24 марта, четверг
Одну ошибку убийца совершил. Он понял это не сразу, он вновь и вновь вспоминал каждый свой шаг и анализировал каждое свое действие, пока не понял, где допустил прокол. Ошибка была серьезная, и ему предстояло ее исправить. Он так и говорил себе — исправить, прекрасно понимая, что означает это еще одно убийство.
Ему больше некогда себя жалеть, ему нужно действовать.
Сейчас все зависело от него одного.
Влада проснулась рано, полежала, прислушиваясь, не ворочается ли в соседней комнате Степа. Усилий к тому, чтобы он спал с ней, она вчера делать не стала, чувствовала, что все равно ничего не выйдет. Да и ей сейчас было не до любовных утех. Он сидел с планшетом на диване, она немного поторчала рядом и отправилась спать. Вообще-то, надеялась, что он потом ляжет рядом, но он улегся, где сидел.
Владе было о чем подумать. Нужно вступить в права наследства и организовать собственную жизнь, а она опять думала о том, что девка-врачиха успешно уводит у нее Степу. И именно тогда, когда Влада действительно одна и когда ей действительно нужна его помощь. Господи, какая невероятная подлость!
Влада уставилась в потолок и лениво подумала про архив свекра. В этом архиве было много опасного, Влада тщательно его изучила. Егор про архив ей ничего не говорил и думал, что она ничего не знает. Идиот!
Конечно, она в комп мужа заглядывала и пропустить появления архива не могла. Она изучала его тщательнее, чем сам Егор. Егор как раз к обладанию важной информацией отнесся легкомысленно и использовать ее явно не собирался.
Влада тихо встала, заглянула к Степе в комнату. Бывший жених спал, подложив под голову руку.
Она прошла на кухню, открыла дверцу холодильника, достала упаковку готового замороженного мяса с гарниром, сунула в микроволновку. Мороженые вторые блюда покупал Егор, она такую дрянь не ела. Когда Егор был на работе, ходила в какой-нибудь ресторан, а когда Егор был дома, заказывала ресторанную еду.
Степа подошел, когда кофе был готов.
— Привет, — хмуро поздоровался он, подумал и сел за стол.
— Доброе утро, — грустно улыбнулась Влада.
Она поставила перед ним тарелку, села напротив с чашкой кофе.
— А ты завтракать не будешь? — недовольно спросил он и нехотя взял вилку.
— Я не ем так рано. — Влада погрела руки о чашку, отпила глоток. — Ты проводи меня до фирмы, ладно?
Он кивнул, молча жуя мясо.
— Нашел что-нибудь интересное в планшете?
Он отрицательно покачал головой. Он не мог ничего интересного найти, потому что Влада, конечно, Егорову почту изучила и даже удалила несколько писем от девок. Таких писем было немного, и содержали они в основном фотки.
Это, возможно, затруднит работу полиции, но на полицию Владе наплевать, а видеть, как Степа поймет, что Егор постоянно ей изменял, было бы ужасно.
— На улице весна совсем, — Влада кивнула на окно, в которое светило солнце.
Степа тоже кивнул — весна.
Господи, как с ним тяжело!
Наверное, она всегда понимала, что с ним ей никогда не будет легко. Даже когда считала его своим парнем и всерьез подумывала о свадьбе.
Однажды на день рождения подружки поехали на шашлыки. Было очень весело, купались в пруду, смеялись. Включили музыку, громко, конечно, но ведь был повод повеселиться. Степка от музыки только морщился, хоть и помалкивал. Потом, как нормальные люди, аккуратно собрали мусор, сложили горкой, и тут Степа отличился. Все пошли к остановке автобуса налегке, а он мешки с мусором потащил на себе. Влада плелась рядом с ним, чувствуя себя полной дурой. Все настроение испортил. Хорошо хоть, мусорная свалка оказалась недалеко.
А ведь видел, что ей это неприятно.
У него была куча недостатков, но, несмотря на это, Степа был ей сейчас совершенно необходим. Без него она останется одна в целом свете.
— Наелся? — спросила Влада, когда тарелка опустела.
На этот раз он разжал губы.
— Да. Спасибо.
Потом он ждал, когда Влада оденется и подкрасится, со скучающим видом уставившись взглядом в стену.
С Егором ей было гораздо проще.
Конечно, никакая машина за ними не ехала. Влада внимательно смотрела в зеркало заднего вида, Степа тоже без конца вертел головой.
— Вчера машина стояла здесь, — подъезжая к стоянке, показала Влада место, на котором увидела из окна Егорова кабинета коричневую иномарку.
Степа неохотно скользнул глазами по краю тротуара.
