Глава 20
Дневник Майка. Запись семнадцатая

Мы уже несколько часов ехали по шоссе, но я все никак не мог забыть о Густовах (это фамилия Денмарка). Мне кучу раз хотелось повернуть назад, но в ушах снова и снова звучали слова Томми. Оставалось только надеяться, что не наш визит ускорил их гибель.

В машине царило угрюмое молчание. Никто не разговаривал, а если бы кто-нибудь и решил что-то сказать, слушать тоже оказалось бы некому. Поэтому, когда Трейси предложила сменить меня за рулем, я согласился. Этот отрезок дороги она знала, а врезаться на этой пустынной, засыпанной белым снегом местности было не во что.

Через несколько минут я уже дремал, просыпаясь только тогда, когда Трейси дергала руль, как будто внезапно вспоминая, что ведет машину и должна держать ее между линиями разметки. В конце концов сон одержал верх, и меня перестали будить даже резкие рывки Трейси.

В жизни среди зомби был один большой плюс – никого из нас больше не терзали ночные кошмары. Помните? Чудовище наступает, а твои ноги налиты свинцом? Убежать не можешь, все тело пронизывает страх – оно приближается! А потом благословенное пробуждение. Мама обнимает тебя, целует покрытый испариной лоб. «Это просто сон, все хорошо», – воркует она. Не моя мама, конечно, но чья-нибудь. Моя была слишком зациклена на себе, чтобы переживать из-за моих кошмаров. Когда я был ребенком, она лишь спрашивала меня, как я посмел разбудить ее среди ночи.

В последнее время мне снились прекрасные миры, где алели закаты и дул легкий ветерок, а вокруг бегали единороги и прочие Бэмби. Просыпаясь, я попадал в ад, в котором чудовища были реальны и, как бы быстро и далеко я не убегал, всегда следовали за мной по пятам. Это было в тысячу раз страшнее любого кошмара, который мог создать мой мозг. Если подумать, сколько бы мои ноги не увязали в высокой траве, липкой грязи или толстом ковре, чудовище из детских кошмаров ни разу меня не настигало. Ни разу. Повезет ли мне так же в реальности?

С большим трудом я проснулся от того, что какой-то настойчивый козел беспрестанно гудит и не слишком ласково толкает меня в бок. Мне вовсе не хотелось возвращаться из забытья, в котором я был практически мертв для всего окружающего мира. Рука Трейси сместилась с моего плеча на щеку. Это прогнало последние остатки сна.

– Майк. – Трейси еще раз встряхнула меня, хоть я уже и проснулся. – Брендон мигает фарами и сигналит.

– Гудки я слышал, – признал я, потирая щеку. – Может, ему не нравится, как ты ведешь машину?

– Ха-ха. Нет, по-моему, ему что-то нужно.

– Тогда съезжай на обочину.

Ну вот, проблема решена. И стоило напрягаться!

– Нет, когда я начала притормаживать, он принялся мигать чаще. По-моему, Николь показывала куда-то назад.

Я быстро сел. Не может быть, чтобы зомби подобрались так близко. Поворачиваться было страшно. Би-Эм открыл глаза, как только я оглянулся. Он посмотрел на меня и сразу же заметил мою тревогу.

– В чем дело, Тальбот? – спросил он, но сам не обернулся.

– Не знаю. Пока не вижу ничего.

Мы оба с облегчением вздохнули.

– Ну и ну! Вот тебе и пара смельчаков! – заметила Трейси.

Я подавил в себе раздражение. И тут я увидел. Мы были далеко, но сомнений не оставалось.

– Там машина. Нет, две… погодите, даже три машины.

Я похолодел. Не знаю почему, может, это Томми поделился со мной своим даром предвидения, но скорее всего во всем была виновата моя безграничная паранойя.

– Э-э, Тальбот, у тебя такое лицо… – начал Би-Эм.

– Какое – такое, Би-Эм? – спросила Трейси, тщетно пытаясь разглядеть в зеркале заднего вида, что меня так выбило из колеи.

– Судя по его лицу, у нас неприятности.

– Да, и они едут на трех пикапах «форд», судя по размеру, модели «F-350». Тревис? – Я тряхнул сына, и тот пришел в сознание в считаные секунды.

– Что, пап?

– Вытаскивай пушки, – приказал я, не отводя глаз от стремительно приближающихся пикапов.

Тревис не стал задавать вопросов. Не стал раздумывать. Через тридцать секунд мы уже обложились любимым оружием. Я махнул Брендону сквозь заднее стекло, показал на свою винтовку, приказывая ему вооружиться. В ответ он поднял свое оружие. Мы явно были на одной волне.

– Майк, сядешь за руль? – спросила Трейси.

Я взвесил все «за» и «против». «За» говорило то, что я мог спрятать Трейси под приборную панель, где она оказалась бы хотя бы в иллюзорной безопасности. «Против» – то, что тогда стрелять мне будет не с руки, а поменяться местами мы могли, только съехав на обочину. Наши преследователи – если это были именно они – тогда получили бы фору.

– Майк? – повторила Трейси, ожидая ответа на свой вопрос, но я еще не определился. – Мне поддать газу?

– Боже, нет! – вскричал Би-Эм.

Я мысленно рассмеялся. Водительские навыки Трейси были как минимум сомнительны. Ехать с ней на скорости казалось равносильным самоубийству.

Трейси развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы пронзить Би-Эм взглядом.

– Смотри на дорогу, – невинно сказал он. – Глаза на дорогу. – Он показал на свои глаза, а затем вперед, чтобы проиллюстрировать просьбу. – Может, поможешь, Тальбот?

– Нет уж, сам выбирайся, – ответил я.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Трейси подчинилась. Почувствовав, что она уже сказала свое слово, она развернулась к дороге.

– Вот черт, – буркнул Би-Эм.

– Би-Эм, ты что-то сказал? – злобно спросила моя жена, поправляя зеркало заднего вида, чтобы увидеть здоровяка в отражении. Ответом ей стала тишина, поэтому она усмехнулась: – То-то же.

