Облако село на гору…

Сразу стало темно. Облако пахло сыростью и почему-то еще землей. Это было похоже на то, как ложишься головой на мокрую подушку. Тревожно заблеяли овцы, Магомед сказал несколько слов – и они утихли. Понимали, что человек рядом, и значит – все хорошо.

Оставалось только ждать, пока ветер развеет мокрую хмарь.

Вот уже почти месяц Магомед жил в горах. Вдали от города, вдали от войны, вдали от джихада, как его прадед, который, по семейным рассказам, был пастухом. Сохраб дал ему стадо, и он со снайперской винтовкой и собакой, которая не сразу, но признала Магомеда, ушел в горы. Спустится он только ближе к зиме.

Пасти овец – не так-то просто, хищников хватает, как четвероногих, так и двуногих. Но его военный опыт и подготовка снайпера помогали – он уже застрелил трех волков, одного – на бегу. Еще одного – самого опасного – он застрелил с нескольких метров. Появились волки, которые шли к людям, даже ластились, делая вид, что они собаки, пока не подбирались на расстояние для верного броска.

Все как у людей.

Одиночество и горы давали Магомеду возможности подумать. Он думал… он многое понял вообще-то. Все, что произошло… это не только конфликт Абу Салеха и Далгата Мусагирова, тут все намного сложнее. Не будь этого конфликта, их бы все равно сломали – под любым предлогом. Докопались бы до камня, например, почему у вас волк на шевроне, живое нельзя. И объявили бы предателями.

Потому что те, кого они привели к власти – своей кровью и своими жизнями, – начали строить государство. Не менее несправедливое, чем русское. И первыми, от кого они должны были избавиться, – это те, кто помог им прийти к власти. Потому что они опасны, потому что они имеют заслуги и имеют право судить. И могут точно так же привести к власти других. А это никому не надо.

Вот за что Абу Салеху и отрубили голову на площади. Только за это.

Война не закончилась – он закончил ее. Он просто пасет овец, не желая иметь с этим ничего общего. Он достаточно сделал на пути Аллаха – но как оказалось, не приблизился к нему ни на шаг. Возможно, отшельничество и аскетизм помогут…

Туча начала рассеиваться – и в серой дымке он заметил белую букашку, двигающуюся по дороге. Это был джип.

Наверное, это была воля Аллаха. Потому что ничем другим это объяснить было нельзя.

Джип – это был «Порш Кайенн» – сломался. Понятное дело – машина совсем не для этих гор, и совсем не для гор вообще. До нее было больше километра, и он наблюдал за ней, пытаясь просохнуть, – хоть какое-то развлечение. Те, кто приехал, чинили машину, а потом со стороны села появился «Мицубиси Паджеро», из него вышел сухой высокий человек в чем-то наподобие военной формы. Магомеду он показался знакомым, он достал винтовку, которая лежала под буркой (от сырости), чтобы посмотреть. А когда увидел – чуть не нажал на спуск.

Он узнал того высокого. А посмотрев на второго – вспомнил и его.

Овец он загнал в кошару. Собака позаботится о них, а у него есть дела и поважнее…

Ночное аварское село – это не просто населенный пункт. Аварское село в этих местах – это настоящий лабиринт, состоящий из домов, башен, улиц, уходящих в гору под углом в сорок пять градусов и превращающихся во время дождей в реки, которые не перейти вброд. Но здесь он был дома – он знал все это. В точно таком же селе он играл в детстве.

Пока машину ремонтировали, он проделал по горам больше трех километров – бегом. И когда машины въехали в село, он уже был на позиции и видел, в какой дом вошли люди (на машине к нему было не подъехать). И когда настало время намаза, он, попросив прощения у Аллаха, бросился вниз, ежесекундно рискуя свернуть себе шею…

Подобраться к нужному дому было не так сложно, если быть своим. Дома в дагестанских деревнях не обносились забором, потому что стройматериала не хватало и на сам дом. А двор одного дома чаще всего был крышей того, что расположен ниже по склону. Без винтовки, с одним только ножом, он перебирался от дома к дому, прислушиваясь, присматриваясь. Вот и нужный. В нем, как и положено по местной традиции, бревна, на которых держалась конструкция, выступали на улицу, это надо было для того, чтобы через них отводилась скапливающаяся влага. По ним также можно было лазать – он в несколько секунд забросил себя на крышу, подполз к ее краю. Были слышны голоса. Магомед прислушался. От того, что он услышал, от ярости темнело в глазах.

– Аллаху акбар.

