4
Я ловлю на себе удивленные взгляды. Общество не верит, что Тереза Биго осмелилась появиться на празднике жизни. По их мнению, я должна закрыться в Мортенхэйме до конца своих дней, как делала последние годы. Старым девам не место на балах, им положено сидеть дома и предаваться сожалениям по поводу своей незавидной участи. В крайнем случае, сопровождать юных девиц и строго следить за соблюдением приличий, а во время танцев сливаться со стенками.
Перед глазами пестрят разноцветные наряды дам и темные фраки кавалеров. Бальная зала украшена вазами с лилиями — в этом доме повсюду срезанные цветы, золотистые портьеры подхвачены витыми шнурами, из раскрытых окон врываются дурманящие сладкие ароматы весны. У стен расставлены стулья для желающих отдохнуть, сейчас они пустуют, но в разгар танцев свободных мест не останется. Чуть поодаль — столы с пуншем, огромная люстра освещает все как на ладони, а широкая лестница уводит вниз.
Медленно, плавно, главное, не споткнуться о ступеньки. На нас все смотрят!
Большая часть внимания, конечно, достанется Винсенту и Лавинии: герцог и его красавица-сестра. Когда-то и я была на ее месте, другой бал, но те же лица, смесь страха и восторга, когда тебя приглашают на первый танец. Лави волнуется, я вижу это во вздернутом подбородке и едва подрагивающих плечах, но у сестры отличная выдержка. Внутри все сводит от напряжения: что-то идет не так. Все смотрят на меня или мне кажется? Злые скандализированные взгляды обжигают обнаженную спину.
— Надеюсь, вы счастливы, — шепчет матушка, — если вам безразлична своя репутация, подумали бы о сестре!
Хозяева уже спешат к нам.
— Рад вас видеть, де Мортен. Ваша светлость… Леди Лавиния… Леди Тереза…
Граф Уитмор напоминает бочонок — невысокий, пузатенький и розовощекий, но в разы приятнее своей супруги.
— Ваша светлость! Ваша светлость… Леди Лавиния, вы очаровательны! Ах, даже если бы я была совсем юной, не смогла бы соперничать с вашей красотой! — Сладкий голос леди Уитмор в точности как холл дома, ее золотистое платье чем-то напоминает платье ее величества на зимнем балу. Тощая, со светлыми кукольными кудрями и тонкими губами, она возвышается над мужем и глаз не сводит с моего брата. Если бы выражение «пожирать взглядом» было дословным, от Винсента уже остались бы одни косточки. Мне же достается быстрое, неприязненное: — Леди Тереза.
Где же Альберт? То ли еще не приехал, то ли затерялся в толпе: это он умеет как никто другой.
Камилла увлеклась комплиментами матушке и Лави, Винсент — беседой с Уитмором, поэтому я незаметно приподнялась на носочки, чтобы лучше осмотреть зал. То и дело натыкалась на раздосадованные взгляды: все эти люди наверняка считали, что я выжила из ума. Может, и так, главное, чтобы Альберт думал иначе.
Я вздохнула и… наткнулась взглядом на подбородок. Мужественный такой, волевой. К подбородку прилагались губы — пожалуй, чересчур мягкие для мужчины. Сам мужчина тоже прилагался: ростом выше брата, широкоплечий, с удивительными глазами — светлыми, как ореховое дерево, но такими холодными, что дрожь пробирала до самых костей. А волосы у него цвета меда — того самого, что пчелы собирают в июне, стянуты в хвост и перевязаны лентой. Удивительный контраст.
— Леди Тереза, — негромкий голос Винсента заставил меня очнуться. Негромкий, но мрачный. Сам брат напоминал грозовую тучу перед проливным дождем: сведенные брови, четко обозначившиеся скулы.
Гм. Кажется, нас только что друг другу представили, а я все прослушала.
— Рада знакомству, милорд.
В ореховых глазах мелькнула насмешка: он все понял, но явно не собирался меня спасать. Я невольно вздернула подбородок. С какой радости он смотрит с таким превосходством?! Пристально, вызывающе, откровенно. На меня так никогда не смотрели!
