Глава 22
Дневник Майка. Запись девятнадцатая
Вопрос заключался в том, расчистить ли мне дорогу, чтобы любой мерзавец мог, увидев дом, без проблем подобраться к нему, или же просто как-нибудь затащить минивэн во двор со всем его содержимым. Если я поставлю его к крыльцу и случится что-то такое, из-за чего нам потребуется срочно бежать, мы будем обречены. Значит, мне оставалось расчистить дорогу. Если нежданный гость появится у нас на пороге, мы сумеем разобраться. Да и за окном у нас была не федеральная трасса.
Я вернулся в дом и надел на себя кучу одежды, чтобы не околеть на морозе. Тепло от виски быстро выветривалось. И да, я знаю, что алкоголь на самом деле не согревает. Вообще-то он работает как раз наоборот, разжижая кровь. Тебе просто КАЖЕТСЯ, что становится теплее.
Утеплившись, я стал напоминать огромный мяч с несколькими отростками. Уже на крыльце я вспомнил, что забыл прихватить еще кое-что. Я не чувствовал себя в такой безопасности вот уже много недель, но все же вернулся, и, делая вид, что не замечаю недоуменного взгляда жены, сунул в карман револьвер.
Сарай, в котором стоял трактор, находился в сотне ярдов от дома. По дороге я насчитал шесть кровавых пятен и покачал головой, в очередной раз поражаясь тому, как Кэрол умудрилась выжить. Интересно, она хотя бы спала? На часы ей поставить было некого. У нее даже больше не было собаки: года два назад Бастион погиб под колесами трактора. Трейси плакала чуть не целую неделю.
Ее отец, Эверетт, завел этого кунхаунда в тот день, когда узнал, что у него рак. Он часто говорил, что Бастион спасал его в самые худшие дни – после курса химиотерапии пес встречал его, неизменно вилял хвостом и лизался. На смертном одре Эверетт сказал Кэрол, что этот пес подарил ему еще полгода жизни. Кэрол обожала Бастиона, ведь он позволил ей провести вместе с любимым мужем еще немного времени.
Через два года после смерти Эверетта она наняла рабочего, чтобы вывезти мусор с фермы – Эверетт пятнадцать лет обещал ей это сделать, но так и не успел выполнить своего обещания. Когда рабочий прибежал к дому с окровавленным свертком в руках, Кэрол сразу поняла, что случилось. Она оплакивала шелудивого Бастиона едва ли не так же горько, как собственного мужа. С гибелью пса оборвалась еще одна ниточка, которая связывала ее с Эвереттом. Кэрол похоронила пса у могилы мужа на семейном кладбище.
И тут я вернулся к первому вопросу. Как она могла спать, если в любую минуту к дому мог подойти безумный голодный хищник? Я содрогнулся. Добравшись до темного сарая, я помедлил, подготавливая себя к тому, чтобы войти.
– Никто там тебя не подстерегает, Тальбот, – громко сказал я.
Почти все так себя подбадривают. Мне, впрочем, кажется, что это делается в основном, чтобы предупредить о своем приближении чудовище, которое тебя там поджидает. Жаль, чудовище не столь благородно. Я щелкнул древним выключателем. Две лампочки тускло осветили пространство – но и с ними сложно было хоть что-то разглядеть даже в очках ночного видения. Трактор стоял в самом центре, а вдоль стен выстроились все известные фермерам инструменты. Я вспотел и, чтобы не потерять самоуважение, списал это на множество слоев одежды.
Я добрался до трактора, когда Джастин окликнул меня с порога. И тут я осознал свою ошибку. Не то чтобы я хотел пристрелить Джастина, он даже не испугал меня настолько, чтобы я случайно выхватил пушку, но, если бы ко мне приблизился какой-нибудь злодей, мои затянутые в кучу перчаток пальцы просто не пролезли бы в спусковую скобу.