Он знал голоса обоих говорящих – слышал, и не раз. Один из них – тот самый турецкий офицер из лагеря, который узнавал у него, хорошо ли он знает Москву и есть ли у него, где там укрыться. Второй – это кадий Аль-Саед, специальный помощник Верховного кадия Исламского виляйята Дагестан. Он учился в университете Аль-Азхар в Египте и много выступал по телевизору и на митингах, с гневом обрушиваясь на всяческие проявления куфара. Магомед знал его, потому что кадий аль-Саед при Высшем шариатском суде исполнял роль кого-то вроде военного прокурора, занимаясь «нравственностью» в рядах армии и спецслужб вилайята. Его боялись даже амиры, потому что никто не знал, на кого следующий раз падет гневный взор главного исламского инквизитора…

– Твоя семья передает тебе привет, вот, они тут, в своем новом доме. Шамиль пошел в медресе, учителя очень довольны им. Твоя жена тоже всем довольна и передает тебе салам, вот, тут, в телефоне.

Значит, не все отказались от бесплатной квартиры для мухаджиров в исламском жилом комплексе. Этому цена оказалась не квартира, а целая вилла.

– Хвала Аллаху. что они добрались. Хвала Аллаху.

Так вот где они его завербовали.

– Какие будут указания, эфенди?

Магомед вспомнил – Абу Салеха аль-Шишани казнили за предательство, сказали, что он вел переговоры с русистами и вообще давний агент Кадырова. А на самом деле оказывается – он туркам помешал, вот что.

– Да, он много лишнего говорил, и про Азербайджан, и про то, что мы осквернили себя грязными делами и вышли из Ислама. А что теперь азеры будут?

Кадий Аль-Саед недавно произнес целую фетву о запрете асабии, национализма. Так вот оно как на самом-то деле…

– А мне что делать, эфенди сартип?

– Надо подобрать побольше людей для амалей в Русне. Напиши баян, скажи, что это воля Аллаха. Надо не только Москву, надо все русистские города подорвать, чтобы везде страх был. Тогда мы победим. Все земли до Волги будут принадлежать тюркам.

– И за османлы гуч.

– Хорошо сказал. Быть тебе валием на всем Кавказе.

Вот так вот. Вот цена его пути. Вот то, ради чего он сражался, ради чего он убивал и умирал. И вот те, кто их вел по этому пути, а они следовали за этими поводырями, как бараны за козлами на скотобойню.

Вот куда они привели свою страну и свой народ.

Они думали, что идут путем, ведущим прямиком к Аллаху Всевышнему, но оказались бредущими в ночи узкой тропой, и впереди уже слышен хохот шайтана.

О, Аллах, как они могли так ошибиться?

Черная тень бесшумно соскользнула с крыши и юркнула в проулок.

А утром взошло солнце…

Освещая землю, которая хотела быть праведной, но вместо этого еще больше наполнилась грехом.

Кадий Аль-Саед был на самом деле Асланом Бекбулатовым, сыном Рафика Бекбулатова, имама-хатыба мечети в Казани. И в том, что он стал тем, кем он стал, во многом была вина его отца и его окружения.

Дело в том, что в отличие от православной церкви в России нет какого-то единого центра ислама. ДУМ – Духовное управление мусульман – таковым не является, есть мечети, подчиненные самым разным духовным центрам. А в самом ДУМ идет постоянная подковерная отвратительная грызня, не имеющая ничего общего с исламом и верой вообще. Все это сильно действует и на прихожан, и в том, что молодежь вместо мечети идет в подпольную ваххабитскую молельню, есть и заслуга «пастырей».

Еще плохо было вот что. Если брать христианство, то Россия всегда была одним из центров создания смысла христианской веры. Крупнейшим центром православия в мире. История православия в России – это история подвижников и святых, история самого духа народного. А вот русский ислам всегда был в некоем второстепенном положении по сравнению с международно признанными центрами ислама в Саудовской Аравии, Египте, Ираке, Пакистане, Иране – своего, русского варианта ислама у нас не было. И это при том, что ни одна империя не вложила в ислам столько, сколько Россия, и вероятно, сам канонический, общепризнанный текст Корана появился тоже благодаря России. В 1917 году история ислама в России была насильственно прервана большевиками вместе с другими религиями. Были забыты труды многих исламских теоретиков, проживавших на территории империи. А когда в конце восьмидесятых ислам стал возрождаться вместе с православием и другими религиями – мусульмане России вместо того, чтобы искать собственные смыслы, начали ездить за границу и там учиться, в том числе в таких одиозных заведениях, как медресе Хаккания в Пакистане или университет Аль-Азхар в Египте. И это при том, что именно на территории Российской империи местные мусульманские общины создали уникальную культуру мирного и толерантного ислама, без истребительных войн и непрекращающегося террора, без культа мученичества, крови и смерти, без бессмысленной и беспощадной войны со всем миром, забирающей лучших. В той же Казани было немало семей, в которых один супруг был мусульманином, а другой принадлежал христианской церкви – но это не мешало им жить вместе, во взаимном уважении, и поддерживать друг друга в своей религии. И это при том, что многие читали предостережение неизвестного автора к мусульманам всего мира: только при русских мусульмане по всему миру подняли головы и стали жить как достойные люди, вместо того чтобы быть расходным материалом в бессмысленных, истребительных войнах.

