Глава 35

На следующее утро я просыпаюсь рядом с прильнувшей ко мне Грейс, и это самое потрясающее ощущение на свете. Она осталась у меня, и мы не могли уснуть до четырех утра, то разговаривая, то обнимаясь, то занимаясь сексом. И не пустым, бессмысленным, в котором я никогда не отказывал себе с самого начала учебы в университете. Секс с Грейс наполнен смыслом. Я ощущаю себя не пустым, а, наоборот, переполненным эмоциями, которые даже не могу описать.

Грейс шевелится в моих объятиях, а я рассеянно играю с прядью ее волос, наматывая на палец.

– Доброе утро, – говорит она и, подняв голову, зевает.

– Доброе утро.

– Который час?

– Половина одиннадцатого.

– О нет! Мы проспали? Разве тебе не нужно на тренировку?

– Через пару часов.

– А, ну ладно. Мы вчера легли очень поздно.

Она соскакивает с кровати и начинает искать свою одежду. Я ухмыляюсь, потому что только меня следует винить в том, что ее штаны закинуты на комод, а кружевные трусики, скомканные, валяются у противоположной стены. Подайте на меня в суд. Но извинения делают из меня сексуально озабоченного.

– Ничего, если на сегодняшнюю игру я приглашу Морриса и Дейзи? – Грейс натягивает трусики на свои гладкие голые ножки, и я так отвлекаюсь на эту картину, что уже через наносекунду забываю, о чем она спросила.

Мой член твердеет, натягивая простыню, словно пытаясь привлечь внимание Грейс. Она вздыхает, заметив эту импровизированную палатку.

– Клянусь, каждую секунду у тебя на уме один только секс.

– Почти, – соглашаюсь я и поигрываю бровями. – Зачем ты одеваешься? Может, лучше вернешься ко мне и сядешь на мой член?

Она закатывает глаза:

– Конечно, если хочешь, чтобы я тебя опи`сала. – Когда я открываю рот, она поднимает руку. – И не смей говорить, что тебе это нравится, потому что я против мочеиспусканий в нашей сексуальной жизни.

Рухнув на бок, я истерично ржу.

– Расслабься, – заикаясь, выдавливаю я сквозь смех. – «Золотой дождь» меня не возбуждает.

Грейс фыркает:

– И слава богу.

Она выскакивает в коридор, чтобы воспользоваться ванной комнатой, а я с большой неохотой вылезаю из постели и натягиваю спортивные штаны. Может, предложить Грейс позавтракать в кафе? После наших вчерашних энергичных секскапад, я смог бы с легкостью проглотить огромную тарелку обжаренных в масле бекона, сосисок и… и тренер убьет мня за то, что на тренировке я буду медленно кататься и падать из-за переизбытка жиров. Чертов сезонный режим питания.

Я слоняюсь по комнате в ожидании, когда вернется Грейс, потому что мне вдруг тоже приспичило. Жужжание телефона отвлекает мой вот-вот готовый разорваться мочевой пузырь, но когда на экране появляется номер моего брата, мое хорошее утреннее настроение тут же испаряется.

– Привет, – говорит Джеф, когда я отвечаю. – Сможешь сегодня приехать?

Я сдерживаю стон.

– У меня тренировка через полтора часа.

– Тогда приезжай прямо сейчас. Мы успеем все уладить до этого.

– Уладить что? – осторожно спрашиваю я.

– Понятия не имею. Папа говорит, что хочет сообщить нам что-то очень важное, но в детали он не вдавался. Марти согласился подменить меня в мастерской, так что тащи поскорей сюда свою задницу. Это не займет много времени.

Я кладу трубку, чувствуя еще бульшую обеспокоенность. Отец хочет сообщить нам что-то важное? Что, черт возьми, это может быть? У нас не было семейного совета… да ни разу его не было. Папа никогда не усаживал нас, чтобы поговорить, серьезно или не очень.

Я все еще хмурюсь, когда появляется Грейс, и моя тревога тут же передается и ей:

– Все в порядке?

Я медленно качаю головой:

– Папа хочет сегодня обязательно пообщаться со мной и Джефом.

– Сегодня? Но у тебя тренировка.

