Глава 6. Я стала свободней

Когда Саша узнала, что скоро станет старшей сестрой, ей было пять лет. Она радовалась беспредельно – наконец-то исполнится мечта и в доме появится малыш! Я тоже была довольна. В отличие от первого ребенка, которого я совершенно не планировала, ко второму готовилась с особой тщательностью: пила витамины, высчитывала, какая будет разница между детьми, когда младший появится на свет. Беременность получилась очень красивая, легкая и веселая. Я вся светилась счастьем, чувствовала себя маленьким ребенком, за которым ухаживают, выполняют любой его каприз и носят на руках. Напоминала сама себе розу из сказки о Маленьком принце – меня холили и лелеяли все вокруг.

Я хотела слышать только о том, как меня любят, обожают и какая чудесная у меня родится девочка. И больше ничего об этом мире. Песен не писала, потому что мозг отключился напрочь: пока придумывала третью строчку, забывала, о чем шла речь в самом начале, а к концу первого куплета вообще не понимала, что я тут делаю и к чему все это. В общем, решила, что пока не рожу ребенка, даже думать не буду о песнях. Занятий, впрочем, и без песен было выше крыши. Я старалась следить за собой, с удовольствием занималась спортом (не в полную силу, конечно), много путешествовала. Вместе с отцом будущего ребенка мы приняли коллективное решение, что работать во время беременности я не буду вовсе, про гастроли пока забываю и ни о каких концертах не может быть и речи. Я, всю первую беременность проскакавшая по сцене под грохот децибел, была очень рада тому, что хотя бы в этот раз смогу с чистой совестью отдохнуть.

И даже внешне я тогда изменилась – перестала наконец быть пацанкой и превратилась в настоящую женщину. Да, именно во время второй беременности полностью поменяла свой стиль. Под влиянием окружающих, которые хотели, чтобы я выглядела, как леди, решила поиграть в эту игру. Помогла мне в этом, как ни смешно звучит, моя няня. Видя, что гардероб постепенно заполняется красивыми платьями и романтичными юбками, а я по-прежнему не могу решиться их надеть, хватаю с полки удобные штаны и майки и скрываю отсутствие прически под бейсболками, она взяла и решительно спрятала всю мою пацанскую одежду в самый дальний угол. Пару раз, не найдя в шкафу спасительных штанов, я через силу заставила себя надеть нарядную одежду и сама не заметила, как втянулась. Стилисты, обрадованные тем, что наконец-то могут взяться за певицу Максим как следует и она не будет сопротивляться, нарядили меня, как куклу. И я стала с удовольствием и с иронией играть новую роль. Училась делать селфи, складывать губы уточкой и многозначительно выпучивать глаза. Меня дико забавляло то, что я играю ту самую «курицу», над которой всегда искренне смеялась. В движениях появилась несвойственная мне ранее плавность, я начала чаще улыбаться незнакомым людям – в общем, стала проще. Ни на секунду, впрочем, не забывая о том, что это все игра – в душе я оставалась все той же ироничной и любящей посмеяться над стереотипами.

Но, как ни старалась, так и не научилась получать кайф от шопинга. Я ненавидела ходить по магазинам с самого раннего детства. Конечно, можно было объяснить это тотальным отсутствием денег, но, когда я выросла и кое-какие средства у меня появились, в области шопинга мало что изменилось. Оттягивала момент похода за обновками до последнего, а когда уже отвертеться было невозможно, стилист брал меня чуть ли не за шкирку и волок в торговый центр, заставляя хоть что-то купить. Если какой-то предмет гардероба приходился мне по вкусу, я закупала его в промышленных количествах, чтобы до пенсии хватило. Когда мы готовились снимать клип на песню «Я ветер», режиссер сообщил мне, что у меня есть несколько дней, чтобы научиться хорошо ходить на высоченных каблуках, а по возможности еще и ловко танцевать на них. Я человек упорный, освоила эти ходули с рекордной скоростью и так втянулась, что решила внедрить шпильки в свой повседневный гардероб. Отправилась в магазин, провела там несколько часов в поисках удобной колодки, которая бы идеально села на мой непростой тридцать пятый размер. А найдя, купила сразу двенадцать пар всевозможных цветов и оттенков. И когда я, навьюченная коробками, выходила из торгового центра, продавцы, кассиры и охранники высыпали на крыльцо и, утирая слезы, причитали: «Ну что же вы так редко заходите?! Обязательно возвращайтесь, мы будем ждать!» Еще бы – я ведь им тогда за час недельную выручку сделала.

В общем, магазины я так и не полюбила. Зато никакая беременность и превращение в леди не могли вытравить из моего характера любовь к экстриму. Я всегда отличалась какой-то прямо повышенной безбашенностью. Если была возможность рискнуть и испытать свои нервы на прочность, я никогда ее не упускала. Не зря юристы «Гала-рекордз» даже включили пункт «Никакого экстрима!» в мое трудовое соглашение. Они знали о том, как Марина однажды ныряла в пропасть на тарзанке, поспорив на початок кукурузы. И слышали рассказы моего концертного директора Галины про освоение артисткой спортивного водного мотоцикла. У меня тогда были гастроли где-то на юге, и за несколько часов до начала выступления я решила размяться. Вскочив на мощный гидроцикл, который видела первый раз в жизни, я принялась лихачить так, что Галя не выдержала, оседлала стоявший у причала маленький скутер, и рванула ко мне в море, начисто забыв о том, что водить она тоже не умеет. И там нарезала вокруг меня круги с криками: «Марина, остановись! Марина, у тебя концерт, все билеты проданы, уймись немедленно!»

