Сетевые партнёры в полном составе и не заступивший пока на вахту Ю собрались в номере мадам Добрэн. Француженка попросила всех по очереди пересказать фрагменты того, что открылось им во время «Игры».

– Так ты в «Игре», мой сын, да? А ты, значит, моя приёмная мать? – Утративший всю деловитость, Йа крутился от Лёшки к Альке. – А вы, мадам Добрэн, что ещё за Лукавый? Вы мне, между прочим, не очень нравитесь!

– Если мы начнём сейчас разбираться в чувствах своих персонажей, то забудем, ради чего собрались. Нам нужно отделять себя от «Игры»! Ю, возьми смартфон. Дома вступишь в «Игру». Завтра Йа тебя разбудит и передаст смартфон мне.

– Мадам Добрэн, вы обещали рассказать про Бальдра! – напомнил Лёшка.

– Это имя одного из скандинавских богов. Исландец Снорри Стурлусон в первой четверти тринадцатого века написал книгу и назвал её «Эддой». В ней он изложил мифы о богах. Через четыреста лет после его смерти нашли пергаментную рукопись, содержавшую песни о тех же богах. Книгу Стурлусона сейчас называют «Младшей Эддой», а найденную пергаментную рукопись – «Старшей Эддой», поскольку она древнее.

– А Бальдр был каким богом? – Лёшке не терпелось узнать про своего героя, а исторические подробности могли подождать.

– Мнения расходятся. По-моему, ближе всего к истине, что Бальдр был богом света.

Эти двое опять пристроились под моим дубом! Ишь, расселись, бездельники! Я, значит, добросовестно тружусь, чтобы поддерживать свою красу, а они внимания не обращают! Да как они могут не восхищаться мной?!

Все – от друида до простого крестьянина – круглый год любуются моим лиственным шариком! Только благодаря мне, неувядающей, дерево начинает зеленеть по весне! Раньше всех, в марте – апреле, я радую мир золотистыми цветочками! А о ягодах, которые в августе украшают глянец моих листьев, вообще молчу! Что сравнится с их прелестью?! Чтобы не восхищаться мною, нужно быть полным слепцом – вроде вон того, что торчит под соседствующей с моим дубом березой. Хорошо бы и эти перебрались туда же! Не ясно разве, что дуб занят мной?!

Ой! Кажется, уже не только мной! На ветви справа новый побег тянется! Теперь хоть приличное соседство будет, не то что эти невежи!

Всем – от друида до простого крестьянина – известно, что без меня нет счастья! А вот ежели правильно исполнить ритуал, я исцелю от ядов, язв, ожогов, обморожения. Обеспечу урожай и приплод скота, вызову вещие сны, открою клады, отведу колдовские чары…

Какой ритуал? Да обычный! На шестой день новой луны нужно облачиться в белые одежды, почтительно забраться на моё дерево, предварительно подведя к нему двух белых быков. Золотым серпом (золотым, понятно?) меня срезать. Положить на кусок белоснежной ткани, принести быков в жертву, а потом… Ну, да что объяснять вам, невежам?! Вы небось и на дуб-то не залезете, и шестой день луны прозеваете, и белых быков у вас нет, не говоря уж о золотом серпе! Так что вам счастье не светит! По крайней мере, от меня!

Омела передёрнула веточками и прислушалась к разговору внизу.

– Кошмары стали сниться мне лет в шесть-семь. В моих детских снах не было людей, лишь животные. Какие-то паслись, какие-то охотились, но все были частью круга жизни и радовались ей. А потом с неба на землю бросался огонь, в чёрном дыме исчезали солнце и луна. Все животные гибли в один миг, и я оплакивал их. Каждый сон заканчивался одинаково. «Ты умрёшь», – говорил чей-то скучный голос. И я пытался представить мир без себя. Все, кого я знаю, остаются жить дальше, а меня больше нет… Я представлял, как будет страдать мама, и думал: если все-все станут плакать по мне, может быть, я воскресну?

Омела отвлеклась и попыталась вообразить, что будет с миром без неё. Вот осиротевшая дубовая ветвь засыхает с горя, за ней и весь дуб превращается в безлиственный скелет. Она не защищает жилища от молний, и повсеместно занимаются пожары. Её мелко изрезанные листочки не высевают со злаками, и не плодоносит земля. Её веточки не осеняют целующихся, и уходит из мира любовь. Нет изготовленных из неё амулетов, и ничто не предохраняет воинов от ран, а женщинам не помогает зачать.

