8 апреля, пятница
Разбудил Владу телефонный звонок. Спросонья она не сразу поняла, что звонит не городской, а сотовый, нашарила трубку, с удивлением увидев, что звонит Савельев.
— Владислава, — недовольно заговорила трубка. — Помнишь, я тебе говорил, что мы собирались объединяться с Перфильевым?
— Помню. — Влада откинулась на подушку, покосилась на часы — десятый час.
— Мне вчера по этому поводу звонили. Решение за тобой, но я считаю, что объединяться надо. — Савельев опять заговорил про софт и железо.
— Кто звонил? — резко поднялась Влада.
— Некто Журавлев. А что?
— Какой Журавлев? Его зовут Александр?
— Да, — озадаченно признал Костя. — А что тебя смущает?
— Послушай, Перфильев умер. Погиб в ДТП.
— Я знаю, Журавлев сказал.
— Костя, я давно знаю Журавлева, он журналист. Какое отношение он имеет к фирме Перфильева?
— Он один из бенефициаров. Один из наследников, — пояснил Савельев. — Мы собирались создавать общее предприятие. Обменялись кое-какими документами. Что-то не так?
— Все так. — Влада нашарила ногами тапочки, поднялась, зачем-то подошла к окну.
Ничего интересного за окном не было. Молодая мамаша катила по двору коляску, тряся как заведенная несчастного ребенка.
— Какой у Журавлева процент акций?
— Ну, этого я не знаю. Это информация закрытая. Но документы на право подписи я у него потребую, если ты об этом. Так как, будем объединяться?
— Будем, — согласилась Влада. — Только позови меня на переговоры.
— Ладно, — буркнул Савельев.
Влада бросила телефон на тумбочку, прошлепала на кухню, включила чайник.
Дана скрывает от мужа, что познакомила дядю с Егором. Тут все понятно, хочет подзаработать втайне от супруга. Получить на карманные расходы. На шпильки. А она знает, что Саше принадлежит часть дядиной фирмы?
Влада еле дождалась, когда часы покажут наконец десять. Звонить подруге раньше было верхом неприличия. Достойные люди по утрам спят, а в собственной достойности Дана не сомневалась.
Егор познакомил Владу с Журавлевыми, когда Влада и Егор даже не были женаты. Где-то за месяц до свадьбы.
Кажется, у Саши к Егору было какое-то дело. Влада тогда в дела будущего мужа не вникала, тогда ей казалось, что она вытянула счастливый билет, и она просто радовалась жизни. Пожалуй, только тогда по-настоящему и радовалась.
Саша тогда Владе сразу заулыбался, принялся поздравлять Егора, а Дана смотрела на Владу снисходительно вежливо, сразу давая понять, что они из разных социальных групп и никогда не смогут быть на равных.
Примерно так же, как Влада поначалу смотрела на Степину врачиху.
Только Влада не врачиха, очень скоро Дана прекратила при Владе строить из себя столбовую дворянку. Конечно, денег у ее папаши куда как больше, чем у Владиной мамы, но зато имя ее свекра знает практически вся страна, а это кое-что да значит.
Егор тогда после ухода гостей весело хмыкнул, объяснил Владе, что Сашка удачно женился, но это ему боком выйдет.
— Почему? — не поняла Влада. — Если удачно женился, за него можно только порадоваться.
— Она клиническая дура, — засмеялся Егор. — Я бы с ней за два дня с ума спятил.
Саша не спятил с Даной за много лет. Мягко над женой подшучивал, она ему понимающе улыбалась. Идеальная пара, если не догадываться, что супруги друг про друга по-настоящему ничего не знают.
Еще Егор рассказывал, что Сашка приехал откуда-то из глубинки, что вкалывал как проклятый, чтобы попасть хоть в какую-нибудь редакцию. Но это Егор говорил с одобрением, такое упорство покойный муж уважал.
Вообще, Сашка чем-то был похож на Егора. Такой же весельчак, такой же красавец. Обоим палец в рот не клади. Без руки останешься.
Влада подумала и решительно набрала Сашу Журавлева.
Как ни странно, ее номер в его электронной записной книжке был, хотя до этого Влада ни разу ему не звонила.
— Рад тебя слышать, Владочка, — произнесла трубка.
— Саш, мне нужно срочно тебя увидеть, — быстро проговорила Влада. — Очень нужно и очень срочно.
