконнику своими мозолистыми пальцами. Взгляд Корнеева затуманился, он словно дремал на ходу. На самом деле мозг его работал как часы. Учитывая новые обстоятельства, его план требовал срочной и серьезной корректировки.
«Его нельзя сейчас извлекать, он еще не насытился. Конечно, можно отрезать у ребенка ухо, а потом все закончить в более спокойной обстановке, – рассуждал он. – Но когда она будет – спокойная обстановка?»
Словно подтверждая мысли хозяина дома, на чердаке послышалась возня, а затем едва слышный, протяжный стон. Лена тоже услышала эти звуки и оторопело уставилась наверх.
«Нет. Сначала – погрузка в машину. А потом решу вопрос с девчонкой».
Старик озабоченно потер подбородок. Судя по доносящимся сверху звукам, цепь все-таки не выдержала. И она явно стала больше. Это немного осложнит спуск вниз, но для этого у него есть помощники. Три «храбрых поросенка», которые уже засиделись там, в колодце. И они помогут ему.
Он повернулся к застывшей девочке, перехватив ее затравленный взгляд. Взгляд загнанного в угол котенка, к которому, рыча, приближается громадный доберман.
Теперь этот ребенок, точнее, то, что в нем, – самое дорогое для него на свете. Ну, почти самое дорогое.
– Я ждал этого почти двадцать лет, – вслух произнес Корнеев, и на его худом бледном и небритом лице засияла счастливая улыбка.

 

– Он скоро придет.
Борис талдычил эту фразу последние десять минут беспрерывно, словно заезженная пластинка. Он стоял, держась за стены колодца, уставившись наверх. Поначалу там стоял невероятный гвалт, но сейчас все стихло. Последнее, что слышали ребята, – собачий лай, но и он постепенно рассеялся.
– Отец придет за нами, – повторил Борис. На его нос что-то капнуло, и парень вздрогнул. Он дотронулся до липкого пятна пальцем и облизал его. – Я слышал голос отца. Он скоро будет здесь.
«Я тоже слышал. А еще я слышал лай собак. И твой отец кричал», – угрюмо подумал Николай, но вслух не решился произнести эти слова.
Они оба поняли, что наверху произошла потасовка. Гремели выстрелы, затем слышались крики. Кажется, Николай даже различил голос своего отца, хотя и не был уверен в этом. Но потом наступила тишина, и почему-то никакого оптимизма по этому поводу юноша не испытывал. Наоборот, появилась куча вопросов. Куда делись их родители? Он не хотел думать о плохом, но, судя по воплям отца Бориса, на него напали псы. Тогда где его отец? И все остальные? Ведь наверняка они пришли на участок старика с подкреплением?!
«А может, пришли вдвоем – твой папа и Борин, – зашептал внутренний голос. – Как и вы. Никому не сказали и попали в ловушку. Так-то, Колич».
– Нет, – проскрипел Николай, взмахнув рукой, будто отгоняя прочь мрачные мысли. И вдруг насторожился, приподнявшись на локте: – Послушай. Там… какой-то шум.
Боря даже не обернулся.
Вскоре над головой послышался скрип проржавевших петель, и по серым стенам колодца заскользил пронзительно-яркий свет.
– Я же говорил, – продолжая улыбаться, сказал Борис. – Мой отец пришел.
Желтый луч фонаря остановился на его грязном, исцарапанном лице. Глаза, не привыкшие к свету, резануло болью, и Боря, вскрикнув, закрыл их ладонями.
– Привет, клоуны! – раздался сверху до боли знакомый голос, и Николай вжал голову в плечи.
Корнеев, это был он.
– У меня мало времени, – продолжал говорить старик. – Мне нужны добровольцы. Сделаете одну работу, и я отпущу вас.
Коля медленно поднялся на ноги и недоверчиво посмотрел вверх. Из лаза, который обнаружил несколько часов назад Алексей, высовывалась растрепанная голова старика.
– Наверное, вы хотите пить. Держите, – сказал он, швыряя вниз пластиковую бутылку с водой. – Только не пейте слишком много сразу, проблюетесь.
Николай на негнущихся ногах шагнул к бутылке. Присел, недоверчиво взяв ее в руки. Это что, действительно вода?! Настоящая вода?!
– Пейте, клоуны, – снова заговорил Корнеев. – Быстрее! Не бойтесь, это не яд.
– Дай мне, – просипел Борис, приближаясь к Коле.
– Ты уверен, что…
– На хрен уверенность. Я хочу пить. Пусть это даже и отрава.
С этими словами Боря вырвал из рук Николая бутылку и запрокинул ее, делая длинные и жадные глотки. Только после того, как юноша выпил больше половины емкости, он с неохотой вернул бутылку приятелю.
Меньше чем через минуту вся вода была выпита, и ребят тут же вырвало.
– Вот придурки, – засмеялся старик, – я ведь предупреждал вас. Ну что, вы готовы?
– Я никуда не пойду, – вдруг произнес Борис, нервно растирая руками заляпанное кровью лицо. И чуть тише добавил: – Он убьет нас, Колич. Лучше останемся здесь.
– Тогда мы сдохнем. У нас… разве есть выбор? Надо идти.
– Но я… – Борис запнулся. – Я правда слышал своего отца.
Николай промолчал, лишь тяжело вздохнул.
– Решайте быстрее, – раздраженно вмешался старик. – Но вы можете и отказаться. Тогда я брошу к вам несколько своих собак. Уверен, что вам будет веселее в такой компании.
– Мы согласны! – не раздумывая, крикнул Коля.
Луч фонаря уперся в лежащее тело Алексея.
– Разбудите его! – велел Павел Сергеевич.
Ребята переглянулись.
– Не получится, – хмуро ответил Борис. – Он умер.
– Ну что ж, – хмыкнул старик. – Выживает сильнейший. Он знал, куда шел.
Этот спокойный, равнодушный тон Коля уже не мог выдержать.
– Ничего он не знал! – надрывно закричал он. – Никто ничего не знал! Что вы делаете?! Он умер из-за вас! Где наши родители? Мы знаем, что они были здесь!! Что вы с ними сделали?!!
Старик дождался, когда юноша умолкнет, затем проговорил:
– Я кину вам веревочную лестницу. Ползите за мной. Если через три минуты вы не вылезете наружу, я сброшу к вам собак. И больше никогда здесь не появлюсь. Точка!
После этих слов до слуха ребят донесся шуршащий звук. Николай протянул руку, нащупав жесткую веревку с вплетенными деревянными перекладинами.
Луч прочертил по стене неровный зигзаг, и старик исчез в тоннеле.
– Лезем? – обреченно спросил Коля.
Борис стоял, тупо глядя прямо перед собой.
– Колич… я не знаю, – наконец разлепил он губы. – Я… ничего не понимаю. Где… где мой папа?
– Я не знаю. Но нам нужно выбираться. Уж лучше… попытаться сбежать или придушить этого гребаного собачника, чем гнить тут, в собственном дерьме. Я иду. – И Николай начал взбираться наверх по веревке. Как только его ладони коснулись холодной поверхности тоннеля, он обернулся. Снизу слышалось натужное сопение. Боря лез за ним.

 

