25

– Ты по-прежнему еще можешь спасти меня, – произнесла я как можно спокойнее. – Причем спасение не означает убийство. Ты же способен однозначно понять такое слово.

Кит стоял у меня за спиной, прижавшись лицом к моему затылку. Я почувствовала, как он покачал головой.

– Ты ничего не понимаешь, – маловнятно ответил он, уткнувшись носом в мои волосы. – Ничего.

Нож переместился к моему подбородку. Я вскинула голову, тщетно пытаясь отстраниться.

– Послушай меня, Кит. Ты ведь всегда говорил, что я умна. Помнишь?

Я поняла, что должна делать: надо говорить. Нельзя молчать, давая ему возможность думать. Возможность действовать.

– Но не так умна, как Джеки, – вяло возразил он.

Мне хотелось крикнуть ему, что я умнее Джеки, что именно она сейчас лежит бездыханно в чьей-то затвердевшей крови, а я еще жива.

Мне хватило ума, чтобы обнаружить ключ с брелоком «№ 12» в кружке с рисунком из красных перьев и вспомнить о домах семнадцать и восемнадцать по Пардонер-лейн. Хватило ума, чтобы заметить определенное сходство ситуации с домами одиннадцать и двенадцать по Бентли-гроув.

Вот если б мне еще хватило ума держаться подальше отсюда – удовлетвориться этим знанием и не пытаться проверить все, полностью доказав себе самой свою правоту…

Могла ли Джеки Нейпир желать мне смерти? Она же не знала меня!

– Пожалуйста, послушай, – невозмутимо продолжила я. – Ты прав, ситуация получилась безвыходная, но есть способ пережить ее. Если мы готовы признать случившееся, взять на себя ответственность…

– Разве ты не знаешь, что в Кембридже нет тюрем? – рассмеявшись, спросил Кит. – Вчера я провел их поиск в «Гугле». Есть одна в Марче и еще одна в местечке под названием Страдишелл, неподалеку от Ньюмаркета. Почтовый индекс CB-восемь – буквы, как в Кембридже, но на этом сходство кончается.

Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Я совсем не ожидала, что он заговорит о тюрьмах. Он искал их в Кембридже? По Интернету. Зачем?

– Мы вели себя как идиоты, – забормотал Кит, – только зря тратили время в этих унылых местечках. Надо было держаться за этот город. Все эти мелкие провинциальные городишки – Хорнингси, Харстон – они не сравнимы с Кембриджем, какая уж там цивилизация! Они ничем не лучше застойного, удушающего Литтл-Холлинга. Ничем не лучше Рича, Беруэлла, Чиппенхэма… или уж, на худой конец, того самого Ньюмаркета.

У меня начали стучать зубы. На улице ведь по-прежнему было жарко? Невероятно, но я замерзла. От Кита тоже несло холодом. Заморозили друг друга до смерти.

– Мы потеряли попусту чертовски много времени, – печально заключил мой муж.

Похоже, он имел в виду, что мы начали терять время с две тысячи третьего года, с наших поисков дома.

Прошло семь лет. Пролетело, и вот время закончилось. Нет больше ни прошлого, ни будущего, нет смысла и говорить о них. Не существует ничего, кроме настоящего, кроме страха смерти и безмолвия, наваливающегося на меня, кроме удушающей тишины, растекающейся кровью.

Кровью, исчезнувшей, когда Кит сел к компьютеру взглянуть на нее.

Я резко вздохнула. Понимание обрушилось на меня, не оставив времени на сомнения. Исчезла не только кровь. Я попыталась отбросить страх и привести мысли в порядок, но осознала, что приводить в порядок нечего – голова моя заполнилась зрительными образами, словно передо мной прокручивался видеофильм: Кит сидит за моим письменным столом, глядя на экран лэптопа. Я стою за его спиной, боясь того, что вновь увижу ту жуткую картину, хотя он и говорит, что ее уже нет, а на полу в разбитой рамке валяется свидетельство регистрации фирмы «Нулли»…

– Я поняла, как ты сделал это, – сказала я. – Все постоянно спрашивали меня, почему же ты не увидел женского тела, просматривая открытый мною тот же самый виртуальный тур. И мне все хотелось найти объяснения того, как такое могло случиться.