— А по телефону нельзя? — после небольшой паузы поинтересовался Журавлев.
— Можно и по телефону, — согласилась Влада. — Ты знаешь, что не так давно Егор встречался с Даной и господином Перфильевым?
— Знаю. — Она услышала, что Журавлев улыбается. — Моей жене захотелось поучаствовать в бизнесе. Не вижу в этом ничего плохого.
— А то, что после этого Егора и Перфильева не стало, тебя не смущает?
— Влада, — вздохнул он. — Мне очень жаль, но наш бизнес не имеет отношения к смерти Егора. Я не знаю, почему его убили. Больше того, я бы очень хотел это узнать. Это у меня профессиональное, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Я понимаю, — заверила Влада. — Я не понимаю, как тебя могли не насторожить две смерти подряд.
— Данкин дядя умер от сердечного приступа, — раздраженно ответил Журавлев. — Это был сердечный приступ! Ему просто не повезло, что он не успел доехать до дома. Успели бы вызвать неотложку, и все бы обошлось. Я это точно знаю. Я с ним обедал прямо перед тем, как он сел за руль. Старику стало нехорошо, он пожаловался на сердце. Он часто жаловался, я не принял это всерьез. Я предлагал отвезти его домой, но он наотрез отказался. Теперь простить себе не могу, что отпустил его одного. Но никакого криминала здесь нет. И хватит чушь пороть!
Журавлев разозлился всерьез, Влада не стала больше ему надоедать. Простилась и сразу позвонила Степе. Степа хотел узнать, с кем Перфильев виделся перед смертью, и Влада ему рассказала.
После звонка Влады Дробышев неожиданно почувствовал, что очень устал. Мутная вялость навалилась резко и сразу. Дробышев потряс головой, посидел, тупо глядя в компьютер, и поехал домой.
Как таковой пробки у поворота еще не было, но минут пять простоять там пришлось. Хорошо бы вместо этого мучения проезжать пару остановок на метро, жаль, что у чужого метро негде поставить машину.
Тани, конечно, дома еще не было, и он в который раз открыл архив Максима Ильича Кривицкого.
Он смотрел в экран, но догадка, для которой, в общем-то, не было никаких оснований, мешала думать о чем-то другом.
Все-таки Дробышев еще поискал хоть что-то, относящееся к журналисту Журавлеву, и на этот раз нашел. Ему было бы проще, если бы Кривицкий организовал некоторое подобие базы данных, но таким продвинутым пользователем брат Инны Ильиничны не был, и на самое важное Дробышев наткнулся случайно.
Отсканированную газетную статью он прочитал несколько раз. Давно, десять лет назад молодой журналист Александр Журавлев был большим энтузиастом в деле защиты окружающей среды и тогда же пламенно боролся с коррупцией в подмосковных властных структурах. Наверное, он и теперь боролся, но Дробышев мало интересовался антикоррупционной деятельностью.
Тогда подмосковные власти наживались на продаже государственных земель, продавать которые не имели права. На подробностях вроде природоохранных зон Дробышев заострять внимание не стал, но главное понял. Некоторые небедные джентльмены взяли и всем назло приобрели себе огромные участки земли на краю большого леса под загородные дома. Про дома Дробышев додумал сам, рассудив, что джентльмены едва ли начнут сажать на своих участках картошку.
Журавлев даже привел небольшой список фамилий этих джентльменов, предоставив читателям возможность додумать, какие взятки нужно было дать местным чиновникам, чтобы те разрешили куплю-продажу заповедной земли.
Фамилия Перфильева в списке стояла первой.
Была и еще одна статейка с фамилией Перфильева. Там речь шла о том, как некогда процветающий заводишка неожиданно вышел в банкроты, и его срочно пришлось продать. Продали завод господину Перфильеву и некоторым другим господам. Другие Дробышева не интересовали.
Похоже, другие и Журавлева не слишком интересовали. Дробышев полез в Интернет, долго пытался найти следы тех давних разоблачений и ничего не нашел. Никакого следствия, никаких уголовных дел.
Журналист Журавлев женился на племяннице злодея Перфильева и стал совладельцем его предприятия, если верить Владе. У Дробышева не было оснований в данном случае ей не верить.
Непонятным оставалось только главное — зачем Журавлеву убивать своего благодетеля? Это если исходить из версии, что Журавлев провернул с родственником тот же номер, что и с коньяком Инны Ильиничны.