По всему выходило, случись с ней чего, мир загнётся в два счёта! Так что не бездельника внизу, а её, омелу, оплачут все слезами горючими!

Бальдр наконец отпустил мою ладонь. А я поражался… Не содержанию его рассказа, в котором ничего особенного пока не просматривалось. У многих в детском возрасте начинает всплывать тема смерти – обычное дело. Поразило меня, как юноша об этом рассказывал. И вообще! Невозможно представить, чтобы в шесть лет Водан или Фригг, да кто угодно из асов или их жен оплакивали бы каких-то доисторических тварей! Зато представить малыша Бальдра, плачущего от жалости к вымершим животным, было очень легко.

Всё-таки очень необычного сына произвела на свет Госпожа! И характером Бальдр ни в отца, ни в мать, да и с внешностью неувязочка… Хед – сероглазый брюнет, как Один. Младший сын царя унаследовал от Фригг зелень глаз и рыжие кудри. А у Бальдра волосы цвета льна, голубые очи, молочно-белая кожа, не обгорающая на солнце, но и не поддающаяся загару. В кого он такой уродился? Надо бы расспросить Госпожу, не являлся ли к ней светлый альв, пока муженёк пил с дружинниками. Шучу, шучу…

– Лет двенадцать я жил спокойно, – продолжил Бальдр. – Но недавно кошмары вернулись. Теперь в моих снах нет животных, только люди. И то, что они творят, заставляет меня выть по ночам…

Громадный овраг, разрезавший город, сверху походил на треугольник. Невзирая на обрывистые склоны и обвалы, случавшиеся после дождей, окрестные сорванцы частенько спускались на дно, где по крупнозернистому песку весело бежал ручеёк.

Когда в город вошли враги, овраг оградили колючей проволокой и запретили к нему приближаться под страхом смерти. В течение двух лет оттуда неслось металлическое стрекотание. Та-та-та, та-та-та… не смолкало ни днём, ни ночью. Потом запретная зона окуталась чёрным дымом.

После того как прогнали врагов, проволоку убрали. Отчаянные мальчишки с опаской спустились в овраг. Дно ручья усыпали странные камушки, с одной стороны белые, с другой – чёрные. Присмотревшись, мальчики поняли, что не камушки это, а обгоревшие кости. Мальчики пошли вдоль ручья и добрались до места, где песок утратил золотистость, стал серым. Там, где размытый дождём склон рухнул, обнажился бурый угольный пласт. Самый глазастый из мальчишек заметил что-то, блеснувшее в угле. Подобравшись повыше, выковырял ножом из спёкшегося угля кусочек металла. Золото! Не то оплавленное кольцо, не то серёжка. Побродив по окрестностям, мальчики нашли человеческие кости, почти целые, кое-где черепа, но в основном песчаные склоны чернели выжженной золой.

– Всё. Не могу дальше, Локи! Почему ты не дал мне остаться в пьяном беспамятстве?!

– Продолжай, Бальдр. Твои сны отравляют тебе кровь, хмель не растворяет яд. Поэтому не держи яд в себе, говори.

Длинная улица запружена людьми. В основном женщины с детишками на руках, подростки, старики. Иногда попадаются мужчины, но совсем не воинственные, растерянные. Все твердят: «Поезд, поезд», надеясь на какого-то большого коня, который вывезет их в безопасное место. Толпу сжимает оцепление вооружённых воинов. Это чужие воины, не свои. Вот улица сужается, по её бокам нагромождены колючие заграждения, между которыми ведёт узенький проход, в него ручейком втекает толпа. Пропускают за «ворота» небольшими группками, вошедшим приказывают оставить свои вещи. «Конечно, конечно, – соглашаются люди. – Вещи отправят багажным вагоном, а нас вывезут обычными, пассажирскими».