Мы некоторое время помолчали, ожидая, пока спадет напряжение. Трейси стабильно выжимала шестьдесят пять миль в час, но наши преследователи, похоже, гнали под сотню, судя по тому, как быстро они приближались.

Мы с Би-Эм смотрели назад, не сводя глаз с пикапов.

– Может, они из армии? – с надеждой спросил Би-Эм.

– Вряд ли, – ответил я.

– Другие выжившие? – предположил он.

– То, что они выжившие – это точно, вот только мирные ли у них намерения? – Я понимал, что Би-Эм не перестанет задавать вопросы, пока не доберется до сути моего беспокойства, и не стал ждать. – Проблема в этих чертовых белых пикапах. Такое впечатление, что они специально едут на одинаковых тачках, как банда. Нормальным людям, что просто пытаются выжить, плевать, на чем ехать, лишь бы только удрать подальше от этого дерьма. И посмотри на их манеру езды.

– Может, им просто нужна помощь? – вставила Трейси.

– Не мешай моей паранойе, милая, она уже не раз спасала нам жизнь.

Первый пикап сел Брендону на хвост. Никто не махнул рукой, не посигналил, не моргнул фарами, не бросил нам охапку цветов и не выставил американский флаг.

– Похоже, помощь им не нужна, – горько заметил я.

– Я просто предположила, – огрызнулась Трейси, полагая, что я приуменьшаю важность ее комментария.

Я собрался было ответить какой-нибудь колкостью, – я вообще мастер вляпаться в неприятности на пустом месте, – но меня спас Би-Эм.

– Тальбот, – сказал он, снова привлекая мое внимание.

Первый пикап поравнялся с Брендоном, а два других «форда» заняли полосы позади. Из пассажирского окна высунулся мужик с прической в стиле восьмидесятых и желтыми щербатыми зубами. На голове у него, как ни странно, красовалась бейсболка с логотипом «Шевроле». Он заглядывал прямо в минивэн Брендона. Даже издалека я разглядел его похотливую ухмылку. У меня на глазах он влез обратно в салон, поднял два пальца вверх и рассмеялся. Я подивился тому, что он умеет считать.

– Что он делает? – взволнованно спросила Трейси, глядя в зеркала.

– Считает, – ответил Би-Эм.

– Что считает? – уточнила Трейси.

– Женщин, – холодно бросил я.

– Пап! – воскликнул Тревис. – Там люди в кузове!

Я так сосредоточился на кабине, что даже не взглянул на кузов. Твою же мать, и как я мог их не заметить? В багажнике, пристегнутые к какой-то планке, стояли трое вооруженных мужчин.

– Какого черта они делают? – спросил Би-Эм.

– Они пристегнуты к пикапу, чтобы не упасть, когда пойдут в атаку.

– Пойдут в атаку? Майк, ты о чем? – воскликнула Трейси.

Ее испуг чуть не положил преждевременный конец назревающей битве. Трейси отпустила педаль, и наш минивэн стал пугающе быстро терять скорость, в то время как Брендон, не сводя глаз с катящего рядом пикапа, давил на газ в отчаянной попытке выбраться из этой переделки. Он коснулся нашего бампера, прежде чем Трейси поняла, что происходит. Первый реднек решил, что ничего забавнее он в жизни не видел, и жестом велел водителю прибавить газу.

Через несколько секунд незваные гости уже поравнялись с ужасной бирюзовой тачкой. Вблизи первый реднек оказался еще противнее. Его лицо было сплошь изрыто оспинами – в школе он бы первым красавцем, не иначе. Если бы не насилие – над скотиной или собственной сестрой, – ему бы точно ни разу не перепало. Он откинулся на спинку сиденья. С замиранием сердца я прочел по его губам: «Только одна». И он рассмеялся. Прежде чем они обогнали нас, он снова высунулся из окна, поднес к губам указательный и средний пальцы, и несколько раз провел между ними своим длинным, пожелтевшим от табака языком.

– Иди на хрен! – прокричал я, наклонившись к водительскому окну.

Он снова рассмеялся и сплюнул табачную жвачку, а потом махнул водителю, чтобы тот обгонял нас.

– Черт, Трейси, не пускай их.

– Но почему? Может, они просто поедут дальше, – с надеждой сказала она.

– Помнишь, несколько лет назад я объяснил тебе, что на самом деле Пасхального кролика не существует?

– Иди к черту, Тальбот.

– Вот такая Трейси мне и нужна! Не пускай их. Как только они нас обгонят, трое стрелков уложат нас одного за другим.

Тотчас нога Трейси как будто налилась жидким свинцом. Ужасная бирюзовая тачка, хоть и была омерзительной, все же полетела вперед. Реднек номер один жестом велел водителю ехать быстрее. Лицо его исказилось от удивления и гнева.

Слышать меня он не мог, но я все равно решил озвучить свою мысль. В конце концов, она поднимала дух всем, сидящим в машине.

– Не на тех нарвался, подонок. Мы без боя не сдадимся.

Может, он меня и не услышал, но от моей безумной ухмылки ему явно стало не по себе. Он заорал на водителя. Пикап рванул вперед, его бампер поравнялся с нашей передней осью.

– Трейси.

– Я пытаюсь, мать твою! – вскричала она.

Минивэн гудел от натуги. Машина Брендона и два других пикапа остались далеко позади. Стрелка тахометра лежала в красной зоне. Кажется, я даже слышал, как хомячки в нашем двигателе изо всех сил крутят свои колеса. «Форд» отстал на пару дюймов, а может, наш минивэн вырвался вперед – на скорости в сто двадцать миль в час сразу и не скажешь. Теперь трое стрелков поравнялись с нами, но предпочитали держаться за поручень, а не стрелять. Нас вдавило в спинки сидений. Трейси намокла от пота. А, нет, это я. Это я залил ее потом, наклоняясь к ее окну, чтобы лучше видеть противника.

– Тальбот, свали с моих коленей! – сдавленно сказала она.

– Да, прости. Скоро будет громко. Ты готова?