А я в тот момент вдруг осознала, что пришло время сделать сальто, вот прям во что бы то ни стало. И меня не очень волновало, что спортсмены, прежде чем этот трюк исполнить, десять лет тренируются. Я разогналась, взлетела, но гидроцикл, сделав примерно половину оборота, почему-то завис, я с него слетела башкой вниз в набежавшую волну, а эта махина обрушилась на меня сверху. Как Галя с ума в тот момент не сошла – не знаю. А сев впервые за руль машины, я спросила, где у нее газ, и тут же рванула с места. И до наблюдавших эту сцену еще долго доносился мой вопль: «А где у нее тоооормоооооооз?» – все тише и тише, пока не замер вдали.

Таких историй в моей жизни было несколько десятков. Что и говорить, трудности меня никогда не пугали. Зато они настораживали людей, со мной работавших. Пункт про экстрим в договоре появился благодаря ярким и незабываемым воздушным приключениям. Например, однажды я отправилась в полет на спортивном самолете. На спор. Знающие люди объясняли мне, что пилоты таких самолетов подвергаются нешуточным перепадам давления и часто теряют сознание от перегрузок, но я уверяла, что все ерунда, просто они слабаки, а мне не страшны никакие нагрузки и ни в какой обморок я при этом не упаду. Ставка в этом споре была нешуточной – в случае выигрыша я получала целую плитку шоколада. Самолет, в котором мне предстояло бороться за шоколадку, дышал на ладан, на первый взгляд казалось, что он отлетал свое еще во время Первой мировой. Но я решительно в него забралась, пристегнулась и сказала: «Поехали». Мой инструктор, военный летчик, зачем-то решил перед стартом рассказать мне, как катапультироваться. Он подробно изложил все детали – как открывать колпак, как выпутываться из горы ремней, как поймать нужное положение самолета. «Катапульта – это тебе не с табуретки прыгать, – сказал он. – Даже опытные спортсмены позвоночники себе в хлам ломают и вообще редко живыми после такого трюка возвращаются». Но кнопку зачем-то показал. Потом нацепил на меня шлем с рацией (чтобы в полете мы могли переговариваться), и мы взлетели. Инструктор продемонстрировал мне все, на что был способен его самолет, – и «бочки», и «восьмерки», и прочее, а напоследок изобразил мертвую петлю. Во время исполнения этого трюка пилот в какой-то момент глушит двигатель, и самолет некоторое время находится в свободном падении. Ощущение, скажу я вам, мягко говоря, волнующее. А мой пилот про катапульту-то мне объяснил, а про свободное падение не удосужился. И я решила, что пришло время катапультироваться. Нашарила кнопку катапульты и спрашиваю: «Прыгать?» Молчит. «Прыгать?» Молчит. Потом слышу: ржет. А ведь я была совсем близка к тому, чтобы на кнопочку нажать. Когда мы приземлялись, все население аэродрома, во главе с моими друзьями, стояло на взлетной полосе и в ужасе за нами наблюдало. Оказалось, что пилот слишком увлекся – так с новичками еще никто никогда не экспериментировал. Приземлились. Я, полная сил, решительно отстегиваюсь, выхожу на крыло и говорю: «Ну чего? Выкусили?! Я не упала и даже прекрасно себя чувствую! Давайте сюда вашу шоколадку». И в ту же секунду теряю сознание и лечу на землю. Потом, уже после того, как меня привели в чувство, было решено, что спор я все-таки выиграла.

Прыжков с парашютом на моем счету тоже немало, когда-то даже хотела сдавать нормативы для получения сертификата АСФ (дающего возможность совершать прыжки самостоятельно, без сопровождения инструктора), но не нашлось времени. А потом у меня родились девочки, и я решила с парашютом завязать. Знаете, сложный спорт все-таки. Если на лыжах или там с лошади упадешь – шанс выжить очень велик, парашютистам лучше не ошибаться, ибо там практически без вариантов. А мне как-то не хотелось детей без матери оставлять. Но увлекалась я тогда этим делом всерьез. Первый раз, кстати, прыгала, по своему обыкновению, на спор. Любимые друзья подговорили инструктора, с которым я прыгала, перевернуть меня вверх тормашками. Обычно новички прыгают, глядя на землю, а инструктор находится у них за спиной. Я же летела, глядя в небо, и видела стремительно удаляющийся от нас вертолет. А инструктора не видела и вообще слабо себе представляла, что делать. Но меня это все совершенно не пугало, даже, наоборот, веселило.

В общем, к чему я это все рассказываю? К тому, что даже превратившись во время второй беременности в леди, я своим привычкам не изменила. И находясь месяце на седьмом, отправилась в сопровождении компании друзей погонять на багги – это такие небольшие машины с характером настоящего внедорожника. Гонки проходили в лесу, по полному бездорожью, песку, корням и грязи. Сначала я не планировала соревноваться, хотела просто покататься на багги, демонстрируя, как надо водить машину, будучи беременной. Надо ли говорить, что это была моя первая поездка в такой машине? На этот раз я уже была умнее, заранее выяснила, где тормоз, и тронулась в путь. Дело происходило далеко за пределами города, в глухом лесу, где никогда никого не бывает, кроме лягушек и комаров, поэтому водители машин развивали огромную скорость, не опасаясь столкнуться с каким-нибудь грибником. Поначалу я плелась в хвосте, показывая езду в стиле «Медленно и аккуратно». Но спустя пару минут я вошла во вкус, поняла, что машинка отлично вписывается в поворот, прекрасно разгоняется, адреналин сделал свое дело, я, как говорится, «уперла тапку в пол» и принялась обгонять соперников одного за другим. Щелчок – и мозг отключился. Впереди только победа и только пьедестал почета, больше меня ничего не волновало.

