Лучшие. Выходные. В. Моей. Жизни.

Честно, я не могу вспомнить, когда в последний раз так много улыбался. Или смеялся.

Или трахался.

С вечера пятницы мы с Грейс были как кролики, и каждый раз был лучше предыдущего. Сейчас позднее воскресное утро, а мы по-прежнему занимаемся этим, запутавшись в простынях. Мой член погружается в ее тесное, жаркое лоно. Я настойчиво продолжаю спрашивать, не болит ли у нее что-нибудь, но она продолжает заявлять, что нет. И даже если бы ей было больно, она перенесла бы это молодцом. Как хоккеист, который перевязывает себя, надевает щитки и выходит на лед – потому что для него нет ничего важнее этой игры.

И мне кажется, для нее это важно. Или, может, ей просто нравится то невероятное количество оргазмов, которые я ей подарил. И она уже близка к следующему. Я ласкал ее ртом около тридцати минут, пока уже не смог сдерживаться, пока мне отчаянно не захотелось оказаться внутри нее, и ее киска все еще мокрая и набухшая от моего услужливого языка. Она сжимает меня словно тиски, стройное тело Грейс подрагивает под моим, спина выгибается, чтобы встретить каждый мой толчок.

Грейс уже близко. Я запоминаю ее реакцию, звуки, что она издает, то, как сжимаются ее внутренние мышцы вокруг моего члена во время оргазма.

– О-о-о. – Она хватает ртом воздух, ее глаза стекленеют, в то время как я вращаю бедрами. – Мне… так… хорошо.

Словом «хорошо» этого не описать. Это… божественно, мать вашу. Настоящий рай, прямо здесь, в этой кровати. Я боготворю ее киску. Я боготворю ее.

У основания позвоночника начинает покалывать, от наслаждения мышцы напрягаются. Я стискиваю ладонями ее попку и вонзаюсь пальцами в ее крепкие ягодицы, соединяя нас еще крепче, трахая ее еще сильнее. Я кончаю первым, мое затуманенное сознание разлетается на осколки бессвязных мыслей. Она – следом за мной, изо всех сил сжимая мой член и издавая гортанный, блаженный стон, который сводит меня с ума.

Каждый раз, когда мы занимались сексом, я почти был готов сказать ей, что люблю ее. Но каждый раз я прикусывал язык, чтобы остановить готовые сорваться с губ слова, потому что мне было страшно – не будет ли это слишком рано. Мы знакомы с апреля, но тогда мы не встречались. Теперь мы встречаемся, но еще даже не прошло и месяца, и я не знаю, когда следует говорить признания в любви. Своей первой девушке я сказал, что люблю ее, после двух недель наших отношений. Второй – после пяти месяцев. Так что с Грейс, наверное, лучше выбрать середину и признаться ей через три. Да. Это кажется самым подходящим вариантом.

Придя в себя после очередного оргазма, мы наконец решаем вылезти из кровати. Уже почти полдень, а мы еще не ели, и мой живот урчит как мотор масл-кара. Мы одеваемся: как бы я ни старался быть убедительным, Грейс отказывается ходить по дому голой, потому что мои соседи могут вернуться в любую минуту. Я безжалостно дразню ее по поводу этой ничем не обоснованной скромности, но вдруг открываю для себя невероятно раздражающую черту в Грейс – она всегда права.

Как только мы входим в кухню, в прихожей раздаются шаги.

– Видишь? – злорадствует она. – Нас могли поймать!

– Поверь мне, парни видели меня голым миллион раз, – сухо отвечаю я.

– Что ж, меня они голой никогда не увидят, если только я никак не смогу этому помешать.

И вдруг я представляю Дина, поедающего глазами ее обнаженную грудь, и жгучая ревность, вызванная этой картиной, заставляет меня поблагодарить Бога за то, что Грейс решила одеться.

Но через минуту в кухне появляется совсем не Дин. А Гаррет с Ханной. Они удивленно смотрят на Грейс, но приветствуют ее теплыми улыбками. Ко мне же поворачиваются с самодовольными ухмылками. Бесцеремонные засранцы. Я в точности знаю, что происходит в их головах – они торжествующе поют про себя: «У Ло-огана есть де-еву-у-ушка-а».

– Привет. – Я прищуриваюсь. – Я думал, что вы все выходные проведете в общаге.

– Не сомневаюсь, – сверкая серыми глазами, дразнит меня Гаррет.

– Конечно, потому что ты сам мне об этом сказал, – подчеркиваю я.

Ханна подходит к Грейс и протягивает руку:

– Привет. Официально нас не знакомили. Я Ханна.

– Я Грейс.

– Я знаю. – Похоже, Ханна не в силах убрать с лица эту огромную идиотскую улыбку. – Логан все время только о тебе и говорит.

Грейс таращится на меня:

– Правда?

– Целыми днями напролет, – подтверждает Гаррет, тоже сверкая огромной идиотской улыбкой. – А еще он слагает о тебе длиннющие поэмы и каждый вечер зачитывает их нам в гостиной.

Ханна фыркает.

Я показываю ему средний палец.

– О, о поэмах я знаю, – говорит Грейс моему лучшему другу. – И я уже отправила одну, что он мне написал, в альманах Бостона.

Я резко разворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее:

– Лучше, если это окажется шуткой.

Гаррет начинает дико ржать:

– И если да, то тогда это сделаю я.

– Я чувствую себя обделенной, – заявляет Ханна. – Почему я единственная, кто не читал эту поэму?

– Я отправлю ее тебе по электронной почте, – предлагает Грейс, и я издаю стон безысходности.

– Ну, что у нас есть поесть? – Гаррет шагает к холодильнику. – Я умираю от голода, а кое-кто не захотел заходить в кафе, чтобы перекусить.

