Глава 17

Утро выдалось суматошным и нервным. Вчера поздно легла спать, до двух ночи проверяла школьные тетради, и, конечно же, вместо намеченного подъема в семь часов проснулась полвосьмого. Сделала завтрак, накормила Артема и отправила его в школу. Хотя до ее первого урока еще три часа, но дел так много, что впору разорваться на части. Нужно сходить в аптеку за лекарствами, взять платье из химчистки, приготовить что-то на обед детям, а после двух должна прийти терапевт. Нет, надо звонить Екатерине Васильевне. Неудобно, но что делать? Она теперь ее палочка-выручалочка.

– Екатерина Васильевна, доброе утро. – Алла затаила дыхание.

– Да, Аллочка, здравствуй. Как Оксана? – грудной голос свекрови, как всегда, успокаивающий.

– Еще кашляет, тридцать семь и один.

– То есть до садика еще далеко.

– Да, Екатерина Васильевна, извините, мне неудобно вас просить…

– Не надо извиняться, Алла, я приду, – свекровь мгновенно все поняла, – во сколько мне подойти?

– Пол-одиннадцатого. Сможете?

– Я подойду. Не беспокойся.

– Спасибо. – Алла с облегчением вздохнула. Да, повезло со свекровью!

Начала быстро одеваться. Три месяца назад, до командировки Максима, все было нормально. Максим был рядом, он занимался с Артемом, по мере своих возможностей помогал ей по хозяйству. А потом эта командировка! У Аллы екнуло сердце, когда Максим объявил ей, куда поедет. Он, конечно, ее успокаивал. Говорил, что не будет участвовать в боевых действиях, что будет сидеть при штабе и «перебирать бумажки». Но женское сердце – вещун!

А потом он пропал. Плешкунов говорил с ней по телефону осторожно, тщательно подбирая слова: «Ваш муж пропал. Скорее всего, он попал в плен к одной из группировок повстанцев. Только не впадайте в панику. Он жив, мы его ищем. И когда найдем, обменяем на кого-нибудь из полевых командиров…»

После того разговора прошло два месяца. И никаких вестей. Недавно она позвонила по рабочему телефону Плешкунова. Но вместо него трубку взял какой-то Демин. Алла представилась ему и потребовала, чтобы ей все рассказали про мужа. Демин сообщил, что ему тоже пока ничего не известно, что они предпринимают все возможные меры, что его ищет даже мухабарат, сирийская госбезопасность…

Он, этот Демин, много чего еще говорил, успокаивал ее, но она уже плохо воспринимала его слова. Она чувствовала, что он что-то скрывает, а точнее, не договаривает. Слезы брызнули из глаз, сердце сдавило тисками. Чтобы не разрыдаться, Алла быстро закончила разговор, но в конце попросила дать ей новый рабочий телефон Плешкунова. Демин после некоторого колебания дал ей телефон бывшего начальника Максима.

Плешкунов узнал ее сразу. Выслушав просьбу жены своего бывшего подчиненного, он сказал ей практически то же самое, что она слышала от Демина, но ему она поверила. Потом он пообещал, что, как только он что-то узнает о Максиме, то обязательно ей сообщит. И вот вчера он позвонил ей в одиннадцать вечера, сказал, что придет к ней домой сегодня часов в семь. Значит, он что-то знает. Максим ей раньше рассказывал, что Плешкунов – человек деловой и порядочный.

Алла взяла хозяйственную сумку, открыла кошелек, пересчитала деньги. На самое необходимое есть. Еще одна проблема! Уже три месяца нет зарплаты Максима. А на ее зарплату учителя в Москве больно-то не разбежишься. Поэтому она стала брать деньги из НЗ, которые они отложили с Максимом на покупку нового гарнитура. Кстати, надо бы спросить Плешкунова и об этом. В конце концов, Максим еще жив, как они уверяют, находится в командировке, значит, зарплату ему должны перечислять.

Перед самым ее уходом раскапризничалась Оксанка. Заявила матери, что не хочет опять оставаться одна в квартире. Алла, стараясь говорить спокойно, сообщила дочери, что она лишь на минутку в аптеку за лекарством, но девочка истерично крикнула: «Нет!» и затопала ногами. Мать, уже знакомая с такими выходками, поняла, что дочь делает это не из боязни остаться одной в квартире, а чтобы показать свой характер. Поэтому она применила испытанный метод. Сначала прикрикнула на нее, нахмурив брови, затем взяла на руки, прижала к себе, погладила по волосам, сказала, что она же умная девочка и большая уже. Посадила дочь перед телевизором, нашла приличный детский мультфильм. Оксана надула губы, но больше не плакала, видимо примирившись с обстоятельствами. Когда мама была уже на пороге, потребовала:

– Тогда купи мне моложеное!

