Кассий прикован наручниками к больничной каталке в госпитале Сынов Ареса. Он лежит в том самом госпитале, где мои люди умирали от смертельных ран, полученных во время спасательной операции. Они вырвали меня из рук Беллона и Айи. Пострадавшие в боях повстанцы Фобоса и участники других операций занимают все койки. Жужжат и пищат аппараты искусственного дыхания, но взгляды раненых, кажется, говорят громче любых звуков. Прохожу между рядами коек и топчанов, бойцы тянутся ко мне, хотят прикоснуться к человеку, у которого нет на руках рабских знаков. Я стараюсь дотронуться до каждого, но сейчас нет времени обходить весь зал.

Я просил Танцора выделить Кассию отдельную палату, но его все равно поместили в главном зале госпиталя среди пациентов с ампутированными конечностями, рядом с огромным пластиковым тентом, закрывающим печь для кремации. Он лежит на виду у низших цветов и сам пусть вдоволь наглядится на то, что такое настоящая война. Чувствуется почерк Танцора… Кассий находится в тех же условиях, что и все остальные, и нельзя назвать это проявлением жестокости или особым обращением, с ним обходятся так же, как со всеми. Смотрю я на все это, и мне даже хочется угостить старого социалиста выпивкой.

Рядом с койкой Кассия на металлических стульях сидят люди Нэрола: один серый и двое изрядно потрепанных жизнью бывших проходчиков. У них через плечо перекинуты ремни, на которых висят бластеры внушительных размеров. Охранники играют в карты, но, завидев меня, тут же вскакивают и отдают честь.

– Говорят, он меня звал?

– Всю ночь, сэр! – хрипло отвечает алый, тот, что пониже ростом, с интересом разглядывая стоящую позади меня Холидей. – Неудобно вас беспокоить, но он же, мать вашу, олимпиец, так что мы решили передать его слова начальству! А еще, сэр, – шепчет он, наклонившись ко мне и попыхивая мне в лицо дымом синтетической ментоловой сигареты, зажатой в пожелтевших зубах, – этот засранец заявил, что у него есть важная информация!

– Он в состоянии говорить?

– Да, – ворчит солдат. – Говорит мало, но гортань не задета.

– Мне нужно побеседовать с ним с глазу на глаз, – требую я.

– Если что – мы рядом, сэр!

Доктор и охранники откатывают тележку Кассия в дальний угол зала к аптечному блоку, дверь в который запирается на ключ. Мы с Кассием остаемся наедине между рядов пластиковых контейнеров с лекарствами. Он лежит на тележке и наблюдает за мной, на белой повязке между кадыком и яремной веной проступает едва заметное пятно крови.

– Ты чудом остался в живых, – первым заговариваю я.

Кассий молча пожимает плечами, и я вдруг замечаю, что рядом с ним нет капельницы, а на руке отсутствует морфинный браслет.

– Тебе не дали обезболивающее? – обеспокоенно спрашиваю я.

– Это не наказание. Был консилиум, – говорит он очень медленно, чтобы не повредить швы на шее. – У них морфина не хватает, запасы подходят к концу. Говорят, что на прошлой неделе пациенты проголосовали за то, чтобы самые серьезные лекарства доставались тем, кто лежит на ожоговом или перенес ампутацию. Благородно с их стороны не стонать от боли по ночам, словно брошенные щенки… Знаешь, мне всегда было интересно, слышат ли матери, как их дети плачут и зовут их.

– Думаешь, твоя мать слышит?

– Я никогда не плакал. А мою мать теперь ничего не волнует, кроме мести. Что бы она под этим ни понимала.

– У тебя есть для меня информация? – перехожу я к делу, потому что не знаю, что еще сказать.

Этот человек – мой брат по оружию. Холидей спросила, почему я оставил его в живых, и я стал нести что-то насчет благородства и чести, но в глубине души мне отчаянно хочется, чтобы мы снова стали друзьями. Мне нужна его поддержка. Наверное, это глупо. Должно быть, во мне проснулось чувство вины. А может, я просто поддался его поразительному обаянию и харизме? Или же во мне говорят тщеславие и потребность в любви со стороны тех людей, к кому я испытываю глубокое уважение? Кассия я, несомненно, уважаю. В нем есть подлинное благородство, несмотря на его извращенные понятия о чести. Если уж на то пошло́, я гораздо лучше понимаю, во имя чего сражаюсь.

– Ты или она? – тихо спрашивает он.

– Ты о чем?

