Хозяйка воды
Змееногая Табити испокон веков отличалась нелюдимостью. Даже многие из самых близких и преданных слуг знали о ее облике лишь из каменных изваяний, во множестве стоящих в святилищах Тавриды – длинноволосая женщина, ниже пояса которой расходятся змеиные тела, – а еще из родовых оберегов-змеевиков с такими же изображениями. Табити редко покидала свой белоснежный храм. Да и сам храм Девы возвышался далеко-далеко от большой земли, на юго-западной оконечности Крымского полуострова, словно его владелица желала забраться как можно дальше от людей, в глубокое темное море, к самому его центру.
Десяткам змей, носящим богиню с места на место, было тесно под юбкой, и поэтому Табити старалась не носить одежд, облачаясь в платье и пряча от посторонних глаз свое разительное отличие от людей, лишь когда предполагала встречу со смертными. Ящера, явившись на зов матушки к священному огню, именно по платью, не столько облегающему, сколько прячущему фигуру прародительницы скифов, поняла, что сегодня ее ждет нечто необычное.
Однако замершая у очага властительница степей заговорила совсем о другом:
– Ты слышала о победе славянского бога войны над городом тринадцати богов, доченька? Как я и ожидала, Один оказался умен и не совершил ошибок. Этот хитрец не только не тронул ни единого святилища, он даже не стал провозглашать своей власти над сим поселением! Пришел, побил стражу, попортил девок, разграбил жилища смертных, прибрал их корабли и ушел, не дожидаясь соперников. Благодаря сей ловкости никто из богов не ощутил себя оскорбленным, униженным или ограбленным. Пришел, ушел. Обид не учинил, на чужое не покусился. Никаких врагов не нажил.
– А как же разграбление смертных? – не выдержала колченогая девушка.
– Ну, это же просто мусор, жалкие вещи, – пожала плечами Табити. – Ты полагаешь, что кто-то из бессмертных согласится погибать ради мелкой рухляди? Великий Один умеет убивать. Ты согласна умереть ради шкурки суслика, которую пастух с северной степи утащил у землекопа соляных копий? Полагаю, тебе не захочется тратить на подобную ерунду даже нескольких слов и малого времени. Так почему другие боги должны вести себя иначе? Бог войны не меняет этот мир. Он просто развлекается. Зачем богам подставлять голову под его молот? Ради шутки?
– Смертные гибнут, моля нас о помощи…
– Век смертных недолог, доченька. И они тоже сами выбирают свою судьбу. Могут сражаться, могут отойти в сторону. Великий Один побалуется и уйдет. И все останется по-прежнему. Ради чего воевать? За шкурку суслика? – Змееногая богиня презрительно хмыкнула. – Попомни мое слово, Ящера. Когда боги убедятся, что славянский бог войны ничего не намерен менять, они не станут вмешиваться, даже если он повадится надолго задерживаться в чужих пределах. Все будут знать, что рано или поздно он уйдет и все вернется на круги своя. Само собой. И нет смысла напрягаться, рисковать, проливать кровь.
– Мне кажется, ты гордишься им, матушка!
– Я бы очень хотела заполучить такого воеводу во главе своих степняков, – вздохнула Табити. – Способного не просто сражаться, но и побеждать. Не только отважного, но и умного.
– Есть возможность поискать другого похожего.
– Кто о чем, а ты любую беседу к своему ненаглядному сворачиваешь, – добродушно рассмеялась змееногая богиня. – Что же, будь по-твоему… – Властительница храма Девы хлопнула в ладоши и громко приказала: – Кто там ныне на страже?! Впустите варяга!
Послышался шелест, быстрые шаги. Из-за полога из бурой кошмы вошел плечистый коротконогий мужчина с обветренным морщинистым лицом, тут же припал на колено и склонил голову. Сшитые как единое целое с сапогами кожаные штаны, замасленная куртка с завязками и капюшоном однозначно выдавали в нем северного солевара, одного из торговцев, каждое лето переходящих со своим товаром с севера на юг через все обитаемые земли, где-то выменивающих нужное добро, где-то забирающих силой, всегда готовых к схваткам с грабителями, обману или колдовской порче. Они везли на юг соль, меха, воск, мед, железные иглы и шила, забирая назад кошму, медные котлы, сало и самоцветы. Понимая важность их стараний, боги великих народов – и сварожичей, и скифов – оказывали торговцам покровительство, запрещая подданным обижать путников. Однако…
Однако Макошь и Табити далеко, а леса густы, реки темны… Так что в первую голову варяги полагались не на милость богов, а на свою осторожность, быстроту лодок, остроту копий и крепость щитов. И потому были все варяги независимы, самоуверенны, отважны и склонны к авантюрам. И жадны – что за торговец без лютой жадности?
– Сказывай! – коротко распорядилась Табити.
– По воле твоей, о великая, задержался я с товаром возле стольной Вологды, дабы проведать, что случилось с окаменевшим богом, – не поднимая головы, заговорил варяг. – После долгих стараний нашел я его. Стоит он на берегу реки у ракитова куста. При нем стража. Сидят недалеко, костер жгут, приглядывают. Я близко не подходил, дабы внимания не привлекать, подозрения не вызвать. Но издалече посмотрел – так и есть. По слухам, средь славян бродящим, великая Макошь несколько раз на судьбу сына ворожила. И сама, и иных богов и провидиц просила. По всему выходило, что, коли в город его забрать, то он уже не оживет. А коли на месте оставить, то возродится вскорости. Ради того богиня богатства и не забирает его с наволока и ничего окрест не меняет. Навредить опасается. Дозор малый поставила, и все.
Северянин замолчал.
– Я дозволила тебе торговать в своей столице, – глядя в огонь, напомнила богиня Табити. – Ты доволен?
– Да, великая, я получил хороший прибыток.
– Ты просил у меня мелкие и широкие медные блюда для выпаривания рассолов. Я повелела их изготовить. Ты получил их, варяг?