Рафик Бекбулатов был человеком уважаемым. Внешне – прийти послушать его пятничную проповедь приходило много людей. Но Аслан знал, насколько лицемерен его отец: он пил спиртное, давал деньги в рост и делал многое другое плохое, но в то же время учил людей тому, чего в самом не было. Так Аслан стал лицемером.

Рафик Бекбулатов критиковал власть. Но Аслан знал, что отец является осведомителем ФСБ и стучит и на прихожан, и на других священнослужителей, используя карательную силу государства в своих интригах. Так Аслан научился сотрудничать со спецслужбами и использовать это в своих интересах.

Рафик Бекбулатов заботился о своем сыне, любил его и хотел передать ему свою кафедру и свое место в ДУМ. Для того, чтобы это стало возможно, он отправил сына в один из самых уважаемых исламских университетов мира – Аль-Азхар в Каире. Он и не представлял, насколько плохо все это кончится.

В университете Аль-Азхар была отлаженная система вербовки. Сначала студентов первого курса разделили по группам, в каждой из них назначили старшего. От старшего многое зависело – он решал, дать или не дать тому или иному студенту разрешение выйти в город, позвонить домой, он же закрывал – или не закрывал – глаза на карманные деньги и мелкие проделки. Постепенно около каждого такого старшего формировалась группа его активных сторонников, покупавших таким образом свое привилегированное положение. Те, кто отказывался присоединяться к старшему, становились изгоями и часто не могли закончить университет. Со второго курса разрешались выходы в город с ночевкой там: ночевали в домах религиозных семей, там же шла и обработка. Обычно провоцировали какую-то ситуацию, подставляли проститутку или предлагали гомосексуализм, который в закрытом мужском обществе был крайне распространен. Все это снимали на камеру и таким образом получали компромат на всю оставшуюся жизнь. В те годы в Египте была активна турецкая разведка: она действовала через «Братьев-мусульман». Это были годы перед Арабской весной, которая готовилась много лет и началась не случайно – тогда считалось, что «обвальная» демократизация всего региона по типу Восточной Европы конца восьмидесятых возможна. Потом, конечно, выяснилось, что обвальная демократия по-арабски выглядит немного не так, как ее представляли авторы этого плана – хорошо, что Египет сумели спасти, ввели вновь диктатуру. Но тогда Турция (член НАТО и бывший цивилизационный центр Востока) была очень активна во всех восточных странах, в том числе и в Египте, предлагая некий вариант «исламской демократии». Ну и не только – шла вербовка на будущее, ведь в университет Аль-Азхар приезжали студенты со всего мира.

Так Аслан Бекбулатов стал агентом турецкой разведки. А его готовность активно и осознанно сотрудничать привела к тому, что он стал не «спящим агентом» и не «агентом влияния» – турецкая разведка включила его в активную разведсеть, действующую на территории России. Турция, кстати, давно заглядывалась на тюркские республики в составе России.

Но вот наступил 2015 год. Турция сбила российский бомбардировщик, и на то, на что раньше смотрели сквозь пальцы, теперь смотрели совсем по-другому. Аслан Бекбулатов сам выехал из страны, не дожидаясь, пока за ним придут. Семью оставил в России – в конце концов, теперь понятия ЧСИР не было. В Турции его немедленно перебросили на юг страны, где он включился в проект «Исламское государство», который курировался спецслужбами сразу нескольких государств, в том числе и США. Проект этот был создан и развивался для того, чтобы в конечном итоге бросить «Исламское государство» и его боевиков на уничтожение России.