Вот сколько раз я себе говорила: «Марина, мы сначала думаем, а потом едем!» Миллион раз я себе это говорила. Но тогда, впрочем, как обычно, призыв не сработал. Потому что я ведь побеждала! Я обошла всех своих соперников, вырвалась вперед и была в эйфории. На полной скорости преодолела очередной крутой поворот, подняв столб пыли, и вдруг с ужасом сквозь эту пыль разглядела стоящую на дороге машину. А рядом другую. И поодаль группку людей – мужчин, женщин, детей. Откуда они взялись в этой глуши? Бог весть. Видать, безнадежно заблудились и изучали карту в отчаянной попытке понять, куда же это их занесло и где искать дом. Вся толпа стояла аккурат в той точке, на которую я уверенно летела. Они тоже меня заметили, все, как по команде, повернули головы, открыли рты и оцепенели в ужасе. В принципе их можно было понять. Тишина, глухой лес, из которого вдруг с ревом вылетает нечто ужасное в дыму и пыли.

Надо было что-то предпринимать. А что? Водитель из меня никудышный, я и за рулем машины-то никогда не сидела, что уж говорить об этой взбесившейся табуретке. И я, естественно, делаю то, что нельзя делать ни в коем случае, – выкручиваю руль и изо всех сил жму на тормоз. Как я летела! Машина понеслась кубарем, я, поскольку была пристегнута, из кабины не вылетела, но совершила несколько пируэтов внутри ее. Один кувырок, второй. Лечу и думаю: «Господи, сколько я еще кувыркаться буду, когда же она остановится! Надоело». Четыре оборота. Четыре раза на колеса, на крышу и снова на колеса. Я до сих пор не понимаю, как выжила и как остался цел-невредим ребенок. Когда наш багги прекратил свои кульбиты и остановился, я огляделась, увидела страшенные рытвины в земле, оставленные нашими колесами. И в голову пришла только одна мысль: «Если бы со мной что-то случилось – все! Привет! Мы в трехстах километрах от ближайшего населенного пункта, вечереет, и помощь вряд ли пришла бы – вертолет ночью не летает, а ни одна машина «Скорой помощи» нас в этой глухомани не нашла бы». Пока я все это обдумывала, подоспели друзья. В полном шоке они подбежали ко мне проверить – жива ли я вообще. А у меня – ни царапины. Видимо, мой ангел-хранитель все-таки очень внимательно ко мне относится, раз смог в такой сложной ситуации уберечь и меня, и будущего ребенка.

Когда Маша появилась на свет, я не раз вспомнила ту историю. Она с первых минут жизни была невероятно красива, совершенно непохожа на всех остальных младенцев, красных, сморщенных, со следами какой-то внутренней борьбы на лице. Моя девочка была спокойна, голубые глаза широко распахнуты, ресницы до бровей, щечки фарфоровые, губки алые. В общем, я никогда в жизни не видела таких хорошеньких младенцев. И, глядя на нее, я все время говорила: «Господи, зачем я тебя так мучила? Ты же все это время сидела у меня внутри, такая живая, такая красивая!» Рожала я ее абсолютно спокойно, ужасов, которые пришлось пережить во время рождения Саши, не было и близко. Уже через два часа после родов я принимала гостей. Первой гостьей была, конечно, новоиспеченная сестричка. Сашка начала мечтать о сестренке или братике задолго до того, как я сообщила ей, что беременна. Она всегда любила малышей, никакая сила не могла отогнать мою старшую дочь от коляски, в которой лежал младенец, пусть даже совершенно незнакомый. Естественно, как только она научилась внятно говорить, тотчас попросила меня родить ей такого же. Всю беременность очень внимательно относилась к моему состоянию, разговаривала с животом, выясняла, что там внутри делает девочка, как она себя чувствует и знает ли, что ее ждет сестра по имени Саша. В общем, неудивительно, что первой в моей палате оказалась именно она. Саша влетела в дверь такая вся стремительная, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, взъерошенная. Казалось, что одевалась дочка на бегу – только одна рука продета в рукав пальто, второй болтается, шарф сполз на сторону. Даже не взглянув на меня, она стала обшаривать взглядом палату: «Где она?! Покажите мне ее!» И потом часа три не могла отойти от кроватки, смотрела, как Маша дышит, как моргает, как вертит головой, и приговаривала: «Господи… Это же моя сестра! Какая она маленькая!» Тут же, у кроватки, поклялась Маше в вечной любви и пообещала защищать ее всегда и везде.

Впрочем, выписка из роддома и на этот раз далась мне с трудом. Но если первый раз я волновалась, смогу ли справиться с младенцем, то второй раз все было куда печальнее – я не понимала, смогу ли справиться с собственной жизнью.

Вообще, эту книгу можно было бы смело назвать «Мои любимые грабли». Перечитала еще раз главы, в которых я рассказываю про расставание с Шульцем и про развод с Лешей, и поняла, что, дожив до тридцати лет, так ничему не научилась в отношениях с мужчинами. Каждый раз четко и бесповоротно наступаю на одни и те же грабли. С отцом Маши мы… в общем, все опять было основано исключительно на эмоциях. Никто в этом не виноват, но все-таки мы сейчас не вместе.

