Лара слышала, как уходил Андрей. Лежала с закрытыми глазами и думала, ну вот и все. Ей хотелось вскочить, броситься за ним, закричать, а как же я? Почему? Но она лежала, стараясь ничем себя не выдать. Даже дышать перестала. Чтобы он не почувствовал, что она проснулась, чтобы не встретиться с ним глазами. Чтобы избежать нелепой и постыдной сцены. Из-под ресниц она наблюдала, как он одевается. Стараясь не шуметь, не сводя напряженного взгляда с ее лица.

Как нашкодивший пес, невольно подумала она. Как Франя, сожравший мясо на котлеты. Был такой факт в биографии добряка Франи. Сравнив Андрея с домашним песиком, она расплакалась. Будто сейчас только поняла что-то важное – Франя был свой, даже нашкодивший, а Андрей – чужой. Он ничего о себе не рассказывал, смотрел на нее, как ей уже казалось, с сожалением, зная, что уйдет. Как же так, разве можно говорить, что она Ева из райского сада, что она красивая, и… и… быть таким нежным и ласковым и знать, что завтра уйдешь? Но даже пусть так, но сбегать тайком, на цыпочках, бесшумно шаря в поисках одежды?

Ларе было невыносимо стыдно. Слезы сбегали к вискам, терялись в волосах. Она не удержалась, всхлипнула. Андрей застыл, впившись в нее взглядом. Потом поспешно вышел из комнаты. Она слышала, как зашуршал плащ, который он снял с вешалки, как открылась и осторожно закрылась входная дверь. Торопливые шаги по деревянной веранде, скрип калитки. И все. Конец. Ушел не попрощавшись. Ей вдруг пришло в голову, что он оставил деньги на тумбочке, и ее обдало жаркой волной. Почему она так подумала? По одной простой причине – с порядочными женщинами так не расстаются. Конечно, что он мог подумать о ней? Она привела домой незнакомого человека, она позволила ему… все. Маятник качнулся в другую сторону, и Лара уже во всем обвиняла себя. Она приподнялась на локте – на тумбочке ничего не лежало. Нагишом выбежала в комнату, потом на кухню. Денег нигде не было. Она испытала странное облегчение, понимая в то же время, что мысль о деньгах, которые он мог оставить, была довольно нелепой.

Набросив халат, она вышла на веранду. Было еще совсем рано. Сизая роса лежала на траве. Сизая дымка висела в воздухе. Лара зябко повела плечами. Деревянный пол был влажен и холоден. Красный раскаленный край солнца показался над деревьями. Вот и все, подумала Лара. Осень. Как поздно всходит солнце…

Забыть, приказала она себе. Не распускать сопли. Не думать. Не вспоминать. Ей хотелось завыть от обиды и унижения…

Удивительно, что она не испытывала ни малейшего стыда от своей наготы, от того, что он рассматривал ее. Монашка, называет ее Лина. Вечная девственница. Старая дева. Сестра прибегает поплакаться на ее груди, пожаловаться на очередного мужа, который сволочь и алкаш. Позабыв, зачем пришла, она переходит на Ларины проблемы. Ей доставляет удовольствие наставлять сестру, учить жить. А то и откровенно шпынять с высоты собственного житейского опыта.

– Чего ты сидишь сиднем? – кричит Лина. – Век прокукуешь одна! Алькин дружок вон спрашивал, интересуется. Телефончик просил.

– Нет, – отвечает Лара скупо.

– Почему? – возмущается Лина. – Ты какая-то дикая, честное слово! Нормальный мужик, разведен, ищет бабу. И работа нормальная, строитель, бабки хорошие забивает. Скажи спасибо, что хоть кто-то интересуется!

Почему? Да по той простой причине, что она не баба, и ей не нужен мужик, даже нормальный. Нормальный в понятии Лины. Лара молчит. Ей хочется, чтобы Лина ушла. Однажды она не выдержала и сказала:

– Я не хочу такой жизни, как у тебя, поняла? Я не хочу, чтобы мой муж пил и бил мне морду. Я не хочу!

