Глава 10
А Филиппова никто не пожалел…
Рискованное приключение закончилось для команды Лыкова благополучно. Особенно радовался поручик Олтаржевский. История про выпоротого офицера не давала ему покоя.
Переночевав на постоялом дворе, утром троица разделилась. Алексей Николаевич с Марианом Ольгердовичем поехали на еврейской колымаге в Шавли. Там они собирались сесть на поезд из Либавы и через сорок часов прибыть в Петербург. А Недашевский отправился прямиком в Царство Польское. Ему нужно было возвращаться в Германию.
Действительно, поручения правительства коммандер не выполнил. Однако немцам нечего было ему предъявить. Мак-Алай въехал в страну по своему паспорту. Встречался с Разуваевым? Да, встречался. Чтобы пригласить его на работу в Америку. Что такого? После убийства Филиппова его ассистент германской разведке был не нужен. Ценность Петра Никодимовича как ученого сомнительна, а русские под боком – вдруг спохватятся? Пусть предатель плывет за океан, всем станет только легче. Челубей намеревался увезти изменника в Нью-Йорк вместе с бумагами.
Коллежский советник тоже не выполнил того, что задумал. Документы, украденные у Филиппова, теперь для него недоступны. Остались лишь девять листков из рукописи без начала и конца – бледная копия с копии, частично обведенная заново чернилами. Но сделка есть сделка! Лыков договорился с другом, что, если американец добудет научные труды доктора, для русских изготовят экземпляр.
Но в целом дознание пора было заканчивать. Теперь для сыщика не осталось секретов. Плеве давно вернулся из Саровской пустыни и ждет доклада. Еще одно маленькое расследование, и можно идти к министру.
В Петербурге Лыков с Олтаржевским расстались по-дружески. Жаль, что поляк служил не в полиции, а в разведке. Сыщик давно подыскивал себе ученика. Валевачев подвел, выйдя в отставку. Жаль…
Алексей Николаевич заехал домой. Помылся, переоделся и, не заходя на службу, отправился на Охту. Ему хотелось разобраться, что же там случилось днем 12 июня, когда в кабинете Филиппова хозяйничала охранка.
Брандмейстер Охтинской части коллежский асессор Резванов хорошо знал сыщика. И удивился его приходу. С чего это вдруг?
– Феодосий Иванович, расскажите мне, что у вас за пожар был двенадцатого? – с порога заявил Лыков.
– Никакого пожара не было.
– Виноват, я имел в виду июнь, а не июль.
– А! – Брандмейстер даже вскочил. – Так бы и говорили сразу. Да, в июне случилось нечто странное. Я бы даже сказал: загадочное.
– Люблю загадки, Феодосий Иванович. Расскажите.
Резванов подробно изложил необычный случай. В начале пятого часа дня вдруг вспыхнул дом № 53-6 на углу Большеохтинского проспекта и Панфиловской улицы. Удивительным было то, что запылало кирпичное здание! Хотя сам кирпич гореть не может, там просто нечему гореть… Причем здание одновременно и загорелось, и взорвалось. Вроде бы огонь появился сначала в подвале трехэтажного флигеля, где размещался склад аптекарских препаратов. Но скоро рвануло так, что разрушилась задняя стена пятиэтажного дома. На месте погибли дворник Илюхин, прислуга Потемкина и лошадь, что стояла во дворе. Без вести пропал шестнадцатилетний парень, находившийся в это время в квартире.
Огонь разгорелся с большой силой. Его тушили пять пожарных частей, с Невы подошли пожарные пароходы. Но здание сгорело полностью, не удалось отстоять и соседний деревянный дом госпожи Алексеевой. А на другой день при разборе завалов нашли и труп пропавшего подростка. Тело было изувечено и сильно обгорело.
Резванов лично обследовал место возгорания и заметил странности. Вроде бы вина за пожар лежала на хозяине аптечного склада. Держать магазин ему разрешили с тем условием, что там не будут храниться легковоспламеняющиеся материалы. А он, стервец, поместил туда два пуда бензина! Вот они и взорвались. Но как могло такое незначительное количество бензина поднять на воздух пятиэтажный кирпичный дом? И почему стена здания, обращенная к Неве, вспыхнула, словно бумажная?
– Это все странности? – спросил сыщик.
– Нет, – ответил пожарный. – Весьма необычные раны нашли на теле подростка Богачева. Представляете, ему снесло верхнюю часть головы, оторвало левую руку и обе стопы.