– Вот когда у тебя горлышко пройдет, тогда и куплю, – пообещала та.

– А я тогда папе скажу, что ты кулишь, – ехидно объявила дочь.

– Ябеда! – обозвала Алла Оксану и вышла из квартиры.

Покуривать она стала недавно, после того как пришла весть, что Максим пропал без вести. Студенткой она баловалась сигаретами, но всерьез никогда не курила. Теперь почувствовала, что это уже не баловство, а вредная привычка. Надо бы завязать. Екатерина Васильевна узнает – может, и не скажет напрямую, но не одобрит.

Плешкунов пришел в половине восьмого, когда они с детьми уже поужинали. В прихожей он вручил ей коробку конфет и большой букет цветов. Алла проводила гостя в гостиную:

– Чай? Кофе?

– Алла Викторовна, ничего не надо, – мужчина замахал руками, – я ненадолго.

– Хорошо, я только цветы в вазу поставлю.

Наливая воду, на всякий случай посчитала количество гвоздик. Нечетное! Этот подсчет неожиданно успокоил ее.

Вернулась в комнату, поставила цветы на стол, села в кресло напротив гостя. Посмотрела на него взглядом, который был красноречивее любых слов.

– Алла Викторовна, пока новостей никаких нет, – начал тихо Плешкунов, – я зашел к вам, чтобы ответить на ваши возможные вопросы. Можете их задавать мне, постараюсь на них ответить исходя из той информации, которой я на сегодняшний день располагаю.

– Как все произошло? – спросила Алла.

– Вы помните, три месяца назад в СМИ прошла информация о гибели четырех наших журналистов?

– Да, помню.

– Это произошло по дороге из Латакии в Хмеймим. Максим Михайлович присоединился к группе журналистов. Охрана была надежная, на двух БТРах, бойцы сопровождения, из восемьдесят второй бригады, опытные, обстрелянные. По дороге вся колонна напоролась на засаду. Погибли все. В том числе и журналисты. Но среди погибших вашего мужа не нашли. Это установлено точно. То есть мы можем предположить, что его взяли в плен.

– Его могли казнить?

– Это маловероятно. Через наши каналы установлено: это была банда Саладдина. Есть там такой абрек. Он не практикует публичные казни. Есть неподтвержденная информация, что он захватывает в плен иностранцев, а потом требует за них выкуп.

– А в отношении Максима были такие предложения?

– К нам такой информации не поступало, – сокрушенно покачал головой Плешкунов.

Лицо женщины без эмоций, какое-то застывшее. Взяла пачку сигарет, вопросительно посмотрела на седого генерала:

– Я закурю?

– Да, конечно.

Алла закурила, встала, подошла к окну, приоткрыла его.

– Какие у вас версии всей этой истории, Ростислав Аверьянович? – Женщина делала вид, что смотрит в окно. – Не официальные, а ваши. Личные.

– Ну… официальных версий пока никто не озвучивал, а что касается моих предположений… – Плешкунов помедлил с ответом, задумчиво посмотрел на картину на стене, – его либо действительно готовят на выкуп, либо держат в загашнике как возможного кандидата на обмен.

– Понятно. – Алла выпустила струйку дыма в приоткрытое окно.

Плешкунов бросил взгляд на Аллу, затем перевел его на ковер, рассматривая замысловатый узор. Он не стал озвучивать третью версию, о которой уже шептались в кабинетах его учреждения. Во-первых, сообщить ей, что руководство СВР думает о подполковнике Иконникове как о потенциальном предателе, было бы жестоко и неэтично. Во-вторых, он сам не верит в эту версию, и он же является, пожалуй, единственным из руководства всего ведомства, кто с возмущением отметает саму мысль о возможном предательстве Иконникова.

Алла докурила сигарету, подошла к столику, резко, по-мужски, затушила ее в пепельнице.

– Товарищ генерал, тогда разрешите некорректный вопрос. Не знаю, ответите ли вы на него…

– Если смогу, то отвечу.

– Максим ведь не простой военнопленный. Разведчик ГРУ, попавший в плен к врагу, – это не рядовое событие. И я знаю, в ваших структурах это всегда расценивается как крупный провал. А вы не рассматриваете версию, что он струсил, под страхом смерти перешел на сторону врага…

«Хоть и женщина, но логика у нее мужская и в интуиции ей не откажешь», – мысленно поразился Плешкунов.

– Алла Викторовна! Я Максима Михайловича знаю давно, уверен в нем и как в мужчине, и как в разведчике. Если бы я в чем-то подозревал его, то я бы не пришел к вам. Я вам обещаю, кто бы что вам не говорил, я в него верю и буду за него бороться.

– Спасибо, – тихо прошептала Алла.

– Успокойтесь, верьте в лучшее. – Плешкунов встал. – Мне надо идти, извините. Как только что появится, я вам сообщу.