Тоннель был узким, позволяя пленникам передвигаться только на четвереньках. Пахло сыростью и плесенью, но здесь было куда прохладней, чем на дне душного колодца, а также гулял сквозняк, и Николай жадно вдыхал воздух.
Впереди мелькал едва мерцающий огонек – луч фонаря Корнеева, но через секунду он исчез, и ребятам пришлось ползти наугад.
«Что, если это очередная ловушка?» – шевельнулась у Коли мысль, но он не стал ее озвучивать вслух. В конце концов, какая разница? Он и Борис слишком измотаны, чтобы оказать старику сопротивление. Следовало признать, что эту партию они проиграли Корнееву вчистую. Оставалось надеяться, что он действительно отпустит их после того, как они выполнят, как он сказал, некую работу…
– Где он? – услышал Николай в темноте злобный голос Бори. – Я… ни хрена не вижу…
Не успел Коля открыть рот, как его рука наткнулась на металлическую скобу, выступающую из стены. Лестница?
– Ползите сюда, – раздался голос Павла Сергеевича.
Николай, щурясь, поднял голову, но, кроме слепящего света фонаря, ничего не увидел.
Вскоре они, задыхаясь и покачиваясь от усталости, поднялись по ступенькам наверх и оказались в темном продолговатом помещении с низким потолком. В стены были вмонтированы самодельные полки, заваленные хозяйственными принадлежностями и инструментами.
– Это мой гараж, – сообщил Корнеев. Он стоял у ворот, поочередно переводя фонарь с Бориса на Колю.
– Где мой отец? – глухо спросил Борис.
Старик долго молчал, очевидно, раздумывая, стоит ли тратить время на объяснения, затем все же ответил:
– Ваши отцы в сарае. Они заперты. Как только вы сделаете то, что от вас требуется, я отпущу вас всех.
– Я… – издал Борис клокочущий звук, словно захлебывался, – я хочу увидеть его.
– Если наши… отцы в сарае, – тихо заговорил Николай, – тогда почему… мы не слышали их? Там только лаяли собаки. Они…
– Нет времени на объяснения, – раздраженно оборвал его Корнеев и, прижав фонарь подбородком к плечу, потянул на себя дверь. – Берите вот это, – указал он на топор с пилой, валявшиеся на полу. Рядом стояла ржавая двадцатилитровая канистра в глубоких вмятинах.
Коля молча взял инструменты. Взвесил топор, чувствуя в руке его приятную тяжесть. «Один сильный удар по голове… И все наши приключения будут закончены. Прямо здесь и сейчас», – зашептал ему в ухо чей-то скрипучий голос, и Николай искоса взглянул на старика, выглядевшего словно кошмарное привидение.
– А ты понесешь канистру, – велел старик Борису, и тот, что-то пробормотав, поднял канистру.
Корнеев сунул фонарь за пояс, и неожиданно в его руке появился пистолет.
– Без шуток, клоуны. Потому что время шуток закончилось, – процедил он. – У меня в комнате заперты девчонки. Вы же не хотите, чтобы с ними что-нибудь случилось?
Николай вздрогнул. Девчонки? Он имеет в виду Лену со Светой?
– Выходите наружу, – приказал Павел Сергеевич, – и быстро идите к дому.
Нерешительно потоптавшись, парни вышли из гаража. Не успели они пройти и двух метров, как к ним с лаем метнулись три тени, громадные и угольно-черные, как безлунная ночь.
Борис закричал, едва не выронив из рук канистру, Николай, стиснув зубы, занес топор, намереваясь отразить нападение. Однако, прежде чем первый пес ринулся в атаку, старик поднял руку с пистолетом. Раздался громкий хлопок, и животное, обмякнув, грузно упало прямо под ноги застывшим ребятам. Две другие собаки остановились, не переставая злобно лаять.
– Быстрее! – гаркнул Корнеев. – Они больше не слушаются меня.
Николай стоял, сжимая в руках топор и не двигаясь с места.
– Впрочем, можешь оставаться, – перехватив его взгляд, скривил губы старик. – А я посмотрю, сколько ты продержишься с помощью топора и пилы против собак. – Он упер ствол пистолета в покрытый испариной лоб парня и прошептал: – А можно закончить прямо сейчас. Как тебе?
Николай выдержал его пронзительный взгляд.
– Если бы хотели нас убить… то не возились бы с нами. Мы нужны вам.
– Верно, – заулыбался Павел Сергеевич. – Сейчас вы мне нужны. Но если ты хочешь умереть, я тебе помогу в этом.
– Вы сумасшедший! – выдавил Николай.
– И вы тоже превратитесь в психов после этой ночи, – хихикнул старик.
Еще одна собака, зарычав, метнулась к ним, и Корнеев выстрелил почти в упор, попав пулей в пасть животному. Истошно взвизгнув, пес свалился в траву, засучив лапами.
– Это Дельта, – с сожалением проговорил он, наблюдая за агонией собаки. – Она раньше так слушалась меня…
Добив извивающегося пса выстрелом в голову, старик направился к дому, не выпуская из виду ребят. Спотыкаясь и шатаясь, они поднялись по крыльцу и зашли внутрь.
– Сюда, – сказал Корнеев, вталкивая их в комнату.
Николай с тоской подумал, что еще два дня назад они, дрожа от нетерпения и переполнявшего их адреналина, разглядывали всю эту хрень – микроскопы, «собачий» альбом и прочее, выдвигая версии, зачем хозяину дома все это понадобилось. Эх, если бы можно было отмотать время назад, как пленку…
В комнате горело несколько свечей, и этого хватило, чтобы разглядеть сидящую на стуле Светлану. Голова девушки беспомощно свесилась вниз, подбородок блестел от слюны.
– Она… – Коля сглотнул горький комок, боясь высказать вслух закравшиеся мысли, одна страшнее другой. – Что с ней?
– Ничего. Она спит.
Николай завертел головой, и с губ его был уже готов сорваться вопрос о сестре, как его мечущийся взгляд уперся в бесформенный комочек на продавленном диване. Из-под мятого платьица торчали поджатые худенькие ножки в голубых носочках, и у него сдавило грудь от нахлынувшей жалости.
– Лена! – дрожащим голосом позвал он.
– Тише, – мягко сказал старик, и глаза его блеснули странным блеском. – Они спят. Ничего с ними не случилось.
– Я хочу посмотреть!
– Это она. Разве ты не видишь? Ее платье, ее волосы, бант?
– Что тебе надо? – мрачно спросил Борис, с грохотом ставя канистру на пол. – Говори скорее!
– Вы хотите есть? – неожиданно спросил Павел Сергеевич. – У меня в холодильнике есть суп.
Николай покачал головой, продолжая смотреть на сестру.
– Жри сам свой суп, – буркнул Борис.
– Зря, – пожал плечами старик. Он положил пистолет себе на колени, вынул из кармана затрапезных штанов упаковку с какими-то таблетками и, закинув в рот пару штук, принялся их жевать. – Вам понадобятся силы.
– Зачем? – хмуро спросил Борис.
Корнеев долго молчал, словно все еще сомневаясь, стоит ли привлекать этих двоих юношей для решения возникшей проблемы, потом произнес, отчетливо произнося каждое слово:
– Мне нужно, чтобы вы проделали в потолке дыру.
– Дыру? – машинально переспросил Боря, запрокинув голову. – Зачем?
Старик закудахтал от смеха. С растрепанными волосами, искаженным в ухмылке бледным лицом, он смахивал на оживший труп.
– Хочу небольшую перепланировку сделать, – сказал он, отсмеявшись. Кряхтя, он сел на диван, поближе к спящей Лене, и Николай почувствовал, как сердце его сдавили костлявые пальцы.
– Не трогай ее! – вырвалось у него, и он непроизвольно шагнул вперед.
– Двигайте стол в центр, – приказал старик. Он шаркнул подошвой ботинка, с лязгом задев сваленную кольцами толстую цепь на полу. – Сначала вы должны разрубить балки. Три штуки как минимум. Потом займетесь досками. И поторопитесь!
– Делать больше не хрена, – хмыкнул Борис. Он взял в руки топор, повертел им. – Тут работы на всю ночь. Я не буду ничего делать.
– Будешь!
– Я раскрою тебе череп, старик! – вдруг, оскалившись, проговорил Боря. – У тебя не осталось патронов.
– Иди сюда и проверь, – предложил Корнеев, подняв руку с пистолетом. А тебе, – обратился он к Николаю, – я скажу так. Как только вы приблизитесь ко мне еще на один шаг, я перегрызу твоей сестре горло. На твоих глазах. Идет?
– Нет, – разлепив губы, ответил Николай и положил перепачканную грязью и засохшей кровью руку на плечо Бориса. – Нет, не идет.
– Если бы не этот форс-мажор, я мог бы предложить вам другую работу, – сказал старик. – Посадил бы вас на цепь рядом с собаками, предварительно вырвав язык и раздев догола. А вечером собирал бы с ваших молодых тел урожай клещей. Авось, что-нибудь насобирал бы…
Пока старик говорил, Боря повернулся к Николаю и тихо спросил:
– Мы будем рубить? Будем делать, что он хочет?
Тот кивнул.
– А что там? Ты знаешь? – снова спросил Борис, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – И почему мы должны делать это?
– У меня нет времени, детвора, – напомнил Корнеев. – За работу.
Переглянувшись, парни стали двигать стол в середину комнаты.
Когда они взобрались наверх, старик шагнул к шкафу, вытащил из пыльных недр еще один фонарь и, положив его на подоконник таким образом, чтобы луч падал на потолок, снова сел на диван.
– Вам хорошо видно? – осведомился он.
Никто из ребят ничего не ответил. Они безмолвно разглядывали широкие доски потолка, покрытые рваными клочьями паутины.
– Что там? На чердаке? – не глядя на Корнеева, спросил Коля.
– Всему свое время, детки, – разъехались в улыбке бескровные губы старика.
– Начинай рубить вот здесь. Если устанешь, поменяемся, – сказал Николай Боре.
– Твою мать, – пробормотал Борис и вдруг, злобно ухнув, с силой ударил топором. На всколоченные головы юношей тут же посыпалась труха.
– Хорошо, – с удовлетворением проговорил Корнеев.
Подняв над собой пилу, Николай начал пилить балку. Посыпавшаяся крошка мгновенно попала в глаза, и он отпрянул, вытирая лицо.
Несколько минут они работали в полном молчании. Слышался лишь стук топора и монотонное жужжание ручной пилы.
– Зачем вам все это надо? – останавливаясь, чтобы перевести дух, устало спросил Коля. – Если бы вы нас отпустили, мы ничего никому не сказали бы.
– Врешь, – с безучастным видом бросил старик. Здоровой рукой он осторожно приподнял голову спящей Лены, устроив ее на своих коленях. – Вы бы растрепали всему поселку, к гадалке не ходи.
С задумчивым видом он принялся перебирать засаленные волосы девочки. Заскорузлые пальцы медленно поползли к уху ребенка, нащупали знакомую выпуклость, и глаза старика вспыхнули, как угли, в которые плеснули керосина. Со стороны он напоминал Лепрекона, который совершенно случайно обнаружил потерянную монету.
– Не трогайте мою сестру! – выкрикнул Коля. – Оставьте ее! Я… вы же видите, мы работаем!
– Вижу. И вам нужно поторопиться, – проворковал Павел Сергеевич.
– Вы сошли с ума!
– Ты уже говорил это, – хмыкнул старик. – Работайте лучше.
Наконец ребятам удалось расправиться с первой балкой. Борис, не особенно церемонясь, швырнул ее на пол. Раздался грохот.
А старик тем временем откровенно любовался спящей девочкой.
– Ты так похожа на нее, – шептал он. – Такие же глаза… Такие же ямочки на щечках… мне кажется, тебя послали ко мне добрые ангелы. Да-да, ангелы… да что это я… ты сама – крошечный ангел… Волшебный, милый ангел.
Вдруг Лена нервно вздрогнула и что-то пробормотала во сне.
– Он просто укусил ее. Впрыснул в ее кровь вместе со слюной какой-то вирус, – шепотом сообщил старик, глядя немигающим взглядом на девочку. – Понимаешь, детка? Ты слышишь меня?
– Что он там несет? – спросил Боря, вгрызаясь топором во вторую балку.
Николай прекратил пилить, напряженно прислушиваясь.
– Да, это было так. Мы хотели пожениться, – так же тихо продолжал старик. – Рита была чудесной девушкой. Мы любили друг друга. И уже все было готово к свадьбе. Но однажды она обнаружила у себя под мышкой клеща. Он был странного мягко-фиолетового окраса, я никогда таких не видел раньше. Я вытащил его и убил. А потом… потом Рита начал меняться. – Она… в общем, мне пришлось спрятать ее. Она очень сильно изменилась. Но внутри у нее продолжает биться сердце. Понимаешь? Мое сердце чувствует ее сердце. Но самое главное, что Рита узнавала меня. Мы продолжали любить друг друга. Мне было все равно, как она выглядит. Потому что я любил ее не за внешность. Но… после этого Рите стала нужна специальная диета.
Корнеев вытер слезы. Одна из соленых капель упала на бледную щечку Лены, и она беспокойно заворочалась.
– Вот поэтому я и завел столько собак. Во-первых, с их помощью я пытался найти этот редчайший экземпляр. Каждый день я проверял, но попадались обычные клещи… Во-вторых… Они очень выручали меня, когда Рита хотела есть. Знаете, ведь клещи могут очень долго обходиться без еды… Некоторые особи впадают в спячку и обходятся без пищи целых десять лет! Но сейчас… – С губ старика сорвался тяжелый вздох. – Сейчас я что-то напутал. Рита проснулась раньше времени. И она очень голодна. Понимаете? Я всегда следил за календарем. И я бы уехал отсюда! Но я не мог. Рита… она должна поесть. А потом она снова уснет. И тогда мы уедем. Поэтому мы так и задержались тут… Она счастлива со мной, моя Рита, – с усилием выдавил он. – Она может прожить очень долго. Я ухаживаю за ней. Именно поэтому я слежу за тем, когда она просыпается, чтобы поесть. И я… – Старик запнулся и продолжил: – Мне нужен этот клещ. Я хочу стать таким же. Рита счастлива. Ее никто не предает, не обманывает. Она ни за что не переживает. Ей чужды людские горести и проблемы. Понимаешь? Я хочу того же самого. Чтобы… чтобы…