– Да, великая, благодарю.
– Коли условленный товар ты принял, смертный, то я желаю получить свою плату.
– Да, великая… – Мужчина поднялся и подошел к Табити, смиренно опустил голову.
– Ныне и до времени, до света лунного, до ветра ковыльного, до свежести дождевой, до знака огненного… Кровью родовой тебя заклинаю, – богиня сделала оборот вокруг его шеи, – шкурой воловьей тебя заклинаю, землей вологодской тебя заклинаю, ядом змеиным тебя заклинаю, руной весенней тебя заклинаю, руной знойной тебя заклинаю, руной ледяной клин вбиваю, огнем священным знак ставлю, взглядом Ящеры свободу дарую. Быть посему отсель и до последней ночи! Да свершится сим воля моя священная, да увяжет ее сила извечная, да закрепит взгляд каменный. Именем моим, всемогущей Табити!
Женщина положила ладонь варягу на лоб, слегка оттолкнула.
Северянин выпрямился, потер ладонью шею. У него на горле появился украшенный черными рунами широкий ремень без следов сшивки.
Змееногая богиня извлекла откуда-то толстую и желтую свечу из бараньего жира, зажгла в очаге храма, опустила в горшочек с несколькими мелкими отверстиями, протянула варягу:
– Дарую тебе священный огонь, смертный. Ты довезешь его до Славянского волока и не далее дня пути от Вологды разведешь от него большой костер. Когда разгорится пламя, вознесешь молитву моей дочери, могучей богине Ящере. Услышав твой призыв, моя дочь пройдет к тебе через священное пламя. Когда взгляд Ящеры падет на твой ошейник, он распустится и исчезнет, а мои чары развеются. Если сего не случится, к первым холодам ошейник тебя задушит. Это все, ступай.
– Дозволь спросить, великая… – преклонил колено северянин. – Путь к славянскому волоку долог. Сможет ли дарованная тобой свеча гореть десятки дней?
– Любой огонь, зажженный от этой свечи, будет священным, равно как зажженный от священного пламени сохранит его чудодейственные способности. Ты можешь менять свечи в сей лампаде, ты можешь развести на своем корабле костер, ты можешь устроить жаровню с тлеющими углями, сие есть твоя забота, смертный. Единственное, чего ты не должен допустить, так это того, чтобы огонь погас раньше, чем ты избавишься от ошейника. И не вздумай запалить костер слишком далеко от Вологды! Заклинание заговорено на доставленную оттуда землю. Ошейник можно снять только там, где чары узнают родные пределы. Не перехитри сам себя, смертный!
– И в мыслях не было, великая! – нервно сглотнул северянин.
– Не важно… – криво усмехнулась прародительница скифов. – Ступай!
Варяг, пятясь и бережно удерживая лампаду, вышел из храма. Когда полог за ним упал, змееногая Табити отступила от очага, повернулась к дочери:
– К сожалению, возможности священного огня не тайна для сварожичей, и они настороженно относятся к кострам, разводимым путниками возле их селений, – сказала женщина. – Так что разжечь костер придется вдалеке, а дальше пробираться пешком. Однако окрестности столицы славян многолюдны, и там хорошие дороги. Ты справишься.
– Слушаюсь, матушка, – потупила взгляд девушка.
– Кажется, ты меня не поняла, Ящера, – покачала головой праматерь скифов. – Поэтому слушай внимательно. Ты моя дочь, ты обладаешь даром, равным моему, и силой куда большей, нежели у всех прочих моих потомков, вместе взятых. Я надеюсь, ты станешь мне хорошей помощницей. Может статься, когда-нибудь ты окажешься богиней скифов вместо меня. Ты должна быть к этому готова, должна учиться повелевать, принимать решения, править. Ты высказала мысль, что Орей, сын Макоши, может стать нам союзником, помочь в борьбе против матери. Это твой план. Я дам тебе возможность осуществить сей замысел. Отныне в этом деле я не стану ничего тебе приказывать, не буду направлять, придумывать. Только помогать. И только по твоей просьбе. Добейся успеха сама!
– Но я… – растерялась Ящера.
– Слишком юна и неопытна? – вскинула брови богиня Табити. – Тебе уже шестнадцать лет! Вполне достаточно для взрослой жизни. Отныне назначаю тебя мудрой и опытной богиней! Ты помнишь нашу цель?
– Народ скифов должен расселиться в землях славян… – облизнула тонкие пересохшие губы девушка.
– Это все, что тебе надобно знать. Варяг призовет тебя дней через тридцать, не ранее. Вполне успеешь хорошенько обмыслить свои действия от начала и до конца.
* * *
Между тем в разноцветных хоромах великой Макоши шли совсем другие разговоры. Там рыжебородый Перун и седовласый Похвист наседали на богиню богатства с тревожными известиями.
– Этим летом Любый снова начал с нами войну! – стучал кулаком в ладонь бог грозы. – Оборотни обкладывают нас, как волки оленью стаю!
– Они подкрадываются к городам и перекрывают ведущие в леса тропы! Режут лосей, нападают на людей! Не дают запасать дрова, грибы, просто не пускают в чащу! Шаманы лесовиков постоянно пытаются одолеть защитные обереги и заклинания, и где это получается, портят припасы полчищами мышей, птиц, жуков. На наши ладьи, лодки, струги постоянно нападают бобры, прогрызая днища! – добавил бог ветров.
– Когда явился бог войны, он сумел внушить лесовикам страх! Он отучил их тревожить наши города и заставы. Оборотни по сей день не показываются вблизи наших стен. Но они и нам не дают отойти от селений дальше, чем на пару полетов стрелы! – горячо выдохнул Перун, дергая себя за бороду. – Теперь лесовики сами ставят капканы и самострелы, устраивают ложные гати, заманивая наши отряды в топи, роют ловчие ямы. Проклятье, мы сидим в своих домах, как в клетках!
