39
— Уверены, что больше ничего не хотите? До праздничного обеда ждать долго.
Смотрю на столик с завтраком и морщусь.
— Нет, Мэри, спасибо.
Если попытаюсь съесть еще хотя бы кусочек, просто подавлюсь.
Раннее утро, но солнце уже плещется на крышах домов, растекается по брусчатке, готовится прогревать камень. Солнечный день, ослепительно солнечный, именно такой и должен быть в честь свадьбы моего брата. С улицы сладко пахнет сдобой — булочник сегодня прибежал ни свет ни заря, горьковатым дымом и опилками. Ярко-синий шелк струится под пальцами, распущенные волосы — по плечам и груди. Мне осталось надеть только перчатки, которые скроют и шрам на ладони — он так и не сошел полностью, несмотря на все зелья Сайлуса, и браслет, сияние которого скоро погаснет.
— Граф просил передать, что ждет в кабинете.
Восхищенный взгляд Мэри говорил больше любого самого изысканного комплимента. Увы, но единственному, ради кого по-настоящему хотелось надеть это платье, я безразлична. Со дня, когда Анри пообещал мне развод, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Если не считать коротких случайных встреч, холодных приветствий и общих фраз, от которых стыло сердце. Несколько раз мы выбирались на балы и приемы, где он был учтив и галантен, я — привычно холодна. Никто на всем белом свете не заподозрил бы подвох, а тем более Луиза, сияющая от счастья, или брат, у которого в глазах отражалась она одна. Высший свет Энгерии лихорадило от предстоящей свадьбы герцога де Мортена, я же утешала себя тем, что скоро все это закончится.
— Передай, что я сейчас спущусь.
— Да, миледи.
Первый наш разговор… за сколько там дней? Первый и последний.
Оказывается, даже в таком маленьком доме можно почти не видеться с человеком. Я не стремилась лишний раз выходить из «пыльной» комнаты, которую Анри отдал мне, а сам перебрался в мою спальню. Ночами Кошмар шатался между нашими дверями и голосил так, что я постоянно просыпалась. То ли у кота пришло время взросления, то ли ему просто хотелось спать с нами вместе, а не по отдельности. Он на удивление быстро подрос и больше не напоминал шарик на ножках: вытянулся сам, удлинилась морда, лишившаяся умилительного выражения, свойственного только котятам.
Отгремел Праздник лета, который я просидела дома, глядя на бесконечный людской поток, текущий по улицам рекой. Фейерверки отражались в окнах, а сердце бухало в такт залпам, глухо и сильно. На Королевском балу в ту ночь танцевали Луиза и Винсент, матушка, Лави и лорд Фрай, но я думала только об Анри, которого не было дома. О том, где он сейчас и с кем. И когда перед глазами возникали образы других женщин, в сердце расцветала боль: не менее яркая, чем сверкающие в ночном небе цветы. Ядовитая и изматывающая.
В один прекрасный день я не выдержала и сбежала в Мортенхэйм, но даже он меня не принимал: я бродила по галереям, коридорам и переходам, знакомым с детства, и не находила себе места. Не спасали ни выматывающие прогулки с Демоном, когда в исхлестанное волосами лицо летели капли дождя, а в ушах свистел ветер, ни подземелье, когда-то служившее мне убежищем от любых невзгод. Сказать, что я скучала по Анри, — значит, ничего не сказать. Каждый вечер убеждала себя, что мы чужие люди, но каждое утро начиналось с изматывающей тоски — так отчаянно мне его не хватало.
Наверное, это не прекратится никогда. Но ему об этом незачем знать.
Я спустилась в кабинет, распахнула дверь. Анри сидел за столом: сцепив руки на уровне лица, как любили делать Винсент и отец.
— Мэри сказала, вы хотели меня видеть.
Он поднялся, глаза его потемнели. Поднялся — холодный и отстраненный, в черных брюках и белоснежной рубашке, во фраке и при шейном платке, с идеально уложенными, зачесанными назад волосами. От удара золотой мглы Анри приходил в себя долго, но теперь на лицо его вернулись краски.
