Глава 4
Киев

Идти предстояло привычным торговым путем с волоками через Касплю из Двины в Днепр, а там до самого Киева.

Но едва двинулись вверх по Двине от Полоты, как отправленные вперед разведчики принесли дурную весть: перед Гнездово их ждут. Князь Ярополк Святославич не пришел на помощь Рогволодовичам, но он вовсе не желал допустить младшего брата на свои земли.

– Дружина меж Двиной и Днепром стоит. Не пройти, – сообщил разведчик.

Но нашлись те, кто знал все реки-протоки, подсказали, что можно и не ходить до волоков на Гнездово, а спуститься по небольшим рекам – Улле, Бобру – до самой Дручи, а уж по ней и до Днепра много южней того места, где их ждут.

И снова драккары пробирались страшно петлявшими речками, а пешие месили грязь и продирались сквозь подлесок, спрямляя путь.

Но на Дручи их ждала новая неприятность. Предателей всегда и везде хватало, кто-то предавал полочан и киевлян, а кто-то самого князя Владимира.

– Князь, здесь нас тоже ждут. Видно, предупредили, как мы будем идти.

Неудивительно, что Ярополковы воеводы по Днепру прошли быстрей, чем Владимир со своей ратью по мелким речкам и с волоками.

Выгрузились, встали, а что делать дальше, не знал никто.

В дело вступил Добрыня Никитич. Немного погодя ему донесли, кто стоит во главе противников, дядя Владимира только усмехнулся:

– Ярополк тебе подарок сделал, Владимир.

– Чем?

– А Блуда прислал, да еще и во главе тех, кто против христиан! Убрал из Киева недовольную христианами часть дружины…

– Что это нам даст?

– Блуд злато и серебро любит, а еще чтоб его почитали. Злата у тебя после Полоцка достаточно, отправляй подкуп к Блуду.

– А если они то злато возьмут, а все равно не уступят?

– Тогда разобьем и все обратно отнимем.

Владимир не понимал:

– Мы и без того можем разбить.

Но, подумав, решил, что дядя прав. Негоже людей терять там, где можно сохранить. Кивнул:

– Отправь надежных людей к Блуду.

– У меня ненадежных нет, – поморщился Добрыня.

Битва на Дручи показалась войску князя Владимира детской игрой, подняв настроение после тяжелых волоков и обнадежив.

Владимир чувствовал себя мерзко.

Насколько же лучше у викингов, жестоко, даже зверски жестоко, но понятно: убей или будешь убит. А здесь бесконечное предательство.

– Почему они предают своего князя?

Добрыня объяснил, словно неразумному ребенку:

– У предательства обычно одна понятная всем причина – золото. Научись этим пользоваться, и станешь реже вынимать меч из ножен.

– Ты говоришь как презренный ромей! Это в Царьграде вечно всех подкупают. Отец погиб из-за подкупа.

Добрыня в ответ согласно кивнул:

– Да, так и есть. Но Византия стоит столько лет и еще стоять будет. Знаешь, это плохо, но золото часто оказывается крепче любого другого металла. Небольшие кружочки пересиливают острый клинок и любую отвагу, делают покладистыми любых врагов и готовыми предать любых защитников.

– И ты рад этому?!

– Нет, но если есть возможность, то пользуюсь. Владимир, прошли те времена, когда без золота и серебра можно было обходиться, тогда все наши племена были независимы и жили иначе, но если уж это вползло в нашу жизнь, надо научиться им пользоваться.

– Мерзко… – передернул плечами князь.

Киев не Дручь, по мере приближения к городу решимость варягов возрастала, а вот у остальных несколько снижалась.

Князь на переднем драккаре, чья драконья голова не была заменена белым щитом, смотрел на приближающиеся стены Киева и вспоминал детство.

– Вольдемар, ты отсюда?

– Я родился не здесь, но прожил в Киеве почти шесть лет. Киевом правили мой дед, моя бабка, мой отец, а теперь правит мой старший брат.

Глаза Рагнара прищурились:

– Ты готов присягнуть ему? Готов дать клятву и воевать под его началом? Почему ты не сказал об этом сразу, а обещал, что мы будем завоевывать Киев?

Владимир в ответ нахмурился. Оказалось, что призывать варягов и остальную дружину воевать Киев, поднимая кубок в разоренном Полоцке, одно, а делать это сейчас на виду у киевских стен – совсем другое.

– Я не собираюсь присягать брату, а хочу взять Киев.

– Ты говоришь это слишком неуверенно.

– Рагнар, – Владимир повернулся к варягу и впился в него взглядом, – что я должен делать с братом, если тот будет готов присягнуть мне?

Варяг развел руками:

– По-моему, принять его с его дружиной к себе и вместе еще что-нибудь завоевать.

Владимир отвернулся, снова уставившись на вырастающую Гору.

– А Добрыня говорит, что должен убить его в любом случае, даже если стану князем Киева, а брат обещает быть послушным.

– Твой дядя знает твоего брата?

– Да, и лучше меня. Я помню Ярополка мальчишкой, а он с самого рождения.

– Тогда твой дядя прав. Видно, он понимает то, чего не понимаешь ты.

Владимир ударил кулаком по шее дракона:

– Дядя твердит, что всегда найдутся те, кто пожелает мстить именем моего брата.

Ответный тон варяга был жестким:

– Ты никогда не станешь настоящим викингом, хотя Уве и научил тебя приемам боя. Перед тобой богатый город, в нем правит человек, за которого тебе могут мстить. Ты боишься их мести? Как добиться, чтобы не мстили? Просто уничтожить всех, кто может это сделать!

Владимир вдруг ужаснулся правоте этих слов, невольно вспомнив, кто такой он сам.

