Часть вторая. Бремя Богов
Город тринадцати Богов
– Великая, измена! – вбежала Светлана в тронные палаты. – Один предал нас! Он призвал в свою дружину скифов и вместе с ними уходит к Дону!
Макошь, восседающая в кресле на возвышении, недовольно поморщилась, хлопнула в ладоши. Вострухи исчезли, стражник прервал доклад. Смертные с тревогой повернули лица к помощнице великой богини. Двое стражников, лесорубы, рыбаки, две служанки из дворни, огородница, кухарка.
Правительница Вологды сделала над собой усилие, звонко рассмеялась:
– Ох уж эти дети! Сами не думают, что кричат! Послушай себя, светлая богиня: Один нас предал и уходит на запад, призвав себе под власть воинов из стана наших врагов! Какая во всем этом может случиться опасность для наших земель, ловов и порубежий? Скорее, это беда для Табити, лишившейся войска, и для тех несчастных, что окажутся на пути нашего воинства.
Светлана запнулась, смертные облегченно перевели дух. Богиня богатства взмахнула ладонями, отпуская слуг, и, лишь когда за ними закрылись двери, рывком поднялась:
– О чем ты думала, светлая богиня?! Врываешься без спроса, при смертных кричишь про ужасные беды! Ты хочешь, чтобы по городу поползли слухи о неведомых опасностях? Чтобы людишек охватила паника? Им ведь недоступна истина! Для них правдой становится то, что произнесено нами! Каждое услышанное от нас слово расходится средь них по землям, обрастая домыслами! Ты хочешь, чтобы это оказались слова ужаса?
– Прости, великая… – сглотнув, склонила голову девушка. – Я слишком встревожилась и поторопилась.
– Впредь не затевай никаких посторонних бесед, пока мы не останемся наедине! – потребовала правительница. – При смертных допустимо обсуждать лишь исполнение моих поручений.
– Слушаюсь, великая! – склонила голову Светлана.
– Хорошо… Теперь поведай мне, что именно сотворил наш бог войны?
– Мне вознес молитву храбрый Весар, принявший участие в походе к храму Девы, великая, – теперь размеренно и спокойно стала рассказывать девушка. – Он сообщил, что после битвы со скифами на переходе к Дону храбрый Один произнес горячую речь, призывая славян и скифов отринуть правление женщин и построить новый мир, власть в котором будет принадлежать воинам. Для этого предложил всем забыть различия, отринуть свои рода и племена, принять его волю и отправиться в ратный поход за славой и веселием. На тот зов его чуть не половина степняков откликнулась и большая часть сварожичей. С ними Один ушел дальше к Дону, а Весар и прочие славяне, отчине верность сохранившие, назад повернули.
Всемогущая Макошь опустилась обратно на трон, стиснула пальцами подлокотники. Поджала губы. После долгого молчания вздохнула:
– Значит, храбрый Один тоже решил отдохнуть…
– О чем ты, великая? – не поняла девушка.
– Скажи, светлая богиня, – опустила на нее взгляд правительница. – Когда взрослый сын уходит из дома, дабы заняться делом своим, с друзьями повеселиться али за девкой красной приударить, разве это называется предательством?
Она помолчала, дожидаясь ответа, ничего не услышала и продолжила:
– Храбрый Один славно послужил корню сварожичей. Он разгромил лесовиков, вынудив их отказаться от набегов на наши грады, заставы и святилища, он разгромил скифов, взяв с них клятву не нападать на наши пределы. Он сделал достаточно и теперь решил пожить сам, в свое удовольствие. Он бог, Светлана, он имеет на это право. Я уверена, истинный сварожич Один никогда не причинит вреда славянским землям. Он всегда откликнется на наш призыв, если городам и весям нашим вновь станет грозить опасность. Конечно, лучше бы он оставался при нас или продолжил поход на скифов. Но тут уж ничего не поделаешь, он нам не сторож и не слуга. Он бог, равный среди равных. Такова его воля.
– Ты считаешь, великая, он поступил правильно? – неуверенно спросила Света.
– Разумеется, он поступил плохо! – еще сильнее стиснула пальцами подлокотник трона властительница Вологды. – Но это не предательство. Вот если бы он переметнулся к Табити или лесовикам, если бы напал на отчие края, вот это означало бы измену! А наш Один… Бог войны просто забаловал.
* * *
В эти самые мгновения и то же самое известие обсуждали две другие дамы, стоящие возле жарко полыхающего священного огня в огромном белокаменном храме почти в двух месяцах пути на юг от Вологды. Одна из собеседниц имела облик зрелой, но еще далекой от старости женщины, вполне приятной наружности. От простых смертных она отличалась лишь доброй сотней змей, которые заменяли ей ноги – постоянно шевелясь, то поднимая головы, то снова опуская их к полу, изредка шипя и выпуская жало. Именно поэтому богиня Табити не умела замирать на месте и постоянно покачивалась, приподнималась и опускалась, смещалась то вперед, то назад.
Второй была юная дева шестнадцати лет, хрупкого телосложения, с лицом, покрытым множеством чешуек – хорошо хоть, не сплошняком, а отдельными пятнами. Девушка стояла на ногах – на полусогнутых и неестественно повернутых ступнями внутрь.
– Мы лишились армии, матушка, – глядя в пламя, тихо сообщила дева. – Славянский бог соблазнил наших воинов и увел за собой. Те же, кто устоял перед его посулами, отвернули к родным кочевьям и более не желают вступать в ссоры со славянами. Десять твоих прямых потомков пали в битве, а сверх того почти полусотня смертных, да множество оказалось ранено. Прости, матушка, нас разгромили.
– Милое, милое дитя, – улыбнулась богиня Табити. – Мне кажется, ты сейчас заплачешь. Не расскажешь, почему?
– Но ведь мы побеждены! – повернулась к ней девушка.
– Ах, моя юная Ящера, как же ты наивна, – покачала головой праматерь скифов. – Доченька, ты никогда не задумывалась, почему этим миром правят женщины, а не мужчины? Я правлю степью, Макошь – лесами, Геката – землями за морем, Кали – джунглями за южными горами, Исида – в Египте… Почему мы, а не мужчины?
– Почему, матушка?
– А все потому, Ящера, что мужчины придают слишком большое значение победам, но при том редко вспоминают о своих целях. Ты помнишь, какова наша цель, дочь?
– Степь слишком скудна для пропитания народа скифов, – после небольшой заминки произнесла урок девушка. – Нам надобно научиться жить в лесах и проникнуть в пределы славян, дабы дети твои и впредь могли плодиться и размножаться, даруя тебе положенные требы и вознося молитвы.
– Что нам мешало?
– Сварожичи нашли себе бога войны. Он разгромил лесовиков и наши северные кочевья. Теперь мы не нужны богине Макоши как союзники против народа леса, и у нас нет сил, чтобы одолеть славян.
– Сегодняшняя битва закончилась тем, девочка моя, что великого Одина средь славян больше нет, – напомнила змееногая богиня. – Пусть он считает себя победителем, пусть продолжает свои походы, но он больше не защищает нашу премудрую соседушку, богиню Макошь. Мы хотели уничтожить славянского бога войны, и мы от него избавились. Так в чем же наше поражение, Ящера?
– Он плывет сюда, он может напасть на наш храм!
– Нет, доченька, для этого он слишком умен, – покачала головой Табити. – Во всяком случае, раньше подобных ошибок великий Один не совершал.
– Что же ему помешает, мама? У него сотни воинов, а у нас не наберется и полусотни стражи!
– Ты забываешь, где он взял половину своих сторонников! – повысила голос богиня. – Это скифы, мои правнуки. Напасть на мой храм означает поставить их перед выбором: верность Одину или верность мне, своей праматери! Отнюдь не все при сем выберут Одина, а сверх того по миру пойдут слухи о его бесчестии. Разве достойно понуждать детей поднимать руку на своих родителей? Зачем богу войны все эти трудности и разлады в едва сложившейся дружине, если достаточно проплыть мимо и опробовать крепость своих палиц на ком-нибудь другом?