– Между тем тут и там появляются мирные путники, каковые советуют поставить в святилище идол Любого, обратиться с молитвой к нему, и жизнь станет легче, – вторил Перуну Похвист. – И клянусь небесами, многие города уже готовы на таковую слабость!
– Сестра, нам нужен Один! – сжал кулаки бог грозы. – Нам нужен наш бог войны! Только великий Один способен загнать лесовиков обратно в чащи! Он что-нибудь придумает, он умеет побеждать! Где он, сестра?! Он нужен нам здесь, на наших реках! В наших городах! На лесных тропах!
– Я не знаю, где он, не знаю! – уже в который раз пыталась объяснить великая Макошь. – Он не отвечает на молитвы, он не молится нам! Его нет! Исчез!
– Так найди! – хором потребовали боги, на плечах которых висела основная тяжесть войны. – Он твой гость, его светлица в твоем доме, и это ты направляла его в походы. Найди великого Одина! Или к осени Любый водрузит своего идола прямо у тебя во дворе!
Всемогущей Макоши, побледневшей от гнева, оставалось только молчать. Она никак не ожидала, что загулявший юный бог окажется столь скоро нужен. И не ожидала, что он не станет подавать о себе никаких вестей. Ворожба позволяла узнать лишь то, что он жив и гуляет за морями. Но где, в каких местах? Без молитвы, не ведая деталей, туда даже посланца через воду не послать! Ведь чтобы войти в зеркало – нужно ясно представлять, куда именно выйдешь.
Богиня богатства и успеха уже начала подозревать, что великий Один прячется от нее умышленно.
* * *
Между тем именно в эти часы флотилия бога войны из двенадцати глубоко сидящих ладей, осторожно шевелящих веслами, медленно и величаво выбиралась из порта богатого города Измира в открытое море.
По иронии судьбы на захваченных пиратских триерах дружина Одина взяла в несколько раз больше добычи, нежели в знаменитом Царьграде. Под лавками гребцов, в кормовой надстройке, в сундуках под центральным помостом нашлись десятки драгоценных нефритовых топоров, ножей, копейных наконечников и сотни просто дорогих гранитных; обнаружились каменные чаши, золотые вазы, ожерелья из самоцветов, груды жемчуга, золотые цепи и поясные накладки. Браслеты, ножи, пуговицы, серьги; сумки и кубки, неплохие шлемы из толстой кожи с костяными вставками, полированные безделушки из резного камня – и еще многие кучи всякого иного ценного и не очень добра.
А из Царьграда победители унесли от силы сундук золотых изделий, немного добротного оружия и что-то из одежды. И все!
Возможно, степняки и славяне просто не умели правильно грабить города. Либо ушлые горожане успели закопать, спрятать, вывезти все самое ценное, забыв по домам лишь всякие мелочи. А может быть, в жилищах ремесленников и корабельщиков просто не имелось никаких особых сокровищ.
Однако теперь дружинники приукрасились, тоже засверкав золотом и самоцветами, перевооружились добротными каменными топориками, ножами и копьями вместо мягких бронзовых и железных, водрузили на головы шлемы, расписали щиты трофейными красками.
Санадал из рода Рахасов не обманул бога войны, и трюмы ладей были доверху набиты всякими съестными припасами. Оставалось только гадать, что он рассчитывал получить за триеры с минойцев, если счел выгодной заключенную сделку.
– О чем ты думаешь, Вик? – спросила нахмурившегося повелителя богиня смерти.
– О математике. Сколько будет двести шестьдесят на триста шестьдесят пять?
– А что должно получиться? – уточнила девушка.
– Если считать, что каждый воин съедает в день по килограмму жратвы, то за год дружина употребит первое число на второе.
– Ты слишком умный для бога войны, Вик, – засмеялась Валькирия. – Будь проще. Триста рыл умножаем на четыреста дней и получаем, что за год вы снямаете примерно сто двадцать тонн жратвы.
– Большая ладья берет на борт двести тонн. Наши средненькие. Допустим, тянут только половину. Сто тонн. У нас два полных под завязку «торговца» и еще по остальным кораблям кое-что раскидано. Получается, мы затарились провизией на три года вперед!
– И какие выводы?
– Да никаких, – пожал плечами Викентий. – Можно спокойно зимовать. У нас все есть.
– Если забыть, что мужики пьют втрое больше, чем жрут, то да.
– Ага! – вскинул палец бог войны. – Спасибо, Валька, учту. Время еще есть.
Ветер изменил богу войны, постоянно дуя либо встречь, либо поперек курса, и корабли двигались на веслах со скоростью пешехода, если не медленнее.
Впрочем, дружинники Одина никуда особенно и не спешили. Несколько раз в день они сменяли друг друга на гребных банках, а потом отдыхали, валяясь на палубе на расстеленных кошмах и шкурах, разглядывали обновки – крепкое и острое оружие, прочные шлемы, странные одежды изо льна и шерсти. Ну, и побрякушки всякие из золота и полированных камней им тоже еще не приелись.
Три дня флотилия добиралась до пролива, еще пять шла по нему на восток: через первую узость, через Мраморное море, потом через вторую узость, замыкаемую великим городом. Величаво повернули в бухту Золотой рог, направились к дальним причалам – в то время как стоящие там корабли, спешно обрубая канаты, отчаливали и на всех веслах мчались к стенам – под защиту лучников.
Солидно, без торопливости, дружинники встали к причалам, выгрузились, сомкнулись в ровный строй: круглые щиты с родовыми знаками воинов – крестами Похвиста, змеевиками Табити, молотами Сварога, – прочные шлемы, высокие острые копья, меховые плащи. Двинулись вперед, развернувшись в трех перестрелах перед восточными воротами – примерно в трехстах метрах.