– Рагнар, ты прав. Когда-то вот этим городом правила моя бабка, она отомстила за убийство своего мужа, уничтожив род другого моего деда. Оставила только Добрыню и мою будущую мать. Добрыня растил меня как мстителя. Я приплыл, чтобы отмстить. Не самой бабке, ее уже давно нет, но ее роду, ее внуку.

– Так пойди и сделай! И не бей моего дракона, он может обидеться.

– Вперед на Киев!

Но как только дошло до дела, Владимира снова обуяли сомнения. Киев закрыл ворота и мог сидеть так очень долго, среди замерзших новгородцев и собранных по пути желающих повоевать начался разброд. Просто захватить город не получалось, никакого честного поединка двух князей не предвиделось, никакой битвы в поле, как у Полоцка, тоже.

Владимир был готов выйти против Ярополка и сразиться, применив все навыки, полученные от Уве, он рвался в бой, казалось, что только так он сможет искупить гибель Уве. Но киевский князь не собирался биться с младшим братом. А киевляне стояли на стороне своего князя – робич Владимир, насильник и убийца, пришел, чтобы захватить Киев? Они решили помочь Ярополку и стоять насмерть, вернее, верили, что сам Владимир долго не простоит. Приближалась зима, им-то в домах ничего, а осаждающим под открытым небом куда трудней.

Осада не получалась полной, слишком много людей понадобилось бы, чтобы перекрыть все подступы. В бреши туда-сюда проникали люди, целыми возами привозившие продовольствие и оружие, да и нанятые защитники тоже подходили.

Сидеть всю зиму, даже разорив округу, действительно невозможно. К тому же это не вражеская земля, после захвата Киева в нем предстояло править, Владимир не мог позволить варягам поживиться там, где потом должен собирать дань сам.

– Они уйдут, а мне оставаться.

Добрыня морщился, еще немного и племянник сбежит. Это крах всей жизни. Ну уж нет!

Новые люди отправились за стену с приветами и посулами кому надо.

Добрыня сам разбудил Владимира среди ночи:

– Отправь прочь свою девку.

Князь сделал знак рабыне, чтобы исчезла, и сел, укрываясь от холодного воздуха, проникшего от входа, меховой накидкой.

– Что случилось?

– Оденься и выйди. Я не стану разговаривать с голым, даже если он князь! – презрительно фыркнул Добрыня.

Очень хотелось надавать молодому князю тумаков. Решалась его судьба, а этот щенок и ночи без девки в постели провести не может! Обидней всего Добрыне было за собственную судьбу и планы. Он жизнь положил, чтобы привести племянника под эти стены, и теперь ничего не жалел, чтобы тот за них попал князем, а Владимир только и думает, что об удовольствии.

Кулаки сжимались от досады, но другого племянника не было, приходилось помогать этому…

– Так что случилось? – поинтересовался всклоченный Владимир, застегиваясь на ходу.

– Утром ты пойдешь брать этот город, – показал Добрыня рукой на киевские стены.

– Для этого меня нужно было вытаскивать из постели на мороз?

Не будь неподалеку дружинников, которые хоть и не слышат, о чем говорят князь и его уй, но видят, Добрыня все же врезал бы Владимиру от души. Но пришлось только зашипеть:

– Потому что утром ты узнаешь, что князь Ярополк Святославич покинул Киев и бежал.

– Чего? С чего ты взял? – Но тут же подумал, что Добрыня никогда и ничего не говорит просто так, спросил иначе: – Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Нет, киевляне стоят за своего князя, они даже мне так ответили.

– Стояли, пока не сбежал. Я нашел тех, кто убедил князя это сделать.

Владимир обомлел. Не вполне понимая, что делает, метнулся в сторону своего шатра, тут же вернулся:

– Но это значит…

– Бери Киев, Владимир, в нем больше нет князя.

– Тогда чем ты озабочен, что не так?

Владимир хорошо знал дядю, чтобы не заметить, что тот действительно озабочен.

– Плохо, что Ярополк бежал в Родню. И скорее всего, с казной.

Князь расхохотался и махнул рукой:

– Возьмем и Родню, и казну. Сейчас главное – Киев.

– Ты прав, сейчас главное Киев.

Владимир сказал Рагнару, что старший брат испугался, только не сказал, чего именно.

Сам он вышел к городским стенам и насмешливо потребовал от киевлян позвать своего князя на переговоры.

– Пусть мой старший брат выйдет на стену, я не стану с ним биться, если Ярополк боится взять меч в руки.

– Тогда зачем он тебе? – спросили со стены.

– Хочу спросить, сколько он даст за вас всех. Сколько серебра предложит, чтобы мы не брали Киев штурмом и ушли дальше на Царьград.

– А чего же так не уйдешь? В самый раз по Днепру плыть к морю! – расхохотался воевода.

– А мы сейчас не поплывем. Завтра еще дружины подойдут с двух сторон, хватит, чтобы бреши перекрыть и вас совсем без подвоза оставить.

– Хватит болтать! – зашипел на племянника Добрыня.

– Ты не уверен, что Ярополк бежал?

– Уверен, только ты слишком долгие разговоры ведешь.

Владимир подумал, что дядя прав, но уступать не стал, усмехнулся:

– В самый раз, чтобы они проверили про князя. – И вдруг закричал: – Эй, даю срок до полудня! Коли не надумает князь Ярополк отдать мне Киев или виру за город, какую я назову, так пустим в ход греческий огонь.

– Какой огонь?! Откуда он у тебя?! – донеслось сверху, но в ответ раздался только хохот князя, повернувшегося к городу спиной.

Глядя на развевающийся алый плащ, воевода только головой покачал:

– Самоуверенный юнец.

– Там это… – рядом топтался гридь, не решаясь что-то сообщить.

– Что? – нахмурился воевода.

– Князя Ярополка Святославича, бают, нет нигде.

– Как это нет?!