Мы с девочками вернулись домой, и я снова начала учиться жить – теперь уже по-новому. Впрочем, термин «мать-одиночка» я, скажу честно, никогда к себе не относила. Когда его слышала, представляла несуразного ленивца Сида из мультика про Ледниковый период. Вспомните эпизод, когда он нашел яйца динозавров и уходит от мамонта куда-то вдаль со словами: «В замок одиночества! Во льдах! Навсегда! Одиноко одинокий одиночка!» Вот как-то так мне все это и представлялось. В общем, этот термин меня только забавлял. И никак мне не подходил. Я всегда четко знала, куда и зачем иду. Одна моя знакомая любит повторять: «Марина, ты, конечно, совершенно не женщина». В том смысле, что женщины – существа скрупулезные, им важны мелочи, нюансы, они хорошо ориентируются в каких-то мелких делах и поручениях. А у меня всегда был мужской склад ума, мне подавай глобальные проблемы, и вот их я решу с удовольствием. Ну не приспособлена я к тому, чтобы быть женой! Независимо от того, замужем я в текущий момент или нет, я все и всегда решала только сама. И деньги зарабатывала, и всех контролировала. У мужчины, который находился рядом со мной, просто не оставалось шансов на лидерство, я все держала в своих руках. Повезло тому мужчине, который на мне не женат, вот что я вам скажу.

Любой задаче, которую передо мной ставила жизнь, я отдавалась целиком и полностью. В какой-то момент основной задачей и главным делом стали дети. Я подошла к процессу как заправский менеджер, отметала все, что могло бы помешать, организовала свой быт так, чтобы всем было максимально комфортно. Поначалу, с Сашей, слишком увлеклась, стала ей и мамой, и папой, а потом решила все-таки распределить силы и делегировать полномочия – тоже, как видите, проявила хорошие менеджерские качества. У меня появились помощники.

И Маша уже росла в более спокойной и расслабленной атмосфере. Во-первых, я стала опытной мамой, и мне не надо было в панике метаться по квартире, пытаясь понять, как надевается памперс и что делать, чтобы ребенок перестал плакать. А во-вторых, Маша с самого начала была просто подарочным вариантом ребенка. Я таких прикольных детей вообще никогда не видела, честно. Она с первых дней вызывала и у меня, и у всех окружающих сплошной восторг. Прямо вот включай камеру и снимай двадцать четыре часа в сутки, хорошее настроение обеспечено всем зрителям. Еще не умея ходить, она развивала такую бурную деятельность, что я отказывалась понимать, как маленькому ребенку это под силу. Вроде бы она в комнате, но ты не успеешь глазом моргнуть – уже уползла в кухню и залезла под стол. В тонусе меня постоянно держала, но с ней было весело.

И при этом Маша была леди. С самого рождения. Когда я познакомилась с ее старшими сестрами со стороны отца, то не переставала удивляться, как это он воспитал в них такое чувство такта, вежливость и манеры. Как удалось научить ребенка в четыре года сидеть на стуле ровно, с прямой спиной, аккуратно есть ножом и вилкой, вести светскую беседу с незнакомыми людьми, быть безукоризненно вежливым, но не допускать по отношению к себе никакого излишнего панибратства. Сейчас, глядя на подрастающую Машу, я понимаю, что это в крови. От природы. Если дочери дать на завтрак глазированный сырок, она ни за что не будет кусать его прямо из упаковки. Надо открыть сырок полностью, положить его на красивую тарелочку и дать ей вилку, а желательно еще и нож. Она будет есть его именно так. А если разглядит у себя на платье какую-то микроскопическую сориночку или пушиночку, возьмет ее аккуратно двумя пальчиками, донесет до урны и выбросит. И никаких капризов, все тихо, с достоинством. В общем, с ней было легко.

Хотя любое «легко» – понятие относительное. Любая мама, воспитывающая двоих детей, знает, какой это труд, даже если оба ребенка у нее – подарочный вариант. Все равно младенец не спит ночами, а старший нет-нет да и начинает выкидывать всякие фортели, положенные ему по возрасту. Я справлялась. В первый же день, приехав домой с новорожденной Машей на руках, дала себе слово – чего бы мне это ни стоило, но я сделаю так, чтобы у девочек было ощущение полноценной семьи. А еще приняла очень необычное для молодой мамы решение – мне надо учиться. Не важно чему, лишь бы голова была загружена.

Я начала реанимировать свой английский язык, который к тому времени основательно подзабыла, подключила к нему еще и начальный курс испанского, вспомнила, как играть на гитаре, запоем читала книги по истории отечества. И знаете, была поражена, до чего, оказывается, огромны резервы нашего мозга. Поначалу новые слова категорически не хотели запоминаться, а строчки в книге расплывались в одно сплошное пятно, но постепенно голова стала ясной, заработала на полную мощность. Я, наверное, в институте так хорошо и плодотворно не училась, как тогда, сидя дома с маленькой Машей.

