© Афанасьев Р.С., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Серое марево зыбкой пеленой окутало пустую автостоянку. Белые разметочные линии на выщербленном асфальте выглядели потертыми, выцветшими, словно не обновлялись десятки лет. Ни одной машины, ни единой живой души, ни звука, ни движения. Только легкий ветерок несет вдоль бордюра обрывки белых пакетов, взметая их над засохшими газонами, словно клочья морской пены.

Кобылин медленно поднял взгляд, прищурился, пытаясь хоть что-то разобрать сквозь серую завесу, походившую на сизый туман. Там, впереди, у края парковки, из серости проступала темная громада торгового центра. Высокие ровные стены из стекла и бетона уходили вверх, теряясь в серой хмари. Огромные раздвижные двери из заляпанного стекла приоткрыты, и видно, что внутри ворочается тьма. Клубится, как черный снег в сувенирном шарике, оседает изнутри хлопьями на грязные стены из небьющегося стекла. Дышит. Живет.

Тронув шершавым языком обветренные губы, Кобылин сделал шаг к черному провалу в полупрозрачной стене. Казалось, на это ушел целый день. Двигаться было тяжело, нужно было преодолевать сопротивление серой хмари, а ноги отказывались повиноваться. Алексей чувствовал себя так, словно стоял на океанском дне и пытался протиснуться сквозь массу ледяной воды. Идти было тяжело. Но – необходимо.

Следующий шаг дался легче. Кобылин упрямо склонил голову, двинулся вперед, тараня невидимую стену, и начал продвигаться к черному провалу двери, ведущей в опустевший торговый центр.

Под ногами хрустело битое стекло, ветер швырял в лицо обрывки бумажной упаковки, но Кобылин упрямо продвигался вперед, зная, что если он остановится, то уже не тронется с места. Он даже умудрился поднять руку и выставить перед собой, закрывая лицо от серой хмари, на лету превращавшейся во вполне ощутимые хлопья жирной гари.

Когда до черного провала оставался десяток метров, Алексей ощутил, как ему в лицо ударил холодный поток воздуха. От неожиданности охотник отшатнулся и чуть не упал. Покачиваясь на пятках, он попытался сохранить хрупкое равновесие и чудом удержался на ногах.

Тяжело дыша, словно только пробежал марафонскую дистанцию, Кобылин замер. В тот же миг давление утихло, невидимый барьер исчез, и ветер, набиравший силу, вдруг сгинул без следа, осыпав замершего охотника сухими листьями и пылью.

Темная громада торгового центра нависала над Кобылиным безмолвной скалой. Безжизненная, серая, притихшая, угрожающе молчаливая. В абсолютной тишине Алексей стоял напротив черного провала, ведущего в недра мертвого здания. Серая хмарь сгущалась на глазах, превращаясь в липкие хлопья и нити, сыплющиеся из бездонных свинцовых туч.

Кобылин поднял руку, смахнул с лица липкую дрянь и внезапно понял, что это паутина. Серая липкая паутина, заполонившая всю огромную площадь, облепившая стены и асфальт, затянувшая стекла и плавающая в воздухе дымными клочьями.

Кобылин сглотнул, потянулся к поясу, но вспотевшая ладонь ухватила только широкий ремень. Пистолета не было. Не было ножа. И за спиной, в петлях для дробовика, была лишь пустота.

Темнота внутри здания всколыхнулась, вздохнула, как огромный зверь, и медленно тронулась к выходу. Чернильные потоки хлынули из распахнутых створок, растекаясь по асфальту черными лужами, в проеме дверей заворочалось что-то темное, холодное, неживое.

Стиснув зубы, Кобылин сжал кулаки и шагнул вперед, чувствуя, как от ярости ноют виски. Вскинув безоружные руки, охотник рванулся вперед, в самое сердце тьмы. В последний момент оскалился диким зверем, вскрикнул…

И проснулся.

Кобылин лежал на спине. Обнаженный, на мокрых от пота простынях, он до боли сжимал кулаки. Сердце отчаянно билось в груди, а застывший неживой взгляд был устремлен в белоснежный потолок, рассеченный надвое солнечным лучом.

Очень долгий миг Алексей лежал неподвижно, напряженный, словно натянутая до предела струна. Потом он медленно выдохнул и расслабился. Пальцы, сведенные судорогой, разжались, грудь, исчерканная белыми нитками шрамов, дрогнула, возвращаясь к спокойному дыханию, а сердце перестало колотить в ребра.

Охотник набрал полную грудь холодного утреннего воздуха и медленно выдохнул, шипя как проткнутая шина. Потом еще раз. И только после поднялся, сел на кровати и покачал головой, разминая затекшую шею. Пора было вставать.

Маленькая съемная квартирка на последнем этаже скромной пятиэтажки за ночь не претерпела никаких изменений. Кровать, окно, старая стенка, сломавшийся еще в прошлом веке телевизор, протертый ковер на полу и точно такой же, но облезший, на стене… Все было по-прежнему. И все-таки что-то неуловимо изменилось. Словно кошмар все еще цеплялся за свою жертву, норовя переползти в реальный мир следом за проснувшимся охотником.

Кобылин вскочил с кровати, подпрыгнул пару раз, коснувшись пальцами потолка, покрутил головой, шумно выдохнул пару раз. Потом подошел к пустому письменному столу, вытащил из верхнего ящика карандаш и обернулся к стене. Там, у окна, висел большой бумажный календарь, один из тех, что дарят друг другу на Новый год мелкие фирмочки, экономящие на подарках клиентам. Кончиком карандаша охотник передвинул красную рамочку на новый день. Потом, помедлив секунду, обвел прошлое число кружком и отступил на шаг, любуясь получившейся картиной.

Итого, третий раз за две недели. Три черных кружочка означали дни, когда один и тот же кошмар заставлял Алексея просыпаться в собственном поту. Нет, он видел похожие сны раньше, и не раз. Вот только отмечать эти дни Кобылин начал недавно, пытаясь установить хоть какую-то закономерность. Почему этот сон? Почему именно сейчас?

Хмыкнув, Кобылин бросил карандаш на стол, развернулся спиной к исчерканному календарю и пошлепал в ванную, принимать душ и бриться. День обещал быть суетным. Сегодня охотник устраивался на работу.

Выйдя из метро, Кобылин сощурился на яркое августовское солнышко, огляделся по сторонам, высмотрел подземный переход и двинулся к нему уверенным и пружинистым шагом.

Указания Гриши были недвусмысленными – к десяти часам прибыть ко входу в зоопарк и ждать дальнейших указаний. С этим никаких проблем не предвиделось – вход в зоологический сад отгрохали такой, что захочешь, а не пропустишь.

Перейдя улицу, Кобылин прошел десяток шагов вдоль каменного заборчика и оказался у того самого входа в зоопарк. Он давно не бывал в этих краях и потому запрокинул голову, с искренним интересом осматривая новую достопримечательность.

Решетчатые ворота зоопарка остались прежними. Вот только теперь над ним громоздилась настоящая стена средневекового замка. Сложена из камня, наверху торчит башня с часами и остроконечными шпилями, а с краю прямо на камни мостовой падает крохотный водопад – почти как настоящий. И пусть камни – это всего лишь облицовочная плитка, водопад рожден водопроводом, а красивая башенка больше напоминает декорацию из детского кинофильма. Пусть. Все равно красиво, а уж для ребятни это точно двери в сказку.

Почувствовав затылком чужой пристальный взгляд, Кобылин опустил голову и медленно обернулся, словно невзначай бросив по сторонам быстрый взгляд. Источник беспокойства обнаружился быстро – на противоположной стороне улицы, у входа в кофейню, стоял грузный человек в черном костюме. Он сжимал в огромной лапище картонный стаканчик с горячим кофе и прожигал охотника серьезным оценивающим взглядом.

Кобылин спокойно подошел к переходу, дождался зеленого света, быстро прошелся по «зебре» и вышел прямо к ожидающему его франту.

– Ну ты и вымахал, Кобылин, – прогудел Гриша, окидывая охотника оценивающим взглядом. – Отъелся на казенных харчах за лето.

– Ты тоже, как я погляжу, зря времени не терял, – парировал Кобылин, легонько ткнув твердым, как железный штырь, пальцем в объемистое чрево Бороды.

На самом деле он был удивлен – таким он Григория еще не видел. Огромная бородища нынче была аккуратно подстрижена почти под корень, жесткие лохмы, вечно свисавшие на плечи, были собраны в аккуратный «конский» хвост. Черный костюм идеально сидел на объемистой фигуре Гриши и был явно сшит на заказ. Черный галстук идеально ровной линией спускался от воротника белоснежной рубашки к блестящей пряжке ремня. Теперь в Бороде не осталось ничего от безумного байкера в кожаном плаще. Теперь он скорее походил на адвоката с Манхэттена, выбежавшего с утра за кофейком.