– Дак я чего… как сказали…

– Что сказали?! – Воевода готов был тряхнуть гридя как грушу, чтобы тот передал нормально, что приказали. Тот, видно, почувствовал, что сейчас будет, собрался и выпалил:

– Князя Ярополка Святославича нет в княжьем тереме, на княжьем дворе и в Киеве. – Сказав это, как-то сник и уже тише добавил: – Убег он…

На них уже с ужасом косились со всех сторон, будь рядом не дружина на стене, а люди на улице или площади, столпились бы. Воевода бросился вниз, коротко приказав оставшимся:

– Смотреть в оба!

Лучшие люди города уже собрались на княжьем дворе.

Да, князя Ярополка Святославича и впрямь не было в Киеве. В его опочивальне рыдала жена-гречанка Наталья, слуги разводили руками:

– Утек… Как есть утек…

Боярин Ивор хмурился больше других:

– Казны нет. С собой ее князь унес.

– Может, чтобы нанять воев и напасть с тылу? – раздался чей-то не очень уверенный голос.

Остальные загалдели:

– Хорошо бы…

– Да, так!

– Наверное!

– Чего же в Киеве сидеть и ждать? Наймет дружину еще и вернется.

– А что же нам не сказал?

– Чтобы кто не сболтнул лишнего раньше времени.

Ивор сообразил:

– А где Блуд? Он уж должен знать, куда ушел князь и когда вернется.

Блуда тоже не было, зато примчался отрок, сообщивший, что князь укрылся в Родне, поскольку больше киевлянам не верит.

– Что?! Кому он не верит?!

Отрок сжался под бешеным взглядом боярина, залепетал:

– Мне так сказать приказано. Князь Ярополк Святославич укрылся в Родне.

– Вот почему Владимир был так смел…

Воевода пробурчал под нос, но его услышали:

– Какой Владимир? Где смел?

Пришлось рассказать о требовании, выставленном младшим из Святославичей городу.

До полудня оставалось совсем немного времени.

– Кабы была казна, так ее отдать не жаль. Может, ушел бы?..

– Ага, князей не знаешь? И казну взял бы, и Киев!

– И без того возьмет, ежели ему помощь придет, а наш князь далече.

– Не далече он, а шкуру свою спасает.

– Может, потому и утек, что о подмоге Владимировой прослышал?

– Как есть! Блуд небось все прознал и подговорил князя бежать!

– А у того своей головы на плечах нет?

К полудню на стену над воротами отправился боярин Ивор.

Владимир, прокричав свои условия, о которых даже не задумался, размышлял теперь. Что делать, если они откажутся открывать ворота? Если вообще не обратят внимания на его требования? Если Ярополк вернется, как ушел? Да еще и помощь приведет…

Добрыня неожиданно предложил:

– Я вместо тебя поеду. Негоже князю под стенами мотаться.

Князь только коротко кивнул.

В полдень Добрыня в сопровождении двух всадников приблизился к воротам. Там уже ждали.

– А где князь?

– Мой или ваш? – усмехнулся в ответ Добрыня. – Мой князь будет речи вести только со своим братом князем Ярополком Святославичем. Он пришел?

Боярин Ивор только зубами заскрипел:

– Князь ноне занят очень. Два дня на раздумье просит.

Это боярин сказал уже от себя – в последнюю минуту в голову пришло.

Добрыня расхохотался:

– Тугодум ваш князь. Если он и в бою так быстр, то ему цены нет. Довольно тянуть. Зовите князя, поговорим. Если недужен, так на носилках несите.

– Сказал же – два дня просим.

Добрыня стал серьезен и презрительно фыркнул:

– Боярин, завтра к полудню может быть поздно. И без того сидим уже столько, ждем, когда ваш князь одумается. Поторопи Ярополка Святославича, варяжская дружина не привыкла так долго сидеть.

Он сделал знак и… В сторону ворот полетел горящий горшок, пущенный крепкой рукой сопровождавшего Добрыню варяга. Конечно, урона не нанес, разбился о ворота, но то, что потекло по воротам и стене, горело!

Пользуясь мгновенным замешательством на стене, Добрыня и его сопровождающие отскочили подальше, заслонились щитами на случай, если метнут стрелы.

– Это чтобы поняли, что мы не шутим!

Боярин и дружинники смотрели вслед удалявшимся всадникам с ужасом. Греческий огонь… Значит, он все же есть у осаждающих!

Откуда им было знать, что этот горшок со страшной горючей смесью, которую и водой не потушить, один-единственный. Добрыня его за большие деньги у греков выкупил устрашения ради.

Теперь оставалось ждать, испугаются ли киевляне.

– Может, сразу на Родню? – предложил Владимир. – Ярополка там возьмем.

– А Киев за спиной оставишь, чтобы ударили?

Хуже нет – ждать да догонять!

Особенно если ждать нечего.

Да, Ярополк Святославич удрал из Киева, но это не значило, что сам Киев откроет ворота перед его младшим братом. А стоять зимой под городскими стенами и впрямь невыносимо.

Ночь для Владимира прошла беспокойно, он даже не вспомнил об услужливой рабыне, всегда готовой ублажить князя. О такой мелочи, как женщина на ложе, он не задумывался вообще.

Рагнару рассказали о чуде с горшком, содержимое которого горело даже в воде. Варяг подошел к князю:

– У тебя есть вода, которая горит?

– Нет, это был единственный горшок. У ромеев купили дорого. Но там, – он указал на городские стены Киева, – знать об этом не должны.

– А жаль, что один. И жаль, что ты все сразу о ворота ухнул, надо было намочить наконечники стрел и горящими через стены послать. Заполыхал бы город, сами ворота открыли.

– Ты думаешь, стоит разорять город, которым я собираюсь править? Нет, пусть лучше немного помучаются и сдадутся сами.

– А я бы сжег… – покачал головой Рагнар.