Я заставила себя отвести взгляд: не могу наглядеться. И простить себя за это тоже не могу.
— Вы починили платье.
К его официальному тону я привыкала долго. Гораздо дольше, чем к беспечной и такой привычной фамильярности.
— Починила то, что смогла.
Как ни странно, платье стало для меня своеобразной отдушиной, а совместные походы на примерки здорово помогали отвлечься: когда каждый день для вида улыбаешься перед зеркалом, а рядом с тобой Луиза, очень сложно думать о предстоящем разводе. Да, если честно, рядом с Луизой вообще сложно думать. Ее свадебное платье было без преувеличения роскошным, и я цеплялась за то, что помогало мне держаться: за чужое-родное счастье. Хорошо, что это счастье сегодня обретет закономерный финал или новое начало, так что осталось всего ничего — пережить свадьбу и двухдневный прием.
Рядом с ним.
Я опустилась на предложенный стул, посмотрела на мужа, но он не изменился в лице. Вернулся на место, откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. Только пальцы слегка побелели, точно он сжал их с неведомой силой.
— Так что вы хотели?
Анри выдвинул ящик стола и протянул мне конверт:
— Возвращаю вашу свободу.
Внутри оказалось соглашение о расторжении брака в двух экземплярах, обычные бумаги, пока еще не имеющие магической силы.
— Проведете активацию?
Сердце совершило кульбит и забилось где-то в горле. После магической активации для прекращения действия договора потребуется только кровь — моя и его. После документы нельзя будет уничтожить, как и договор. Больше никакого особого обряда не потребуется, только подписи. Две крохотные капельки — и все будет кончено. Здесь и сейчас. Я готовилась к этому дню больше месяца, точнее, не к этому, а ко дню отъезда Луизы и Винсента. Днем больше, днем меньше — какая разница, я же сама этого хотела. Тогда почему так больно…
— Думала, мы подпишем их после свадьбы.
— Когда их подпишете вы, дело ваше. Я уезжаю через два дня, мне некогда возиться еще и с этим.
Возиться? С этим?!
Я подтянула листы к себе, положила ладонь на прохладную гладкую бумагу. Пробормотала слова заклинания, вплетая его в слова, тонкое иссиня-серебристое сияние окутало руку и растеклось по чернилам, наполняя буквы магической силой. Кожу слегка защипало, мерцающая дымка разрослась, стала ярче, впиталась в документы и погасла. Я подтолкнула соглашение к мужу:
— Прошу.
До того как Анри уколол палец иглой, я все еще не верила, что это случится на самом деле. Но когда он приложил его к бумаге и багряное пятнышко засеребрилось, отмечая первую печать скрепления, мне вдруг стало нечем дышать. Вторую иглу муж протянул мне, и тут в дверь постучали.
Я дернулась, чудом не проткнув палец насквозь, когда в кабинет заглянул Жером. Шрамы с его лица еще не сошли, в остальном он поправился на удивление быстро. Пару раз даже шутил, что исключительно благодаря заботливой Мэри, из-за чего камеристка заливалась краской.
— Чего тебе? — резкий голос Анри полоснул даже меня. Никогда не слышала, чтобы он с ним так разговаривал.
— Экипаж подали. Если хотите успеть, советую выехать прямо сейчас. Половина улиц перекрыта, движение почти стоит. Все хотят посмотреть на невесту де Мортена.
— Тут ехать от силы полчаса, — прорычал Анри.
— А сейчас все два, — невозмутимо отозвался Жером.
— Достаточно. Я не собираюсь опаздывать на свадьбу брата.
Я подхватила бумаги и вышла из кабинета. Не хватало еще застрять где-нибудь и опоздать на венчание. Моя гордость ждала предостаточно, так что ничего с ней не случится. Подождет еще.