– Город тринадцати богов! – округлились глаза девушки.
– Вот видишь, Ящера, ты сама начинаешь все понимать, – похвалила дочку богиня. – Это очень большой, очень богатый и совершенно никчемный город. Он возник в проливе между нашим и дальним морем, и с проходящих кораблей там постоянно оседало всякое отребье. Гулящие девки услаждали проплывающих моряков, ворье их обкрадывало, торговцы кормили и выменивали, что получится, там оседали все беглецы, изгнанники и мошенники, которым не нашлось места под отчим кровом, на родной стороне. Туда бежали вавилонские рабы, мальтийские чародеи, египетские предатели, этрусские отравители. И каждое племя пыталось притащить туда своих богов. Миносского быка, эллинскую Палладу, египетского Осириса, славянского Сварога, кельтское болото, двуречную Гекату, мой священный огонь. Тамошние горожане тешат себя мыслью, что находятся под покровительством сразу всех богов. Но хотела бы я знать, откликнется ли на их призывы хоть один из бессмертных? Я точно не отзовусь. В их храме мой огонь гас уже три раза. И я не желаю быть всего лишь одной из многих.
– Почему же этот город до сих пор никто не разорил? – удивилась девушка.
– Он слишком велик для простых разбойников, – пожала плечами змееногая Табити, – а боги не тревожат его, дабы не ссориться между собой. Если я захочу забрать этот рассадник мерзости себе, мне придется убрать прочие святилища. Геката, Исида, Минотавр и все остальные подобного не простят. Так зачем? Война с ними со всеми не принесет нам радости.
– А как же великий Один? Они простят разорение святилищ богу войны? Ты простишь, если он погасит твой священный огонь?
– Я скажу тебе больше, Ящера. Если Одину понадобится мое покровительство, я окажу ему оное в любой миг! До тех пор пока в его дружине много моих детей, он не тронет наших пределов. Что до всех остальных… – Богиня злорадно ухмыльнулась. – Чем крепче он пощиплет наших соседей, тем сговорчивее они станут при будущих встречах. Пусть развлекается!
– Славян он тоже не тронет.
– Да, доча, – согласилась богиня.
– Нам надобно справляться с ними самим.
– К чему твои слова, Ящера?
– Я уже говорила, мама. Мне кажется, Орей отказал мне в браке не потому, что испугался моей внешности, а от того, что рассорился с матушкой. Если его обида столь велика, что он отважился на открытый бунт… Сын богини Макошь может стать нам хорошим союзником. Он знает обычаи своей земли, ее пути, планы богов.
– Ох, доченька, уже в третий раз ты заводишь речь о сем юноше, – многозначительно улыбнулась змееногая женщина. – Уж не запал ли он в сердце девичье с первой встречи и первого взгляда?
– Я помню о нашей цели, матушка, – сурово ответила девушка, сделав улыбку матери еще шире.
– Ты права, милая, – согласно кивнула богиня. – И я отнюдь не забыла твоего предположения. Если сын Макоши действительно в обиде на мать, он и вправду может оказаться полезен нам. Но, увы, не все в этом мире происходит так быстро, как нам того хочется. Прошлым летом я заслала в Вологду соглядатая, дабы он проведал, где ныне хранится Орей и сколь сложны подступы к нему. Сей весной лазутчик должен вернуться. Надобно проявить терпение, Ящера. Судьбу твоего несостоявшегося жениха решим, когда станут ведомы все подробности. Потерпи.
* * *
И в те же самые мгновения семь пузатых крутобоких ладей под парусами с огромным красным крестом уже спустились по неведомой извилистой речушке до самого Дона и мчались вниз по течению под попутным на удивление ветром.
– Куда теперь, Вик? – спросила у бога войны богиня смерти. – Кого первого ты решил осчастливить своим визитом?
– Валька, не задавай глупых вопросов, – широко ухмыльнулся молодой человек. – Разве ты забыла про старинный русский обычай? Каждый русский князь обязан взять Царьград и обложить его данью. А я что, рыжий, что ли?
– А потом?
– Потом нужно разорить Трою, Афины и египетские земли, – изложил свои планы великий Один. – Ох, и повеселимся! Еще хорошо бы Рим спалить. Но его, насколько я помню, еще даже не основали.
– Ты дорогу во все эти города знаешь?
– Фигня, Валька, – небрежно отмахнулся бог войны. – Выберемся в море, отловим проводника. Никуда они от нас не денутся!
– Ты кое-что забыл. Нам нужно создать царство мертвых.
– Давай не сразу, великая? – поморщился молодой человек. – Давай хоть немного развлечемся, а уж потом возьмемся за дела. Хотя бы до осени потерпи, лады?
– Пока нет мертвых, можно не спешить, – пожала плечами девушка. – Просто не забывай о своем долге перед поверившими нам смертными.
А корабли катились и катились вперед, рассекая носами темную воду. К вечеру миновали устье Дона, вырвавшись на простор Азовского моря, за ночь прорезали его от края и до края, на рассвете миновали Керченский пролив и повернули на запад, решительно перекатываясь с волны на волну, отважно направляясь к вожделенному Царьграду прямо через море. Вовсе не потому, что были умнее и храбрее всех прочих – а чисто по безграмотности. О правилах современного каботажного плавания никто на борту банально не подозревал.
Судьба оказалась благосклонна к путникам – они не попали ни в шторм, ни в штиль, ни под дождь и спустя трое суток благополучно причалили к песчаному пляжу, за которым тянулась длинная бахрома камышовых зарослей, лишь далеко у горизонта ограниченная темными лесными кронами.
– Интересно, где мы? – озвучила общий вопрос девушка. И предназначался он, понятно, воеводе.
– Море пересекли, – утвердительно кивнул Викентий. – Царьград должен быть где-то недалеко.
– Справа или слева? В пяти километрах или в пятидесяти?
– Валька, не приставай! – огрызнулся бог войны. – Одно из двух… Дай подумать!
Истомившиеся после долгого пребывания в ладьях, отвыкшие пользоваться ногами воины разбрелись по берегу, разминаясь, потягиваясь. Многие разлеглись во весь рост на мягком, согретом солнцем песке. Несколько скифов принялись резать камыши. Не дрова, конечно, – но огонь развести можно. По горячей пище все тоже успели соскучиться. Так что с ответом великого Одина никто не торопил. Однако… Однако ответ все равно требовался: плыть направо или налево? На север или юг? С какой стороны пролив?
Спустя час бог войны присел на песок рядом с девушкой, млеющей на пляже, раскинув руки.
– Нигде никаких примет, – сказал он. – Может, люди тут где-то и живут, но здесь следов не видно.
– Ты это о чем, Вик? – приоткрыла глаз девушка.
– Черт! Это может быть Болгария, а может, и Турция! Хрен его разберет.
– Не может, – покачала головой богиня смерти. – Девятый век до нашей эры. Их еще не изобрели.
– Валька, хорош придуриваться! – повысил голос молодой человек. – Ты отлично понимаешь, о чем я говорю! Давай, напряги мозг и посоветуй: как можно определить, мы находимся к югу от пролива или к северу? Чесать наугад двести-триста километров жуть как неохота. Особенно если потом придется возвращаться.
– Вы только послушайте! – ухмыльнулась Валя. – Великий всемогущий Один, повелитель непобедимой армии в триста топоров и флота в семь ладей, оказывается, ведет свою дружину по технологии «от балды»!
Викентий ругнулся и встал.
– Ладно, не злись, – остановила его девушка. – Я знаю, что делать.
– Колись! – потребовал молодой человек.
– Дело в том, Вик, что когда я перехожу в состояние богини смерти, то возношусь над миром, становлюсь эфемерной, могу промчаться любое расстояние в краткий миг. Наверное, это наш дар, дар темных богинь. Мара, вон, в любом месте земли со своей чашей появляется, если кто-то из сварожичей умирает.