Он давно хотел спросить, что будет, когда они возьмут Киев. Куда дальше? Здесь варягам нечего больше делать, а они уже слышали о том, что далеко на юге, куда можно попасть вот по этой реке, есть богатейший город ромеев, который русы зовут Царьградом. Там золотом улицы выстланы, а самоцветы в стены вделаны просто так для красоты. Об этом неустанно твердили новгородцы и примкнувшие к ним по дороге.

Владимир вознамерился остаться править в Киеве? Но ведь его дед князь Игорь Рюрикович (об этом тоже рассказали новгородцы) воевал тот самый Царьград, а до того князь Олег Вещий, и отец Владимира князь Святослав Игоревич тоже в Киеве не сидел. Все они имели несметные богатства от ромеев.

Рагнар решил заставить князя Владимира после Киева пойти на Царьград. Жаль, что сейчас зима, не то можно бы и сейчас это сделать.

Придется сначала взять Киев. А что до предложения Рагнара сжечь город с помощью горящих стрел, так ведь и это у предков князя было. Княгиня Ольга сожгла так какой-то из городов. Зря Владимир позволил метнуть единственный горшок в ворота. Или не единственный и его дядя Добрыня лжет? Этот хитрый славянин вполне способен обмануть даже собственного князя-племянника.

Вечером, когда вовсю пылали костры, изводя окружающий лес (варяги быстро научились у новгородцев таскать целые лесины и укладывать их в костер одним концом, чтобы прогорали постепенно, позволяя не подкладывать то и дело, а просто передвигаться вдоль огня), со стороны города показался всадник.

– Князь, посланник едет. Или сдаются киевляне, или сообщают, что князь Ярополк Святославич вернулся.

Владимир только глазом скосил в сторону сказавшего это Дедильца. Может, Рагнар прав и нужно было единственный горшок с греческим огнем придержать ради стрел и в случае отказа поступить с Киевом так, как княгиня Ольга поступила с Искоростенем? Почему Добрыня о том не подумал? Но теперь жалеть уже поздно.

Гонца провели к Владимиру, который сидел у огня с людьми Рагнара, вспоминая бои на острове. Взрывы хохота то и дело оглашали окрестности, пугая в темноте не столько людей (откуда им там взяться?), сколько хищников.

Князь сделал вид, что не замечает киевлянина, принялся рассказывать, как Уве бился сразу с тремя и со всеми справился. Подняли кубок за Уве, который теперь в Валгалле, но воспитал многих хороших бойцов.

– И за тебя, князь Вольдемар! Тебе он тоже много синяков наставил, но научил отменно! – объявил Ульф. Его поддержали десятки голосов, хриплых от криков и холода, грубых, как и их обладатели, решительных и насмешливых.

– Да, учеба Уве была нелегкой, зато полезной!

Владимир словно только сейчас заметил гонца, изумленно приподнял бровь:

– А ты кто? К нам хочешь? Так ведь чтобы к нам попасть, надо ой как постараться. Даже я бока намял, пока научился хотя бы половине того, что умеют вон они, – князь кивнул в сторону своих товарищей.

– Я приехал передать: на рассвете.

– Что на рассвете – князь Ярополк Святославич выйдет биться со мной один на один, чтобы я показал то, чему меня научил Уве Сильный, Киев откроет ворота или мы метнем в город лавину греческого огня, а потом войдем сами? Когда все сгорит…

Гонец знал, что произойдет, но не желал говорить.

– Так князь Ярополк выйдет биться со мной?

– Нет!

Дружинник взлетел в седло, Владимир сделал знак, чтобы не держали, но захохотал вслед:

– Отпустите его, у них нет князя!

Это была правда, горькая правда для киевлян. Князь Ярополк больше поверил боярину Блуду, подкупленному Добрыней, чем своим горожанам, он в ночи тайно бежал в Родню. Та часть казны, что хранилась в Киеве, была почти израсходована на поставку продовольствия и дров во время осады. О существовании второй за пределами города знали очень немногие, а о точном местонахождении и вовсе один человек – ближний дружинник Варяжко. Даже сам князь только приблизительно.

Варяжко не противился уходу князя Ярополка из Киева, понимая, что нескольких горстей злата на дне ковчежца вряд ли хватит для прокорма большого города зимой, нужно было набирать новых дружинников и нападать на Владимирово войско с другой стороны. А для этого нужна вторая большая часть казны. Значит, нужно бежать.

Он на то и рассчитывал – что князь из Родни отправит его за казной и все начнет сначала.

Еще не забрезжил рассвет, а Владимир уже был на ногах.

Не он один, Добрыня и варяги тоже.

Всю ночь вокруг их стана за окрестностями, часто сменяя друг друга, внимательно следили часовые. Назначенный час на рассвете мог быть попыткой ослабить бдительность осаждавших, чтобы напасть неожиданно. Но ничего не произошло.

Перед самым рассветом князь вышел из своего шатра одетым и в доспехах, словно и вовсе не спал. Наверное, так и было.

К Владимиру подтянулись те, кто мог и должен находиться рядом. Из шатров выходили остальные, у костров потягивались те, кто ночевал без крыши над головой. Пофыркивали лошади, потрескивали дрова, негромко перекликались люди. Чувствовалась всеобщая напряженность, тревожность, словно вот-вот должно случиться что-то важное.

Так и было, если киевляне не сдадут город, нужно либо штурмовать его, либо уходить. Уходить некуда, как бы ни хорохорился Владимир, он не знал, куда деваться приведенному под стены города войску. Это киевлян можно стращать походом на Царьград, но по льду драккары не потащишь. Зима на Руси особое время, она часто выступала защитницей, а в данном случае противницей, причем куда страшней княжьих дружин.

– Что станешь делать, коли не откроют? – Добрыня спросил тихо, чтобы не услышал никто другой.

– Не знаю, – честно признался Владимир.