Зачем убивать Егора, если совместный бизнес мог привести только к выгоде для обеих сторон?
Что он мог искать в квартирах Инны и Влады?
Ничего он не мог там искать.
Журавлев спокойно жил, вполне довольный собой, своими деньгами и даже, возможно, своей женой.
Дробышев оторвался от компьютера, на кухне заварил себе чаю, достал из холодильника колбасы, отрезал кусок, сжевал без хлеба.
Факты не склеиваются в теорию, когда теория не верна.
Фактов было слишком много, они давили друг на друга, не желая ложиться ровным слоем. И тогда Дробышев начал перечислять то, что знал наверняка.
Через некоторое время он посмотрел на часы и торопливо оделся.
Вечер выдался по-настоящему весенний, тихий. Дробышев дошел до больницы, постоял, ожидая, когда появится Таня, с удовольствием вдыхал свежий, словно не московский воздух.
Таня вышла минут через пять, и он видел, как меняется ее лицо, когда она его увидела. Она из строгого доктора мгновенно превратилась в его Таню и смотрела на него с радостью и нежностью, и ему сразу стало хорошо и спокойно, и удивительно, что минуту назад он не понимал, что стоять одному у крыльца больничного корпуса ему было плохо.
Таня подошла, быстро прижалась к его руке и быстро отпустила, боялась, что кто-нибудь увидит. Все-таки они не школьники и не студенты, чтобы обниматься на улице.
Дробышев чмокнул ее в лоб и сказал:
— Мне нужно срочно съездить к Владе. А ты посидишь в машине.
Таня согласно кивнула, почему-то даже не удивившись.
Ему было противно видеть Владу, ему хотелось забыть о ней навсегда.
Она принесла ему много горя тогда, давно.
Она едва не принесла ему еще больше горя сейчас.
Пробок уже почти не было, и до дома Влады они доехали быстро. Чей-то огромный джип медленно отъехал от тротуара почти рядом с нужным подъездом, и Дробышев шустренько занял его место. Владу он увидел, едва выбравшись из машины, она стояла метрах в десяти впереди него около своей машины в накинутом на плечи светлом пальто.
— Подожди здесь, — бросил он Тане.
Влада его не видела. Она разговаривала с каким-то парнем, топтавшимся рядом.
— Степа? — удивилась она, когда Дробышев подошел.
У машины был слегка помят бампер.
— Не смогла вовремя остановиться перед светофором. Сама виновата, — объяснила Влада.
Парень оказался автослесарем и уже садился за руль, чтобы увезти Владину машину.
— Да, — он замешкался, взявшись за дверь машины. — Тебе спиртное больше не нужно? Мой приятель опять привез партию. Коньяк ведь хороший был, правда?
Тут молодой человек осекся, виновато посмотрел на Владу и покаялся:
— Извини.
— Ничего, — устало махнула рукой Влада и, когда «Вольво» отъехала, буркнула: — Вот кретин!
На место, где только что стояла «Вольво», начал вписываться какой-то «Форд», Влада быстро пошла к подъезду, Дробышев за ней.
— Ты зачем приехал, Степа? — догадалась спросить она, когда они поднимались в лифте на ее этаж.
— Просто так, — сказал Дробышев. — Налей мне чайку.
Больше она ничего не спросила, достала ключи из кармана пальто.
На этот раз пальто на ней было другое, с нормальными рукавами.
Она не успела отпереть дверь, когда из соседней квартиры вышла молодая мамочка с коляской, поздоровалась. Влада ответила, Дробышев тоже.
Женщина вела за руку малыша. Ребенок ходил еще не твердо, увидев Владу, заулыбался, потянул мать к Владиной двери.
— Куда ты? — ласково спросила мамочка. — Нам не туда, Павлик.
Павлику явно хотелось в квартиру к Владе, но мать подхватила его на руки, сунула в коляску.
Влада поулыбалась малышу и открыла дверь.
— Была новая машина, теперь будет побитая, — пожаловалась она.
— Это я видел, — вздохнул Дробышев. — Как тебя угораздило?
Она только махнула рукой. Сняла пальто, повесила его на вешалку, ушла на кухню.
Дробышев метнулся в комнату, где лежал ее компьютер. Ему обязательно нужно было найти счет за неправильную парковку.
