III. Монастырь
Они пересекли полянку, усеянную крупными валунами, прошли под ветвями столетних орешин, дуплистых от старости, и перед ними предстали высокие стены монастыря. В лунном сиянии он казался таинственным, точно сказочный средневековый замок с фантастически причудливыми очертаниями.
Некогда эта старинная обитель гордилась могучей сосной с усыпанной множеством птичьих гнезд пышной кроной, под которой ютилась древняя церковка. Но буря повалила сосну, а игумен воздвиг на месте старой церкви новую. Построенная в новомодном стиле, с высоким куполом, она никак не вязалась с остальными зданиями монастыря — обветшалыми памятниками прошлого — и, нарушая архитектурный ансамбль, была как лист бумаги, приклеенный к древнему пергаменту. Старинная церковь и могучая старая сосна пали под ударами судьбы, и с тех пор монастырь пришел в упадок; уже не радует взор гигантское дерево, уходящее в облака; не возвышают благочестивую душу написанные на стенах лики святых, архангелов, преподобных отцов и мучеников, оставшиеся без глаз по милости кырджалиев и делибашей.
Трое наших знакомых обошли монастырь и остановились перед задней стеной, — вскарабкаться на нее было легче, и она стояла ближе к келье дьякона Викентия. Здесь можно было не бояться разбудить монастырских собак или привлечь внимание сторожей, — поблизости шумели горные водопады, наполняя все вокруг диким грохотом.
Кто-то должен был первым перелезть через стену, отыскать на заднем дворе лестницу и передать ее остальным. За это, разумеется, взялся Кралич, начавший ночь со штурма стены во дворе Марко. Вскоре все трое перебрались через стену, рискуя попасться на глаза воинственному игумену, который не задумался бы пальнуть в них, если бы случайно выглянул в окно. Они очутились в маленьком заднем дворе, сообщавшемся с большим передним двором через запертые изнутри ворота. Дьякон жил в первом этаже, и окно его кельи выходило на задний дворик; но дверь в нее вела с переднего. Мельник подошел к окну, в котором горел свет.
— Викентий еще читает, — проговорил он, поднявшись на цыпочки и заглянув в келью.
Он постучал по стеклу. Окно открылось, и кто-то спросил:
— Это ты, дядя Стоян? Чего тебе?
— Дай мне, дьякон, ключ от ворот. Я тебе все расскажу. Ты один?
— Один, все спят. Вот ключ!
Мельник исчез во тьме, но через две-три минуты вернулся, провел Кралича и дочь в передний двор и запер ворота.
В большом дворе царило безмолвие. Тишину нарушало только монотонное, дремотное журчание источника — казалось, кто-то читает псалтырь по покойнику. Темные ряды открытых галерей, мрачных и безжизненных, окружали двор. Кипарисы, черные и таинственные, как исполинские привидения, устремлялись ввысь.
Дверь дьяконской кельи открылась, и ночные гости вошли.
Дьякон, еще совсем молодой человек с черными умными глазами и подвижным лицом, опушенным бородкой, которой пока не касалась бритва, по-дружески поздоровался с Краличем. о подвиге которого мельник уже успел коротко рассказать. С удивлением и почтением смотрел дьякон на этого героя, который играючи расправился с двумя злодеями, спасая старика и девочку. Честное сердце дьякона угадало в госте человека благородного и смелого. Благословляя своего избавителя, дед Стоян продолжал торопливо и взволнованно рассказывать обо всем, что случилось на мельнице. Но Викентий, заметив, что гость очень изнурен и бледен, предложил отвести его в нежилую келью и там устроить на ночлег. Они ушли. Дьякон с узлом под мышкой, в котором была одежда и ужин, первым прошел через спящий двор. Подойдя к крыльцу трехэтажного здания, Викентий и Кралич поднялись но ступенькам. Они шли по коридорам и поднимались по лестницам, стараясь ступать неслышно, но половицы под ними скрипели, как это бывает в пустом деревянном доме. Наконец они добрались до верхнего этажа и вошли в одну келью. Викентий зажег свечу. В этой мрачной комнате с голыми стенами не было никаких вещей, кроме соломенного тюфяка да кувшина для воды. Такое убежище напоминало тюремную камеру, но Кралич сейчас и не мечтал ни о чем лучшем.
Немного поговорив о происшествии на мельнице, Викентий решил, что пора пожелать гостю спокойной ночи.
