В эти дни происходило очень многое…

Аслан Дибиров сам, по собственной инициативе, направился в Дербент, южную столицу Дагестана, где было сильно азербайджанское влияние – впрочем, Дербент был интернациональным городом, почти как Одесса. Там, в ресторане «у маяка» на берегу, он договорился о встрече с представителями азербайджанской общины, среди которых, видимо, были и люди, имевшие выход на самые верха в Баку.

Собирались медленно. По странному стечению обстоятельств, по кривой гримасе судьбы – это был тот же самый ресторан, в котором они принимали представителя Евросоюза Беннетта. А вон там, дальше по побережью, ресторан, где они последний раз разговаривали с Лаймой – точнее, он просто послал ее подальше.

Подъезжали и подъезжали машины. Здесь оказались не только азербайджанцы, в Дербенте были большие вопросы относительно того, как дальше жить и существовать, хотя бы потому, что большую долю в доходах составляет коньяк, и никакого другого рынка для него, кроме России, не существует – в Грузии свои коньяки, а в мусульманские страны коньяк не продашь. Власть в Махачкале привычно больше слушала себя, чем регионы, а регионы вынуждены были только догадываться, в какую сторону качнет. Ну и заносить – чтобы качнуло в нужную. А как же…

– Аслан Ахатович…

Мэр города почтительно склонился к столу.

– Прошу вас…

– Все прибыли?

– Нет… на секундочку…

Он встал из-за стола.

– Сюда…

Они вышли из ресторана, мэр достал из кармана ключи с сигналкой. Новенький, блестящий бело-лунным лаком «шестисотый» «Мерседес» приветственно моргнул фарами.

– Мы должны куда-то поехать?

– Аслан Ахатович… мы знаем, что у вас сегодня день рождения, поэтому… от лица, так сказать, всего делового сообщества Дербента просим…

– Али Даниярович…

В голосе Аслана послышался холодок.

– У меня сегодня нет дня рождения.

– Да? Простите… просто мы подумали.

– Неправильно подумали.

– Простите… еще раз простите – но разрешите тогда узнать…

– Али Даниярович…

…

– У меня нет дня рождения. С тех пор как я стал министром юстиции. И отныне это будет правилом. У государственных чиновников нет дней рождения. Вы все поняли?

За столом стихал шум, выпили по одной. В мусульманском Дербенте, в городе, где похоронены ансары Пророка, делали отличный коньяк и не видели ничего плохого в том, чтобы сопроводить трапезу рюмкой-другой. Это было одной из составных частей легенды о Дербенте – городе, которому пять тысяч лет…

– Господа… – наконец поднялся мэр, – я с радостью предоставляю слово министру юстиции Дагестана, уважаемому Аслану Ахатовичу Дибирову…

Аслан поднялся.

– Уважаемые… – сказал он, – все вы старше меня, и согласно нашим традициям, не я вас должен учить и говорить вам что-то, а вы меня. Я и не буду вас учить. Я просто поделюсь своими мыслями относительно будущего нашей республики – а вы донесете эти мысли до тех, до кого сочтете нужным.

На дворе двадцать первый век. Это век, в котором нельзя отгородиться от всего мира стеной и думать, что они там живут так – а мы будем жить так, и нам на все плевать. Россия отказалась от нас, но у нас есть уникальный шанс, какой дается не всякому, – построить такую страну, в которой было бы не стыдно жить нам и нашим детям. Это путь, по которому тяжело, спотыкаясь, идет Грузия. И это путь, по которому должны пройти мы.

Вспомните день размежевания. Это произошло не так уж и давно. Вспомните, чем он вам запомнился…

…

Мне он запомнился нагруженными машинами в Махачкале. Мы получили независимость – и в этот же день люди, погрузив то, что могли, на машины, ринулись в Россию. И среди них были не только русские – наших было намного больше, чем русских. В этот день я испытал стыд, какой не испытывал никогда в жизни. Я не испытывал стыда, когда сбежало начальство – они не хотели отвечать за то, что творили, вот и сбежали. Я не испытывал стыда, когда на моих глазах разбегалась полиция – они тоже во многом виноваты. Но я испытывал стыд, когда видел, как люди бегут с родной земли на чужую. Еще ничего не произошло плохого – а они уже бежали. Это значит, что люди не верили в нас. Совсем.