Вот с таким и отправились к воротам Киева.

На стене полно народа, князь даже подумал, что может рухнуть, фыркнул:

– Защитнички высыпали, едва порты натянув.

Он был не прав, на стене стояли только дружинники Киева, это была сила немалая, пусть и недостаточная для настоящей защиты. Но можно не сомневаться, что не меньше их внизу, а если придется, рядом встанут все от мала до велика.

На Владимире позолоченный доспех, часть которого он взял в Полоцке, алый плащ, меч в дорогих ножнах. А вот шлема нет, не хотелось в мороз надевать металл даже на подшлемник, лучше хорошая шапка. Если придется, можно быстро заменить, его слуга Иверко держал викингский шлем наготове – без рогов по бокам, но с хорошим наносником.

Двигались медленно.

Вперед выехали втроем: сам князь, Добрыня Никитич и Рагнар, остальные держались на два шага сзади.

Владимир вздохнул: штурмовать Гору значило уложить добрую половину людей, если вообще не всех. Единственный путь тот, по которому они ехали, но он не шире трех всадников, да и то если шагом. Остальное облито водой, которая на морозе превратила склон в почти отвесный каток. В этом преимущества крепостей на крутых берегах, их никто не штурмует зимой.

Еще немного, и им будет сложно развернуться, можно попасть под стрелы защитников, тогда никакая кольчуга не спасет. Князь сделал знак остановиться. На морозе над всеми поднимались облачка пара, похрапывали, перетаптываясь, кони, переминались с ноги на ногу и люди. Может, киевляне на это и рассчитывали – постоят-постоят осаждающие и вернутся обратно? Владимир чувствовал, что начинает звереть, Рагнар рядом тоже.

Наверное, прошло не так много времени, но дольше тянуть Владимир не стал. Нужно уходить, запереть город со всех сторон и больше не жалеть киевлян. Добрыня ошибся, полагаясь на их разум, значит, надо дать свободу злости приведенной дружины, которая найдет слабое место у защитников. Добрыня наверняка знает, чем пропитал Свенельд наконечники стрел, когда по приказу княгини Ольги поджег Искоростень.

Владимир больше не жалел киевлян, если посмели так насмехаться над ним, заставив перетаптываться на морозе на виду у всего города, то и он посмеется. Не важно, что кого-то знал раньше, кто-то с ним в родстве, кто-то готов служить… Как в Полоцке, останутся жить только те, у кого петля раба на шее. И их не повезут на славянские рынки, нет, киевляне будут проданы булгарам и хазарам, чтобы все остальные поняли, как опасно насмехаться над князем Владимиром Святославичем.

Прав был отец, когда безжалостно вырезал жителей Преславы, небось так же вот издевались над князем. И княгиня Ольга права, что расправилась с древлянами, только так можно добиться подчинения! Рука сжала поводья лошади так, что невольно потянула их, лошадь беспокойно захрипела и начала подниматься на дыбы.

– Тихо, тихо!

Владимир повернулся к Рагнару (он больше не желал слушать дядю):

– Ты никогда не брал таких крепостей?

– Нет, Вольдемар, но попробовать можно.

– Здесь нужно придумать что-то серьезное, и быстро придумать.

Договорить не успел, Рагнар кивнул вперед:

– Смотри.

От ворот Киева к ним выехали три всадника. Ворота при этом остались открытыми, но подъехать к ним невозможно – дорога слишком узка и опасна. Чуть левей или правей кони просто поломают ноги.

– Прикажи остальным отъехать туда, где можно будет развернуться. Пусть стоят и смотрят.

Добрыня понял, почему князь отдал такое распоряжение – если в случае необходимости будет разворачиваться вся толпа, то давки не миновать, а один из братьев уже погиб в давке в Овруче. Неужели киевляне решили поступить похоже?

Теперь перед Киевом остались только трое всадников.

Навстречу ехали тоже трое.

Владимир чувствовал, что начинает промерзать, конь под ним все чаще переступал ногами, тоже замерз. Накатывала злость, но он не подавал вида. Ничего, придет время – отыграется за все, и за эти минуты ожидания на морозе.

Всадники подъехали степенно. Это были боярин Ивор, воевода-варяг Рольф еще из Свенельдовых и воевода киевский Рудый.

– Здрав буде, князь Владимир Святославич, – поклонился, не сходя с коня, Ивор.

– И тебе здравствовать, боярин, прости, не ведаю имени-отчества.

– То не важно, не за себя говорю – от Киева. Владимир Святославич, ты верно вчера нашему посланнику сказал, нет у нас ныне князя, ушел из города наш Ярополк Святославич, твой старший брат.

Да что же он тянет, холодно же так!

Голубые глаза Владимира были словно льдинки, обычно яркие, они на морозе будто застыли, хотя внутри клокотала ярость на тянущих время киевлян. Уже хотел сказать, что если боярин приехал торговаться, то это лучше сделать у огня. Начал поворачивать голову, чтобы приказать воинам вернуться в стан и развести костры пожарче, отогреваясь.

Но тут услышал то, чего не ждал.

– Князь Владимир Святославич, твои дед, бабка и отец владели Киевом, был князем и Ярополк Святославич, пока сам не ушел. Ныне Киев признает тебя своим князем!

Боярин поклонился до самой конской шеи.

– Милости просим в твой город. К полудню приедут лучшие люди, чтобы здесь тебе гривну передать, если примешь, да в город проводить.

Только Добрыня мог понять, что чувствовал робичич Владимир, слыша такие слова, но князь сумел справиться, он кивнул:

– Киев принимаю, но я с дружиной, – повернулся, повел рукой, – и немалой. Их на морозе не оставлю.

– Всем найдем место, князь, чего уж тут. Только вели не разорять…

Ах, вот они чего боятся…

Хохотнул, по-прежнему блестя холодными глазами:

– Коли примете с честью, так не обидим.

