Я знаю, что такое голод. В Первую мировую войну я ходил к крестьянам, выпрашивая у них кусок хлеба. Во Вторую мировую войну в течение некоторого времени (будучи в концлагере) мой скудный паек составлял 850 килокалорий в день и весил я 40 килограммов. Но и в межвоенное время мне доводилось знакомиться с голодающими людьми — это было связано с акцией «Нуждающаяся молодежь», проводившейся Венской рабочей палатой. В рамках этой акции я должен был давать психологические консультации молодым безработным. Теперь, спустя 50 лет, я рассказываю о приобретенном тогда опыте в специальной статье, публикуемой в «Обозрении социального врача» (Sozialärztliche Rundschau). Так, я могу засвидетельствовать: депрессия у молодых людей возникала из-за того, что они говорили себе следующее: «Я безработный, следовательно, я бесполезный, следовательно, моя жизнь не имеет смысла». В принципе, все дело было в чувстве утраты смысла, оно и вызывало депрессию! Это подтверждается и тем фактом, что, как только мне удавалось записать этих людей в какую-либо молодежную организацию, или в публичную библиотеку, или в народную школу, где они могли на общественных началах заниматься неоплачиваемым делом, которое нравилось и им самим, в тот же миг депрессия исчезала, хотя у них по-прежнему урчало в животе и эти безработные люди были вынуждены буквально голодать. Но я никогда не забуду, как многие из этих молодых безработных восклицали мне: «То, чего мы хотим, что нам нужно, — это не только деньги, на которые можно жить, но в первую очередь то, ради чего стоит жить, что-то, что придает нашей жизни смысл!»
Итак, существует не только жажда хлеба, но и жажда смысла! Сегодня, живя в государстве всеобщего благосостояния, мы обращаем на это слишком мало внимания. В том числе в связи с безработицей. Я хотел бы сказать, что так называемая «социальная страховочная сетка» имеет слишком широкие ячейки: сквозь них «проваливаются» и духовная нужда безработных, и чувство утраты смысла!
Далее интересно рассмотреть, что данное чувство утраты смысла и проистекающая из него депрессия обнаруживаются далеко не только у безработных, но и у трудоустроенных граждан. Так, директор одного нью-йоркского центра поведенческой терапии сообщает, что многие из находящихся там пациентов жалуются: «У меня хорошая работа, я успешен, но хочу свести счеты с жизнью, так как жизнь кажется мне бессмысленной».
Видите, что происходит? Депрессия зависит не только от того, есть ли у человека работа, но скорее от того, ощущает ли он свою жизнь бессмысленной. Другими словами, бывают не только пустые желудки, но и внутренняя пустота, которая может существовать и при наличии работы, и при ее отсутствии, и даже вопреки работе, а иногда — из-за самой работы. Ведь в данном случае речь идет о том экзистенциальном вакууме, исследованием и описанием которого я занимаюсь уже не одно десятилетие, который уже успел вырасти во всемирно распространенный массовый невроз. Этот факт также научно доказан при помощи тестов и статистических данных, собранных исследователями по всему миру.
Дело даже в том, что индустриальное общество прямо нацелено на удовлетворение всех потребностей человека. Более того, будучи обществом потребления, оно сначала создает некоторые потребности, а затем их же и удовлетворяет. Лишь одна потребность при этом нисколько не реализуется, причем это самая человеческая из всех наших потребностей, которую я называю «воля к смыслу». Она остается во многом угнетенной.
Как же конкретно выражается это крайне актуальное ощущение утраты смысла (пустоты)? В виде скуки и равнодушия; причем скуку можно определить как недостаток интересов, а равнодушие — как недостаток инициатив. Современному человеку во многом не хватает подлинного интереса к миру, несмотря на то что сегодня он владеет инициативой по изменению этого мира. Только задумайтесь о том, что касается интересов: австриец «потребляет» в среднем полкниги в год. Что касается инициативы, достаточно упомянуть хотя бы о так называемом недовольстве политикой, которое, к сожалению, сегодня очень распространено.
