Глава 36
Осколки семьи Шинковых
Дмитрий Евгеньевич умел чувствовать приближающуюся опасность, это было у него с детства. Однажды, когда все ребята курили в подворотне около школы, он не стал брать сигарету, как будто кто-то тихо шепнул ему: «Не кури, не надо». Он сунул руки в карман и просто стоял рядом с дымящими мальчишками. Ребята смолили и кашляли, а он совсем не удивился, когда к ним подошел директор со словами:
– Ну что, голубчики, – голубчики было его любимым словом, – все за родителями шагом марш!
Сказанное не относилось к Диме Шинкову, и в этом «разборе полетов» в качестве обвиняемого он не участвовал. Когда приближались неприятности, вокруг него словно сгущался воздух, становился таким плотным, что можно было его резать ножом, в нем копилось напряжение, и оно ощущалось физически. Вот и сейчас Дмитрий Евгеньевич почувствовал, как заломило затылок, и сжатый воздух не давал вздохнуть. Шинков расслабил галстук и позвонил секретарше.
– Воды, холодной!
– Может быть, кофе?
– Я сказал, воды! – гаркнул он, а про себя подумал: как только начинаешь с дамой спать, она теряет последние мозги, хотя у этой секретарши они отсутствовали изначально.
Ледяная вода обожгла горло, тут же заломило зубы, он закашлялся и вспомнил. Звонок! Точно, этот звонок, казалось обычный, будничный. Звонил знакомый полковник из службы ФСБ. Сам вопрос про здоровье, про жизнь городскую ничего не значил, но из телефонной трубки повеяло холодом, и воздух начал сгущаться.
– В отпуске давно не был, вот и чудится всякое, – успокаивал себя Шинков.
Дмитрий Евгеньевич решил, что на сегодня оставит все дела и пойдет пораньше домой, он устал, такое с ним бывало, и нужно просто отлежаться на родной и привычной кровати.
Жены дома не было, а домработница, наверное, уже ушла. Домашняя тишина показалась ему добрым знаком, не абсолютная тишина подземной пещеры, а уютная домашняя тишина, состоящая из падающих листьев за окном, чириканья воробьев на деревьях под балконом, скрипа далеких шагов. Шинков подумал о том, что нынче в городах, где зашкаливает ритм, тишина стала недоступным благом, и как хорошо, что есть у него возможность к этому благу прикоснуться.
Мэр выстроил этот дом почти десять лет назад и гордился своим детищем. Коттедж требовал постоянного внимания, заботы и, конечно, денег, но качество хорошей жизни своим хозяевам обеспечивал. Жаль, что не было в этом красивом доме главного – детских голосов. Может, поэтому они с Ингой давно стали чужими, держащимися друг за друга по привычке, как детали в шарнирной сцепке, может, поэтому их вагон и не сходит с рельс?
Он вспомнил, как где-то читал, что морские выдры во сне держатся лапками друг за друга, чтобы их не разделило течением; может, держаться в жизни за кого-то человек тоже должен.
– Друг за друга держаться – ничего не бояться, – вдруг пришла в голову пионерская речевка. – Эх, если бы у нас был сын, маленький, смешной, с ямочками, как у Инги, на щеках…
Он бы тогда знал, для кого пашет как проклятый. А так, в один прекрасный день свалится от инфаркта, и будет в его доме жировать какой-нибудь молодой бой-френд жены.
– Дима, что-нибудь случилось? Ты так рано дома? – Она вошла неслышно, и Шинков сразу понял, что жена расстроена.
Нет, неправда, что они чужие! Ведь разве можно вот так, на расстоянии чувствовать чужого человека? Нет, никогда. Он вспомнил, что звал ее когда-то Улей – от Иннуля и ей это имя нравилось.
Инга заглянула в спальню.
– Устал, – Дмитрий Евгеньевич говорил правду, что бывало в отношениях с женой редко. Не то что он привык врать, просто правду не говорил, не нужна ей эта правда, про его дела, про его женщин. Он знал, что Инга была умной женщиной и обо всем догадывалась и знала сама, тем более, зачем говорить лишнее.