Глядя вслед удалявшимся посланникам, Владимир поинтересовался:

– Почему они стали такими сговорчивыми?

– Новгородцам и тем князь нужен, а уж Киеву тем более, – фыркнул Добрыня. – Кто еще может таковым быть? К тому же я город обещал спалить, а это в зиму куда тяжелей, чем тебя князем признать.

Было решено всем в город не идти, Рагнар повел часть своей дружины и прибившихся к ним новгородцев вокруг, чтобы войти с другой стороны, откуда подвозили продовольствие. Объяснил просто:

– Всегда надо быть готовым к предательству, даже со стороны тех, кто смирился и встречает тебя с восторгом. Тогда ты сможешь избежать немало поражений.

Владимир сделал городу подарок – он запретил грабежи, обещая щедро одарить дружину и помогавших из княжеской казны.

– И где ты ее возьмешь?

Князь с изумлением уставился на дядю:

– Как это где?

– Я тебе еще тогда сказал, что Ярополк унес казну с собой.

– В Родню? Возьмем Родню, возьмем и казну. Ты что-то слишком много сомневаешься, дядя.

Добрыня попытался объяснить племяннику свои сомнения, мол, какова же размером казна, если Ярополк сумел увезти ее тайно? Но когда тебе всего восемнадцать и кровь бурлит в жилах, а от восторженных криков закладывает уши, едва ли такие «мелочи», как пустая казна, волнуют.

Нет казны? Зато есть мечи и удаль, добудем!

Дяде объяснил просто:

– Я помню, что Родня – родовой центр и обитель волхвов. Но помню, как князь Олег Вещий поставил под себя вятичей – он окружил капище и вынудил племя выйти, чтобы его спасти. Так и я – окружу Родню, и Ярополк выйдет сам.

– Князь Олег потребовал дань, получил ее и ушел, а тебе здесь оставаться!

– А кто сказал, что я останусь? – заблестел глазами Владимир. – К чему мне Киев?

У Добрыни дрогнуло сердце, неужели племянник вспомнил, что он древлянин, и намерен перенести столицу в Овруч? Конечно, Киев расположен лучше, но в нем можно оставить наместника, как в Новгороде. Скажи Владимир, что так и есть – расцеловал бы его, не обращая внимания на дружинников.

Но князь расхохотался:

– Может, я Царьград брать пойду?

Вместо поцелуя получил презрительную гримасу дяди:

– У тебя нет золота, чтобы заплатить варягам здесь!

– Оно в Родне вместе с Ярополком, ты же сам сказал.

– Сомневаюсь, Владимир, чтобы там осталось много.

– Почему? Ты думаешь, Ярополк отдал казну кому-то? Ничего, мы заставим его признаться кому и отберем.

Добрыня смотрел на племянника слишком серьезно, чтобы тот не начал понимать, что дело плохо.

– Владимир, ты стоял под Киевом долго, все это время в город с другой стороны с опасностью для жизни доставляли еду и оружие. И даже дрова. Думаешь, бесплатно, просто жалея киевлян? Нет, как я выяснил, князь щедро платил. Ярополк не глуп, он понимал, что киевляне все вернут сторицей. А расхлебывать теперь тебе…

– Хорошо, возьмем Родню и увидим.

– Только не обещай больше ничего, что можешь и не выполнить.

Князь встал перед киевлянами открыто, бездоспешно, словно показывая, что ничего дурного не ждет и не боится.

Нашлись те, кто потом пожалел, что стрелу не метнул, но большинство встречало с восторгом.

– Я никого ни в чем не неволил. Сами признали меня своим князем. – Владимир оглядел толпу и вдруг понял, что признает вроде как приглашение на княжеский престол, как в Новгороде. Сами пригласили, сами и прогнать право имеют? Нет уж, этому не бывать! Неожиданно глаза князя превратились в льдинки, а в голосе зазвенел металл: – Правильно признали, вам долго не продержаться, а взял бы город – отдал на разграбление.

– Князь Владимир Святославич?! – ахнула толпа, обнадеженная боярами-переговорщиками в том, что бесчинств не будет.

Князь насмешливо приподнял бровь:

– Я же сказал, что верно поступили. Живите спокойно, покуда ничего дурного против меня не замышляете, я вас не обижу. А нет, – он развел руками, – тогда уж не взыщите.

– Князь Владимир Святославич, да мы за тебя!..

– Да мы к тебе всей душой!

– Прости уж нас неразумных, что сразу ворота не открыли…

– Мы за тебя стеной…

– Ладно, сейчас пир, а там видно будет! – расхохотался Владимир. Толпа киевлян поддержала его восторженными криками.

Этот князь был им куда более люб, чем строгий и тихий Ярополк Святославич. Некоторые киевляне даже завидовали сами себе – вот повезло с князем!

– Ты не забыл, что дружине платить нужно?

– Не забыл, – чуть поморщился в ответ на напоминание дяди Владимир. – Отбери самых надежных, чтобы при себе оставить, вторую часть присмотри, их в Новгород отправим, когда Родню возьмем.

– Владимир, Родня не Киев, там тебя вот так встречать не станут, там поддержали Ярополка. И тебе ни осады, ни разграбления Родни не простят. Плохо, что Ярополк туда ушел, очень плохо. Обидишь Родню – не простят.

– А я туда не пойду. Для того у меня Рагнар есть!

Ну и хитер племянничек! – восхитился Добрыня, глядя на удалявшегося князя.

Тот действительно развел руками перед Рагнаром:

– Мой старший брат сбежал в Родню с казной.

Варяг все понял сразу:

– Хочешь, чтобы мы взяли эту твою Родню?

– Там город небольшой, воев мало. Справитесь.

– Ты хочешь, чтобы мы без тебя это сделали?