Людей без вещей загоняют в душный барак. Заходят воины и начинают срывать с собравшихся красивые одежды и украшения. Люди испуганно смолкают, а их уже подталкивают к ещё более узкому выходу. Вдоль прохода выстроились воины с чёрными волками, бьют проходящих дубинками и весело смеются. На падающих натравливают волков. Люди вываливаются на открытое пространство, спотыкаясь о ворохи чужой одежды и обуви. Край площадки вздыблен земляным бугром. Воины приказывают раздеваться донага и лупят дубинками стесняющихся девушек и женщин. У слишком мешкающих матерей выхватывают из рук визжащих детей и швыряют их за бугор. Что за ним, никто не видит, но все уже понимают, что поезд их там не ждёт. Обнажённых людей толкают дубинами по узкой тропе и загоняют на выступ. Та-та-та, та-та-та… несётся металлическое стрекотанье, и люди, пронзённые невидимыми стрелами, рушатся в карьер. Женщины с детьми, подростки, старики…

– Когда стихли внизу стоны, тела забросали песком. Привели новую партию, и всё повторилось. И так на протяжении двух лет. Потом в обмельчавший овраг вылили какую-то жидкость и подожгли. Сладко-жирная вонь от того, что горело в карьере, с месяц витала над обезлюдевшим городом.

Я стал слушать Бальдра вполуха ещё на середине рассказа. Будет тебе, мальчик, врать! Ты, верно, белены объелся, коль такие сны в твою льняную башку лезут! Но, встретив взгляд юноши, чёрный из-за расширенных зрачков, я поднялся:

– Принесу нам выпивки, Бальдр.

– Не нужно, Локи. Ты прав, хмель не растворяет яд.

Талисман ей вручила первая приёмная мама-вёльва двенадцать лет назад. Узнав о кошмарах малыша Бальдра, Фригг обеспокоилась. Мужа в Асгарде не было, и, не зная с кем посоветоваться, она отправила крылатого гонца к вёльве. Та по прибытии долго говорила с мальчиком наедине.

– Твоему сыну каждую ночь снится гибель всего живого, – сообщила вёльва, когда вечером к ней зашла Фригг. – Это не просто сны, а видения. Их кошмарная направленность напоминает мою. Пока Бальдру открывается только прошлое, и мне жутко подумать о ночи, когда он прозреет будущее. Я сделала для него всё, что в моих силах, и в течение десяти-пятнадцати лет он будет видеть только обычные сны. Потом видения возобновятся, но я надеюсь, что за это время Бальдр окрепнет физически и закалит своё сердце, слишком чистое и открытое для такого мира, как наш…

Помолчав, вёльва добавила:

– Твой сын родился с судьбой, более высокой, чем у любого из асов. В нём ваша общая надежда. Берегите мальчика! Эта вещь тебе поможет.

Вёльва сняла с пояса холщовый мешочек, достала из него кулон и протянула Фригг. Царица с любопытством рассматривала крупный прозрачный кристалл, вставленный в золотую оправу. Она неплохо разбиралась в драгоценных камнях, но такой видела впервые. Что это? На топаз не похоже. Может, берилл?

– Спрячь талисман в надёжное место, – наставляла вёльва. – Достанешь, когда у Бальдра вновь начнутся видения, не раньше. Запомни, дитя, не раньше!

Если бы Фригг сразу догадалась, что у Бальдра возобновились видения, она не поспешила бы его сватать. Но слова вёльвы Госпожа истолковала по-своему: видения начнутся через десять или пятнадцать лет. А двенадцать – ведь ни то ни сё! Увидев, что сын ходит как отравленный, Фригг решила, что мальчик заскучал, а влюблённость, по её мнению, являлась лучшим средством от скуки.

– Тебе нравится Найна? – спросила царица, оставшись с сыном наедине.

– Она очень мила, а что?

– Тогда я пошлю сватов к Цепу?

Бальдр вскинул на мать удивлённые глаза:

– Но ведь Хед старший, мама! Разве не следует сначала женить брата?

– Найна любит тебя, а не Хеда!

О возвращении видений Госпожа узнала от будущей невестки. Когда та начала жаловаться на дурные сны жениха, Фригг встревожилась. Вчера Найна примчалась в слезах и поведала, что Бальдр во сне заходится таким страшным криком, от которого даже слуги попрятались. Сомнения Фригг исчезли. Увы, началось! Вместе с заплаканной девой царица бросилась в покои Бальдра и затрясла сына с такой силой, что тот наконец очнулся.