Он содрогнулся от внезапного приступа кашля, и Лена открыла глаза. Увидев это, Павел Сергеевич грустно улыбнулся:
– Чтобы мы были с ней вместе. Там, внизу, я выкопал ход… Нас никто не найдет… А мы… Что ж, мы с Ритой просто хотим счастья. Возможно, у нас даже будет потомство… – Он уставился в забитое досками окно, словно мог что-то увидеть сквозь дерево, и на его худом лице скользнуло мечтательное выражение. – Но теперь… Рита слишком большая. И я… думаю, что она не пройдет в дверь… поэтому твой братик и помогает мне… Все скоро закончится, крошка… Все будет хорошо.
Николай, до крови закусив губу, слушал старика. И хотя его слух улавливал не более половины сказанного, он понял, о чем вещал этот псих, и ему стало по-настоящему страшно.
Там, на чердаке, что-то есть. И они скоро выпустят его (или ее) наружу.
– Коля? – неожиданно раздался хриплый голос, и юноши одновременно повернули головы. Света сидела, выпрямившись на стуле и смотрела на ребят. – Не надо этого делать. Если вы сломаете потолок, нас всех убьют.
– Вряд ли. Она уже наелась, – с загадочным видом усмехнулся Павел Сергеевич.
– Она? Наелась? – севшим голосом спросил Николай и бросил взгляд на потолочные доски. Со второй балкой было покончено, и теперь было видно, как ничем не сдерживаемые доски слегка пружинили. Пружинили от чего-то тяжелого, массивного.
Прерывисто дыша, Борис ткнул обухом топора в потолок.
На чердаке послышались царапающие звуки, и парень вздрогнул.
– Там… – Света облизала пересохшие губы. – Там наверху кричал какой-то человек. Мужчина. Там… что-то есть…
– Испугались, зайчики? – хихикнул Корнеев. Его грубые пальцы слишком сильно нажали на мочку уха Лены, и она заплакала.
– Отпусти ее! – заорал Николай.
– Стой на месте! – приказал старик. – Я хочу, чтобы вы знали. И передали всем, когда я вас отпущу. Я не убийца. Это все ужасное совпадение. Я просто хотел, чтобы Рита была счастлива. Поэтому и прятал ее все эти годы.
– Ну да. А кто убил свою мать?! – крикнул Борис. – Уж не ты ли?
– Нет. Я любил свою мать, – затряс головой старик, меняясь в лице. – Просто я не доглядел… Она оказалась слишком близко от Риты. И я… ничем не смог ей помочь. У клещей… их хоботок имеет особый аппарат из крючьев… Они направлены назад…
– Коля… не слушайте его! – вдруг завизжала Света. – Убейте его! Или мы все умрем здесь!
Старик окинул девушку безучастным взглядом и продолжил:
– …эти крючки позволяют клещам прочно прицепиться к коже донора. Понимаете? Из-за этого почти всегда головка клеща остается в теле, если его неосторожно тащить наружу… она просто отрывается…
– Колич, – зашептал Борис, испуганно поглядывая на подрагивающие доски потолка. – Там наверху… правда кто-то есть!
– Отдай мне сестру, – потребовал Николай, не обращая внимания на товарища. – и мы уйдем.
– …я не смог оторвать свою маму от Риты, – словно не слыша его, продолжал старик. – Когда хоботок… клеща оказывается под кожей, в рану впрыскивается слюна… В ней содержится иксодин – это вещество… которое препятствует свертыванию крови… Так что я не убивал свою мать. А манекен я возил, чтобы не вызвать подозрений… Мне бы пришлось объяснять, куда она делась… Моя мама… она просто помогла Рите выжить… Тогда у меня было мало собак… И они болели, их кровь… была плохой… Рите нельзя было…
– Коля… Боря, пожалуйста! – стонала Светлана. Она начала раскачиваться на стуле из стороны в сторону. Стул натужно скрипел под ней, вот-вот грозя развалиться на части.
Николай неуклюже спрыгнул со стола.
Увидев его, Лена зашлась в истошном крике, протягивая к брату руки.
– Почему… у нее бинты на руке? – процедил Коля.
– Она поцарапалась. Угомонись, с ней все в порядке.
– Я так не думаю.
– А тебе не надо думать! Лучше делай свою работу! – зашипел старик. – Не отвлекайся, мальчик!
Наверху раздался громкий стук, и одна доска с хрустом прогнулась вниз. Из образовавшейся щели упало несколько темных вязких капель.
Тем временем Света, накренившись влево, не удержалась и вместе со стулом упала на пол.
Николай поднял с пола балку. Держа ее наперевес, он медленно двинулся к старику.
– У твоей… сестрички в ушке… точно такой же экземпляр, – едва слышно промолвил Корнеев. – Точно такой же был тридцать лет назад на Рите… Значит, они еще остались… Говорят, много лет назад… тут разбился военный вертолет, перевозящий капсулы с бактериологическим оружием… Химикаты впитались в землю… Вероятно, произошло заражение микроорганизмов… И клещи не стали исключением… – Он погладил девочку по влажной от пота голове и с восхищением проговорил, осторожно касаясь пальцем клеща, присосавшегося к коже ребенка: – Вот, глядите, какой он хороший. Блестящий… Почти как жемчужинка… Он уникален. И он мне нужен. Потому что…
На чердаке снова загрохотало, затем послышались сильные удары. Существо, словно очнувшееся от спячки, скребло и царапало доски, пытаясь во что бы то ни стало выбраться наружу.
– Коля! – визжала вне себя от ужаса Лена. – Коля, забери меня!! Пустите меня!!!
– Помогите моей невесте, – прошелестел старик, – и я вас всех отпущу. Как только она окажется здесь, я посажу ее на цепь. И мы уйдем. Вы только поможете загрузить ее в машину. – Словно в доказательство своих слов, он снова пихнул ботинком цепь.
– Нет! – выкрикнула Света. Барахтаясь на полу, ей удалось подняться на колени.
Последовавший за этим удар был такой силы, что проломил еще одну доску. Отколовшийся кусок повис в воздухе. Вниз упало несколько веток и клочок травы.
Борис пригнулся, как от удара, спрыгнул со стола вниз и, сжимая в трясущихся руках топор, двинулся к Павлу Сергеевичу.
– Вы не закончили работу! – сверкнул глазами старик.
– В задницу твою работу! – закричал в исступлении Боря. Его лицо дергалось, как в припадке.
– Тогда я убью девчонку.
Борис засмеялся скрипучим смехом. Со стороны этот смех смахивал на кашель умирающего:
– Убивай. Это не моя сестра.
– Хороший же у тебя друг, – повернулся Корнеев к Николаю.
– Веди меня к моему отцу! – зарычал Борис, брызгая слюной. – Веди, или я размозжу тебе башку!
– Твой отец мертв, – мягко сказал старик и снова посмотрел на Николая, застывшего от него в двух шагах: – И твой тоже.
– Ты врешь, старый урод!! – завопил Боря, окончательно теряя рассудок. – Врешь, врешь!!!
– Оставайся на месте, – приказал Павел Сергеевич, но ослепленный ненавистью парень едва ли слышал его. Он замахнулся топором, намереваясь обрушить его на череп старика, обрамленный седыми волосами.
Корнеев среагировал мгновенно. Вскинув руку с пистолетом, он выстрелил, практически не целясь. Пуля вошла в грудь юноши, прошив сердце и отбросив его назад к столу. Борис умер мгновенно, с застывшей на окровавленном лице злобной гримасой, едва ли осознав происшедшее.
– Ты… ты… что? Ты убил его? Боря?.. – заторможенно пробубнил Николай. – Борец, ты что?!
Он выглядел опустошенным и растерянным, словно напрочь перестал соображать, и тупо переводил взгляд с сестры на застывший в нелепой позе труп Бориса, а затем на Светлану, которая, всхлипывая, пыталась безуспешно подняться на ноги вместе с привязанным стулом.
– У тебя хреновый друг, – негромко заметил старик. – Он сам выпросил смерть.
– Отдай сестру! – прохрипел Николай.
– Нет, – разлепил потрескавшиеся губы Корнеев. Он пощекотал подбородок безудержно плачущей Лены. – Руби потолок. Моей Рите слишком тесно и неудобно. Помоги ей выбраться.
– Я не могу. У меня… дрожат руки. Я устал.
Что-то надломилось внутри юноши, его плечи безвольно поникли, из воспаленных глаз потекли слезы.
– Ты же мужчина. Давай!
– Ты убьешь Лену, – прошептал Николай, вытирая слезы. – Я не верю тебе.
Еще одна доска хрустнула, и на стол посыпалась труха.
– Не убью, – пообещал старик и, улыбнувшись, добавил: – Мне в общем-то от твоей сестры нужно только ухо. Всего лишь масенькое ушко, в котором поселился мой дружок. Моя маленькая, надувшаяся от крови жемчужинка. Или ты еще ни черта не понял?
Николай поднял с пола топор, выроненный Борисом.
– Коля! – срывающимся голосом позвала Светлана. – Коля, помоги мне!
Парень медленно поднял голову. На него слепо смотрели два залитых кровью глаза. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. К горлу подступила тошнота.
– Коля… Пожалуйста!
– Я не могу, – выдавил Николай.
Губы Светы беззвучно шевельнулись, уголки рта опустились, а лоб взрыхлили глубокие морщины. Казалось, за эти двое суток она постарела на двадцать лет.
– Не оставляй меня, – тихо сказала она, но Николай даже не посмотрел на нее. Он влезал на стол.
– Разруби еще две доски. Этого должно хватить, – подал голос старик.
Юноша вытер воспаленное лицо. Происходящее все больше напоминало дикий, беспредельно-гротескный кошмар, который вряд ли могло представить себе даже самое больное и извращенное сознание. Он вяло поднял топор над собой.
– Иии… – внезапно раздалось прямо над головой, и Николай вжал голову в плечи. Писк был раздражающе-надсадным, будто вилкой пытались проковырять дыру в стекле. Из черного разлома в потолке повеяло гнилью.
– Руби!!! – проревел старик. Его узловатые пальцы сомкнулись на шее Лены, и она стала задыхаться. – Руби, щенок!!!
Николай зажмурил глаза и ударил.
Потом еще.
Потом еще.
И еще.
Странный писк повторился, и на руки юноши капнуло что-то липкое.
Он открыл глаза. Прямо перед ним свисала чья-то нога в черном кроссовке.
– Руби! – Визжащий голос старика звучал как в плотном тумане. – Руби. РУБИ!!!
Николай сипло выдохнул. Свисающая наружу нога гипнотизировала. Она завораживала его, как чудный цветок пчелу, собирающую мед. Пальцы разжались, и топор со стуком упал на стол.
Эта кроссовка. Он где-то видел ее.
Папа!
Грязные исцарапанные руки робко коснулись ноги.
И в это же мгновение наступила оглушительная тишина. Царапанье на чердаке прекратилось, умолк и старик. Было слышно, как шмыгала носом Светлана. Слезы, скапливаясь на подбородке, капали на ее грудь.
– Папа? – снова прошептал Коля и с оторопелым видом затряс ногу. Она была странно мягкой, как мокрая тряпка, и у парня возникло ощущение, что он держится за набитый ватой чулок. По его пальцам побежала струйка темной жижи, но он не убрал руку.
– Папа?! Папа!!!
Он потянул на себя ногу. Наверху что-то чавкнуло, раздался звук рвущейся ткани, и Николай торопливо разжал пальцы.
«Я так все испорчу… Там что-то рвется».
– Я… – сглотнул он вязкую слюну, – я помогу… помогу тебе, – и снова взял в руки топор.
– Все. Не надо, парень, – вдруг произнес Павел Сергеевич, с трудом поднимаясь с дивана. – Не нужно на это смотреть. Уходите. Дальше я сам.
Качающейся походкой он приблизился к Светлане.
Подцепив ногтем край липкой ленты, начал разматывать девушку. Когда руки и ноги Светы освободились, она неуверенно поднялась со стула.
– Вы свободны. Слышишь? – крикнул Корнеев, видя, что Николай даже не посмотрел на него, продолжая ожесточенно крошить доски чердака топором. – Убирайтесь! – Он уперся здоровой рукой в стол и пробормотал: – Я ничего этого не хотел. Я не хотел!
За спиной послышался шорох, и старик обернулся. В дверях мелькнуло платьице и зеленый бант.
– Нет. Я отпускаю их, – оскалился Павел Сергеевич, – но не тебя, мой резвый мышонок. Ты останешься со мной.
– Коля! – с надеждой подняла невидящие глаза Светлана. – Коля, нам надо уходить отсюда.
Ее слова были оставлены без внимания – юноша продолжал молча рубить доски. На ладонях, не привыкших к подобной работе, вздулись волдыри. От бесперывной работы они лопнули, сочась кровью и лимфой. Лицо Коли заливал пот, сердце было готово взорвать грудную клетку, но он не останавливался, кромсая потолок. Весь его мир съежился до уродливой дыры, из которой торчали ноги отца.
– Коля!
Отломившаяся с потолка доска, падая, задела Светлану по голове, и она испуганно попятилась назад. Наткнувшись на труп Бориса, потеряла равновесие и упала.
– Пожалуйста, – глотая слезы, произнесла девушка.
Лезвие топора вгрызлось в очередную доску. Николай не успел с ней закончить, как неожиданно тело отца начало плавно съезжать вниз. Раздался булькающий звук, из дыры полилась зловонная жидкость. Отец грузно свалился на стол, словно мешок с грязным бельем.
– Папа! – Николай опустился на колени, с ужасом вглядывась в бесформенную кучу на столе. Отец был похож на огородное пугало, набитое плесневелыми тряпками. – Папа?!
Он осторожно взял отца за плечи. Они были такими же податливо-рыхлыми, как и ноги. На бледной шее зияла круглая дыра, края раны были в запекшейся крови.
– Папочка, – прошептал Николай, тряся мертвое тело. – Папочка, скажи что-нибудь. Прошу тебя! Не молчи. Пожалуйста! – всхлипнул он и тут же зарыдал во весь голос.
Наверху что-то хрустнуло. Из неровно разрубленной дыры высунулись две толстые лапы, оканчивающиеся загнутыми когтями. Оставляя на досках глубокие царапины, существо силилось протиснуть свое грузное тело в образовавшееся отверстие. Еще одна доска треснула, обломок, качаясь, повис в воздухе на гвозде. Существо пронзительно заверещало.
И когда Николай поднял голову, оно вывалилось наружу.