Кит тихо хмыкнул. И я как-то догадалась, что он улыбнулся.

Я почувствовала, как изменилось выражение его лица, не видя его: означает ли это, что я знаю этого человека?

– У тебя появилась интересная версия, – заметил он. – Виртуальный тур с переменным вариантом, появляющимся всего один раз каждые сто или тысячу циклов.

– Хотя и ошибочная, верно? Ты просто смотрел другой тур. Ты первым вошел в кабинет, а я осталась за дверью.

Я тряслась от ужаса на лестничной клетке. Слушала за закрытой дверью недовольное ворчание Кита: «Потрясающе! Всю жизнь я мечтал взглянуть глухой ночью на чужую посудомоечную машину».

– Ты закрыл все, – продолжила я, – и тот тур тоже. Ты вообще вышел из Интернета. Один щелчок мыши, и все исчезло. Ты заранее выложил на рабочий стол монитора другой, готовый для просмотра видеотур – изначальный вариант. – Ты получил его от нее, от Джеки. – И запустил его вторым щелчком. И там уже не было той гостиной, не было никакого женского тела.

Кит хранил молчание. По-моему, он перестал улыбаться.

– Когда я вернулась в кабинет, на страничке, окружавшей виртуальный тур, уже не было логотипа «Золотой ярмарки». А до того, как я разбудила тебя, у меня был открыт вебсайт «Золотой ярмарки». Там и адрес был указан – «Бентли-гроув, дом одиннадцать» – и логотип «Золотой ярмарки».

Почему же моя память так долго таила эту подробность?

– Когда ты, рассердившись на меня, вернулся в постель, я опять уставилась на экран и тупо пялилась на него несколько минут. Просматривала комнату за комнатой, постепенно появлявшиеся на экране. И всякий раз, когда появлялась гостиная, все оставалось по-прежнему – никакого женского тела. Потом я закрыла этот тур – твой тур. Решила начать по новой, проверить, не изменится ли что-нибудь. Тогда я думала лишь о том, как же могла исчезнуть та мертвая женщина. Я не задавалась вопросом, почему мне пришлось вновь выйти в Интернет, – я действовала почти машинально.

– Ты не разбудила меня, – тихо произнес Кит.

Разумеется, не разбудила.

– Конечно. Ты не спал. Просто весьма убедительно изображал спящего.

Твое глубокое замедленное дыхание, неподвижность… Вы оба, и ты, и Джеки, притворно лежали неподвижно. Обманчивая неподвижность…

– Ты знал, что я ездила в Кембридж по пятницам искать тебя, искать доказательства твоей другой жизни в доме одиннадцать по Бентли-гроув. Должно быть, ты узнал об этом задолго до того, как я призналась тебе.

Из тьмы заблуждений, окружавших меня в этой истории, я шаг за шагом продвигалась к свету понимания. Хотя по-прежнему не понимала толком значения некоторых деталей, не могла осознать полной картины. Словно проливая свет на один фрагмент, я одновременно пыталась связать его с другими, уже проявленными, чтобы в итоге собрать их вместе.

– Ты ездила не каждую пятницу, – заметил Кит. – Уж это-то я точно знал. Иногда по четвергам ты изрядно нервничала – и спрашивала меня, когда утром я уезжаю в Лондон и когда вернусь домой вечером. Тебе хотелось выяснить, много ли времени есть у тебя в запасе.

Закрыв глаза, я вспомнила месяцы того ужасно утомительного притворства – выдумки разных мотивов для сокрытия одной реальной причины. А оказывается, не стоило даже волноваться.

Видимо, больше уже вообще нет нужды волноваться, никогда.

Нет. Надо продолжать говорить. Продолжать разматывать эту историю, не теряя ни малейшей возможности. Кит так долго и так упорно старался отгородить меня от своей реальности. Мне необходимо разрушить этот барьер. Мы же собираемся умереть здесь вместе – хотелось бы успеть пожить, пусть недолго, в одном с ним мире.