– Спасибо, мама, – тускло сказал Бальдр. И так же невыразительно обратился к невесте: – Найна, мы поженимся, раз того хотят наши родители. Но запомни, детей у меня не будет. Если хочешь детей, ищи себе другого мужа.

Фригг и Найна полночи обсуждали, что могут значить эти слова. В итоге Госпожа решила, что Бальдр из видения узнал о болезни, по причине которой не может иметь детей. Простившись с дочерью Цепа, Фригг решительно достала из холщового мешочка кулон. Время пришло! «Талисман поможет тебе уберечь Бальдра», – обещала вёльва. От чего уберечь? Как поможет? Вопросы и догадки путались в голове, но с первым лучом солнца в воспаленном сознании матери возник ответ. От всего! Никто и ничто не посмеет навредить её сыну!

Явились! Ну, чего они к моему дубу ходить повадились, прямо как свиньи за желудями?! Омела прислушалась.

– Привет, Госпожа!

– Локи! Ты меня испугал, так бесшумно подкрался…

– Что надеешься высмотреть на дереве через этот кристалл?

– Пытаюсь оградить Бальдра.

– От чего?

– От дуба, от омелы…

– От омелы – правильно! Если к парню такой же паразит прицепится, как этот шарик к дереву…

Как ты меня обозвал, сквернослов?! Паразитом?! От возмущения листья омелы свернулись в трубочки. Всем – от друида до простого крестьянина – известно, что я – благословение небес! Священное дитя молнии, ударившей в высокую ветвь! Ладно, не спорю, всё это выдумки крестьян… Не от молнии я появилась, а от птички небесной. Склевала птичка сочную ягодку, перелетела на дубовую ветвь, клювик о кору почистила, и прилипло клейкое семечко намертво к коре. Впилось острым корешком, потянуло на себя древесные соки. Глядь, через какое-то время уже отросточек пошёл, за ним другие стебельки, веточки, а там и маленький зелёный кустик. Не один год для этого требуется, между прочим! Если бы всё было так просто, как крестьяне думают – молния жах! и я на ветке сразу во всей красе! Долог путь до красы!

А думаете, круглый год красу поддерживать легко?! Труд непрерывный, вам бы так попыхтеть! А что дереву от моих трудов ничего не достаётся, так оно о себе и само позаботиться может. Вон какое здоровенное. Не ива чахлая, а дуб-богатырь! Мой здоровяк и десяток омел выдюжит, а я у него, между прочим, одна! То есть уже не одна, но сосед мой не в счёт, больно молод…

«Не смей причинять вред Бальдру!» – властный приказ ударил в омелу внезапно, как молния в ветвь дуба. «Сдался мне ваш Бальдр!» – возмутился кустик. До Бальдра омеле дела не было, а вот свалиться на голову ненавистному сквернослову хотелось ужасно! И чтоб при этом внутри её зелёного шарика прятался увесистый камень! А обозвавший её паразитом всё не унимался:

– Смотри правее, Фригг, ещё один побег омелы. И его не забудь заговорить!

– Довольно насмешничать, Локи! Этот крошечный побег не представляет опасности для моего сына.

– Госпожа, ты занимаешься неблагодарным делом. От судьбы нельзя уберечь.

– Не смущай меня, Локи! Я Ба льдра уберегу!

Женщина развернулась и гордо зашагала прочь. Оставшись в одиночестве, сквернослов поднял голову и задумчиво уставился на омелу. А может быть, чуть правее…

Видение на заказ окончилось, я с трудом перевожу дыхание. Слёзы текут по моему морщинистому лицу, но я свидетельствую…

Узкая полоска суши коротким клинком разрезает залив. На самом острие – ладья, поставленная на катки. В центре ладьи поленница, сложенная из пропитанных маслом брёвен. К ней приставлена лестница, чтобы можно было подняться наверх – туда, где на красном ковре спит юный бог. Прекрасное лицо белее снега, волосы цвета льна, белые одежды… На эту белизну больно смотреть, но оторвать глаз невозможно.

Над песчаной косой, подобно рукояти, вздыбился берег, забитый людьми. Разноплемённая толпа с немой скорбью взирает на юного бога, который скоро уйдёт на небо с дымом погребального костра. На небесах светлые альвы введут его в чертоги, и никогда в тех чертогах не случится злодейства, ибо принадлежать они будут беспорочному Бальдру. Там-то не будет злодейств и порока, а тут?! Люди косятся друг на друга.