– Словно в него попал артиллерийский снаряд, – тихо проговорил сыщик.
– Вот и я об этом! – поднял указательный палец брандмейстер. – Нет, что-то здесь не то. Никогда не видел ни таких ран, ни таких взрывов.
Коллежский советник попросил снять копию с протокола и доставить ему на службу. Затем поблагодарил Резванова и откланялся. Беседа подействовала на сыщика удручающе. Он убедился, что Филиппов в самом деле изобрел оружие. Это не фантазии, не заблуждение. Был создан работающий прототип. И теперь бумаги к нему в руках у немцев. А оригиналы сожгли тупоумные жандармы.
Кстати, о жандармах. Лыков заглянул и к ним. Предварительно оттиснув на том же шапирографе копию с признания Разуваева. В нем ассистент рассказывал, как вступил в сговор с агентом охранки Енотаевским. И тот позволил вынести рукописи Филиппова, для их копирования с последующей продажей немцам. Забрав себе за это половину вырученных денег, сто тысяч рублей.
Сазонов начал читать документ и быстро побагровел. Дойдя до нужного места, произнес по слогам, с нарастающим изумлением:
– Ша-пи-ро-граф! Эх, ё!
Потом уставил на сыщика почти безумный взгляд:
– И здесь жиды…
Когда же подполковник дошел до сути, то заревел:
– Ах, сволота! Сто тыщ! Сто тыщ!!!
Создавалось впечатление, что больше всего его злит именно сумма. Освед хапнул – и не поделился.
– Больше ничего не хотите сказать, подполковник? – сквозь зубы спросил Алексей Николаевич.
– Вы про что?
– Да не про то, как ваши агенты на крови зарабатывают. И продают немцам наши секреты.
Жандарм молчал, сверля собеседника холодным взглядом. Лыков вспомнил разговоры, которые ходили про тайную полицию. Есть, мол, там такой ротмистр Комиссаров, мастер на все руки. Может и убийство организовать, и все будет шито-крыто…
– А про то, как вы убили русского человека немецкими руками.
– Да правильно мы сделали! – закричал подполковник так, что из приемной в испуге прибежал секретарь. – Этого ученого надо было живьем зажарить его же аппаратом!
– Вы, собственно, так и поступили.
– Забыли, коллежский советник, что рассказывал штабс-капитан Григорьев? А? Про взрыв Зимнего дворца, про торговлю Филиппова с Гершуни! Вот мы не забыли.
– Кто «вы»?
– Патриоты России, вот кто.
– В кабинете министра внутренних дел вам придется назвать всех «патриотов» по именам, – пригрозил Лыков.
Но начальник ПОО не испугался:
– Доносите! Мне плевать, я знаю, что поступил правильно. Высшая инстанция – государь, и он поймет. Мы жизнь его спасали, чего мне стыдиться?
Потом вдруг притих, снял трубку телефона и приказал:
– Срочно найти Енотаевского и доставить ко мне. Под конвоем!
Посмотрел на сыщика, словно бы в первый раз его увидел, и скривился:
– Прочь с глаз моих!
После этого действительно пора было идти к Плеве с докладом. Министр принимал должностных и частных лиц ежедневно с одиннадцати до двенадцати в своей квартире на Фонтанке, 16, кроме четвергов и неприсутственных дней. Была пятница, половина двенадцатого; значит, Плеве сейчас там. Лыков привез из Германии дурные новости. Обнародование их может стоить должностей трем господам: Сазонову, Зубатову и Дурново. На первых двух сыщику было наплевать. Черт бы с ними. Но Дурново… Он уважал Петра Николаевича. Восемь лет Лыков прослужил под его началом. Никогда не возникало между ними недоразумений, это был выдающийся государственный деятель! Потому Алексей Николаевич считал своим долгом предупредить товарища министра, чтобы ждал неприятностей. По его, Лыкова, докладу.
Дурново оказался на совещании. Алексей Николаевич записался к нему на прием в четыре часа и ушел. Ему не хотелось идти на службу. Вдруг Плеве вспомнит о своем поручении? Дома тоже находиться опасно – вызовут по телефону. Мозолить глаза Таубе? Но тот уже знает от Мариана Ольгердовича, что чины МВД отдают русских ученых на расправу германским шпионам. Барон не удивился, он видел и не такое. Но все равно перед ним было неловко, ведь Лыков служил с убийцами в одном ведомстве и в отставку подавать не собирался.
