Глава четвертая

«Паломничество» началось через полчаса. «Нас не ждали, а мы приперлись!» Алексей успел спрятать в подпол «деликатный» груз, облиться в бане холодной водой и даже полежать на кровати. Потом поднялся, пошел на кухню, поставил вариться картошку. Сел за стол на веранде, придвинул к себе бутылку самогона и уставился в далекие миры сквозь мутное содержимое. Маслов и Борька Черкасов подошли одновременно. Было бы странно, если бы не подошли. Смотрелись собутыльники неважно: согнутые, походка неуверенная, похмелье на лицах отливает синим цветом.

– Надо же, сидит, – проворчал Черкасов, отодвигая от товарища дрянную самогонку и водружая на стол относительно сносную водку. – Я поменяю, ничего? Подвиг совершил, понимаешь, с утра пораньше сгонял в сельпо, затарился. Варвара твоя меня подловила… – Алексей вздрогнул, про этот «очаг напряженности» он уже забыл. – Подходит такая, вся из себя, на каблуках, размалеванная, без мужика – и давай про тебя выяснять: мол, надолго ли прибыл, не женат ли, каковы планы на ближайшие дни… Расслабься, приятель, – засмеялся Черкасов. – Я сказал, что сегодняшний день у тебя точно занят, а дальше неизвестно… Так что рано напрягаться. Варвару испугался?

– Правильно испугался, – проворчал Виктор Павлович. – Варвара баба крутая, может и по шее с размаху… Куда посуду дел, Алексей? – Он окинул недовольным взглядом девственно чистый стол. – Вот на хрена ты все унес, если обратно нести?

– Это не я, – буркнул Алексей.

– Ага, дух святой, – фыркнул сосед. – Только не говори, что за ночь в твоем доме поселилась баба и стала наводить порядок. В старика Хоттабыча и лампу Аладдина мы не верим… Неплохо, кстати, выглядишь, Алексей, – с прищуром смерил он его взглядом, – словно и нет у тебя никакого похмелья.

– Так я когда встал, – усмехнулся Алексей.

– А Палыч у нас в лесу проснулся, – засмеялся Борька. – Вроде вышел, домой пошел – а утром в лесу на опушке проснулся…

– Ну да, причудливо как-то вышло. – Пенсионер озадаченно почесал седую макушку, к которой прилипли сухие листья и хвойные иглы. – Хоть тресни, ни хрена не помню. Должен был домой пойти, а потопал в лес, там и уснул на полянке. Искусали, сволочи, всего… – Он потер покусанные комарами конечности. – Леший, видать, не туда поволок…

– Серьезно? – удивился Алексей. – А я-то гляжу, чего ты, Палыч, такой весь помятый?

– Палыч-то тут при чем? – резонно заметил Черкасов, вынося с кухни стопки. – Мужик не виноват, у него в природе заложено – пить. Баба Дуня виновата – сивуху гонит. Не болит у нее душа за собственную продукцию. Давайте, мужики, – набулькал он в стопки из полной бутылки, – сегодня надо, по-другому не получится…

Выпили без закуски – надулись, побагровели… и отпустило. Зашевелились, заулыбались. Дружно согласились, что жизнь продолжается и не такая уж она плохая. Черкасов сбегал на кухню, распотрошил холодильник. Хрустели остатками огурцов, редиской, которую притащил Черкасов с собственного огорода.

– Что-то вроде не так, – проницательно заметил Маслов, потягивая носом и стреляя по сторонам глазами. – Не понимаю что, но что-то не так. Вчера по-другому все было.

– Да, и меня терзают смутные ощущения… – покарябал кончик носа Черкасов. – Вчера, когда мы пили, обстановка была немного другая… Не сказать, что все изменилось очень сильно…

«Женским духом вчера не веяло», – подумал Алексей. Наверху что-то упало, покатилось. Товарищи застыли с открытыми ртами, дружно посмотрели на Алексея.