План был довольно прост. Сначала создать очаг агрессивного ислама, но своеобразного, контролируемого Западом и в большинстве состоящего из выходцев с Запада, по крайней мере в комсоставе. Затем, как только нарыв разовьется, пропустить боевиков через Турцию по направлению к Черному и Каспийскому морям. Тем самым повторно поджигается Кавказ, и под ударом оказывается весь Юг России – из самого благодатного в России края он становится смертельно опасным. Из Каспия можно будет подниматься вверх по Волге, к тюркоязычным народам Поволжья. Турция рассчитывала так аннулировать итоги нескольких войн с Россией, смять и обратить в ислам христианскую Грузию и через нее получить мост к родственному Азербайджану. Азербайджан был настолько родственным, что турки и азербайджанцы понимали друг друга без переводчика, но Алиев в свое время был категорически против турецкого вмешательства. Потому надо было снести и азербайджанскую государственность: вот почему готовилось нападение террористов на Азербайджан и дестабилизация страны с баз в Грузии. Интересам Турции отвечал не сильный Азербайджан, а дестабилизированный Азербайджан, руководство которого вынуждено договариваться с ваххабитами, за спиной которых стоят вполне определенные силы.

Но этот план, красивый, надо сказать, план, рухнул, когда события покатились под откос.

В России фактически произошла оранжевая революция и к власти пришли прозападные силы. Запад резко дал по тормозам и фактически вышел из числа пайщиков проекта «Исламское государство». Вместо того чтобы дестабилизировать Азербайджан, он дал понять властям Азербайджана, что с террористами можно не церемониться, и вынес Турции и протурецкому правительству в Грузии твердое предупреждение. Следующий, совершенно неожиданный шаг сделал Бельский – он неожиданно для всех объявил о сецессии Кавказа и одностороннем размежевании. Таким образом он перевернул карточный стол со всеми раскладами – Турции фактически доставались нищие и отчаянные горные провинции (как будто своих курдов не хватало), а то, на что она рассчитывала – богатые провинции России, Поволжья и Дона вплоть до Волгограда, – уплывало из-под носа. Стало понятно, что Запад дальнейшее продвижение Турции категорически не поддержит, вплоть до исключения из НАТО и введения санкций. А это было бы концом – слишком многие хотели с Турцией посчитаться.

Тогда турецкие спецслужбы приняли план создания нового марионеточного государства на Кавказе. Это государство должно иметь достаточные вооруженные силы, но в то же время быть настолько нищим, что жить в нем было бы невозможно. За счет этого проводилось выдавливание кавказцев на территории России – Ставрополье, Краснодарский край, Калмыкию, Астрахань. Потом пришельцы во втором, в третьем поколении потребуют самоопределения и разыграется косовский сценарий.

Турецкие аналитики быстро пересчитали план – с горизонта в несколько лет на горизонт в несколько десятков лет – и выдали рекомендации. Первая и главная – Кавказ должен быть единым, распри между народами отныне недопустимы. А потому следовало незаметно, но целенаправленно выбивать потенциальных национальных лидеров, полевых командиров из местных, связанных со своими народами и имеющими серьезные заслуги. Правительство, армия, духовные лидеры должны быть оторваны от земли, от народов и действовать исключительно из идеологических соображений и жажды наживы. Вторая рекомендация – необходимо было заручиться поддержкой среди кавказских диаспор, проживающих как в России, так и за рубежом, установить долговременные контакты, наладить систематическое предоставление помощи. Эти диаспоры должны быть включены в общий проект и деятельно поддерживать и финансировать работы по отторжению от России и Украины наиболее плодородных и благодатных земель Юга, восстановление Золотой Орды и Ногайского халифата. А этого можно было добиться, только пообещав массовое изгнание русских после победы и перераспределение собственности в их пользу…

На реализацию нового проекта были брошены лучшие кадры турецких спецслужб и подрывных организаций (типа «Серые волки»). На Кавказ были переброшены сотни прямых агентов и агентов влияния, таких как Аслан Бекбулатов. За свою помощь Аслан Бекбулатов запросил и получил эвакуацию для своей семьи из неспокойного, бурлящего Татарстана. Их под видом мухаджиров (переселяющихся на земли Ислама) вывезли из России, купили виллу на берегу Черного моря в элитном жилом «мусульманском» комплексе, устроили учиться детей. За это Аслан Бекбулатов в очередной раз предал доверившихся ему людей.