– Я не могу оставить вот этих, – Владимир кивнул в сторону пировавших вперемежку вчерашних осажденных и захватчиков.

– Но тогда казна наша.

– Все, что возьмете, – ваше.

Рагнар внимательно посмотрел на князя, хмыкнул:

– Я не буду заставлять тебя клясться, так поверю.

– Рагнар, я отберу часть твоих людей, а взамен возьми моих. Мне нельзя оставаться только на вольнице, нужны и опытные воины.

– Ладно, нам больше достанется! – На громоподобный хохот Рагнара обернулись те, кто за общим гвалтом его расслышали.

– Владимир, они не так много там возьмут, – напомнил племяннику Добрыня.

– Тем хуже для Ярополка.

Родня в полутора сотнях верст от Киева, у нее не столь крепкие стены, но у дружины нового киевского князя хватило ума не брать их штурмом. Окружили плотным кольцом, не позволяя подвозить продовольствие и дрова.

И без того, и без другого зимой очень тяжело. Слишком тяжело для небольшого города, который к осаде не готовился, поскольку крепостью не был.

Князь Ярополк пошел на переговоры сам, он был готов отдать все, что имел. И отдал. В том числе жизнь.

Нет, убил его не Владимир, но боярин Блуд, который еще в Киеве убедил своего князя, что нужно бежать из осажденного города, поскольку киевляне только делают вид, что поддерживают, постарался и тут. Князя Ярополка убили, как только тот вышел из комнаты, где беседовал с Добрыней Никитичем. Боярин Блуд проследил, чтобы все прошло как надо.

Он не знал одного: князь Ярополк не сообщил о запасной, неиспользованной части казны, место хранения которой знал лишь его ближний дружинник Варяжко. Ярополк намеревался приказать Варяжко открыть тайну, чтобы самому получить разрешение уйти на юг, но не успел. Отпускать того, кто потом может отомстить, нельзя. Князь был убит, но вот Варяжке удалось бежать. Он вряд ли сумел забрать с собой казну, возможно, она на века осталась лежать в земле, а сам дружинник ушел к печенегам и многие годы успешно воевал против князя Владимира, пока и его не настиг клинок предателя…

Владимир сидел, глядя на пламя свечи и не замечая его.

Услышал шаги Добрыни, поднял голову:

– Ну?

– Его больше нет.

– Больше нет… Больше никого из Рюриковичей, кто мог бы заявить свое право на Киев. Ты рад, дядя, что остался только я?

– Скоро будет еще…

Добрыня присел, протянул к огню озябшие руки.

– Что? Откуда появится?!

– У Ярополка осталась беременная жена.

– Как это? Рогнеда же в Новгороде?

О Рогнеде вспомнил? Добрыня усмехнулся:

– Рогнеда была невестой, а здесь, в Киеве, у него осталась жена. Помнишь глазастенькую девчонку, что князь Святослав Игоревич из похода привез? Все шутил, что Ярополкова невеста будет.

– Помню. Из монастыря какого-то. И что, какая же она жена? Ярополк же крещен, я точно знаю, что крещен.

– Да, но и Наталья крещена. И венчали их, пока в осаде сидели, об этом многие знают.

Князь встал, прошелся по комнате, снова остановился у огня, задумчиво глядя на языки пламени.

– И что я должен с ней сделать? Головой в прорубь, а слуг перебить? Вдруг сына родит? Небось, на сносях?

– Нет, срок маленький. Но ни ее, ни слуг ты перебить не можешь, да и не нужно. Возьми ее женой, что тебе мешает? И объяви дите своим. Если будет сын, так уже который по счету, он тебе мало опасен, к тому же воспитаешь его сам…

– Не хочу! После Ярополка…

– А я тебя с ней спать не заставляю. Женой объяви.

– Хороша хоть? – выдавил не сразу, почему-то казалось уж очень оскорбительным взять женщину после старшего брата.

– Очень хороша. Только учти, что она не виновата ни что сюда привезли, ни что женой сделали. Не мсти ей за брата.

– Она христианка? – схватился за последний довод Владимир.

– Когда это ты спрашивал, какой веры девка? – фыркнул Добрыня.

Наталья не противилась, женой князя Владимира быть не хуже, чем женой князя Ярополка. Увы, не женщине выбирать.

К тому же новый князь хорош собой. Голубоглазый мальчишка, которого Наталья помнила по первому году жизни в Киеве, когда князь Святослав Игоревич привез ее саму, превратился в рослого красивого мужчину. Глаза остались такими же ярко-голубыми с тысячей оттенков от василькового до холодного ледяного, черты лица теперь были иными – мужественными, удивительно привлекательными. Такому вслед оборачивались бы и без красного княжьего плаща на плечах.

К чему же противиться?

Князь объявил Наталью женой, как только узнал, что та носит под сердцем дитя его старшего брата. Это тоже обычно, если родится сын, то станет наследником после самого Владимира.

И сама Наталья хороша, вполне достойна быть княгиней. Лицо, фигура словно выточены из мрамора, большие темные глаза, красивые руки, лебединая шея… Она приняла нового мужа с радостью, хоть тот и не был крещен. Священник благословил, напомнив, что ребенок, который родится, непременно должен быть крещен.

Гречанка с удовольствием ласкала бы кудри князя Владимира и родила ему еще много сыновей и дочерей, но сам князь не слишком ценил ее общество, больше развлекаясь с другими.

– Ему все равно кого брать – княгиню или рабыню?! – возмущалась женщина.

Добрыня в ответ разозлился:

– Да ты будь счастлива, что тебя берет! Мог бы отправить куда-то подальше.

– Никуда не мог, я княгиней была и без него!

– Без него, может, и была, а с ним будешь ли – от тебя зависит. Это у вас, христиан, венчанную жену некуда деть, а у нас запросто – отдаст другому и забудет.

Наталья фыркнула в ответ, как кошка:

– Я Ярополкова сына ношу!