– Он сказал, что это не займет много времени. Ему просто нужно кое-что нам сообщить.

– Что именно?

– Я не знаю.

На мгновение она затихает:

– Хочешь, я поеду с тобой?

Я тронут ее предложением, но снова качаю головой:

– Не думаю, что он ждет кого-то еще.

– Это понятно, – с улыбкой говорит она. – Но я могла бы подождать в машине. Если новости окажутся не очень хорошими, у тебя будет с кем поговорить на обратном пути.

Я медлю в нерешительности. Не уверен, что мне хочется, чтобы Грейс столкнулась с моим отцом.

Но и одному мне ехать тоже не хочется.

– Хорошо, – выдохнув, отвечаю я. – Но ты останешься в машине. Не знаю, в каком он будет состоянии, когда мы приедем.

Спустя пятнадцать минут мы с хмурым видом выходим из дома, и погода вполне соответствует нашему мрачному настроению. Небо затянуто тучами, металлический запах, наполняющий воздух, предвещает скорый ливень.

Чем ближе мы к Мансену, тем сильнее мое беспокойство. Когда мы останавливаемся в конце длинной подъездной дороги напротив коттеджа, мои нервы тяжелым, недвижимым клубком уже скатились вниз живота.

– Я скоро вернусь, – говорю я Грейс и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку.

Она качает головой:

– Не торопись. – Девушка расстегивает свою холщовую сумку и достает оттуда учебник по психологии. – Со мной все будет хорошо, честное слово. Так что не подгоняй никого из-за меня, ладно?

Я судорожно выдыхаю:

– Ладно.

Через минуту я без стука открываю переднюю дверь, и меня передергивает от знакомого запаха выдохшегося пива. Клянусь, такое ощущение, будто даже стены этого дома пропитались алкоголем и медленно выпускают в воздух кислые пары.

– Джон? – плывет по коридору голос моего брата. – Мы на кухне.

Я не разуваюсь – старая привычка, еще из детства. Слишком много луж было на полу и коврах этого дома, в которых промокали мои носки. И эти лужи не всегда были от пролитого спиртного.

Стоит мне только войти в кухню, как я понимаю: что-то не так. Джеф с папой сидят за видавшим виды дубовым столом, напротив друг друга. Джеф пьет кофе. Перед отцом стоит бутылка пива, которую он обхватил обеими руками.

– Джонни. Присаживайся, – говорит отец.

Пиво не обещает ничего хорошего, но он кажется относительно трезвым. И под «трезвым» я имею в виду «не валяется в луже собственной блевотины».

Я молча опускаюсь на ближайший стул. Изучаю папино лицо. Жду. Изучаю лицо Джефа. Снова жду.

– Вчера ко мне заходил Чад Дженсен.

Я резко поворачиваюсь к папе:

– Что? Ты шутишь? – За каким чертом тренеру понадобилось говорить с моим отцом?

Папа кивает:

– Он сначала позвонил, спросил, может ли заехать и поговорить. Я ответил: конечно, почему бы и нет, и вчера вечером он приехал.

Я все еще пытаюсь справиться с шоком от услышанного. Тренер Дженсен поехал в Мансен, чтобы встретиться с моим отцом?

– Я не знал об этом, – поспешно оправдывается Джеф, видимо неправильно истолковав выражение моего лица. – Я был у Кайли, когда он приезжал, а папа рассказал мне об этом только сегодня утром.

Я игнорирую Джефа и с подозрением спрашиваю у папы:

– Чего он хотел?

Отец втягивает щеки и сжимает челюсти:

– Обсудить возможные пути решения.

– Пути решения чего?

– Как быть со следующим годом. – Отец продолжает смотреть мне прямо в глаза. – Он уверял меня, что не хочет проявлять неуважение и переходить границы, что он понимает, как тяжело мне и моей семье было пережить ту автокатастрофу и почему после окончания университета ты так нужен в мастерской. – Папины руки еще сильнее обхватывают пивную бутылку. – Но он надеется, что, может, все-таки найдется выход и в следующем году ты сможешь играть в хоккей и при этом помогать своей семье.