– Джеки точно знала, когда дом одиннадцать по Бентли-гроув выставили на продажу. Она ведь работает на Идена Фиггза. Работала, – поправилась я. – Она могла узнать все подробности. Вы оба знали, когда я поехала в Кембридж в ту пятницу, что я впервые увижу вывеску «Продается» на этом доме и мне отчаянно захочется заглянуть в него. Я звонила им, ты знаешь.

– Кому? – Кит приблизил нож к моему горлу.

– Идену Фиггзу. – Я вдруг услышала громкий безумный смех, не сразу осознав, что смеюсь я сама. – Мне хотелось, чтобы мне быстрее показали этот дом. Ответившая мне женщина сказала, что сейчас все заняты, поскольку обычно их клиенты договариваются о просмотрах заранее. Наверное, я разговаривала с Джеки?

Кит промолчал, и я поняла, что моя догадка верна. Я поежилась: холодное дуновение щекотало мне шею.

– Ты знал, что, вернувшись домой, я сразу полезу в Интернет искать эти фотографии. Именно поэтому… – Я умолкла, осознав какой-то непонятный прокол в моей версии событий. Потом до меня дошло, в чем дело. – Откуда ты узнал, что я не заходила в интернет-кафе? Я ведь думала об этом. Если б мне удалось узнать, где находится…

– Мы полагали, что ты можешь зайти туда, – ответил мой муж.

Мы. То есть Он и Джеки.

– Но не сочли это важным. Мы догадывались, что, придя домой, ты опять попытаешься как можно быстрее отыскать сведения в Интернете. К тому времени ты стала настолько подозрительна и одержима этим домом, что одного просмотра тебе явно не хватило бы – ты обязательно захотела бы проверить все еще раз, на тот случай, если вдруг чего-то не заметила.

– И ты не отходил от меня целый вечер, точно приклеенный, пока мы не легли спать. Помню, я еще подумала: «Как странно он ведет себя этим вечером – не посмотрел, как обычно, программы четвертого канала, не вышел выпить пива перед ужином…». Казалось, тебе хотелось только говорить со мной. Но тогда я ничего не заподозрила… просто порадовалась столь лестному вниманию.

– А когда мы улеглись в кровать, ты читал книгу целую вечность – гораздо дольше, чем обычно. Видимо, вы с Джеки заранее договорились о времени?

Почувствовав, как сместились волосы на моем затылке, я поняла, что Кит кивнул. Немного помедлив, я ждала, что он что-то скажет, но услышала лишь его прерывистое холодящее дыхание.

– Видимо, вы хотели, чтобы это произошло глубокой ночью, – размышляя вслух, предположила я. – Хотели, чтобы труп и кровь быстро появились и исчезли – они предназначались только для моих глаз.

Я застряла на какой-то непонятной мысли, но заставила себя продолжать говорить.

– Джеки зашла на тот сайт и около часа ночи заменила исходный тур на эту фальшивку. Наверняка она следовала твоим подробным инструкциям. Она могла бы ничего не взламывать, правда, но тогда никто не подумал бы, что на сайте побывал хакер. В час ночи ты притворился спящим, точно зная, что я буду делать и что именно мне предстоит увидеть. – Меня вновь охватила ярость, слегка прорвав чувство страха. – Интересно, какое чувство испытываешь, сознавая, что держишь меня в полном неведении?

Нож дернулся в сторону, оцарапав мне шею. Вниз потекла тонкая, как слеза, струйка.

Неужели это лучшее, что ты можешь сделать?

Если он хочет, чтобы я замолчала, ему придется убить меня.

– Неужели ты лежал в кровати, дожидаясь моего крика?

Сейчас я уже не помнила, кричала ли тогда. Надеюсь, что не кричала, если именно крика ждал Кит. Надеюсь, я разочаровала его.