Влада въехала под шлагбаум, остановила машину и подумала, что, пожалуй, напрасно не высадила Степу раньше. Сотрудники могут подумать что-нибудь ненужное. Впрочем, на сотрудников ей было наплевать. Пусть думают что хотят.
Она ждала, что Степа спросит насчет вечера. Сейчас за ними никто не ехал, но это не означает, что не поедут вечером. Но Степа только кивнул ей на прощанье, дождался, когда она подойдет к дверям здания, и быстро направился к метро.
Владе стало очень обидно, но она постаралась обиду подавить. Обижаться она будет потом, когда Степа забудет про свою врачиху. А это обязательно произойдет, слишком уж девка была никакой. Не страшненькая, конечно, этого о ней не скажешь, но и Владе не конкурентка.
В секретарской сегодня сидели обе девушки. Влада ласково кивнула обеим.
Опять мучиться за компьютером не хотелось, она позвонила Савельеву. Костя появился почти сразу, хмурый, недовольный. Ей не понравилось, что он даже не пытается сделать вид, что ее присутствие здесь — это нормально и что отныне они работают вместе.
Что у него спросить, она не знала, но он начал сам.
— Я хочу немного сократить персонал, — неохотно признался он. — Уволю всех, без кого можно обойтись. А остальным подниму зарплату.
Он вопросительно посмотрел на Владу, она согласно кивнула.
— Юлю и Миладу оставишь? — поинтересовалась она.
— Оставлю одну, — заявил Савельев. — Юлю.
— Я тебе к вечеру скажу, кого оставить, — быстро сказала Влада.
Он замер, постучал пальцами по столу, вздохнул.
— Послушай… Я буду решать сам, кого уволить, или не стану вообще работать.
Влада опешила, такого она никак не ожидала.
— Конечно, будешь решать сам, — примирительно кивнула она. — Но секретарши… Это же не ведущие специалисты. Или у тебя личный интерес?
— Личный интерес у меня дома.
— Тогда решено, — мягко отрезала Влада. — Я скажу, кого из секретарш оставить, и больше в твои дела не лезу. Хорошо?
Он еще постучал пальцами по столу и поднялся.
А ведь в самом деле уволится, если она станет ему мешать, поняла Влада. Нужно положить ему такую зарплату, чтобы мысли о смене работы в голову не приходили, решила она. Тогда и являться к ней с недовольным видом не будет.
Влада посмотрела на закрывшуюся за Савельевым дверь, потянулась к телефону и ласково попросила:
— Юлечка, зайди ко мне.
Юля впорхнула, веселая, радостная. Влада почувствовала неприятный укол, ей редко было весело даже в Юлином возрасте. И совсем неожиданно она позавидовала некрасивой глупенькой девчонке.
«Уволю нафиг, — решила Влада. — Разговаривать с ней не о чем, уволю».
— Что-нибудь нужно, Владислава Игоревна?
— Ничего не нужно, садись.
Девчонка села, глядя на Владу счастливыми глазами.
— У нас сейчас не лучшие времена, — грустно констатировала Влада. — Придется немного сократить фирму.
— Я знаю, — кивнула Юля. — У нас все об этом говорят.
Ну Савельев, мерзавец! Вся фирма знает про сокращение, а ей он говорит последней.
— Ты с кем живешь? — спросила Влада. — Ты москвичка?
— Нет, — покачала головой Юля. — У меня мама в Рязани. Мы с подругой в Подмосковье квартиру снимаем. В Москве дорого очень.
Странно, Влада никогда бы не подумала, что девочка приезжая. Говорила она чисто, по-московски.
— А почему ты у себя учиться не стала? — удивилась Влада.
— В Москве образование лучше, — продолжала безмятежно смотреть на нее Юля.
Владе стало скучно и почему-то противно.
— Ладно, иди, — вздохнула она. — Позови ко мне Миладу.
Милада, в отличие от Юли, смотрела на Владу с большой тревогой. Они похожи, Влада тоже смотрела бы на начальницу с тревогой на месте Милады.
Господи, какое счастье, что Влада находится на собственном месте!
— Владислава Игоревна… — помялась Милада, не дожидаясь, когда Влада заговорит. — Знаете… Я подумала…
Чего-то похожего Влада ожидала — Милада сунула ей флешку. Содержимое флешки Влада просмотрела, когда офис-менеджер ушла. Фото, видео и даже адреса Миладиной сестры и ее теперешнего жениха.
Милада больше не нужна была Владе, но Влада поступила по совести. Позвонила Савельеву и жестко сказала:
— Костя, оставим Миладу.