Саша очень мне помогала, она оказалась идеальной старшей сестрой. Пока я ждала Машу, наслушалась страшных историй про ревность старших и про то, в какие ужасные формы она выливается. Мы проводили с Сашей беседы о том, как хорошо иметь младшую сестру, купили ей куклу бейби-борн, чтобы у девочки тоже появился как будто свой ребенок и она бы не чувствовала себя ненужной. Планировали, что будем, например, купать Машу, а Саша в это время разместится рядом, возьмет игрушечную ванну и будет там мыть свою «дочку». Но все эти ухищрения не пригодились, а опасения оказались напрасными. Саша оказалась самой рьяной и самой главной поклонницей, можно сказать, настоящей фанаткой нового члена нашей семьи. Никакой бейби-борн ей и не нужен был, лучшей куклой на свете для нее стала Маша. Саша все время повторяла, какая Маша сладкая и любимая девочка, какое золото, как она ее бережет, что порой во время прогулок во дворе отказывалась показывать малышку соседям и говорила: «Мою сестренку я прячу от чужих глаз!» Помогала купать, пеленать, кормить, ей можно было дать любое посильное поручение, и она тут же бежала его выполнять. Просыпалась в три часа ночи и шла в мою комнату, чтобы проверить, все ли у Маши нормально, а то ей послышалось, что малышка заплакала и ей срочно надо помочь, успокоить. Кстати, успокаивала Саша сестру гораздо лучше, чем я. Уж не знаю, как ей это удавалось, только на старшую сестру младшая реагировала исключительно позитивно. Слезы высыхали, девочка, еще секунду назад заходившаяся в плаче, начинала смеяться, прыгать, и все конфликты мгновенно улаживались. Саша позволяла младшей сестре делать с ней абсолютно все. Таскать Сашу за волосы, рвать ее книжки, брать любые игрушки, еду, одежду. Саша, которая никому не позволила бы так обращаться со своими вещами, а уж тем более со своей прической, мужественно терпела все издевательства над собой. И даже когда Маша покусилась на святое – изрисовала каракулями школьные тетрадки, в которых сестра выполняла летние задания, та ничего ей не сказала. Представляете? Три месяца труда пошли коту под хвост – и ни слова упрека. Да любая старшая сестра как минимум обиделась бы, а как максимум надавала бы младшей по попе, а Саша ее простила. Правда, тут еще надо отдать должное нашей учительнице, которая прекрасно понимала, что такое младшие дети, и обычно никаких претензий в этих случаях не предъявляла.

Школу для Саши мы выбирали очень тщательно. Прислушивались и к рекомендациям знакомых, и к совету моего главного наставника, духовника отца Луки, мнение которого для меня очень важно. Прежде чем отдать документы, я несколько раз ходила в школу сама, познакомилась с учителями, пообщалась с ними. Мне очень понравилась атмосфера, царившая там: все были вежливы, корректны, а к детям относились внимательно, но без лишнего сюсюканья. Оценки в первом классе не ставили, что тоже стало для меня важным фактором – надо же было дать девочке время втянуться в процесс. А еще меня порадовало, как элегантно выглядели учителя. Казалось бы, совсем не важно, как педагог одет, если он хорошо делает свою работу. Но когда я вошла в школу и увидела, что у всех учителей там четко выдержан корпоративный стиль, никаких джинсов и футболок, только элегантная одежда и деликатные интеллигентные украшения и аксессуары, я это отметила. А когда увидела директора этой гимназии, поняла, что тон стилю задает именно она. Она мне очень приглянулась – умная, решительная и красивая. В общем, школа для Саши была найдена.

Я помнила, как для меня самой был важен поход первый раз в первый класс, и постаралась, чтобы для Саши этот день тоже стал праздником. Форма, красивая, красная в синюю клетку, была куплена заранее, и хотя Саша мечтала надеть ее прямо в магазине и больше не снимать, я ее уговорила подождать до первого сентября. В тот день с утра к нам домой приехали обе Сашины бабушки, и девочка, наряженная в новую форму, с огромными белыми бантами, портфелем и большим букетом отправилась на торжественную линейку. И, кстати, неизвестно еще, кто волновался больше, она или я. Мало того что я отправляла дочь в школу, еще мне и речь пришлось толкать во время праздника, ободрять первоклашек и говорить им напутственные слова. Но в общем и целом все остались довольны. Правда, в тот день я решила не говорить дочке, что все это развлечение затянется на одиннадцать лет, может быть, поэтому ей все так понравилось. Впрочем, особого рвения к учебе она не испытывала. Надо признать, что я совершила в ее воспитании одну большую ошибку – перегрузила в детстве всякими разными развивалками, английским, танцами и теннисом. В результате еще задолго до школы Сашин день был расписан по минутам, и получилось так, что к первому классу она уже малость устала учиться, грызть гранит науки совершенно не рвалась. К тому же напрягала необходимость вставать каждый день в полседьмого утра. В общем, Саша восприняла школу не как храм науки, а как отличное место, где можно потусоваться, завести новых друзей и вообще приятно провести время.

Кстати, о друзьях. С возрастом дочка стала гораздо общительней. Когда она была маленькой, мы много времени проводили на даче, где в то время оказалось довольно пустынно, и долгое время на нашей улице стоял только один дом – наш. Детей в окружении Саши практически не было, она не умела находить с ними общий язык. Зато со взрослыми могла говорить беспрепятственно. Видя на детской площадке своего сверстника и желая с ним познакомиться, она подходила не к ребенку, а к его родителю и спрашивала: «Можно мне угостить вашего ребенка конфетой и потом с ним немного поиграть?» И только получив разрешение, шла налаживать контакты. Сейчас, конечно, все гораздо проще, разрешения у взрослых Саша уже не спрашивает, друзья появляются сами собой, и их число все растет. В этом, правда, есть не только положительные моменты. Влиять на ребенка становится все сложнее. Например, дочка видит в руках у подруги какой-нибудь крутой новомодный телефон, и ей тут же срочно требуется точно такой же. Приходится объяснять, что не все в жизни появляется по первому требованию.