Еще чуть-чуть сосало под ложечкой. Сазонов тоже доложил по команде об угрозах сыщика. А вдруг сплетни про охранку и ее методы правдивы? Подойдешь к дому, а на тебя ни с того ни с сего нападет маниак с ножом…
В итоге сыщик проторчал полдня в Русском музее императора Александра Третьего. Кстати, отдохнул душой. В назначенное время он явился к товарищу министра.
Дурново протянул сыщику руку и взглянул на него с тревогой. Неужели ему не доложили? Коллежский советник начал спокойным тоном:
– Петр Николаевич, вы же меня знаете. И понимали, что я докопаюсь до истины. Зачем же тогда солгали?
– О чем именно? – пробовал схитрить тайный советник.
– О том, что Сазонову нечего мне больше сообщить.
– А я солгал?
– Еще как. Или вы скажете мне сейчас иное? Что охранное отделение казнило Филиппова руками германских шпионов, а вам об этом никто не сообщил? Тогда Сазонова с Зубатовым надо отдать под суд за убийство русского подданного.
Дурново откинулся на спинку стула и ухмыльнулся:
– А вы, Алексей Николаевич, тоже хороши. Как ребенок, право. Поверили политику. Разве можно доверять политикам? Ни единому слову нельзя!
– Но вам-то самому не стыдно? Взрослый ответственный человек…
– Нисколько, – твердо заявил Дурново. – Я же политик. Тут нет ни стыда ни совести, только голый расчет. Важно, поможет ложь получить власть, удержать ее или нет. Если поможет, я легко солгу. Хоть вам, хоть государю императору.
Лыков был шокирован таким откровенным цинизмом. А Дурново продолжил:
– Вы, Алексей Николаевич, реликт. Ископаемое. Это оттого, что не лезете в политику. Правильно делаете, и дальше не суйтесь. Помнится, еще мудрый Благово советовал то же самое. Сыщик вы замечательный, вот и в этом деле разобрались. А туда, наверх, – тайный советник ткнул пальцем в потолок, – не ходите.
– Петр Николаевич, но все же почему?
– Почему мы казнили Филиппова? Да за его революционные глупости.
– Но почему во внесудебном порядке? Это незаконно!
– Опять вы за свое, – вздохнул Дурново. – Вспомните старое дело Лобова, в котором вы активно участвовали. Ведь перебили же всю его банду без суда и следствия?
– Да, но санкцию на то дал сам государь.
– Алексей Николаевич, не путайте прежнего государя и этого. Александр Александрович был сильная личность. А нынешний слаб. Он с удовольствием сам отдал бы вопрос о жизни и смерти Филиппова на наш суд. Мы лишь прочитали его мысли. И сделали за царя грязную работу. К пользе империи!
– Хорошо, в этом есть логика, – кивнул Лыков. – Но почему вы не спросили Плеве? И за него тоже сделали грязную работу?
Дурново молчал, обдумывая свой ответ. А сыщик разволновался еще сильнее:
– Вы понимаете, что я сделал большое одолжение лично вам? Тем, что пришел сначала сюда, а не к министру.
– Понимаю. И благодарен за это.
– А почему я так поступил? Из уважения к вам, Петр Николаевич. Не губите во мне это чувство. Объясните русским языком, почему вы утаили дело доктора Филиппова от Вячеслава Константиновича?
Дурново молча размышлял. К удивлению сыщика, он вовсе не боялся предстоящих объяснений с Плеве. Почему? Петр Николаевич просто решал, безо всякого беспокойства, открыть ли тайну Лыкову. Наконец он заговорил:
– Хорошо, откровенность за откровенность. Плеве не должен оставаться на должности. Он плохо исполняет свой долг перед государем и обществом. И мы с вами об этом уже говорили.
– Вы ссылаетесь на общество? – не поверил своим ушам сыщик. – Вы, который презирает его!
– Так вот, – как ни в чем не бывало продолжил Дурново, – скоро Вячеславу Константиновичу конец.
И тут же спохватился:
– Я имею в виду отставку, а не смерть от бомбы террориста! Пора, давно уже пора отстранить Плеве. Он только вредит своей оголтелой непримиримостью. И государю открыли на это глаза.
– И кто тот смельчак?
