Время пить кофе
Мы переходим мостик, сворачиваем от реки вбок и вскоре оказываемся перед уютным двухэтажным павильоном кофейни Лайама Макиавелли. Это значит, мы пришли почти домой.
«Добро пожаловать домой» написано даже на припорошенном снегом зеленом коврике перед крыльцом. Как и на каждом коврике перед каждым крыльцом каждой такой кофейни.
Точки холдинга «LM» разбросаны всюду, и больше ни в одном заведении города не выпить настоящего кофе. Это называется «монополия», либо – что правильнее – «я утер всем нос». Несколько лет назад кофе был в дефиците: деревья неважно приживались даже у папаши Грина, а то, что удавалось вырастить и переработать, невозможно было употреблять без пяти-шести ложек сахара. Потом предприниматель, тот самый мистер Макиавелли, купил три оранжереи, а впоследствии – и еще десяток по всему Югу. И то ли у него были заботливые руки, то ли он раскошелился на хорошего агронома, но, видимо, ему удалось добиться того, что капризные растения перестали дохнуть. Ресторанчики и киоски с бежево-зелеными вывесками начали открываться один за другим, и забегать в них ради порции бодрящего напитка или пирожного вскоре вошло у горожан в привычку. Привычным стал и четкий профиль (видимо, самого мистера Макиавелли) на пластмассовых кофейных стаканчиках, в кружочке, похожем на монетку. Всегда с одной надписью, тянущейся понизу.
Аверс или реверс? Так или иначе, отличный вкус.
Сейчас только пять часов, но на крыше кафе и в ветвях растущих вокруг деревьев уже мерцают огоньки. Макиавелли придумывает оформление для каждой точки, говорят, у него то ли образование дизайнера, то ли просто хорошее чувство вкуса. По крайней мере, мне всегда нравилось в его кофейнях, особенно все эти фонарики и мягкие диванчики внутри.
Элмайра толкает дверь, и я тут же чувствую головокружительный запах. Народу мало, большая часть столиков свободна. Я оглядываюсь, выбирая, куда нам сесть, и вдруг замечаю у окна знакомую фигуру. Вэнди. Она смотрит на улицу, подперев голову рукой, и изредка поглядывает на лежащий перед ней лист бумаги. Я толкаю Элм локтем.
– Сяду к ней. Возьми мне что-нибудь.
Элмайра отправляется к стойке, а я иду в глубь помещения. Заметив меня, Вэнди складывает лист пополам и убирает. Я невольно улыбаюсь:
– Пишешь стихи или ведешь дневник?
Она смеется и качает головой, вставляя ручку за ухо:
– Что-то поинтереснее. Тоже сбежали от Львовского?
– Да. – Я собираюсь сесть на диванчик напротив, но Вэнди останавливает меня:
– Осторожнее, там Чернохвост.
И тут я замечаю котенка – абсолютно белого, с черным кончиком хвоста. Он спит, прикрыв морду лапками, и не обращает внимания ни на что вокруг. Котенок не просыпается, даже когда я, взяв его в руки, передаю Вэнди и она устраивает его рядом с собой.
– Нашла у входа в парк. У нас живет Харперсон, так пусть и кот поживет. Заберу его себе, когда Львовский отпустит домой.
– Скорее бы… – К нам подходит Элмайра с подносом, на котором стоят два стакана и полная тарелка маленьких пирожных. – Честное слово, чувствую себя как в тюрьме.
Вэнди поправляет короткие волосы и смотрит на свои пальцы:
– И на маникюр времени нет…
Мы садимся напротив, Элм тут же придвигает Вэнди тарелку:
– Хочешь?
– Худею. – Она качает головой.
И это говорит самая стройная девушка города!
– Хотя ради чего… Дэрил продинамил меня с кино. Да и со всем остальным, – добавляет Вэнди.
– Ублюдок, – припечатывает Элмайра.
Вэнди переводит взгляд с нее на меня и аккуратно, будто пробуя ступить на очень тонкий лед, интересуется:
– Вы его таскали на кладбище. Он говорил…
– Это не мы таскали, а он сам увязался. – Элм усмехается. – Пошел за Эшри.
– А… что вы делали?
Вэнди отпивает кофе с деланым спокойствием. Но я прекрасно узнаю этот тон «все даже хуже, чем я думала» и тихонько пинаю Элмайру, чтобы она сбавила обороты.
– Разоряли могилы. Я люблю повеселиться.
Но Вэнди это вряд ли утешает. Она делает еще глоток и тяжело вздыхает.
– Надеюсь, Дмитрий снова начнет ставить патрулирование по двойкам. Я бы чаще ходила с ним. В последнее время мы мало общаемся. Хотя живем под одной крышей.