И, оглядываясь назад, я все чаще задаю себе вопрос: а может, они были правы?

Посмотрите на нас!? Посмотрите, чем мы занимаемся, о чем мы говорим? Мы говорим о том, что Россия должна нам, а как насчет всех городов, дорог, плотин, электростанций? Может быть, нам стоит заплатить за все это России? Посмотрите, как живут страны на Ближнем Востоке, там, где не было России. Многие из вас ездили в Мекку – и заметили только небоскребы, но заметили ли вы, что в такой богатой стране нет ни одной железной дороги…

За столом поднялся недовольный шум. Аслан знал, что люди будут недовольны, и сознательно обострял ситуацию.

– …Я говорю не о том, что надо платить России. Я говорю о том, что есть то, что оно есть, и плохое и хорошее, мы получили не самую плохую землю, нашу, родную землю со всем, что на ней есть, и от нас зависит, как мы будем жить дальше.

Аслан глотнул воды из стакана и перевел дух.

– Уважаемые. Я знаю, что за этим столом сидят люди разных национальностей. Но все они хотят добра своей земле и своим народам. Я понимаю то, что многие границы проведены неправильно, без учета национальных особенностей. Но сейчас есть то, что есть. В Европе тоже большинство границ проведены совсем не так, как там живут народы. И Европа долго и страшно воевала, пока через боль, кровь и страдания не пришла к решению – границы не имеют значения вовсе. Сейчас в Европе нет границ, и люди просто ездят друг к другу в гости, не обращая внимания на то, где начинается одна страна и заканчивается другая. То же самое мы должны предлагать своим соседям. Всем своим соседям, какие бы исторические обиды у нас друг на друга не были. Более того – я убежден, что если в России построят демократию, то рано или поздно и та граница, та стена, которую русские сейчас возводят в страхе перед нами, – она рано или поздно будет разрушена, как разрушена была Берлинская стена…

Здесь Аслан немного слукавил: он не верил в то, что русские поступили так из-за страха – скорее всего, их правительство захотело дешевой популярности, и сокращения расходов – сбросить балласт в виде проблемных горных и нищих территорий и жить припеваючи. Но он сказал это, чтобы польстить своим землякам.

– Нам надо выбрать путь. Каким путем мы пойдем – путем на Запад или путем на Восток. Я всегда верил в то, что Дагестан, с его древними традициями братств, демократичен по крови, по сути своей. Но теперь я смотрю на свою землю, на свой народ и удивляюсь – куда мы идем?! Неужели первоочередное – это начинать требовать земли у своих соседей? Неужели у нас нет голодных, нет бездомных, нет больных? Нет наших детей, детей наших народов, которые скитаются по горам в поисках тропы, ведущей к Аллаху, к истине, но неизменно попадающие лишь на тропку, идущую к самому Шайтану? Неужели требовать землю у соседей – это первое, что мы должны сделать?

…

– Посмотрите на то, что происходило и происходит в Махачкале! Когда у наших соседей взорвали Баку, погибли ни в чем не повинные люди – у нас были люди, которые радовались этому, устроили зикр на площади. Ни шариат, ни просто закон доброго соседства не говорит о том, что надо радоваться беде соседа. А если выяснится, что это лезгины взорвали? Как нам смотреть друг другу в глаза, как нам жить с этим?!

…

– Я призываю каждого сказать азербайджанцу: ты брат мой, мы живем на одной с тобой земле, в одних горах. Твоя боль – моя боль. Твоя скорбь – это моя скорбь. Иначе мы и сами не заметим того, как окажемся в пещерах, как дикари…

На обратном пути в Махачкалу на Аслана Дибирова было совершено покушение.

Его совершить было легко, он ездил с одним всего водителем и даже на небронированной машине. В Махачкалу вела только одна дорога, проложенная у самого побережья. Фары джипа (машина осталась от предыдущего министра, убегая, он бросил ее в аэропорту, и Аслан ездил на ней – не покупать же новую) высветили полицейский «уазик», и рядом с ним еще какую-то машину, белую. Полицейский – шагнул вперед, поднимая палочку, и тут водитель вдруг изо всех сил втопил газ. Восьмицилиндровый двигатель, рыкнув, бросил машину вперед…

– Что…

– Голову вниз!