— Да она же дура! — ахнула от возмущения трубка.
По мнению Влады, дурой была Юля, но она спорить не стала.
— Да она не может ничего! Недавно надо было билеты на самолет заказать, она и этого не смогла!..
— Костя, оставим Миладу! — Влада повторила это мягко, но тоном, не терпящим возражений, и положила трубку.
Думала, что Савельев перезвонит, но он не перезвонил.
Когда через полчаса уходила, Милады на месте не было.
— Юлечка, — наклонилась Влада к девчонке. — Мне очень жаль, но Савельев хочет тебя уволить. Мне правда очень жаль.
Безмятежности в Юлиных глазах не осталось, в них заблестели слезы. Владе действительно стало ее жаль.
Впрочем, урок должен пойти девочке на пользу. Жизнь жестока, она не терпит безмятежности, и чем раньше человек это поймет, тем лучше. Влада это рано поняла, гораздо раньше Юли.
На улице было тепло и сухо, Таня пожалела, что не достала легкие мокасины вместо надоевших сапожек. Она старалась радоваться солнцу и шла медленно, но радоваться не получалось, хотелось плакать. Она не плакала с тех пор, как умер папа.
Странно, но вчера, когда Влада, не замечая Таню, тронула за рукав Степана, Таня почти не расстроилась. Ну появилась соседская подружка и появилась, Тане нет до этого никакого дела. А сегодня проснулась с такой обидой, как будто случилось что-то невероятно для нее унизительное.
Машина соседа стояла на том же месте, что и вчера. Он уехал с Владой и больше не появлялся.
Она заставляла себя не думать о Степане и о том, как вчера ей опять показалось, что они не просто соседи, и, наверное, поэтому не сразу услышала, что кто-то ее зовет, и только когда сосед Мирлан ухватил ее за рукав, обернулась.
— Ты что, Таня? — радостно улыбался Мирлан. — Не слышишь? Я тебе кричу, кричу…
— Ой! — заулыбалась в ответ Таня. — Не слышу. Привет.
— Здравствуй.
С Мирланом они познакомились забавно. Таня засиделась у мамы, отчим порывался ее отвезти, но Таня, зная, что маминому мужу утром рано вставать, настояла на своем и вызвала такси. Таксистом оказался мужчина-азиат, она не обращала на него никакого внимания и только у самого дома принялась объяснять, как заехать во двор.
— Я знаю, — без акцента сказал таксист. — Я здесь живу.
Теперь, когда Тане нужно было куда-то поехать, она всегда звонила Мирлану. И ей выгодно, и ему ни к чему отстегивать таксомоторной диспетчерской.
Мирлан работал с утра до ночи без выходных и очень переживал, что его дети растут практически без отца.
— Они не будут меня уважать, — сокрушался он.
— Они будут тебя уважать! — не соглашалась Таня. — Они понимают, что ты делаешь все, чтобы их вырастить.
— Я буду много работать, и мои дети получат хорошее образование, — как-то сказал ей Мирлан. — У нас будет много образованных людей, и наша маленькая Киргизия станет процветающей страной.
Он так свято в это верил, что у Тани язык не поворачивался его разочаровывать. В России и сейчас немало хорошо образованных людей, а до процветания почему-то далеко. Впрочем, не все россияне работают, как Мирлан. Есть и такие, как зять Ольги Петровны.
— Ты куда? — спросил сосед.
— В больницу.
— Садись, — предложил он, кивнув на машину. — Довезу. Мне все равно в ту сторону.
Таня села. Они с Мирланом сделались уже почти друзьями. Особенно после того, как Таня проконсультировала его маму.
Мама приехала ненадолго навестить сына, и Таня заметила отечность и нездоровый цвет лица нестарой еще женщины, когда они случайно столкнулись во дворе. Ничего серьезного с мамой Мирлана не было, обычная возрастная гипертония, Таня выписала лекарства и денег, конечно, не взяла. Мирлан теперь считал себя ее должником.
— Убийство во дворе было, — сказала Таня. — Слышал?
— Слышал, — кивнул он. — Совсем совести у людей нет. Среди белого дня стреляют.
Стреляли не днем, а вечером, но Таня не стала его поправлять.
— В меня в тот вечер, когда у нас мужика убили, чуть джип не въехал, — пожаловался Мирлан. — Прямо во дворе, я еле увернулся. Я приехал, когда ментов уже не было, стал машину ставить на обычное место, а джип мне чуть весь зад не снес. Джип не из наших, незнакомый. Коричневый.
Мирлан высадил ее у входа в больницу. Начался суетный рабочий день.