 

Спотыкаясь, Павел Сергеевич зашел на кухню.
– Где мой мышонок? Где мой крошечный клещик? – трескучим голосом позвал он. Нагнулся, заглядывая под стол. – Не надейся… не надейся спрятаться от меня.
Волоча ноги, старик побрел в спальню. Кажется, оттуда слышался какой-то шум…
– Ты здесь?
Корнеев распахнул шкаф. Ребенка внутри не было, и он со злостью хлопнул дверцей. Удар был такой силы, что она сорвалась с петель и с грохотом упала на пол, подняв облачко пыли. Старику удалось унять дыхание, и он вкрадчиво проговорил:
– Я не сделаю тебе ничего плохого.
Его диковато-блуждающий взгляд остановился на диване. Если эта маленькая засранка где-то прячется, то только под ним. Встав на колени, старик наклонился к полу.
Так и было. Лена испуганно забилась к стенке, сжавшись в комочек. В ее широко распахнутых глазенках застыл непередаваемый ужас.
– Вот я и нашел тебя, – довольно прохрюкал старик. Он протянул здоровую руку, намереваясь ухватить девочку. Его пальцы нащупали краешек банта, но в ту же секунду он взвыл от острой боли, пронзившей указательный палец. – А вот кусаться нехорошо, – покачал головой старик и, засопев, поднялся на ноги.
Пожалуй, придется отодвигать диван. Учитывая, что у него на одну здоровую руку стало меньше, сделать это будет непросто. Но других вариантов не было. С минуты на минуту сюда могли нагрянуть посторонние вроде тех, в масках. И так много времени потеряно.
Он уже принялся было за работу, как неожиданно замер, прислушиваясь. Сквозь остервенелый собачий лай явно проклевывался чей-то голос. Женский голос.
Корнеев покрылся горячим потом, узнавая этот голос. На негнущихся ногах он шагнул к окну и беззвучно прошептал:
– Рита?
Она стояла прямо перед окном, полностью обнаженная, прекрасная, как богиня, источая прохладное голубоватое свечение. Длинные светлые волосы трепал ветер, а глаза… ее прекрасные, глубокие изумрудные глаза смотрели прямо на него.
– Рита…
На губах девушки играла обворожительная улыбка.
– Впусти меня! – Она протянула вперед руки с нежными ладошками и тоненькими пальчиками, такими хрупкими и трогательными, почти как у ребенка.
– Тебя нет… – замотал головой старик. – Ты…
Он опасливо оглянулся. В комнате, где мальчишка безостановочно рубил потолок, происходила какая-то возня. Кажется, кто-то кричал…
– Ты там, – прошептал Корнеев, указав здоровой рукой. – И уже ничего не изменить. – По бледной небритой щеке скатилась слеза. – Я люблю тебя. Но уже ничего нельзя сделать. Уходи.
Глаза девушки вспыхнули:
– Ты больше не любишь меня? – Мягко шагнув вперед, она выдохнула на окно облачко пара. По стеклу побежала паутинка черных трещин.
Старик яростно, до боли потер глаза. Затем снова посмотрел в окно.
Рита была там. Призывно улыбаясь, она обвела свои чувственные губы кончиком языка.
– Это не по-настоящему! – застонал Павел Сергеевич.
Похоже, он действительно сходит с ума.
«Нет, – поправил его внутренний голос. – Ты уже давно обезумел».
Он закричал. Закричал громко, с надрывом, как может кричать раздавленный страшным горем человек.
– Тебя нет! – хрипел старик. – Нет, нет, нет!!! Это все видения… Сейчас… все исчезнет! – И, глухо вскрикнув, он потерял сознание.

 

От удара выпавшего с чердака существа стол развалился с сухим треском, словно карточный домик. Паукообразная тварь надсадно верещала, суча узловато-громадными лапами, которые больше смахивали на корни старого дерева. На некоторых конечностях все еще болтались обрывки цепей. Одна из лап с силой ударила по голени правой ноги Николая, сломав кость, словно хлипкую тростинку. Однако ошалевший от ужаса и внезапности происходящего Коля даже не сразу почувствовал боль.
Нечто бесформенное, размером с крупную собаку, мерцая в сумерках хитиновым панцирем, тяжело и неуклюже ворочалось на полу. Расширяющееся книзу тело заканчивалось разбухшим мешком, которое существо с усилием волокло по полу.
Оно повернулось всем корпусом к Николаю, попав под свет фонаря, и вытянуло голову, как черепаха из своего панциря, словно принюхиваясь. Изрытое глубокими трещинами лицо урода было похоже на выжженную землю в пустыне. Кроме извивающегося хоботка, с которого капала грязная слизь, на нем ничего не было – ни глаз, ни рта, ни носа, ни подбородка. Лишь хитиновая пластинка в виде кольца, опоясывающего хоботок, по бокам которого виднелись членистые придатки-щупики.
Николай с содроганием пополз назад. Сломанная нога тут же взорвалась на атомы, перед глазами все поплыло, и он захрипел от нечеловеческой боли. Опустив расширенные от ужаса и боли глаза, он увидел обломок кости, торчащий из колена. Левая штанина полностью намокла от крови.
Существо хрюкнуло. Хоботок возбужденно подрагивал, его влажный кончик слегка вывернулся наружу, обнажая множество мелких зубов, загнутых внутрь.
Не переставая кричать, Николай продолжал пятиться назад, пока не уперся спиной в стену.
Потерявшая к нему интерес тварь, принюхиваясь, засеменила к Свете. Неимоверных размеров мешок с шорохом тащился следом, по его кожисто-шершавой поверхности бугрились и опадали волны, он словно пульсировал как самостоятельный живой организм.
Светлана неподвижно сидела на полу, вытянув перед собой ноги. Закрыв ладонями лицо, она медленно раскачивалась взад-вперед, не обращая внимания на происходящее. Казалось, она окончательно и бесповоротно выпала из реальности.
Тварь издала хныкающий звук, напирая, и Света, не удержавшись, упала на спину. Существо торопливо вскарабкалось на тело девушки, придавливая к полу ее своими жесткими лапами. Хоботок жадно обследовал ее заплаканное лицо, оставляя на ее коже грязно-липкие кляксы.
– Помогите, – едва смогла выговорить Света.
Хоботок переместился на ее обнаженную шею, худенькую и ничем не защищенную. И замер. Там, где ритмично билась нежно-голубоватая жилка.
– Помогите, – еще тише повторила Светлана.
Хоботок приклеился к шее, проникая все глубже и глубже под кожу.
Девушка даже не пыталась сопротивляться, а просто лежала с безмолвной покорностью, в то время как рана на ее шее становилась все шире, позволяя крошечным зубьям-крючкам прочно закрепиться за ее трепещущую плоть.
Когда раздались сосущие звуки, Николая вырвало.