– М-да, – буркнул Гриша, отрывая, наконец, взгляд от своего напарника, – ну ты, отец, как всегда.

Кобылин смущенно отвел взгляд. Он, выполняя требования Гриши, сегодня тоже оделся вполне прилично. Костюм, правда, у него был темно-синий. Рубашка белая, галстук – тоненький шнурочек, найденный на распродаже. И начищенные до блеска остроносые ботинки. При этом Алексей осознавал, что костюм ему маловат – особенно в плечах. Он, пожалуй, в первый раз покупал себе костюм и, кажется, слегка промахнулся с размером. Его вряд ли можно было назвать культуристом – его фигура была скорее не мускулистой, а жилистой, так что рукава по швам не расползались, вовсе нет. Но широкие плечи, обычно прятавшиеся в безразмерных куртках, превратили окостюмленного Кобылина в некое подобие шкафа с квадратными углами. Волосы он постриг еще в прошлом месяце, и довольно коротко, чтобы не мешали на охоте, и это было очень удобно. Все по отдельности смотрелось очень прилично, но собранное вместе – квадратные плечи, узковатый костюм, короткая стрижка и остроносые ботинки – превращало Кобылина в какого-то братка из лихих девяностых. Причем не настоящего, а киношного, в этакую пародию на бандита.

– Хорошо хоть ствол оставил, – буркнул Григорий в кофейный стакан. – А то с оттопыренным отворотом коротковатого пиджака был бы просто неотразим.

Кобылин недовольно хмыкнул и покачал головой.

– А вот нечего меня заставлять всякой ерундой заниматься, – тихо произнес он. – Это вообще все зачем? Что за маскарад?

– В приличное место идем, – отозвался Борода, бросая опустевший стаканчик в урну у дверей кофейни. – Готов?

– Как пионер, – мрачно отозвался охотник.

– За мной, – велел Гриша и двинулся вдоль по улочке.

На ходу он вытащил из кармана огромные черные очки, нацепил на свой огромный нос и превратился из адвоката в мелкого наркодилера из того же Манхэттена.

Обреченно вздохнув, Кобылин незаметно тронул рукой пояс. Ствол действительно пришлось оставить дома – на этот счет Гриша высказался весьма определенно. И теперь охотник чувствовал себя так, словно вышел на прогулку голым. Немного успокаивал складной нож в кармане брюк, пара кованых спиц в рукавах, пакетик с серебряной пылью, удавка за поясом, пара отравленных игл за лацканом и еще пара мелочей… Но это все не то. Это так, чисто для вида. Кобылин снова тронул пустой карман. Некстати вспомнился дурной сон, то ужасное ощущение, когда он осознал, что оружия больше нет.

Кобылин оглянулся. Борода успел миновать желтый дом с кофейней и направиться к следующему зданию – к длинной бетонной коробке. Нахмурившись, охотник прибавил шаг и под задорную песенку Элвиса, доносящуюся из переулка между зданиями, двинулся следом за другом. Он быстро нагнал Григория, неторопливо шагавшего вдоль железного решетчатого забора, ограждавшего унылый серый дом с одинаковыми окнами. Какой-то умник придумал для подобных домов определение – административное здание. Очень глупо, но точнее не скажешь. Вот сразу видно официальное здание – серые стены, одинаковые ряды одинаковых окон с коробками кондиционеров. Между стеной и забором ровненький газончик, над которым возвышаются редкие голубые елочки. Тут не ошибешься, это что-то государственное, предназначенное исключительно для решения административных задач.

– Куда идем? – шепнул Кобылин, нагоняя напарника.

– Тут рядом, – отозвался Борода, медленно, с ленцой, переставляя ноги, словно наслаждаясь прогулкой вдоль заборчика. – Как дела?

– Дела? – изумился Кобылин. – Нормально дела.

– Как Лена?

Алексей мотнул головой и сразу помрачнел.

– Все так же, – мрачно отозвался он. – Месяц уже ни ответа, ни привета. Все.

– Ясно, – коротко отозвался Борода.

– Оно и к лучшему, – пробормотал охотник. – Без этого дурдома целее будет.

– Может, – согласился Григорий.

– Что? – недовольно осведомился Кобылин. – Не одобряешь? Или…

Он остановился и схватил Гришу за рукав.

– Не смей, – тихо, но с напором сказал он. – Не смей ее тянуть обратно. Ушла девчонка, и прекрасно. Прошла романтика, ну и слава богу. Не вздумай позвать ее обратно.

– Тише, ты, скаженный, – бросил Борода. – Люди же смотрят!

Он тихонько высвободил рукав из хватки охотника.

– Да я сам ее не видел с начала лета, – тихо проговорил Борода, стряхивая с плеча невидимую пылинку. – Никуда я никого не тащу. Просто ну, немного беспокоюсь.

– Вот и славненько, – отозвался Кобылин, внимательно изучая круглую физиономию друга, пытаясь заметить хоть намек на ложь. – Пусть все так и будет.

– Пусть, – легко согласился Борода и снова медленно двинулся вдоль забора. – Проехали.

Кобылин что-то невнятно буркнул под нос и зашагал следом. Он не хотел признаваться в этом самому себе, но разрыв отношений дался ему не так легко, как хотелось бы. Собственно, это были не отношения, а мучения какие-то. Лена смотрела на него влюбленными глазами, заглядывала в рот, пытаясь предугадать любое желание, а он… А он был так зациклен на охоте, что порой и не замечал этих взглядов. А когда замечал – обычно опуская окровавленный мачете, – то чувствовал себя полным идиотом, не способным дать нормальной девчонке ничего, кроме жарких дневных объятий и кровавых ночей, проведенных не в постели, а в грязных подворотнях. Он ничуть не удивился, когда Лена однажды назвала его роботом, бесчувственной деревяшкой и ушла, забрав те мелочи, которые успела принести в съемную квартиру. Собственно, возразить было нечего. Нормального романа не получилось. А что у охотника может быть нормального? Ни жизни, ни романов, ни дома, ни работы… Кровь, пот и слезы.

– Ну, вот мы и на месте, – сказал Гриша. – Эй, не спи.

– Не сплю, – мрачно отозвался Кобылин, озираясь по сторонам.

Его худшие опасения подтвердились. Серый казенный дом окончился скромным крыльцом со стеклянными стенами. В этаком предбаннике хорошо стоять в дождливый день, дожидаясь своего номера в бесконечной очереди к весьма занятому чиновнику.

Чуть дальше дорога ныряла под навесной пешеходный мостик, нависавший над всеми проводами. Алексей знал, что этот мост, отделанный каменной плиткой, соединяет две части зоопарка. Но до мостика было еще далеко. Оглянувшись, охотник смерил взглядом длинное серое здание с голубыми елками у входа.

– И что это? – осведомился Кобылин.

– Это, милый Гарри, министерство чародейства и волшебства! – радостно отозвался Борода. – В широком смысле слова.

– Ясно, – бросил Алексей. – А в узком?

– Твоя новая работа, – отозвался Гриша, протягивая Кобылину пластиковый квадратик электронной карточки. – Будешь работать в Министерстве. Вне штата. Но с широкими полномочиями.

– Министерство Природы, – прочитал Кобылин, любуясь на свою фотографию, размещенную прямо поверх пластиковой карточки. – Департамент охоты? Охоты?

– Ну да, – без тени смущения отозвался Борода. – Знаешь, охотники, ружья, заповедники, пиф-паф? Вот это все как-то надо регулировать. Вот и регулируют.

– А я? – поразился Кобылин. – Я что буду регулировать?

– Ну, будешь что-нибудь, – протянул враз помрачневший Борода. – Пиф-паф. В широком смысле.

Поймав пронзительный взгляд Кобылина, Григорий смягчился и потрепал его по плечу.

– Не тушуйся, – сказал он. – Бумажные дела беру на себя. Для тебя все останется по-прежнему. Почти. Не напрягайся. Я все расскажу, а сегодня просто зайдем, познакомимся, людей посмотрим, себя покажем. Идет?

Кобылин коротко сообщил Григорию, кто и куда должен, по его мнению, пойти, но Борода лишь ухмыльнулся и потянул белую пластиковую ручку на себя.

– Идем, – сказал он, распахивая дверь. – Тебе понравится. Я обещаю. С меня мороженое и воздушный шарик.