– Эй, спускайся! – громко сказал он. Деваться некуда, шила в мешке не утаишь, все равно узнают.

За столом продолжало царствовать безмолвие. Собутыльники забыли про водку и закуску. Наверху минуту было тихо, потом заскрипела лестница. Девушка вышла на веранду – в своем джинсовом платьишке (уже без колготок), в рваных тапках, которые нашла на втором этаже. Она была испугана, но держалась, нервно теребила пуговицу. Остановилась, переступив порог. Ей было очень неловко.

Люди за столом пораженно молчали. Виктор Павлович первым вышел из ступора, шевельнулся.

– Опупеть… – пробормотал он и машинально перекрестился. – В натуре, у Лехи в доме поселилась баба… Блин, Алексей, ну ты даешь… Слушай, она не из нашей деревни. Где ты ее взял? Вместе же пили, не до того было…

– В бане нашел, – объяснил Алексей. – Я ее штурмом взял.

– Чего штурмом? – икнул Черкасов.

– Баню штурмом.

– А-а… Вот черт! Где бы мне взять такую баню… Нормально, Алексей, хотя удивил, конечно. Ты с ней спишь?

– Нет, я с ней дружу.

– С женщиной нельзя дружить, – наставительно заметил Борька. – Женщины очень недружелюбны.

– А кто это? – спросила Рита.

– А это мои поручители, – засмеялся Алексей. Сценка действительно вышла занятная, не без юмора.

– Мы-то местные, – очнулся Палыч. – Всю жизнь здесь жили и еще рассчитываем. А вот ты кто такая, дамочка? Чего пристаешь к нашему парню, в бане у него прячешься?

Возникла интересная пауза: нужно ли говорить, ввязывать товарищей в неприятности? Стоит им увидеть содержимое свертков – и еще одна парочка кандидатов на тот свет, считай, созрела. Хотя они в любом случае уже кандидаты, так как рядом оказались.

– Неразговорчивая она какая-то, – обнаружил Маслов и задумчиво подпер подбородок кулаком. Чутье и опыт подсказывали, что это не просто появление в доме представительницы прекрасного пола. – Давай, Алексей, колись. Гадом буду, тебе есть что сказать. Видел бы ты сейчас свою рожу…

Алексей удалился в дом, приказав всем оставаться на своих местах. Вернулся через пару минут с пакетом, в который переложил три свертка. Разложил их на столе на всеобщее обозрение, дал краткие устные пояснения. Рассказал про злоключения Риты, окончательно вогнав девушку в краску. Несколько минут все присутствующие подавленно молчали. У Палыча отвисла челюсть. Черкасов недоверчиво придвинул к себе пакет с деньгами, пролистал первую попавшуюся пачку, пошевелил губами – видимо, прикидывая итоговую сумму. Побледнел, еще раз пересчитал.

– И больше двух кило героина, – сказал ему Алексей. – Нормальный, между прочим, героин, без стрихнина и кофеина. Добавка сахара незначительная. Грамм такой гадости в Москве раньше стоил 100 долларов – плюс-минус, сейчас – побольше. Считайте сами. Около 350 тысяч зеленых американских денег. Еще семь с полтиной миллионов «деревянных». Знаете, мужики, убивают и не за такую сумму. Дело даже не в деньгах, которые они теряют. Весь бизнес в опасности.

– Ты считаешь по минимуму, – проворчал Черкасов. – Нормальный «герыч» можно толкнуть и за большую сумму…

– Может, увезти ее в Ярославль? – кивнул Виктор Павлович на окаменевшую девушку, – или в Тверь – куда она там собиралась? А деньги и наркоту подбросить в салон красоты… как там его – «Эвелина»? Я могу увезти барышню, не проблема.

– Во-первых, противно, – поморщился Алексей, – во-вторых, не поможет. Найдут и убьют. Наймут частных сыскарей, вычислят всех знакомых, где она может быть, – и убьют. Вместе с непричастными, давшими ей приют.