Дальше повелитель гостей, держа в руках шапку, двинулся в одиночку, остановившись всего в полусотне шагов перед усыпанной стражниками башней. Громко объявил:
– Я есть Один, великий и непобедимый, бог войны! Я следую из теплых морей в родные пределы! Я желаю, чтобы сей город угостил меня пиром, дал мне и моим воинам вдосталь мяса, вина, рыбы и женщин для развлечения, полсотни бочонков вина и ладью дров в дорогу! Если же город откажется, то я возьму все это сам. Времени вам на размышление… – Викентий перевернул шапку, высыпав на дорогу несколько горстей пшеницы, – времени вам дарую, пока птицы не склюют все это зерно! Если к этому времени не начнется пир, то начнется штурм!
– Слава Одину! – оглушительно рявкнула дружина, вскинув к небу копья.
За последнее время она заметно уменьшилась. Однако решимости и мощи в дружине явно не убавилось.
Викентий вернулся к воинам, встал во главе и повернулся спиной к строю. Вытянул из петли уже изрядно помятый боевой молот, взял двумя руками и замер, глядя на дорогу перед башней.
Некоторое время там ничего не происходило. Потом к россыпи зерен спикировал какой-то любопытный воробей. Изумился своему счастью и принялся с азартом клевать отборную египетскую пшеницу. Однако одинокое пиршество продолжалось недолго. Удачу глазастой птахи тут же узрели ее пернатые сородичи. На дорогу спустились еще несколько воробьев. Потом еще несколько, потом появились голуби, сороки, дрозды – и вскоре на дороге началась настоящая куча-мала. Птицы торопливо клевали, толкаясь, раскидывая крылья, напрыгивая друг на друга. В стороны летели пыль и перья, несчастных первооткрывателей быстро выпихнули в сторону.
Но что такое шапка пшеницы для голодной стаи?
Викентий склонил голову набок, глядя, как разочарованные птицы начинают разлетаться в стороны, взмахнул боевым молотом и перевел взгляд на город. Хищно прищурился, оценивая крепость только что отремонтированных створок.
И тут эти створки дрогнули, поползли в стороны. Наружу стали одна за другой выкатываться бочки, толкаемые полуголыми слугами, появились волокуши с дровами и освежеванными бараньими и козьими тушами, носилки с копченой рыбой, плотной стайкой выбежали испуганные девушки в прозрачных льняных накидках, с огромными, растерянно распахнутыми глазами.
На этот раз город тринадцати богов решил обойтись без крови и разрушений.
– Я даже разочарована, Вик! – подошла к богу войны Валькирия. – Только собралась полетать… А как твоя душенька, довольна?
– Я взял Царьград, я обложил его данью… – Молодой человек пожал плечами. – Сбылась мечта идиота. Можно возвращаться домой.
– Да не вопрос! – рассмеялась девушка. – Три тысячи лет на скамеечке подожди, и ты тама.
– А ты? – покосился на нее Викентий.
– А я бы сперва осушила бутылочку «царьградского». Ты за мной поухаживаешь, великий?
– Всегда к твоим услугам, великая!
Разгульный, шумный пир с обильной жратвой, сексом и алкоголем безо всяких ограничений длился до самого утра. На рассвете сонные и уставшие дружинники безропотно загрузились на борта ладей, не забыв прихватить бочонки с вином и изрядное число подружек, и вяло ушли из бухты.
Как заметила Валентина – насильно девушек никто на корабли не гнал. То ли они перепились, то ли решили, что пиры и любовь куда интереснее нудной работы с утра до вечера, сна в тесной клетушке и ночного лапанья сальными старперами. Вряд ли горожане выдали врагу на поругание дочерей из благородных семейств. А жизнь нищих безродных служанок во все времена – не сахар. Так что из полусотни опозоренных во имя общего благополучия девок на берегу осталось не больше полутора десятков.
К полудню флотилия лениво выползла из проливов и повернула на север, пробираясь вдоль берега. Ветер наконец-то переменился, на мачтах взметнулись и выгнулись паруса, палубы наполнились храпом. И только верные своему долгу кормчие ворочали рулевыми веслами, направляя путь перегруженных добычей кораблей.
Прошло десять дней, прежде чем ладьи добрались до устья Днепра и вошли в реку. На том безмятежная жизнь для дружины закончилась – ветер оказался боковым, а выгребать против течения могучей реки шестью парами весел людям банально не по силам. Поэтому путники высадились на берег, забросили длинные канаты на макушки мачт – дабы не провисали и нос сильно не заворачивали, и побрели по хорошо натоптанному бечевнику. Не они первые, не они последние.
Почти сразу неподалеку появились скифы, пытающиеся понять – что за гости на реке? То ли стрелами их засыпать надобно, то ли товар для обмена подгонять. Сомнения рухнули, стоило одному из дружинников поднять щит со змеевиком. Увидев знак всемогущей Табити, степняки сразу признали: перед ними – свои.
Днем флотилия шаг за шагом пробиралась наверх – вечером дружинники разбивали лагерь, разводили огонь, восхваляя мудрость великого Одина, истребовавшего в дорогу корабль с дровами еще в Царьграде, жарили мясо, закусывали курагой и изюмом, пили кислое желтоватое вино. На свет костров подтягивались мужчины из ближних кочевий, присаживались к очагам, слушали рассказы своих сородичей о дальнем походе, о победных битвах, о кровавом веселье дружины Одина в городах и морях, смотрели на богатое, драгоценное оружие, на сверкающие украшения. На нефрит и янтарь, на золото и самоцветы – и каждый день ввечеру, перед сном, к Викентию неизменно подходили по два-три молодых степняка – а иногда и по десятку! – почтительно кланялись:
– Великий и всемогущий Один! Дозволь и нам вступить в твою дружину. Мы станем верными, храбрыми и послушными воинами. Поверь нам, великий Один! Возьми нас с собой в свои походы!