– Ты понимал, что я разбужу тебя, как только увижу тот кошмар. Не могла же я оставаться в одиночестве, увидев… такое посреди ночи – естественно, мне пришлось разбудить тебя. Ты мог бы заключить беспроигрышное пари, что я не захочу больше и близко подходить к своему компьютеру, что пошлю тебя одного взглянуть, что сама не в силах буду больше видеть того ужаса.

– Я знал… ты войдешь туда снова только после того, как… как я скажу, что там ничего нет, – прошептал мой муж.

Он выговаривал это признание, странно запинаясь, словно мучился, подбирая слова на новом для него языке, внезапно забыв свой родной язык: язык нормального, здравомыслящего человека.

– Ты вошел в кабинет, закрыл мой тур, открыл свой собственный, выложенный на экран лэптопа, и начал его смотреть, – цепенея, продолжила я. – А мне крикнул, что смотришь на изображение гостиной, но не видишь там никакой мертвой женщины.

– Замолчи, – выдавил Кит глухим усталым голосом. – Тут нет никакой моей вины, – вдруг заявил он. – Ни я, ни ты, ни Джеки – никто ни в чем не виноват.

Есть ли у меня шансы вырваться от него? Нет. Пока нет. Кит по-прежнему прижимает меня к себе, обхватывая мою талию. Может, позднее, когда он простоит в такой позе достаточно долго и его руки начнет ломить, я смогу вырваться? Если я начну дергаться сейчас, то у меня, возможно, не будет другого шанса – он может решить, что надо ускорить события.

Долго ли он пробыл здесь с Джеки до того, как убил ее?

– Почему исходный тур уже стоял наготове на экране компьютера? Разве не проще было послать Джеки сообщение, чтобы она сама вернула его обратно? – размышляла я вслух, спрашивая себя, а не Кита.

Я спрашивала того, кому доверяю, и когда ответ появился сам собой, мне показалось, что я обманулась, что, должно быть, опять ошиблась. С чего вдруг я что-то поняла, если не понимала этого раньше?

В голове у меня звучит голос Элис: «Обычно искомое само приходит к нам. Вопрос только в том, как долго оно будет доходить до нашего сознания».

– Значит, ты действительно послал сообщение Джеки, – уверенно произнесла я. – Ты услышал мой крик или звук разбившегося стекла, когда я неловко сшибла со стены сертификат «Нулли» – так или иначе, ты понял, что я увидела то, что нужно, и тогда отправил ей сообщение. Но ты опасался, что она не сумеет достаточно быстро заменить тур на исходный, верно? И не хотел рисковать, позволив мне еще раз увидеть то женское тело?

– Замолчи, Кон.

В голосе Кристофера я услышала мольбу. Но ему же не было никакой нужды ни о чем просить! Вся власть была в его руках так же, как и нож.

– Если я не увижу его второй раз, – игнорируя просьбу, продолжила я, – то будет легко убедить всех, что он мне пригрезился: эфемерный зрительный бред исчез в мгновение ока. Тебе хотелось, чтобы именно так все и подумали – полиция, моя родня, Элис… Хотелось дать мне понять, что весь мир против меня, что никто не верит мне… Однако… – Я запнулась, осознав изъян в последних рассуждениях. – Джеки. Она вдруг появилась на сцене. И заявила, что видела то же самое. Только после ее появления Иен Гринт серьезно отнесся к этой истории.

Бессмыслица какая-то. Если Кит и Джеки хотели, чтобы мне никто не поверил…

– Замолчи! – крикнул Кит, внезапно перейдя к активным действиям. Поднявшись с пола, он потащил меня за собой. Я пыталась создать достаточно много шума, чтобы помешать ему, пока он тащил меня к лестнице, но охваченная ужасом, смогла издать лишь протяжный тихий стон. Неужели я думала, что смогу сдерживать его вечно? Могла бы я заставить время остановиться, продолжая говорить? Мне удалось вытянуть руку и ухватиться за нижнюю балясину, за ту самую белую кнопку, но Кит резко дернулся в сторону, и я невольно отпустила ее, а он опять грубо потащил меня наверх, переставляя со ступеньки на ступеньку. Мои руки и ноги безжизненно болтались, точно у тряпичной куклы.

