XXVII. Допрос
Огнянов находился теперь на одном из восточных укреплений, сооруженных на высоте между Зли-долом и Стара-рекой. Это укрепление обладало такими же стратегическими выгодами, как и злидольское, с тем, однако, преимуществом, что отсюда открывался вид на часть Стремской долины, зеленевшей внизу, далеко на востоке, за обнаженными холмами. Было очень жарко, и защитники укрепления — всего тридцать человек, — сбросив с себя верхнюю одежду, слонялись без дела, с озабоченными, покрытыми грязью лицами. Здесь, как и в других укрепленных пунктах, царило уныние.
Огнянов, облаченный в повстанческую форму, с неизменными двумя револьверами за поясом, поднялся на насыпь у окопа и смотрел в бинокль на долину. Внимание его было приковано к какому-то голубому дымку, который многие приняли за желанный дым пожара.
Опустив бинокль, Огнянов сошел с насыпи и пробормотал мрачно:
— Нет, это угли жгут на Средна-горе.
И тут он заметил Боримечку, который подходил к нему вместе с каким-то человеком, не принадлежавшим к числу защитников укрепления. Это был маленький, щуплый болгарин с тупым испуганным лицом, в потертых шароварах и безрукавке; на спине он нес торбу из пестрой ткани.
— Шпион! — объяснил Боримечка. — В долине поймали. Пробовали допросить — молчит, как чурбан. Что прикажешь с ним делать?
Невольная усмешка заиграла на лице Огнянова, — он узнал Рачко Прыдле.
Рачко вчера вышел из Бяла-Черквы и отправился в турецкое село Рахманлари, намереваясь искать работы по починке одежды; эта свободная профессия доставляла скудный заработок многим бяло-черковским беднякам. По простоте своей Рачко не понимал ни того, что готовится в Бяла-Черкве, ни того, что происходит в других местах, и потому был немало удивлен, когда в Рахманлари обозленные турки не только не дали ему наложить заплаты на их одежду, но наложили в спину ему самому и с самыми неделикатными ругательствами выгнали вон. Не желая возвращаться домой с пустыми руками, Рачко решил попытать счастье в Клисуре, до которой было недалеко. Но турецкий конный разъезд до смерти напугал его, и Рачко повернул в долину Стара-реки, чтобы оттуда пробраться в Клисуру. Тут он и попал в руки повстанческих дозорных.
— Ты чего здесь делаешь? — спросил его Огнянов. Рачко чуть было не свихнулся от страха при виде стольких вооруженных повстанцев, которых он принимал за разбойников; но тут внезапно успокоился. Правда, он сохранил не очень-то приятное воспоминание об Огнянове, но среди этих страшных людей Огнянов показался ему своим человеком, чуть ли не приятелем, и язык у него развязался. Он с пятого на десятое рассказал Огнянову обо всех своих мытарствах.
Бойчо обрадовался, узнав, что Рачко еще вчера был в Бяла-Черкве.
— Ну, что там слышно, в Бяла-Черкве? — спросил он.
— Ничего… ничего… все слава богу.
Это «ничего» болью отозвалось в сердце Огнянова.
— Не лги, говори правду!
— Да говорю же тебе — ничего. Будь спокоен, ничего не случилось.
— Как ничего не случилось?
— Клянусь богом, ничего… Хочешь, присягу приму? «Этот остолоп ничего не знает, — в досаде подумал Бойчо. — А может быть, он хочет что-то срыть? И правда, уж не подослан ли он турками?.. Как он мог пробраться сюда, если другим это не удается?»
И он пронизал пленника своим огненным взглядом.
— Слушай, ты, выкладывай всю правду, не то я прикажу размозжить тебе голову о камень! — крикнул Бойчо, внезапно побагровев от гнева.
— Нет, учитель, лучше оставь ее для меня, — вмешался Боримечка. — Мне его голова пригодится — я ее оторву и суну в пушку, а потом пальну прямо в Рахманлари; пусть-ка она там расскажет туркам обо всем, что здесь видела…
И великан впился глазами в плюгавого Рачко.
— Все, все расскажу… — залепетал тот, перепуганный до полусмерти.
— Помни же, что я тебе сказал! — снова пригрозил ему Огнянов.
— Помню, помню, как не помнить!
— Ты действительно только вчера ушел из Бяла-Черквы?
— Вчера, вчера… Солнышко тогда стояло вон там…
— Что же там слышно?
— Да ничегошеньки не слышно… Будь спокоен.
— Почему ты ушел от Стефчова?
— Он меня выгнал, убей его бог… Не будь я Рачко Прыдле, если я вру… На этом свете одна только честь у меня и осталась…
Огнянов прервал его взмахом руки.
— Вчера, перед уходом, кого ты видел в Бяла-Черкве?.. Соколова видел?
— Видеть-то видел, только не вчера, а позавчера, когда он шел к себе домой вместе с немцем.
— Никакого шума в городе не было?
— Не было.
— Турки не появлялись?
— Ни одной собаки.
— Бей никого не арестовал?
— Не слыхать что-то.
— Значит, в Бяла-Черкве все тихо и мирно?
— Я же тебе говорил… Можешь мне поверить.
— О чем там люди говорят?
— Ничего, хорошо говорят.
— То есть как это хорошо?
— Всякий своим делом занят… Вот, к примеру, я… у меня семья, дети, я торбу на плечи и айда по селам, работу искать… Ты скажешь — стыдно это? Нет, Граф, что тут стыдного… Рачко Прыдле такой человек, что дорожит своей честью… Потому что, прошу прощенья, ради чего живет человек? Ради своего честного имени…
Огнянов со злостью сжал кулаки.
Ему так страстно хотелось вырвать у этого дурака хоть малейший намек на то, что восстание в Бяла-Черкве начинается.
Но после еще одной бесплодной попытки Огнянов убедился, что спрашивать бесполезно по той простой причине, что Рачко ничего не знает, а в Бяла-Черкве, очевидно, действительно все тихо.
— Ты чего там возишься, Иван? — спросил Огнянов Боримечку, заметив, что тот роется в торбе пленника.
— Если эти ножницы нам не пригодятся, значит, я осел, — ответил Иван, вытаскивая из торбы большие ножницы, потом ножницы поменьше и складной железный аршин.
— На что они тебе нужны? Уши ему резать, что ли?
— Для пушки, будь она неладна; снарядов-то не хватает!
И Боримечка, разняв большие ножницы на половинки, каждую часть переломил об колено — железо только звякнуло, и в руках у Боримечки осталось по половинке от каждой половинки. Аршин он тоже разломал на части, как ломают деревянный прутик.
— Но помни! — обернулся он после этого к пленнику. — Если окажется, что дело твое нечисто, я и тебе голову скручу, потом оторву и — прямо в пушку!
И он устремил грозный взгляд на голову Рачко, такую маленькую, что она и впрямь могла бы уместиться в стволе пушки.
— Иван, ты ступай на Зли-дол, а он останется здесь, — сказал Огнянов. — Он не шпион, а просто дурак.
Услышав, что страшного Боримечку отсылают куда-то прочь, Рачко облегченно вздохнул.
— Прошу прощения, Граф, я могу и одежу починить этим разбойникам… Была бы только работа… а работа — не позор, и если ты человек честный…
— О каких это разбойниках ты говоришь? — строго остановил его Огнянов.
В ответ Рачко доверительно шепнул:
— Эти бунтовщики, прости господи, ведь они хотели крови моей напиться…
И он мигнул в сторону защитников укрепления.
— Поставьте его на окопные работы! — крикнул Огнянов и отошел.