По устоявшемуся ритуалу Викентий осушал золотой кубок вина, вставал и клал руку добровольцу на плечо, твердо смотрел ему в глаза:
– Я есмь великий Один, бог войны! Я не ищу богатства и сытости, я не ищу богатых хором и теплой постели, я не ищу крепкой семьи и покоя у домашнего очага. Я ищу походов и кровавых сражений, я ищу веселья битвы и восторга поединков, я ищу ратной славы и громких побед! Коли ты вступишь в мою дружину, ты станешь ходить по миру в поисках достойного врага, ты станешь проводить дни в битвах, а ночи в победных пирах, главной радостью твоей станет ужас в глазах поверженного врага, и ты умрешь молодым с топориком в руках, чтобы возродиться для новых, посмертных битв до самого скончания веков. Готов ли ты на это, смертный?
– Да, великий Один, я согласен! – неизменно выкрикивал очередной юнец, успевший насмотреться у костров дружины на обилие добычи, сытную еду, крепкое вино и доступных женщин. – Я хочу сражаться и побеждать, веселиться в битвах и умереть с боевым топориком в руках!
– Я есмь бог войны, и я не могу отказать прирожденному воину в таком желании! – кивал Викентий. – Отныне ты мой сын и брат моим дружинникам! Ступай, выбери себе хороших друзей, подстилку у очага и место на палубе! Твои битвы ждут тебя, отважный смертный!
За одиннадцать переходов дружина Викентия практически восстановилась в числе, обещая вскорости перевалить за три сотни. Но к середине следующего дня русло повернуло влево – и путники увидели впереди россыпь скал, между которыми с ревом, гулом и шипением неслись днепровские воды.
Путь на север перекрывали уходящие куда-то вдаль непроходимые речные пороги.
– Вот черт, как же я про них забыл! – ударил себя кулаком в лоб бог войны. И словно оправдываясь, добавил: – Когда меня занесло сюда в последний раз, тут находилось водохранилище.
Смертные не рискнули подойти к великому Одину с вопросами. Скорее всего, пребывали в уверенности, что бог не может ошибаться и предвидел сие препятствие. Теперь воины просто ждали приказа, как поступать дальше.
Валентина пиетета к товарищу по приключению не питала и потому, подойдя, небрежно толкнула локтем в бок:
– И как далеко растянулось это безобразие?
– Ты у нас авиаразведка, Валька, ты и скажи! – грубовато ответил бог войны.
– Да не вопрос! – крутанувшись на пятках, девушка подняла руки над головой и хлопнула в ладони: – Великий Один желает узреть реку! Он назначает ритуальный поединок! Кто из вас, храбрецы, готов защитить мою честь на кровавом ристалище?!
Валя бы не согласилась на чародейство так легко, кабы не удачный пустяк: вообразивший после прошлого ритуала много лишнего могучий Капуин валялся с переломом бедра, и из числа претендентов в защитники выпадал самое меньшее до осени.
– Или вы надеетесь жить вечно? – украла любимый призыв Вика девушка.
– Я! Я! Я готов умереть за тебя, Валькирия! – встрепенулись несколько храбрецов.
Богиня смерти окинула взглядом добровольцев и указала на богатыря из числа сварожичей: настоящего атлета лет двадцати, однако белобрысого, с забавными тонкими кучеряшками и вдобавок веснушчатого.
– Тогда пойдем, – поманила девушка избранника и увела на одну из пустующих ныне ладей, к дальнему борту, недоступному для посторонних глаз. Здесь стянула с кучерявого красавца замшевую куртку с корявыми, явно самодельными золотыми клепками, провела ладонями по бугристым мышцам груди, по развернутым плечам, по крупным шарам бицепсов.
– Я к твоим услугам, великая, – вроде бы смутился богатырь.
– Чтобы защищать мою честь, храбрец, – ладони девушки опустились до его живота, – сперва ты должен ее забрать.
– Да, великая, – согласился белобрысый.
– Какие же вы, мужики, ленивые, – вздохнула Валя и сама стянула через голову платье.
– Да, великая…
– Мне что, все нужно делать самой? – Она скользнула рукой ниже его живота, и глаза девушки округлились: – О-о, черт! Кажется, я догадываюсь, почему у тебя не получается снять штаны. Сегодняшний ритуал уже начинает мне нравится. Ну-ка, ляг и подумай о чем-нибудь невинном. Я не хочу, чтобы все это взорвалось раньше времени.
Когда, наконец, богиня и ее поединщик вернулись с ладьи, вид у девушки был такой, словно она до полусмерти сомлела от жары, изрядно вспотев и растрепавшись, а щеки белобрысого богатыря покрылись румянцем. Видимо, тоже перегрелся.
– Нам нужно чаще разведывать дорогу, Вик, – осоловело пробормотала Валькирия, подходя к богу войны. – Тогда не будем попадаться в подобные ловушки.
– Ты готова к ритуалу? – Великий Один окинул ее саркастическим взглядом. – Может, сперва в реке охолонишься?
– Не нужно, – хмыкнула девушка. – Как раз сейчас я готова порхать, как бабочка. Достаточно легонько подбросить вверх.
– Будь по-твоему. – Викентий хлопнул в ладоши, приказал: – Освободите место для схватки! Я вызываю добровольцев!
Белобрысый богатырь отшвырнул куртку, оставшись обнаженным до пояса, взял в одну руку палицу с гранитным навершием, в другую нефритовый топорик, вышел в центр утоптанной поляны:
– Я познал высшую радость, смертные! – Он скрестил оружие перед собой. – Теперь мне не страшно умереть! Кто из вас выйдет на поединок и убьет меня, защитника чести Валькирии?!
«Высшая радость…» – Слова богатыря приятно кольнули сердце Валентины. Однако на него уже ринулись два спрятавшихся за щиты скифа с копьями, чиркнула по голове метательная палица. И богиня смерти растворилась в блаженной эйфории бесплотности.