Она на мгновение взглянула на меня. Все это начинало ее раздражать.

– Майк, они ведь до сих пор ничего не сделали.

– Ага. И давать им шанс я не намерен.

Именно в этот момент Томми вдруг решил заговорить.

– Накануне прихода мертвецов я смотрел фильм на историческом канале.

Би-Эм повернулся к нему, и даже Трейси бросила безумный взгляд в зеркало заднего вида. Когда Томми говорил о чем-нибудь, не связанном со сладостями, к нему стоило прислушиваться.

– Там рассказывали о Перл-Харборе. О том, как японцы напали без объявления войны. Они до сих пор об этом сожалеют. Это было неблагородно.

К ЧЕРТУ благородство! На кону наши жизни!!! Но остальным пассажирам минивэна мое решение пришлось не по душе. Мы были уверены в намерениях мерзавцев из пикапа на девяносто девять процентов, но все же оставался один долбаный процент вероятности, что они просто хотели нас попугать – и только. Трейси умудрялась держаться наравне с пикапом. Двигатель едва не показывал нам «кулак дружбы». Первый реднек открыл заднее окно кабины и избавил нас от сомнений в своих намерениях. Несмотря на завывание ветра, не расслышать его слова было невозможно. Впрочем, мне кажется, здесь не обошлось без божественного вмешательства. Физика скорости, на которой мы летели вперед, и шум ветра, врывающегося в открытые окна, заглушал все звуки, за исключением отчаянных протестов нашего двигателя. И все же мы услышали его слова так четко, словно этот чертов урод вел беседу за чашкой чая в тихой библиотеке:

– Женщин не трогать, остальных убить.

Я обернулся к Томми, подозревая, что именно он обеспечил это божественное вмешательство. Он кивнул, сверкнув глазами, в которых отражались и боль, и ярость, и печаль.

– Тальбот, они готовят пушки! – проорал Би-Эм, едва ли не громче выстрелов, которые вот-вот должны были раздаться.

– Трейси, придется нелегко, – сказал я, перегибаясь через нее и выставляя из окна ствол своей винтовки.

– Просто делай свое дело, – сквозь зубы процедила она.

Тревис перепрыгнул в заднюю часть минивэна, и я вздрогнул, когда он выбил большое боковое окно.

Наши приготовления не остались незамеченными. Один из стрелков так разволновался, что уронил магазин. Наши машины летели по шоссе бок о бок, как старинные боевые корабли.

– ОГОНЬ! – крикнул я.

Загремели выстрелы. Полетел свинец. Металл, пластик, резина и дерево вдребезги разлетались под его натиском. Шум оглушал, облака дыма ослепляли. В грохоте пальбы тонули крики боли и ярости. Ближайший к нам стрелок был смертельно ранен. Он качнулся вперед и перевалился за борт пикапа. Грубая страховка не подвела – его тело бесславно потащилось по земле вслед за машиной. Первый реднек уставился на своего друга, подпрыгивающего на каждой кочке. На мили вокруг разнесся запах крови и костей. Чем не приманка для зомби?

Би-Эм взревел от боли – в него попали. У меня не было времени посмотреть, насколько серьезна его рана. Возясь с новым магазином, я решил, что, раз у нашего здоровяка есть силы кричать, значит, и дышать он пока в состоянии. Дробовик Тревиса изрешетил заднее крыло пикапа, и на дорогу хлынуло топливо. Наше лобовое стекло взорвалось, Трейси вскрикнула, машина вильнула и боком впечаталась в пикап. От удара тело стрелка сорвалось и, подобно каучуковому мячу, заскакало по дороге. В конце концов, подпрыгнув на кочке, оно влетело в лобовое стекло одного из задних пикапов. Мы не смели даже надеяться, что это выведет их игры: пикап резко вильнул в сторону, качнулся, но быстро выровнялся и покатил дальше.

Мы все проследили за этим жутким происшествием. Повернувшись обратно, я встретился глазами с первым реднеком. На мгновение наши взгляды пересеклись. Я буквально почувствовал его злобу.

– Убейте всех! – проорал он так громко, что нам не понадобились даже способности Томми.

В нашу продырявленную машину ударила новая волна пуль. Мы неслись так быстро, что любая неровность дороги сводила на нет все шансы на прицельную стрельбу. Полагаться можно было только на удачу. И все же Тревис снова и снова стрелял по их дырявому бензобаку. Я все ждал настоящего киношного взрыва, но такие, видимо, случаются только в Голливуде. Взрыва не последовало.

Из заднего минивэна заклубились струйки дыма. Брендон и Джен присоединились к веселью. В ходе нашего «морского боя» они каким-то образом умудрились пристроиться прямо за первым «фордом» и теперь вносили свою лепту. Двое стрелков из кузова теперь переключили внимание на новую добычу.

– Это вы зря, подонки!

Я вздохнул и разрядил в них полный магазин патронов.

Они задергались, как марионетки на леске. Свинцовые пули прошили их тела. Полилась кровь, полетели зубы. Тела стрелков упали на землю раньше моих гильз.

Но ликовать мне пришлось недолго. Первый реднек достал откуда-то «Дезерт Игл» сорок пятого калибра и теперь пытался продырявить мне голову. Один из его выстрелов снес верхушку нашего рулевого колеса, и она взорвалась частицами пластика. Через несколько долгих секунд после этого оглушительного удара я понял, что выстрелы прекратились. Не было ни единого шанса, чтобы эту впечатляющую пушку заело или чтобы этот идиот держал ее не полностью заряженной. Нет, это наконец-то принесла свои плоды тактика Тревиса. Первый реднек раздраженно ударил кулаками по приборной панели. О, я бы многое отдал, чтобы услышать его брань! Судя по его мимике, я бы узнал немало новых, интересных слов и цветистых выражений.

– Тальбот, меня ранили, – сквозь зубы сказал Би-Эм.

– Черт… Куда, Би-Эм?

Он сместил руку, которой зажимал бедро, и я увидел, что у него между пальцев сочится кровь.