Второй день свадебного приема, а чувство такое, что сто второй. Я — сестра жениха, поэтому вокруг слишком много лиц, слишком много шума, счастья и улыбок, которые приходится возвращать. А еще танцы, танцы, танцы — в перерывах между обедами, фуршетами, ужинами. Каждый раз, когда я оказывалась напротив Анри, наши пальцы сплетались, и даже самый внимательный вряд ли заподозрил бы что-то неладное. Лицо — слишком близко, взгляд — глаза в глаза. И сумасшедший ритм сердца, которое бьется из последних сил. Вальсы, кантрели и дальше по списку. Ноги гудят, скулы сводит, но я улыбаюсь и танцую. Танцую и улыбаюсь. Комплимент направо, улыбка налево, снова и снова, до бесконечности.
Странное чувство — обнаружить себя у стола с пуншами и лимонадом и понять, что грудь распирает от нехватки воздуха, а зубы сжаты так, что только чудом не хрустят. Вдох получается судорожным и рваным, я цежу пунш маленькими глоточками, как положено леди, и благодарю всех, кого только можно, что уже вторая половина дня. Недолго осталось.
Завтра Анри уедет, и станет проще.
— Графиня?
В полупоклоне мне протягивал руку виконт Торстен. Невысокий, плотного телосложения брюнет с усиками.
— Окажете мне честь?
Я с надеждой огляделась — может, рядом затесалась еще какая графиня. Но нет, только я. За мной так не охотились, даже когда я была дебютанткой.
Видимо, на моем лице отразилось замешательство, потому что он переспросил:
— Вы уже обещали танец?
Спасибо, что подсказали. Я немного виновато улыбнулась:
— Прощу прощения.
Короткое неудовольствие на его лице уступило место маске учтивости. Торстен поклонился и отошел, а я допила остатки пунша и взяла из рук лакея следующий бокал, глядя на танцующих. Вспоминая вчерашний день.
Торжественная церемония в Миланейском соборе была великолепна: центральный неф заполонили приглашенные, приехали даже ее величество Брианна и принц-консорт Дамиан. Я опиралась на руку Анри, стараясь не смотреть на многочисленных гостей, перед глазами покачивалось окно-роза под самыми сводами. Миг, когда Луиза вошла в двери, был отмечен на площади торжествующим ревом. По рядам пронесся вздох, словно ветер подхватил восхищение сотен голосов. Огненные волосы полыхали даже под фатой, кремовый лиф облегал точеный стан, платье струилось вниз невесомыми шелковыми волнами. Луиза шла по проходу с отцом, а брат смотрел на нее так, словно в этой женщине сосредоточена вся его жизнь.
Мне такого уже не испытать.
Очередной танец закончился, Анри поцеловал руку Люси Дижон, а у меня неожиданно закружилась голова. Наверное, стоило съесть за обедом что-то еще, кроме овощного салата и двух ложечек мусса.
— Вы позволите?
«Нет» не успевает сорваться с губ: передо мной Винсент.
— Разве я могу вам отказать?
— Разумеется нет. Самая красивая женщина в этом зале должна быть моей.
— А как же ваша жена?
— Ревнуете?
— Вот еще.
Я передернула плечами, а Винсент улыбнулся. Увлек за собой, сжимая мою ладонь. Ведет он уверенно и резко — не в пример мягкой силе Анри.
Поворот, шаг, поворот. Шаг, снова поворот, шаг в сторону.
Знакомый запах — дорогого табака и мяты, в смоляных волосах брата серебрится тонкая паутина седины. Она появилась зимой, после той ночи, когда едва не погибла Луиза. Если не присматриваться — незаметно, как и сеточка морщин в уголках глаз, когда он улыбается. Смешно подумать, я помню его совсем мальчишкой, запускающим бумажного змея в парке.
— Не вздумайте передать Луизе мои слова.
— Ей понравится.