Воин закрылся топориком еще от одной прилетевшей палицы, отбил копейный укол, пнул ногой в низ ближнего щита, но ударить в просвет не успел – бронзовый наконечник второй пики ударил его в шею, разорвав кожу над позвонками. Щит второго степняка врезался чуть выше колена и…
– Остановите поединок! – Валькирия возникла перед своим защитником, спиной к нему, резко развела руки: – Прекратите бой! Я осмотрела путь!
– Стоп, ритуал окончен! – приказал великий Один. Чуть выждал, пока все успокоятся, и поманил богиню смерти ближе: – Что там, Валькирия?
– Там полная жопа, Вик, – доходчиво сообщила девушка. – Этих порогов километров сто, с отдельными перерывами. Одни заканчиваются, другие начинаются. И так до середины степи.
– Ч-черт! – Бог войны запустил пальцы себе в волосы. И при сем движении перед глазами Викентия промелькнула татуировка на левом запястье. Молодой человек вспомнил о прощальном подарке повелителя оборотней, в памяти отчетливо прозвучало обещание голых девушек, приходивших за его жизнью по воле лесного колдуна.
Великий Один спустился к реке, еще раз глянул в сторону порогов и начал раздеваться.
– Надеюсь, ты не собрался топиться с горя, Вик? – достаточно громко спросила богиня смерти.
– Чурила, Варнак! Проследите, чтобы мне никто не мешал! – ответил Викентий.
Названные дружинники подобрали по щиту и копью и встали возле одежды повелителя, готовые отогнать любого врага.
Молодой человек, удерживая согнутую левую руку на уровне плеча, вошел в воду по пояс. Подумал и шагнул дальше, по грудь. Сосредоточился и опустил татуировку вниз. Негромко проговорил:
– Я, великий Один, бог войны, призываю хозяек здешних вод!
Викентий постоял, прислушиваясь. Посмотрел вниз, на татуировку. Повторил еще раз:
– Я, великий Один, бог войны, призываю хозяек здешних вод!
И снова:
– Я, великий Один, бог войны, призываю хозяек здешних вод!
Внезапно вода прямо перед ним вспенилась, и из волн появилась длинноволосая крупная женщина – так близко, что почти коснулась его сосками массивной груди. Рубленые черты лица, серые глаза, большие губы, светлые покатые плечи.
– Я слышу тебя, основатель родов и возмутитель покоя. Ты хорошо побаловал сестер плотским старанием, раз они просят помогать в твоих желаниях. Чего тебе надобно, человек?
– Хочу, чтобы ты перенесла мои корабли через все пороги до спокойной воды! – нагло потребовал Викентий.
Русалка одними зрачками скосилась на приткнувшиеся к берегу ладьи. Спокойно произнесла:
– Великий труд потребует великой оплаты.
– Вся моя дружина в вашем полном распоряжении, – с широкой ухмылкой развел руки в стороны великий Один.
– Спрошу сестер… – Женщина опустилась в воду.
Викентий немного постоял в ожидании ответа. Потом решил, что совещание хозяек вод может затянуться, вышел на берег и присел там, возле одежды.
Валентина, тем временем устроившись на головной ладье, тихо ругаясь, забивала рану на шее белобрысого богатыря сухим болотным мхом из запасов кормчего, затем замотала полоской замши, а сверху – грубой конопляной веревкой.
– Башкой не крути, дай крови запечься, – потребовала она. – А то истечешь раньше времени, ничего не успеем.
– Ты о чем, великая?
– Ну как… – улыбнулась девушка. – Ты сказал, что испытал со мной высшую радость, красавчик. Это правда?
– Не передать словами, великая! – встрепенулся атлет-кудряшка.
– Ты испытал, а вот я не распробовала, – погладила его по голове богиня смерти. – Так что ты нужен мне живым. Для опытов.
– Я стану вернейшим защитником твоей чести, великая!
– Но-но, губешки не раскатывай! – вскинула палец Валя. – Богиня смерти не имеет права на любимчиков! Разве только на маленькую слабость.
– Как пожелаешь, великая.
– Умница, – похвалила раненого Валькирия. – Как тебя зовут, красавчик?
– Ковыльником, великая.
– Если ты шевельнешься еще хоть раз, Ковыльник, – ласково пообещала Валентина, – я дам тебе твоей палкой по голове, и будешь исцеляться в бесчувственном состоянии. Сколько можно повторять: не крутись, откроется рана!
– Да, великая!
– Нужно отвечать: «Слушаю и повинуюсь», – когда с тобой разговаривает богиня!
– Слушаю и повинуюсь.
– «Слушаю и повинуюсь, госпожа»…
– Слушаю и повинуюсь, госпожа.
– Хороший мальчик, – улыбнулась и щелкнула жемчужными зубками девушка. Она вдруг поймала себя на том, что этот мир начинает ей нравиться все больше и больше. И тонкие пальчики Валькирии с острыми ноготками пробежали вниз по животу раненого.
В этот миг из вод Днепра показалась женская голова, кивнула, погрузилась обратно.
– Все на корабли! – вскочил Викентий. – Быстрее, быстрее! Грузимся со всем барахлом!
Он замахал руками, и ратный лагерь пришел в движение.
По счастью, вещей на берегу было немного: подстилки да оружие. Даже костровые принадлежности никто еще не доставал. Поэтому дружинники, похватав у кого что имелось, забежали по сходням на ладьи, затянули помосты за собой.
Последние люди еще переваливались через борта, когда темные воды широкого Днепра уже начали собираться горбом посередь русла. Словно влажная спина речного гиганта на высоту в полтора человека вздыбился черный текучий холм, накатился на берег, приняв на себя все полувытащенные там корабли, и помчался, помчался против течения, прокатываясь высоко над острыми скалами порогов. Замелькали по сторонам камыши и старицы, пришедшие на водопой табуны, дымящие очагами кочевья. Водяной холм несколько раз качнулся из стороны в сторону на поворотах, выкатился на ровное течение – и плавно опал, оставив корабли на стремнине.