 

После того как Павел Сергеевич упал, Лена несколько минут продолжала лежать в полной неподвижности, боясь шевельнуться. Наверняка этот старый гадкий дед притворяется, конечно, а как только она высунет нос, он тут же схватит ее.
Но время шло, а старик не двигался.
Зато в соседней комнате явно что-то происходило. Оттуда доносился громкий шум, кричал Коля, плакала Света… и она, набравшись смелости, принялась осторожно выползать наружу. Выбравшись, Лена нерешительно встала подле лежащего старика, чуть слышно вздохнула и раздраженно почесала ухо, которое в последнее время не давало ей покоя от зуда, даже забинтованная рука с ногой не причиняли ей такого беспокойства. Затем нерешительно шагнула вперед и вышла из комнаты. Перед ней оказалась дверь другого помещения. Кажется, именно там их держал этот ужасный дед.
«Там Коля. И Света», – подумала Лена и робко протянула руку, намереваясь толкнуть дверь, чтобы войти внутрь, но некая непреодолимая сила заставила ее застыть на полпути.
Да. Коля там. И Света тоже.
И, наверное, ее папа там. Ведь Коля постоянно звал его.
Но… Страх неожиданно захлестнул ее плотными кольцами, сдавливая все сильнее и сильнее, вроде стального обруча.
Да, она трусиха. И она боится зайти внутрь. И не только потому, что ей страшно за себя. Она боялась того, что может увидеть.
Увидеть то, что могло случиться с Колей, с папой, со Светой.
Наверное, будет лучше, если она подождет, когда все закончится. Это будет уже совсем скоро, потому что шум в комнате почти утих. Услышав, как за дверью кто-то громко и жадко чавкает, Лена, побледнев, отшатнулась, на цыпочках прошла к входной двери и тихонько села прямо на грязный порог. Там было прохладно – из-под дверной щели тянуло сквозняком. Снаружи слышался озлобленный лай собак, и девочка поежилась – она все еще помнила, как они днем набросились на нее…
Нет, на улицу она больше одна не пойдет.
Она дождется Колю. Обязательно дождется.
И они тут же убегут домой. Коля что-нибудь придумает, чтобы собаки их не искусали.
Лена коснулась уха и поморщилась. Эта странная выпуклость на ухе пугала ее. Она была похожа на какую-то шишку. А вдруг эта штука заразная?!
Обхватив исцарапанные коленки руками, девочка прижалась спиной к двери и стала терпеливо ждать.
Она будет ждать, сколько потребуется.
Все будет хорошо.

 

– Света! Света! – Николаю казалось, что он кричит, однако в реальности его голос звучал тише комариного писка. Он вытер едкую желчь, которой были измазаны его губы и подбородок. – Света?!
Она не отзывалась, и Коля, наконец, нашел в себе силы приподняться, чтобы видеть происходящее.
Громадная членистоногая тварь, взгромоздившись на тело Светы, не отрывала от шеи девушки своей уродливой лысой головы. Задними парами лап она прочно уперлась в дощатый пол, а передними прижимала к себе несчастную, будто ребенок любимую игрушку. По каплеообразному мешку монстра изредка пробегала крупная дрожь.
– Не надо, – хрипло проговорил Коля. – Эй! Не надо!
Превозмогая боль в сломанной ноге, он пополз к ним.
Еще немного. Еще чуть-чуть.
На мгновение он остановился, с легким недоумением разглядывая коченеющее тело Бориса, возникшее на его пути.
Эх, Боря, Боря… Вот тебе и жопинг-квакинг.
Затем продолжил путь, с нарастающей паникой глядя на тварь. Ему было страшно даже смотреть на нее, не говоря уже о том, чтобы вступить в схватку с этим жутким монстром. Только мысли о Свете придавали ему решимости.
Оказавшись рядом с существом, Коля схватил его за панцирь, по своей твердости напоминающий броню, и потянул на себя. Тварь даже не шелохнулась, а он лишь содрал кожу с ладоней. С таким же успехом можно было попробовать выдирать камни из брусчатки. Набравшись решимости, он вцепился в лапу мутанта, и тот с раздражением дрыгнул ею, отшвырнув подростка в сторону, как плюшевую куклу. Кривой коготь рассек футболку Коли, оставив на его груди глубокую борозду с рваными краями, которая тут же набухла кровью.
Он не без труда поднялся с пола и попытался собраться с мыслями.
Топор!
Да, топор. Это именно то, что нужно.
Бормоча что-то под нос, Коля несколько секунд вертел головой в поисках топора. Обнаружив свое оружие под обломками стола, взял его в руку. Топор почему-то показался Николаю непомерно тяжелым, будто ему приходилось держать штангу, загруженную блинами.
Вздыхая, он вновь двинулся к мутанту, который, казалось, вообще ни на что не обращал внимания, увлеченный «ужином». Хоботок паукообразного существа почти полностью погрузился в шею девушки, и Николай услышал страшный, душераздирающий вой, вой смертельно раненного животного. Лишь через мгновение он осознал, что этот звук исторгается из его собственной глотки. Членистоногая гадина высасывала кровь из Светы с такой же ошеломляющей легкостью, с какой ребенок выпивает сок через трубочку из стаканчика.
Стараясь не смотреть на синюшное лицо девушки, Коля опустил топор на голову твари.
От удара существо вздрогнуло. На изжелта-грязной голове, покрытой сеткой трещин, зияла широкая рана, которая лениво заполнялась мутной пастообразной жижей. Мутант будто бы сочился клеем.
Вскрикнув, Николай ударил снова, расширяя рану.
Третий удар угодил в сочленение головы мерзкой твари и некоего подобия шеи. Раздался хруст, и лезвие топора застряло в ране. На лицо Николаю брызнуло чем-то черным и липким, и он вновь содрогнулся от рвотного спазма. С трудом высвободив топор из шеи существа, он рубанул еще раз. Монстр судорожно забил лапами. Потянулся назад, приподнимая вместе с собой заякоренное хоботком безвольное тело Светланы.
Прилагая нечеловеческие усилия, Николай вновь поднял над головой топор, который буквально ходил ходуном в руках, и, взревев, опустил его, на этот раз полностью отсекая голову мутанта от тела. Изрубленная, сочащаяся черной кровью голова чудовища осталась приклеенной к шее Светы, держась на хоботке, введенном под ее кожу.
Задние лапы обезглавленного существа взбрыкнули, вырвав из пола несколько досок, затем оно перевернулось на бок, вцепившись в диван. Громадные сильные лапы в агонии стиснули его с такой силой, что старый диван захрустел, выпуская наружу облако трухи и вековой пыли. Ветхая обшивка лопнула, несколько потемневших от времени пружин вылетели наружу, будто гротескные кузнечики.
Отшвырнув развороченный диван в сторону, тварь с грохотом откатилась к стене, разметав в стороны остатки сломанного стола и продолжая в неистовстве сучить когтистыми лапами.
Николай подполз к девушке.
– Све… Света, – прокаркал он, тупо уставившись на присосавшуюся голову к ее шее. Даже лишившись тела хозяина, хоботок продолжал выкачивать кровь из девушки, как насос. – Нет!! – проревел Николай. – Держись! Держись, Светка!
Веки девушки приподнялись, и у него затеплилась слабая надежда.
– Ты… – запинаясь, проговорил он. – Ты выживешь. Обязательно. Пожалуйста, не умирай. – Его глаза наполнились слезами. – Прошу тебя.
Осунувшееся лицо Светланы внезапно озарилось слабой улыбкой.
– Ты… ты подаришь мне крылья? – прошептала она. – Мамочка… как больно! Коля… – И, вздохнув, замерла, ее глаза, обрамленные густыми ресницами, оставались открытыми.
– Света! Света!
Коля кричал, плакал, тряс девушку, называя ее по имени, но она больше не двигалась. Когда до него, наконец, дошло, что она мертва, он затих и медленно прикоснулся пальцами к ее прохладным губам, гладя влажные от крови волосы.
Так прошло несколько минут.
– Прости меня. Пожалуйста, – тихо проговорил Коля и, обернувшись, посмотрел на обезглавленного мутанта.
Тот все еще шевелился, бестолково царапая стену своими загнутыми когтями. Набухший кровью мешок лениво колыхался в такт движениям.
– Ну и ладно. Вот и хорошо, – с трудом ворочая языком, выговорил Николай и, прихватив топор, пополз к твари.
– Ну и ладно, – снова повторил он и, набрав в легкие побольше воздуха, замахнулся топором. – Ладно, гадина!
Топор хрястнул по бугристому покрову на спине и отскочил, как живой, будто Николай стукнул по резиновой покрышке.
Однако его это не остановило.
С четвертого раза хитиновые пластины не выдержали. Сквозь трещины стала просачиваться кровь, с каждым ударом все больше и больше. Из перерубленных шейных артерий раздавалось сердитое хлюпанье, будто, даже лишившись головы, существо пыталось издать какой-либо звук. Николай продолжал в неистовстве рубить наполненный кровью мешок. Дыра неуклонно расширялась, обломки панциря откалывались и падали прямо внутрь раны, в бурлящую смесь. Тело издыхающей твари булькало и вздрагивало от каждого последующего удара, движения толстых лап постепенно слабели и замедлялись, но оно все еще было живо.
Когда обух слетел с топорища, Николай, не мешкая, схватил кусок потолочной балки. Погрузив его почти полностью в образовавшуюся дыру на изувеченном теле существа, он принялся с яростью раскачивать его, расширяя рану. Внутри умирающего существа что-то лопнуло, и его лапы, обмякнув, медленно разъехались в стороны.
– Вот так вот, – проскрипел Николай, размазывая по лбу кровь. Плюнул в бездыханную тварь, но этого ему показалось мало, и он ударил кулаком по щетинистой лапе. Она больше не шевелилась.
– Так вот. Вот так, – как заведенный, повторял парень, а потом пополз к выходу. Распахнув дверь, оглянулся и обвел комнату обезумевшим взором. Помещение было похоже на камеру пыток, в которой только что казнили не один десяток несчастных.
Лена сидела на полу, испуганно глядя на брата.
– Ленка… Ты?.. – сипло выдохнул Коля.
Девочка молча кивнула.
– Где… он? Старик?
– Он лежит. Наверное, он умер, – ответила девочка.
Николай покачал головой. «Наверное» здесь не прокатит. Он выгрызет мрази горло. Так, как тот сам грозился сделать его сестре. Он вырвет у него сердце. Если, конечно, оно у него есть.
– Коля, давай уйдем отсюда, – жалобно попросила Лена.
Он ничего не ответил. Медленно вполз в комнату и несколько секунд безмолвно разглядывал застывшее в нелепой позе тело Корнеева. Застилающая разум ярость внезапно куда-то испарились.
– Я не буду тебя добивать. Ты и так сдохнешь, скотина! – едва слышно прошептал Николай и вернулся к сестре. – Иди на кухню. Найди спички, – отрывисто приказал он. – Или зажигалку. И захвати полотенце.
Лена послушно поднялась на ноги и скрылась на кухне. Пока она искала спички, Николай вновь заглянул в комнату, где произошла бойня. Протянув руку, ухватился за канистру, которую пару часов назад принесли они с Борисом. Ненароком его взгляд остановился на изуродованном теле отца, который лежал лицом вниз. По спине подростка пробежал озноб, и он заскрипел зубами, мысленно приказывая себе не соскользнуть в бездонную могилу безумия.
Да, папы больше нет.
И с этим придется жить.
Но есть сестра. Есть он. И, что самое главное, есть мама, которая ждет их дома. И они с Леной обязательно придут к ней.
Прихватив крупный обломок доски, кряхтя и отдуваясь, Николай потащился обратно. Затем приволок канистру. Приоткрыв клапан, вдохнул запах и с удовлетоворением кивнул.
Бензин. То, что надо.
В коридоре, припадая на укушенную ногу, показалась Лена.
– Вот, – сказала она, протягивая Николаю коробок спичек и грязную тряпку.
– Умница!
Пока Николай мастерил факел, девочка неотрывно смотрела на поблескивающие кровью следы, оставленные братом, пока он ползал по коридору. Ее зрачки словно покрылись туманной пленкой, рот слегка приоткрылся.
– Ты понесешь факел, – сказал Николай. – Здесь оставаться больше нельзя. Как только… мы выйдем, я подожгу его. Нам нужно защититься… от собак. Понимаешь?
Лена кивнула.
– Снаружи машина. Мы должны до нее добраться.
Он подполз к выходу, прислушался.
– У тебя везде кровь, – вдруг произнесла Лена.
– Верно. Ну, а ты… ты вообще в ней стоишь, – устало парировал Коля. – Ну что, ты готова? – Вздохнув, он с силой толкнул дверь. – Давай факел!
Лена протянула ему доску с намоченной бензином тряпкой.
Николай чиркнул по коробку спичкой. Она сломалась. Он выругался, трясущимимя пальцами доставая новую спичку.
У крыльца вдруг появились две собаки.
Чирк!
В темноте вспыхнул крошечный огонек, и Николай торопливо поднес загоревшуюся спичку к факелу. Ночной воздух мгновенно озарился вспыхнувшим пламенем, и Лена непроизвольно дернулась назад.
– Не бойся, – сказал Коля. – Смотри!
С этими словами он с силой ткнул факелом в морду какой-то дворняге. Взвизгнув, пес попятился в сторону, оставляя за собой вонь паленой шерсти.
– Коля, смотри, там… – пискнула Лена. – Собак все больше и больше.
Он видел. Еще одна псина, царапая когтями рассохшиеся ступеньки крыльца, ринулась к ним, но Николай был наготове и ударил ее по голове факелом. В небо взметнулся сноп искр, собака в панике пригнулась и, тряся дымящейся головой и жалобно скуля, отступила.
Не теряя времени, Коля снова открыл клапан на канистре, просунул ее под перила и принялся поливать бензином собравшихся у крыльца собак. Воздух моментально наполнился резким характерным запахом. Псы недовольно фыркали и, отряхивась, теснились назад, но потом снова напирали, не переставая захлебываться в остервенелом лае.
– Сейчас… – Николай закашлялся от дыма, который источал чадящий факел. – Сейчас будет немного жарко.
Лена стояла молча, трепещущее пламя факела освещало ее худенькое и серьезное личико. Слишком серьезное для пятилетнего ребенка.
Николай зажег очередную спичку и, вздохнув, бросил ее вниз.
Раздалось негромкое «фффух!», и вверх, извиваясь, устремились громадные языки пламени. Лай собак тут же перешел в ошалелый визг.
– Скорее! – заорал Коля. Он видел, что огонь тут же переметнулся на деревянное крыльцо, где он случайно пролил бензин. – Скорее, или мы сгорим!
В этот самый момент Корнеев открыл глаза.