Чертыхнувшись, Кобылин сжал зубы и вошел в открытую дверь. Отступать было поздно. Настало время открывать новую страницу своей жизни.

Пройдя сквозь остекленное крыльцо, напарники подошли к блестящей никелем вертушке. Охранник хмуро глянул из-за конторки на гостей, но Борода приложил свою карточку к приемнику у входа. Тот вспыхнул зеленой лампочкой, вертушка разблокировалась. Друзья прошли мимо поскучневшего охранника и свернули в длинный коридор.

Кобылин с интересом глазел по сторонам – в министерствах он раньше не бывал. Но ничего интересного он так и не увидел. Обычный коридор, выкрашенный скучной коричневой краской, десяток деревянных дверей с медными табличками. Вдоль стен стоят железные шкафы, битком набитые картонными папками и пачками бумаг, а между ними красуются стулья со сломанными спинками. На некоторых стоят большие коробки, также забитые растрепанными папками, а в крайней так и вовсе – склад древних компьютерных клавиатур. Вероятно, это был черный ход, если так можно было выразиться. Вся позолота и широкие лестницы с красными дорожками остались, как всегда, с другой стороны. Охотникам и не положены встречи с почетным караулом и фанфарами, подумалось Кобылину.

Миновав коридор, Григорий свернул направо, на крохотную площадку у одинокого лифта. Справа от него наверх уходила лестница с потертыми каменными ступенями. Где-то рядом по ступенькам застучали каблуки, и Кобылин вскинул голову. Борода же потянул его за рукав, в сторону.

Вопреки ожиданиям охотника, Гриша не пошел к лестнице. И к лифту не подошел. Он двинулся дальше, в маленький закуток за лифтом, в темный проем, заставленный вездесущими железными шкафами, набитыми стопками бумаг. Оттолкнув с дороги потрепанное кресло на колесиках, Борода буркнул под нос что-то грубое и свернул в темноту, за угол.

Кобылин прошелся следом, пнув по дороге покосившийся стул, и обнаружил, что его друг стоит у крохотной лестницы, ведущей вниз – видимо, в самый подвал. Здесь было темно, укромный уголок служил, по-видимому, складом для барахла. Несмотря на грозную табличку, категорически запрещающую курить, из темноты отчетливо тянуло сигаретным дымом.

Чертыхнувшись еще раз, Борода спустился по ступенькам и толкнул старую деревянную дверь. Она со скрипом распахнулась, открыв еще одну узкую лестницу, ведущую вниз.

– Развели бардак, – прорычал Гриша, протискиваясь в щель. – Надо было напрямую идти…

Кобылин легко переступил через аккуратно связанную стопку старых газет, чьи заголовки кричали о трудовых подвигах советских геологов, и скользнул следом за напарником. Тот уже спустился по лестнице и успел достать мобильник, чтобы подсвечивать себе дорогу. Алексей безмолвно и бесшумно следовал за напарником. Темная лестница, ведущая в подвал, – это было уже интересно. Во всяком случае, намного интереснее пустых коридоров.

Миновав пару пролетов, друзья очутились еще у одной двери – железной, выкрашенной коричневой краской. Даже в полутьме было видно, что она видала и лучшие годы – краска местами облупилась, а прямо по центру красовались глубокие вмятины, словно в нее кто-то лупил углом тяжелого дубового стола. Изнутри.

Кобылин нахмурился, но Борода бесстрашно опустил телефон и зашарил по карманам, поминая чью-то матушку. Наконец, один из карманов выдал пластиковую карточку, которая была немедленно приложена к незаметному в темноте выступу на косяке. Выступ моргнул зеленым огоньком, внутри железной двери щелкнул замок, и Борода тут же потянул ее на себя.

– Пришли, – пыхтя, объявил он. – Ай, ну точно надо было сверху заходить…

За дверью обнаружился очередной коридор. Кобылин с опаской ступил на влажный бетонный пол, с удивлением рассматривая выкрашенные в багровый цвет шершавые стены. Под потолком тускло горели лампочки дневного света, забранные в ребристые короба, которых Алексей не видел уже лет двадцать. Все это напоминало не коридор, а самый настоящий подземный ход. Никаких дверей, впереди темнота, на полу сырость, и лишь гулкое эхо шагов отскакивает от стен…

Позади гулко лязгнуло, и Кобылин резко обернулся, привычно хватаясь за карман. Это была всего лишь захлопнувшаяся дверь, но у Кобылина волосы на шее встали дыбом. Ему здесь не нравилось. Очень не нравилось. Мгновенно, из тихого болота административной работы с бумажками, он очутился в подземелье, где каждый камешек на полу, каждый потек на стене кричали об опасности.

– Гриша, – тихо позвал Кобылин. – Гриш…

– Идем, – буркнул тот, не оборачиваясь, – почти пришли. Ох, дурака свалял. Надо было сверху заходить. Я тоже терпеть не могу эту чертову дыру. Ну зато будешь знать, как пройти, если что.

Стиснув зубы, охотник двинулся следом за напарником, ускорившим шаг. Коридор все тянулся и тянулся, при этом он явно вел вниз, как пандус. Кобылин уже начал прикидывать – не пора ли трубить отбой, но тут впереди показалась дверь, расположившаяся прямо в стене. Она была приоткрыта, и мягкое сияние, лившееся из щели, прекрасно освещало узкую винтовую лестницу в стене напротив, ведущую наверх. Сам коридор уходил дальше, вперед и вниз, но Борода замедлил шаг и остановился у приоткрытой двери.

– Молчи и улыбайся, – сказал он, жестом подзывая Кобылина к себе. – И не дергайся, ладно?

Кобылин мрачно кивнул, и Гриша, удовлетворившись этим, вдруг расплылся в широкой улыбке и потянул дверь на себя.

– Нина Ивановна, наше вам, – прогудел Борода, протискиваясь в проем двери, – можно?

Ответа Кобылин не расслышал, но послушно шагнул следом за напарником, все так же хмурясь и размышляя о том, что, пожалуй, не стоило ввязываться в эту авантюру с отрядом, домом и официальной работой. Надо было как раньше, одному, по чердакам, немытым, небритым, некормленым.

Вид комнатки, в которую втиснулся Борода, заставил Кобылина удивленно вскинуть брови. Крохотный кабинет без окон больше напоминал камеру темницы, чем рабочее место. Все пространство вдоль стен плотно уставлено деревянными шкафами, битком набитыми картонными папками. На шкафах рядами стояли потемневшие коробки, из которых выглядывали пачки бумаг, наспех перевязанные лентами и бечевой. В центре же комнаты высился небольшой письменный стол, на котором разместился компьютер. Старый большой монитор, пожелтевший, украшенный наклейками, тускло мерцал, бросая блики на такую же старую клавиатуру. Рядом со столом стоял сейф – железный ящик до плеча самому Кобылину. На нем, сверху, прекрасно уместился электрический чайник, коробка чайных пакетиков и самая обычная домашняя чашка. При этом охотник был абсолютно уверен в том, что в самом сейфе припрятана коробка сахара-рафинада и заварка. И ситечко.

Но не это заставило Кобылина удивленно вскинуть брови. Нет, его внимание привлекла хозяйка скромного рабочего места – Нина Ивановна. Она оказалась уже весьма пожилой дамой, чуть полноватой, но все еще держащей спину ровно. Темно-синее строгое платье, одинокая нитка жемчуга на шее и пуховой платок, накинутый на плечи, навевали Алексею мысли о строгой школьной учительнице. Белые щеки, ровный нос, сжатые в полоску сухие губы и копна седых волос, почему-то отливавших фиолетовым оттенком, тоже производили гнетущее впечатление. Но не ее глаза. Живые, абсолютно черные, грозно блестящие глаза, каких не бывает у людей.

Борода стоял спиной к другу, но, кажется, затылком почувствовал, как напрягся Кобылин, почуявший вампира. Гриша развел руки, отвесил шутовской поклон, при этом умудрился чуть шагнуть назад, оттесняя охотника своей объемистой пятой точкой обратно к двери. Это не помогло. Кобылин легко шагнул в сторону, мягко обогнув Гришу, и при этом так и не отвел взгляда от черных глаз упырицы.

Она лишь чуть повернула голову, не отрывая взгляда от лица Алексея. Ее лицо оставалось абсолютно бесстрастным, но живые черные глаза грозили прожечь дырку в охотнике, посмевшим вторгнуться на ее территорию.

– И снова здравствуйте, – напомнил о себе Борода, шагнувший вперед и попытавшийся встать между охотником и упырицей. – Позвольте представить, хм… Нина Ивановна, это наш новый сотрудник, Алексей.