– Плохи дела? – спросил он, не опуская глаз.

– Не, рана поверхностная.

– Ага, вот только поверхность-то моя, – попытался сострить он.

Трейси обернулась, чтобы взглянуть на рану. Да, мы уже не летели вперед на чудовищной скорости сто двадцать миль в час, но в неприятности можно было вляпаться и на семидесяти.

– Мне остановиться? – спросила она, переживая за Би-Эм.

– Нельзя.

– Почему? – недоуменно спросила она.

– Думаешь, наши приятели тоже остановятся? Они просто пересядут в другой пикап и догонят нас через пару минут.

Трейси снова посмотрела на Би-Эм.

– Он прав, – согласился тот.

Что ж, я, конечно, не врач и даже не играю врача в телесериале, но я и без этого понимал, что рано или поздно Би-Эм может истечь кровью.

– Твою же мать, – тихо сказала Трейси.

Меня вдруг прижало к пассажирской двери – жена сделала кое-что такое, что шло вразрез со всеми законами физики. Она развернула минивэн на скорости семьдесят миль в час, и мы при этом не улетели в кювет. Томми каким-то образом сумел предугадать ее маневр и заранее схватился за ручку, приделанную к потолку, и потому даже не перестал жевать остатки «Кит-Ката». Мне бы это показалось забавным, если бы центробежная сила не вдавливала меня в дверь вверх ногами. Брендон не стал испытывать судьбу и сбросил скорость до более приемлемых, хоть и пугающих, сорока пяти, прежде чем повторить маневр Трейси. Через четверть мили мы уже поравнялись с ними.

Почти срывая голос в попытке перекричать свист ветра, врывающегося сквозь пробоину в нашем лобовом стекле, он прокричал:

– Майк, что происходит?

Мне хотелось рассказать ему о том, что Би-Эм ранен и необходимо как можно скорее обработать ему рану, но краткость сейчас была важна как никогда.

– Закончим то, что они начали.

Брендон серьезно кивнул. Джен поменялась местами с Николь и теперь сидела на переднем сиденье, заряжая запасные магазины. В ее чертах проступало что-то варварское. Би-Эм с трудом дышал, корчась от боли, а Тревис с Томми накладывали ему на бедро грубый жгут.

– Пап, по-моему, у него нога сломана. Но кровь мы остановили.

– Вот черт! Би-Эм, тебе больно? – глупо спросил я.

Все знают, что нет на свете ничего больнее сломанного бедра, но Би-Эм даже не застонал с того самого момента, как пуля прошила ему ногу.

– А сам как думаешь? – поморщился он, когда Томми сильнее затянул жгут.

Я поморщился вместе с ним. Потом, как полный идиот, я позволил себе задуматься. Что больнее, перелом ноги или, к примеру, захват яичек клещами? О боже, меня чуть не вырвало от одной мысли! Лучше об этом не думать.

Когда через тридцать секунд мы перемахнули через небольшой холм, наши преследователи теперь стали преследуемыми. Первый реднек, может, и был козлом, но отнюдь не дебилом. Пока его товарищи с ужасом наблюдали за нашим приближением, он словом и делом подталкивал их к действиям. Когда мы приблизились, они практически закончили перебрасывать припасы и как раз собирались бесцеремонно выбросить тела павших. Если бы они сейчас сели за руль своих пикапов, наше предприятие могло превратиться в крайне опасную игру под названием «кто первым струсит».

Я заметил, что Трейси сомневается. Она не знала, продолжать ли ей движение или развернуться. Шансов сделать еще один успешный разворот на семидесяти милях в час у нас почти не было. Она вдавила в пол педаль газа. Моя голова стукнулась о подголовник, а зубы клацнули так, что едва не раскрошились. Используя минивэн как управляемую наводящуюся ракету, Трейси выбила все дерьмо из ближайшего к ней реднека, который не успел убраться с дороги. Что ж, теперь он убрался – по крайней мере, то, что от него осталось. Переломанное тело взлетело вверх, словно парень включил реактивный ранец. Я взмолился о том, чтобы не слышать звука, с которым труп приземлится на асфальт. Те кости, которые еще не сломались, должны были раскрошиться, как сухие ветки под копытами огромного лося.

Не успел я оправиться, как Трейси дернула машину влево. Хотелось бы мне сказать, что она едва ушла от столкновения с припаркованным пикапом, но это наглая ложь. В следующее мгновение раздался скрежет металла о металл, во все стороны брызнули ослепительные искры. В нос мне ударил резкий запах горелой краски. Искры посыпались мне на колени, ища топливо, чтобы разгореться. Характерный громкий хлопок дал понять, что у кого-то лопнула шина. Оставалось только надеяться, что не у нас. Подозреваю, в шиномонтаж сейчас было не пробиться.

А потом все закончилось. Металлический запах гари выветрился из нашей машины. Гул битвы сменился на свист ветра, врывающегося в новые вентиляционные отверстия. Атака Брендона была куда результативнее. Они приняли разумное решение воспользоваться традиционным оружием и подстрелили как минимум двоих, а может, и троих нападавших. Остатки отряда наших преследователей вполне могли уместиться в телефонную будку. По щекам Трейси катились слезы – стресс наконец-то дал о себе знать. Я терялся в догадках, как она вообще что-то видела сквозь слезы и разбитое лобовое стекло.

– Трейси, – мягко сказал я, и она обернулась. – Надо вернуться.

Она не стала спрашивать, в своем ли я уме, а просто выслушала меня. Би-Эм был на грани обморока, глаза у него уже закатывались.

– Хочешь, я сяду за руль?

Трейси развернула машину и поехала обратно к пикапам. Такого ответа мне было достаточно. На этот раз, однако, никто не стал встречать нас с мечом: первый реднек и его единственный товарищ спрыгнули с дороги и побежали прочь по заснеженному полю, бросая оружие на бегу.

– Отличное чувство локтя, – заметил я, указав на одинокого раненого стрелка, который, хромая, отчаянно пытался не отставать от улепетывающего командира.