– Ну и дурак же ты, Тальбот, – сказал я самому себе вслух.
– Пап, я просто спросил, не нужна ли тебе помощь, – повторил сын, решив, что я не расслышал его вопрос. А я и не расслышал. В тот момент я отгонял от себя жутких демонов.
Джастин выглядел дерьмово, и мороз на улице явно не шел ему на пользу.
– Не откажусь. – Я точно не знал, почему он так долго отстранялся от нас в последнее время, но раз уж он пытался снова навести мосты, я не имел права ему отказывать. – Пистолет с собой?
– А сам как думаешь? Я ведь твой сын.
– Вот молодец! Ладно, давай быстро все здесь осмотрим. У меня от этого места мурашки по коже.
– Уверен, что от места, а не от меня? – спросил Джастин.
Отчасти его вопрос был просто очередной остротой… а отчасти – серьезным вопросом.
Ответа у меня не было, и я просто промолчал. Через несколько минут мы выяснили, что другими обитателями сарая были свиньи, куры, козы, единственная корова и целое семейство мышей-полевок. Я решил, что если мыши не будут нас трогать, то и я их тогда не трону. Да, вы верно догадались, я до чертиков боялся мышей. И да, я служил в армии. Я убивал товарищей и мифических монстров. Но эти лысые голые хвосты до жути пугали меня. Даже говорить об этом не хочу. Просто добавьте этот примечательный факт в немалый список тальботизмов.
С третьей попытки, когда в карбюратор впрыснулось достаточно топлива, трактор завелся.
– Хочешь расчистить дорогу? – спросил я Джастина.
Он взглянул на меня так, словно я морочу ему голову.
– Правда?
– Конечно, ни в чем себе не отказывай, – кивнул я.
Те из вас, кто решил, что я сделал это исключительно потому, что мне не хотелось снова выходить на улицу, где стояла суровая даже для Северной Дакоты зима, правы только отчасти. Разве не за этим мы вообще заводим детей? Они делают всю грязную работу, которую раньше приходилось выполнять нам самим: выносят мусор, стригут газон, расчищают дорожки от снега. Вы никогда не задумывались, почему у фермеров раньше было так много ребятишек? Ведь не только потому, что они только и делали, что кувыркались в постели. Это потому, что работы было выше крыши. Ладно, согласен… кувыркание в постели в ту пору было, пожалуй, единственным развлечением.
Я отошел в сторону, прежде чем Джастин включил передачу. Водитель из него был никакой, если вы понимаете, о чем я. Кажется, он унаследовал талант водить машину от своей матери. Трактор был шириной футов восемь, а дверной проем сарая – раза в два шире, но я все равно сомневался, что Джастин может вписаться в него. А если нет, не рухнет ли от столкновения вся эта древняя хибара? И выживем ли мы под градом восьмидесяти семи тонн острых металлических предметов? Вряд ли. Я прошел вперед, чтобы показать Джастину дорогу. «Неплохо», – подумал я, когда с левой стороны от трактора осталось добрых полфута.
– Молодец! – крикнул я. – Теперь просто расчисти дорогу для минивэна, чтобы мы завели его во двор.
Джастин поднял два пальца.
Я повернулся и пошел обратно в дом, рассчитывая на чашку горячего какао. Я уже даже представлял себе тающий в нем зефир.
– Осторожно! – раздалось со стороны дома.
Трейси стояла на крыльце, сложив ладони рупором. Увидев, что ей удалось привлечь мое внимание, она резко махнула рукой в сторону. Я нырнул влево, и лезвие тракторного плуга скользнуло у моего лица. Я поднял голову и посмотрел на Джастина, но тот глядел куда-то вправо и даже не заметил, что чуть не превратил меня в снежного ангела, если, конечно, так можно выразиться. Проехав чуть дальше, он повернулся ко мне. У него на лице промелькнуло нечто среднее между «Прости!» и «Вот черт!». Я поднялся на ноги, стряхнул с себя снег и просто смотрел, пока он не уехал.