– Отлично! Ты можешь слетать и посмотреть!
– Не все так просто, храбрый Один, – приподнялась на локтях Валентина. – Мы неспособны превращаться просто так, по своему желанию. Чтобы чувство включилось, необходимо предчувствие смерти, запах крови.
– Ритуальный поединок! – щелкнул пальцами молодой человек.
– Поединок в мою честь! – уточнила девушка. – Кто-то должен защищать мою честь, кто-то этого добровольца должен попробовать убить. Попробовать по-настоящему, иначе дар не пробудится.
– Черт! – тихо ругнулся Викентий.
– Только сам не вздумай ввязываться! – предупредила его девушка. – Ты сразу убьешь любого противника, а нам требуется растянуть удовольствие как можно дольше. Нужны равные по силе бойцы.
– Хорошо, Валька, – кивнул бог войны. – Пойдем!
Он подвел Валю ближе к основной массе дружинников, громко провозгласил:
– Слушайте меня все, славные воины! Чтобы найти Царьград, богиня смерти должна указать нам путь! Чтобы богиня смерти указала путь, нужно дать ей силу! А чтобы Вальк… – Вик запнулся, и тут же поправился: – Чтобы Валькирия обрела силу, ей нужно почуять запах человеческой крови. Поэтому я спрашиваю вас, воины: кто готов вступить в ритуальный поединок ради обретения верного пути? Кто готов вступиться за честь богини и даровать ей силу в смертельной схватке?!
Пляж притих от неожиданного вопроса.
– Ну же! – рявкнул великий Один. – Вы что, собираетесь жить вечно?!
– Я сражусь за ее честь! – растолкал товарищей скиф с тремя косичками в бородке. – Только дайте мне трех противников, а то могу и победить!
– А почему ты решил, что имеешь право меня защищать, Капуин? – ласково поинтересовалась девушка.
– Я вызвался! – ударил себя кулаком в грудь могучий воин.
– Нет, Капуин, это не игра, – покачала головой Валя. – В ритуальном поединке все должно быть по-настоящему, иначе мой дар не пробудится. Прежде чем сражаться за мою честь, сперва ты должен получить на это право…
Богиня взяла скифа за пояс и потянула за собой в густые заросли камышей.
Мужчины восторженно засвистели, завыли, заулюлюкали вслед. И возможно, многие из них уже жалели, что не вызвались сражаться первыми.
Разумеется, все это было враньем и чушью, придуманной на ходу галиматьей. Но ведь, кроме Валентины, этого никто не знал! В распоряжении девушки внезапно оказались три сотни отборных, породистых самцов. Так почему бы и не развлечься от души, коли есть такая редкостная возможность?
Углубившись в заросли на три десятка шагов, Валя отпустила жертву, уронила с плеч епанчу, стянула через голову платье.
– Помнится, ты обещал очистить мой ум, храбрый Капуин, – припомнила девушка. – Похоже, судьба дарует тебе шанс исполнить свое желание. – Она развела руки широко в стороны: – Я в полном твоем распоряжении.
Степняк торжествующе зарычал, кинулся на нее, опрокинул, вломился в лоно – так быстро, словно не раздевался. В спину Валентины впивались ломкие колючие стебли, сверху обрушилась тяжесть, внутри возникла боль. И, прежде чем она успела осознать, что именно происходит, Капуин поднялся, подтягивая штаны.
– А ты хороша, великая! – признал он. – Красивая и тугая!
«Надеюсь, тебя убьют, – мысленно оценила изысканность скифской любви богиня смерти. – Если вы все в степи такие, то лучше бы мне остаться подстилкой при Вике».
А воин вышел из зарослей к сотоварищам, торжествующе вскинул руки. Мужчины восторженно заорали, словно Капуин только что ворвался на стену неприступной крепости.
– Теперь не страшно и умереть! – взревел могучий скиф. – Ну, кто из вас выйдет и убьет меня, защитника чести Валькирии?!
«Они еще и имя мое переврали», – вздохнула Валя, выбираясь на свет.
Между тем дружинники освободили округлую площадку. Капуин скинул куртку, оставшись обнаженным по пояс, взял в одну руку топорик, в другую палицу. Грозно зарычал.
Скинув плащи и куртки, к нему на открытое пространство вышли трое степняков. Один со щитом и копьем, другой с двумя палицами, третий с топориком и ножом. Они тоже взвыли, кинулись в атаку. Капуин отбил вверх выпад копья, поднырнул под палицу, торчком ударил противника палицей в живот, отпрянул от топорика, однако нож оказался для него слишком быстр.
С началом схватки богиню смерти охватило уже знакомое блаженное наваждение. И когда от длинного, размашистого пореза пахнуло кровью – она растворилась, взмыла. Валю нестерпимо тянуло к смертникам – но она смогла взять себя в руки, усилием воли вспорхнула на невероятную высоту, осматривая с высоты птичьего полета ставшее вдруг совсем маленьким море, заметила зеркальное пятно, соединяющее его с соседним, и тут же рухнула назад:
– Остановите поединок! – Она ворвалась на площадку, вскинула руки. – Все, достаточно! Проливы справа от нас. На веслах два дня пути, не более.
Скифы, тяжело дыша, опустили топоры и копья.
– Умница, Валька, – кивнул Викентий, опять запнулся и громко провозгласил: – Слава Валькирии!
Дружина подхватила его призыв, и девушка ощутила прилив тепла, переходящий в кипение крови, что потекла в жилах с ускоренной силой. Значит, молитва оказалась искренней.
Богиня смерти подошла к великому Одину, обняла, как бы с благодарностью, шепнула на ушко:
– Почему «Валькирия», гаденыш? Меня зовут Валентиной.
– «Валькирия», это полное имя от «Вальки», – так же тихо ответил Викентий. – Звучит круче, произносится легче. К тому же бога Одина в его битвах всегда сопровождали валькирии, собирательницы мертвых душ. Мне хочется, малышка, чтобы именно ты осталась со мной в вечности. Ты мне нравишься.
– Ладно, прогиб засчитан, – после краткого колебания отступила девушка. – Пусть будет Валькирия.
Если новое имя действительно успело вписаться в хроники как имя богини мертвых – выпендриваться не стоило. Упрешься рогом – и потом вдруг окажется, что главной стала другая богиня, настоящая. А ты просто мимо проходила. Зачем рисковать по мелочам?
– Созданное тобой царство мертвых должно называться Валгалла, – продолжил излагать планы молодой человек. – И мы будем восседать там на тронах, в окружении преданных друзей, живых и мертвых! И из этого царствия мы станем отправляться в победные походы за славой и величием!
– Ты сперва Царьград возьми, философ! – осадила полет его фантазии девушка. – А то уж больно имена у вас в Валгалле арифметические. Один, два, три… Может, ты пока еще просто нулевой?
– Привал, други мои! – громко провозгласил Вик, глядя в ее глаза. – Пару дней отдохнем после похода, а потом со свежими силами займемся здешней твердыней. До нее всего два перехода осталось. Так сказала Валькирия!
* * *
Благодаря ритуальному поединку и дару богини смерти дружина Одина смогла достаточно точно рассчитать путь до Царьграда – и обрушилась на крепость на рассвете, когда местные жители менее всего ожидали опасности. Появившись из неясных сумерек, молчаливые корабли быстро приблизились к берегу с внешней стороны мыса, ограждающего портовую бухту, воины дружно высыпали на сушу и ринулись вперед, к каменным стенам.
Стража затрубила в рог, только когда нападающие уже одолели половину пути, ворота захлопнулись перед самым носом пришельцев – но вот многие стоявшие у причалов торговые корабли атаку проспали. Часть из них успела отвалить и уйти на глубину, а некоторые и вовсе скрыться из бухты, но на шести пузатых «торговцах» команда проснулась, лишь когда по палубе застучали сапоги скифов и славян.