Человеку не хватает именно причастности, отдачи себя какому-то делу, достойному такой самоотдачи, приверженности той цели, которую ты можешь себе свободно выбирать. Вот и оказывается, что, согласно опросу Института общественных наук, 29% австрийцев не находят в жизни достаточного смысла. По данным статистики католической организации Caritas, среди молодежи эта цифра достигает целых 42%.
С таким недостатком смысла жизни связан еще один фактор: нехватка примеров для подражания, которые могли бы научить нас самоотдаче тому или иному делу! По этой проблеме также существуют статистические данные: институт IMAS выяснил, к кому австрийцы испытывают наибольшее уважение. Оказалось, что это не великие исследователи, не крупные политики, равно как не гениальные художники и не известные спортсмены, а «люди, которые смогли справиться с тяжелой судьбой» и пользуются максимальным уважением! — Те люди, которые ценой огромных личных жертв стоят за других, помогают другим. За этот вариант высказались 47%.
Как же обстоит ситуация с молодежью, которую все так активно ругают? По данным Института Фесселя, не 47, а 83% молодых людей изъявили желание помогать другим людям! Если такие показатели кому-то не внушают оптимизма, то ему уже ничем не поможешь…
Самое прекрасное заключается в том, что все чувство утраты смысла является одним большим анахронизмом: требуется лишь немного расширить собственный кругозор — и мы заметим, что наши дела идут довольно неплохо, по крайней мере в сравнении с другими странами, где царит либо политическая несвобода, либо нужда, либо, как в третьем мире, и то и другое. В любом случае для всех, кто еще находил в себе силы чем-то увлекаться, всегда находилось занятие — а сколько дел еще ждало впереди. Таким образом, не было и недостатка в смысле.
При этом смысловая ориентация с психологической точки зрения является не только жизненно важной, но и неоценимой для выживания! Если вы, подобно мне, знаете не только мировую научную литературу о военнопленных, но и, как я, имели возможность познакомиться с людьми, которые провели в плену до семи лет, то вы, конечно, знаете, насколько решающую роль при выживании в таких условиях играет ориентация на будущее.
Теперь давайте задумаемся о том, какая опасность психологического плана кроется в том, как понимает и обозначает себя современная молодежь — «поколение без будущего». Это означает поколение без будущего и без смысла. В таком присущем молодежи экзистенциальном вакууме особенно грозным кажется разрастание следующей триады массовых неврозов: депрессия, зависимость и агрессия. Вот что это означает на практике: самоубийство в узком смысле слова, хроническое самоубийство, выражающееся в наркозависимости, и в особенности насилие по отношению к ближнему. Но опыт, насчитывающий не одно десятилетие, подсказывает, что даже таких молодых людей легко «завоевать», они остаются вам благодарны, если вы «требуете» от них чего-то, то есть ставите перед ними конкретную задачу, которая словно подогнана им по мерке, если не сказать — по душе. Вы знаете историю, случившуюся со статуями в парке Фрогнер в Осло? Молодые вандалы повредили их и хотели разломать, точно как обдирали кожаную обивку в трамваях. Их задержала полиция. После чего им было предложено сформировать добровольные бригады, которые по ночам прочесывали бы парк, а днем ездили в трамваях и отыскивали других вандалов, чтобы отговорить их от подобного хулиганства.
Итак, мы подходим к сути моих выкладок: что, если экстраполировать подобную ситуацию и представить, что добровольная самоотдача общему делу позволит нам преодолеть агрессию и насилие применительно не только к отдельным людям или группам людей, но и ко всему человечеству? В этом лично я усматриваю основное значение всех общемировых усилий и стремлений, какие только существуют — взять хотя бы защиту окружающей среды, борьбу за мир, помощь развивающимся странам. Что касается последней проблемы, для нее просматривается идеальное решение, связанное не только с темой моего выступления, но и с предметом нашего общего доклада. Именно в той мере, в какой «первый мир» считает себя обязанным побороть продовольственный голод в «третьем мире», в такой же мере «первый мир» помогает себе самому преодолеть смысловой кризис. Мы даем им хлеб, а они дают нам смысл для этого. Неплохой обмен.