Когда я снова повернулся к крыльцу, на лице у Томми читалось нечто такое, чего я прежде не видел. Он был в ярости. Взгляд, которым он пронзил Джастина, испугал меня куда больше мышей. Внезапно дом Кэрол показался мне вовсе не таким уютным. Наши проблемы следовали за нами туда, где бы мы ни оказались. Я ненадолго позволил себе раствориться в ложном чувстве защищенности. Больше этого допускать было нельзя.
Элиза все еще бродит на свободе, и мы, похоже, представляем для нее огромный интерес. Может, лично я и не был для нее особенно интересен, но совершенно точно был в списке людей, которым она желала смерти.
Какао было прекрасным, но я слишком погрузился в свои мысли, чтобы должным образом им насладиться. Вместо того чтобы устроиться в доме, я остался на крыльце и наблюдал, как Джастин аккуратно расчищает дорогу. Он остановился только раз, когда лопата трактора наткнулась на мерзлого зомби и потащила его вперед, оставляя на дороге яркий след из кусочков его плоти. Джастин спрыгнул с трактора и отшвырнул труп, выказывая явное отвращение. Или, может, сочувствие?
На крыльце я замерз вдвое сильнее, чем если бы сам сидел за рулем. Я подождал, пока Джастин не заведет трактор обратно в сарай. На этот раз он все же отхватил кусок косяка, и я вздрогнул, представив, что на его месте вполне мог быть мой череп. Услышав, что мотор затих, я начал медленно подниматься с кресла, полностью уверенный, что вся жидкость в моих коленях уже превратилась в лед. Когда я полностью разогнул поврежденное колено, оно щелкнуло, как рождественская хлопушка, однако я почти не почувствовал боли, настолько окоченел. Похоже, как только мои ноги оттают, я буду реветь, как ребенок, которому не купили редкую фигурку Бэтмена со всем оружием и доспехами.
– Что, больно?
Я так проникся жалостью к себе, что даже не заметил, как на крыльцо вышла Трейси.
– Вечером будет больнее.
– Подгонишь минивэн?
Можно было и не спрашивать. Но Трейси явно пыталась что-то выведать. Я знал эту игру, только редко в нее выигрывал.
– Да, надо поспешить, пока ни он, ни я не превратились в ледышки.
– Мне пойти с тобой?
Я недоуменно посмотрел на нее.
– В чем дело, милая?
– Что? Мне нельзя помочь мужу?
– Погоди. Я этого не говорил. Мы оба знаем, что ты ненавидишь холод примерно так же, как я ненавижу ветчину. – (Я вам об этом еще не рассказывал? Что ж, всему свое время.) – Да, компания мне не помешает, но тут, по-моему, все минус двадцать, а с севера дует холодный ветер. Ради чего так мучиться?
– Ладно, пошли уже.
На полдороге она наконец заговорила, сначала украдкой взглянув на сарай.
– Майк, что происходит? – спросила она, и никаких уточнений мне не понадобилось. Направление ее взгляда развеяло все мои сомнения на счет того, что именно нам нужно обсудить. – Майк, Джастин смотрел прямо на тебя, когда сидел за рулем.
– Я так и понял, – ответил я.
– Майк, он пытался тебя убить, – с нажимом сказала Трейси.
– Видимо, да.
Она схватила меня за руку и резко развернула к себе.
– И как ты можешь так беспечно к этому относиться? Майк, я видела его лицо. Он улыбался! Улыбался, черт меня дери!
Не знаю, как мне могло стать еще холоднее, но это случилось. Я замерзал изнутри. Обернувшись, я взглянул на сарай и источник этого жуткого холода. Джастин стоял в огромном дверном проеме и смотрел на нас. Встретившись со мной взглядом, он слегка махнул рукой. Трейси заметила, куда я смотрю, и обхватила себя руками, тщетно пытаясь отогнать холод – или зло.