Юра заглянул в ординаторскую, когда Ольга Петровна попрощалась и ушла.
Таня подошла к окну, посмотрела на темный больничный двор. Снег совсем уже растаял. Скоро появится травка, первые невзрачные цветочки мать-и-мачехи. Таня всегда радовалась предстоящей весне. Сейчас почему-то никакой радости не было.
Юра подошел бесшумно, она чувствовала его присутствие у себя за спиной.
Молчать было тягостно. Таня вздохнула, повернулась к нему. Он смотрел на нее как-то по-новому, как будто впервые видел. Протянул руку, отвел ей ото лба упавшие на глаза волосы и, не сказав ни слова, вышел из ординаторской.
Между ними все было кончено. Кончено, это правильно — и, к счастью, без особых потерь. Они останутся друзьями, Таня этого хотела.
Она не знала, что от этого будет так тяжело.
По дороге домой Таня зашла в супермаркет, накупила две сумки продуктов. Машина Степана продолжала стоять на том же месте, что и утром.
Ей все равно, где его машина и где он сам. Ему хорошо с Владой, а Тане очень хорошо одной.
Таня сунула в микроволновку замороженное второе блюдо — мясо с гречкой — и села за компьютер. Что-то смущало ее в видео, смонтированном из записей камер видеонаблюдения, на котором преступник бежит убивать соседского племянника.
Звякнула микроволновка. Таня без аппетита съела горячий ужин и опять уставилась в дисплей. Что-то неправильное было в бегущем человеке, но она так и не смогла понять, что.
Утром Дробышев смотрел на Владу и чувствовал себя полным дураком. Не то чтобы он совсем не верил, что ей угрожает опасность, просто ее усилия затащить его к себе были настолько очевидными и настолько ему неприятны, что это перевешивало все остальное. Раньше Влада была хорошей актрисой и большой лгуньей.
Один случай Дробышев помнил хорошо.
Тогда он не мог дозвониться Владе весь вечер, нервничал, беспокоился и только на следующий день, услышав, наконец, ее голос, смог вздохнуть свободно.
— Я была у подруги, — объяснила Влада. Подругу Дробышев знал, девушка жила по соседству с Владой и они иногда сталкивались. — Телефон в сумке лежал, звонков не слышно.
Через несколько дней они с Владой встретили ту подругу в кафе.
— Ты постриглась! — ахнула подруга. — Ой, как тебе здорово!
Влада постриглась недели две назад и обиделась, когда Дробышев не заметил ее новой прически.
Он тогда заставил себя пропустить это мимо ушей. Он верил Владе и прощал ее детское и безобидное вранье.
Владу теперешнюю он совсем не знал, Влада давнишняя про машину вполне могла присочинить. Только он не понимал, зачем ей это нужно.
«Больше к ней не поеду», — пообещал себе Дробышев, шагая от метро к служебному входу.
Твердое решение немного примирило с окружающей действительностью, он перестал кипеть от злости и только вечером, стоя в битком набитом вагоне метро, помянул Владу нехорошими словами.
Хотелось немедленно зайти к соседке Татьяне и извиниться за вчерашнее, но у подъезда он встретил того самого историка, с которым когда-то мама спорила у Инны.
Историк, открывая дверь одной рукой, его узнал, заулыбался, весело спросил Дробышева:
— Как ваша матушка?
Вообще-то, спросить следовало еще и о батюшке, в гостях у Инны родители были вдвоем.
— Нормально, — заставил себя улыбнуться в ответ Дробышев и, как дурак, добавил: — Спасибо.
— Ваша матушка удивительная женщина. — Историк вызвал лифт, повернулся к Дробышеву. — Редкая. Вы это цените.
— Я ценю, — кивнул Дробышев.
Сегодня из него все делают дурака. Наверное, карма такая.
Инна Ильинична ждала гостя у открытой двери, прислонившись к дверному косяку.
— Здравствуй, Степа, — ласково улыбнулась Дробышеву, а с историком расцеловалась.
Дробышеву нечего было делать у соседской двери, но он продолжал стоять. Историк ошивается на телевидении, наверное, у него есть выходы на журналистов. У Дробышева-то точно таких знакомств нет.
— Заходи, Степа, — пригласила Инна Ильинична. — Посиди с нами.
— Я на минутку, — виновато улыбнулся Дробышев. — Я не стану вам мешать.
— Ты нам не помешаешь. Мы тебе очень рады.
Жаль, он не помнил, как звали историка. От этого Дробышев чувствовал себя еще большим дураком.
— Проходи, Гоша.
Георгий Вениаминович, вспомнил Дробышев. Точно, Георгий Вениаминович.