Проститься с Бальдром пришло множество племён. Явились даже горные великаны и низкорослые пикты, никогда не водившие с асами дружбы. Как они все, разношёрстные, разномастные, смогут уживаться друг с другом теперь? Бальдр словно имел волшебный ключик, который в каждом без исключения открывал самое лучшее. Он-то уйдёт в небо и воссядет на небесный трон, но что без него станется с ними здесь, на земле?

К ладье спускается процессия. Царь и его супруга облачены в белое. На тёмных волосах Одина не видно короны, косы Фригг распущены. За ними воины несут носилки с девушкой. Невеста, не успевшая стать женой, приняла яд, и родители жениха не отказали ей в последнем желании возлечь на костёр вместе с их сыном. Двое асов ведут осёдланного коня с роскошной сбруей. Дальше двигаются носильщики с драгоценной утварью и личными вещами Бальдра и Найны. Замыкают шествие факельщики в красных одеждах.

Царь ступает на ладью, поднимается по лестнице и замирает в неподвижности, всматриваясь в спокойную белизну сыновнего лика. Толпа взирает с берега, боясь шевельнуться. Один снимает кольцо и надевает на мраморный палец Бальдра. Касается губами его лба и спускается, освобождая место супруге. Госпожа стоит над сыном дольше, гладит холодные щёки своего мальчика. Все женщины на берегу понимают, что она поёт прощальную песнь матери, и беззвучно поют её вместе с Фригг. Вдруг неестественно прямая спина царицы переламывается пополам, водопад медовых волос скрывает от глаз собравшихся алебастровое лицо юноши. К беззвучным рыданиям матери присоединяются женщины на берегу, скорбь накрывает всех, словно тень громадной птицы.

Я замолкаю, слёзы душат меня…

– Продолжай, – хрипло требует Один.

Царь окликнул супругу. Фригг выпрямилась, стала слепо спускаться, оступилась и упала в объятия мужа. Один отнёс её подальше. Так, издалека, они и наблюдали дальнейшее. Воины опустили носилки с невестой. Тор передал им молот и факел, поднял мёртвую девушку и уложил рядом с женихом. Затем стали аккуратно размещать вещи. Завели на ладью коня, полоснули острым лезвием по шее, собрали в чашу кровь и принесли в жертву волнам. Факельщики окружили поленницу и одновременно ткнули в неё огнём. Красно-синие язычки не торопились заниматься, лениво лизали древесину, словно пробуя её на вкус. Но вот огонь разошёлся, от поленницы потянуло жаром, защёлкали и полетели во все стороны искры. Начался отлив, следовало поторопиться. Асы напрягли мышцы, но ладья точно приклеилась к каткам.

И тогда с берега побежали добровольные помощники. Впереди оказался маленький пикт, когда-то угодивший в капкан. Капкан для охоты на лис установил Хед, в ту пору ещё зрячий. Хед отлично помнил отравленные стрелы обитателей лесистых холмов, унёсшие жизни многих асов. Увидев, что за «лиса» попалась в его капкан, он зло рассмеялся и вытащил кинжал. Но мальчик с льняными волосами уже склонился над пиктом:

– Хед, быстрее разомкни! Ему же больно!

Глядя на огорчённое лицо брата, Хед передумал учинять расправу (по крайней мере, в присутствии Бальдра) и нехотя разомкнул капкан. Искусство целителей спасло пикта от хромоты, а Бальдра, помогавшего его выхаживать до полного выздоровления, пикт навсегда впустил в своё сердце. И сейчас бежал по песчаной косе, желая хоть что-то сделать для мальчика, который был так добр к нему. Для мальчика, похожего на светлого альва, который теперь всем кажется белым богом. Пусть его путь на небеса ничем не омрачится!

Пикт хотел помочь и очень неудачно попал под ноги Тору, взбешённому тем, что асы не могут сдвинуть прилипшую к каткам ладью. Тор дал ему пинка, и пикт полетел в нижние ярусы поленницы, где уже вовсю бушевало пламя. В этот миг подоспела вторая помощница – Текк, девушка из племени горных великанов, как и пикт, впустившая Бальдра в своё сердце. С разбега она всей мощью врезалась в ладью, с катков посыпались искры. Полыхающее судно, словно специально дожидавшееся Текк, соскользнуло на воду и тут же было подхвачено отливом. Рассвирепевший с досады Тор замахнулся на Текк молотом, но его руку перехватили, не позволив ещё одним убийством омрачить прощание с Бальдром.