– Весла на воду! – тут же закричал бог войны. – Поворачивайте к пляжу! Готовьтесь к высадке! Причаливаем!
Одна за другой ладьи врезались в песок, и причальные команды, выпрыгивая наружу, навалились на борта, приподнимая корабли плечами, толкнули их вперед, надежно сажая килем на берег. Флотилия прошла пороги, не потеряв ни единой щепки и не получив никаких повреждений. Самое опасное место пути осталось позади.
– Слава Одину! Слава великому Одину! – крикнул кто-то из дружинников, и все воины дружно подхватили сей ратный клич, приветствуя сотворившего настоящее чудо бога войны.
– Привал! – скомандовал Викентий. – Разжигайте костры, доставайте фиги и инжир. Никакого мяса! Особо сегодня не объедайтесь, вина не больше полковша на нос. Ночь будет долгой! И баб сегодня на берег не выпускать!
– Вот это уже становится интересным… – приподнялась Валькирия. – В общем-то, я туда и не рвалась. Но теперь даже не знаю. Пойти на принцип или посмотреть со стороны?
В этот момент Ковыльник тоже попытался подняться – и девушке пришлось положить ладонь ему на грудь, призывая к дисциплине.
– Ладно, убедил. Одного тебя лучше не оставлять.
Лежачие раненые, ночующие на ладьях, получили точно такую же назначенную повелителем порцию: сухофрукты и вино. И богиня смерти – вместе с ними.
– Только аппетит раззадорили, – быстро прикончив пайку, посетовала Валя. – А тебе, бугаю здоровому, наверное, и вовсе как слону дробина?
– Я не голоден, великая, – ответил Ковыльник.
– Не качай головой, в лоб получишь!
День между тем двигался к закату. Костры потихоньку прогорали. Слегка перекусившие воины расстилали кошмы и шкуры, готовились ко сну. Но едва над берегами Днепра сгустились сумерки, вода у берега внезапно запузырилась, словно закипела – и из нее пошли на берег обнаженные женщины. Многие десятки абсолютно голых, ладных собой, грудастых и длинноволосых леди. Гостьи обнимали встававших навстречу им мужчин, ласково гладили по лицам, рукам, некоторые сразу начинали целовать.
Валентина не произнесла ни звука. Но, похоже, настолько изменилась в лице, что Ковыльник зашевелился, привстал, выглядывая наружу. Ошеломленно охнул:
– Русалки!
– Кто? – шепотом переспросила Валькирия.
– Русалки. Древний, изначальный человеческий род. Их магия столь велика, что они ни в чем не нуждаются. Они живут в своем водяном мире в полном изобилии. Им нечего с нами делить, и потому люди их существования почти не замечают. Единственная беда хозяек воды в том, что в их мире почему-то нет мужчин. Горе тому смертному, которого они застигнут на берегу. Залюбят до полной погибели, утащат к себе в глубины и там умучают любовью уже послепогибельной. Великая удача тому человеку, который сможет с ними сговориться и за силу свою мужскую плату взять. Магия русалок безгранична, и они любое чародейство сотворить способны. Великий Один, похоже, сговорился. А теперича и еще сильнее сговор укрепит.
– Почему?
– Так ведь русалки мужиков обычно вдвоем, втроем на одного застигают, – ответил кудряшка-богатырь. – Здесь же, наоборот, десяток мужей на каждую. Где еще они такое изобилие любовное испытают? Одину ныне зевать нельзя! Самую крепкую из крепких клятв на службу требовать!
– А ты чего это сидишь? – внезапно спохватилась Валькирия. – Хочешь, чтобы раны открылись? Ну-ка, быстро лег! И не шевелись! Тебе вообще даже картинки такие видеть нельзя! Появится напряжение, прыгнет давление, кровотечение случится…
Богиня смерти положила руку ему на штаны и покачала головой:
– Ну вот, уже! И что теперь с тобой делать?
Девушка оглянулась по сторонам. Головная ладья ночевала пустой – девок великий Один с собой не возил, все мужчины ушли на берег. Раненый Ковыльник тут только по прихоти богини оказался.
– Беда с тобой, воин, – пряча усмешку, посетовала Валя и распустила завязки его штанов. – Но делать нечего, напряжение придется снимать. В чисто медицинских целях!
А на берегу и безо всякой медицины царила настоящая вакханалия. Распластавшихся на траве русалок одновременно ласкали, целовали, гладили сразу по нескольку мужчин, а кто-то еще и проникал в истосковавшееся за века лоно. Водяные чародейки, непривычные к подобному излишеству, не представляли, на кого смотреть, кому отвечать, с кем заигрывать? Трудно решить, кто тебя любит, если одновременно целуют соски и губы, глядят волосы и бедра, играют с ногами и руками – а внутри нарастает жар сладострастия, полыхает, захватывает и взрывается, оставляя без сил, чтобы тут же начать нарастать снова, ибо ласки не останавливаются ни на миг, и смертные не знают усталости.
Единственной хозяйкой воды, о которой заботился лишь один кавалер, была та самая суровая дама, что решала, помочь владельцу татуировки или просто его не заметить? Но зато ее любовником был сам бог! Неутомимый, жадный до ласк и умеющий их дарить, всемогущий Один. И потому суровая дама тоже не получила ни единого мига отдыха от заката и до самого рассвета, когда ее подруги, одна за другой, стали, покачиваясь, отступать в речную прохладу.
– Позволь еще раз поблагодарить тебя, прекрасная чародейка. То, как вы перенесли целый флот через пороги на такое расстояние… Это было потрясающе!
– Это было несложно, великий Один, – пожала плечами сероглазая русалка. – Мы хозяйки вод. Вода подчиняется любым нашим прихотям. Мы можем создать из нее водоворот или волну, дождь или пену, шторм или зеркало.