– Я бываю там четыре дня в неделю, – возражает его девушка. – Это последнее место, куда мне хочется заходить в свои выходные.

Гаррет вынимает две упаковки яиц:

– Никто не против омлета?

Мы все согласно киваем, и Гаррет начинает разбивать яйца, а Ханна и Грейс резать овощи. Моей обязанностью становится накрыть на стол, что занимает всего тридцать секунд. Ухмыляясь, я опускаюсь на стул и начинаю наблюдать, как они работают.

– Ты убираешь посуду после еды, – предупреждает Ханна, протягивая Гаррету разделочную доску с зеленым болгарским перцем.

Да и ладно.

– Так почему вы вернулись раньше? – спрашиваю я, облокотившись на столешницу.

– Потому что Элли и Шон основательно поссорились. – Ханна смотрит на Грейс. – Моя соседка и ее парень.

– Судя по всему, скоро он станет бывшим, – замечает стоящий рядом с плитой Гаррет. – Кажется, я ни разу в жизни не слышал, чтобы люди так орали друг на друга.

Ханна вздыхает:

– Порой эта парочка действительно пробуждает друг в друге самое худшее. Но они же выявляют друг в друге самое лучшее. Поэтому они все время то расходятся, то снова сходятся. Я была уверена, что на этот раз они будут вместе до конца, но вышло по-другому.

По кухне витают ароматы, от которых текут слюнки. Гаррет не самый лучший повар, но омлеты у него получаются пальчики оближешь! Спустя десять минут он раскладывает по нашим тарелкам пушистый золотистый омлет, сдобренный сыром, грибами и болгарским перцем, и мы вчетвером усаживаемся за стол. Такое чувство, будто у нас двойное свидание, что кажется чем-то фантастическим. До прошлого года Гаррета не интересовали серьезные отношения, как и меня до прошлого месяца.

И мне это нравится. Ханна и Грейс поладили. Мы оживленно общаемся, много смеемся. Не помню, когда в последний раз я чувствовал такое умиротворение, так что когда мы заканчиваем завтракать, мне плевать, что нужно заняться посудой.

Грейс, сжалившись надо мной, помогает убрать со стола, а потом присоединяется ко мне у раковины, где я быстро ополаскиваю каждую тарелку перед тем, как загрузить все в посудомоечную машину.

– Я понимаю, почему ты хотел ее. – Девушка говорит едва слышно, но так тоскливо, что я тут же напрягаюсь.

Я замечаю, что она смотрит на Ханну, и чувство вины пронзает мое сердце, вызывая жалящий укол боли. Я не упоминал имя Ханны, когда в апреле рассказывал о ней Грейс, но признался тогда, что мне нравится девушка моего лучшего друга. Очевидно, Грейс сложила два и два.

– Она забавная. И очень красивая, – смущенно произносит Грейс.

Я вытираю руки о полотенце и беру ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.

– Я не хотел ее, – шепчу я и поворачиваю голову Грейс в сторону стола: – Я хотел этого.

Гаррет притянул Ханну к себе на колени и, обнимая одной рукой, целует ее в кончик носа. Пальцами другой руки он перебирает ее темные волосы, а она, склонившись к нему, шепчет что-то ему на ухо, вызывая его усмешку. То, как они смотрят друг на друга… благоговейный трепет, с которым он к ней прикасается… они до омерзения влюблены, и это заметно любому.

Включая Грейс, которая с улыбкой поворачивается ко мне:

– Да. Кто бы этого не захотел?

Когда кухня блестит чистотой, мы снова поднимаемся на второй этаж, но не для того чтобы заняться сексом. Все выходные мы почти не спали благодаря нашему секс-марафону – кстати, я ничуть не жалуюсь, – так что мы решаем немного вздремнуть. Я ставлю будильник, чтобы не проспать, потому что в шесть мне нужно отвести Грейс к ее отцу.

Мы залезаем под одеяла, и я притягиваю к себе ее теплое тело, обнимая сзади. Удовлетворенно вздохнув, я уже начинаю засыпать, когда ее голос вырывает меня из сна.

– Джон? – шепчет она.

У меня щемит сердце. Не знаю почему, но это происходит каждый раз, когда она зовет меня по имени. Конечно, она называет меня «Логаном», а когда смеется надо мной, то «Джонни», но только «Джон» вызывает в моей груди такие эмоции.

– М-м-м?

– Ты хочешь остаться на ужин?

Я замираю, и она замечает мою реакцию, потому что, тихо усмехнувшись, добавляет:

– Можешь сказать «нет». Но… ты уже вроде как познакомился с моей мамой, а мой папа, чтобы ты знал, совсем не страшный. Даже наоборот, он может показаться тебе скучным – он только и говорит что о науке.

Точно. Она как-то упоминала, что ее отец – профессор биологии. Но меня беспокоит не это. Последний раз я знакомился с родителями девушки, когда учился в старшей школе, и тогда это не казалось таким уж важным. Скорее неизбежным, потому что моя девушка и я еще жили со своими родителями.

И да, я уже познакомился с мамой Грейс по скайпу, но это же была не какая-то там официальная встреча. Оказалось весело и ненапряжно, ничего страшного. Но знакомиться с отцом Грейс – лично – вот это уже страшно.

Верный аргумент. Черт, да я уже ступил на территорию «СТРАШНО», когда осознал свои чувства к ней.

– А он не будет против, если я останусь?

– Конечно нет. Мама уже рассказала ему о том, что у меня есть парень, так что, если честно, папа уже достал меня просьбами познакомить тебя с ним, – признается она.

– Ну ладно, тогда я останусь. – Моя рука еще крепче прижимает ее ко мне. – С удовольствием.