Успел ли он придумать, как поступит теперь, или уже давно разработал какой-то план? Неужели он намерен дотащить меня до одной из спален? Рот мой заполнился горькой слюной. Похоже, меня подвел и глотательный рефлекс – мне и дышать-то едва удается!

На лестнице зловоние значительно усилилось, и Кит явно запаниковал. Я почувствовала его страх, когда он передался мне, словно электрический заряд от его содрогнувшегося тела. Ему не хотелось подниматься туда. Он потерял самообладание. Лезвие ножа по-прежнему касалось моего лица, хотя я и пыталась отстраниться от него, вертя головой. Кит вдруг начал бормотать извинения, безостановочно: «Прости, прости, прости…» Я же была слишком напугана, не могла произнести даже слова, не способна была сказать ему, что в данном случае для прощения не хватит и ста тысяч извинений.

– Это не твоя вина, ты ни в чем не виновата, – продолжал лепетать он. – Я покажу тебе, кто во всем виноват.

Мы притащились к единственной плотно закрытой двери на верхней лестничной площадке. Все остальные двери там были приоткрыты.

– Нет, – удалось вымолвить мне. – Пожалуйста, не надо… не надо…

Конец настанет в этой комнате. Он убьет меня в этой комнате.

Кончиком ножа Кит нажал на ручку двери, и та со щелчком открылась. Он сильнее сжал рукой мою талию. Я попыталась сосредоточиться на мысли простого дыхания, дыхания без ограничений. Кит заскулил, точно попавший в капкан зверь, пытаясь перетащить меня через порог. Ему не хочется входить туда. Ему нестерпимо то, что приходится делать. Из комнаты дохнуло жуткой вонью разложения, и я невольно затаила дыхание, подавив приступ тошноты. Теперь мой взгляд был прикован к черной жужжащей туче над двуспальной кроватью, а на этой кровати…

Нет. Нет. Нет, пожалуйста, нет, пожалуйста, нет, пожалуйста, нет.

Четыре громоздких полиэтиленовых свертка разной длины, их края заклеены коричневым скотчем для обвязки бандеролей. Черное облако жужжащих мух облепило четыре зловонных кокона – три лежат рядом, бок о бок, а один – самый маленький – в провале между двумя самыми большими. Через прозрачный полиэтилен я вижу какую-то ткань – стилизованные цветы и листья образуют пейслийский узор…

– Нам пришлось завернуть их наподобие мумии, – пояснил мой муж, – чтобы избавиться от запаха, избавиться от этих пронырливых мух… Так говорила Джеки. Видишь, как удачно это сработало? Ее чу́дная идея избавления от мух.

Вот он, спасительный момент! Сейчас я могла бы сбежать, если б меня не охватила безвольная вялость. Кит наклонился, увлекая меня за собой. Там, на полу, возле ножки кровати, лежал рулон почтового скотча.

– Возьми его, – велел бывший муж, освобождая мне одну руку. – Заклей себе рот, и для надежности обмотай два раза вокруг головы.

Клинок ножа блеснул прямо перед моими глазами. Чуть ближе, и нож вонзился бы мне в глаз. По моим ногам что-то потекло. Я пыталась отрицать очевидное, хотя отлично знала, что произошло, и была не в состоянии ничего изменить. Я обмочилась. Закрыв глаза, я попыталась отвернуться, чтобы не видеть мою позорную влагу на ковре. Кто бы ни нашел мой труп, он будет знать, что я умерла до ужаса перепуганная и униженная.

– Подними скотч, – опять повторил Кит, словно не мог понять, почему то, что ему нужно, еще не произошло. – Заклей себе рот и дважды оберни лентой голову.

Но я была не в силах ничего сделать, абсолютно ничего. Не в силах выполнить его указания, не в силах даже сопротивляться.

– Просто убей меня! – захлебнувшись рыданиями, взмолилась я. – Прикончи!