– Витте, кто же еще, – удивился неведению сыщика товарищ министра.
Лыков вдруг вспомнил о другом:
– Филиппова приговорили к смерти за то, что обещал свой аппарат Боевой организации эсеров. А вы уверены, что это правда?
– Уверен, – ответил Дурново. – Наш человек слышал это своими ушами!
Лыков начал рассуждать вслух:
– На встрече с ученым были Гершуни и некий Иван Николаевич, член ЦК партии социалистов-революционеров. Губастый, неприятный… Гершуни заподозрить трудно. Стало быть, Иван Николаевич – ваш освед?
Дурново понял, что сболтнул лишнего. И опять перевел разговор на министра:
– Со дня на день Плеве отправят в Государственный совет просиживать штаны. Сергей Юльевич только что обговорил это с Его Величеством. А я останусь. Так что в ваших интересах, Алексей Николаевич, не ссориться со мной сейчас. Не плюйте в колодец, как говорится!
– По-прежнему не понимаю, – упрямо возразил Лыков, – зачем скрывать дело о подрывном аппарате от Плеве.
– Ах, ну я же все объяснил! Плеве выкинут, его должность займет Витте. И тут же преподнесет государю новость. Открыт заговор с целью цареубийства. Злодей-ученый подрядился изготовить страшное оружие боевикам из ПСР. А Витте с Дурново все узнали и вовремя пресекли. Плеве не смог, а мы сумели.
Теперь Лыкову стало все ясно. И ощущение было такое, словно он вляпался в дерьмо… Петр Николаевич прочел это по его лицу и усмехнулся:
– Ай-ай. Двадцать лет служите в полиции и все еще не привыкли. Пора взрослеть!
– Увольте от такого, – пробормотал сыщик. Потом до него дошло: – Но позвольте, какой же из Витте министр внутренних дел?!
– Разумеется, никакой. – Петр Николаевич лихо подмигнул собеседнику. – Он будет лишь надувать щеки. А все дела стану вести я. Тут и для вас откроются новые служебные перспективы, ежели примете верное решение.
Лыков поднялся:
– Разрешите идти, ваше превосходительство?
– Погодите, – спохватился Дурново. – Что вы решили? Почему бы вам не дождаться конца августа, как я просил? Богу угождай, а черту не перечь…
– Считаю своим долгом доложить все министру немедленно, – твердо ответил Лыков.
– Ну-ну… Смотрите, потом не пожалейте.
– Не пожалею, – заверил начальство коллежский советник. – А вы пока готовьтесь объясняться с министром. Думаю, по итогам в Госсовет могут сослать вас, а не его.
Дурново, кряхтя, нагнулся и вынул из тумбы письменного стола черную папку:
– Вот.
– Что это?
– Моя страховка, Алексей Николаевич. Не зря же я главный почтмейстер!
Сыщика осенило:
– Вы осмелились перлюстрировать личную почту Плеве?
– Еще как осмелился, – гоготнул Дурново. – Он такого понаписал, кретин! И про государя, и про великих князей. А уж эпитеты в адрес коллег-министров… Достаточно показать это кому следует, и Орлу конец. Пусть-ка попробует меня прижать.
Лыков был в замешательстве. Хотя он знал то, что было известно лишь узкому кругу лиц. Перлюстрация в последнее время стала всеобъемлющей. Вскрытию и прочтению подлежали письма всех чиновников, начиная с помощника директора департамента и выше. Это называлось осведомлением, представляющим общегосударственный интерес. В отличие от политического осведомления по спискам Департамента полиции, охватывающего лишь революционеров и их сообщников. Сам Алексей Николаевич после одной беседы с цензором поступал хитро: чертил на обороте своих писем полосы черным карандашом, чтобы они пересекали клапаны конверта. Такие письма не вскрывали. При обработке паром карандаш расплывался, и становилось ясно, что конверт распечатывали… В общегосударственном осведомлении было только одно исключение: не подвергались перлюстрации письма министра внутренних дел. И то лишь пока он занимал должность. Дурново смело нарушил этот запрет. И судя по всему, получил мощное оружие против Плеве.
– Ну, не передумали? – спросил товарищ министра, протягивая сыщику руку. – Я бы на вашем месте…
– Точно отобьетесь? – усмехнулся сыщик, решив сделать хорошую мину при плохой игре.