Ни упырица, ни Кобылин не произнесли ни слова. Оба застыли. Казалось, еще миг, и между ними раскинется сеть ветвистых электрических разрядов.

– Алексей, – с наигранной радостью провозгласил Борода, хотя в его тоне скользили нотки отчаянья. – А это наш главный специалист по архивам, очень ценный сотрудник – Нина Ивановна! Прошу любить и жаловать!

Упырица дрогнула, повернула голову и вперила обжигающий взгляд в лицо Гриши. Тот сразу поник, погрустнел и двинулся в сторону – бочком, как краб.

– Григорий! – прошипела ценный сотрудник. – Сколько можно повторять? Ноги! Ноги надо вытирать! Еще раз замечу, что вы шли по переходу, а после принесли ко мне всю ту чудовищную плесень на ботинках…

– Так тряпки нет, – тоном виноватого школьника забубнил Борода. – Нет там тряпки, не обо что вытереть…

Кобылин сморгнул, подумав, что все это ему чудится. Но нет – архив, упырица, виноватые школьники, а в самом темном углу стеклянный шкаф серверной стойки, внутри которого мигают огоньки на патч-панели. Что вообще тут происходит?

Нина Ивановна тем временем смилостивилась, отвела убийственный взгляд от Бороды и взглянула на недоумевающего охотника. Строго, твердо, но уже без той убийственной силы.

– Кобылин, – выдохнула она, словно выстрелив этой фамилией в полутьму комнаты. – Наслышана. Руки.

– Что – руки? – опасливо осведомился Кобылин после минутной паузы.

– Руки мойте тщательней после посещения общественных мест. Сейчас на ваших ладонях я чувствую три вида плесени. Все эндемики, без неприятных сюрпризов, но в этом районе могут встретиться опасные гости из других регионов.

Кобылин чудовищным усилием воли подавил порыв взглянуть на свои мигом зачесавшиеся ладони и, не отводя взгляда от черных зенок, постепенно становившихся похожими на обычные старческие глаза, легонько наклонил голову, изображая поклон.

– Благодарю за предупреждение, – вежливо сказал он.

– Вот я и говорю, – тут же встрял воспрявший духом Борода. – Тут находится крупнейший архив данных, в котором содержится просто невероятное количество сведений о самых разнообразных существах.

Алексей еще раз окинул взглядом тесную комнатку, забитую шкафами и полками.

– В бумаге? – тихо спросил он.

– В основном, – отозвалась Нина Ивановна. – Перенос данных на цифровые носители идет очень медленно. К сожалению, по понятным причинам, мы не можем прибегнуть к услугам широкого круга лиц для ускорения процесса. И, что совсем плохо, не можем нанять постороннюю фирму для потокового сканирования архивов на планетарных сканерах, как это делают для других данных.

– Понимаю, – коротко отозвался Алексей.

– Но, – тут же встрял Гриша, – если тебе, Алексей, понадобятся сведения о каких-то незнакомых тебе, кхм, существах, ты всегда можешь обратиться сюда. В архив.

– С девяти до шести, – уточнила Нина Ивановна, ценная упырица. – Можно подать форму запроса в вольной форме, например, заявление, написанное от руки. Оно будет зарегистрировано должным образом, а необходимые для работы данные будут предоставлены на месте. Если они будут в наличии.

– Благодарю за разъяснение, – выдавил из себя Кобылин, слишком потрясенный, чтобы связно выразить обуревавшие его эмоции.

– Вот и чудесно, – выдохнул Борода и попятился к двери. – Спасибо, Нина Ивановна, мы пойдем дальше, не будем вам мешать.

– Ноги! – напомнила упырица, решительно выставив вперед округлый старческий подбородок. – Ноги, Григорий!

– Всенепременно, – выдохнул Борода, прижимая пухлую ладонь к лацкану пиджака и легко выпархивая в коридор.

Кобылин, шедший следом, на секунду задержался. Обернувшись, он бросил взгляд на Нину Ивановну, внимательно смотревшую вслед гостям. Долгую секунду охотник и упырица разглядывали друг друга, прикидывая, как бы оно все пошло, если бы они встретились в другом месте, в другие времена. Наконец сухие губы упырицы тронула легкая, едва различимая простым смертным, улыбка. Кобылин же легонько склонил голову, отвесив хозяйке кабинета едва заметный поклон, и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.

Борода стоял в паре шагов от него, отчаянно терзая толстыми пальцами узел галстука в напрасных попытках его ослабить.

– Это что сейчас такое было? – едва слышно выдохнул Кобылин, подходя ближе.

Гриша стрельнул глазами в сторону двери, указал пальцем на собственное ухо. Потом подхватил друга под локоток и потянул дальше в глубь коридора.

– Сейчас, – пробормотал он. – Еще одно местечко. Потом наружу, на свежий воздух. Там и поговорим. Понял?

Кобылин кивнул и двинулся следом.

Темный коридор становился шире с каждым шагом, и через десяток шагов Кобылин обнаружил, что в стене виднеется нечто похожее на створки старого лифта. Такое устройство он видел раньше только в кино – кажется, в старых домах, так передавали подносы с едой с этажа на этаж.

Но поразиться Кобылин не успел – Борода увлек друга за поворот, на котором вполне могла развернуться легковая машина. Алексей по инерции прошел пару шагов, а потом остановился.

Расширившийся коридор окончился огромной дверью, сквозь которую свободно проехала бы та самая машина, что успела развернуться в коридоре. Дверь выглядела как серая стальная плита и, судя по заметным царапинам, могла спрятаться в стену, открывая проход… куда?

Задавать вопрос Кобылин не стал – он успел заметить, что у самой двери стоит крохотный письменный стол на железных ножках, больше напоминающий школьную парту. За столом, на хлипком стульчике сидел крепкий, коротко стриженный паренек, с интересом рассматривающий гостей. На нем был обычный серый костюм, но Алексей легко мог представить этого парня в форме с погонами. На столе было пустовато – черный телефонный аппарат, старый, дисковый, да рядом с ним журнал посещений, заложенный карандашом, словно закладкой.

– Салют! – небрежно бросил Борода, подходя к столику. – Скучаешь?

Парень невольно стрельнул глазами на столешницу, и на его лице мелькнуло виноватое выражение. Кобылин сначала удивился, но потом приметил, что журнал посещений явно лежит на чем-то тоненьком – например, на планшетном компьютере.

– Некогда скучать, Григорий Степанович, – солидно, баском, отозвался паренек. – Вот сейчас и вас запишем…

Охранник потянулся к журналу, потом сообразил, что под ним прячется, и воровато отдернул руку.

Кобылин откровенно ухмыльнулся и окинул взглядом площадку у дверей. Скромно. Очень скромно. Кроме стола с охранником, у мощной двери разместились: большая красная кнопка прямо на стене рядом с дверью – одна штука. Жутковатого вида заржавленный рубильник рядом с кнопкой – одна штука. И прямо напротив стола, на стене – щит пожарной охраны. Красный. Одна штука. К щиту были прикручены лом, топор, два конических ведра и что-то напоминающее пожарный рукав. Под стендом стоял ящик с песком, в котором виднелись бычки как минимум сорокалетней давности. А рядом висел пожелтевший листочек бумаги, гласивший, что ответственным за пожарную безопасность назначается тов. И. И. Пламенеев. Листочек был отпечатан на печатной машинке, и Алексей не удивился, если бы ему сказали, что тов. Пламенеев умер своей смертью, от старости, еще в прошлом веке.

Краем глаза он следил за тем, как Борода тихонько подначивает покрасневшего охранника, выспрашивая того о самых новых моделях планшетов. Поймав взгляд Григория, охотник едва заметно кивнул – мол, осмотрелся, порядок.

Борода широко улыбнулся, похлопал охранника по плечу, пожелал счастливой смены, уточнил, что Сергей будет завтра, а Семен на дверях. После чего развернулся и пошел обратно по коридору. Кобылин двинулся рядом, подстраиваясь под широкий шаг напарника.

Сохраняя абсолютное молчание, друзья свернули за угол, и Борода побрел к лестнице, что располагалась недалеко от входа в архив. У Кобылина на языке вертелась сотня вопросов, и он едва сдерживался, чтобы не дать хорошего тумака Григорию, устроившему весь этот цирк. Сдерживало его только одно – за стеной сидела упырица с тонким слухом, а позади остался охранник. Пожалуй, тут не место для семейных сцен.