Добрыня вдруг схватил женщину за волосы, откинул ее голову назад, зашипел в лицо:

– А вот об этом забудь! Это Владимиров сын, а не Ярополка! Запомнила?

Та испугалась взрыва ярости княжьего дяди, как только отпустил, отскочила к стене подальше от его цепких пальцев:

– Я князю пожалуюсь!

Добрыня устало опустился на лавку, вздохнул:

– Послушай меня. Если хочешь жить здесь на княжьем дворе и зваться княгиней, то не перечь и не вздумай назвать дите, сын то или дочь, Ярополковым. Всем скажешь, что от Владимира понесла.

– Но у Владимира уже есть сын, значит, мой вторым получится?

– Четвертым.

– Что?! Откуда у него столько?!

В ответ услышала смех Добрыни:

– Сколько их вообще, знают только боги, но у Алохии сын, и у Рогнеды двое.

– Рогнеда не княгиня!

– Но сыновья-то Владимировы… Послушай мой совет: будь покорна и не вздумай упоминать имя Ярополка ни при князе, ни при мне, ни вообще. Запомнила?

– А иначе что?

Добрыня только развел руками.

Наталья проплакала после того всю ночь, а утром объявила, что ждет дитя от нового князя. Даже знавшие, что это не так, ее не осудили, лучше быть не первым сыном нынешнего князя, чем единственным убитого, к тому же сбежавшего из города.

Добрыня, услышав такое решение Натальи, только одобрительно хмыкнул, Владимир, кажется, не обратил никакого внимания.

Добрыня дал Наталье дельный совет для сохранения положения княгини, но не жены князя Владимира. Тот терпеть не мог покорных, а уж заискивающе улыбающихся особенно. Он вообще перестал появляться в покоях нежеланной жены, девушек и женщин и без нее хватало. Объяснил просто: чтобы не навредить драгоценному плоду.

Сам Владимир все чаще вспоминал строптивую полочанку, которая, даже будучи взятой насильно, не подчинилась. Конечно, после гибели всех ее родных и разорения Полоцка клинок к горлу не приставлял, но их сынишка был в это время в соседней опочивальне под присмотром Ингрид, и Рогнеда об этом знала. Для нее сын оказался дороже собственной жизни. Сопротивлялась, билась, как птица в силках, голову отворачивала… Каждый раз насиловал снова и снова, каждый раз близость как поединок, в котором он побеждал, потому что в конце концов прекрасное тело Рогнеды против ее воли отвечало. Это и было самым восхитительным – когда она против воли рвалась навстречу, стонала и билась уже совсем иначе. Такого не бывало ни с кем, все остальные женщины либо послушны, либо противились до конца, не откликаясь.

Рогнеда… Рыжая зеленоглазая полочанка… Как она там?

– Мне нужна Рогнеда!

– Что?! Зачем тебе дочь Рогволода?

– Не произноси при мне этого имени. Она живет в Новгороде?

– Ты же туда отправил ее.

Добрыне вовсе не хотелось обсуждать с племянником этот вопрос. Живет и живет, к чему вмешиваться?

– Я спросил, как она живет.

– Хорошо. Не трогай ты их с Алохией. Девок здесь мало?

– У меня там два сына! – напомнил Владимир.

– Три, – спокойно отозвался дядя.

– Как три? Один у Алохии, второй у Рогнеды. Откуда еще?

– У Рогнеды двое, – Добрыня спокойно продолжил потягивать вино из большого кубка.

– У Рогнеды двое сыновей?! Когда она второго родила?

– Через девять месяцев после того, как ты ее в Полоцке снова взял. Твой сын, на тебя, говорят, похож, как и первый.

– Почему ты мне не сказал?!

– У тебя другие заботы были. Владимир, оставь их в покое.

Добрыне хотелось напомнить об их планах по поводу Древлянской земли, но князь был настойчив:

– Пусть приедет вместе с детьми!

– А Алохия тоже?

– Алохия? Нет, Алохия с Вышеславом пусть останутся в Новгороде. Должен же быть у них князь!

Добрыня только вздохнул. Племянник вышел из-под контроля, он не просто стал своенравным и строптивым, но больше не советовался с дядей, предпочитая поступать по-своему.

И часто это «по-своему» оказывалось разумней дядиных советов. Добрыня ко всему подходил, как привык, мечта о величии своего племени древлян заслоняла все остальное, а Владимир вдруг оказался словно выше на голову, этот голубоглазый мальчишка смотрел и видел дальше. К счастью, у Добрыни хватало ума это признать, половину своей цели он уже достиг – посадил Владимира на киевский престол, вторую – возвышение племени древлян над остальными – тому еще предстояло выполнить. Но что-то подсказывало дяде, что племянник вовсе не собирался этого делать!

И вот тут у мудрого Добрыни начинались страдания.

Будучи рожденным далеко от древлянского племени, воспитанным в Новгороде и повзрослев среди варягов, Владимир словно не чувствовал груза ни одного из племен, князь был над ними всеми и всех воспринимал одинаково. Даже киевлян, чьим князем считался прежде всего, не выделял. А о подвластной земле говорил просто: «Русь».

И в этом было что-то, поднимавшее Владимира над его дядей, делавшее сильней и мудрей наставника.

Но не подчиниться воле князя нельзя, даже если ты его дядя и наставник. Добрыня со вздохом снарядил посланника в Новгород, наказав привезти Рогнеду с сыновьями, но не очень спешить при этом. Была надежда, что Владимир передумает или просто забудет, тогда можно бы немного подержать рыжеволосую красавицу с ее сыновьями вдали, а потом и вовсе отправить обратно в Новгород или в Полоцк, который требовалось возрождать, чтобы не прибрали к рукам соседи. Кому, как не сыновьям Рогнеды, возрождать Полоцк?