– Точно. Этот идиот решил, что ему все можно. А тут еще ремонт на почтамте! Он совсем раскудахтался. Ну и дал маху, будто дитятя.
Действительно, в здании Петербургского почтамта с начала июня делали ремонт. И перлюстрация официально была приостановлена, министру перестали по утрам приносить конверты, набитые меморандумами. Очевидно, Плеве решил, что «черный кабинет» на время закрылся, и допустил в частных письмах ряд резких высказываний. Дурново, курировавший Главное управление почт и телеграфов, воспользовался его наивностью. Грязь, кругом одна грязь…
В последний момент, уже на пороге, тайный советник остановил коллежского. И попросил съездить в Гродненский тупик на разговор. Алексей Николаевич отказался наотрез. Дурново стал упрашивать его переговорить хотя бы с Витте. Может быть, тот найдет нужные слова и убедит сыщика подождать две недели.
Лыкову не хотелось беседовать с министром финансов. Решение он уже принял и менять его не собирался. Но Дурново настаивал. И даже предложил, чтобы его экипаж отвез Алексея Николаевича на встречу. Пришлось согласиться.
Витте жил на Елагином острове, во флигеле одноименного дворца. Когда коляска товарища министра подъехала, сыщик увидел смешную картину. Толстый долговязый Витте ехал верхом на таком же толстом жеребце. Его сопровождал охранник в мундире корпуса пограничной стражи. Заметив Алексея Николаевича, сановник с трудом слез, бросил стражнику удила и сразу перешел к делу:
– Господин Лыков, я всегда считал вас умным человеком. А теперь вы меня разочаровываете. Скажите, что вам нужно?
– В каком смысле? – поинтересовался сыщик, хотя понял, о чем речь.
– Всем людям что-нибудь нужно. И вы не исключение. Чин, аренду, пособие – что желаете?
– Да ничего мне не требуется, господин Витте. Я против того, чтобы секретные службы подменяли собой закон.
– А вот я стану министром, тогда все наладится. Помогите мне в этом, Алексей Николаевич. И вообще… Не справляйте нужду против ветра.
Тут Лыков рассердился:
– Вы, что ли, ветер? Почему не ураган, не высшая сила, не провидение? Выпейте пилюлю от мании величия!
Повернулся и ушел. Торга не получилось.
Разговор Лыкова с министром состоялся почти ночью на квартире последнего. Плеве, несмотря на поздний час, был энергичен и бодр. Сыщик уже узнал в кулуарах, что Вячеслав Константинович очень доволен поездкой в Саровскую пустынь. Две недели он не отходил от царской четы и стал незаменимым человеком. Фонды министра на придворной бирже резко повысились.
За чаем Алексей Николаевич доложил результаты дознания. Плеве слушал, изредка задавая уточняющие вопросы. Снисходительнее всего он отнесся к проступку Сазонова. Сказал: подполковник – человек военный, начальство приказало – он исполнил. Поведение Зубатова вызвало более резкую реакцию. Сергей Васильевич лишь по чину состоял в седьмом классе. Влияние его на внутреннюю политику было выше некоторых министров. Начальник Особого отдела Департамента полиции! Создатель новых охранных отделений, покрывших сетью все важные центры империи. Идеолог внутреннего осведомления и мастер тайного сыска. И вдруг подменяет собой министра, вынося смертный приговор революционеру…
Более же всего Орел обиделся на своего товарища. Алексей Николаевич не сказал всего. Он умолчал, в частности, о мотивах заговорщиков. Но министр и так все понял.
– Почему эти твари решили обойтись без меня? – вскричал он. – Чтобы приписать всю заслугу себе, когда выкинут Плеве за борт. А вот поторопились! Ну, Дурново, берегись…
Потом начал зачем-то рассказывать сыщику о слабом характере царя, у которого семь пятниц на неделе:
– Мы убедили Его Величество, что Витте враг, еще в конце прошлого года. Третьего января был подготовлен указ о его отставке. Я сам держал бумагу в руках! Но вмешалась эта дура, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Да еще сына привлекла, великого князя Михаила Александровича. И они переубедили царя. Вместо пинка под зад этот жидовский прихвостень получил благодарственный рескрипт! По случаю десятилетнего пребывания на посту министра финансов. Боже, как с ним трудно, с таким самодержцем-флюгером. Как я устал…
Коллежский советник передал министру доказательства того, что вся история – правда. Копию рукописи Филиппова – все, что осталось от его трудов, – Плеве не стал и смотреть. А вот признание Разуваева внимательно изучил. На прощание спросил, пристально глядя в глаза сыщику:
– Сильно вас подкупали?