Винсент угрожающе сдвинул брови, глаза потемнели до черноты и полыхнули углями, но меня ему не обмануть: он бесстыдно, самым наглым образом счастлив. Наверное, это передается и мне, потому что становится спокойно и легко, выпитый пунш не буянит, сердце не колотится о ребра. Даже несмотря на то, что Анри кружится по залу с Камиллой Уитмор. Сколько их еще будет, других женщин?
Да сколько бы ни было, это больше не мое дело.
Шаг назад, шаг в сторону, поворот.
Матушка танцует с бароном Мэррингом, глаза ее сияют.
— Она счастлива за вас.
Я споткнулась, но Винсент быстро перевел ошибку в шаг. Никто ничего не заметил.
— «Моя девочка обрела любовь», — так она сказала. Никогда не слышал в ее голосе столько нежности.
Я закрыла глаза. Вспоминала бесконечную вереницу гостей, поздравляющих молодоженов, светлую улыбку Луизы, кольцо на ее пальце, сомкнутые руки. Винсент не переплетал пальцы, он просто держал ее хрупкую ладонь в своей: уверенно и сильно, так, что без слов понятно — не отпустит, что бы ни случилось. Никогда.
Шаг назад, шаг в сторону, поворот.
Музыка прокатилась по залу и затихла.
Винсент поцеловал мне руку и достал из внутреннего кармана фрака конверт.
— Хоггарт после случая с договором тщательно разбирал архивы и нашел это. Постоянно забываю вам отдать.
На пожелтевшей от времени бумаге размашистым резким почерком отца было выведено мое имя. Прежде чем я успела ответить, Винсент подался вперед и порывисто привлек к себе. Не сказать, с каким облегчением я обняла его в ответ.
— Поздравляю вас, — прошептала на выдохе, искренне радуясь, что голос не дрожит.
— Спасибо, — негромко произнес он и отстранился, — не представляете, как я боялся, что вы не примете Луизу.
— Боялись? Вы?
Мы обменялись короткими, понятными только нам улыбками.
— Отвести вас к мужу?
— Лучше к столам. Хочу немного освежиться.
Я дождалась, пока брат отошел и грянула веселая мелодия кантрели, посмотрела на письмо. Стоит ли его читать? Все давно в прошлом — и обиды, и наше с отцом противостояние, слова на бумаге ничего не изменят. Наверное, еще год назад я бы раскрыла его в тот же миг, как мои пальцы коснулись конверта, но сейчас просто убрала в ридикюль. Место этому письму там, где оно было все это время. В архивах.
С Луни хорошо. Только с ним можно устроиться на старом тюфяке, привалившись спиной к холодной стене, потягивать вино столетней выдержки и швырять в пауков сгусточками тьмы. Честно говоря, ни в одного не попала — чем меньше становилось вина, тем больше пауков, из которых лишь несколько были настоящими. Смутно помню, как я здесь оказалась, просто пунш хорошо шел между бесконечными танцами. Ночью фейерверк кружился перед глазами отдельно от неба, и я решила прогуляться подальше в парк — воздухом подышать. Но почему-то нашла себя в подземелье.
— Матушка сказала бы, что леди так себя не ведут, — доверительно сообщила я Луни, который сидел рядом. — Потому что это недостойно.
— У, — согласился он.
— Но я веду. Значит, я не леди?
Снова ворчание.
— А если я не леди, значит, я могу вести себя как хочу. Правильно?
Терпкое, пряное, с ягодно-сладковатым привкусом, вино обжигало горло и позволяло забыть о том, что где-то наверху счастливые Луиза и Винсент. А еще Анри Феро и бесконечные вьющиеся вокруг него леди, глядящие на моего мужа оленьими глазами. О да, вот они настоящие леди! Благопристойные, порядочные, только и ждущие, чтобы их пригласил этот демонов солнечный мерзавец. У, ненавижу! Я прицелилась и запустила паутинкой тьмы в центр обычной паутинки — одной из четырех, плавающих перед глазами. Промазала, разумеется.