Ладья удалялась, но с берега пока можно было различить две белые фигуры на красном ковре. Но вот верхний ярус поленницы рухнул вниз, и белизна исчезла в пламени. Хемдаль затрубил в рог, слышимый во всех мирах, чтобы светлые альвы встречали Бальдра на небесах. Ослеплённая горем Фригг не видела того, что творилось вокруг. Зато Один единственным глазом подметил и летящего в костёр пикта, и желание Тора размозжить череп добровольной помощнице, и множество других мелких деталей, складывавшихся в горькую истину: надежда асов погибла. Без Бальдра они обречены!

– И ещё, Локи, мне открылось в видении, что те воины с чёрными волками – наши потомки! Не хочу порождать убийц! Я сказал Найне, что детей у меня не будет.

– Зря ты сказал это, Бальдр! Готов побиться об заклад, что Найна отнесла твои слова на собственный счёт. Наверняка теперь думает, будто ты не считаешь её достойной стать матерью твоим детям. Представляю, как терзается дочь Цепа! Не умножай страданий, мой мальчик, и без тебя умельцев хватает.

А ведь Локи прав! Торопливо простившись с Лукавым, Бальдр поспешил к невесте.

Найна устроилась подле окна с шитьём на коленях, но не сделала ни стежка. Её вид унылостью напоминал ноябрьский пейзаж.

– Найна, я не сомневаюсь, что ты можешь быть прекрасной матерью, – прямо с порога воскликнул Бальдр. – Но если хочешь иметь детей, выбери себе другого мужа! У меня детей не будет!

– Госпожа обещала тебя вылечить, – смущённо прошептала дева.

Он не сразу понял, о чём говорит дочь Цепа.

– Вылечить? От чего?

– Ну, от этого… – Найна покраснела. – У нас с тобой будут дети! Обязательно будут!

Солнце отыскало меж тучами прореху и бросило на Найну сноп золотых лучей. И средь бела дня на Бальдра обрушилось видение: бесконечная вереница убийц с чёрными волками, чеканя шаг, выходит из вздутого горой живота Найны.

Он в ужасе отшатнулся.

– Я и впрямь болен! Найди себе другого мужа, Найна!

Тропа становилась всё круче, Серебристый чаще и чаще давал понять, что он конь, а не горный козёл. Оставив коня, Бальдр начал карабкаться вверх по склону.

В первый раз он шёл этим путём год назад. Тогда, на летнем празднике солнца, один из скальдов исполнил песню, задевшую Тора и Бальдра. Скальд пел о волшебном водопаде, исполняющем желания, который охраняют два злобных великана. Тор решил найти это место, чтобы истребить великанов. Долго пропадал в горах, обнаружил с дюжину небольших водопадиков и несколько пустующих пещер. Бальдр же отправился разыскивать волшебный водопад – и нашёл!

Место оказалось сказочно красивым! Юноша залюбовался хрустальными струями, с грохотом низвергавшимися со скалы, белой пеной природного бассейна, отражением небес, мельканьем серебристых форелей. И не сразу заметил молодую женщину, выходившую из воды. Кажется, они увидели друг друга одновременно и замерли – она испуганно, он восторженно. Над водой выступали её голова, плечи и сильные руки, которыми женщина придерживала тугой узел волос. Её кожа была цвета тёмного мёда, а лицо показалось Бальдру восхитительным.

Поняв, что чужак не представляет опасности, незнакомка сделала шаг к берегу, затем ещё один и ещё. Бальдр увидел две смуглые полусферы с вишневыми кружками посередине, узкую талию, переходящую в крутые бедра, лёгкую выпуклость живота… По мере того как женщина выходила из воды, Бальдр отступал назад, стараясь смотреть только на её лицо, но взгляд юноши тянуло вниз, словно магнитом. Женщина была на полголовы выше Бальдра, в сравнении с ней он ощущал себя воробушком-заморышем рядом с прекрасной голубицей.