Захватчики обрубили канаты и отвели добычу прочь от стен еще до того, как сонные и ничего не понимающие городские лучники заняли свои места за каменными зубцами и попытались метать стрелы, защищая прибрежную линию. Однако дружинники Одина уже успели получить все, что хотели, и отступили на безопасное расстояние.
Все случилось настолько быстро, что Валентина на сей раз не испытала божественной блаженной эйфории. За время первого набега никто и нигде не пролил ни единой капли крови.
Наступило затишье. В крепости лихорадочно собирали и вооружали мужчин, выводили их на стены, раздавали копья и булыжники. Воинственные гости покамест просто приглядывались к добыче.
Царьград был огромен!
Разумеется, до тех времен непомерного величия, когда население христианской столицы исчислялось сотнями тысяч жителей, когда бухта Золотой Рог являлась внутренним озером и перегораживалась цепями, а стены стояли за рвами в три ряда и длина их измерялась километрами, – было еще невероятно далеко. Однако и сейчас сия великая твердыня вытянулась вдоль берега примерно на триста метров, а в ширину раздалась почти на столько же. Это означало, что населяло ее никак не меньше пяти тысяч горожан. Но, скорее всего, учитывая нынешний обычай вселяться в каждую хибару целыми родами, – жителей могло оказаться и десять тысяч, а то и все пятнадцать.
Город окружала каменная, из крупных гранитных блоков, стена, высотой с трехэтажный дом, с башнями на углах и возле ворот. Причем ворот оказалось целых три! Двое смотрели в разные стороны вдоль берега, третьи – в сторону суши. Створки всех трех слегка вдавались в стену, и над ними имелись широкие воронки, напоминающие водостоки. При желании на нападающих, пытающихся взломать створки, можно было лить из них кипяток или расплавленную смолу. А если опасность реальна – то скатывать валуны. Двух-трехпудовый валун, рухнувший на голову с семиметровой высоты, бывает куда убедительнее для прикрытого щитом человека, нежели ушат горячей воды.
Возле богатого и многолюдного города вытянулись в бухту три десятка причалов. Примерно треть – перед стенами. Чтобы добраться до них, чужаку пришлось бы пробираться по узкой полоске между водой и городом, под прицелом стражников, готовых в любой миг метнуть копье или натянуть лук. Остальные причалы находились далеко в стороне.
По иронии судьбы в руки нападающих попали именно корабли от стен. Мореходы, видимо, слишком понадеялись на охрану. На дальних лодках люди дремали куда более чутко и успели унести ноги. Теперь к этим причалам подошли ладьи, обогнувшие мыс, и захваченные суденышки.
Дружинники приволокли связанных пленников, примерно три десятка смертных, кинули к ногам Викентия.
– Как прикажешь казнить их, великий Один? – спросил Капуин, небрежно положивший гранитное навершие палицы на голову лысого толстяка.
– Пощади меня, всемогущий воин! – дернувшись, взвыл лысый. – Я заплачу за себя богатый выкуп!
Остальные тоже загомонили на разные голоса.
– Какой может быть выкуп в мире, в котором еще не придуманы деньги? – недоуменно хмыкнула Валя.
– Какой предлагаешь выкуп, несчастный? – переадресовал вопрос Викентий.
– Пятьдесят баранов! – встрепенулся тот.
– Пятьдесят баранов, – эхом отозвался бог войны.
– Ты ценишь себя всего в пятьдесят баранов, смертный? – удивилась девушка, выходя вперед. – Удовольствие вырвать твою душу стоит куда больше!
Богиня смерти вытянула руку, сжала кулак. Лысый торгаш захрипел, заплакал:
– Я ценю свою жизнь в тысячу баранов, всемогущая! – выдавил он. – Но у меня есть только пятьдесят.
– Полагаю он врет, Валькирия, – постучал палицей по макушке толстяка Капуин. – Мы взяли его на лодке с пустыми трюмами. Вестимо, он успел расторговаться и должен иметь изрядный доход.
– Я не торговец! – заскулил лысый. – Я нищий корабельщик, побираюсь тем, кто чего желает переве…
– Заткнись! – потребовал великий Один и обратился к рыжебородому сварожичу: – Чурила, что вообще взяли на кораблях?
– Ничего, великий! – покачал головой воин.
– Совсем? – не поверил Викентий.
– Один был пустой, – загнул палец Чурила, – еще два с дровами. Добротными, березовыми. Один с выделанными воловьими кожами, один с камнями, один с зерном египетским и тканями льняными тонкими.
Получалось, что сварожич прав. От зерна дружинникам проку никакого – не грызть же его прямо из кулей? Молоть, квасить, выпекать – ратным людям в походе не до того. Тончайшими тканями воинам тоже украшаться не с руки. В многотысячном городе дрова, понятно, уйдут нарасхват. На кой ляд они воинам? Воловьи шкуры у скифов ценятся не дороже пыли. Нужда возникнет – степняки сколько угодно заготовят.
В общем – полные трюмы, а добычи никакой.
– За борт все вывалить, дабы не мешалось, – предложил молодой, еще безбородый Бастаран, – а ладьи оставить. Авось пригодятся добро какое нагрузить?
– Позвольте мне вмешаться, храбрые воины! – внезапно поднялся с колен один из пленников; поджарый, как щука, смуглый и большеносый, одетый в свободную одежду из материала, похожего на очень тонкую, мягкую кошму. – Камни, каковые вы намерены утопить в море, есть каррарский мрамор, цена которому выше, нежели головам всех взятых вами пленников. Оставьте его на корабле у причала, и я ручаюсь за выкуп, равный пятистам баранам… За эти булыжники…
– На колени, крыса! – положил ему на плечо копье с бронзовым наконечником один из скифов.
– Подожди, Рысач, – остановил воина Викентий. – Давай узнаем, что за чужеземцы готовы рискнуть головой ради груды камней? Кто ты таков, храбрец?
– Санадал из рода Рахасов, мальтийский купец, к твоим услугам, всемогущий, – приложил руку к груди тощий торговец. – Я дал клятву доставить сей весной мрамор для строительства святилища галатов. Лучше я останусь без прибыли, нежели нарушу свою клятву. Дозволь передать груз галатам, всемогущий, и я поднесу тебе как дар всю полученную за него плату!
– И что ты собирался сделать с пятью сотнями баранов, Санадал из рода Рахасов? – улыбнулся бог войны. – Набить в опустевшие трюмы, дабы они передохли еще до рассвета?
Дружинники рассмеялись шутке повелителя, но мальтиец остался спокоен.
– Мы условились на плату в скифский пятикотловый набор и одну меру индийских самоцветов, – невозмутимо ответил мальтиец. – Я полагал, в баранах эта цена окажется понятнее.
– Он врет! – подал голос стоящий возле бога войны Капуин. – Пятикотловый набор – это пять медных котлов, вложенных один в другой. Самый крупный, на ножках, вмещает полторы бочки содержимого, а в самый маленький едва влезет человеческая голова. За таковой просят не менее полутора тысяч баранов, а никак не пять сотен!
Про медь и бронзу скифы знали все. Ведь это их шахты добывали в Аркаиме медную руду, и именно их мастерские плавили медь для здешнего мира.
– Я обещал тебе не баранов, а полученную от галатов плату, всемогущий, – степенно возразил Санадал. – В чем тут можно обмануть? А цены… В разных землях цены бывают разными.
– Мера самоцветов – это сколько? – указав пальцем на лысого купца, поинтересовался великий Один.
Капуин слегка пристукнул палицей, и тот торопливо ответил:
– Шапка, всемогущий.
– А в баранах?
– Пятьсот! – выдохнул корабельщик.
– Вот и хорошо! – облегченно выдохнул Викентий. – Назначаю тебя старшим. За вас всех, кроме мальтийца, назначаю выкуп в шапку самоцветов. Кто и сколько будет вносить, решайте сами. Капуин!
– Да, великий!
– Отведи их на корабль и загони в трюм. Принесут выкуп – отпустишь. Нет – можешь утопить вместе с лоханкой.