Борода же сохранял спокойствие, словно ничего и не произошло. Он медленно подошел к проему в стене и начал подниматься по лестнице, тяжело топая по тонким ступеням из листового железа. Кобылин двинулся следом, чуть остыв и порадовавшись, что ему не придется возвращаться обратно тем чудовищным коридором.

Лестница оказалась короткой – всего пара пролетов. Она вывела друзей в небольшую квадратную комнату, с одной-единственной дверью, у которой стоял крохотный стол, охраняемый коротко стриженным пареньком, копией того, что остался в подземелье. Увидев Григория, он нахмурился, смерил грозным взглядом Кобылина и коротко кивнул.

Борода махнул охраннику рукой, поманил за собой Кобылина и молча прошел мимо стола. Приложил к замку пластиковую карточку, распахнул дверь, ловко выпорхнул наружу. Кобылин шагнул следом и с ходу окунулся в жаркое августовское утро. Прямо перед ним раскинулся огромный пруд, вокруг которого вилась асфальтовая дорожка. По воде, между деревянных домиков скользили утки, лебеди и еще десяток водоплавающих пичуг, которых охотник не смог опознать.

Потрясенный, Кобылин обернулся и окинул долгим взглядом железные решетки, скамейки, лестницу. Взгляд его задержался на крохотном домике, из которого они только что вышли. Он стоял в самом углу забора – розовый, двухэтажный, и напоминал небольшую четырехугольную башню. Сделанную просто так, для красоты.

– Ну да, – тихо сказал Борода, вынимая из кармана темные очки. – Зоопарк. Пройдемся?

– Пожалуй, – медленно отозвался Кобылин. – Где тут выход?

Борода медленно, прогулочным шагом двинулся вперед, выходя на дорожку у пруда. Кобылин двинулся следом, с интересом посматривая по сторонам. Посетителей этим утром было мало. Пара детских компаний растянулась вдоль пруда, галдя и чирикая не хуже обитателей самого пруда. Десяток взрослых, присматривающих за детьми, озабоченно крутили головами, пытаясь удержать всех подопечных в поле зрения. Никому не было дела до двух мрачных типов в темных костюмах, неторопливо прогуливающихся по краю дорожки. И уж точно никто не прислушивался к их тихой беседе.

– Ты уж прости за эту шоковую терапию, – виновато произнес Борода. – Хотелось показать тебе это местечко, сразу, в первую очередь, чтобы ты проникся духом предстоящей работы.

– Ладно, – сдержанно отозвался Кобылин. – Считай, что проникся. Старье, разруха, бюрократия, недостаток финансирования.

– Ну, не так все плохо, – буркнул Борода. – Но в целом да. Это тебе не нанотехнологии. Просто держи это в уме при работе. Делай скидку на особенности отечественного бюрократостроения.

– Даже не знаю, зачем я все это слушаю, – отстраненно заметил Кобылин, посматривая на уток, плещущихся у самого бортика. – Кой черт понес меня на эти галеры?

– Надо, Леша, надо, – со вздохом произнес Борода. – Надо как-то выходить из партизанских лесов, надо работать легально. Не все же по подвалам скрываться. Помнишь, сам говорил.

– Помню, – не стал отпираться Кобылин. – Я все понимаю. Появились деньги. Финансирование, прикрытие. Это все отсюда?

– Ну, примерно, – отозвался Григорий. – Смысл в том, что мы работаем теперь официально. На кого надо, кем надо, и далеко не все о нас знают, но зато те, кому положено, – знают. Понял? Мы уже не кустари-одиночки с моторами, у нас документики имеются. И когда кто-нибудь спросит, а какого вы тут делаете, мы вежливо ответим, а вот мы люди маленькие, звоните, пожалуйста, кому надо. Вам расскажут, что мы тут делаем. Если вам положено это знать.

– Ну, – Кобылин с досадой хмыкнул. – Ты уж не упрощай. Не с ребенком говоришь.

– Да вот порой кажется, что именно с ребенком. – Борода откровенно вздохнул. – Леш, ты не напрягайся. Я буду тебе звонить, говорить, что делать, вы с ребятами будете решать проблему, вот и все.

– И никаких вольных похождений по ночам? – спросил Кобылин, резко останавливаясь. – Конец свободной охоте? Делай, что скажут?

– Ты не нагнетай, – попросил Гриша. – Надо будет охотиться, охоться. Тебя же с пути и бульдозером не своротишь. Просто будем записывать, что где да как. Отчитываться.

Кобылин помолчал, провожая взглядом выводок утят, отчаянно пытавшихся догнать маму утку, скользившую по волнам к центру пруда.

– Ладно, – веско уронил он. – С этим разберемся по ходу дела. А что это был за подвал и на кой черт мне про это знать?

– Это зоопарк, Леша, – отозвался Борода, поправляя черные очки. – Зоопарк с номером два. Или литерой “бэ”, это как тебе удобнее.

– А подробнее?

– Тебе полную авторизированную версию? – без тени иронии осведомился Григорий.

– Пожалуй, лучше краткое содержание предыдущей серии, – так же серьезно отозвался Кобылин.

– Значит, так, – начал Борода, бесцеремонно засунув руки в карманы пиджака и пнув лакированным ботинком подвернувшийся камешек. – Когда-то давно тут были звериные ямы. В них держали диких зверей, для немудреных кровавых забав городской публики. Потом в ямах стали появляться гости – оборотни, домовые, крысы, душегубы и прочая нечисть, которой не поздоровилось попасться живой в руки горожан. Потом это превратилось в подземную кунсткамеру для развлечения, так сказать, тогдашних VIP-персон. Кроме того, это заведение успешно служило тюрьмой для существ, вызвавших неудовольствие своих, как бы это сказать, родственников. Позднее, так сказать, в царские времена, поверх тюрьмы отгрохали зоопарк. Очень удобно. Много людей, звери, клетки, цепи. С обслуживанием нет проблем, с кормежкой. Ну, корова туда, корова сюда, никто и не заметит, сам понимаешь.

– Понимаю, – Кобылин кивнул, – очень удобно. А дальше?

– А дальше… – Борода остановился, окинул взглядом пруд, обернулся к напарнику. – Дальше все это захирело. Во время революции всем было начихать. Все, кто мог бегать, – разбежались. Всем не до того было. И лишь много позже, уже после войны, здесь организовали лабораторию. Изучали, понимаешь, на правительственном уровне некоторые забавные организмы. И, думаю, ты не удивишься, когда узнаешь, что изучением занимались тоже весьма примечательные организмы. В основном.

– Дай догадаюсь, – буркнул Кобылин. – В Перестройку опять все зачахло. Кто мог убежать – убежал, уполз, упрыгал. Всем опять было начихать. А теперь что – все начинается заново? Собирают новую коллекцию?

– Ну, пожалуй, что нет, – отозвался Борода. – В целом это место сейчас – огромный архив. Невероятно ценный. В его сохранении заинтересованы как мы, так и представители, кхм, ну ты понимаешь – не совсем стандартной общественности.

– Как ты ловко их обозвал, – сдержанно отозвался Кобылин. – А то я не знаю, что упыри и оборотни делят власть, а порой рвут друг друга в клочья за местечко у кормушки. Лучше скажи, сейчас там, внизу, есть кто-то?

– Ничего такого, – отмахнулся Борода. – Если ты думаешь, что там в цепях сидит Дракула, дожидаясь своего часа, то – нет. С другой стороны, там есть пара каких-то опасных организмов. Я даже не знаю каких, честно. Еще не добрался. Но еду туда подкидывают из зоопарка, а раз в месяц приходят с проверками.

– Люди в черном?

– Ну, не совсем люди, – протянул Гриша. – Но в целом да. В черных костюмах.

Кобылин задумчиво оглядел детишек, толпившихся у пруда, встревоженных взрослых, белых лебедей, уток…

– Мы их душили-душили… – пробормотал он.

– Что? – вскинулся Борода. – Кого душили?

– Значит, отловом заниматься не будем? – спокойно спросил Кобылин.

– Никаких отловов, – пообещал Гриша. – Я серьезно. Все остается по-прежнему.

– Ты это уже десять раз повторил, – беззлобно ухмыльнулся Алексей. – Значит, точно что-нибудь изменится.

– Да я…

– Забей, – бросил Кобылин. – Я все понял.

– Что ты понял? – надулся Борода. – Я тут ему все на тарелочке, а он…

– Первое, – Алексей поднял руку и загнул указательный палец. – Ты показал мне государственный орган, который занимается делами нечисти. Второе – эта самая нечисть преспокойно работает в этом органе. Кстати, почему именно упырица?

– А кто, по-твоему, будет сутками сидеть в сыром подвале без окон и дверей? – буркнул в ответ Борода. – Да еще в полутьме. Тут упырям и карты в руки.