– Да так…
– К Витте возили?
– Э-э…
– Но вы не поддались. Молодец, Алексей Николаевич! Примите мою благодарность. В наше время почти не осталось верных людей.
Лыков вернулся домой уже за полночь. Он не был уверен, что правильно поступил, открыв тайну министру. Тот действительно нарывался, восстановив против себя всех и вся. Сейчас, получив в руки доказательства измены, Плеве уничтожит оппозицию в рядах МВД. И набросится на крамолу с удвоенной силой. После Сарова он любимчик государя и, что не менее важно, государыни. Полный карт-бланш. Выдержит ли такое Россия?
Как бы то ни было, коллежский советник следовал присяге. А такими вещами Алексей Николаевич Лыков не шутил.
Теперь жизнь сыщика перешла в новую стадию. Плеве не сегодня завтра убьют, и его враги вернутся на прежние позиции. Могут и отомстить слишком принципиальному чиновнику. Что ж, на все воля Божья… Зато совесть чиста.
К удивлению Лыкова, дальше события текли тихо, без скандалов и отставок. Видимо, с обеих сторон велась подковерная борьба. Алексей Николаевич занимался своими делами, его не беспокоили. Приехал из Берлина Недашевский и поделился неудачей. Он не нашел Разуваева – немцы после случая в Гейдельберге спрятали опасного свидетеля. Получалось, что коммандер провалил задание. Как теперь донести начальству? Яков поселился на Моховой, где Лыкову без семьи было одиноко. И в первый же вечер они напились чернее государевой шляпы.
После третьей бутылки джи-мен признался товарищу, что ему поручено создать в Германии тайную резидентуру.
– А в России? – в лоб спросил хозяин.
– Пока нет, но в будущем не исключаю, – ответил тот, обводя мутным взором комнату.
– Гляди у меня, – Лыков сунул Челубею под нос кулак, – ежели узнаю, что против родины шпионишь – прибью! Не посмотрю, что друг.
– О’кей!
– Чего?
– Договорились, вот чего.
На следующий день приятели снова напились, и хозяин попросил гостя рассказать о Тесле. Челубей запел соловьем:
– Вот фигура так фигура! Не то что другие. Серб считает, что люди должны пользоваться электричеством бесплатно. Как воздухом. Представляешь?
– Но ведь его выработка стоит денег, – удивился Лыков.
– Сейчас да. Но Тесла научился добывать ток в любых количествах. Черт знает откуда. Он волшебник, я говорю тебе!
– Волшебники не работают на миллиардеров.
– Это временно, – твердо заявил джи-мен. – Надо с чего-то начать. Вот он и начал с башни.
– Опять ты про башню, – расстроился сыщик, подливая водки. – Что с нее упомянутому тобой человечеству?
Но Челубея уже понесло, и он начал сыпать непонятными русскому уху цифрами:
– Ты там не был, босяк поволжский, а я был! Само сооружение высотой почти двести футов. Под ним стодвадцатифутовая стальная шахта. На башне медный купол весом пятьдесят пять тонн. Можешь себе представить?
– Ты бы мне в саженях и пудах…
Челубей начал пересчитывать и спьяну запутался. Выпил еще и заявил:
– Тесла – гений, гений, гений. Он хочет создать «Мировую энергетическую систему». Понимаешь? Земной шар – это огромный конденсатор. А башня – резонатор. С помощью сверхмощных пульсаций электроэфирных полей, излучаемых этим резонатором, Тесла генерирует электричество в невиданных ранее объемах. А ты – кто такой Тесла… Темнота!
Лыков решил поумничать:
– Какие такие эфирные поля? Ты разве не знаешь, что эфира не существует, это выдумка! Эксперимент… как уж их? Вот! Эксперимент Майкельсона и Морли все доказал.
– Сам ты выдумка, вместе с Майкельсоном, – обиделся за субстанцию джи-мен и едва не полез на хозяина с кулаками. Кое-как они помирились и выпили за торжество науки.
На следующий день Мак-Алай переехал в гостиницу. От греха подальше, пока не спился… И приступил к выполнению своих официальных обязанностей – помощника военно-морского агента САСШ. Лыков не решился просить у начальства отпуск – он ждал разрешения конфликта. И дождался. Гром грянул 16 августа.