– Слушаюсь, великий Один! – обрадовался степняк. – Ну-ка, встали, встали! Встали, пошли!
– Мало запросил, Вик, – поморщилась богиня смерти.
– Фигня, Валькирия, – отмахнулся Викентий. – Мы же сюда не купцов щипать приплыли, а Царьград громить! Это так… Чтобы не совсем уж впустую.
Между тем смуглый мальтиец приблизился по опустевшему мысу, остановился перед самим богом войны, склонил голову:
– Я готов принять твою волю, всемогущий Один.
– Мне понравилась твоя верность слову, Санадал из рода Рахасов, – сказал ему Викентий. – И мне понравилось, что ты торговец с Мальты. Это значит, что ты должен хорошо знать Средиземное море. Мне же, вот такое случилось совпадение, как раз нужен проводник. Предлагаю уговор. Ты указываешь моей дружине путь к Трое, Афинам и в Египет, а я возвращаю тебе корабль с камнями и не вмешиваюсь в сделку.
– Я понимаю, зачем тебе может быть нужна Троя, всемогущий, это богатый город у проливов. Я понимаю, зачем может понадобиться путь в древний и мудрый Египет. Но зачем тебе нищая пастушья деревенька?! – недоуменно развел руками мальтиец.
– Ностальгия, – невозмутимо пожал плечами бог войны.
– Коли ты понимаешь, куда именно направляешься, всемогущий Один, и потом не обвинишь меня во лжи или ошибке, – размеренно произнес торговец, – то да, я согласен. Даю слово, что укажу тебе путь в Трою, Афины и Египет, если ты сам не откажешься от этого пути и не станешь мешать моей сделке. Клянусь! Когда мы отплываем?
– Думаю, дня через два или три, – предположил Викентий. – Только Царьград разорю, и отправимся.
Бог войны указал пальцем через плечо на ощенившуюся копьями стену.
– Ты намерен захватить город тринадцати богов? – у невозмутимого мальтийца дрогнули брови.
– Ты в этом сомневаешься, Санадал? – ледяным тоном поинтересовался Викентий.
– Ну что ты, всемогущий! – почтительно поклонился смуглый купец. – Я лишь беспокоюсь о будущем торговли.
– Отлично. – Отвернувшись от него, бог войны сделал несколько шагов по натоптанной вдоль берега тропе. – С текучкой закончили, приступим к главному блюду.
Впереди, всего в сотне метров, возвышалась неприступная каменная стена с великим множеством защитников. Маячили над зубцами копейные наконечники, гудела тетива на луках, раскачивалось масло в огромных кувшинах, горели факелы, ждали своего часа высокие груды валунов. И все это должно было обрушиться на врага, лишь только он подступится к воротам, попытается прорубить их топорами, поджечь или выбить тараном. Потоки горящего масла, ливень стрел и дротиков, дождь камней…
Всего три сотни воинов стояли за спиной бога войны. Кожаные кирасы, деревянные щиты, каменные палицы; гранитные, железные, бронзовые топорики, копья с толстыми ратовищами и три арбалета с парой сотен стрел.
– Мы и вправду возьмем этот город, Один? – шепотом спросил Переслав, поглаживая бородатый подбородок хорошо правленым перед боем лезвием топора.
– Не возьмем, так согреемся, – весело пропел бог войны, вытаскивая боевой молот из петли. Он сделал несколько шагов, крутанулся вокруг своей оси и метнул оружие вперед.
Полупудовый молоток стремительно прожужжал в воздухе и врезался в нижний правый угол правой створки ворот. От сильнейшего удара вздрогнула вся стена – а великий Один вытянул руку, и страшное оружие послушно вернулось в ладонь. Бог войны снова крутанулся, снова метнул – стена опять вздрогнула, послышался громкий хруст.
Стражники на стене заволновались, перебегая с места на место.
Штурм проходил неправильно, не по закону! Нападающим полагалось честно подходить к твердыне, честно гореть в масле и калечиться под падающими валунами, принимать стрелы в свои тела. А дальше – как повезет. Либо первыми рухнут ворота, либо полягут захватчики. Но то, что происходило сейчас…
– И-и-и-я-а! – Вик метнул молот снова, потом еще и еще, выбивая опорный угол у правой створки, и после седьмого попадания несчастный подпятник сломался. Воротина оглушительно щелкнула, отпрыгнула на полшага назад и с треском стала заваливаться наружу.
– Слава Одину!!! – взревели сотни отчаянных храбрецов и ринулись вперед, вызывая в душе богини смерти восторг и блаженную эйфорию. Валькирия ринулась в атаку вместе со всеми, раскрывшись и воспарив уже после третьего шага. – По-о-оберегись!!!
Лучники радостно высунулись за зубцы, торопливо опустошая колчаны. Как минимум половина метилась в Одина, и, несмотря на поднятый щит, в грудь бога войны и в основание шеи вонзились одна за другой две стрелы. Но когда Викентия останавливали подобные мелочи?
– Х-ха!!! – Он снова метнул молот, теперь метясь в брус засова, в поперечину ворот. Хруст, треск! Брус выдержал – но подпрыгнул, и правая створка соскочила с упоров, рухнув верхней частью наружу.
– Слава Одину!!! – Нападающие были уже совсем рядом, и вместо стрел на них посыпались копья. Кремниевые, обсидиановые наконечники легко пробивали древесину щитов, намертво застревая в них – и дружинники бога войны бросали ставшее бесполезным оружие, выхватывая левыми руками палицы, и продолжали свой бег.
Викентий, Чурила, Переслав, Капуин, еще несколько скифов и славян уже заскочили на криво лежащую створку, ворвались за ворота – буквально врезавшись в стену из сомкнутых щитов, поверх которых торчали копья.
– Н-на! – Бог войны метнул молот, проломивший щит и воина за ним, отшвырнувший горожанина из второго ряда. Дружинники тут же метнули в открывшийся просвет копья, свалив еще троих ратников, ломанулись в просвет уже с топорами, пытаясь разорвать вражеский строй. Великий Один – как всегда, дерущийся первым – получил укол обсидиановым наконечником под челюсть, едва не разорвавший горло, опрокинулся, но рванул копье на себя, тут же ударил в обратную сторону, оглушив врага ратовищем, и все еще лежа ударил им по ногам, сбив на землю сразу несколько царьградцев.
Щелочка во вражеском строю превратилась в просеку, дружинники тут же ринулись вперед…
Валькирия увидела, как горожане опрокидывают через стену кувшины, бросая вниз факелы, вскинула руки и громко закричала:
– Стойте!!!
Каким-то чудом воины услышали ее призыв, запнулись – и потоки жидкого огня обрушились на пустое место перед створками, расплескались в стороны, обдали жаром.
– Теперь вперед! – качнула богиня смерти ладонями, и дружина Одина продолжила атаку, прикрывая лица рукавами и прыгая через огонь, чтобы тут же влиться в схватку по ту сторону стены.
К сожалению, угадать падение валунов Валькирия была не в силах. Один из камней ухнулся прямо на голову молодого скифа, превратив ее в кровавые брызги. Валя кинулась вниз, подала руку душе воина, помогла ей встать.
– Ты просто споткнулся, ерунда, – сказала она, сотворила из воздуха топорик и вручила степняку: – Иди, помогай друзьям! Ты им нужен.
И тут же камень ударил в колено уже пожилого и многоопытного бородача. Тот споткнулся на сломанную ногу, завыл, катаясь в самом жаре масляного пламени. Избавляя раненого от мук, девушка вырвала его душу, не дожидаясь естественной смерти, вручила топор:
– Ступай, догоняй своих!
Огонь уже начал опадать, когда в него упал сварожич со стрелой в животе. Валькирия подняла и его.
Наверху горожане уже поднимали на стену новые полные кувшины – но тут удачная арбалетная стрела прошила и кувшин, и стражника за ним. Царьградец откинулся на спину, упущенный кувшин жахнулся о каменный пол, разлетелся на куски, разлился, масляные брызги долетели до факела – и половина надвратной башни взревела жадным пламенем, быстро прибирающим один за другим ближние кувшины.