 

Рита!
Это имя отдалось жжением во всем теле Павла Сергеевича, как если бы его живьем запихнули в мясорубку, при этом заставляя наблюдать, как его плоть, перемалываемая безжалостным стальным ножом, не спеша выползает из дырок стального агрегата длинными розовыми червями.
Риты больше нет.
Во всяком случае, той самой Риты, пронеслась у старика мысль. Скрипя зубами, он поднялся на ноги.
Как долго он пролежал без сознания?
Почему он не слышит никаких звуков? Мальчишка уже давно должен был закончить работу!
И, наконец, где сестра этого парня?!
Где его фиолетовая жемчужина?!
Нетвердой походкой Корнеев двинулся из комнаты.
Ему хватило не более двух секунд, чтобы осознать, что произошло нечто плохое. Даже не просто плохое, а ужасное.
Ужасное и непоправимое.
Снаружи доносилась какая-то возня, к которой примешивался собачий скулеж. Но не это приковало взор старика. Он не мог отвести глаз от громадной лужи крови, вытекшей из комнаты. Из той самой комнаты, где все происходило.
– Нет, – шепотом произнес он.
Качаясь от слабости, Корнеев зашел внутрь и, оказавшись чуть ли не по щиколотку в крови, остолбенел. Потрясенный увиденным, он снова и снова переводил взгляд с изувеченного тела паукообразного существа на огромную дыру в чердаке.
– Нет!
Старик сделал шаг вперед, осторожно коснувшись лапы издохшей твари. Нежно провел пальцами по ее грубой кожистой поверхности. Побледнев, долго разглядывал неровный срез шеи мутанта, заляпанный грязной пеной. Из одного перерубленного сосуда выполз мутный пузырь. Выполз и тут же лопнул. Этот пузырек словно привел в чувство Павла Сергеевича. Шлепая по липкой, начинающей застывать крови, старик заковылял к мертвой девушке и без труда поднял тело Светланы, с болью глядел на голову любимой, присосавшуюся к шее Светланы.
– Ты, наверное, так ничего и не поняла, – произнес он. – Ты просто хотела кушать. Бедное, несчастное дитя. А тебе за это отрубили голову…
Павел Сергеевич положил труп Светы обратно на пол и отправился на кухню. Вернувшись с длинным кухонным ножом, он принялся кромсать шею девушки. Вырезав плоть вокруг хоботка, он извлек голову Риты, бережно прижал ее к щеке и всхлипнул. Его душили слезы.
Он не обращал внимания на крики, доносящиеся с улицы. Он не замечал запаха дыма, который, просачиваясь снаружи, все отчетливей ощущался здесь, перебивая даже муторный запах крови. Все, что он видел, – это голова его любимой.
– Почему? Почему так все получилось? Я ведь нашел его. Я его нашел, – чуть слышно бубнил он. – Нашу жемчужинку… Нам нужно было уехать отсюда. Я забрал бы собой… его. И потом стал, как ты. И…
Поцеловав голову и волоча ноги в кровавой каше, старик побрел к окну. Аккуратно положив голову мутанта на подоконник, прислушался к тому, что происходит за окном. Вздрогнул, услышав звук заработавшего двигателя. Он сразу узнал его. Так мог работать только его старенький «каблук», который он приготовил для отъезда.
Лицо старика перекосилось от злобы.
– Ну уж нет, – оскалился он. – Я не отпущу так рано своих гостей.

 