— Взаимно, миледи.
А вот голос у него совсем не медовый: низкий, влекущий, с властными нотками. И еще с акцентом — едва уловимым, певучим. Вэлейский?
Незнакомец взял мою руку, я же с трудом подавила желание отшатнуться. По телу прошла странная дрожь, сердце запрыгало, как мячик.
— Вы подарите мне первый танец?
— Лорд Альберт Фрай! — громкий голос со стороны дверей.
Альберт!
— Да.
Всевидящий! Что я только что сказала?
Вэлеец отпустил мои пальцы. Улыбка смягчила его черты, но в зале точно заперли все окна и разожгли факелы. Душно, просто дышать нечем. Все мысли вылетели из головы, тело словно превратилось в деревяшку: Альберт медленно спускался по лестнице. Красивый. Какой же он красивый… А еще высокий — рядом с ним я никогда не чувствовала себя туанэйской сосной. Еще миг — и он меня заметит. Поймет, что я вырядилась для него, прочтет мои мысли, а я умру от стыда.
К счастью, объявили следующих гостей.
— Виконт Лефер и леди Луиза Лефер.
Альберт обернулся: какая-никакая, а передышка.
— Мне нужно переговорить с леди Луизой.
Взгляд Винсента щекотал затылок: никто другой не умеет так тяжело смотреть, но мне было все равно. Я чуть ли не бегом направилась к лестнице, по которой Луиза спускалась под руку с отцом. В бледно-лиловом платье ее фигура напоминала песочные часы: тонкая талия перехвачена пояском, украшенный кружевом лиф подчеркивал высокую грудь. Невеста брата вся светилась. Не двигалась, а плыла, дарила улыбки направо и налево, принимала восхищенные взгляды мужчин и завистливые женщин.
— Тереза! Я скучала по вам! — Она безо всяких церемоний поцеловала меня в щеку. — Угадайте, кто к нам идет?
Передышка кончилась: брат уже направлялся к нам, а вместе с ним Альберт. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, я с силой сжала запястье Луизы.
— Тереза, — ее голос доносился словно издалека, — просто улыбнитесь и начните разговор. Кстати, рука мне еще понадобится.
Легко сказать! Я медленно разжала пальцы, а брат уже целовал руку невесте.
— Леди Луиза, подарите мне танец?
Музыка стала громче, голоса стихли. И Уитморы только что открыли бал первым вальсом.
— Разумеется, ваша светлость.
Время замедлило бег и остановилось. Никого больше не существует: только я и Альберт. Испытующий взгляд раскосых глаз встряхнул мое самообладание, в который раз превращая его в жалкую горстку пепла. По тонким губам скользнула улыбка — мне все время кажется, что я сумею ее поймать, но нет — она лишь тень, которая всегда в прошлом. В воспоминаниях, равно как и поцелуй, и легкое пожатие пальцев.
Вот он, передо мной. Изящный и галантный, самый прекрасный мужчина в мире, а я снова забыла все, чему меня учила Луиза.
— Леди Тереза, вы очаровательны.
Низкий шелест его голоса завораживает. В голове пустота, только сердце колотится о ребра.
— Надеюсь, ваш первый танец еще свободен?
Они все свободны для вас. Я вся свободна для вас. Сколько раз я представляла это мгновение? Не счесть. Тугой комок в груди тает, дышится легко: оказывается, дарить Альберту улыбки совсем не сложно. Во мне нет изящества Луизы или хрупкости Лавинии, зато есть искреннее желание покорить этого потрясающего человека.
— Увы, — резкий сильный голос с акцентом.
О, чтоб тебе провалиться!
— Вы что-то хотели, милорд? — жестко интересуется Альберт. Он умеет говорить так, что хочется подсесть ближе к камину, но мужчина смотрит только на меня.
Жаль, здесь нельзя использовать магию! И к счастью, потому что в груди бурлит яростная, темная сила.
— Прошу прощения, но… я уже обещала вальс.
Мужчине, даже имени которого не знаю.
Тереза, ты идиотка!