– Ты много работаешь последнее время, – участливо сказала она. – Нам поговорить надо. Меня сегодня следователь вызывал, Аванесов его фамилия, я сказала, что больна, да и правда неважно себя чувствую, давление, что ли, разыгралось, поэтому договорились о встрече на завтра. Меня будут о чем-то спрашивать, а должна ли я что-то отвечать или не должна, я не знаю. Ты хоть бы дал мне вводную, что говорить. Ритку твою, мерзавку, убили, наверное, про нее речь пойдет или про то, что она тебя шантажировала. Я ведь толком не знаю, только догадываюсь. Собственно, если тебе это не интересно, я продолжать не буду.
«Ну, вот чутье и не подвело», – подумал он, а вслух произнес:
– Молодец, что мне сказала. Я поговорю с нужными людьми, чтобы тебя и вообще нашу семью оставили в покое.
– А у нас есть семья, Дима? Ты уверен? Мы живем с тобой в параллельных мирах.
– Какая муха тебя укусила?
– Я устала врать, изворачиваться, слушать сплетни про твоих очередных любовниц. Зачем нам деньги? Заботы о благосостоянии? Зачем, Дима? Может, нам надо было ребенка из детского дома взять, тогда бы и жизнь была другой.
– Нет, из детского дома нам никого не надо. Там все дебилы и придурки, оставь эту затею.
– Ну да, тебе виднее, – грустно сказала она и вышла из спальни.
Инга чувствовала себя обессиленной, она не упрекала его ни в чем, ни о чем не сожалела, только не могла себе ответить, зачем столько времени было потрачено на слежку за мужем и его пассиями? Бессмысленный сбор глупой и никому не нужной информации.
Он врет. Он до сих пор ей врет и даже намеком не дал понять, что предпринял, чтобы не ответить на шантаж этой маленькой дряни Ритки. А ведь флешку так никто и не нашел. А она просто устала быть сильной, мудрой женщиной, бизнес-вумен со стальными нервами, «железной леди», старшей женой в его гареме. Устала входить в положение, прощать, выживать, побеждать. Она и своей жизнью не жила, не стала любимой женщиной, любимой женой, матерью, а просуществовала, как предмет сопровождения господина Шинкова, механизм обеспечения его жизнедеятельности. Инга отрешенно посмотрела на их общую фотографию, где они с мужем стояли в обнимку и смеялись так весело, что казались самой счастливой парой. Ей больше нечего здесь делать. Она насыпала полную горсть таблеток, закинула в рот, запила водой и легла на диван. Резкая боль в душе начала слабеть, и Инга успела подумать, что Дима проводит ее в последний путь достойно, не пожалеет денег.
Шинков не мог уснуть, вертелся с боку на бок, и наконец решил, что лежать не будет, а позвонит начальнику УВД по завтрашнему Ингиному допросу. Сам факт, что его жену будут допрашивать, для него не просто неприятен, но и опасен. Мало ли что она может наговорить? Хотя грешить на Ингу он не мог, за всю совместную жизнь она его ни разу не подставляла.
Телефон Чупрова был недоступен, и это тоже встревожило.
– Пьет где-то, что ли? – чертыхнулся Шинков. – Завтра утром вызову к себе и устрою разнос по полной программе. Мало ли какие потаскушки умирают, зачем мою семью с грязью смешивать?
Он понял, что сейчас не заснет, взял пульт от телевизора и включил спортивный канал, который действовал на него расслабляюще.
– Инга, – крикнул он, – принеси воды!
Его продолжала мучать жажда, но ответа не последовало, и Дмитрий Евгеньевич, сунув босые ноги в мягкие тапочки, сам спустился вниз.
Инга неподвижно лежала на диване, нелепо подогнув под себя руки, и была похожа на красивую случайно брошенную куклу.
– Инга! – позвал он. – Инга, ты меня слышишь?
Она не отвечала. В комнате стоял одуряющий аромат лилий, Шинков даже потряс головой.
– Инга! – Он наклонился к жене и увидел, что пол рядом с ней залит рвотой, а вокруг разбросаны таблетки.
– Инга! Не молчи! Инга! – Шинков набрал телефон «Скорой» и, шатаясь, вышел во двор. Тишина, которой он восхищался еще несколько часов назад, сильно давила на виски.