– Послушайте, не хотелось бы прерывать вашу беседу… – пробормотала Рита. – Может, я уйду, а? Сумку с деньгами и наркотой можете оставить себе. Вам таких денег никогда не заработать…

– Не понадобятся нам эти деньги на том свете, – вяло улыбнулся Черкасов.

– Рита, помолчи, – попросил Алексей, – а то по шее получишь. Во-первых, мужики, об этой дамочке – никому. Пусть сидит в этом доме. Уяснила, Рита? Сидишь в мансарде и не высовываешься. Продукты и горшок получишь. Из окна не выглядывай – задерни занавески.

– Ты что-то задумал? – насторожился Черкасов. – Хочешь лезть в это дело?

– Скажу, когда появится план, – буркнул Алексей. – Меньше всего мне хочется лезть в это дело, но уже влез. Хотя бы потому, что открыл сумку. Выпустил наружу зло.

– Тебя никто не просил, – проворчала Рита. – Мог бы не подходить к бане. Переночевала бы и ушла.

– И тебя бы уже убили, – хмыкнул Воронич. – Мужики, если хотите помочь, то буду рад. Живите, как обычно, но внимательно наблюдайте за деревней, за чужаками, которые скоро появятся…

– Думаешь, появятся? – понизил голос Черкасов.

– Уверен. Будут обыскивать все окрестные городки и села. Прислушивайтесь к местным сплетникам, сами на глаза не попадайтесь.

– Вы что, хотите их уничтожить? – вздрогнула Рита.

– Пока даже смутного плана нет, – улыбнулся Алексей. – Но испытываю стойкую неприязнь к тем, кто держит в рабстве людей и продает наркотики. Ну не нравятся мне эти люди.

– Ты, Леха, видимо, не понимаешь, против кого собрался, – осторожно сказал Маслов. – Мне-то ладно, я уже пожил…

– Эти люди тоже еще не знают, с кем им придется иметь дело, – не без апломба заявил Алексей. – Ничего, встретимся – выясним наши отношения. А теперь внимание, Рита. Действующие лица и исполнители. Все, что ты знаешь о фигурантах. Адреса, приметы, достоверная информация, слухи. Можешь не спешить, обдумай. А мы пока перекусим, чем бог послал, водочки выпьем за успех безнадежного мероприятия…

Он все запомнил, разложил по полочкам в голове. Улица Первомайская, 23, салон красоты «Эвелина». Добротное кирпичное здание пятидесятых годов постройки. Строение принадлежит банку «Мира-Финанс», которым руководит бывший вице-спикер областного законодательного собрания, а ныне влиятельный бизнесмен Халилов (имя и отчество уважаемого банкира история пока умалчивает). Информация недостоверная, нашептана подругой по несчастью Зинаидой, принимавшей клиентов в смежной комнате. Хотя с чего ей сочинять? Трудится в борделе уже полтора месяца. Она и нашептала про остальных, забежав однажды к плачущей Рите. В Мирославле реально действует организованная преступная группа, которой руководит предположительно Халилов. Возможно, есть фигуры выше, дело темное. Сфера деятельности – наркотрафик в столичный регион, бордели. Причем бордель на Первомайской не единственный. Халилова девушки не видели, что и неудивительно. У банды, разумеется, есть прикрытие, кто его осуществляет – неизвестно. Зиночка нашептала Рите, что на счету мерзавцев не только похищения людей, организация незаконной деятельности, но также несколько убийств. Убивали конкурентов, людей, мешающих преступному промыслу, несколько месяцев назад ликвидировали оперативника местного уголовного розыска по фамилии Касьянцев, случайно прибравшего одного деятеля, ответственного за переправку героина…

– Стоп! – сказал Алексей и вопросительно глянул на Борьку.