Когда Николай и Лена спустились со ступенек, крыльцо и входная дверь дома уже занялись огнем. Быстро разрастаясь, пламя жадно пожирало сухие доски, мгновенно переметнувшись на стены.
В нескольких метрах от них заживо горело несколько собак. Они корчились и визжали, катаясь по траве, их свалявшаяся шерсть дымилась, источая удушливый смрад. Их сородичи в благоговейном ужасе разбегались в стороны, когда та или иная охваченная огнем псина оказывалась слишком близко от них.
– Скорее! – рычал Николай, обливая траву из канистры, чтобы сделать для себя и сестры безопасную зону. – Дай сюда факел! – Забрав у Лены чадящую доску, он сунул его в залитую бензином траву.
Взметнувшиеся языки пламени были настолько жаркими, что у ребят затрещали волосы и ресницы. Лена снова заплакала.
Собаки стояли плотной стеной, не отрывая своих сверкающих глаз от людей. Одна из них шагнула было вперед, но тут же отпрянула, раздраженно фыркнув.
– Держись… держись за меня! – приказал Николай Лене.
Девочка в страхе прижалась к нему, и парень чувствовал, как дрожит ее маленькое тельце.
Они торопливо проползли около трех метров, оставив пылающий коридор позади. Псы, увидевшие это, тут же поспешили к ним. Николай снова сунул факел в руки Лены и начал поливать вокруг себя. Окружившие их собаки нерешительно топтались на месте.
– Вот вам, – кряхтел Коля. – Вот, твари! Получите!
Из темноты неожиданно прыгнула огромная овчарка. Взвившись в воздухе, она врезалась Николаю в грудь, как мощнейший таран. Канистра вывалилась из рук, и он опрокинулся на спину. Собака зарычала, роняя слюну. Она медленно шла вперед, словно прекрасно понимая свое преимущество перед обессиленным человеком. Из опрокинутой канистры вытекали остатки бензина, заливая лапы пса и его сородичей.
– Лена! Лена, факел! – завопил Коля.
Он перехватил взгляд сестры. По лицу девочки скользнула неясная тень, и через секунду она коснулась пылающим факелом травы.
Овчарка вспыхнула, как сухая щепка. В ослепляюще-огненном мареве чернел силуэт собаки, корчившийся от невыносимой и страшной боли. Казалось, земля разверзлась, и из образовавшейся трещины вылез один из грешников, разрывая воздух и пространство леденящим воем.
Этот вой заглушил звон внезапно разбившегося окна, но Николай с Леной его не услышали. А если бы и услышали, вряд ли придали бы ему значение – события и так развивались слишком стремительно и непредсказуемо.
– К машине! – взревел Николай. Ему удалось сбить пламя на левой штанине, которая тоже занялась огнем.
Лена стояла как вкопанная.
– Быстро!! К машине!!!
Им удалось вплотную подобраться к автомобилю.
– Внутрь! – крикнул Коля. – Скорее!
Девочка проскользнула первой. Скрежеща зубами от боли в сломанной ноге, Коля с трудом втиснулся в салон «каблука» и захлопнул за собой дверь. Только после этого он выдохнул.
Впрочем, на передышку времени не было, и пальцы тут же потянулись к замку зажигания. Есть! Ключ на месте…
– Коля, у тебя дым из джинсов идет, – сказала Лена.
– Ерунда! – Мельком бросил взгляд на тлевшую штанину Николай и повернул ключ.
Мотор недовольно фыркнул. Он мысленно выругался и повторил попытку. Тщетно.
Мимо, подвывая, проползла еще одна псина, спина и задние лапы которой пылали огнем. Собаки уже не интересовались беглецами. Многие из них горели заживо, судорожно метаясь по участку, кто-то уже издох, постепенно превращаясь в обуглившиеся головешки. Некоторые псы яростно грызлись между собой.
– Коля?
– Не сейчас, – процедил Николай. Он вытер мокрый от пота и крови лоб и снова провернул ключ. Двигатель чихнул пару раз и затих.
«Машина сломана. Почему ты решил, что старый упырь действительно собирался куда-то ехать?» – полюбопытствовал внутренний голос.
– Коля, у меня ухо болит, – пропищала девочка.
– Все потом, Лена, – сквозь зубы проговорил Николай.
Еще один поворот ключа. Пальцы тряслись так, словно через его тело пропускали ток.
Бесполезно, машина не заводилась.
«Подсос бензина. Об этом как-то говорил отец, когда они с дядей Толей обсуждали старые машины», – шепнул внутренний голос, и Коля вперил взгляд в прибороную доску в поисках нужной кнопки.
Если бы он или Лена взглянули в зеркало заднего вида, то увидели бы высокую сгорбленную фигуру, медленно бредущую к автомобилю. Собаки не предпринимали попыток напасть на идущего. Наоборот, завидев этого ковыляющего человека, они пятились назад, как от прокаженного.
– У меня ухо болит, – повторила Лена плаксивым голосом.
– Заткнись! – не выдержав, заорал Николай с перекошенным лицом. – Заткнись! Ты идиотка! Совсем ничего не понимаешь?! Убили папу! Нашего папу убили?! Убили Свету! Там, на дне колодца, лежит Лешка – он тоже умер! И Борю убили!!
Девочка затравленно смотрела на брата с таким видом, словно тот в любую секунду мог ударить ее. Ударить кулаком в лицо, со всей силы, невзирая на то что она еще, по сути, ребенок и вообще его родная сестра.
– Они все умерли, Лена! – продолжал распаляться Николай. – Мне сломали ногу, смотри – у меня торчит кость! Мне трудно дышать – эта тварь чуть не разорвала мне грудь! Я не могу завести эту чертову машину! А если и заведу, не знаю, как поедем – я не могу шевелить ногой! И ты еще ноешь про дурацкое ухо!
Лена опустила голову и, закрыв ладошками лицо, заплакала.
Чертыхаясь, Николай отвернулся. Внезапно его осенило, и он решительно протянул руку к одной из кнопок. Потянув ее, выдвинул ручку на несколько миллиметров. Вот он, подсос! После этого он без особой надежды повернул ключ и едва не завизжал от радости, услышав, как послушно заурчал двигатель.
– Все в порядке. Все хорошо, – с надеждой заговорил Коля. – Не плачь. Сейчас… мы уедем. У нас… будут свои собственные крылья.
Лена подняла залитое слезами лицо и прошептала:
– Правда?
– Правда, – ответил Николай и, немного помешкавшись, сказал: – Давай я посмотрю, что там у тебя.
Лена повернула голову так, чтобы было видно ухо. Коля наклонился к сестре, щупая пальцами странный комочек на мочке.
У твоей… сестрички в ушке точно такой же экземпляр… Жемчужинка…
Слова старика будто сковырнули застарелую болячку, и лицо парня исказила гримаса.
– Придется потерпеть, – покачал он головой и, стиснув ногтями плотный комочек, потянул его в сторону.
Лена ойкнула.
– Ну, вот и все, – сказал Николай.
Он положил клеща на ладонь, разглядывая его со смешанным чувством удивления и брезгливости. Паукообразное существо вяло шевелило лапками, его округлившееся нежно-фиолетовое тельце было наполнено кровью. В какую-то тысячную долю секунды перед глазами Николая пронеслись ужасные кадры: громадная тварь с разбухшим от крови мешком сидит на Свете, погрузив в ее шею хоботок, словно шланг.
– Конец тебе! – С этими словами он раздавил клеща ногтем, после чего с отвращением смахнул красно-фиолетовый ошметок. Крошечная, почти неприметная багровая клякса, оставленная на его ладони после умерщвления клеща, сразу же слилась с застарелыми разводами грязи и крови.
Он не обратил внимания, что все это время сестра как-то странно смотрела на него. Взгляд был оценивающим, словно девочка выбирала игрушку в магазине.
– Ухо все равно болит, – пожаловалась она.
«Хрен с твоим ухом, – подумал Коля и посмотрел на свою искалеченную ногу. – Я должен. Должен справиться».
Помогая себе руками, он медленно передвинул сломанную ногу к педали газа.
У него все получится. Левой ногой на сцепление, правой на газ. Что может быть проще?! Он подъедет к воротам, быстро откроет их, и они с Леной умчатся из этого пекла… Домой, к маме.
«А если ворота закрыты? А ключи в доме?» – спросил внутренний голос, но Николай отмахнулся от него, как от назойливого комара.
Грязная исцарапанная рука легла на ручку переключения скоростей. Отец показывал ему, как управлять машиной с механической коробкой передач, и он несколько раз ездил на «пятерке». На этой развалюхе, похоже, должно быть то же самое.
Николай выжал сцепление и включил первую передачу. Набрал в легкие воздуха, все еще не решаясь надавить на газ.
– Коля, – внезапно раздался тихий голос Лены.
«Опять что-то?! Я сейчас ударю ее!» – в бешенстве подумал он и тут же ощутил липкий страх. Похоже, его мозги окончательно расплавились от этого бесконечного психоза, раз его посещают подобные мысли.
– Коля? – повторила девочка.
– Что? – хрипло спросил он, с неимоверным трудом сдерживаясь, чтобы снова не наорать на сестру.
– Посмотри в окошко, – шепотом проговорила она, и Коля с заторможенным видом уставился на Лену. Затем медленно-медленно повернул голову налево. Ему чудилось, что он слышит, как скрипят связки и мышцы шеи, а его донельзя изможденный мозг, казалось, вовсю противился тому, чтобы глаза последовали совету сестры и увидели, что там снаружи.
Рядом с машиной стоял старик. Наклонив голову, он пристально разглядывал сидящих в салоне брата и сестру.
Николай вскрикнул, от неожиданности чуть не лишившись чувств. Левая нога непроизвольно вздрогнула, соскочив с педали сцепления, и автомобиль, дернувшись вперед, заглох.
Павел Сергеевич не спеша обошел «каблук», остановившись прямо перед капотом. Его пояс был обмотан толстой цепью, оканчивающейся массивным замком. На хромированных звеньях цепи слабо вспыхивали отблески пламени, которым, казалось, уже был охвачен весь участок Корнеева. За цепь был всунут кухонный нож, перепачканный кровью. Здоровой рукой старик волочил за собой дымящийся труп одного из псов.
– Вы даже не попрощались, – сказал он, испытующе глядя на ребят. Размахнувшись, с силой швырнул мертвую собаку на лобовое стекло. Обмякшее тело псины, ударившись о стекло, грузно сползло на капот, оставляя черные потеки на стекле.
Лена закричала, беспомощно съежившись в кресле.
– Черт! – заскулил Николай. Все его надежды на спасение рухнули в один миг, как хрупкий мостик, сносимый бурлящим потоком. – Черт, черт, черт!!! – Он в смятении крутил ключ зажигания, при этом напрочь забыв вернуть рычаг переключения передач в нейтральное положение, из-за чего автомобиль отказывался заводиться.
– Забирайте с собой моих питомцев! – с ненавистью цедил старик. – Забирайте всех! Я вам дарю их!
Он проковылял куда-то в сторону и через мгновение вновь появился перед машиной, держа труп еще одной собаки. Струящийся с ее тела дым обволакивал фигуру Корнеева, делая его похожим на призрака.
– Это ведь так здорово. Залезть без спросу в чужой дом. Отстрелить хозяину руку. Сжечь заживо его собак. И убить родного ему человека, – злобно шипел Корнеев. Размахнувшись, он швырнул труп в лобовое стекло. – А теперь уехать на моей машине!
Лена скукожилась еще больше, словно пытась слиться с сиденьем, раствориться в нем. Она уже не плакала, а только монотонно ревела, делая паузы только для того, чтобы набрать воздуха в свою худенькую грудь.
– Это ты убийца!! – завопил Николай. – Ты, старый психопат!!! Ты, и только ты!!!
В мозгу что-то щелкнуло, и он, наконец сообразив, почему двигатель не запускается, повернул рычаг переключения скоростей в нужном направлении.
– Забирайте их всех, – словно заведенный, продолжал шипеть старик. Он шагнул влево и, наклонившись, вцепился в заднюю лапу тлеющей собаки. Шерсть и обгоревшая кожа слезала с несчастной клочьями. Старик поднял над собой еще живого, бьющегося в конвульсиях пса.
«Откуда у него столько сил?! – пронеслась у Николая мысль. – Он что, подзаряжался там, в комнате? Как мобильник?!»
– Как насчет шашлычка, детки?!
Произнеся это, Корнеев с уханьем бросил визжащее животное на капот. Лобовое стекло почти полностью заволокло черной слякотью из ошметков плоти животных, сквозь которую едва угадывался силуэт хозяина дома.
Стиснув зубы, Николай включил зажигание. Мотор послушно заработал, и он включил «дворники». Бесполезно, они лишь размазывали тошнотворную массу по стеклу.
Николай выжал сцепление. Ничего, ему и так все видно, без помощи «дворников». На этот раз он сровняет этого сумасшедшего с землей. Превратит его в сырой фарш.
– А еще можете захватить с собой моего приятеля. Я надеялся, он заменит меня. Он лежит тут, рядом, – прокряхтел Павел Сергеевич, указывая куда-то в сторону. – Правда, мои собачки слегка потрепали его. – Вынув из-под цепочного пояса нож и зажав его по-пиратски зубами, он начал карабкаться на капот автомобиля.
– Сдохни!! – рявкнул Николай и, до крови закусив язык, с силой нажал на газ. Боль в раздробленной ноге была такой, словно от щиколотки до колена ему заживо сдирали кожу. «Каблук» резко рванул с места, и старик скатился вниз. Машину тряхнуло на кочке, раздался истошный возглас Лены. В следующее мгновение автомобиль с силой врезался в ворота. От удара «каблук» спружинил и, откатившись назад, вновь заглох.
Николай скрючился над рулевой колонкой. Едва затянувшаяся рана на груди снова открылась, заливая свежей кровью рваную, черную от копоти футболку. Голова ныла и гудела, словно потревоженный улей.
Лена плакала, держась за разбитый лоб.
– Коля…
Он едва приподнял голову, но не успел даже разлепить губы, как раздался звон битого стекла. Россыпь поблескивающих осколков накрыла его, как упавший с ветки снег. Еще один удар. Старик бил локтем, точно, с придыханием, словно посылая ракеткой теннисный мяч. Николай сгорбился, рефлекторно обхватив голову руками.
Наконец Корнеев просунул через окно руку, открыл дверь и проговорил:
– Посмотри сюда.
Голос измочаленного и смертельно уставшего человека. Но даже не поднимая глаз, Николай буквально кожей ощущал, какая дикая, необузданная ярость клокочет в этом страшном человеке.
– Подними голову. Или я отрежу ее.
Николай выпрямился.
– Повернись сюда! – скомандовал старик.
Парень послушно заворочался, пытаясь не задеть многострадальную ногу. Он был окончательно разбит и сломлен.
Все. Ничего не вышло.
Теперь этот упырь убьет их. А может, скормит собакам. Или бросит в колодец. А впрочем, какая разница? Пожалуй, сейчас он даже будет рад смерти. Вот только Ленку жалко…
Он сидел на водительском сиденье, развернувшись к выходу, словно вот-вот намеревался покинуть автомобиль, и исподлобья смотрел на старика.
Корнеев тоже разглядывал юношу. Долгим, изучающим взглядом. И по мере того как они смотрели друг на друга, ненависть в глазах Павла Сергеевича таяла, уступая место холодной расчетливости. Он снова выглядел так, как в тот день, когда ребята встретили его в лесу, – спокойный, уверенный в себе пожилой человек с аптечкой на случай возможных травм…
– Я должен был бы убить тебя за то, что ты сделал с моей невестой, – наконец сказал он. Здоровой рукой залез в карман и, вынув смятую фотографию, осторожно поднес ее к лицу замершего юноши. – Посмотри. Это ее ты убил.
– Я убил паука, – вяло отозвался Николай.
– Нет. Ты убил Риту, – покачал головой Павел Сергеевич. – Нет никакой разницы, как она выглядела. Это наше… – запнулся он на секунду, – наше личное дело. Внешность не имеет значения. Внутри она была Ритой. Моей невестой.
– Отпустите нас!
– Я отпущу тебя. А твою сестру заберу с собой, – проговорил старик, начиная обходить машину. – Полагаю, это будет честный обмен. Баш на баш.
– Нет!! – холодея, закричал Коля.
– Да. – Корнеев распахнул дверцу, протянул руку и положил свои черные от гари растопыренные пальцы на плечо Лены.
– У нее ничего нет, – разбито промямлил Николай. – Вам был нужен клещ… на ухе… я убил его.
– Это неважно, – вздохнул Корнеев. – С того момента, как Рита умерла, это уже неважно.
Он ласково погладил Лену по голове, и Николай едва сдержался от вопля.
Нет! Он не может допустить, чтобы этот гоблин утащил его сестру!
– Ты забрал мою Риту, – прошелестел старик, – а я заберу твою сестру. Я привык ухаживать за такими, как Рита. Понимаешь?
Николай оцепенело слушал Корнеева, всеми силами пытаясь осмыслить страшную фразу.
– Она уже не такая, какой ты ее знал. И она никогда не будет прежней, – продолжал старик.
«Как это – не такая?!»
Николай схватил Лену за руку. Она была холодной и неподвижной, как у трупа.
– Я не отдам тебе ее!
– Отдашь. Или ты хочешь, чтобы ее поместили в секретную лабораторию? Делали над ней опыты, ковырялись в ее кишках и черепе? А может, ты желаешь, чтобы твою сестру показывали в цирке, как какого-нибудь урода? Зарабатывали на ней деньги? – Корнеев начал потихоньку тянуть девочку к себе.
– Я не отдам ее тебе! – повторил Николай запекшимися губами.
– Я знаю, это трудный выбор, – закивал старик. Его круглые глаза блестели, как начищенные монеты. – Но со мной ей будет лучше. Я найду тихое место. Найду новых собак. А когда она вырастет, я…
– Нет!!! – завизжал Николай, изо всех сил стискивая ладошку Лены. Она захныкала, пытаясь вырваться.
– Отпусти, – ласково попросил Корнеев.
– Нет, – пробормотал Николай.
– Так будет лучше. Тем более твоя сестренка так похожа на Риту в детстве…
Николай закричал. Перед выпученными глазами пульсирующим калейдоскопом мерцали кадры последних дней.
Вся их компания.
Как они, хихикая и шутя, сидят на берегу озера.
Как они лезут через забор старика.
Как карабкаются на чердак и находят потайную дверь.
Как они оказываются в колодце…
Как…
– Если ты будешь сопротивляться, я перережу тебе глотку. И все равно заберу ее с собой. Что ты выбираешь, парень?
– Коля, пусти, – чуть слышно произнесла Лена, и окончательно сломленный, Николай разрыдался. Его пальцы разжались, и прохладная ладошка сестры выскользнула. Легко и незаметно, как исчезающий аромат духов.
– Лена, Леночка! – глотая слезы, позвал Николай.
Лена всхлипнула, но голову в сторону брата даже не повернула.
Старик взял ее за руку и вновь заковылял к водительскому сиденью.
– Ты хорошо будешь себя вести, крошка? – проскрипел он.
Лена ничего не ответила.
– Мне не нужно сажать тебя на цепь?
Снова молчание.
– Тогда мы отдадим цепочку твоему братику. Хорошо?
С этими словами Корнеев стал разматывать цепь, которым была обмотана его талия. Для этого ему пришлось отпустить руку Лены, но девочка, оказавшись на свободе, стояла как вкопанная, даже не двинувшись с места.
– Не надо, – попросил Николай, пытаясь отодвинуться, когда старик сунулся в салон «каблука».
– Я должен быть уверен, что ты не последуешь за нами, – объяснил Павел Сергеевич. Видя, что парень сидит, словно в трансе, он прикрикнул: – Положи руки на руль!
Едва соображая, что делает, Коля покорно выполнил приказ, и старик, пропустив несколько раз цепь сквозь рулевое колесо, замотал руки парня, ловко скрепив звенья замком.
– Да, чуть не забыл, – сказал старик, вынимая ключ из замка зажигания и бросая его в траву.
– Вас поймают, – выдавил Николай. – Леночка… родная! Не бойся, я найду тебя!
Корнеев шагнул назад, снова взяв девочку за руку. Спутанные волосы почти полностью закрыли ее бледное личико.
– Я сожалею, что все так вышло, – тихо произнес Павел Сергеевич, и Коля готов был поклясться, что в его голосе звучит раскаяние. Искреннее, неподдельное раскаяние. – Если бы вы не сунулись ко мне, то сейчас спали бы в своих кроватях. Но и я виноват. Если бы ко мне залезли не вы, то были бы другие. Получилось то, что получилось. Вы и ваши отцы захотели посмотреть в «глазок», как выглядит ад. Но оказалось, что дверь в ад была приоткрыта, и вы оказались внутри. Вот так. – Развернувшись, он поплелся в сторону гаража.
Лена послушно шла рядом. Она даже не оглянулась, а Николай смотрел им вслед. На его лице застыло выражение тупой недоверчивости. Все естество парня отказывалось принимать очевидное.
Как? Почему?
Зачем этому старому уроду его сестра?!!
Фигуры постепенно удалялись, растворяясь в темноте. Одна – высокая, слегка сгорбленная, вторая – крошечная, с распущенными волосами, словно волшебная фея из сказки.
– Лена! – дрожащим голосом позвал Николай. – Леночка!!! Родная!!!
Но фигуры уже скрылись из виду.
«Куда? Куда они пошли, там же огонь!»
Он еще долгое время звал сестру, сорвав глотку до хрипоты. Дергал руки, пытаясь избавиться от цепи. Плакал и снова звал Лену по имени.
А в нескольких метрах от машины неистовствовал пожар – охваченный огнем дом старика пылал, как подожженный стог сена. С грохотом обрушился потолок, и все, что было наверху – застеленная белоснежным бельем кровать, столик с фотографией, на которой были изображены Павел Сергеевич с миловидной зеленоглазой девушкой, корыто с обескровленными тушами собак, – рухнуло в бушующее пламя.
Стекло от удара треснуло, фотокарточка мгновенно съежилась и, почернев, через секунду обратилась в пепел. Рамка из дешевого пластика расплавилась, слипшись в черный комок, осколки стекла тут же потемнели. Манекен, валявшийся на кухне, быстро «растаял», превратившись в вязко-пузырящуюся кашу. Собачьи останки тихо шипели, съеживаясь до состояния обугливающихся головешек. Не обошел стороной огонь и останки членистоногого существа. Колючие лапы, потрескивая от жара, медленно скручивались и истончались, изрубленное тело поджаривалось, выдавливая наружу остатки густой зловонной пены, которая тут же растворялась в огне.
Горела и бархатистая розовая коробочка с обручальными кольцами, которая стояла возле фотографии на чердаке. Огонь не был особенно разборчив – он с одинаковой ненасытностью пожирал мертвые туши собак и золото. Колечки, так ни разу и не использованные, быстро расплавились, слившись в один бесформенный грязно-желтый комочек. (Уже много позже, во время осмотра обгорелых развалин его найдет один из полицейских и незаметно спрячет в карман.)
Дом умирал, корчась и стеная в предсмертных судорогах, равно как и умирала страшная тайна, хранившаяся долгие годы в его старых стенах…