Когда мы поравнялись с пикапами, двое первых бегунов уже почти скрылись из вида и явно не собирались останавливаться. Раненый упал ярдах в ста от шоссе, похоже, умирая.

– Тормози, – велел я Трейси.

Теперь она все же усомнилась в моей нормальности и ответила целым потоком брани. Я был впечатлен.

– Милая, – сказал я, положив руку ей на плечо, – нужно помочь Би-Эм. К тому же далеко ли мы уедем по такому холоду без лобового стекла? Я уже продрог до костей, а ведь у меня в жилах течет сплошной адреналин.

Этот ответ не убедил Трейси в моей адекватности, но она все же подчинилась команде. Я знал, что она не сможет мириться с холодом. Наши счета за отопление – тому подтверждение.

Мне стало не по себе, когда я осматривал содержимое пикапов. Я даже пару раз поежился, но не от холода, а от того, что нашел внутри. Там были наручники, кабельные стяжки, изолента, веревки, множество ножей и всяческие приспособления, похожие на средневековые пыточные инструменты. Словом, мечта любого насильника. Джен с нарастающим отвращением перебирала вещи, пока мы обыскивали один багажник за другим. Мы нашли также продукты и лекарства и даже немного «Оксикодона», который не помешал бы Би-Эм. Все это было свалено вперемешку с совершенно другими вещами, недвусмысленно раскрывающими намерения этих уродов: повсюду валялись БДСМ-журналы, щедро сдобренные описаниями всех самых больных и чудовищных извращений нашего общества.

Я обыскивал кабину и едва открыл бардачок, как мне в руки вдруг посыпались полароидные снимки предыдущих жертв. В сравнении с ними иллюстрации в журналах просто меркли. Мне стало физически больно от осознания того, насколько близко мы были к катастрофе. Мне показалось, что с каждого снимка на меня смотрят измученные глаза Трейси или Николь. Запечатленные на них женщины и девушки кричали от боли, пока их подвергали немыслимым надругательствам. Я не заметил, что Джен заглядывает мне через плечо, и столкнулся с ней, схватив все снимки и направившись к ближайшему сугробу. Никто больше не должен их видеть!

Джен отошла в сторону, а я вырыл в снегу яму, положил туда чудовищные снимки и быстро закопал их. Боясь, что пропитавшее их зло проникнет внутрь меня сквозь перчатки, я изо всех сил потер их снегом. Мое внимание отвлекли два пистолетных выстрела. Джен стояла в поле над распростертым телом неудавшегося насильника. Если в нем еще и теплилась хоть какая-то искорка жизни, Джен погасила ее наверняка. Я не почувствовал никакого сожаления. Сомневаюсь, что он бы столь же «аккуратно» (другого слова я не подберу) покончил со всеми нами.

Поступок Джен заставил Трейси поморщиться. Я сразу понял, что она тоже обратилась к собственной коллекции жутких воспоминаний.

– Не могу найти выходное отверстие на ноге Би-Эм. Скорее всего, пуля застряла в кости, – сказала она.

Я повернулся к ней. Глаза щипало. Если бы была на свете такая штука, как стрессометр, стрелка моего сейчас бы зашкаливала. Я неплохо оказывал первую помощь, умел останавливать кровь и даже мог вправить сустав, но здесь нужна была настоящая операция. Иного выхода не было. Я побледнел от этой перспективы. Одно дело зашивать разодранную кожу и совсем другое – намеренно разрезать плоть и шарить внутри в поисках пули. Для этого нужно было ощупать все ткани и мускулы, не задеть ни одну из крупных артерий и не пораниться самому об осколки кости. Делать это мне вовсе не хотелось. Но раздумья ведут к сомнениям, а сомнения рождают ошибки.

– Брендон! Поди-ка сюда. Помоги мне перенести Би-Эм в багажник пикапа.

– Я помогу, мистер Ти, – сказал Томми, передавая Трейси бутылку виски.

Помощь Томми стала настоящим чудом. Если бы я не видел этого своими глазами, я бы воскликнул: «Чушь собачья!» Впрочем, я и так едва сдержался. Я понятия не имею, как Томми сумел справиться без помощи автоматического погрузчика. Ему это далось не легко, не так, как во время нашей встречи в «Волмарте», но все же я с удивлением увидел, как он вытащил нашего гиганта из минивэна, пронес его на себе двадцать футов и аккуратно сгрузил в кузов пикапа, где его приняли Брендон и Тревис.

– Трейси, обожги пару небольших ножей, – велел я, забирая у нее бутылку с выпивкой.

– Зачем она тебе? – спросила Трейси.

– Для дезинфекции, – ответил я, после чего отвинтил крышку и хорошенько глотнул горького заменителя топлива.

– Оно и видно, – бросила Трейси и отправилась стерилизовать ножи.

Вернулась Джен, которая, похоже, не слишком переживала из-за своего поступка. Казалось, она просто выходила вынести мусор – и, как по мне, именно это она и сделала. Она взяла бутылку у меня из рук, и я почувствовал себя немного пристыженным, когда она отхлебнула гораздо больше моего. Вытерев губы рукавом, она заговорила, стараясь не выдать голосом своих чувств:

– Что ты делаешь, Тальбот? Кроме того, что пьешь это дерьмо, конечно. О, я бы многое сейчас отдала за бутылку хорошего пино-нуар!

Она сделала еще один большой глоток.

– Э-э, оставь хоть немного для Би-Эм.

Джен смущенно улыбнулась.

– Прости, – сказала она и снова рассеянно вытерла рот. – Зачем?

– Что?

– Зачем тебе выпивка? – Она потрясла бутылкой у меня перед глазами, но не отдала ее.

– Пуля не вышла. Придется вскрыть рану.

– Ты раньше это делал? – спросила Джен, незамедлительно возвращая мне бутылку. Такое впечатление, что ей показалось, будто тот, кто держит виски, и будет проводить операцию.

– Джен, я латал дыры на дорогах. С полевой хирургией там дела не имеют.

– А до этого? – не унималась она.