Между тем вспоротый богом войны строй горожан окончательно рухнул, оказался разбросан в стороны, смят и затоптан, и поток победителей стал растекаться по трем ближним улицам. По главной – от ворот к торгу, и по боковым, вдоль стены. Стража что есть ног разбегалась кто куда. Но не от страха. Мужчины поняли, что их дома остались беззащитными, и спешили вернуться к семьям, дабы встать на защиту родных очагов и кварталов.
– Слава Одину! – Победители выбивали двери ближайших домов, заглядывали в комнаты, хватали за юбки визжащих девок, тискали их за грудь и между ног, шарили среди барахла, прибирая то, что показалось ценным или просто понравилось.
Бог войны в этом празднике участия не принимал. Позволив Чуриле выдернуть из себя стрелы и осмотреть раны, он отступил к воротам, призвал туда арбалетчиков и вместе с двумя десятками легко раненных дружинников засел на закопченной и пропахшей прогорклым маслом надвратной башне, сверху наблюдая за происходящим в городе.
Воины великого Одина, грабя все дома на своем пути, двигались по улицам медленно, очень медленно. Улепетнувшая стража бежала быстро. Обогнув захваченные улицы, мужчины вернулись в родные кварталы, сбились там в банды и вышли навстречу победителям, перекрывая дорогу между домами собранными из всякого хлама баррикадами. В этих отрядах были и лучники, и копейщики, и топорники – так что взятие подобного укрепления каждый раз превращалось в проблему.
Сварожичам и скифам приходилось бросать веселье и тоже сбиваться в штурмовые отряды, прикрываться щитами, выставлять копья, забрасывать горожан метательными палицами и сулицами.
Когда бог войны видел подобные атаки, он помогал своим воинам, метая боевой молот прямо с башни, разбивая баррикады и распугивая горожан. Дружинники прорывались еще на несколько домов вперед, вламывались в них. Царьградцы тем временем набрасывали новую баррикаду – и спустя полчаса или час все начиналось сначала.
Однако чем дальше укатывалось по небу солнце, тем реже становились подобные рывки. Победители устали и пресытились. Развлекаться в покоренных кварталах им нравилось уже куда больше, нежели захватывать новые. Схватки затихли, запах крови перестал питать богиню смерти, и девушка сгустилась на башне рядом с великим Одином.
– Горожане разбегаются, Вик, – негромко сообщила она. – Северные и западные ворота раскрыты нараспашку, и толпа делает ноги во все стороны, с узлами, сумками, рюкзаками, волокушами и вообще кто во что горазд.
– И что я могу сделать? – развел руками бог войны. – У меня всего триста человек! У меня нет ратников на заслоны. У меня даже собственный флот, и тот без охраны остался. Все наличные воины здесь, внизу. В городе.
– У тебя больше нет трехсот человек, Вик, – покачала головой богиня смерти. – У тебя семеро убитых и полсотни раненых.
– Черт! – сплюнул бог войны. – Этот город слишком большой. Я могу его победить, могу перебить весь его гарнизон и даже всех мужчин до единого. Но я не могу его покорить! Моя дружина растворяется в нем, словно кусочек сахара в стакане с чаем. Если они разойдутся по одному, их просто перебьют. Если хотя бы по десятку, то получится всего тридцать дозоров! Что такое тридцать пеших дозоров в десятитысячном городе? А привратная стража? А караулы на стенах? А охрана порта? А отдыхающая смена? Люди ведь имеют привычку спать! Знаешь, Валька, почему я здесь сижу?
– Почему? – послушно спросила девушка.
– Потому что, если местные догадаются захватить ворота, нам трындец. Живым из города не вырвется никто. Если догадаются захватить ладьи, то опять же трындец. Нам дико повезло, что в Царьграде нет единого воеводы или просто толкового старшины. Эти идиоты окопались в своих кварталах и сидят там, как сычи. Если они решатся на вылазку, если догадаются вырезать наши расползшиеся по всему городу отрядики… Их же тупо больше в пятнадцать раз! Когда сотня бабуинов кинется на двух-трех бойцов, то не спасу даже я! Валька, мне страшно подумать, что будет ночью! Наши мужики еще до рассвета поднялись, весь день на ногах, вымотались изрядно. А теперь наелись, натрахались, напились… Они же скоро заснут мертвецки все до единого!
– Так уводи их всех из города!
– Нельзя отдавать приказы, которые никто не станет исполнять, – мрачно ответил Викентий. – У ратников сейчас после боя самый расслабон. Вино, бабы, добыча. Ты бы ушла? Нужно ждать до завтра. Вся надежда, что царьградцы пока в растерянности и быстро не очухаются, слаженно воевать не начнут.
– Тогда расслабься и отдыхай, – посоветовала девушка. – Я богиня смерти и заранее ощущаю гибель людей. Если появится опасность, предупрежу.
Однако дружине великого Одина повезло. Ошеломленные их утренним напором горожане даже не помышляли об атаке. Большинство думали только о бегстве, сгребая самое ценное и удирая прямо в ночь, а самые отважные до утра укрепляли баррикады, готовясь насмерть защищать родные улицы и дома.
Пользуясь этим, новым утром Викентий без спешки увел своих отдохнувших воинов, погрузился на корабли и с огромным облегчением отвалил от причалов. Он забыл даже о завербованном проводнике – но тот сам обнаружился на ладье великого Одина рядом с кормчим.
– Рад видеть тебя, Санадал из рода Рахасов! – весело приветствовал мальтийца Викентий. И чем шире становилась полоска воды между кормой и берегом, тем легче делалось на душе у бога войны. – Как прошла твоя сделка?
– Ты уходишь, всемогущий Один, город остается, – степенно ответил торговец. – Мой груз тоже. Я нашел доверенного человека. Он передаст товар, когда твой флот скроется за горизонтом, и получит за него оговоренную плату.
– Приятно слышать, что у тебя все хорошо, Санадал!
– Ты захватил неприступный город, всемогущий, – приложил ладонь к груди мальтиец. – Это великий подвиг, он останется в веках! Для меня честь стать проводником у подобного героя.
Великий Один нахмурился и промолчал. Он предпочел бы забыть о своем подвиге как можно скорее.
Впрочем, простые дружинники мрачность своего повелителя не разделяли. Со всех ладей то и дело раздавался восторженный смех, выкрики, рассказы взахлеб. Воины хвастались обновками, боевыми трофеями и снятыми с жертв украшениями, найденными сокровищами, делились секретами поиска тайников, вспоминали пользованных красоток. Рассказывали, как рубились с царьградцами, как прорывались через пламя и дождь из стрел и копий, ощущая на себе дыхание смерти и побеждая ее. Для них вчерашняя безум-ная схватка стала праздником, торжеством отваги над грубой силой.
Они пошли войной на огромный неприступный город – и взяли его!!! Прошли сквозь огонь и камень, через кровь, страх и боль – и победили!
Воистину – тут есть чем гордиться. Тут есть о чем рассказать друзьям и потомкам.
Дружина Одина с восторгом вспоминала вчерашнюю победу – и уже страстно жаждала новых!
Корабли медленно пробирались между крутыми берегами длинного пролива. Ветер ослабел и дул не в корму, а с левого борта, вынуждая кормчих до предела поворачивать балку паруса. Однако бог войны не хотел выматывать своих людей тяжелой работой и не приказывал опустить весла на воду. Именно поэтому проливы флотилия из семи ладей и пяти трофейных «торговцев» преодолевала целых три дня, выбравшись в Эгейское море только к полудню четвертого.
– Какое место ты желаешь посетить первым, всемогущий? – спросил мальтиец и добавил: – Ветер благоприятен для похода к Элладе.
– Афины! – согласно кивнул Викентий, и ладьи, следуя за головным кораблем, дружно довернули вправо, расправляя вывернутые донельзя паруса.