– А попутный ветер вы тоже можете создавать?
– Конечно, великий.
– А провести большую ладью по узкому ручейку?
– Конечно, великий.
– А раздвигать льды?
– Мы – повелительницы воды, великий, – терпеливо повторила русалка. – Там, где есть вода, нашей власти не существует ограничений.
– Обалдеть, как же это круто! – покачал головой Викентий. – Чертовски полезно иметь рядом такую чародейку!
– Ты можешь забрать меня себе, великий Один, – сказала женщина с такой же невозмутимостью, словно речь зашла о подобранной на пляже ракушке. – Тебе достаточно сказать: «Фригг, останься со мной».
– Фригг, останься со мной, – с улыбкой повторил бог войны.
– Хорошо, великий Один, – не меняя интонации, кивнула русалка. – Я согласна стать твоей женой, рожать тебе детей и помогать тебе во всех твоих делах.
У молодого человека плавно отвисла челюсть, и он заметно побледнел лицом.
– Сестры, не ждите меня! – подняла руку женщина. – Великий Один взял меня в жены, я остаюсь с ним!
– Великий Один женился! Наш повелитель женился! Слава Одину! Поздравляем, великий Один! Долгие лета, долгие лета! – услышав нежданную весть, обрадовались дружинники. – Слава великому Одину!
– Сегодня свадебного пира не будет! – громко пресек надежды соратников бог войны. – Отпразднуем, когда найдем свой дом! Грузитесь на ладьи! Нам пора отправляться.
Валентина, привлеченная шумом, наблюдала за всем этим с борта ладьи.
– Ковыльник! – окликнула она раненого богатыря. – Скажи, а русалки могут выходить замуж за людей?
– Они это любят, великая, – ответил тот. – Им нравится иметь своего живого мужчину и интересно попробовать человеческую жизнь. Баловство бессмертных. Только такие браки никогда не бывают счастливыми.
– Почему?
– Они ведь русалки, великая! – напомнил воин. – Они не люди. Только внешне очень похожи.
– Люди тоже разные бывают.
– Но они вообще не люди!
Как раз в этот момент Один и Фригг поднялись по сходням.
– Ты так и будешь ходить голой? – не выдержал Викентий.
Русалка посмотрела на мужа с таким недоумением, словно тот спросил о погоде на Венере.
– Тебе нужно одеться, – повторил то же самое другими словами бог войны.
– Зачем?
– Потому что я очень жадный! – повысил голос великий Один. – И не желаю, чтобы красотой моей жены любовался кто-то, кроме меня!
Он подобрал чей-то плащ, накинул Фригг на плечи и хорошенько запахнул спереди.
Русалка не сопротивлялась.
– Ковыльник, дальше можешь не рассказывать, – прошептала Валентина. – Я все поняла.
– Отваливаем! – оглушительно рявкнул великий Один. – Поднять паруса!
Он повернулся к русалке, кашлянул:
– Дорогая, сотвори, пожалуйста, попутный ветер.
Женщина приподняла левый указательный палец, немного им покачала, резко двинула вперед, и ладьям в корму тут же ударил плотный воздушный поток.
Валькирия подкралась к богу войны, положила подбородок на плечо и шепотом поздравила:
– Долгие лета, Вик! Искренне рада за тебя, всемогущий.
Викентий шумно втянул носом воздух, выдохнул, тихо ответил:
– Благодарю, великая. С тебя конвертик. И ты можешь ржать сколько угодно, Валька, но моя жена повелительница воды. А мы живем под парусами. Так что в любом случае это выгодная сделка. И не забывай, великая, что человек на девяносто процентов состоит из воды. Так что, если не хочешь, подобно Афродите, стать морскою пеною, советую рядом с Фригг держать язык за зубами.
– Молчу! – хмыкнула богиня смерти и отступила.
Викентий оказался молодцом. В любой ситуации держал хвост пистолетом. Не подколоть!
Несмотря на стабильный попутный ветер, флот бога войны все равно двигался медленно, с частыми долгими остановками. Валентина быстро сообразила, что великий Один так поступал специально. Слухи разбегались далеко и быстро, любопытные из окрестных земель приезжали посмотреть, послушать и пощупать, качали головами от зависти, убеждаясь в изобилии золота и нефрита, женщин и припасов у вернувшихся из дальнего похода победителей. И раз за разом в этой толпе зевак находились желающие рискнуть головой ради такой же красивой жизни.
Караван пробивался на север сперва через скифские степи, потом через славянские леса – и чем дальше, тем заметнее росла дружина бога войны.
Только через двадцать дней ладьи наконец-то приткнулись у слияния двух рек, под черными бревенчатыми стенами могучей крепости, щедро промазанными дегтем.
– Смоленск, великая, – сообщил Ковыльник, коему богиня уже дозволяла стоять на ногах. – Говорят, здешние славяне варят самую лучшую в мире смолу и лучше всех смолят бочки, кадки, берендейки и, конечно же, корабли. Когда варяги сшивают новую ладью, то первым походом всегда идут мимо Смоленска, дабы законопатить и просмолить ее именно здесь. Тогда кораблю сносу не будет. Никогда не протечет, не заскрипит, ни палуба не прохудится. Правит здесь Световид. Бог древний, великий, у Сварога в ровесниках. Вот только… Усталый он. От дел мирских отошел совсем.
– Хорошее место для долгого привала… – оглянувшись на сварожича, кивнул великий Один, словно бы благодаря за комментарий. – Себя показать, на людей посмотреть. Обновки супруге моей справить. Не все же ей в плаще одном ходить! Надеюсь, в этом мире уже существуют нормальные портные? В смысле, чтобы шили на заказ?
– Чур я с вами! – вскинулась Валькирия. – Мне тоже обрыдло таскаться в бесформенном балахоне. Хочу стильный прикид!