— Но если никто не видит, что я веду себя недостойно, значит, я не леди только для себя. А для всех остальных — леди. И на глазах у них мне нужно продолжать вести себя достойно. Или нет?
Вард посмотрел на меня пустым взглядом, неподвижные зрачки чернели бусинками в радужке-стекле.
— Например, если я ударю мужа на людях щипцами для углей, меня потом уже не будут считать леди. А если в спальне, когда никто не видит, — будут. Ну, все кроме мужа, конечно.
Я поставила бокал мимо тюфяка, и он с жалобным звоном превратился в осколки.
— Ой.
Тогда я потянулась за бутылкой, поднесла к губам, запрокинула голову. И тут не везет: вино закончилось, поэтому я уткнулась лицом в могучее каменное плечо Луни. Сжала широкую сильную ладонь, мои ледяные пальцы утонули в его. Единственный мужчина, который всегда был со мной честен, который всегда меня защищал, и тот… мертвый. Завтра Винсент увезет свою Луизу к океану, а я буду в этом подвале сшибать паучков — до тех пор, пока сама не покроюсь паутиной.
Я икнула, жалобно всхлипнула и добавила:
— В договоре сказано, что все совместно нажитое имущество делится пополам. Я не хочу делить пополам Кошмара.
— Агр-а-у-а-у-у-у-у-у-у-у! — горестно отозвался Вард. Так, что у меня заложило уши. Хорошо, что именно в этой части замка звукоизоляция хорошая — подземелье для пленных обязывает, не слушать же было в темные времена служанкам и благородным дамам вопли истязаемых врагов. А еще хорошо, что я запирала Луни на время отъезда. Когда спустилась к нему после возвращения, пришла в ужас — дверь изнутри была покрыта вмятинами — видимо, когда на меня напал Эрик, он колотился о нее, пока оставались силы. К счастью, не вырвался, иначе все газеты потом пестрели бы заголовками: «Сенсация! Зомби в Лигенбурге!»
— Как думаешь, если я останусь спать здесь, кто-нибудь заметит?
Конечно же, Луни не думал никак. Да и я в общем-то тоже — сложное это занятие, думать, поэтому просто положила голову ему на колени.
— Тереза, вы здесь?
Голос Анри. Шаги на лестнице.
Минута — и он уже смотрел на меня, причем глаза его не уступали глазам девиц, которые на него вешались. Кругленькие такие, умилительные.
— Явился, — сообщила я Луни доверительным шепотом. — Золотой истукан. Статуя… мордатая.
— Тереза, вы…
Я швырнула в него бутылкой, которую он, разумеется, поймал и поставил на пол.
— …прикончили две бутылки коллекционного маэлонского вина…
Правда, что ли?.. Ой, правда. Вот еще одна.
Анри подошел и остановился в двух шагах. Сейчас он нависал над нами подобно горе. Почему-то Вард на него даже не рыкнул, а потом вообще поднялся и потопал в сторону коридора, предатель!
— В подвале. С зомби. Вам не кажется, что это ненормально?
Вместо ответа я показала ему язык.
— Ненормально жениться на женщине по призванию.
— По заданию.
Я запустила в мужа второй бутылкой, на этот раз он просто увернулся, и она разлетелась вдребезги. Анри наклонился и мягко увлек меня за собой, помогая подняться. От его запаха — такого родного, ломало, выворачивало, жгло. Я сходила с ума от желания впиться поцелуем в эти жестокие губы, наплевав на гордость, на себя, на все, что он говорил или делал. Чувствовать, чувствовать, чувствовать — отчаянно, как за секунду до смерти. Потянулась к нему, обнимая, цепляясь пальцами за сильные плечи, а когда он ответил на поцелуй, мир взорвался ослепительным светом. Я задыхалась, по щекам текли слезы. Завтра я буду презирать его за то, что он это позволил, себя — за минутную слабость, но сейчас мир сжался до точки, в которой Анри меня обнимал.