Мои ладони сжимаются в кулаки, и я прижимаю их к столу, пытаясь успокоиться. Понятно дело, что тренер хотел как лучше – но какого черта?!

– Еще он спросил меня, почему я не получил инвалидность, если мои повреждения так серьезны, что мешают работать.

Чертов Дженсен. Он по-любому перешел все границы.

– Твой тренер понятия не имеет, что я алкоголик, да? – бормочет папа и уже смотрит не на меня, а на свои руки.

– Да, он не знает, – бормочу я в ответ. – Я рассказывал ему только про аварию. И то лишь потому, что мне нужно было хоть как-то объясниться, чтобы он отстал от меня и больше не спрашивал, почему я отказался от драфта.

Папа вновь поднимает на меня глаза.

– Ты должен был сказать мне, что отказался.

– И что бы это изменило?

– Многое! – рявкает отец. – Мало того что как-то утром я проснулся в чистом нижнем белье, укутанный в одеяла, как гребаное дитя, и зная, что все это сделал мой младший сын. – Его голова поворачивается к Джефу. – А второй мой сын управляет моим бизнесом, потому что сам я на это неспособен. А теперь ты говоришь, что отказываешься от шанса играть с проклятыми «Брюинз», чтобы заботиться о моей жалкой заднице?

Отец тяжело дышит, его руки трясутся так сильно, что бутылка вот-вот опрокинется. Он поднимает ее к губам и делает быстрый глоток, а потом опускает ее на стол.

Мы с Джефом сразу обмениваемся обеспокоенными взглядами. Увидев, как он пьет, мы одинаково хмуримся, и папа издает страдальческий стон.

– Черт побери, не надо так смотреть на меня. Мне приходится пить, потому что когда я в последний раз попытался резко бросить, то оказался в больнице с судорогами.

От шока я всасываю в себя воздух.

Как и Джеф.

Отец переводит взгляд с меня на брата, а потом звенящим от отчаяния голосом сообщает нам обоим:

– Я собираюсь вернуться на реабилитацию.

Его объявление встречено гробовой тишиной.

– Я серьезно. Я поговорил кое с кем из той больницы, где лежал в последний раз. Попросил поставить меня на лист ожидания. Но мне сказали, что буквально за пять минут до того, как я позвонил, освободилось место. – Он усмехается. – Если это не Божий промысел, то я не знаю, что это.

Мы с братом по-прежнему храним молчание. Мы уже слышали эти речи. Много раз. И сделали вывод: не стоит напрасно себя обнадеживать.

– В этот раз так и будет, – резким голосом бросает папа, почувствовав наши опасения. – Я сделаю для этого все.

Наступает пауза, и потом Джеф откашливается.

– Как долго будет длиться курс?

– Шесть месяцев.

Мои брови подскакивают вверх:

– Так долго?

– Изучив мою историю, врачи решили, что так будет лучше всего.

– В клинике? – спрашивает Джеф.

– Да. – На папином лице отражается боль. – Две недели займет одна только детоксикация. И боже, я совсем не жду эту часть. – Тут же он качает головой, словно отгоняя эти мысли. – Но я сделаю это. Я сделаю это, в этот раз все изменится. И знаете почему? Потому что я ваш отец.

Ему явно стыдно.

– Мои дети не должны были заботиться обо мне. Это я должен был заботиться о вас. – Папа мрачно смотрит на меня. – Ты не должен был отказываться от своей мечты ради меня. – Он поворачивается к Джефу. – Как и ты.

– Все это, конечно, очень хорошо, – усталым голосом говорит Джеф. – Но что будет с мастерской? Даже если ты пройдешь курс, все равно не сможешь работать из-за ног. С административными вопросами ты конечно справишься, да. Но не с ручным трудом.

– Я оформлю инвалидность. – Папа умолкает. – А мастерскую я собираюсь продать.

Этому мой брат совершенно не рад. Что касается меня, я по-прежнему нахожусь в потрясении от всего того, что только что услышал.

– Мы с Кайли собираемся путешествовать всего-то пару лет, – расстроенно говорит Джеф. – И я хотел бы и дальше работать здесь, когда мы вернемся.