В этот день у Витте был очередной высочайший доклад. Неожиданно ему телеграфировали из Петергофа, чтобы он привез с собой управляющего Государственным банком Плеске.
Министр финансов очень удивился. Плеске – технический работник, узкий специалист. Что за вопросы появились к нему у государя? Никогда прежде руководитель Государственного банка не удостаивался такой чести. Витте почуял неладное. А ведь все складывалось так хорошо! Он позавчера окончательно убедил Его Величество, что Орла надо срочно убирать. Вот-вот появится соответствующий указ. И вдруг…
Так и вышло. В конце доклада Николай Александрович сказал Витте, что решил назначить его, столь опытного человека, на высший в империи пост – председателя Комитета министров. Сергей Юльевич опешил. Он вполне искренне считал себя незаменимым. А тут вдруг отстранение от дел! Комитет министров – помпезная фикция. Председатель его никому не нужен и ни на что не влияет. Туда входят двадцать четыре человека: министры, главноуправляющие отдельными частями управления, председатели департаментов Государственного совета и госсекретарь. Комитет задумывался как совещательное собрание высших представителей власти. Исполнительной властью он не обладал, все его решения приводились в действие лишь после кассирования государем. Председатель Комитета даже не имел регулярного высочайшего доклада. Министры пропускали через него второстепенные вопросы, а важные старались решить напрямую у царя.
Все это Витте высказал своему августейшему собеседнику. Вместе с обидой, разумеется. А тот утешительно похлопал его по плечу и приказал позвать Плеске. Теперь он будет заведовать финансами империи.
Витте не знал, что государю только что сообщили подробности интриги, в которой был замешан и Сергей Юльевич. Витте вместе с князем Мещерским задумали подлость. Они сфабриковали письмо якобы из провинции, в котором говорилось: все катится в пропасть, трон в опасности, Плеве губит империю. Спасти ее может лишь немедленная смена министра внутренних дел. Плеве надо убрать, а на его место поставить Витте. Таково общее мнение, в стране только об этом и говорят…
Мещерский обязался доставить писульку царю и обработать его в нужном духе. В заговоре участвовал и Зубатов. Он привез из Москвы незаметного тихого человечка по фамилии Зверев. Человечек обладал удивительным талантом: он мог мастерски подделать любой почерк. Обычно его звали, когда перлюстрация работала слишком грубо и повреждала вскрытое письмо. Зверев фабриковал новое, его отсылали адресату, и даже сам автор послания не смог бы отличить подделку. Теперь умелец состряпал письмо под диктовку надворного советника специально для царя. Все было наготове, как вдруг Сергей Васильевич допустил грубую ошибку. Он посвятил в замысел своего приятеля и подчиненного Гуровича. Гурович – бывший провокатор, а ныне работник Особого отдела – выкрал у начальника черновик фальшивки и отнес Плеве. А тот предъявил государю… И Витте пал.
Отставка всемогущего министра финансов потрясла Петербург. 16 августа стало триумфом Вячеслава Константиновича. Когда он узнал эту новость, немедленно побежал молиться в Благовещенскую церковь. И в тот же день отыгрался на Зубатове. Словно на заказ, начались волнения рабочих в Одессе по программе «полицейского социализма». Плеве, который до сих пор поддерживал «зубатовщину», якобы вдруг прозрел. Надворного советника обвинили не в фабрикации липового письма, а в потакании рабочему движению. Он был уволен в необычно грубой форме. Плеве вызвал Зубатова в кабинет и в присутствии шефа ОКЖ фон Валя разнес в пух и прах. Выражений при этом не выбирал. Услышав о себе много нового, начальник Особого отдела возмутился, повернулся и вышел вон. Хлопнув дверью так, что в приемной задрожали стекла. И через неделю очутился во Владимире, но только не в отставке, а в ссылке.
Его должность занял подполковник Сазонов. Дурново остался товарищем министра. А Лыков получил наконец отпуск и уехал к своим, в Нефедьевку. Осенью Плеве предложил ему стать вице-директором Департамента полиции – в награду за верность. Алексей Николаевич подумал-подумал и отказался. Служить в «вицеках» у Лопухина он не хотел.
За смерть русского ученого Михаила Михайловича Филиппова так никто и не ответил. И победители, и побежденные в августовской борьбе сочли, что собаке собачья смерть…