– Она не хочет! – завопила возмущенная сестра. – Все хотят, одна она такая умная! Ха, она не хочет. Да у меня душа болит за тебя! Тебе замуж пора, дура! А какой жизни ты хочешь? Алька меня и пальцем никогда не тронул, к твоему сведению. И вообще, сейчас все пьют.

– Неправда, – говорит Лара. – Не все. И руки распускают не все. Уж лучше одной…

– Много ты понимаешь! – говорит Лина, сбавив тон. – Тебе легко, ты холодная. Тебе никто не нужен. А я нормальная баба, мне нужно, чтобы у меня под боком мужик лежал, поняла? Мой собственный. Пусть даже пьющий. А насчет рук… так ведь я и сдачи могу дать! Зато какой потом секс, после драки… – Она хихикает, в глазах черти скачут. Машет рукой – а, что тебе рассказывать! Без толку.

Они молчат. Лина, выкричавшись, затихает. Потом говорит примирительно, жалея сестру и раскаиваясь:

– Ларка, ты, наверное, счастливая! Ни жратвы готовить не надо, ни стирать, ни сумок таскать. Они же все время голодные. Причем мяса требуют. Жрать, жрать, жрать! Слушай, – говорит она немного погодя, – а может, тебе по фигу, потому что ты мяса не ешь? У тебя же от травы никаких сил нету!

Лара пожимает плечами и не отвечает.

– Если бы ты знала, как он меня достал, – вдруг говорит Лина ни с того ни с сего. – Из дома выйти нельзя, к столбу ревнует, отчета требует за каждую минуту. Может, ты и права, Ларка, одной лучше. Свобода!

Разговоры о свободе означали, что у любвеобильной Лины появился новый поклонник. И муж ей мешает. Сейчас она попросит Лару присмотреть за сыновьями – годовалым Ленчиком и шестилетним Сережей, соврет, что нужно пробежаться по магазинам, а то совсем обносилась. Лина не работает, сидит дома с детьми и страшно скучает.

– Лар, мне нужно завтра отскочить в одно место, возьмешь пацанов? – умильно просит Лина. – Часа на два, лады?

– Не боишься? А если Алька узнает?

Лина беспечно машет рукой, смеется – чего заранее плакать? Вот узнает, тогда… посмотрим.

– Ты, Ларка, ни себе, ни людям! – говорит она. – А за Альку не переживай – меня на всех хватит! Знаешь, в Библии сказано, кому много дано, с того много спрашивается. Поняла? Это про меня.

Вот такие разные девочки получились у строгой, вечно занятой мамы, заведующей каким-то там отделом в мэрии, и папы, скромного мягкого ветеринара, которому со зверями было легче, чем с людьми. И в доме у них всегда жило разномастное зверье, несмотря на недовольство матери. Мопс Франя, кошка Бонита, Боня для своих, и бирюзовый волнистый попугайчик Клайд. Эти были долгожителями. В разное время появлялись черепахи, хомяки, даже желто-бурые лягушки, предсказывающие погоду.

Бирюзовый попугайчик Клайд таскал за усы Бониту, известную сложным характером, кошка в ответ шипела и замахивалась лапой. Хулиган – фррр! и взлетал, выжидал немного и повторял атаку снова. «Сожрет Бонька птичку», – предсказывала бабушка Нина Викентьевна, с нетерпением ожидая этого события. Даже пари заключала с Линой. На сотню.

Бабушка – теща, была тем еще фруктом. Или ягодой. Занималась аэробикой, прекрасно одевалась и ходила к косметичке. Запрещала называть себя бабушкой. Для зятя она была Нина Викентьевна, для девочек просто Нина. Играла в карты, как заправский шулер, в компании таких же пенсионеров. Это была компания, всегда умевшая жить, то ли в силу характера, то ли благодаря хлебным должностям в прошлом.