– Тогда мы наймем кого-нибудь, кто будет управлять мастерской до твоего возвращения. И этот кто-то не будет твоим братом, Джеффри. Или тобой, если ты сам этого не хочешь. – Отец отодвигает стул и, осторожно поднявшись, тянется к своей трости, прислоненной к стене. – Я знаю, что вы все это уже слышали. И понимаю, что от меня потребуется больше, чем несколько обещаний, чтобы доказать, что я настроен серьезно.

И тут он прав.

– За мной приедут через час, – сообщает нам отец. – Мне нужно собрать вещи.

Мы с Джефом смотрим друг на друга.

Сукин сын. Он действительно собрался в реабилитационный центр.

– Не жду прощальных объятий, но будет здорово, если вы, ребята, будете время от времени звонить мне, рассказывать, как у вас дела. – Отец смотрит на Джефа. – Мы поговорим о мастерской, когда я закончу собираться. Не знаю, стоит ли закрыть ее на то время, пока меня не будет, или, может, ты захочешь остаться здесь чуть дольше. Но если мы закроемся, я буду признателен, если ты закончишь все текущие заказы.

Слегка обалдевший, мой брат лишь кивает.

– А ты… – Папины воспаленные глаза останавливаются на мне. – Тебе лучше поехать на ту тренировку в Провиденс. Дженсен сказал, что это что-то типа проверки, так что не оплошай.

Я так долго молчал, что мне не сразу удается заговорить.

– Не оплошаю, – хрипло говорю я.

– Вот и отлично. Расскажешь мне, что да как, когда я позвоню тебе через две недели. После того, как закончится детоксикация, не раньше. – Его голос тоже звучит хрипло. – А теперь проваливай, Джон. Твой брат сказал, у тебя куча дел сегодня. Джеффри, мы скоро поговорим.

Папа поворачивается и уходит, из коридора доносятся звуки его тяжелых шагов, направляющихся в сторону его спальни. И внезапно я ощущаю себя настолько же потрясенным, насколько выглядит таким Джеф, и мы снова несколько минут смотрим друг на друга разинув рты.

– Думаешь, это он серьезно? – спрашивает Джеф.

– Похоже, что так. – Старые сомнения возвращаются, и я отвечаю с осторожностью. – Как по-твоему, в этот раз ему удастся удержаться?

– Блин. Надеюсь.

Да, и я тоже. В прошлом отец слишком часто обманывал наши надежды, давая нам обещания и объявляя о своих решениях. Язвительный голос внутри меня говорит, что этот же самый разговор ждет нас через год, или два, или пять. И может, так оно и будет. Вполне возможно, что папа решит протрезветь, но вернется через шесть месяцев домой и снова начнет пить. А может, и нет.

Но как бы то ни было, сейчас я свободен.

Осознание этого чуть не сбивает меня со стула, обрушившись словно цунами. Мне не придется переезжать сюда в мае. Не придется работать здесь. Папа оформит инвалидность, мастерскую продадут или кто-то другой будет управлять ею до возвращения Джефа, а я буду свободен.

Я так быстро вскакиваю на ноги, что брат вздрагивает.

– Мне пора. Моя девушка ждет меня в машине.

Он моргает:

– У тебя есть девушка?

– Ага. Но я познакомлю вас в другой раз. Мне действительно уже пора.

– Джон. – Его голос останавливает меня у дверей.

– Да?

– Ты же подаришь мне свой свитер с автографом, когда попадешь в команду?

Я широко улыбаюсь:

– Еще бы, черт побери!

Я выхожу из кухни под громкий смех моего брата и вылетаю из дома. С крыльца мне видно Грейс: она сидит в пикапе, закинув ноги на приборную панель и уткнувшись носом в учебник. Наверное, она боковым зрением заметила, как распахнулась дверь, потому что поднимает голову и поворачивается в сторону дома. Я, должно быть, сияю как идиот, потому что ее сладкие губы тоже изгибаются в улыбке.

Я быстро сбегаю по ступенькам крыльца и несусь к пикапу. На улице по-прежнему пасмурно. Деревья зловеще раскачиваются из стороны в сторону. Тяжелые тучи темным роем проплывают над головой, отчего небо кажется скорее черным, нежели серым.

А вот мое будущее еще никогда не было таким светлым.