— Вы с ног валитесь от усталости, вам надо поскорее лечь. Но стану утомлять вас расспросами. Да в них нет и надобности. Ваше геройское поведение сегодня ночью красноречивее слов. Утром увидимся, а сейчас скажу лишь одно: не беспокойтесь ни о чем, — дьякон Викентий весь в вашем распоряжении… Спокойной ночи!
И Викентий протянул Краличу руку. Кралич сжал ее и задержал в своей.
— Нет, — сказал он. — вы приютили незнакомца и подвергаете себя опасности. Вам надо знать хотя бы, кто я. Меня зовут Иван Кралич.
— Иван Кралич? Тот, что был заточен?.. Когда же вас освободили? — с удивлением спросил дьякон.
— Освободили? Я бежал из крепости Диарбекир! Я беглец. Викентий снова крепко пожал ему руку.
— Добро пожаловать, Кралич, — теперь вы стали для меня еще более дорогим гостем и братом. Болгарин нужны хорошие сыновья. У нас теперь много работы, очень много. Нет больше сил терпеть турецкую тиранию, и народное негодование скоро дойдет до своей высшей точки. Пора готовиться… Останьтесь у нас. Кралич, вас здесь никто не узнает. Хотите работать с нами? — быстро и горячо говорил молодой дьякон.
— Э того именно я и хочу, отче Викентий.
— Утром поговорим подробнее… Здесь вы в полной безопасности. В этой келье я прятал Левского. Сюда никто не заходит… Привидений здесь можно бояться больше, чем людей. — шуткой закончил разговор дьякон, направляясь к двери, — Спокойной ночи!
— Вам также, отче, — отозвался Кралич и запер за ним дверь на крючок.
Он быстро переоделся и поужинал. Потом лег, задул свечу, но еще долго ворочался на своем ложе; сон все не шел к нему. Душу его тревожили тяжелые воспоминания. В памяти с отвратительной и жестокой ясностью всплывали страшные события и образы этой ночи… Не скоро избавился он от этого мучительного состояния. Наконец природа победила; силы Кралича были исчерпаны до дна, и, не устояв перед неодолимой потребностью в отдыхе, он уснул. Но среди ночи вздрогнул и открыл глаза. Кто-то шел тяжелыми медленными шагами по галерее мимо кельи. Потом послышалось заунывное пение, лучше сказать — завыванье. Шаги приближались, и странное пение звучало все отчетливее, напоминая не то заупокойную молитву, не то жалобные стоны. Кралич решил было, что это поют где-то далеко, а из-за монастырской тишины звуки кажутся близкими и какими-то искаженными… Но нет, шаги явно доносились с галереи. И вдруг за окном возникла чья-то тень и наклонилась внутрь кельи. Кралич в ужасе уставился на нее и заметил, что она делает какие-то странные и неуклюжие знаки руками, словно подзывая его к себе. Все это было ясно видно в лунном свете. Кралич не сводил глаз с окна, и вдруг ему начало казаться, что эта неведомая тень напоминает Эмексиз-Пехливана — человека, которого он убил. Решив, что все это сон, Кралич протер глаза. Но когда он снова раскрыл их, тень по-по-прежнему маячила за окном, наклоняясь внутрь.
Кралич не был суеверен, но это пустое, нежилое здание и гробовая тишина приводили его в трепет. Вспомнив шутку дьякона насчет привидений, он поддался безотчетному страху, и ему стало не по себе. Но он тут же устыдился. Ощупью отыскав свой револьвер, он встал, бесшумно открыл дверь и босиком вышел на галерею. По ней, напевая, бродила взад и вперед таинственная высокая фигура. Кралич отважно приблизился к ней. Но, вместо того чтобы исчезнуть, как в сказках, поющий призрак испуганно вскрикнул, так как сам Кралич в нижнем белье дьякона был еще больше похож на призрак.
— Кто ты? — спросил этот второй «призрак», хватая за грудь первого.
Но несчастный от страха онемел. Он только крестился, в испуге таращил глаза и крутил головой, как идиот. Кралич понял, что он не в своем уме, и вернулся в келью.
Викентий забыл предупредить гостя о ночных привычках безобидного дурачка, юродивого Мунчо, уже много лет жившего в монастыре. Мунчо и был тем неизвестным человеком, который видел, как закапывали турок.