Его назначили главой Комитета нравственности – это что-то вроде идеологического отдела в ЦК КПСС. Но одновременно с этим он исполнял обязанности и административного отдела ЦК КПСС – то есть наблюдал за нравственностью в спецслужбах. Ему присвоили степень кадия, то есть судьи, имеющего право выносить приговоры по шариату. Со своим образованием, ученой степенью в фикхе, обширным жизненным опытом (полученным в «Исламском государстве»), доставшейся от отца подготовкой лжеца и профессионального демагога, с душой подлеца и профессионального стукача Аслан Бекбулатов быстро выдвинулся в одного из самых опасных и влиятельных людей Махачкалы, переименованной сейчас в Шамилькалу. Он профессионально обвинял, стравливал, предавал. Это он выдавал разные баяны типа хукма на бритье бород, закончившегося погромом парикмахерских. Будучи глубоко постсоветским человеком, Аслан Бекбулатов прекрасно понимал, как любую идеологию доводить до абсурда, и неутомимо делал это. Его задачей было подавить любое сопротивление, не дать выдвинуться лидерам, но при этом не допустить и любой созидательной деятельности по практической реализации тех демагогических построений, на которые он был мастер. Потому что люди тогда будут поддерживать тех, кто делает дело, а не тех, кто пишет баяны. Одновременно с этим Аслан Бекбулатов неутомимо, одного за другим, дискредитировал и убирал местных военных амиров в угоду власти. Сам ни разу не участвовавший ни в одном сражении джихада, он тайно и люто ненавидел этих людей за то, чего не было в нем самом – за храбрость. И потому он с особым пылом обвинял этих людей в отступничестве и убивал – не своими руками, а руками палачей. Ну и тем самым он исполнял заказы турецких спецслужб и мафиозных группировок, с которыми плотно контактировал.

Гневно обвиняя роскошь, Аслан Бекбулатов сам отнюдь не чурался радостей жизни. Он ездил на «Порше Кайенне», который отжали у какого-то бизнесмена, и жил на двенадцатом этаже некогда элитного жилого комплекса. У него были счета в иностранных банках – на которые перечисляли деньги как турецкая разведка, так и мафия. К нему постоянно приводили детей, как мальчиков, так и девочек – Аслан Бекбулатов в Турции научился получать удовольствие и от тех, и от других. В конце концов, он вел себя так, как будто бы Аллаха не было, и Суда не было, и моста над адом, шириной в лезвие меча, не было.

Но ведь Аллах был…

С расстояния в сто с небольшим метров Магомед видел, как «Кайенн» остановился, вышел водитель и тупо уставился на лежащие на дороге валуны, которыми он ночью перекрыл дорогу. Потом вышел телохранитель. Наконец третьим появился кадий, заорал на водителя и телохранителя. Страшные ругательства были отчетливо слышны в кристально чистом горном воздухе. Потом он достал телефон и начал куда-то звонить.

Магомед прицелился – у него был автомат с оптическим прицелом. Губы его беспрестанно шептали ду‘а.

Щелк!

Водитель споткнулся и упал у камня, который они вдвоем пытались столкнуть с тропы. Телохранитель тупо посмотрел на него, затем что-то понял, потянулся к автомату.

Щелк!

На спине телохранителя расцвело алое пятно, и он упал, обнимая камень.

Кадий бросился бежать обратно в село, что-то крича.

Щелк.

Пуля перекувыркнула его, он упал и пополз.

О Тот, кто не медлит стать довольным Своими рабами! Прости того, кто не обладает ничем, кроме этой молитвы. Воистину, Ты вершишь то, что пожелаешь. О Тот, чье имя подобно бальзаму и чье упоминание является исцелением, о Тот, повиновение которому становится причиной независимости от других, помилуй человека, главное богатство которого надежда, а оружие – слезы. О Тот, чьи блага совершенны и полны, о Тот, кто отдаляет беды! О Свет для сердец, бредущих во мраке! О Знающий обо всем, который не нуждается в обучении! Ниспошли благословения Мухаммаду и семейству Мухаммада! Поступи же со мной так, как подобает Тебе!

Магомед забросил автомат за спину, вышел из-за валуна и начал неспешно спускаться вниз. Те двое были мертвы, он и не сомневался в этом. Он пошел за кадием, который полз к селу, оставляя за собой кровавую полосу на земле. Сухая земля жадно впитывала его кровь, оставляя только грязные шарики.

Кадий попытался поднять пистолет, но Магомед без труда выбил его.

– Преступник перед лицом Аллаха! Гореть тебе в аду!

– Ты попадешь туда первым…

Магомед бросил на живот инквизитора телефон.

– Звони полковнику. Скажи, чтобы прислал помощь. Что у тебя разборка с местными.