– Это все из-за той царапины, которую он получил, отправившись за Полом. Его чем-то заразили… Нет, не совсем верно. В него как будто кто-то вселился.
Трейси ахнула. Однажды, когда ей было двенадцать, она осталась ночевать у своей лучшей подруги Дон. Отцу Дон пришла в голову блестящая идея отвезти девочек в автокинотеатр, где показывали один из самых страшных фильмов в мире – «Изгоняющий дьявола». С того самого дня Трейси стала больше обычного бояться дьявола и его приспешников. А что, все наши психозы с чего-то да начинаются!
– Но не захватил его полностью, – поспешно добавил я, но страх Трейси ничуть не уменьшился. – Джастин все еще здесь. Он понимает, что с ним что-то не так. Бывают моменты – вот, например, сегодня днем, – когда его прежняя личность пробивается ближе к поверхности. Не знаю, может, он просто притворяется, но мне кажется, что, когда он позволяет себе немного ослабить бдительность или сосредотачивается на чем-то другом, сидящая внутри него сила получает некоторый контроль над ним.
Трейси снова поежилась.
– Пойдем, пора уже пригнать наш минивэн. Еще пара минут, и мы превратимся в камень, как жертвы Медузы Горгоны.
Жена не стала спорить.
– Думаешь, антибиотики ему хоть немного помогают? – спросила она, и по ее щеке скатилась холодная слеза.
– Пожалуй, они не дают инфекции развиться. Я сомневаюсь, что ее можно победить одними лекарствами. Но без них эта сила явно получит больший, если не абсолютный, контроль.
– Майк, что нам делать?
Мы дошли до минивэна. Я не сразу сумел вытащить ключ из кармана – отчасти я медлил намеренно, чтобы потянуть с ответом, отчасти просто не мог пошевелить замерзшими пальцами. Водительская дверца как будто примерзла. В этом не было ничего удивительного, но Трейси открыла свою дверь практически без проблем, и я, должно быть, показался ей полным кретином. Внутри было как в морозильной камере. Я даже усомнился, сумеем ли мы вернуться домой, если машина не заведется. У нас были вполне реальные шансы замерзнуть насмерть.
Должен сказать, в жаре и влажности тоже нет ничего хорошего. Я твердил это всю жизнь, приводя один и тот же аргумент: летом все с себя не снимешь, а вот зимой можно просто надеть побольше вещей, чтобы стало теплее. Но в этот раз все было иначе. Я не на шутку был обеспокоен тем, насколько мне холодно. Похоже, от мороза у меня помутились даже мысли – я чуть не сломал ключ, пытаясь повернуть его в обратную сторону в замке зажигания. Трейси выглядела ничуть не лучше.
– Говоришь, в Чикаго готовят филадельфийский сырный сэндвич? – спросила она.
Я понятия не имел, о чем она говорит, но ее вопрос пришелся как нельзя кстати – я отвлекся и все же не сломал ключ. Когда я наконец повернул его, мотор закашлял, не желая заводиться и надеясь, что все сумеют это понять и оставят его в покое. Я несколько долгих секунд подержал ключ, а затем отпустил. Вж-ж-ж… вж-ж-ж… вж-ж-ж… вр-р-рум! Из печки дунул морозный воздух. Пар от моего дыхания на лету превратился в крошечные кристаллики льда, которые осыпались мне на колени. Когда холод ударил в лицо Трейси, она тут же очнулась.
– Черт, холодно! – воскликнула она, заслоняя руками печку.
– Вот бы изобрести кондиционер, который работал бы так же!
Трейси не поняла юмора, и я выключил «печку». Потом несколько раз нажал на педаль газа, чтобы поддать топлива в двигатель, и с опаской включил передачу. Мы оба, затаив дыхание, услышали, как сработало сцепление, которое чуть не лишило двигатель жизни. Я поставил одну ногу на тормоз, а другой наполовину выжал газ и пустил топливо по клапанам. Через пару минут мы уже подъехали к дому. Трейси выскочила из машины, не дожидаясь остановки, и сразу направилась к двери.