– Ах, да. Я бросил весьма денежную и перспективную карьеру высококлассного хирурга, чтобы вести прозаичную жизнь дорожного рабочего. Мне казалось, что латать дыры намного благороднее, чем спасать жизни.

– Не передергивай, Тальбот. Не прикрывай свою неуверенность сарказмом. Ты знаешь, о чем я.

Я вздохнул. Я знал, о чем она. Она спрашивала, приходилось ли мне латать дыры в собственных друзьях, после того как какой-нибудь мерзавец специально сбрасывал Шалтая-Болтая со стены.

– Прости, – сказал я. – Нет. В бою некогда помогать раненым, а когда все выстрелы отгремят, на поле боя пострадавших уже не остается – их вытаскивают медики. Кого-то я навещал в госпитале, пока они выздоравливали. Тела других у меня на глазах грузили в самолет, чтобы отправить на родину.

Джен заметила, как больно мне стало, когда я сорвал повязку с этой незаживающей раны.

– Мне очень жаль, Майк.

– Мне тоже.

Я еще раз глотнул мерзкого пойла и склонился над стонущим Би-Эм, который, к счастью, еще не пришел в сознание. Никто не знал, сколько он пробудет в отключке, пока я буду копаться у него в бедре, об этом даже думать не хотелось. Я взял у Трейси несколько влажных салфеток и постарался как можно тщательнее вытереть руки, а затем полил ладони виски. Может, это и не убьет бактерии, но так они, по крайней мере, захмелеют и не будут лезть под руку. Я вздохнул.

– Один мне, – сказал я, еще раз глотнув из бутылки, – и один тебе.

С этими словами я щедро плеснул виски в рану.

Би-Эм открыл глаза. Обжигающая боль вернула его из забытья. Он смотрел прямо на своего мучителя.

– Тальбот, какого хрена ты творишь?!

От мощи его рыка содрогнулись бы даже боги.

Должно быть, всему причиной была выпивка, которая теплом разливалась по телу. Я не чувствовал страха, объясняя Би-Эм, что сейчас происходит. Мне становилось только легче. Сложно сказать, кто из нас был более отстранен, пока я излагал свой план. Как настоящий знаток, я пошагово расписывал всю процедуру. Би-Эм понимающе кивал. Я дал ему две таблетки «Оксикодона» и бутылку. Он не отказался ни от того, ни от другого и даже не стал спрашивать, зачем это все.

– Я подожду, пока таблетки подействуют, и начну.

Я потянулся, чтобы забрать у него бутылку.

– По-моему, тебе уже хватит. – Би-Эм улыбнулся, превозмогая боль. – Лучше начинай прямо сейчас, не жди. Не знаю, сколько еще я смогу строить из себя этакого мачо – и будь я проклят, если заплачу на глазах у женщин! В последний раз такое случилось, когда мне было шесть и мама дала мне затрещину за то, что я измазал все стены арахисовым маслом. Даже не спрашивай, – добавил он, как раз когда я начал формулировать вопрос.

Трейси принесла три ножа, один из которых все еще дымился и был раскален докрасна. Би-Эм взглянул на него, а затем снова посмотрел на меня.

– Ты ведь знаешь, что делаешь, да? Погоди, не отвечай. Я даже знать не хочу.

Он допил виски, отбросил бутылку, и она звонко покатилась по земле. Я осторожно подложил ему под голову рубашку.

– Хочешь что-нибудь прикусить? – серьезно спросил его я.

– Что, думаешь, будет больно? – рассмеялся он.

Затем он устремил свой взор куда-то в небо. Надеюсь, он искал там Бога. В абсолютной тишине раздался крик одинокого сокола, и я погрузил нож в рану. По лицу Би-Эм потекли слезы. Я расширил отверстие, чтобы просунуть внутрь пальцы, и спросил:

– Ты уверен, что не хочешь подождать, пока таблетки подействуют?

Пот выступал у меня на лбу и тут же замерзал на холодном ветру.

Би-Эм мотнул головой, и я продолжил. Передышки не планировалось. Когда я погрузил в кровавую рану сначала один, а затем и второй палец, Би-Эм замер. Учитывая размер его бедра, искать инородное тело нужно было довольно глубоко. Оставалось надеяться лишь на помощь Госпожи Удачи. Если пуля попала в мышцу и затем ушла в сторону, мне ее никогда не найти. Я полностью погрузил оба пальца в плоть Би-Эм, но так и не смог ее нащупать. Я вытащил пальцы из раны с громким чавкающим звуком. Никто ничего не сказал, но я услышал, как недовольно заурчали животы у присутствующих.

– Мне придется расширить разрез, Би-Эм, – извинился я.

– Хуже уже не будет, – ответил он.

К счастью, тогда он еще не понимал, что ошибается.

Делая второй надрез, я уже тверже держал руку. Би-Эм даже не поморщился, когда я погрузил в рану все свои пальцы. Видимо, на него подействовало сочетание «Джека Дениэлса», «Оксикодона» и шока – да и жуткий холод в придачу. Я полностью сконцентрировался на том, что представлял себе куском говядины. Да, стейк был теплым и кровавым, но он все равно оставался стейком. Только это и позволяло мне продолжать. Если бы я хоть на миг вернулся от иллюзий к реальному положению вещей, Би-Эм умер бы от инфекции. Живая плоть друга согревала мою руку, в то время как тело просто окоченело. Пальцы сохраняли чувствительность, поэтому, когда я наткнулся на какой-то объект, я сразу понял, что ему в человеческом теле не место. Я с облегчением вздохнул. Теперь я мог вытащить пулю из бедра Би-Эм и вытащить свою руку из его плоти.

Я повернул инородное тело так, чтобы ничего не повредить, вытаскивая его наружу. Однако я вытащил не пулю. Пули не бывают белыми, длиною в дюйм и шириной в четверть дюйма. Трейси первой поняла, что именно оказалось у меня в руках. Ее тотчас стошнило. Остальные тоже не заставили себя ждать. В лучах полуденного солнца ярко сиял осколок кости. Я быстро отбросил его в сторону, не дав Би-Эм ни единого шанса увидеть этот ужас.