– Мы пойдем напрямую через море? – насторожился уже наученный горьким опытом бог войны.
– Сие море крохотно, к середине завтрашнего дня пересечем, – не понял его тревоги проводник. – Небо ясное, в берег не врежемся, даже заблудившись. Увидим первые острова, поймем, в какую сторону отклонились, и определим путь к Афинам.
– Веди, – согласился с доводами мальтийца Викентий.
Если купец способен определять координаты по очертаниям островов – то почему бы и нет?
К вечеру все берега исчезли за горизонтом, ветер посвежел. Флотилия бога войны уверенно мчалась вперед, разбивая пенные волны высокими носами из дубовых корневищ, так же решительно прорезала ночь и, подгоняемая солнечными лучами, вошла в новый день. К полудню впереди появились темные пятнышки просыпанных в соленые воды далеких островов. А еще спустя пару часов – светло-серые пятна перед ним.
– Пираты!!! – внезапно напрягся мальтиец. – О боги морей, это пираты!
– Где?! – встрепенулся великий Один.
– Вон, впереди! – вытянул руку смуглый Санадал. – Ты видишь эти узкие кораблики? Это триеры! На них слишком мало места и слишком много гребцов, чтобы осталось место для трюмов. Зато они так быстры, что способны догнать любой корабль в мире! В них негде возить товары, они плохо переносят качку, они тесны и узки. Они пригодны только для одного – в хорошую погоду выходить в море и перехватывать, грабить всех, кто попадается на глаза! Проклятье, они заметили нас, они идут сюда! – Купец закрутился, снова прищурился. – Целых пять триер! И пятьдесят пиратов на каждой. О, всемогущие боги!
– Мужики, к нам идут пираты! – вскочив на лавку, радостно вскинул руки бог войны. – Вот это будет настоящее веселье! Драка так драка! Слушайте меня все: пригнитесь, затаитесь, накройтесь чем-нибудь и не высовывайтесь, пока не услышите их голоса. Настоящие пираты, мужики! Черт побери, главное, их не спугнуть!
Дружинники великого Одина, злорадно посмеиваясь, послушались, опускаясь на палубы ладей, прижимаясь к бортам, опуская щиты, прикрываясь плащами и запасными парусами. На своих местах остались только кормчие, держащие рулевые весла, да десятники, старательно изображающие из себя впередсмотрящих и корабельщиков. Две флотилии стремительно сближались: двенадцать спрятавших весла пузатых парусников, медлительных и неуклюжих, с глубокими обширными трюмами – и пятерка пенящих веслами воду, тощих, остроносых и стремительных, словно истинные гончии, охотников.
В полусотне шагов от ладей триеры резко затабанили, сбрасывая скорость, подвалили к головным торговцам, жадно цапанули толстыми бронзовыми баграми борта, подтягивая добычу ближе.
– Раздевайтесь и ложитесь лицом вниз! Быстро, коли жить хотите! – заорал стройный, смуглый и большеносый, прямо близнец Санадала, пират на корме триеры, отличавшийся от мальтийца лишь одеянием: светлой льняной туникой до колен, поверх которой, на шее, свисали аж три толстые золотые цепи. – Кого на ногах застанем, за борт со вспоротым брюхом полетит!
Пирата окружали четверо крепких бородачей с нефритовыми топориками и гранитными палицами на поясах, но и они носили тряпочные одежды, с нефритовыми и малахитовыми бусами. А главный разбойник оружием вообще не озаботился – на его янтарном поясе висели только пара ножей да сумочка. Вестимо – считал себя в полной безопасности за спинами двухсот головорезов и нескольких телохранителей.
Триерцы плотно подтянули баграми ладьи, перебросили с носа широкие штурмовые помосты, ринулись по ним к добыче…
– Х-ха! – Великий Один с резким поворотом метнул молот, сдувая первых атакующих в море, разбежался в три шага и прыгнул вперед – а вслед за ним взметнулась ввысь, раскрываясь над морем, всесильная богиня смерти.
Молот вернулся в руку покровителя воинов именно в тот миг, когда он заканчивал свой многометровый прыжок. Опускаясь на корму триеры, Викентий что есть силы обрушил свое полупудовое оружие на физиономию главаря, изумленно распахнувшего глаза, тут же развернулся, ломая ребра правому телохранителю, саданул рукоятью назад, в солнечное сплетение другому, ткнул вперед, выбрасывая за борт третьего, поднырнул под взмах нефритового топорика и проломил врагу грудь. Вскинул над собой окровавленное оружие, радостно провозглашая:
– Пира-а-аты-ы!!! – упал на колено и метнул молот вдоль борта, превращая в кровавое месиво весь ряд держащих весла гребцов.
– Пира-а-аты-ы!!! – скидывая плащи и рогожи, вскочили затаившиеся дружинники, встретили на щиты и копья штурмовые отряды, дружным натиском сбрасывая пиратов в волны, попрыгали через борта на разбойничьи триеры, через растерявшихся от неожиданности багорщиков, все еще сцепляющих корабли, походя дробя им черепа и ломая руки.
Поток славян и скифов обрушился топорами и палицами на гребцов, захлестнул триеры, врезался в толпу гребцов второго борта, успевших расхватать оружие и умеющих им пользоваться. Брызнули осколками, сталкиваясь, гранитные и базальтовые топорики, хрустнули палицы, расплющились, столкнувшись с камнем, бронзовые и железные лезвия. Однако изрядная часть оружия все же добралась и до живой плоти, разрывая мясо, дробя в крошево кости.
На расчистившего корму великого Одина, толкаясь и мешая друг другу, ринулись сразу два десятка копейщиков – вестимо, уцелевшая часть штурмового отряда. Стена щитов, множество обсидиановых, кремниевых, медных и даже железных наконечников, длинных пик – все это резко и слаженно качнулось на единственного врага и…
Бог войны упал и, как десятки раз делал сие на ристалищах реконструкторов, поднырнул, подкатился под копья…
Двумя широкими взмахами молота он переломал ноги ближних врагов, вскочил, сильным толчком отшвыривая на несколько шагов правых копейщиков – задние от толчка посыпались через борт в море, – повернулся влево, отклонился от пики, поймал и рванул к себе, метнул полупудовый молоток, проламывая щиты. Качнувшегося вперед врага ударом снизу в челюсть подбросил вверх, другого пнул ногой, поймал молот и повернулся, швырнул вправо, раскидывая попытавшихся сомкнуться врагов, снова повернул влево.
В грудь ударили сразу два копья, но кираса выдержала. Бог войны повернулся, сбрасывая вражеский напор, сблизился, двумя ударами кулаков выкинул копейщиков за борт, отставил руку, ловя вернувшийся молот, снова метнул…
И все!
Пираты кончились совсем – а он на сей раз не получил даже мелкой царапины!
На остальных триерах дела обстояли не столь благополучно. Пираты, пусть даже оставшиеся после первого напора в меньшинстве, отчаянно отбивались, практически на равных. Валькирии то и дело приходилось спускаться то на один, то на другой корабль, дабы подать руку душе павшего воина, помочь ей подняться, вручить сотканное из ничего оружие и снова послать в бой.
Битва колебалась на грани кровавого равновесия… Однако долгих, жестоких минут сечи хватило, чтобы к триерам подобрались две нетронутые пиратами ладьи, подвалили с другого борта – и кинувшиеся в атаку дружинники ударили разбойникам в спину, превращая честную схватку в обычную резню.
Быстро перебив врагов на двух триерах, славяне и скифы тут же пришли на помощь товарищам на двух других. Пятую уже зачистил бог войны, так что, быстро покончив с сопротивлением, дружинники занялись помощью раненым и разборкой трофеев. С разбойниками последователи бога войны обходились менее добродушно, нежели с честными воинами с полей сражений. Увечные бандиты, после того как с них снимались пояса и шлемы, отправлялись за борт, вслед за убитыми подельниками.