Еще одна проблема, которую я пытаюсь решить, – фастфуд. Сама я о существовании такого рода еды узнала, только начав ездить на гастроли. Когда время строго ограничено и некогда пойти в кафе и ресторан, а есть хочется – иногда приходилось питаться гамбургерами. Но Саша до семи лет не была знакома с фастфудом, не пила сладкую газировку, а увидев все это в магазине, морщила носик: «Ой, это же несъедобно». К сожалению, оградить ребенка от влияния других детей во дворе или в школе крайне сложно, и теперь девочка приходит домой с кока-колой или какой-нибудь чипсиной. И постепенно эта еда становится не такой уж несъедобной – на нее ведь крайне легко подсесть. Удержаться невозможно – любой ребенок, если у него будет такая возможность, выберет в качестве обеда скорее гамбургер, а не брокколи. И этот нюанс меня несколько расстраивает. Стараюсь хотя бы дома этих продуктов не держать и придерживаться принципов здорового питания.

Сашина школа добавила хлопот в мою и без того довольно насыщенную жизнь. Я крутилась как белка в колесе и с грустной усмешкой вспоминала данное когда-то себе самой торжественное обещание не выходить на работу, пока Маша не вырастет. Но жизнь все расставила по своим местам – почти сразу же после рождения дочки я приступила к работе над клипом на песню «Золотыми рыбками». По сюжету я там играла балерину, и мне пришлось брать уроки хореографии – по три часа в день стояла у станка, делала стойки и мосты. Это, я вам скажу, и для человека тренированного – непростое дело, а уж я-то, после родов, вообще пыхтела как паровоз. Но плюс в этом был однозначный – оказалось, что за время беременности я очень соскучилась по двигательной активности. Вроде бы особо себя не ограничивала, на диване пластом не лежала и за девять месяцев набрала очень мало – всего шесть килограммов (с Сашей я прибавила все двадцать). Но, видимо, как-то инстинктивно старалась не делать резких движений, а вернувшись в обычное состояние, пустилась во все тяжкие. К балету чуть позже прибавились бокс и теннис, в результате я очень быстро обрела свою форму и даже улучшила ее, вместо обычных пятидесяти двух килограммов стала весить сорок шесть. Но остановиться уже не могла. Как побежала тогда, словно Форест Гамп, так до сих пор и бегу, и мне это очень нравится.

Услышав о том, что я вышла из декрета гораздо раньше, чем планировала, оживились телевизионные продюсеры, на время беременности оставившие меня в покое. Постоянно кто-нибудь звонил и приглашал участвовать в проектах и ток-шоу. Я четко давала понять всем, что не буду танцевать на льду, вертеться под куполом цирка и вообще не планирую принимать участие во всех этих шоу, где певца за полгода обязуются превратить в космонавта, доярку или нейрохирурга. Делать из себя клоуна на потребу публике, пусть даже и повышая при этом свой рейтинг, не собираюсь. В ток-шоу тоже участвовала всегда с большой осторожностью. Я считаю, что вполне допустимо прийти на программу и поговорить о том, в чем действительно разбираешься, – о музыке, например. Но с умным видом рассуждать, как ты любишь свою стиральную машинку, потому что она умеет по-особенному отжимать и сушить вещи, – увольте.

Точно так же я всегда относилась к проектам в кино. У меня много друзей-актеров, и я вижу, сколько они учатся и как тяжело работают, чтобы достичь мастерства в деле, которое выбрали. И я никогда не планировала отбирать у них хлеб и идти сниматься в кино. У меня другое образование и другая профессия, и к тому же я прекрасно отдавала себе отчет: приглашают не меня, Марину Максимову, девушку, в которой видят какой-то невероятный актерский потенциал и хотят сделать из нее новую Катрин Денев. Приглашают медийную персону, раскрученный бренд, с помощью которого можно удачно повысить рейтинг картины. «Певица Максим в нашем фильме в роли всеми обиженной, брошенной несчастной женщины», – пишется на афише, и народ валом валит смотреть на такое чудо. Мне все это кажется каким-то враньем. Я хочу делать только то, что действительно умею.

Впрочем, дело, которое я умела делать хорошо, постепенно начинало мне приедаться. Продолжать карьеру певицы, честно говоря, не очень хотелось. Я понимала, что уже изучила все, что можно, вдоль и поперек, знала на студии каждую кнопочку, на сцене – каждый проводок. В начале пути разбираться в этих хитросплетениях было очень интересно, но постепенно хобби превратилось в нудную техническую рутину, больше похожую на математику, чем на творчество. Жизнь становилась чересчур предсказуемой, я могла посекундно расписать, что буду делать в этом году, а что через год, когда надо будет ехать в тур, а когда снимать клип.

Это было скучно, а мне хотелось драйва. Хотелось двигаться дальше, потому что я четко знала – если человек останавливается, он начинает деградировать.

Мысли о том, что у меня достаточно энергии для того, чтобы заняться еще чем-нибудь, кроме музыки, начали появляться в моей голове еще задолго до Маши. Я перебирала всевозможные варианты: что бы еще придумать, куда бы приложить свою кипучую энергию? Бизнес? Звукозаписывающая студия? Продюсерский проект? Идей было много, все они мне нравились, выбрать что-то одно не представлялось возможным, и я придумала вариант, как все эти направления объединить. Надо создать свою школу!