— Что ж, мне остается только ждать следующего, — сейчас взгляд лорда Фрая жесткий и цепкий. А мой демон-тебя-забери кавалер тем временем увлекает меня в зал, в круговерть танцующих пар.
— Не переживайте. Он же сказал, что дождется.
Он улыбается, в глазах мелькает насмешка. А мне не смешно. Совсем не смешно!
— Не могли сделать вид, что мы не знакомы?
Пальцы подрагивают от напряжения, но я еще ни разу не оступилась. Хотя стоило бы отдавить этому наглецу ноги за испорченный вечер.
— Мы и так не знакомы.
— Разве?
— Вы не знаете моего имени.
— Знаю, — возражаю я. Не могу же я с ним соглашаться.
— И как меня зовут?
Я демонстративно рассматриваю его галстук и кусаю губы: разговаривать во время танца совсем не обязательно. Он ведет уверенно, плавно — именно о таком вальсе я и мечтала, только с Альбертом. Рука вэлейца покоится на моей талии, притягивает к себе до неприличия близко. Его запах — терпкий, будоражащий аромат лаванды. От ладони по спине расходится странное пугающее тепло. Я пытаюсь отстраниться, но он держит крепко. Ладонь под его рукой даже через перчатку полыхает жаром.
— Анри, — неожиданно произносит он. — Вы так смотрите на мою шею, потому что хотите меня задушить или я неудачно побрился?
Имя ему идет: мягкое и жесткое одновременно. Отмечаю шрам чуть повыше виска, у самой линии волос. А вот шея у него крепкая, такую просто не свернешь. Откуда он свалился на мою голову? Со своими улыбочками, со своими ореховыми глазами, со своим… смехом — низким, негромким… таким заразительным! У меня, может, траур по утраченным надеждам, но уголки губ неудержимо ползут в стороны. Приходится их плотно сжимать.
— Вряд ли мне хватит сил.
— Вы жестокая женщина.
— Почему вы пригласили меня, Анри?
— Потому что вы мне интересны.
Дыхание сбивается, когда он притягивает меня к себе еще ближе. Аромат лаванды становится сильнее, смешивается с запахом горького шоколада. Мне давно никто не говорил, что я интересна, даже Винсент и Лавиния. Все потому что…
— Во мне нет ничего интересного. Об этом вам скажет каждый в зале.
— В этом зале только о вас и говорят.
Говорят обо мне? Единственное, о чем стоит говорить, — моя страшная сила, но о ней никому не известно.
— Следующий вальс?
Танец закончился, но он по-прежнему удерживал меня за талию, недопустимо близко. На нас смотрели все, но он смотрел только на меня. Когда наши пальцы успели переплестись?
— Нет.
— Я настаиваю.
— Отпустите.
— Еще один вальс, Тереза.
Да где его манеры? Или он не понимает, что творит?!
— Хорошо, — еле слышно прошипела я, — будет вам еще один вальс. Довольны?
— Вполне.
Он отступил и даже склонил голову, я же подхватила юбки и поспешила прочь. Стоило больших трудов не сорваться на бег: взгляды гостей были прикованы ко мне. Всевидящий, я не собиралась нарушать все правила, какие только можно. Просто явилась на бал в платье, которому позавидует любая, откровенно глазела на наглеца, который откровенно глазел на меня, танцевала с ним вальс, а потом застыла в его объятиях, как статуя.
Внутри все клокотало, словно я глотнула живой огонь, вокруг мелькали лица: бледное матушкино с плотно сжатыми губами, изумленное раскрасневшееся — Лавинии. Я наткнулась взглядом на Луизу и Винсента: ее глаза горели недоверчивым восторгом, брат же застыл изваянием — убийственно-хмурый. Смотрел на меня и Альберт — внимательно, пристально, холодно, и это стало последней каплей. Я расправила плечи, вздернула подбородок и направилась к двустворчатой двери, ведущей в сад. Медленно, спокойно, мимо папоротников и розовых кустов, по каменным ступенькам вниз.