– Кто из вас не дал черным выжечь мне глаза и вырвать язык? Ты или она?

– Мы оба.

– Лжец. Если честно, я думал, что она не выстрелит, – продолжает он, пытается дотронуться до шеи, но кандалы не пускают его, отбрасывая назад. – Ты не мог бы снять с меня эти штуки? Ужасно чешется.

– Ты наверняка останешься в живых.

– Ну наконец-то! – хмыкает он. – Теперь ты будешь строить из себя благородного победителя! Думаешь, что раз спас меня, то ты лучше золотых? Стоишь на более высокой ступени развития?

– Возможно, мне придется пытать тебя, чтобы получить нужную информацию, – возражаю я.

– Что ж, это будет неблагородно с твоей стороны.

– А по-твоему, благородно пытать человека три месяца, а потом на девять месяцев засадить его в тесный склеп? Да и вообще, какого черта ты думаешь, что мне есть дело до всех этих разговоров о благородстве и чести?

– Тоже верно, – хмурит лоб Кассий и внезапно становится похож на портрет кисти Микеланджело. – Ты ошибаешься, если думаешь, что верховная правительница вступит с тобой в переговоры. Ради моего спасения она не пойдет на жертвы.

– Тогда зачем же ты служишь ей? – спрашиваю я.

– Это мой долг, – отвечает Кассий, но я начинаю сомневаться в искренности его слов.

В его взгляде сквозит одиночество, тоска по другой жизни. Я вижу, как желание изменить свою судьбу борется в нем с чувством долга.

– Не важно, – говорю я. – Думаю, мы с тобой причинили друг другу достаточно зла. Я не стану пытать тебя. Тебе действительно есть что сказать или будем ходить вокруг да около еще минут десять?

– Дэрроу, ты никогда не задавался вопросом, почему верховная правительница начала переговоры о перемирии? Наверняка ты думал об этом. Она не из тех людей, что склонны к проявлениям милосердия. Тогда почему она решила сделать исключение для Виргинии? Для окраины? Флот Октавии превосходит космические силы губернаторов Газовых Гигантов в три раза! Центр лучше снабжается всем необходимым! Генерал Ромул в подметки не годится Року, и ты это прекрасно знаешь. Почему же правительница отправила нас на переговоры? Почему решила пойти на компромисс?

– Мне известно, что она хотела убрать Шакала. К тому же она не может вести войну на три фронта: усмирять повстанцев на окраине, пытаться надеть намордник на Шакала и сражаться с Сынами Ареса. Октавия стремится минимизировать зоны военных действий, чтобы решать проблемы по мере их поступления. Это все и так ясно, стратегия проста как три копейки.

– Но знаешь ли ты, почему Октавия решила избавиться от Адриуса?

– Мой побег, лагеря смерти, перебои в поставках гелия… – перечисляю я, понимая, что список причин, по которым должность лорд-губернатора Марса не должен занимать психопат, бесконечен.

– Совершенно верно, – перебивает меня он. – Верно и даже убедительно. Именно такое объяснение мы и предложили Виргинии.

– И о чем же вы умолчали? – подхожу к нему я, услышав, как изменился его голос.

Кассий медлит, словно сомневаясь, стоит ли мне доверять, но потом все-таки отвечает:

– Не так давно агенты нашей разведки обнаружили расхождения между квартальными отчетами по объемам производства гелия, предоставленным в департамент энергетики и в департамент управления шахтами. Тогда мы запросили отчеты наших агентов, работающих в шахтах под прикрытием, и обнаружили, что Шакал как минимум в ста двадцати пяти случаях заявил, будто утечка гелия произошла вследствие подрывной деятельности Сынов Ареса. Оказалось, что это неправда. Также он сообщил о том, что четырнадцать шахт были разрушены в ходе терактов Сынов Ареса, но ничего подобного в реальности не было!

– Значит, решил снять сливки, ну и что? Мало, что ли, в системе коррумпированных лорд-губернаторов?

– Но он не продает гелий на черном рынке. Создает искусственный дефицит, а сам накапливает огромные запасы гелия!

– Запасы? Действительно большие? – напряженно спрашиваю я.

– По нашим оценкам, с учетом дополнительных поставок с этих четырнадцати шахт и резервных запасов Марса, через два года у Шакала будет больше гелия, чем в резервных фондах империи на Луне и Венере, а также военном резерве Цереры, вместе взятых.