Сзади замелькали вспышки, пули ударили по кузову, по заднему стеклу – но двигатель был не поврежден, и он гнал тяжелую машину вперед и вперед. Опытный водитель принял в этой ситуации максимально верное решение – не пытаться как-то противодействовать нападению, а втопить газ и максимально увеличить расстояние между собой и источником угрозы…

– Шайтаны…

– Что происходит, Абу?

– Белая «Приора». Вас украсть хотят.

«Лендкрузер» шел за сто, сзади появилось белое пятно, та самая «Приора».

– Они сзади!

– Вниз голову, вниз!

Аслан понял, что он дурак, когда отказывался от охраны. Водитель не может одновременно вести машину и стрелять – и тем самым он поставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь водителя.

Но погоня закончилась так же быстро, как и началась: «Приора» с ее легкой подвеской то ли налетела на что-то на дороге, то ли просто водитель совершил какой-то ошибочный маневр – только она вылетела на встречку и с грохотом врезалась в идущий навстречу «КамАЗ». Аслан видел это только пару секунд – а потом все исчезло за очередным поворотом…

Кто это был – так и не узнали. Возможно, политические противники. Возможно, ваххабиты. Возможно, просочившаяся в республику диверсионная группа ИГ. Последних было немало, и прибывали они на Кавказ через Грузию, через военный аэродром под Тбилиси, где теперь была американская военная база…

Аслан остался жив чудом и впервые за все время работы пошел домой на ночь, переодеться и нормально поспать… хоть немного. Сменить одежду. А потом ему почти ночью по скайпу позвонила Лайма….

Лайма была в Киеве, она была спикером на каком-то там Конгрессе угнетенных народов. Аслан знал, что в число угнетенных включили и народы Дагестана, и ему это не нравилось. Не нравилось по принципиальным соображениям. Народы Дагестана, будучи в составе России, не были угнетенными. И сейчас прикидываться угнетенными значило начинать государственное строительство с большой лжи. А это все равно что строить дом на песке. Если прикидываться угнетенными и просить денег – значит, так навсегда и остаться попрошайками на подсосе у российского бюджета, причем попрошайками неблагодарными. Нигде незаработанные деньги не доводили до добра, и Дагестан был ярким тому примером – деньги из России мало доходили до людей, оседая кольцом вилл и дорогих новостроек в Махачкале. Даже на пенсиях умудрялись обманывать – не показывали смерть людей и получали за них пенсию. Если они пойдут по пути требования денег с России за угнетение, им никогда не выстроить равноправные, уважительные отношения. Но он понимал и то, что без денег из России в республике начнут умирать с голоду старики.

Как поступить правильно – он не знал.

Лайма была где-то в Киеве… она выходила в Сеть с ноутбука, откуда-то с природы – за спиной была видна зелень. Аслан машинально заметил, что она чуть удлинила волосы и теперь носила прическу «каре». Увидев Аслана, она ужаснулась…

– Асланчик… что с тобой?

У Дибирова болела голова, болел живот (скорее всего, язва или уже есть, или вот-вот будет). Тошнило…

– Что тебе нужно, Лайма? – спросил он. – Мы, кажется, все для себя решили, так?

– Я завтра собираюсь приехать к вам. Люди должны знать правду о том, что происходит.

Он хотел ее послать, но подумал, что как министр, он не имеет права этого делать. Люди действительно должны знать… надо прорвать информационную блокаду, иначе их примут за еще одно несостоявшееся государство типа Кыргызстана. И он, как политик, не имеет права отказываться от такой возможности.

– Хорошо, – сказал он, – я пошлю машину.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Пока да.

– Ты какой-то…

– Лайма, я не спал в нормальной кровати с тех пор, как все это началось. У тебя еще есть что сказать?

– Да… – помедлила она, – ты не мог бы заказать мне номер в гостинице? Сайты висят, никто не хочет к вам лететь…

Аслан подумал, что если она прилетит в таком виде, то до города она вряд ли доедет. И в отель ей лучше не селиться. Потому что здесь неприкосновенность женщины обеспечивает не закон, а возможность кровной мести. Она же – как лакомый кусок.

– Остановишься у меня. У меня есть гостевая комната.

– Аслан, я тебе точно не помешаю? – озабоченно спросила она.

– Да. В нашем народе есть традиции гостеприимства. Но говорю сразу – ни на что не рассчитывай.

Она нервно рассмеялась.

– Правда?

– Да.

– Ты первый мужчина, который говорит мне это. Обычно я бросаю.