Что тут скажешь? Элм, переглянувшись со мной, спешно меняет тему:
– Когда ты шла сюда, ты видела штаб «свободных»? Как ремонт?
– Нет, я пошла другим путем.
– Надо будет глянуть. Давно не виделась с Джеем.
Да, в последний раз мы общались с Гамильтоном после скандала в ресторане «Платиновый берег». Вэнди смотрит на расстроенное лицо Элм и спрашивает:
– Он не говорил… нас не закроют?
Элмайра, потянувшаяся было за пирожными, вздрагивает:
– С чего это вдруг?
– Ну, если его отстранили…
Элмайра все же добирается до сладкого. Она отгрызает от песочного пирожного внушительный кусок и, прожевав, решительно отвечает:
– Это временно, мэр сам там сказал. Нам еще работать и работать.
– Надеюсь…
Котенок просыпается и запрыгивает на стол. Он начинает расхаживать вдоль подноса, обнюхивая стаканы, тянется к пирожным, но я отодвигаю тарелку подальше. Вэнди, протянув руку, гладит этот ушастый комочек по голове:
– Смотрите, глаза как у Дэрила.
И правда… Ярко-голубые. Элм еле слышно фыркает и поспешно отправляет в рот оставшееся пирожное. Вэнди, вздохнув, начинает почесывать котенка за ухом:
– Вот кто никогда меня не бросит. Никаких новых дыр в груди.
Я ловлю себя на том, что опять думаю о Джоне и… прекрасно ее понимаю. Да, поэтому я и ненавижу влюбляться. Да даже просто увлекаться. Потом остаются те еще дыры в груди… Впрочем, дыры неплохо пробивают и пули. И предательства.
Элмайра, вытирая запачканный шоколадом рот, с тревогой смотрит на Вэнди. Секунду она колеблется, а затем осторожно спрашивает:
– У тебя… случилось что-нибудь? Ты какая-то унылая. Из-за Грина?
– Да нет, знаете, это бывает по весне и осени. Вроде жизнь дрянь, ты никому не нужна, а потом… появляются цветочки или наряжают елку, и становится легче.
Элм вскидывается, как собака, которой кинули палку, и даже передумывает насчет еще одного пирожного:
– Никому не нужна? Ты украшение нашего Отдела, правда, Орленок?
Мне приходится подыгрывать, иначе зачем нужны девочки? Пусть даже Вэнди желает мне самой мучительной смерти. Цветочки еще не расцвели, елку не нарядили… ее надо поддержать.
– Конечно, нужно же завидовать чьей-то талии и безупречной коже.
Вэнди улыбается, но глаза у нее по-прежнему грустные. Впрочем, по-моему, в последнее время они грустные у всех.
– Скоро Рождество.
В детстве это утешение работало хорошо, но со временем оно как-то потеряло силу. На Рождество все расползутся по домам, как и в прошлом году, а меня ждет привычная пьянка в обществе Элм. И, кстати, до нее еще надо бы дожить.
– Вэнди, не грусти. Я не люблю, когда ты такая. Пойдем с нами? Забежим в «Березку», померяем шмотки…
Вэнди качает головой:
– Я еще посижу. Здесь хорошо думается. Звоните, если шефу что-то будет надо.
Я собираюсь подняться, но Элм останавливает меня:
– Погоди, я куплю еще кофе.
Она отходит к кассам, и мы с Вэнди остаемся одни. Она играет с котенком, что-то напевая под нос. Я смотрю на ее расстроенное, но идеально накрашенное лицо и все-таки спрашиваю:
– Мы никак не можем помочь?
Вэнди поднимает голову и в упор смотрит на меня. Интересно, она и сейчас желает мне всего самого наилучшего?
– Эшри… Дэрил тебя звал куда-нибудь в последнее время?
Что ж, она почти угадала. Но нет смысла ей врать. Я киваю, но тут же добавляю:
– Я его послала. Мне… это больше не надо.
На ее лице вдруг появляется неприятное, почти брезгливое выражение:
– Черт… Я вот смотрю и не понимаю. Ни кожи ни рожи, крылышки отвалились, в постели ты вряд ли огонь. Что в тебе такого?
Я слегка пожимаю плечами, нисколько не обидевшись на такой резкий переход, – Вэнди нередко так себя ведет, не стоит забывать, что она стерва. К тому же влюбленная, к тому же не взаимно. А это портит нервы.
– Не знаю. Может, просто не надо бегать за ним. Может, он идиот. А может, я круче тебя.
Она тоже не обижается: видимо, понимает, что вполне заслужила подобный ответ, а может, заодно и удар по лицу. Вэнди даже растягивает губы в подобии улыбки, но мне все равно не по себе в ее обществе. И я спешно прощаюсь с ней.