– Ладно, – отмахнулся Кобылин. – Третье. Ты провел для меня небольшой экскурс в историю, рассказав, что это уникальное место – самая обыденная штука, о которой за ненадобностью помнят только узкие специалисты.

– И какой ты делаешь вывод из всего этого? – скептическим тоном осведомился Гриша.

– Вывод такой, – тихо отозвался Кобылин. – Ты подводишь меня к идее, что мир устроен совсем не так, как мне представлялось пару лет назад. И даже не так, как мне представляется сейчас. Ты хочешь дать понять, что все эти монстры – вовсе не реликты древних лет, не остатки истребленных человеком племен, а вполне себе жизнеспособные наши соседи. И очень надеюсь, что просто соседи, а не хозяева.

– М-да. – Борода снял очки, прикусил дужку и смерил друга долгим взглядом. – Ну в целом…

– Спешу сообщить, – сухо заметил Кобылин. – Я, в общем-то, давно до этого дошел сам. Одна тусовка оборотней в погонах чего стоит. Я понимаю, что это не единичный случай. А вот не понимаю я того, почему все это по-прежнему тайна. Казалось бы, при таком раскладе мы давно должны жить в мире, где в соседнем доме живет семья разумных крыс, а ночью под окнами воют не коты, а оборотни.

– Не так все было, барин, – задумчиво произнес Борода. – Понимаешь, их, всех их – много. Но тех, кто живет рядом, – мало. Наиболее антропоморфные – оборотни и упыри – участвуют в нашей общественной жизни на равных с нами. Ты зря их воспринимаешь как расу. Воспринимай их как национальность. Да, они лезут в политику, протаскивают своих на теплые места, сколачивают состояния, разоряются в прах и даже стреляются от безысходности бытия. Серебряными пулями. Это – общество. Да, определенные лица знают больше, чем другие. Есть некая прослойка, с которой обычный человек не сталкивается на улице. Ну те же политики, например. Или олигархи. Ты знаешь, что они есть, занимаются своими делами, у них своя компания, но ты никогда с ними не встретишься. Вот есть и общество, ну, скажем, другой стороны. Свои кланы, свои разборки, свои интересы…Часть цивилизации.

– Общество другой стороны, – буркнул Кобылин. – И кого же из этих твоих других олигархов я гоняю ночью по улицам?

– А ты их не гоняешь, – спокойно отозвался Борода. – Ты гоняешь тех, кто не хочет быть частью цивилизации. Отморозков. Мусор, который нужно убрать.

– Ну спасибо, открыл глаза, кэп. А то я не знаю.

– Ты много чего не знаешь, Леша, – очень серьезно сказал Борода. – Но далеко не все можно взять и рассказать.

– Кое-что нужно показать, – согласился Кобылин. – Ну и что же ты хочешь мне показать в следующий раз?

– Сюрприз, – Гриша ухмыльнулся. – Тебе для этого понадобятся две вещи – хороший костюм и умение не бросаться первым на нечисть.

– Так. – Кобылин остановился. – Это что, ты меня проверял? Это что сейчас было, репетиция?

– Вроде того, – не стал отпираться Борода. – Инстинкты свои научился держать на привязи. А вот с костюмом надо что-то делать.

– У меня от тебя голова болит, – пожаловался Кобылин. – Не можешь прямо сказать, что тебе от меня надо?

– Надо, чтобы ты постепенно перестал быть машиной для убийств, – отчеканил Борода. – Достаточно прямо?

– Это в каком смысле? – искренне поразился Кобылин. – Я же… это же единственное мое достоинство! Я – охотник!

– Ты идеальный солдат, – признал Борода. – Даже, скорее, идеальный сержант. Великолепный исполнитель. Непревзойденный. Супер-гений спецопераций. Но, Лешенька, нельзя всю жизнь в сержантах проходить. У тебя есть все для того, чтобы двигаться дальше. Вот и надо потихоньку двигаться.

– Куда двигаться? – шепотом осведомился Кобылин, чувствуя, как у него волосы встают дыбом.

– Вперед, Лешенька, – спокойно отозвался Борода. – Хороших исполнителей всегда намного больше, чем хороших руководителей. Кто-то, кто хорошо разбирается в одном деле, рано или поздно должен начать руководить другими, чтобы его опыт не пропал зря. Такие люди, спецы в своем деле, везде ценятся на вес золота.

– Ты что, – протянул Кобылин. – Предлагаешь мне открыть школу охотников?

Борода остановился и глянул поверх очков прямо в лицо Кобылину.

– Вот дубина, – расстроенно сказал он. – Я тебе прямым текстом, как ты просил, а ты…Хотя, может, и рановато, в самом деле.

– Гришенька, – в тон ему отозвался Кобылин. – Ты не томи, ты дело говори. А то как случится со мной какой-нибудь психический приступ… Я человек контуженый, сам за себя не отвечаю…

Борода промолчал, но взгляда не отвел – все так же придирчиво изучал своего друга, словно тот был интересным экземпляром в музее. И под этим взглядом Алексей вдруг почувствовал себя очень неуютно. На миг ему показалось, что из-под черных очков на него смотрит не Борода, веселый толстячок, а совсем чужой, посторонний человек, которого он вовсе и не знает.

– Вот не пойму я тебя, – тихо сказал Гриша. – То ведешь себя как взрослый, а то ляпнешь такое, что хоть стой, хоть падай.

– Ну, – насупился Кобылин. – Чего я сказал-то?

– Да ничего, – отмахнулся Борода. – Замнем. Потом поговорим. Вон люди на нас уже оборачиваются.

– Да я только хотел сказать…

– Ой, все, – бросил Гриша, – проехали. На сегодня свободен.

– Ну и хрен с тобой, – обиделся Кобылин. – Тоже мне, мастер дзена. Наводишь тень на плетень в ясный день.

– Леш, забей, – примирительным тоном произнес Борода. – Давай постепенно. Сейчас – все как раньше, охота, все дела. Потом потихоньку разберемся. Посмотришь, что я тебе хочу показать, а потом еще за жизнь поговорим, идет?

– Ладно, – буркнул Кобылин, рассматривая выход из зоопарка. – Ты сейчас куда?

– Да вот, пойду отчет писать, – бросил Гриша. – О проделанной за сегодня работе. А ты?

– Соревнования по паркуру в юго-западном округе, – отозвался Кобылин. – Погляжу на ребят, такие штуки вытворяют, просто загляденье.

– Паркур? – Борода хмыкнул. – В наше время это называлось – пойдем по стройке полазаем.

– В твое время? Это когда, при царе-батюшке? Тебе сколько лет-то, отец?

– Мне триста лет, я выполз из тьмы, – с серьезным видом процитировал Борода.

– Выползень, – с чувством произнес Алексей.

– Ступай уже, молодежь, веселись, – отмахнулся Гриша. – Я позвоню, если что.

Кобылин ухмыльнулся, хлопнул друга по плечу и двинулся в сторону ворот. Этот выход из зоопарка выходил на другую улицу, но Алексей эти места знал и представлял, как можно быстро пройти к метро.

Когда он подходил к воротам, улыбка сползла с его губ. Эта дружеская пикировка с Гришей, так похожая на их обычные взаимные подколки… Но не в этот раз. Что бы ни пытался сказать Борода, он так ничего и не сказал. Алексей, конечно, догадывался, о чем идет речь. Но хотел, чтобы Гриша сказал ему об этом сам. В лицо. Как друг. Как напарник. Вот тогда и можно будет поговорить серьезно. Впрочем, в одном Борода был прав.

Выйдя из ворот, Кобылин огляделся и двинулся в сторону метро, доставая на ходу из кармана телефон. Не глядя под ноги, он быстро открыл браузер и забил в поиск всего пару слов – мужские костюмы.

Кобылин не знал, кто придумал называть лофтом любой мало-мальски просторный подвал. Нет, он знал, что означает это слово, знал и об индустриальных районах Нью-Йорка, и о галереях в покинутых из-за возросшей аренды заводских цехах, и о фабрике Уорхолла… Чего он не мог взять в толк, так это почему сейчас лофтом обзывали все, что имело хотя бы одну ободранную кирпичную стену. Вот сказал где-то один, а остальные как попугайчики тупо, с горящими глазами, повторяют модное слово…

Свой «лофт» Кобылин нашел сразу, как только стали поступать деньги от новых спонсоров. Помня о своих метаниях по чердакам и подвалам, он сразу решил, что снимет, конечно, обычную квартиру. Но гнездо совьет совсем в другом месте. Пришлось, конечно, побегать, но в конечном итоге ему повезло. Подвернулось то, что риелторская контора обозвала модным словом «лофт». На деле оказалось, что это одноэтажная пристройка к жилому зданию – раньше в таких местах располагались овощные или хозяйственные магазинчики.