Недавно, приехав к родителям, Дробышев слышал, как Георгий Вениаминович, тихо повествуя с экрана телевизора, произнес: «…когда деникинские войска освободили город от красных…». Мама тогда поморщилась, Дробышев тоже. В Гражданскую войну отличились все, и белые, и красные, и синие, и зеленые. И зверства были с обеих сторон, и героизм был. Впрочем, Дробышев историку не судья.
Гостей Инна Ильиична усадила в комнате за стол, сама прикатила столик с чайником, чашками и массой каких-то пирожков и пирожных.
Наверное, разговор на интересующую тему надо было наводить исподволь, но Дробышев вздохнул и сказал:
— В Подмосковье коррупционные посадки.
— Читал в новостях, — кивнул и с любопытством посмотрел на него историк.
Инна Ильинична замерла с чайником в руках и тоже посмотрела на Дробышева. Только не с любопытством, а с удивлением и пониманием.
— Ты в связи с этим заглянул в архив Максима? — соседка отличалась большой проницательностью.
— Да, — кивнул Дробышев.
— Я тоже. Мне фамилия показалась знакомой, и я ее в архиве брата нашла.
— Кому-нибудь дорогу перешел, — вздохнул историк, имея в виду попавшегося коррупционера.
— Вы не знаете, кто собирал на него компромат? — напрямую спросил Дробышев.
— Откуда же мне знать? — опешил историк Гоша.
Почему-то Дробышев думал, что он добавит «молодой человек», но историк обошелся без этого.
— Истории о пойманных коррупционерах сплачивают общество… — начал рассуждать Георгий Вениаминович.
— Общество может сплотить только идея социальной справедливости, — поморщилась Инна Ильинична. — А с этим у нас в стране так себе.
— Такие публикации как раз и создают иллюзию социальной справедливости…
— Георгий Вениаминович, — в отчестве Дробышев все-таки сомневался, но историк его не поправил. — Вы не можете узнать, кто готовил статью?
— Гоша, мы тебя просим. — Инна Ильинична мгновенно поняла все правильно. Все-таки соседка у него замечательная женщина.
Историк отпил чай, поставил чашку на стол.
— Где была публикация?
— Не знаю, — признался Дробышев.
— Я не занимаюсь политикой…
— Гоша, попробуй узнать! Ты же бываешь на радио. Понимаешь, этот компромат был в архиве Максима. Я тебе рассказывала про его архив. — Инна Ильинична откинулась на стуле, сцепила руки. — Егора убили, и сразу появилась публикация…
Историк нахмурился, допил чай. Хозяйка налила ему еще.
— Спасибо, я пойду, — поднялся Дробышев.
— Передайте привет матушке.
— Обязательно.
Инна Ильинична проводила его до двери и напоследок все-таки спросила:
— Как ты думаешь, Егора убили из-за архива?
Дробышев молча пожал плечами — понятия не имею.
Соседка не спросила главного — какое ему дело до архива ее брата и даже до убийства ее племянника. Впрочем, на этот вопрос он едва ли смог бы ответить.
Вместо того чтобы отпереть собственную дверь, Дробышев подошел к еще одной соседской двери, а когда Татьяна ему открыла, сказал:
— Пойдемте в ресторан.
— Нет, — она равнодушно повела головой. — Сегодня не получится. Извините.
Их разделяла дверь, и он не мог, как вчера, потянуть ее за руку. Впрочем, сейчас их разделяла не только дверь, Влада вчера оборвала что-то хрупкое, тонкое, что начинало их связывать.
Татьяна захлопнула дверь. Дробышев отпер квартиру и, бросив куртку в прихожей, лег на диван. Ему не хотелось ничего, ни есть, ни пить, ни читать. Ему даже думать не хотелось.
Ему весь день хотелось увидеть соседку, а она смотрела мимо него равнодушно и со скукой.
Он бы мог пролежать так до утра, но Владе нужно было все-таки позвонить, коричневая иномарка могла быть и не выдумкой, он поднялся, взял телефон.
— Ты как? — спросил Дробышев.
— Ничего, — помедлив, ответила Влада. — Ничего, Степа. Спасибо.
— Сомнительных машин не видела?
— Нет.
Дробышев поплелся в ванную, потом сжевал бутерброд с колбасой и опять послушал про подмосковный коррупционный скандал.
Очень хотелось снова позвонить в дверь к соседке и оправдаться за вчерашнее, и объяснить, что ему зачем-то необходимо еще раз сходить с ней в ресторан или хотя бы просто поговорить, но он хорошо помнил равнодушный взгляд и постарался не думать о Татьяне.