Он выдвигал ящики компьютерного стола, быстро шарил по полкам, но квитанции не нашел.
Влада позвала его пить чай, он чинно посидел с ней на кухне и поднялся.
Она не стала его удерживать.
Открылась дверь Владиного подъезда. Молодая женщина с трудом тащила через дверь коляску. Таня выскочила из машины, придержала женщине дверь.
Женщина оказалась совсем молоденькой и какой-то потерянной.
— Спасибо, — она постаралась улыбнуться Тане и тут же беззвучно заплакала.
Малышу в коляске было года полтора или чуть больше. Он потряс пластмассовой машинкой и с веселым интересом посмотрел на Таню.
— Что с вами? Что случилось? — не удержалась Таня и зачем-то добавила: — Скажите, я врач.
Девушка махнула рукой — мои проблемы, продвинула коляску на полметра и неожиданно опять повернулась к Тане, глядя на нее огромными заплаканными глазищами.
— У нас няня умерла.
Мамочка выглядела испуганной и несчастной, и это совсем не соответствовало новому престижному дому Влады. В таких домах молодые женщины не плачут и не катят сами коляску.
— Няня? — Таня мгновенно собралась, как будто перед ней был сложный больной. — Ваша няня была такая… полная? Чуть ниже меня? Лет пятидесяти?
— Пятидесяти пяти, — всхлипнула девушка. — Ей было пятьдесят пять.
— Я приходила сюда в гости, — объяснила Таня. — Мы вместе с вашей няней спускались в лифте и разговорились. Я врач, кардиолог, а она плохо выглядела. Я даже дала ей свою визитку.
— Она мне про вас рассказывала. — Девушка внимательно посмотрела на Таню.
Малыш недовольно подал голос, мамочка покатила коляску, Таня пошла рядом.
— Вы к Владе приходили, да?
— Да, — кивнула Таня.
— Влада красивая такая, — вздохнула девушка. — И вообще… На актрису похожа.
Таня улыбнулась. Девушка была бледная, замотанная, но даже при этом очень хорошенькая, с правильными и тонкими чертами лица.
— Вы тоже очень красивая, — констатировала Таня и нахмурилась. — Что случилось с вашей няней? У нее была явная гипертония, но на умирающую она не походила.
— Сердце. Я пришла с работы, а Елена Павловна лежала прямо на полу. — Девушка опять заплакала. — Хорошо, что Сережа сразу пришел. Сережа — это мой муж. Мы «Скорую» вызвали, но было уже поздно.
Ребенок заснул, мамочка осторожно вынула из его ручек машинку.
— Когда это случилось?
— В понедельник. Вчера похороны были.
— А что… показало вскрытие? — осторожно спросила Таня.
— Что-то с сердцем. Я не знаю точно. Вроде бы она какие-то лекарства приняла, которые ей нельзя было. Так родственники Елены Павловны говорили. Знаете, она такая была хорошая. И Павлик ее очень любил. Где я теперь другую няню найду? Придется работу бросать, а мне не хочется. Мне работа нравится. Я программист, если перестану работать хоть ненадолго, сразу квалификацию потеряю.
— Попробуйте найти няню через агентство, — посоветовала Таня и как бы между прочим заметила: — Елена Павловна мне говорила, что она видела Владу в тот вечер, когда Егора убили…
— Мы вместе видели, — кивнула девушка. — Павлик заснул, и мы вместе с Еленой Павловной вокруг дома ходили. Я как раз работать закончила и тоже вышла погулять. Мы друг друга с коляской фоткали. Сначала Егор Максимович вышел, уехал. А потом Влада, почти сразу.
— А фотографии у вас сохранились? — Тане вдруг стало трудно дышать.
Она просто терпеть не может Владу, и поэтому ей в голову лезет невозможное.
— Сохранились, конечно, — девушка достала телефон, принялась листать бесчисленные фотографии. — Вот.
Фотографий было штук десять, и на одной, сбоку от няни, хорошо просматривалась Влада около своей «Вольво». Влада в джинсах и белых кроссовках.
Где-то близко протарахтела мусорная машина, малыш проснулся, заплакал. Девушка покатила коляску к подъезду, Таня придержала ей дверь, простилась.
Время тянулось мучительно медленно. Она сидела в машине, неотрывно глядя в переднее стекло и обнимала себя руками. Ее знобило, как при гриппе.