– Из этого можно сделать сотни разных выводов, – тихо замечаю я, постепенно осознавая, что речь идет о гигантских запасах гелия – три четверти общего объема самого ценного вещества во всех мирах под контролем одного человека! – Собирается разделаться с верховной правительницей? Подкупает сенаторов?

– На данный момент на его стороне уже сорок сенаторов, – признает Кассий, – больше, чем мы думали. Но он втянул их в историю посерьезнее, – продолжает он, пытаясь усесться поудобнее и выпрямить спину, но наручники удерживают его в полусогнутом положении. – Дэрроу, я задам тебе один вопрос и прошу тебя, скажи мне правду, – вдруг заявляет он таким серьезным тоном, что я даже не решаюсь пошутить на эту тему. – Правда ли, что Сыны Ареса совершили ограбление склада на одном из астероидов в поясе Марса через несколько дней после твоего побега? Примерно четыре месяца назад?

– А можно поточнее? – недоверчиво говорю я.

– Заброшенная часть основного пояса астероидов, подсемейство Карины, номер Эс – тысяча девятьсот восемьдесят восемь. Кремниевый, никому не нужный астероид. Полезных ископаемых практически не обнаружено. По форме напоминает родинку на левом бедре Виргинии, – зло добавляет он. – Так достаточно точно? Или хочешь еще подробностей?

– Ну и сволочь же ты!

– Взаимно, – отвечает он, очаровательно улыбаясь. – Но давай все-таки ближе к делу…

Пока Микки приводил меня в порядок, я просмотрел записи обо всех тактических операциях, проведенных Севро. Действительно, было несколько нападений на военные базы легиона в поясе астероидов, но ничего хотя бы отдаленно похожего на то, что описывал Кассий.

– Нет. Насколько мне известно, на Эс – тысяча девятьсот восемьдесят восемь никаких операций не проводилось.

– Черт побери! – бормочет он, задыхаясь. – Значит, мы были правы…

– Кассий, что было на этом складе?

– Пятьсот ядерных боеголовок, – мрачно отвечает он, и я вижу, что пятно крови на его повязке расплылось до размеров открытого рта.

– Пять сотен?! – повторяю я, слыша собственный голос как будто со стороны. – Какого калибра?

– Тридцать мегатонн.

– Убийцы миров! Кассий, объясни мне, зачем они вообще нужны? Почему их не уничтожили?

– Приберегли на тот случай, если бы Повелителю Праха пришлось повторить историю с Реей. Пункт управления находится между центром и окраиной.

– Повторить историю с Реей? Кассий, кому ты служишь? Женщине, которая оставляет на черный день запас боеголовок, способный уничтожить целую планету?

– Все улики были против Сынов Ареса, – не обращая внимания на мой монолог, продолжает Кассий, – но верховная правительница решила, что Севро не смог бы провернуть такую авантюру. Она поручила Мойре выяснить обстоятельства ограбления, и той удалось отследить коды кораблей похитителей до заброшенной верфи, ранее принадлежавшей компании «Юлии индастриз». Если Сыны и правда непричастны к этой краже, значит оружие у Шакала, но мы не знаем, как он собирается его использовать.

Стою в полном шоке и не могу выдавить ни слова. Отчаянно пытаюсь соединить элементы мозаики воедино и понять, зачем Шакалу такое количество ядерного оружия. Согласно уставу Сообщества, марсианским военным силам разрешается иметь в арсенале только двадцать ракет для ведения космических боев, весом не более пяти мегатонн.

– Допустим, это правда. Зачем ты рассказал мне об этом? – спрашиваю я.

– Потому что Марс – моя родина, Дэрроу. Моя семья живет там так же долго, как и твоя. На Марсе мой дом, моя мать! Что бы ни задумал Шакал в долгосрочной перспективе, верховная правительница считает: если загнать его в угол, он воспользуется этим оружием!

– Вы боитесь, что мы победим, – вдруг понимаю я.

– Когда всем руководил Севро, Сыны Ареса были обречены на поражение, но теперь… Сам подумай, – говорит Кассий, глядя мне в глаза. – Ситуация вышла из-под контроля. Октавии неизвестно мое местонахождение. Она не знает, жива ли Айя, не видела того, что творится у вас в Тиносе. Шакал может узнать, что она собиралась предать его, выдать собственной сестре. Он бешеный пес, Дэрроу! Если вы спровоцируете его, он разорвет всех нас. Вполне возможно, что тебе удастся выжить, – добавляет он вполголоса, – но что будет с Марсом?