Бабушка всю жизнь проработала санитарным врачом, проверяла столовые и рестораны, что давало солидный приварок к зарплате, а также связи. Она могла достать все в годы дефицита – от сырокопченой колбасы до магнитофона «Сони». И сделать ремонт в квартире за считаные дни, и устроить дочку в престижную школу, и одевать ее как принцессу. К сожалению, дочка мало интересовалась тряпками, а «делала карьеру», как говорила бабушка, забыв, что она женщина. Вышла замуж за рохлю Женьку Левицкого, соседа, вечно возившегося с больными голубями и драными кошками. Зато непьющего, вздыхала бабушка, что немало при повальной алкоголизации населения. С карьерой великого экономиста у дочки не сложилось, и Нина Викентьевна пристроила ее в городскую администрацию. Старые связи все еще работали и плодоносили.

Лина, младшая, была шкодлива, училась плохо и постоянно врала. Но была всеми любима за легкий характер. Она запросто бросалась на шею матери, когда та строго ей выговаривала за плохие отметки, и кричала: «Мамочка, моя любименькая, моя миленькая, моя хорошенькая! Я тебя люблю!» Обцеловывала материно лицо, руки, ластилась и вилась вьюном. Такой характер – благословение божье и большая редкость, от таких людей – свет и радость, несмотря на то что они зачастую неверны, лживы, даже подлы. Мир воспринимаем чувствами, а не разумом. Веселая лентяйка и гулена Лина с хорошенькой ласковой рожицей была вечной семейной проблемой, требующей неусыпного внимания, в отличие от серьезной Лары, которая прекрасно училась, сидела дома с книжкой, не дралась с дворовыми ребятами, не теряла портфелей и не вырывала страниц из дневника. А также не гуляла допоздна и не приходила домой зацелованная, пахнущая табаком и вином. Когда мать, случалось, выговаривала Ларе, та словно каменела. Опускала голову и не могла выдавить из себя ни слова. Переживала.

– Тяжело ей будет в жизни, – говорила бабушка Нина Викентьевна о Ларе. – Все в себе носит. И некрасивая. В кого же ты такая некрасивая уродилась? – недоумевала бабушка. – Родители вроде ничего, Линка – красотка, хоть и стервида, но так-то оно и лучше, очень помогает в жизни. А ты…

В восемнадцать Лина выскочила замуж за курсанта летного училища. Радости от такой семейной жизни был немного, муж жил в казарме и вырывался к молодой жене нечасто. Лина поняла, что ошиблась – до окончания училища и последующей бурной карьеры было как до неба, – переиграла и вышла замуж за директора гастронома, солидного вдовца с сыном-подростком. Брак продолжался два года, Лина воспитывала пасынка как могла, даже учила с ним уроки и в конце концов лишила невинности. Папа-рогоносец нарадоваться не мог прекрасным отношениям проблемного подростка и мачехи, пока не застукал преступников в супружеской спальне. Получился скандал. «Пусть скажет спасибо, – хладнокровно заметила Лина, – за сына. Я из него мужчину сделала».

И так далее и тому подобное. От третьего мужа родился сын Сережа. От четвертого – пьяницы Альки – Ленчик. И дети получились прекрасные – крепкие, здоровые, ласковые. И спокойные, хотя Лина орала на них почем зря.

А старшая, Лара, пережила в юности трагедию, потом, в молодости, неудачную любовь и скукожилась, втянула голову в ракушку как улитка. Ее мальчика, одноклассника, с которым она дружила много лет, сбила насмерть машина. Через неделю ему исполнялось семнадцать. Лара не смогла заставить себя пойти на похороны, пролежала в своей комнате несколько дней без движения. Ей не хотелось жить…

Время все лечит, конечно. Но шрамы остаются…

Потом у нее случился роман с преподавателем института, умным ироничным популярным красавцем, который неизвестно с какого дива вдруг обратил внимание на некрасивую студентку. Может, после сладкого потянуло на соленое? Он был женат, но вроде как перманентно разводился. Жил в квартире друга, который уже третий год занимался посадкой лесов в далекой Африке в составе делегации одной неправительственной организации. Время от времени грозился бросить все к чертовой матери и уехать к другу в Африку, что было в известной степени позой – ему нравилось пугать влюбленных девочек.