Дверь подъезда Дробышев не придержал, и она громко хлопнула, заставив его поморщиться.
Недовольная ворона каркнула прямо над головой, покачалась на тонкой ветке голого дерева, улетела.
Дробышев быстро подошел к машине, сел за руль и хмуро уставился в стекло.
— Степа, — Таня оторвала ладони от плеч, сцепила их, расцепила и опять обняла себя за плечи. — Послушай…
Ужасно, что это приходится говорить ей. Она как будто отпихивает соперницу. От него отпихивает, от Степана.
— Я сейчас разговаривала с соседкой Влады… Тут гуляла девушка с ребенком, я помогла ей вытащить коляску, и мы разговорились…
Таня рассказывала и боялась на него посмотреть.
— Перед этим я разговаривала с няней этого малыша. Ты тогда задержался у Влады, и я с няней спускалась в лифте. Няне было нехорошо, я дала ей свою визитку. Думаю, у нее была стенокардия. Неважно. Няня умерла через несколько дней, потому что перепила лекарств…
Дробышев зачем-то погладил руль, потом потер виски.
— Она не могла их перепить, просто потому, что не обращалась к врачам и у нее под рукой имелись только самые безобидные средства. Ей никто сильнодействующих препаратов не выписывал.
Он сидел не шевелясь, Таня покосилась на него и отвела глаза.
— Влада видела тогда, как я разговаривала с няней. Я даже сказала ей, что няня видела в вечер убийства и Владу, и Егора…
Дробышев вздохнул и наконец-то повернулся к ней.
— Владу перед убийством видела не только няня, мама малыша видела тоже. Они вместе гуляли с ребенком и фотографировались с коляской. Я сейчас видела эти фото. На одном Влада в джинсах и белых кроссовках. В чем она была там, в ресторане? — Таня искоса на него посмотрела и отвела глаза.
— Не помню. В платье каком-то… Точно не в джинсах. Джинсы можно надеть поверх платья, и их несложно снять в машине…
— Непонятно только, как она могла так быстро доехать до ресторана.
— Это как раз понятно. — Дробышев опять уставился в окно. — Я видел у нее штраф за неправильную парковку. Что-то тогда меня здорово смутило, но она сразу выхватила бумагу. Снова бы посмотреть на этот штраф!..
К стоящей впереди машине подошел хозяин, недовольно покосился на Дробышева, уехал. Тут же на освободившееся место пристроился белый «Опель».
— Она могла бросить машину у метро и обогнать Егора, проехав пару остановок на метро. У нас всегда пробка перед поворотом, и она это знала. Ты разговаривала с няней прямо перед тем, как вечером начали стрелять в больнице? — Дробышев быстро посмотрел на Таню.
— Да, — кивнула она.
— Она стреляла в тебя, — тяжело выдохнул Степан. — Она стреляла в тебя! И не попала, потому что из пистолета трудно попасть, если не стреляешь в упор.
— А потом мы поехали к Дане, и она поняла, что главного я не знаю. Я не знала, что она была в джинсах, а няня знала…
— У Влады фармацевтическое образование. Не думаю, что разговориться с няней было трудно. Знаешь, сейчас, когда мы с Владой поднимались к ней домой, соседка с ребенком как раз выходили из квартиры. И ребенок уверенно потянул мать к Владиной двери. Малыш там бывал. К моим родителям друзья приезжают с внуком, так внук еще ходить не умел, а всегда полз в комнату, где большой медведь на диване…
— Ужасно, если окажется, что мы ошибаемся!
— Мы не ошибаемся. Влада слышала, как ты говорила мне, что приступ Инны мог быть вызван отравлением, и после этого коньяк у Инны пропал. Кстати, спиртное Владе поставлял знакомый, я это только что услышал.
— А про то, что к ней в квартиру тоже залезали, она выдумала?
— Конечно. Она с ходу это придумала, понимала, что в квартиру к тетке придется залезть. Она знала, когда Инны не будет дома, они же перезваниваются. Она много чего нам наврала. Про выстрелы, про машину… Создавала впечатление, что вокруг нее тоже что-то происходит.
— У нас во дворе в вечер убийства стояла коричневая иномарка, Влада могла ее видеть. Вот и пустила тебя по ложному следу.