Я принялась вынашивать эту идею. И когда Маше исполнилось девять месяцев, моя мечта была реализована – я открыла двери нового учебного центра: школы искусств Максим.

Это было то, что я так долго искала. Мне давно уже хотелось делиться накопленными знаниями и, кстати, не обязательно с детьми. Я не раз в своей жизни встречала взрослых, состоявшихся людей, которые не хотели больше заниматься тем, что делали. Так бывает, когда человек до сорока лет работал бухгалтером и вдруг запел. Или стал рисовать. И вот он понял, что ухватил за хвост свою мечту, а что с ней делать дальше, когда у тебя семья и дети, квартальный отчет и ипотека, – неясно. И он начинает думать: может быть, у него уже начались необратимые изменения в психике, раз он жаждет покинуть свой насиженный стул в офисе и пойти на шоу «Голос»? И что скажет жена? А соседи? А дети? Не проклянут ли папу, который полжизни был стоматологом и вдруг в сорок лет вышел с кистью на Арбат и стал рисовать шаржи?

Но я-то знаю, что так бывает, и люди, если они действительно верят в свою мечту, добиваются успеха и в сорок, и в пятьдесят лет. И мне хотелось вдохновлять таких людей, помочь им что-то в жизни поменять. Я могла рассказать им, что и как конкретно делать, куда идти, с кем говорить, как сориентироваться в той области, где человек никого не знает. Поскольку мне удалось добиться успеха самостоятельно, без волосатой лапы и твердой руки, которая бы меня тащила с канала на канал, я понимала, что могу научить этому других. Дать людям уже в готовом виде те знания, которые я сама получала интуитивно, набивая шишки и синяки. Тем более что сейчас успеха в шоу-бизнесе добиться несколько проще – есть Интернет, есть специально обученные люди, которые выискивают там таланты и дают им жизнь. А значит, дело за малым – обратить на себя внимание. И секрет здесь, на мой взгляд, очень прост – надо действительно очень хотеть добиться успеха. Надо учиться выражать свои мысли и чувства и самому создавать продукт (я не люблю это слово, но тут оно подходит как нельзя кстати). Если ты песню написал сам, выстрадал ее всю, от первой до последней строчки, вынашивал мелодию, продумал каждый аккорд – есть шанс, что она зацепит кого-то еще, кроме тебя. А если ты решил пойти более легким путем и за деньги купил у кого-то стихи и музыку, приобрел чужие мысли – вряд ли что-то получится. Наш человек очень тонко чувствует энергетику, посыл и не терпит фальши. И принимает только то, что сказано и спето искренне, от всей души.

Обычных музыкальных школ у нас в стране много. Одну из них я сама окончила и очень хорошо ее помнила. Там были обшарпанные стены, царило уныние, а педагоги били по рукам линейкой за малейшую провинность и избавляли от любви к музыке качественно и навсегда. Создавать такую школу мне совсем не хотелось. Я хотела, чтобы было так: окончив курс в моей школе и получив то же классическое музыкальное образование, люди легко и непринужденно могли перейти на профессиональную сцену. А для этого надо сделать из учеников уже готовых артистов, попробовавших себя в разных жанрах, знающих, как делается музыка, и понимающих, чего они хотят. Чтобы получить такой результат, я должна была поменять всю систему образования. Не давать отдельные отрывочные сведения, пусть и очень интересные, а показать, что все в мире искусства взаимосвязано. Человек из класса фортепиано переходит на основы аранжировки и учится не только исполнять музыкальные произведения, но и создавать их. А курс английского языка плавно перетекает в мастер-класс написания текстов песен. И вот тогда ученик не будет растерян, как бывает обычно выпускник классической школы, очень хорошо разбирающийся в произведениях XVIII века, но понятия не имеющий, что ему теперь со всем этим богатством делать и как применить свои знания на современной эстраде.

В общем, идея у меня созрела, концепция сложилась, энергии было хоть отбавляй, и я принялась действовать. Все сложилось далеко не сразу. Я действовала не столько как бизнесмен, столько как творческая личность. Окончив школу с экономическим уклоном, прекрасно знала, как строятся такие проекты. Но творческая сторона меня переборола. Вместо того чтобы подбирать бухгалтеров, я в первую очередь стала нанимать педагогический состав. Решила почему-то, что вопросами более скучными и рутинными, вроде разговоров с санэпидстанцией и сведения дебета с кредитом, будут заниматься другие, специально обученные люди. Но потом поняла, что нужно самой вникать в бумажные дела. Слава богу, что со мной рядом оказались проверенные друзья и соратники – мои музыканты и бессменный концертный директор Маргарита Соколова. Они не раз меня вытаскивали из сложнейших жизненных ситуаций, помогли и сейчас. И прежде всего убедили меня, что отсидеться не получится – надо брать управление школой в свои руки. Потому что ни один управляющий, как бы он ни стремился, не может сделать столько, сколько ты, болеющий за дело всей душой. И мы снова начали.

Поначалу было очень нелегко. Мне пришлось признать, что я полный профан в некоторых вопросах, и снова засесть за учебники, чтобы изучать азы юриспруденции и бухгалтерии. А решение всех этих бесконечных бытовых вопросов шло так медленно и тяжело, что я впала в уныние. Одно дело – творческая часть, когда я продумываю концепцию учебного заведения, размышляю, кого из знакомых артистов или танцоров приглашу на мастер-класс, и прикидываю, как можно красиво украсить стену в коридоре цитатами из песен. И совсем другое – беседы с пожарной охраной или арендодателями. Но отступать – не в моих правилах. И мы постепенно, потихонечку, начали двигаться вперед.