Роман Лары и красавца-преподавателя протекал бурно, но недолго. Олег Петрович – так его звали – вдруг перестал обращать на нее внимание. Вчера еще рассказывал о коллекции украшений из слоновой кости, присланной другом из Африки, повторяя неоднократно, что надо бы посмотреть на это чудо вдвоем, а сегодня как отрезало – смотрит в сторону, проскакивает мимо. А однажды, наткнувшись в коридоре, сообщил, что помирился с женой. Чуткие девчонки-однокурсницы тут же вылили на Лару ушат сплетен о его новой подружке и дальнем прицеле. Мужику сороковник натикало, а он все по чужим квартирам прыгает и песни под гитару поет со студентами. Какая жена? Нет, и не было никогда. Всю жизнь просвистел по девочкам, вечный мальчик со стишками, в джинсиках и кожаной курточке. И плешь на макушке уже, и животик, а все по дискотекам скачет, козел. И кличка у него Диджей, вроде как для юмора. А у новой подруги папа большой чин в областной администрации и приданое – квартира в городе и домина в пригороде. Мечта поэта. Простая деревенская деваха, уши развесила, в невестах уже ходит.

Лара подумала тогда, что она тоже развесила уши… От романа осталась обида и недоумение. Ей казалось, все смеются над ней. Она, как улитка, втянула голову еще глубже в раковину и затаилась там, пережидая боль. Что свойственно улитке, противопоказано человеку. Лара не была улиткой, но голову втянула и затаилась, все более утверждаясь в мысли, что такая уж у нее судьба и… нечего тут. Нечего тут!

С чувством облегчения она дождалась окончания вуза, сдала последний экзамен бывшему любовнику, раздобревшему на семейных харчах, и закрылась в деревне.

Отец и бабушка скинулись и купили ей дом в пригороде, несмотря на возражения матери, считавшей, что дочка окончательно похоронит себя в деревне. Бабушке пришлось продать кое-что из своих украшений. Лара заплакала, когда они торжественно привезли ее в Посадовку на собственную «фазенду»…

Лара была счастлива, окунувшись в самостоятельную жизнь. Ее цветы получали премии на выставках, необыкновенная роза персикового цвета, названная «Нина» в честь бабушки, получила поощрительный приз в Австрии, в Зальцбурге, на ежегодном цветочном шоу. Нина Викентьевна очень гордилась розой имени себя и носила ее фотографию в сумочке, как другие носят фотографии внуков, показывая всем желающим. В этом проявлялся ее здоровый эгоизм. Она же помогла Ларе с клиентами – за ее цветами стояла очередь. И познакомила с модным ландшафт-архитектором Борисом Вершининым, который был нарасхват у нуворишей.

Лара чувствовала растения. И испытывала истинное наслаждение, копаясь в грядках, рассаживая и пересаживая цветы, укрывая пленкой от заморозков ранние сорта. Она, можно сказать, знала их по именам. У нее в руках была сила, которая передавалась растениям. А может, все было наоборот – это они передавали ей свою силу. Между ними было полное взаимопонимание. Самые капризные расцветали в ее саду. В «райском саду», как сказал Андрей.

Ева из райского сада…

…Бережа, Андреев подарок, стоял перед ней на столе, нелепый, изломанный, смотрел загадочно выпуклыми черными глазками из стеклышек, словно хотел сказать: не грусти, еще не вечер. Она потрогала его корявые руки, сложенные на посохе, и спросила:

– Это ты его увел?

Он ушел, и теперь с ним ничего не случится, вдруг подумала она. Как с тем погибшим мальчиком. Преподаватель Олег Петрович тоже ее бросил и женился. Теперь вполне счастлив, с ним тоже ничего не случилось. Ее судьба не переплелась с их судьбами…