– Нет, она не могла так поступить, сейчас приедет врач, и все будет хорошо, – повторял он растерянно.
Шинков непривычно нервничал и с надеждой смотрел в глаза молодому доктору.
– Она мертва, отравление. Держитесь, Дмитрий Евгеньевич, – сочувственно сказал доктор.
– Как мертва? – не поверил Шинков. – Да сделайте что-нибудь. Вы же доктор! Что вы стоите как истукан?
– Давайте я вам укол сделаю? – предложил врач. – Успокоительный.
– Какой, к черту, укол?! Жену спасайте! Делайте что-нибудь! – кричал он на врача.
– Она мертва. Ваша жена умерла, и сделать, к сожалению, уже ничего нельзя, – монотонно повторял врач и все время куда-то звонил.
Санитары приехали очень быстро, надели на тело Инги мешок и вынесли носилки из квартиры.
– Я в полицию сообщил, отравление все-таки, – проговорил врач, прежде чем уйти.
– Какая полиция? – недоумевал Шинков. – Вы что тут, все с ума посходили!
Тут он увидел рядом с собой начальника медсанчасти и наконец понял, что это не телевизионный сценарий, а события, которые происходят у него дома, с его женой. Инга умерла, ее больше нет.
– С вами побыть, Дмитрий Евгеньевич? – спросил начальник медсанчасти. – В мэрию я уже позвонил.
– Не надо меня успокаивать! – резко ответил Шинков. – Я справлюсь сам.
Машина «Скорой» уехала, ушел, потоптавшись в коридоре, и начальник местных медиков. Дмитрий Евгеньевич обошел пустой дом, где еще некоторое время назад все дышало спокойствием и благополучием.
– Что ты наделала, Инга? Что ты наделала?! Зачем? – закричал он. – Чего тебе не хватало? Что теперь будет со мной?
Он кричал так громко, что в доме задрожали и зазвенели стекла. Шинков судорожно перебирал вещи, которые попадались на глаза. Вот этого белого слоника она купила в Индонезии, он возмущался тогда.
– Ну, зачем везти такую тяжесть? В багаж слона сдавать нельзя, он расколется.
– Я потащу слоника сама, – отвечала Инга. – Он хорошо впишется в нашу гостиную. – Она была упрямая, даже упертая, когда ей чего-то очень хотелось.
Слон молча смотрел на Шинкова грустными стеклянными глазами, словно спрашивая: «Ну что, дождался? Довел?»
Дмитрий Евгеньевич ударил дорогого слона об пол и долго смотрел на маленькие белые, глянцевые и хрупкие осколки, на которых лучами расходились трещины. Крупные осколки разлетелись по комнате, а мелкие сложились в узор, как маленькие дорожки, указывая путь в никуда, словно это были обломки его семьи, жизни, сердца, души, и склеить ничего было нельзя. Сознание его начало проясняться, он вспомнил недавние предчувствия кошмаров и заплакал, по-мужски горько, тихо и мучительно.
Утром мэр Шинков был на работе и, как положено, в трауре, темном костюме и черной рубашке. Он попросил секретаршу найти и пригласить начальника следственного комитета Константина Чупрова. Все соболезнования по поводу кончины своей супруги Дмитрий Евгеньевич принимал с достоинством и говорил спасибо, однако при разговоре с Чупровым эмоций не сдерживал.
– Ваш любимый следователь Аванесов посмел вызвать мою жену на допрос! Я просил оградить мою семью от подобных действий!
Чупров только кивал, его лицо покрыли багровые пятна.
– Не слышу ответа?! – гремел мэр.
– Я разберусь, Дмитрий Евгеньевич, – бормотал Чупров.
– Поздно! Поздно вам разбираться! Моя жена не выдержала давления вашего следователя и покончила с собой! Покончила! Понимаете? Умерла! Он довел Ингу до такого состояния. Она рассказывала, как переживает по этому поводу, мне рассказывала за несколько минут до смерти. Кто мне ее вернет? Ваш следователь?
– Разберусь!
– Надеюсь, ты сделал правильный вывод. Вон!
Чупров вылетел из кабинета градоначальника, вытирая крупные капли пота со лба.