Великий Один, прогулявшись по залитым кровью пиратским кораблям, вернулся на ладью, и к нему тут же устремился мальтиец.
– Дозволь обратиться с нижайшей просьбой, всемогущий непобедимый бог, – с трудом скрывая волнение, заговорил Санадал. – Прошу о милости и желаю для тебя и верных слуг твоих добра и благополучия!
– Что такое? – удивился живости всегда сдержанного проводника Викентий.
– Я вижу, о великий и всемогущий, что в победных сражениях многие ратники твои получили раны. Они нуждаются в покое и исцелении, прежде чем снова воссоединиться с твоим неуязвимым флотом! Дозволь мне, премудрый Один, повернуть к Измиру и привести туда твои корабли с миром! Если ты оставишь там сии неуклюжие, неудобные в дальних походах лоханки, то взамен я обещаю тебе столько припасов, сколько только вместится в трюмы твоих и трофейных кораблей! Инжир, изюм и фиги, солнечная курага, солонина и вяленое мясо, копченая рыба, ячмень и пшеница для пенного пива и вино для здоровья. Лучшие лекари города осмотрят твоих пострадавших и окажут им целительную помощь…
– Сдается мне, Санадал из рода Рахасов, ты меня сейчас нахально дуришь, – перебил его Викентий. – Откуда вдруг такая забота о моих раненых и о желудках моих воинов? Откуда столько сладких эпитетов в твоей речи? Ты обманываешь меня, мальтиец, и делаешь это очень неуклюже.
– Ни слова лжи пред ликом всемогущего! – вскинул руки смуглый торговец. – Вездесущие пираты уже не первый век являются бичом наших морей и набрали такую силу, что ни одно из существующих царств не в силах совладать с ними, напасть на острова, на коих они обосновались, и истребить разбойничьи гнезда!
– Значит, такие это царства, – презрительно пожал плечами Викентий.
– Но почти все повелители объявили награды за уничтожение пиратов! – продолжил Санадал. – Самая большая предлагается минойцами. Если я приведу туда целых пять триер, то полученная награда с лихвой покроет все мои расходы! И сверх того я получу великий почет и уважение. Прости, великий Один, но мне кажется, что ты не относишься к тем людям, которые станут кланяться земным правителям ради награды. Если ты и придешь к минойцам, то только с копьем и топором, за славой и победой.
Бог войны в ответ только хмыкнул, молча соглашаясь с торговцем.
– Как мне кажется, всемогущий, – вкрадчиво продолжал приободрившийся мальтиец, – ты желаешь посетить Трою и Египет вовсе не для того, чтобы принести требы в тамошних святилищах и приобщиться к тамошней мудрости. Однако признай, всемогущий, твоя армия за минувшие дни уменьшилась почти вдвое, а враги остаются сильны и многочисленны. В Измире я найду тебе столько припасов, что твоему воинству хватит их, чтобы провести в сытости и безмятежности хоть два, хоть три года! Твои раненые за срок сей исцелятся, твоя дружина пополнится и укрепится. Ты сможешь с новой силой вернуться за славой и победами! Согласись, всемогущий, так получится лучше для всех! Ты вернешься с богатой добычей, прославившись великими победами, твои раненые получат лечение, я получу доход и уважение. Очень выгодная сделка!
– Ты не веришь, что я способен одолеть Египет с сотней воинов, Санадал? – угрожающе поинтересовался бог войны.
– Викентий, разденься! – внезапно вмешалась в разговор Валентина.
– Ты чего, Валька? – опешил великий Один. – Что, прямо здесь?
– Раздевайся, Вик, – повторила девушка. – На тебе полно амулетов, заговоренных Макошью и Светой, и вышитых твоей портнихой рун. Пока они на тебе не выдохлись, я неспособна к тебе пробиться.
– Богиня смерти бессильна перед талисманами? – ухмыльнулся молодой человек.
– Пред смертью меркнут любые обереги, Вик. Но обычному колдовству амулеты мешают. Раздевайся!
– Хорошо… – Бог войны подчинился и стал распутывать пояс штанов.
Когда он, наконец, полностью обнажился, Валя щелкнула пальцами, и молодой человек увидел три десятка воинов, стоящих клином за плечами богини смерти. Молодые и старые, славяне и степняки, бородачи и бритые мужи.
– Ты помнишь свое обещание, великий Один? – спросила Валькирия. – Нам требуется наше собственное царство мертвых!
– Какая мертвым разница, случится это месяцем раньше или месяцем позже? – пожал плечами бог войны. – Они пребывают в вечности!
– Ты не понимаешь, Вик, – покачала головой девушка. – Это нужно не мертвым, это нужно живым. Те, кто шел в бой с твоим именем на устах, кто сражался и станет сражаться в твоей дружине в будущем, должны точно знать, что, умирая, они попадут в мир своей мечты. Что царствие мертвых есть, что оно существует! И что они не окажутся неприкаянными душами, доверившими свою вечность буйному мальчишке и хвастливой девчонке. Хватит страдать фигней! Как раз твои войнушки могут подождать, для них годом раньше, тысячелетием позже, без разницы. А здесь и сейчас нам нужно царство мертвых!
– Но ты же не хочешь обосноваться здесь, Валькирия? В этой безумной коммуналке, где дикари сидят друг у друга на головах, где на каждом углу свои законы, а каждое племя с десятком копейщиков провозглашает себя великим царством? Где каждый курятник нарекает себя империей, а каждое кладбище – цитаделью мудрости? Ты что, согласна остаться в этом гадюшнике, не знающем порядка и справедливости?
– Нет, Вик, я желаю основать вечность там, где тихо, безлюдно и спокойно, – признала девушка. – Но, черт возьми, давай заниматься делом, а не тупыми пострелушками!
– Теперь мне можно одеться? – вскинул брови бог войны.
Валькирия щелкнула пальцами и разрешила:
– Одевайся.
Викентий не спеша влез обратно в штаны и куртку, застегнул кирасу, опоясался. Отер ладонью подбородок, прищурился на мальтийца:
– Как же твоя клятва, Санадал из рода Рахасов? У меня нет желания тебя от нее освобождать. За триеры ты получишь прибыток, ты получишь уважение, пускай! Меня всегда радует возвышение моих преданных слуг. Но как же служба? Ты торговец, вечный скиталец. От острова к острову, от города к городу, от торга к торгу. Ты сам не знаешь, Санадал, где окажешься через год, или два, или даже через месяц! Как же ты исполнишь свое обещание?
Мальтиец поджал губы, задумавшись, потом неожиданно расстегнул свой тисненый кожаный ремень с приклепанными к нему золотыми трилистниками, стряхнул ножи и обе поясные сумки. Обнажил клинок, поддел кремниевым лезвием одну из лилий, приподнимая, перевернул нож, острым костяным навершием рукояти выковырял клепку со своего места, бросил ее в один из подсумков, пояс протянул Викентию.
– Вот, всемогущий, возьми. Если где-нибудь и когда-либо кто-то опояшет меня сим ремнем и оставленная мною клепка встанет на свое место, я буду знать, что посланец пришел от твоего имени. Клянусь, я исполню любое озвученное им поручение. После чего обещанная мною тебе служба будет считаться свершенной, а обещание исполненным. Как я понимаю, великий, ты относишься к касте бессмертных? Твой посланец может прийти через год, через десять или тридцать лет, не имеет значения. Клятва есть клятва. Если этого не случится при моей жизни, я завещаю ее своим детям и внукам. Пусть даже через век, два или три…
– Или через сто поколений, – негромко предположил великий Один.
– Пусть даже через сто поколений! – твердо ответил мальтиец. – Мое слово нерушимо! Обещание будет исполнено в любом случае!
– Да будет так! – кивнул бог войны. – Мы договорились.
– Сто поколений… – с посвистом прошептала богиня смерти, обошла торговца, наклонилась к его шее, сладко принюхалась. – Сто поколений… Нужно будет получше присмотреться к твоей родословной, Санадал из рода Рахасов. Вдруг пригодится?