Ветерок коснулся обнаженных плеч, и я обхватила себя руками: после случившегося не так-то просто прийти в себя. Разве что дышалось здесь не в пример легче: вместо перемешанных запахов парфюма — ароматы цветов, вместо людей — лабиринты живых изгородей, редчайшие растения со всего света. От иньфайского золотого бамбука до кардонийских тюльпанов, оттенкам лепестков которых могла бы позавидовать даже радуга. Матушкина оранжерея тоже была великолепна, но мне не нравилось, когда цветы прячут под стеклянным колпаком.
Мимо прошли пожилые джентльмены, о чем-то яростно спорящие, на соседней аллее мелькнула пара. Камилла Уитмор? Рассмотреть я не успела: они быстро скрылись за поворотом, но мужчина явно не был ее мужем. Сердце давно забыло, как это — биться в нормальном ритме, юбки трещали под сжатыми пальцами. Почувствовав тонкий приятный аромат, я ускорила шаг, петляя в лабиринтах дорожек. Вот она, сиреневая аллея, уставленная белоснежными каменными скамейками.
Девять лет назад я пряталась здесь, после того как пролила пунш на леди Энн. Она неудачно развернулась и кроваво-красный напиток выплеснулся прямо на пышные бледно-розовые юбки. Я слова не успела сказать, как она залилась слезами и заголосила, что я сделала это из зависти, потому что ее чаще приглашают на танцы. Нас тут же окружили подружки леди Энн и просто сочувствующие: поразительно, какую поддержку способна обрести рыдающая девица. Только ленивый не попытался меня пристыдить, я же ответила, что так ей и надо. А потом сбежала сюда.
Все в прошлом. Все это, как и танец, и взгляды, и осуждение. Я закрыла глаза, наслаждаясь нежным запахом сирени и одиночеством.
— Недурственно.
О нет.
— Вы меня преследуете или мне сегодня просто не везет?
— А как вам больше нравится?
Я зло взглянула на подошедшего. Смуглая кожа и такие медовые волосы… Да он весь состоит из контрастов! На нем не было фрака, просто темный сюртук, а шейный платок он, видимо, потерял где-то по дороге вместе с жилетом: расстегнутая на две пуговицы белая рубашка открывала смуглую грудь.
— Мне не нравится никак. — Я поспешно отвела взгляд. — Вы хоть понимаете, что натворили?
— Привлек внимание к самой красивой женщине на этом балу.
От того, как это было сказано — тихо, мягко, вкрадчиво, по коже побежали мурашки.
— Если желаете извиниться, вы не с того начали. А теперь оставьте меня в покое.
Анри надломил веточку сирени и протянул ее мне. Сразу видно, вэлеец: в Энгерии сирень дарят как предложение руки и сердца. Представляю его лицо, когда он об этом узнает.
— Сорванные цветы пахнут смертью, — сказала я, принимая тонкий стебелек и проводя пальцами по полупрозрачным лепесткам. — А еще вы только что сделали мне предложение.
— А вы только что его приняли.
Ладонь Анри уверенно легла мне на талию, наши пальцы снова переплелись, а потом он меня поцеловал. Мягкие теплые губы скользнули по моим, размыкая, от скользящего прикосновения языка по телу прошла дрожь. В ту же минуту меня обожгло магией — яростной, проникновенной, могущественной, порыв ветра взметнул вокруг нас опавшие лепестки, крошка гравия впилась в кожу тысячей игл, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как полыхало мое запястье. Я рванулась назад, прижимая руку к груди.
Мой. Первый. Поцелуй!
И с кем!
— Что вы наделали?! — звенящий яростью голос Винсента ворвался в сознание.
Я перевела взгляд на дорожку, и мне подурнело окончательно: рядом с братом стоял Альберт. Он видел, как я… как я обнимаюсь с…
— Всего лишь поцеловал жену.
Всполохи силы прокатывались над садом Уитморов, как отголоски далекой грозы. Вэлеец подтянул рукав: его запястье обвивал обручальный браслет. По нему, точно напоенная магией кровь, струился поток золотистых искр, понемногу складываясь в четкий узор. Не снимая перчатки, я могла сказать, что у меня такой же. Эти символы мне показал винехейш.