– Аллах накажет тебя!

Магомед упер ствол автомата (на нем был глушитель) в правую лодыжку.

– У тебя есть две ноги и две руки. Двадцать пальцев. Локти и колени. Поверь, я могу долго это делать…

…

– Звони.

Перемазанной кровью рукой кадий схватился за телефон, начал тыкать по кнопкам, пальцы проскальзывали. Магомед отобрал у него телефон:

– Диктуй.

Кадий продиктовал номер, Магомед набрал его, бросил телефон обратно кадию.

– Эфенди сартип… тут проблемы, местные какие-то… да, буду благодарен. Да. Аллаху акбар.

Магомед выбил телефон у него из рук и упер ствол автомата в лоб кадию.

– Скажи: Ла Иллахи илла Ллах! Нет Бога, кроме Аллаха!

– Не убивай! – завизжал кадий.

Сухо стукнул одиночный.

Понятное дело, что полковник не стал никого спасать – не такой он дурак. Полковник турецкой разведки побежал в горы.

Проблема была в том, что это не были горы полковника. Это были горы Магомеда – он знал их, он играл здесь в детстве, он знал все тропки. И укрыться в них было невозможно, потому что растительности тут почти не было.

Магомед увидел полковника через оптический прицел ПОСП двенадцатикратного увеличения производства Республики Беларусь. Прицел был установлен на снайперской винтовке «Истикляль» азербайджанского производства – винтовке калибра 14,5. Для удобства переноски винтовка эта делилась на две части, и вчера Магомеду пришлось сделать две ходки, чтобы поднять это чудовищное оружие, почти пушку, на позицию из тайника в горах, где она дожидалась своего часа. Винтовка стояла на сошках и выдвинутом упоре в прикладе, потому что удерживать эту винтовку сколь-либо длительное время было невозможно.

Магомед с большим усилием (эта винтовка вообще требовала большой физической силы для обращения с ней) сдвинул назад затвор больше чем на полметра и отпустил. Затвор с лязгом дослал первый патрон, способный пролететь до цели свыше семи километров. Конечно, эффективная дальность была пониже – но, по слухам, на счету этой винтовки были цели, пораженные почти с трех километров. Из этой винтовки можно было пробить стену дома с нескольких сотен метров, подбить легкий бронетранспортер или даже БМП.

Полковник был в гражданском, за спиной – большой черный рюкзак. Он лез по тропе, оскальзываясь на гальке, но все равно лез.

Примерно прикинув поправку и расстояние (один восемьсот, небольшое для такой винтовки), Магомед нажал на спуск. Винтовка гулко бухнула, окуталась дымом и пылью, а огромная пуля, пролетев положенное ей расстояние, подняла фонтан каменных осколков и гальки на склоне.

Правее… – подумал Магомед, беря поправку.

Полковник резко обернулся, посмотрел на село, но ничего там не увидел и побежал еще быстрее.

Второй фонтан лег почти к ногам полковника, тот отпрыгнул.

Бежит. Поправку надо.

Полковник продолжал бежать, пытаясь даже петлять, но тут чужая земля подвела его, и он с размаху грохнулся на камни.

Есть!

Полковник стал подниматься… и тут неведомая сила ударила его со свирепостью носорога. Через прицел Магомед увидел… это было похоже на самоподрыв… крошечная человеческая фигурка вдруг окуталась непонятно чем, каким-то… паром, что ли, и от нее что-то отлетело. Полковник лежал и больше не двигался.

Магомед встал из-за винтовки, зачем-то посмотрел на часы. Гудело в ушах, слезились глаза от пороха. Он был теперь врагом всем – и чужим, и своим, но впервые за долгое время он не чувствовал той горечи в душе, которая в самые темные минуты заставляла думать о самоубийстве, категорически запрещенном шариатом. Теперь он был в ладу с самим собой и со своей землей.

Он посмотрел на винтовку, которая стояла рядом на сошках, подобно псу на лапах рядом с хозяином. Псу, который хорошо сделал свою работу и заслужил кость.

Что он будет делать дальше? Говорят, в горах есть сопротивление, – уйдет туда. Наверное, снайперы там нужны. Если не поверят – будет сражаться один. Местная история полна подвигами одиночек-храбрецов.

Но что бы там ни было – чужих на свою землю он никогда не допустит. Никакого Турана здесь не будет.

Он посмотрел на солнце – казалось, солнце улыбалось ему. Солнце – не луна. Оно честнее. И чище.

Здравствуй, солнце…