Черкасов вздохнул и утвердительно кивнул. Алексей скрипнул зубами. Серега Касьянцев учился с ними в одном классе. Дружили, вместе влипали в разные истории. После школы пути-дорожки разошлись, но переписывались, поддерживали отношения. Зимой Черкасов написал, что Серега погиб при странных обстоятельствах. Ехал по трассе, сломалась машина. Вышел на дорогу – и тут же был сбит невесть откуда вылетевшим внедорожником. Нашли единственного свидетеля – он и рассказал про внедорожник. Хреновый, честно говоря, свидетель, видел все издали, толком ничего не понял. Преступника, разумеется, не нашли, списали на несчастный случай. У Сереги осталась красавица-жена и малое дите восьми месяцев от роду…

– Так вот кто расправился с Серегой… – процедил Черкасов. Собрался что-то выдать заковыристо-матерное, но сдержался ввиду присутствия дамы, только скулы побелели. – Ну что ж, это несколько меняет дело…

– Рита, продолжай, – проворчал Алексей.

Криминальный бизнес, разумеется, охраняется. Точное количество человек Рита не знает. Внедорожники, мужчины неслабого телосложения. Впрочем, среди них встречаются и парни «с человеческим лицом», чтобы сильно не выделяться, – у них нормальная речь, нормальная внешность. Порой трудно отличить члена банды от обычного человека. Преступники вросли в общество, нормальное явление. Директор салона красоты (он же хозяин подпольного борделя) – Белецкий Евгений Романович, лет сорок, хорошо одевается, при необходимости может блеснуть манерами, но по натуре зол, подозрителен и непредсказуем. Плотный, коротко пострижен, широкая щекастая физиономия. Помощник – Герасимович, осуществляет поездки тружениц борделя к клиентам. Рослая дылда, не дурак, к проституткам относится без всякого почтения, может и затрещину влепить, если замешкалась или недостаточно ласково ведет себя с клиентурой. А еще господин Жданов, куда же без него? Мутный коммерсант, имеющий, безусловно, легальное прикрытие. Грузный, потный, похотливый, однако весьма подвижный, если ему это надо. Неуравновешенный тип – странно, что такой якшается с бандитами, но, видимо, есть причина, приходится терпеть. Часто приходит в салон красоты (с заднего двора), втихомолку общается с Белецким, пользуется девушками. Плюхается в сауне, пристроенной со двора к салону красоты, гоняет шары по бильярдной…

– Знаешь, Алексей, пусть меня убьют, но обратно в этот ужас я не вернусь, – нервно улыбнулась Рита. – Смирилась с тем, что в жизни не повезло. Может, в следующей повезет, я потерплю.

– Хорошо, дочирикались, – мрачно кивнул Алексей и показал на мансарду: – Поднимайся к себе в «голубятню» и терпи. Постарайся без необходимости не спускаться. В сад не выходи. Услышишь голоса посторонних – запрись и трепещи. Мы подумаем, что дальше делать.

Она ушла – безропотно, не сказав ни слова. Мужчины угрюмо смотрели ей вслед. Заскрипела лестница, хлопнул люк.

– Мать вашу!.. – Виктор Павлович схватился за бутылку, начал судорожно наполнять стопки. – Леха, что за бес тебе в ребро вцепился? Ты кто – вершитель судеб?

– Не говори, Палыч, – поддакнул Черкасов. – Его задница – такая затейница. Но девочка – ничего такая, – подмигнул он Вороничу. – Признайся, зацепила? А то, что проститутка, тебя не смущает? Хотя извини, Леха, некорректно себя веду – она же не по своей воле… И что ты собираешься делать? В одиночку хлестаться с ветряными мельницами? Мотивация-то есть? Кроме того, что девчонка понравилась?

– Они Серегу Касьянцева грохнули, – мрачно заметил Алексей, осушая стопку.