— Пойдемте, провожу до спальни, пока вас не нашел кто-нибудь еще. Например, де Мортен.
В темноте золотые волосы казались серыми, словно на грани, а глаза черными — как сама тьма.
— Я вас ненавижу, — хрипло сказала я.
Анри провел пальцами по моей щеке — так нежно и так… жестоко. А потом просто сказал:
— Переживу.
Меня затошнило в прямом смысле этого слова. Я согнулась пополам, но опозориться была не судьба: сознание милостиво отключилось в самый подходящий момент. Потом я куда-то летела, и надо мной тянулся лавандовый шлейф. Неожиданно полет прекратился, мутить перестало. Звон в ушах вознесся до небывалых высот и ослаб. Легкое прикосновение пальцев к щеке и голос — глухой и далекий:
— Прости, маленькая. Я тебя подвел.
Я с трудом разлепила веки, но в спальне никого не было. Чего только не услышишь… если очень хочется. Голова стала совсем тяжелой, утонула в подушке, и я утонула вместе с ней.
Ленивый зной полудня был пропитан ароматами яблок и горьковато-душистых трав, над резными алыми лепестками багряны с жужжанием кружились огромные шмели. Перегнувшись через резные перила белоснежной беседки, я наблюдала за их мельтешением. Чем-то напоминало свадебный бал, когда над отполированным до блеска паркетом порхали разноцветные платья, а просторная зала казалась крохотной, словно под наплывом людей сжимались стены и высоченные потолки опускались вниз.
Я покрутила в руках конверт. Вскрыла, достала сложенный вдвое шероховатый листок.
Тереза,
мне не доводилось встречать столь мощный магический потенциал даже у мужчин. Ваша сила не угасала, хотя первое время после пробуждения я не делал ничего, чтобы ее развивать. Больше того, я пытался приглушить некромагию всеми известными способами, но ничего не вышло, поэтому я принял решение вас обучать. Несмотря на все, что мне известно, знаний не хватало. Не хватало умений, чтобы вас контролировать. Вы этого не помните, но через полгода случая с Вардом вы ушли за грань, пропустили через себя тьму и чуть не погибли.
Этот мир никогда не примет вас такой, какая вы есть, — поэтому я настоял на том, чтобы вы носили ладжеру. Поэтому я искал для вас мужа, способного совладать даже с глубинной тьмой, сдержать ее, дать ей отпор. Я заключил брачный контракт, который вступил бы в силу после вашегосовершеннолетия, но, к величайшему моему сожалению, родители вашего будущего супруга погибли, а сам он пропал без вести и вряд ли когда-нибудь объявится.
Магии в наши времена почти не осталось, и с каждым годом ее будет становиться все меньше. Ищите человека, рядом с которым вы всегда сможете быть собой. Мужчину, который не уступит вам по силе. Если кто и способен справиться с наследием Дюхайма, то это вы.
Уильям Биго,
ваш отец.
Еще пару месяцев назад я была бы рада прочесть такие слова. Не говоря уже о том, как когда-то давно была бы рада их услышать. Но сейчас, сцепив обнаженные руки, просто рассматривала браслет, золотящийся на запястье. Всего-то и нужно — подняться, дойти до своих комнат, поранить палец и поставить точку.
И все.
Мое имя на каждой улице, как флаги Энгерии перед Днем независимости. Винсент с Луизой в ужасе, матушка в трауре, а я в подземелье продолжаю сшибать паутинки своей уникальной силой, наследием Дюхайма.
— Прекрасный праздник. Искренне рад за Винсента.
Я нехотя подняла голову: Альберт стоял в двух шагах, но меня хватило только на то, чтобы вежливо кивнуть. Прекрасный праздник прошел мимо меня: фейерверк над парком запомнился смутным мельтешением в черном небе, горланящий слезливую серенаду виконт Торстен — гнусавостью. Жаль, его быстро увели, а что было дальше, я вообще не помню. Проснулась у себя в комнате, от того, что Кошмар тыкался холодным носом в лицо. Хорошо, что он меня разбудил, потому что иначе я бы проспала проводы молодоженов.