– Не беспокойся, милая, – бросил я ей в спину. – С вещами я сам разберусь.
Но Трейси по своему обыкновению даже не махнула рукой в ответ. Я заглушил двигатель, сгреб в охапку все, что лежало на виду, и поспешил в дом. Поврежденное колено болело и не давало мне двигаться с достаточной скоростью. У двери возникла заминка, потому что наружу устремилась толпа желающих помочь мне перенести припасы. Элементарная этика подсказывала, что нужно отступить в сторону и позволить всем выйти, но я наплевал на нее и, растолкав всех, пробился внутрь. Я был на волосок от обморожения, а получить его мне вовсе не хотелось.
Трейси стояла в опасной близости к ревущему в камине пламени. Я чуть не оттолкнул ее, силясь урвать хотя бы немного тепла. Мы постепенно оттаивали. В руках и ногах ощущалось приятное покалывание, которое свидетельствовало о возобновлении кровотока. Оно означало жизнь, жизнь со всеми ее чудесными взлетами и падениями. Я поцеловал Трейси, радуясь тому, что мы все еще живы, а наши конечности до сих пор чувствуют давление крови.
– Снимите номер, – сказала Джен, усаживаясь в кресло у книжного шкафа.
Мы прервали поцелуй. Мои губы источали жар, тепло разливалось по всему телу. Трейси тоже немного раскраснелась. Ну все, этой ночью моя «Виагра» найдет достойное применение! Я мысленно воскликнул «Есть!» и сделал характерный жест.
– Мы перенесли все вещи. Правда, кое-какие продукты замерзли, – добавила Джен.
Словно в подтверждение ее слов, в комнату вошел Томми с бисквитом, зажатым в салатных щипцах, и, чтобы разогреть его, немного оттеснил меня от камина.
– Что, мешаюсь, Томми? – спросил я с беззлобным сарказмом.
– Немного, мистер Ти. Может, подвинетесь чуть-чуть?
Я рассмеялся:
– Само собой. Все равно мне пора бы уже раздеться.
– Здорово! – просиял Томми, не сводя глаз со своего ледяного трофея. – А то вы мне жар загораживаете.
Я сделал шаг в сторону и тотчас почувствовал, как дало о себе знать колено. В этом не было ничего неожиданного, но теперь я призадумался, совместим ли «Перкоцет» с «Виагрой». На кой черт мне долгий стояк, если я все равно ничего не почувствую? Я невольно скрестил ноги при этой мысли.
– Майк, все в порядке? – спросила Трейси.
– Да, просто колено болит. – Впрочем, мое движение, очевидно, говорило, что дело не в этом.
– Может, тебе его проверить?
И снова она говорила о колене, но, отвечая, я думал лишь о том, что находилось чуть ближе к пупку.
– Да, ты права. Лучше его проверить.
Трейси недоуменно взглянула на меня, и я чуть не выдал себя похотливой улыбкой.
По-стариковски доковыляв до двери, я с трудом – прыгая и подтягивая ногу – поднялся по лестнице в старую комнату Трейси, которую мы с женой занимали всякий раз, когда приезжали погостить. Как ни странно, мы не были здесь уже несколько лет. Если точно, с самой смерти Эверетта. Само собой, Трейси чуть ли не каждый день говорила с матерью по телефону, но ведь живое общение этим все равно не заменишь. И я снова задался вопросом, как Кэрол удалось в одиночку выжить в таком неуютном месте. Хотя, если подумать, выжила она именно потому, что место было крайне неуютным.