Помимо обычных занятий вокалом и сольфеджио в нашей школе стали преподавать сценическую речь, хореографию, актерское мастерство, занимались с детьми английским языком, бальными танцами.

У нас появилась своя рок-группа и труппа мюзикла, мы проводили кастинг детей для съемок в клипах, учили играть на ударных инструментах, танцевать брейк-данс и ходить по подиуму – в общем, давали весь спектр знаний и навыков, которые могут понадобиться ребенку да и взрослому в мире шоу-бизнеса. Я тоже принимала участие в учебном процессе – проводила мастер-классы, причем рассказывала не только о том, как стала певицей. Нашла свои любимые лекции по основам предпринимательства, по которым занималась еще в институте, вместе с преподавателями университета экономики доработала их и стала читать их у себя в школе, рассказывать о товарах и услугах. А в идеале хотела создать еще что-то вроде центра предпрофессиональной подготовки, чтобы помочь детям после школы сориентироваться в своих устремлениях – куда идти учиться дальше.

В общем, дело пошло. И постепенно та любовь, с которой я строила свою школу, та творческая атмосфера, которую старалась привнести, передалась всем вокруг – и педагогам, и родителям, и детям. Мне стали помогать, обсуждать со мной какие-то общие проблемы, иногда даже не касающиеся школьных дел. Со взрослыми мы стали хорошими друзьями.

А дети… Когда я увидела первый раз, как ко мне по коридору со всех ног мчится толпа моих маленьких учеников, размахивая от счастья руками и крича: «Максим!» – я поняла, что все не зря. И была еще одна мысль, которая грела, – с самого начала мне казалось, что школу я делаю не только для чьих-то чужих детей, но и для своих собственных. Как будто строю кусочек их будущей жизни. Представляла, как Саша будет идти по этому коридору, входить в этот танцкласс, а Маша будет стоять вот тут, у станка, играть на синтезаторе и барабанах. И силы появлялись даже в самые тяжелые моменты, потому что не могу же я оставить своих девочек без сказки.

Мне 33 года. В этом возрасте многие любят подводить итоги – смогли ли они достичь цели, поставленной когда-то давно, еще на выпускном в школе, состоялись ли, довольны ли жизнью. Я обычно этого не делаю. Не протираю от пыли свои награды в шкафчике, приговаривая: вот, за 10 лет столько-то «Золотых граммофонов» и вот столько серебряных тарелок «МУЗ-ТВ», что-то маловато, для ровного счета надо бы еще. Но иногда все-таки думаю о том, какой путь прошла. Все ли сделала из того, что планировала?

Конечно, с того момента, как я первый раз ступила на московский перрон, таща за собой огромную клетчатую сумку, много воды утекло. У меня есть две замечательные дочки, есть дом, есть школа – дело моей жизни. Я изменилась. И неизвестно, что сказала бы та девчонка с кудряшками, которые она старательно прятала под кепкой, взглянув на нынешнюю Марину. Конечно, я так и не превратилась в принцессу из фильма «Зачарованная», которой воображала себя во время второй беременности. И если делаю селфи, складывая губы уточкой, то только чтобы посмеяться над всеми этими фифами, забивающими инстаграмм одинаковыми фотографиями. Но я уже и не подросток, любимые когда-то тяжелые ботинки и бейсболки заброшены в дальний угол шкафа, и вряд ли я когда-нибудь еще их оттуда достану.

Я стала много путешествовать. Не только с гастролями и концертами, а для себя, для души. Предпочитаю путешествовать по России, потому что в нашей стране есть такие красоты, которых нигде больше не увидишь, и такие места, где ты буквально перерождаешься. Мы ездили на озеро Байкал, путешествовали по его берегу на велосипедах, и я была в восторге – такая мощная там энергетика. А какой воздух! Какая невероятная природа! Но больше всего меня потрясла Камчатка – одно из любимейших мест на земле. Океан, сопки и совершенно фантастические нерпы. Когда я там оказываюсь, у меня такое ощущение, что я вверх ногами хожу. И не только я, а все жители – это противоположная часть земли, где ночь в те часы, когда в Москве день. Но это тоже часть нашего общего дома. Чем больше езжу, тем больше чувствую ответственность за происходящее вокруг.

Еще я учусь. Сначала занялась самообразованием. Читая запоем книги по истории Отечества, я поняла, что хочу получать эти знания более системно, и начала заниматься с преподавателем. Было очень интересно, но хотелось чего-то большего, и к нашим занятиям присоединились лекции и учебники по истории живописи, мировая история и история религий. Я с восторгом это все изучала, но в какой-то момент несколько потерялась и запуталась. История – это не математика, там нет четкой хронологии или теорем. И одни и те же факты в разных учебниках преподносятся по-разному. Сначала я решила, что это я недостаточно прилежно учусь, но потом выяснилось, что многие историки сами признаются, что не совсем уверены в тех или иных фактах. А примирила меня со всем этим хаосом теология. Я вдруг осознала, что именно в этой науке сходится воедино все, что я так люблю, – и история стран, и история живописи, и литература. Теология совмещает в себе все эти дисциплины и раскладывает по полочкам то, что было накоплено мной в процессе обучения в школе, институте и самостоятельного чтения. Год назад я подала документы на факультет теологии в Рязанский государственный университет. Курс оказался очень интересным, правда, первую сессию я сдала с трудом – все-таки уже отвыкла готовиться к экзаменам. Но дальше все пошло гораздо легче.