Да уж…

– Все когда-то бывает в первый раз, Лайма. Позвони, когда будешь садиться на самолет, хорошо?

Свернув скайп, он какое-то время тупо смотрел перед собой, затем встал, открыл дверь вмонтированного в стену шкафа – там было зеркало. Посмотрел на себя… глаза как у кролика, короткая борода и… проседь. Он седел.

Ему не было и тридцати, и он седел…

Успокоив себя, что комнату надо подготовить к приезду гостьи, он начал собираться. Надел бронежилет и повесил на плечо автомат. Один из тех двух, что остались от ментов, без автомата по Махачкале ходить было опасно…

Ночью ударный беспилотник ВВС Азербайджана (было шесть, закупленных в Китае) нанес удар по целям, находящимся в пограничной зоне, это была взбудораженная лозунгами и призывами группа лезгинской молодежи, сформированная в отряд самообороны, снабженная оружием (хотя кой черт снабженная, оружие на всех базарах открыто продают) и пытавшаяся переправиться через границу на помощь «угнетенному лезгинскому народу».

Так и непонятно было, на какой территории находилась группа, это была территория Дагестана или Азербайджана. Те, кто обеспечивал проход, попытались вытащить тела, чтобы не оставлять улик, беспилотник уже ничего не мог сделать, но они вступили в перестрелку с подоспевшими азербайджанскими пограничниками, тревожной группой. Азербайджанцы потеряли в перестрелке одного убитого, о потерях среди этой группы ничего не было известно, но им удалось вытащить на территорию Дагестана пять тел погибших. И с той и с другой стороны подоспело подкрепление, огневой бой продолжался до утра.

Откуда стало известно, что вытащили пять человек? Очень просто – тела повезли в Махачкалу, чтобы подогреть и без того непростую ситуацию в столице и в стране. И им это удалось.

По законам шариата погибших следует хоронить до вечера того же дня, в который человек погиб. Погибших мужчин – по возрасту они были подростки, но все относились к ним как к мужчинам – хоронили как шахидов – в том, в чем они погибли, не обмывая. Это значило, что неприятности еще впереди…

После похорон те, кто приехал из Махачкалы проводить в последний путь родственников и друзей, вернулись обратно, часто прихватив с собой родственников из сел. Госсовет Дагестана не нашел ничего лучшего, как собраться на сессию, кворума опять не было – приняли резолюцию с соболезнованием, потом – еще одну, с осуждением почему-то России. Хотя уже утром по азербайджанскому телевидению прошло интервью президента Азербайджана, в котором он признал факт нанесения ударов беспилотниками азербайджанских ВВС и заявил, что удары были ответами на варварские террористические акты в Баку и будут продолжаться до полного искоренения терроризма. Прозвучали также угрозы в адрес самого Дагестана. Бакинцы, собравшиеся на митинг, встретили сообщение одобрительными криками, на улицы начали выходить ликующие бакинцы. Явочным порядком установили выходной, все равно никто не работал. И никто не думал о том, что он только что негодовал из-за того, что кто-то радуется убийству людей – и вот сам он уже скачет и радуется тому, что погибли люди…

На митинге перед Госсоветом появились черные флаги. Попытался выступить спикер парламента Данияров – один из старейших депутатов, как и многие депутаты – фигура компромиссная. Не дослушав его беканье-меканье, разъяренная молодежь пошла на штурм правительственных зданий…

Ситуацию в тот день удалось урегулировать, но какой ценой! Когда молодежь уже ворвалась в здание, депутаты, находившиеся под контролем разъяренной толпы, которая в любой момент могла растерзать их, приняли решение об объявлении военного положения (притом что закона о военном положении в республике принято не было, и что значит этот термин – никто не знал) и о направлении на границу с Азербайджаном вооруженных сил Республики Дагестан. Как было сказано – для защиты суверенитета и территориальной целостности Республики Дагестан. То, что не было сформировано нормального командования и сам по себе факт направления на границу вооруженных сил без нормального командования мог по любой случайности спровоцировать пограничный конфликт, а то и полномасштабную войну с Азербайджаном, – об этом никто не подумал.

Было не до того, чтобы думать.

Не подумал никто еще и вот о чем: с того момента, когда новосозданная армия вся (резервов не было) отправится на южную границу страны, у правительства в Махачкале не останется почти никакой силовой поддержки.