И не только.
Перед глазами до сих пор стояло равнодушное лицо мужа, с которым я попрощалась около часа назад, как могла бы прощаться с носильщиком на вокзале.
Улыбнулась в красивое лицо, сказала: «Счастливо докатиться» — и ушла.
— Романтическое похмелье?
Я хмыкнула. Если супруги разъезжаются порознь, логично предположить, что у них что-то не так.
— И обычное тоже.
Лорд Фрай достал из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар, откинул крышку и протянул мне. Удивиться я не успела: там оказались круглые оранжевые капсулы.
— Не нужно запивать водой. Берите.
Я взяла: вряд ли он решит меня отравить, а даже если и решит, ничего страшного.
— Что это?
— Нейтрализатор мгновенного действия. — Пристальный взгляд задержался на конверте, потом скользнул по моему лицу. — Универсальный.
Портсигар захлопнулся с легким щелчком, и я увидела на крышке выпуклые витые инициалы: А.Ф.
Лорд Фрай убрал его во внутренний карман и, не дожидаясь приглашения, устроился рядом со мной на скамейке. Странно, но голова и впрямь прояснилась. Мысли выстроились стройными шеренгами, кровь забурлила. Я смотрела на Альберта, но видела другое лицо. Лицо мужчины, который уже на полпути в Лигенбург, а вскоре покинет Энгерию. Лицо, которое отчаянно хотелось стереть из памяти.
Я подалась к лорду Фраю и коснулась губами губ — теплых, сильных, под ответным напором которых совсем не кружилась голова, даже обман закрытых глаз не спасал.
Не чувствуя ни малейшей неловкости, отстранилась, убрала упавшую на лицо прядь.
— Сейчас из меня не самая приятная собеседница.
— Поэтому я хочу пригласить вас к себе… скажем, в следующий четверг. К двум. Знаете, где находится Управление королевской службы безопасности?
Улыбка и жесткий взгляд. Настолько жесткий и хищный, что поперек горла встал ком. Вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.
— Поговорим о ваших семейных тайнах, леди Тереза.
Я облизнула мигом пересохшие губы, вздернула подбородок.
— У меня нет тайн.
Тонкие брови едва уловимо изогнулись.
— Зато у вашего мужа их предостаточно. Что в вашем доме делал связной Комитета? И зачем он приводил Сайлуса Монтгомери? Целителя, лишенного лицензии за незаконные магические операции.
— Комитета?
— Комитет, управление АКБВ. Проще говоря, вэлейской разведки.
Альберт взял мое запястье, провел пальцами вдоль браслета, до непристойности нежно.
— Не спешите от него избавиться, он еще может послужить Энгерии.
Я резко отняла руку.
— Вы издеваетесь?
— Сейчас нет.
Я вспомнила мужчину с часами, на которого мне указал Эрик. Кончики пальцев на миг пересохли, точно под ними была газетная вырезка. Тоненькая, иссохшая бумага.
«С прискорбием сообщаем о безвременной кончине миссис Илоны Фрай».
И о весьма своевременной — последних зачатков наивности леди Терезы Биго.
Альберт использовал ее, чтобы оттолкнуть меня. Или правильнее будет сказать, чтобы подтолкнуть в объятия Анри?
— Убирайтесь, — хрипло сказала я. — Вон!
Лорд Фрай поднялся, и я вскочила следом. Не могла позволить ему смотреть на себя сверху вниз.
— У меня на столе отчет о судьбе некроманта, который расследовал смерть вашего отца.
Сердце ухнуло вниз.
— Вон из моего дома, — тихо повторила я. — В смерти отца не обнаружили ничего странного.
— Жду вас в четверг, Тереза, — негромко напомнил Альберт и улыбнулся.
Холодно. Хищно.
Как пиранья.