– Не то достал, да? – безропотно произнес Би-Эм.

Покачав головой, я снова погрузил пальцы в рану. Останавливаться смысла не было. В течение пятнадцати минут я вытаскивал из раны осколки кости разных размеров, большая часть которых была не крупнее зубочистки. Два-три осколка были величиной с мой мизинец. Кость Би-Эм вряд ли подлежала восстановлению. Все днище кузова было в крови. Би-Эм то терял сознание, то приходил в себя. Мои шансы на успех стремительно сокращались. Либо я одолею эту пулю, либо пуля одолеет Би-Эм. Уравнение было очень простым, но вряд ли хоть один учитель алгебры когда-либо записывал его на доске перед классом.

– Где эта хрено… Нашел! – Округлая форма очередной находки подсказала мне, что это не осколок. Би-Эм не смог разделить моего ликования, он, похоже, снова отключился. – Джен?

Джен залезла в кузов, чтобы помочь мне.

– Он еще дышит, – ответила она. – Но дыхание прерывистое.

– Мы прямо как в «Скорой помощи», – с пафосом заметил я, вытаскивая пулю из человеческой плоти.

– Что сказать, в свое время я была влюблена в медсестру, которую играла Маргулис, – призналась Джен и улыбнулась, увидев пулю. – Что теперь?

– Ну, я зашью рану, мы зафиксируем ногу и наложим повязку, а потом свалим отсюда к чертям.

– А внутренние повреждения?

– От пули или моих действий?

– От того и от другого, – честно ответила Джен.

– Черт, Джен, я и так уже прыгнул в пять раз выше собственной головы. Я могу только зашить рану и надеяться, что его тело сделает все остальное. Если повезет, он просто будет хромать, когда встанет на ноги.

– А в худшем случае?

– Ты издеваешься? Не видишь, что мы сидим в крови? Не видишь, насколько стерильна наша операционная? Не говоря уж об уровне моего хирургического мастерства. Пуля вроде цела, но я точно не знаю, не осталась ли внутри какая-нибудь ее часть. К тому же я наверняка вытащил далеко не все осколки кости. Но если я его сейчас не зашью, он истечет кровью. Что вполне возможно, даже когда я его зашью, в зависимости от того, сколько кровеносных сосудов пострадало. Чудо, что он вообще еще жив. Следующие две недели нам придется накачивать его антибиотиками и молиться.

– Молиться? – недоуменно переспросила Джен.

– Так ведь говорят, – ответил я и отвернулся.

Гневить Бога вовсе не хотелось, но особенного благочестия я в тот момент не чувствовал.

Через полчаса я зашил рану. Джен и Томми обмыли Би-Эм и одели его в чистую, не пропитанную кровью одежду. Затем мы положили его на заднее сиденье минивэна Брендона и я расположил раненую ногу примерно так, как она должна была лежать в идеале. Шину мы сделали из двух топорищ и изоленты. Дела обстояли не лучшим образом. Би-Эм целый месяц придется одну за другой глотать таблетки «Оксикодона», а его запасов у нас было разве что на неделю. Просто супер, придется снова останавливаться. А это ничего хорошего не сулит.

Моя одежда снова была безнадежно испорчена. В приличном виде осталась только рубаха – вся кровь впиталась в толстую ткань куртки. Я отошел на обочину, стащил с себя испачканные вещи и поежился.

Трейси принесла пакет детских влажных салфеток, чтобы я привел себя в порядок. Пожалуй, меня бы даже чизбургер сейчас не так сильно обрадовал!

Трейси рассмеялась. Да, я стоял полуголый на обочине скоростного шоссе в самый разгар зимы.

– Эй, так нечестно! – крикнул я. – Все из-за холода! Он сморщивается. Знаешь, как в бассейне! – Ее смех удалялся. – Нечестно, – в конце концов буркнул я и принялся вытираться.

Я вернулся к остальным, все еще ругаясь себе под нос.

– Что думаешь, Майк? – спросил Брендон.

– Да, Брендон, мало кто отважится задать мне этот вопрос. Особенно без вариантов ответа.

– Ты правда с ума сошел, да? – улыбнулся он.

Я оставил этот вопрос висеть в воздухе. Правильно на него все равно не ответишь. Смотри «Уловку 22».

– Ну, пока мы все еще едем к Кэрол. Но нам нужно раздобыть еще антибиотиков и обезболивающих, а это значит, что придется, мать его, еще раз остановиться.

Брендон закатил глаза:

– Вот и я о том же. Надо подготовить тот пикап, который не выпачкан в крови, мы его заберем. Другой я хочу полностью вывести из строя. Сомневаюсь, что первый реднек и его тупица-водитель за ними вернутся, но рисковать совсем не хочется. Главное – пора нам отсюда убираться.

– А что насчет шансов Би-Эм?

– Знаешь, обычный человек на его месте уже умер бы, так что это говорит в его пользу. К тому же в рай его не возьмут, а в аду и без него полно народу. – Брендон не улыбнулся этой шутке. Видимо, он хотел услышать настоящий ответ. Неужели он не понимал, что мне хотелось его избежать? – Пятьдесят на пятьдесят. Я не знаю, насколько все плохо.

Большего я не сказал.

– Майк, еще кое-что…

Такие заявления добром не кончаются. Если твой собеседник ждет самого конца разговора, прежде чем поднять какую-то тему, это обычно означает, что он пытается набраться смелости, чтобы завести о ней речь.

– Только не говори, что моя дочь беременна. Иначе я взорвусь.

– Что? – Брови Брендона взлетели на лоб. – Ты чего? Нет! Нет, дело не в этом. Дело в Джастине.

– Я знаю.

– О его бреде и об Элизе?

– Я знаю.

– И что ты собираешься с этим делать? – спросил Брендон.

– Понятия не имею.

Я зашагал прочь.

– И все? – крикнул он мне вслед. – Джастин у нас, по-моему, на прямой линии с врагом, а ты ничего не собираешься предпринять? – запальчиво добавил он.