Вот и это место в советские времена было магазином, потом складом, потом офисом, потом тренажерным залом, а потом захирело настолько, что было заброшено. Одинокая труба, пара батарей на весь подвал – да что там, и окон-то нормальных нет. Витрину так часто били, что предыдущий хозяин наглухо заложил ее кирпичом, превратив в неприступную стену с крохотной железной дверкой. За ней скрывался небольшой холл, заставленный строительным мусором. Дальше шли коридоры с отдельными комнатками, оставшимися от периода офисов, а заканчивались они двумя большими залами, когда-то служившими складами. Залы были пустыми и темными – у них имелись только крохотные окошки высоко под потолком. Узкие, такие, что сквозь них не пролезть человеку, забранные наглухо железными решетками, они являлись отверстиями для вентиляции, а не окнами. И все же немного света они пропускали – ровно столько, чтобы осветить сложенные штабелями мешки с цементом, деревянные козлы, испачканные краской, высокие ровные столбцы деревянных паллет – поддонов, старые шкафы, ящики и прочее барахло, навечно застывшее в состоянии едва начавшегося ремонта.

Весь этот бардак отпугивал потенциальных съемщиков, не желавших вкладываться в новый ремонт вусмерть разбитого здания. А вот Кобылину этот темноватый лабиринт приглянулся. Он без труда перебил цену агентства, сообщил заинтересованным лицам, что хочет сделать там склад пустой стеклянной тары, а пока собирает деньги на ремонт. После чего забился в этот уголок, поставил новые двери с новыми замками и принялся вить гнездо.

Никто его не тревожил – обитатели соседних многоэтажек давно привыкли к заброшенной пристройке и равнодушно шагали мимо изрисованных яркими красками кирпичных стен. Кобылин тоже особо не светился – заходил с черного хода, расположенного с противоположного, от жилых подъездов, конца. Вскоре он обустроил дом по своим меркам и даже немного обжил его – когда Лена согласилась разделить с ним это странноватое и мрачноватое жилье. И забросил его наглухо в тот же день, когда Лена собрала вещи и ушла.

И только сегодня, месяц спустя, Алексей решил, что настала пора взять себя в руки и вернуться в заброшенный дом. В конце концов, там оставались и его вещи.

Сжимая под мышкой большой пакет из магазина одежды, Кобылин быстро отпер железную дверь, привычно зыркнул по сторонам и вошел в свой лофт со стороны черного хода. Захлопнул дверь, не забыл набросить засов и только после этого щелкнул выключателем на стене.

Люстрами он так и не обзавелся, поэтому помещение озарили лишь тусклые лампочки Ильича, печально свисавшие с потолка на голых проводах. Стараясь ступать аккуратно, Кобылин прислушался к пустому зданию – скорее по привычке, чем по необходимости, и лишь потом двинулся во второй зал, служивший ему жилой комнатой.

Здесь, в большом зале, было прибрано, а окна под потолком плотно закрыты железными ставнями. Лампочек здесь не было – лишь у входа, да прямо по центру зала стояла пара торшеров, служивших источниками света. Они очерчивали вокруг себя светлые круги, а высокий потолок терялся в темноте.

Кобылин обогнул ряд старых шкафов, служивших залу внутренней стеной и деливших зал пополам, обогнул большой обеденный стол со стульями и вышел к дивану, стоявшему между двух письменных столов. Позади дивана высились еще пара шкафов, создавая иллюзию отдельной комнаты, появившейся прямо посреди пустого зала.

Швырнув пакет с одеждой на диван, Кобылин вытащил из шкафа ноутбук – тот самый, прошедший с ним огонь и воду, – положил на стол, включил. Пока он загружался, охотник успел достать из другого шкафа небольшой проектор – такой обычно использовали на выездных презентациях менеджеры самого разного звена – и подключил его к удлинителю.

Пока прогревалась лампа проектора, Кобылин отошел к другой паре шкафов, образовывавших соседнюю стену. Распахнул дверцы, глянул в зеркало, что расположились на одной из них, а потом окинул взглядом забитые одеждой полки.

Переоделся он быстро. Маловатый костюм отправился на нижнюю полку с ненужным барахлом, а его место быстро заняли удобные широкие джинсы, плотная футболка и ветровка из чертовой кожи с десятком удобных кармашков. Облачившись в домашнюю одежду, Кобылин испустил вздох облегчения и вернулся к своему компьютерному столику.

Подключив ноут к проектору, охотник выбрал нужный файл, потом чертыхнулся и подошел к большой пластиковой доске на ножках. Сорвав с доски потрепанный кусок мешковины, Кобылин воззрился на лабиринт, нарисованный на доске черным фломастером.

На первый взгляд, в этом хаотичном нагромождении линий не было никакого смысла. Черточки, линии, кружочки, большие и малые дуги, стрелочки – все это хаотично усеивало пожелтевший пластик доски. Тронув пальцем кончик носа, охотник отступил в сторону, и свет проектора упал на доску, наложив нужную картинку на хаос черточек.

На доске появились надписи. Подписи. Заметки. Теперь линии вели от одного названия к другому, кружки объединяли в себе заметки, и бессмысленный хаос в одно мгновение превратился в осмысленную схему.

Алексей задумчиво шагнул вперед, вытянул руку и медленно, кончиком пальца, стер одну из линий, ведущих к жирной надписи «ОРДЕН». Потом взял фломастер и так же медленно провел новую линию – к точке, озаглавленный «Гриша». Потом отступил на шаг и окинул доску долгим взглядом – как художник, любующийся удачным мазком.

Блок «ОРДЕН» занимал на доске вовсе не центральное место, нет. Он примостился с краю, и хотя от него исходил десяток разных линий, блок был не самым большим. В центре доски красовались три жирных вопросительных знака, от которых исходил целый пучок пунктирных линий, расходящихся во все стороны, подобно солнечным лучам. Одни линии заканчивались именами, другие названиями, а некоторые маленькими знаками вопроса.

Решившись, Алексей шагнул вперед, стер один из маленьких вопросов и парой взмахов начертал вместо него «ЗОО», прочертил от буковок линию к соседнему значку, заменил его на «Министерство», а потом соединил обе новые точки с «Гришей».

Швырнув фломастер на подставку, охотник вернулся к столу, с размаху сел на заскрипевший диван, решительно придвинул к себе ноутбук и застучал по клавишам, открывая новые окна поиска.

Расследование шло медленно. Информации было очень мало, ее приходилось собирать по крохам, тщательно отфильтровывая слухи и легенды. И все-таки усилия Кобылина приносили свои плоды. Постепенно перед ним вырисовывалась схема того самого «другого общества» о котором сегодня пытался толковать Гриша. Алексей, конечно, мог ему прямо сегодня рассказать, что он знает о трех старейших кланах, забравших в свои руки управление банковской системой – еще лет сто назад, – но… Ничего он не сказал и о паре известных политиков, за спинами которых маячили мрачные тени кукловодов. Умолчал и о том, что давно наблюдает за грызней среди силовиков, где оборотни меж собой делили новые посты. Он умолчал обо всем, что знал, в том числе и о том, что Орден – всего лишь одна из многих организаций, пытавшихся подмять под себя вольных охотников. На самом деле, чем больше Кобылин собирал слухов, тем отчетливее понимал, насколько мало ему известно. Кто, зачем, почему… Как. Нет, сейчас не время говорить, сейчас время – слушать. Внимательно, настороженно, прикидываясь тупым, дурным, слабоумным и слабовольным. Ибо молчание золото, как гласит мудрость веков. А слово не воробей.

Склонившись над клавиатурой, Алексей выбрал один из закрытых сайтов потокового анализа информации, вбил купленный за большие деньги пароль и погрузился в чтение сотен тысяч упоминаний о странных происшествиях. Информация. Ему чертовски нужна была информация. Наступил вечер, и рабочий день охотника только начинался…

Переступив порог кабинета, Григорий демонстративно-медленно снял черные очки и огляделся. Полумрак. Всегда этот проклятый полумрак. Огромная комната располагалась на втором этаже, но окон здесь не было. Освещение – всего пара настенных светильников, выглядевших как одинокие тусклые свечи. Из темноты в углах проступали ряды книжных шкафов, в центре виднелись зыбкие очертания большого журнального стола, окруженного массивными кожаными креслами. Хорошо был виден только письменный стол у дальней стены – широкий монстр из темного дерева, с резьбой и завитушками, выстланный зеленым сукном и уставленный бронзовыми офисными безделушками. Подставки под карандаши, перекладные календари, ежедневник в кожаной обложке, часы в виде старинного замка. Хорошо было видно и хозяина кабинета, склонившегося над столом и что-то писавшего в записной книжке с обложкой из светлой кожи.