Наконец-то добравшись до нашей комнаты, я возблагодарил судьбу за то, что у кого-то хватило ума принести сюда кое-что из моих вещей. Их было не так уж много, но в аптеке я прихватил целую кучу шарнирных бандажей и эластичных бинтов и теперь собирался найти им применение. Но прежде мне предстояло стащить с себя кучу слоев одежды, которые придавали мне сходство с капустой.
Когда я обнажил колено, на него нельзя было смотреть без слез. Сине-черное, оно было едва ли не вдвое больше своего собрата. Я осторожно обернул его двумя эластичными бинтами, но натянуть сверху бандаж не получилось – распухшее колено в него просто не влезало. Я понимал, что нужно приложить лед, но после сегодняшних опасных приключений на свежем воздухе даже помыслить не мог о том, чтобы добровольно вступить в контакт с замороженной водой.
Я выпил две таблетки «Тайленола» и тут же задумался, не принять ли что-нибудь посильнее. Боль в колене сводила меня с ума. Похоже, тепло камина наконец растопило те полгаллона жидкости, что заполняла пространство вокруг поврежденного сустава. Если боль в колене была медведем гризли, то две таблетки «Тайленола» были разве что резиновыми пульками, которыми я пытался его уложить.
Превозмогая боль, я повалился на кровать и раскрыл пакет с лекарствами из аптеки. Вытащив обезболивающие, я жадно съел одну таблетку, затем другую, потом еще… Потом полежал минут десять. Боль не уходила, просто немного притупилась. Почувствовав, что могу встать без громких стонов, я оперся на изголовье кровати. На меня тут же накатила приятная безмятежность, какую испытывает каждый, находящийся под сильным действием лекарств. Колено все еще болело. В какой-то степени я понимал это, но мне было все равно.
Каким-то непостижимым образом я перенесся на кухню. Вкусно пахло едой – Кэрол как раз готовила жаркое.
– Майк, ты что, снова приложился к моему «Джеку»?
Мне показалось, что я ответил: «О чем это ты?» Впрочем, скорее всего, с моих губ сорвалось лишь жалкое: «Чего?»
– Ты ведь знаешь, что ты в трусах? – продолжила Кэрол, тыча в меня чем-то вроде гигантской ложки.
– Трусы в облипку? – спросил я, надеясь, что это не так.
Кэрол склонила голову набок:
– Майк, как много моей выпивки ты проглотил?
– Так в облипку? – пробормотал я, чувствуя, что из уголка рта бежит слюна.
– Сядь-ка ты лучше, – сказала Кэрол и вытащила стул из-за кухонного стола.
Я не стал возражать. Стоять все равно не было сил. Слюна закапала мои синие боксеры.
– О! Не в облипку!
– Трейси! – крикнула моя теща.
– Что, мам? – ответила Трейси из гостиной.
– Иди-ка сюда, – позвала ее Кэрол, снова поворачиваясь к плите.
Трейси вошла на кухню, мельком взглянула на мать, а затем перевела взгляд на меня – и проблема сразу стала ей очевидна.
– Ох, Тальбот, ты что делаешь?
– Не ношу трусы в облипку, – галантно ответил я.
– Да, это прекрасно. – А что еще ей было сказать? – Пойдем-ка в гостиную.
– Сомневаюсь, что смогу подняться, милая. – По-моему, эту фразу я произнес практически идеально, хотя собственный язык казался мне огромным и твердым, как доска.
– Выпивкой от тебя не пахнет. В чем дело?
Я показал на колено. После того как я спустился на кухню, оно опять распухло – теперь отек был от силы вдвое меньше того, с которого все начиналось. Эластичный бинт натянулся до предела.
– Тальбот! – встревоженно воскликнула Трейси. – Какого хрена?
Не помню, как я вышел из кухни и опустился на самый удобный диван, на котором мне только доводилось лежать в своей жизни, но помню, что все тыкали в меня пальцами и хохотали от души. Особенно усердствовал Би-Эм, который был накачан лекарствами побольше моего.