 

– Это… все сон, – едва ворочая языком, выдавил Николай.
Мимо прополз дымящийся пес, шерсть на его костлявом теле почти полностью выгорела, обнажая страшные ожоги.
– Ничего этого… ничего этого не было… – сонно бубнил Николай, мельком взглянув на умирающую собаку.
Он почему-то подумал о странном клеще в ухе Лены, о котором так беспокоился старик. О клеще, чей раздавленный трупик, похожий на миниатюрный комочек красно-фиолетового цвета, в настоящий момент лежал на резиновом коврике автомобиля. Такой маленький, невесомый, почти незаметный для человеческого глаза… Несчастный клещ, изменивший жизнь его сестры…
Мысли о клеще неожиданно сменились воспоминаниями о том, как он оставил Лену одну в квартире. Как звал на помощь… как лез по водосточной трубе… Как в бессилии кусал губы, слушая за дверью ее горький безудержный плач…
Голова Николая склонялась все ниже, а глаза затягивало мутной пленкой.
Он не замечал, что языки пламени уже практически облизывали багажник «каблука», и краска на дряхлом автомобиле пошла булькающими пузырями, – он медленно погружался в сон.
Когда за воротами послышался шум подъехавших пожарных и полицейских машин, Николай крепко спал.

 

Из прессы:
«После происшедших событий Корнеев Павел Сергеевич через два дня был обнаружен мертвым, его труп нашли в заброшенной водонапорной башне неподалеку от пожара… Дальнейший осмотр показал, что от водонапорной башни к его частному домовладению вел подземный лаз, тщательно замаскированный в гараже.
Исчезнувшая ранее пятилетняя Елена Тихонова до сих пор не найдена.
Поиски девочки продолжаются…»
Назад: Часть 3
Дальше: Эпилог