Дверь за спиной Бороды закрылась с глухим лязгом. Хозяин кабинета медленно поднял голову. Выглядел он худощавым, высохшим, словно недавно перенес серьезную болезнь. Но плечи у него были широкие, как у пловца, руки длинные, мощные, с широкими ладонями и длинными пальцами. На узком худом лице торчали скулы, а подбородок, выдававшийся вперед, был острым, словно пика. Маленькие узкие губы были почти бесцветными – как и маленькие глаза, строго глядящие на бумагу из-под белых, почти бесцветных бровей. На вид ему было лет сорок. А может, и все сто.

Хозяин кабинета медленно выпрямился, окинул гостя суровым взглядом, потом медленно кивнул на стул, расположившийся ровно напротив его стола.

– Проходите, – тихо сказал он. – Присаживайтесь.

Борода развязно сунул руки в карманы пиджака, медленно прошел через весь кабинет к столу. Ему не нравился этот стул – очень простой одинокий стул прямо напротив богатого стола хозяина кабинета. Было в этом что-то унизительное – сидеть на деревяшке ровно, глядя на хозяина снизу вверх. Это место для просителя, не для партнера.

Опустившись на жесткое деревянное сиденье, Борода поерзал, заставив стул заскрипеть, и, не найдя удобной позы, строго глянул на собеседника. Тот ответил совершенно равнодушным взглядом светло-голубых, почти белых, глаз.

– Григорий Борода, – медленно произнес блондин. – Рад встретиться с вами лично. Телефонные звонки, конечно, не могут заменить настоящей беседы.

– Добрый день, Павел Петрович, – мрачно произнес Гриша. – Действительно, думаю, настала пора поговорить.

– Ну что же. – Хозяин кабинета расправил широкие плечи. – Тогда не будем ходить вокруг да около. Поговорим напрямую, а то, боюсь, у нас возникло некоторое непонимание.

– Есть такое, – признал Гриша. – Орден, конечно, сообщил мне о вашем назначении. Но инструкции, которые я получил, несколько двусмысленны. Конечно, я приготовил все отчеты по своей работе, они у меня с собой. Я готов передать все дела…

– Стоп! – Павел Петрович поднял широкую ладонь. – Григорий, давайте внесем ясность. Орден назначил меня куратором, но это не значит, что я готовлюсь вас заменить. Я не собираюсь принимать у вас дела и не собираюсь выслушивать отчеты о проделанной вами работе.

– Но Совет Ордена недвусмысленно переподчинил меня вам, – веско сказал Борода и сердито засопел. – Вся моя работа…

– Вся ваша работа остается при вас, – строго сказал блондин. – Я курирую совершенно отдельный и особый проект. Я выполняю задание Ордена, важное и приоритетное. На это время вы беспрекословно выполняете мои распоряжения. После того как моя работа будет завершена, вы снова останетесь единственным координатором Ордена в этом городе.

– Ах вот как. – Григорий задумчиво коснулся коротко стриженной бороды. – Дело, кажется, проясняется. Признаться, ваша настойчивость при первой нашей беседе меня немного обескуражила.

– Сроки, Григорий, сроки, – напомнил Павел Петрович. – Я должен уложиться в определенное время. А уровень секретности не позволяет мне рассказывать подробности. Именно поэтому, боюсь, мои инструкции были несколько суховатыми и резкими.

– Да уж, – хмыкнул Борода. – Мне показалось, что Орден недоволен моей работой и решил заменить меня.

– Нет, – строго отозвался Павел Петрович, – во всяком случае, я не имею ни малейшего понятия о таких планах. У меня свое дело. Продолжайте работать, как работали. Просто мои поручения должны иметь абсолютный приоритет. Как, кстати, с первым заданием?

– Все прошло удачно, – медленно произнес Гриша. – Я устроил Кобылина в Министерство, провел его по коридорам, сделал все, чтобы его визит не остался незамеченным.

– Превосходно, – сухо сказал блондин, что-то отмечая в блокноте.

– Но, признаться, я не понимаю – зачем, – сказал Борода. – За ним и так следят – все кому не лень. Визит охотника Кобылина в Министерство вызовет вопросы у многих, скажем так, заинтересованных лиц.

– Ну и чудесно, – отозвался Павел Петрович. – Пусть все заинтересованные лица смотрят на вашего чудо-мальчика.

– Ах вот как. – Борода окинул задумчивым взглядом хозяина кабинета. – Отвлечение внимания. Не кажется ли вам, что это из пушки по воробьям? Кобылин не просто охотник…

– Да, я знаю вашу теорию, – отозвался Павел Петрович. – О том, что этот мальчишка – Аватар. Что рано или поздно в него вселится дух великого воина, а то и древнего полубога. И это будет не Одержание, а полноценное сотрудничество.

– Налицо все признаки такой связи, – быстро произнес Борода. – И подобное сотрудничество откроет для Ордена новые возможности по работе в области охоты и…

– Увольте, – бросил хозяин кабинета. – Мне это не интересно. Для меня он сейчас удобный инструмент – как и вся ваша городская организация охотников. Мои поручения должны выполняться быстро и в срок. Вот в чем основная идея приказа Совета Ордена. Все остальное несущественно. Доступно?

– Понятно, – сухо отозвался Григорий. – И что теперь мне делать с Кобылиным? Есть ли какие-то особые поручения и распоряжения?

Павел Петрович на секунду задумался, и его глубоко запавшие глаза опасно блеснули.

– Пока новых поручений нет, – медленно произнес он. – Пусть Кобылин покрутится у Министерства. Займите его чем-нибудь. Найдите ему какую-нибудь работу, чтобы охотник изображал бурную деятельность. Пусть будет занят.

– Хорошо, – сказал Гриша и, скрипнув стулом, поднялся на ноги. – Еще какие-то поручения есть?

– На сегодня нет, – отозвался хозяин кабинета. – Я позвоню, если возникнет необходимость.

– Тогда до свидания, – буркнул Борода, направляясь к двери. – Будем на связи.

– Всего доброго, – немного рассеянно отозвался хозяин кабинета. – И, Григорий! Я рад, что мы друг друга поняли. Верно, координатор?

– Верно, куратор, – мрачно отозвался Борода, берясь за массивную бронзовую ручку на двери кабинета. – Я тоже этому очень рад.

Не дожидаясь ответа, стиснув зубы, Григорий распахнул дверь кабинета и вышел в коридор. Беседа была окончена.

Кобылин стоял на самом краю платформы метро и никак не мог оторвать взгляда от черной дыры, откуда должен был показаться поезд. Из темноты уже пошла упругая волна холодного воздуха, несущая с собой запахи тлена и плесени. Тяжелые люстры под потолком начали раскачиваться, скрипя и позвякивая в абсолютной подземной тишине. Абсолютной?

Охотник с усилием оторвал взгляд от черной дыры, глянул на желтоватую плитку на стенах, на серую, потертую платформу… Никого. Только на полу – серые холмики пыли, лишь отдаленно напоминающие очертания человеческих тел. Тусклые краски, размытые тени, словно что-то заслоняет взгляд, что-то серое, липкое. Похожее на паутину.

В лицо ударил новый порыв смрадного ветра, волосы на голове Кобылина встали дыбом, и охотник невольно отступил на шаг, пытаясь сохранить равновесие. Воздушный поток принес с собой, кроме запаха тлена, еще и звук – едва различимый хруст, словно кто-то раздавил шкурку от ореха. Высохшую, круглую, белую скорлупу, так похожую на человеческий череп.

Руки охотника зашарили по поясу, пытаясь найти оружие, но ни пистолета, ни ножа, ни даже удавки дрожащие пальцы так и не нашли. Спиной Кобылин ощутил чужой взгляд – пристальный и оценивающий взгляд хищника, выбирающего свою цель на сегодня. Алексей внезапно сообразил, что у него за спиной точно такой же черный провал, скрывающий в себе нечто огромное, тяжело дышащее и пытающееся рассмотреть единственного живого человека, оставшегося на пустой платформе…

Разом вспотев, охотник попытался обернуться, чтобы встретить чужой взгляд, но тело двигалось медленно, неохотно, словно под водой. Или во сне.

Я сплю, внезапно понял Кобылин.

И проснулся.