— Похоже на то. Она наверняка знала, какая у Людмилы машина, и специально меня туда повезла. — Дробышев усмехнулся и покачал головой. — А по второму ложному следу я пошел сам. Прицепился к Журавлеву. Он, конечно, парень скользкий, но к убийствам никакого отношения не имеет. Они ему просто невыгодны, он уже получил все, чего хотел. Он мне еще у Инны сказал, что из-за компромата в наше время убивать не будут, нет никакой гарантии, что информация не продублирована. Он был прав, зря я его не послушал. Компромат такого уровня реально могут использовать только те, кто и сами способны его нарыть. Им чужой без надобности.
— Владе нужно было находиться около тебя, — вздохнула Таня. — Она видела, что ты интересуешься этим делом, а ей требовалась любая информация.
Еще Владе был нужен сам Степан, но этого Таня не сказала.
— Найти бы пистолет, — тоскливо помечтал Дробышев. — Без пистолета все наши догадки — только догадки.
Таня покивала и неожиданно призналась:
— Мне ее очень жалко.
Дробышеву не было жалко Владу. Она стреляла в Таню, и он готов был ее убить.
Он покрутил головой и осторожно выехал с парковочного места. Иностранец немедленно бы позвонил в полицию, но Дробышев не был иностранцем и решил подождать хотя бы до завтра.
В дверь позвонили почти сразу, как ушел Степа. Влада вернулась и открыла, даже не посмотрев в глазок. Увидеть троих мужчин, стоявших у двери, она совсем не ожидала и посмотрела них со спокойным удивлением.
— Добрый вечер, Владислава Игоревна, — произнес тот, что стоял впереди остальных.
Он был в штатском, и теперь Влада его узнала. Он приходил к ней в прошлый раз и тоже был в штатском.
— Здравствуйте, — кивнула Влада.
— Разрешите пройти? — это спросил другой, незнакомый Владе.
Она отступила, мужчины вошли в квартиру.
— Владислава Игоревна, мы нашли пистолет, — вздохнул первый.
— Какой пистолет? — В первый момент Влада действительно не поняла, о чем идет речь.
Она избавилась от пистолета давно, выбросила его в мусорный бак в тот же вечер, когда не попала в Татьяну в больничном дворе.
— Перестаньте, пистолет нашли дворники, и на нем ваши потожировые следы…
Легко зазвенело в голове, стало тяжело стоять, Влада прислонилась боком к стене.
Мужчины что-то говорили, но она их не слышала.
Странно, но страха Влада не испытывала. Ей просто стало очень обидно, что она не успела побыть счастливой.
Она никогда не была счастливой.
Давно, со Степой, ей не хватало денег и было страшно, что денег будет не хватать всегда.
С Егором деньги были, но она постоянно находилась в напряжении, опасаясь, что он в любой момент может ее бросить. Этот привычный страх превратился в ужас, когда Влада первый раз услышала, что у кого-то «все будет хорошо».
Остаться нищей было страшнее всего остального. Даже то, что она сделала, не было таким страшным.
Ей было почти не страшно, когда она протыкала пробку коньяка иглой от шприца и потом клала бутылку Егору в рюкзак.
И не слишком страшно, когда она выбрасывала кроссовки и джинсы и боялась опоздать в ресторан. Все обошлось, она почти не опоздала.
Она испугалась, когда вспомнила, что видела Людкину машину, когда бежала к подъезжающему Егору. И успокоилась, когда оказалось, что Людмилы, конечно же, там не было и быть не могло. В городе много коричневых машин, это не самый редкий цвет.
Потом ей было страшно, что нянька рассказала Татьяне про джинсы, но она устранила эту опасность и опять успокоилась.
Она думала, что больше бояться совершенно нечего, но она ошиблась.
И неожиданно Влада поняла, что ошиблась не сейчас. Она ошиблась давно, под сильной снежной метелью, делая свой выбор в машине Егора.
Тогда весь мир лежал у ее ног, и она даже не подозревала, как тяжело и страшно бороться за место под солнцем.
За окном стало совершенно темно. Она не успела задернуть занавески, и темнота пыталась пробраться в освещенную желтым электрическим светом квартиру.
Вернуться в метель и сделать совсем другой выбор хотелось так сильно, что Влада застонала.
— Вам нехорошо? — спросил третий, который до этого молчал.
— Нет, — покачала головой Влада. — Все нормально.
Темнота подступала и окутывала, и ничто не могло ее отогнать, даже электрический свет.