Остановившись, я повернулся к нему:

– Есть идеи? Я весь внимание.

Я говорил искренне, но мои слова были пропитаны злобой. Брендон почувствовал скрытую в них угрозу… но в юности мы мудростью не отличаемся.

– По-моему, Майк, ты прекрасно знаешь, что делать! Разве не ты всегда твердишь о том, как важно жертвовать одним ради многих?

Его слова поразили меня в самое сердце, но я не дрогнул.

– Тогда бери другой пикап, – сказал я.

Он на шаг отступил от меня, пожалуй, сам того не ожидая. Я ведь фактически сказал ему, что он может катиться на все четыре стороны. Без Николь. Я загнал его в угол, и за это мне было немного стыдно. Он был практически членом моей семьи, теснее связывают только кровные узы. И все же отличие было, пусть и слабое. Я всегда ставил членов своей семьи превыше всех остальных. Вот так вот. Мы с Брендоном уже собрали толпу зрителей. Впрочем, в последнее время это было в порядке вещей. Брендон трясся от ярости. Если бы он сейчас набросился на меня, у меня была бы всего пара шансов, чтобы победить его, прежде чем он одолеет меня своими размерами, юностью и скоростью.

Тревис вложил патрон в дробовик, и Брендон повернулся к нему. За какую-то долю секунды у него на лице промелькнули страх и боль, он почувствовал себя преданным. Ссутулившись, он пошел к окровавленному «форду». Колесо с пассажирской стороны было пробито, на боку красовалась оставленная Трейси вмятина, которая лишала машину былого блеска, но в остальном пикап был полностью исправен.

– Мы подождем, пока ты поменяешь колесо, – сказал я.

– Пап? – подала голос Николь. – О чем ты говоришь?

Я не ответил.

– Брендон, что ты делаешь?

Проигнорировав ее вопрос, он подошел к кабине пикапа, взял домкрат и монтировку и принялся откручивать гайки. Николь потянула его за руку.

– Брендон, ты не можешь нас бросить! Ты не можешь меня бросить! – воскликнула она. – Пап, сделай что-нибудь!

– Он большой мальчик, – холодно ответил я.

– Тальбот! – вступила Трейси.

– Что?! – вскричал я. Не успел звук «ч» сорваться с моих губ, как я уже понял, что это неправильный ответ.

Ей даже не пришлось говорить: «Да ладно?» Ее изогнутая бровь сказала мне все без слов.

И без того немалый государственный долг Тальбота стал еще больше.

– Знаешь, Трейси, если он хочет остаться с нами, пусть! Но умолять его я не буду. Ему не нравится, как идут дела. Почему бы тебе не поинтересоваться его планами? Уверен, ты обрадуешься не меньше моего. А я пока подготовлю пикап.

С этими словами я зашагал прочь.

Теперь Трейси поняла корень проблемы и посмотрела на Джастина, который по-прежнему сидел в минивэне. На его губах мелькнула тень улыбки, от которой Трейси поежилась. Я не спешил перекладывать вещи из минивэна в пикап, надеясь, что мы все – но главное Брендон – успеем остыть и успокоиться. Но пока я двигался как можно медленнее, Брендон торопился изо всех сил. Может, он просто не хотел думать о своем решении, поняв, насколько он тупой… кретин. Я хотел было подойти к нему, чтобы попробовать начать разговор с начала, но мне не хотелось обременять Тревиса необходимостью его пристрелить.

Брендон поцеловал трепещущую Николь, осторожно отстранился от нее и сел за руль.

– Нет, Брендон! – молила она. – Не оставляй меня!

При виде страданий дочери у меня сердце обливалось кровью.

– Прости! – крикнул он, не опуская стекол.

Я подумал, что Николь попытается залезть в кабину и уехать вместе с ним. В таком случае мне пришлось бы физически ей воспрепятствовать. К счастью, до этого дело не дошло. Она просто стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как Брендон заводит пикап, разворачивается в неположенном месте и уезжает от нас. Вот и все. Так он и уехал. Мы все с минуту смотрели ему вслед, пока пикап не превратился в черную точку на горизонте. Затем Трейси приобняла меня за талию и тихонько заплакала, уткнувшись мне в плечо.

Я посадил Николь на пассажирское сиденье пикапа, а сам сел за руль. Прислонив голову к прохладному стеклу, она даже не пошевелилась, когда я пристегнул ремень безопасности.

– Джен, сможешь повести? – спросил я.

Из всех нас она казалась самой подготовленной. Семья Тальботов только что понесла сокрушительную потерю. И это было не кино. Мы не могли просто взять и забыть о том, что лишились близкого человека, и начать шутить уже в следующей сцене. И не важно, что он не погиб. Мы знали, что больше никогда его не увидим. Даже если он сумеет выжить в одиночку, в чем я очень сильно сомневался, он не сможет найти нас снова. Я уже решил развернуться и догнать его, как Би-Эм изменил мое решение.

Его крики пронзили тишину. Я подбежал к нему, вытащил пару таблеток «Оксикодона» и вложил их ему в рот. Он проглотил, не запивая: слез, что катились у него из глаз, было достаточно. Через несколько минут он снова потерял сознание, но не от таблеток, а от боли.

– Поехали, надо найти аптеку.

Медлить было некогда. У нас была конкретная цель. Оплакать потерю мы еще успеем.

Томми впал почти в такое же оцепенение, как и Николь. Он сочувствовал ей всем своим существом. Томми был по уши влюблен в мою дочь, и все об этом знали, хотя сам Томми почему-то даже не догадывался, что мы в курсе. Это было даже забавно. Он так волновался в ее присутствии, что называл ее как угодно, но только не по имени, а Брендон ВСЕГДА оставался «тем парнем» или же «им». Так что из всех нас этому большому ребенку сложившаяся ситуация «теоретически» была наиболее выгодна, хотя он явно и думать не думал извлекать из нее пользу. Он чувствовал страдания Николь… и если не облегчал, то разделял их.