Покинув кафе, мы вскоре сворачиваем к выходу из парка. Элмайра с любопытством смотрит на меня:
– Что ты ей сказала, что у нее морда такая кислая?
– Всего лишь что Дэрил помнит о моем существовании. Вечно из-за него одни проблемы. Лучше бы он свалил.
– Его не принимают в комитет. И не примут, Глински не любит фриков.
– Ты тоже фрик.
– А с чего ты взяла, будто он… любит меня?
Мне есть что вспомнить. Но я просто поднимаю повыше воротник, делая вид, что меня крайне интересует грязь на моих ботинках. Лучше так. Не говоря больше ни слова, мы выбираемся на главную аллею. Элм достает мобильник и вскоре мурлычет в трубку:
– Джей, спускайся потихоньку с небес. У меня сюрприз.
* * *
«Свободный» только что слез с крыши штаба партии – трехэтажного здания из красного (а сейчас черно-обугленного) кирпича. Он отряхивает свою перемазанную чем-то куртку, убирает волосы с глаз и без особого удивления разглядывает нас.
– Привет, Элмайра, привет, Эшри.
О, и меня запомнил. Я ведь была его ресторанной парой, черт возьми! Элм, широко улыбаясь, протягивает ему картонный стакан:
– Доставка кофе! Много еще делать?
– Скоро закончим, уже темнеет. Главное, вставили нормальные стекла. Спасибо, Элм, я как раз хотел пить. Ты чудо.
Он жадно делает глоток. Элмайра неожиданно спрашивает с насупленным видом:
– Почему ты не попросил нас помочь с ремонтом? Я могла бы наколдовать тебе самую классную штукатурку в мире.
– У вас и так достаточно работы. – Он отпивает еще, прикрыв от удовольствия глаза. – Вы все-таки герои, а не строители.
Герои. Ненавижу это слово, теперь – совершенно точно. Были бы героями – не допустили бы всего, что случилось, не было бы даже этого ремонта, и…
– Я могла бы применить свою магию.
Гамильтон усмехается, пытаясь пригладить вихры, и качает головой:
– Пусть лучше мой штаб держится на хорошем цементе, чем на колдовстве. К тому же сразу станет понятно, на кого можно положиться, а кого лучше уволить.
Элмайра кокетливо склоняет голову к плечу.
– В каком списке мы?
– Вы в первом. Всегда.
Элм некоторое время молчит, а затем осторожно спрашивает:
– Вы не разговаривали с Ваном Глински в последние дни?
Наверно, не стоило поднимать эту тему. Гамильтон сразу мрачнеет, его пальцы с силой сжимают стакан. Глава «свободных» опускает голову:
– И не собирался. А что?
– Мэр сказал, что если еще раз… ну, в общем, произойдет то, что было в ресторане…
– То что?
– Не знаю. Но ты сам этого не хочешь.
– Мне плевать, и, думаю, ему тоже.
А ведь он не знает ничего о том, что случилось в ту жуткую ночь в церкви. Элмайра, скорее всего, тоже, если только Глински сам не рассказал ей во время беседы за водкой. А что-то подсказывает мне, что глава «единоличников» едва ли будет делиться такими вещами.
– В конце концов, почему я должен…
– Может, потому, что у нас проблемы? – Голос Элм звучит довольно резко, но следующую фразу она произносит уже мягче: – И у тебя тоже. Ты тоже знал его другим.
Солдат. Монтигомо Ястребиный Коготь.
Джей Гамильтон кусает губы. Он прикрывает глаза и глухо отвечает:
– Он ни о чем не помнит, Элмайра. И бросается при первом удобном случае. Может, именно потому, что я… помню?
– Слушай, Джей. – Элм отбирает у него стакан и сама делает жадный глоток. – Я, конечно, не сильна в земной истории, но, насколько я знаю, в той стране, откуда Ван пришел, была одна партия, поэтому сам факт, что есть кто-то…
– Почему ты его защищаешь?
– Я? – Она резко возвращает кофе, облив ему куртку. – Да я вообще никого не защищаю. Просто… холодные войны неэффективнее открытых. Они не решают проблем. Все равно что сунуть умирающего в морозильник: он там не выздоровеет.
Гамильтон разглядывает надпись на стакане. Аверс или реверс? Наконец у него опять получается улыбнуться:
– Красивые слова. Все намного проще.
– Как…
– Я убил бы его. А мне никогда не нравилось убивать.
– Но…
– Довольно.
Элм замолкает. Судя по ее виду, она лихорадочно придумывает, как бы его утешить. В эту секунду ее мобильный телефон начинает истерично верещать каким-то новым, незнакомым мне рингтоном.
– Да? Шеф? Нет, мы у Джея… Что? Где? Конечно, сейчас!
Она нажимает отбой, не сразу попав на нужную кнопку. И бессильно опускает руки.