– Ты богиня? – потрясённо выдохнул Бальдр.

– С чего ты взял? – В низком голосе женщины прозвучало удивление.

– Какая ты красивая! Я никого прекраснее в жизни не видел!

Незнакомка улыбнулась и быстро опустила глаза – ей было приятно это слышать.

– Так смотри!

Она тряхнула головой, и мокрые кудри полетели вниз, обвив её стан чёрными змеями. Повернувшись к нему спиной, женщина наклонилась и стала расчёсывать волосы костяным гребнем. Бальдр, не отводя глаз от ее крепких, гладких ягодиц, сглотнул – слюна была вязкой и сладковатой. Заплетя косы, незнакомка начала одеваться. Её незамысловатый костюм состоял из короткой юбочки и безрукавки, сшитых из шкуры рыси. Одевшись, она повернулась к юноше:

– Кто ты и что здесь делаешь?

– Моё имя Бальдр. Я услышал песню о волшебном водопаде, исполняющем желания, и отправился на его поиски.

– Водопад, исполняющий желания? И чего же ты желаешь?

– Не обидишься, если скажу честно? – смутился Бальдр. – Больше всего я хочу оказаться под струями водопада вместе с тобой!

Незнакомка рассмеялась.

– Возможно, это твоё желание волшебный водопад исполнит! Ты тоже мне приглянулся.

Внезапно её низкий смех оборвался. Тревожно вслушиваясь во что-то, она быстро бросила Бальдру:

– Уноси отсюда ноги! Сейчас же!

Юноша вспомнил о злобных великанах, охраняющих водопад, но не двинулся с места.

– Пообещай, что я увижу тебя снова!

– Буду ждать тебя здесь в первый день полной луны. Беги же!

В первый день полной луны Бальдр снова пришёл на место, где впервые увидел красавицу-великаншу. И на седьмой день ущербной луны пришёл. И ещё много, много раз водопад исполнял его желания… Бальдр совсем потерял голову – все его мысли были лишь об этой женщине.

Её звали Текк. Она жила с двумя свирепыми братьями в пещере неподалёку от водопада. Порой Бальдр замечал синяки на её теле: «Это сделали они?» Текк всегда отнекивалась. Бальдр ей не верил, но не знал, чем помочь. Не тащить же сюда Тора! Не везти же Текк в Асгард! А как он мечтал, чтобы Текк родила ему ребёнка! Однако когда он заикался об этом, великанша всегда уклончиво отвечала: «Не сейчас, не время». Последний раз они встретились за день до того, как у Бальдра возобновились видения. Он снова заговорил о ребёнке, но Текк вдруг рассердилась:

– Ты не понимаешь, о чём просишь!

Теперь с разговорами о детях было покончено. И не затем юноша карабкался вверх по склону, чтобы в водопаде исполнялись его желания. Не желание жгло его, а откровение Локи!

– За что Тор так ненавидит великанов? – спросил у Лукавого Бальдр. – Неужели он верит в сказки, будто великаны – людоеды? Но ведь это всё выдумки, ложь!

Локи помрачнел:

– Не всё ложь, мой мальчик. Я прожил с великаншей Анбодой больше трёх лет. Она была чудовищем, пожирающим людей, но при этом… Представь необузданность и силу в сочетании с дикой красотой… Прекрасный ужас, к которому меня влекло неодолимо. Я никак не мог себя заставить сбежать от неё, решился, лишь когда у нас родилась дочь. Если бы я не успел скрыться с Хель, Анбода сожрала бы собственного младенца.

Слова Локи впрыснули Бальдру яд в самое сердце! Он карабкался к Текк, чтобы женщина-великанша, к которой его влекло неодолимо, избавила сердце от яда! Пусть Текк скажет: «Этого не может быть» – и всё! Больше ему ничего не надо! Пусть просто скажет…

«Может», – пришло вдруг изнутри, и Бальдр едва не сорвался.

Найдя плоский уступ, он сел, отёр лоб, мгновенно покрывшийся холодным, липким потом, и… новое видение безжалостной плетью хлестнуло его по глазам. Вот великан одним рывком разрывает крошечное тельце и швыряет половину сестре. Текк с чавканьем вгрызается в тёплую плоть, а когда отрывает вымазанное в крови лицо, на нём написано наслаждение.