– Льготники, блин… – пробурчал Маслов, снова наполняя стопки. – Вне очереди на тот свет собрались…

– Можешь с нами не ходить, Палыч, – пожал плечами Алексей. – Живи спокойно, никто не знает, что ты сюда приходил. Да и тебе, Борька, можно свинтить по-тихому… Поймите, мужики, я все равно уже влип. Не важно, какая девчонка и что я о ней думаю. В моем подвале два кило героина и хреновая туча денег. А также владею информацией, кому это благолепие принадлежит. Ну не прокатит это безнаказанно, поймите. Обращением в полицию могу навлечь дополнительный риск. Сам не знаю, что делать. Но закрыть глаза и послать все на хрен уже не получится. Доберутся до меня, поймите. Через день, неделю, месяц. Будут искать, весь район наизнанку вывернут. Лучше первым напасть, чем ждать, пока поимеют… Да и хочется поучаствовать в жизни района, – ехидно ухмыльнулся он, – давно не участвовал…

– И как ты видишь себе этот маразм? – поинтересовался Черкасов.

– Пока никак. Живем, словно ничего не было. Но с пьянкой лучше завязать. Палыч! Ладно, шут с тобой, давай по последней. Надо выяснить, что за фигура такая – Халилов и с чем его едят. Бывший вице-спикер – это что-то да значит. Завтра-послезавтра сгоняю в Мирославль, все равно в военкомат надо – разобраться с бумагами. Заодно провентилирую обстановку. Давайте, мужики, допиваем, доедаем и по домам. Никому ни звука. Ты, Борька, занимайся своей пасекой, ты, Палыч, живи своей насыщенной жизнью на пенсии. Телефоны держите включенными, и чтобы не дозванивался до вас по полдня. Надеюсь, у всех номера сохранились?

Он не ошибся ни на йоту! Через два часа позвонил Черкасов, голос его звучал глухо и немного удивленно.

– Запыхался ты что-то, приятель. Бегаешь от неприятностей? Или физзарядкой со своей квартиранткой занимаешься?

– Траву кошу. – Алексей перевел дыхание, отставил косу к стене бани, из трубы которой уже вился сизый дымок. Тяга была неважная, но баня топилась. Колосистого бурьяна на участке заметно убыло.

– Ну, коси, коси… Тут такая история, Леха… В общем, ты прав оказался. Я в хозмаг отправился – он у нас за сельпо, с обратной стороны, хотел прикупить пару баков для пасеки. Сделал свои дела, тащу свое несчастье на дорогу. Тут вижу, джипарь у магазина стоит. Черный, как сажа, «Хайлендер» называется. Номер триста двадцать, наш регион. За рулем такая ряха – сам себя шире, но из машины не выходит. А у крыльца какой-то тип с бабами якшается. На вид нормальный, ничего бандитского, бабам, по ходу, понравился. Какую-то фотку им показывает. Бабы плечами пожимают. Я уже понял, что к чему, морду ящиком – и туда со своими баками. Тип так посмотрел на меня, но ничего не заподозрил. Фотку в рожу тычет, а на нем твоя Марго. Видимо, с паспорта фотография, увеличенная только. Тип вежливый такой, говорит вкрадчиво: мол, помогите, если можете, полиция бессильна, пропала его родственница. Каждому, у кого есть полезная информация, положено вознаграждение в размере пятидесяти тысяч рублей. И телефон, по которому звонить. Я запомнил. – Борька продиктовал, Алексей тоже запомнил. – Нехило, да? Прикинь, да за такие «бабки» любой сельчанин удавится. Денег ведь нет ни у кого. Если кто-то увидит твою девчонку, сразу побежит звонить…

– Они уехали? – напрягшись, спросил Алексей.

– Я плечами пожал – не знаю, мол, такую, но если что, то сразу. Тип к машине отошел. Потом смотрю – из магазина еще один вылазит, видимо, Маню Бурденко окучивал. В принципе, правильно, в районе магазина и следует добывать информацию. Постояли они возле тачки, покурили, в планшете что-то посмотрели – и поехали к выезду из Затеши. Видать, в другую деревню. Ты прав оказался, Леха, зачищают весь район.

– Это еще не зачистка, – проворчал Алексей. – Хуже, когда полицию подключат втемную и поиски примут профессиональный характер. А менты умеют работать, если захотят. Спасибо, Борька, будь на связи.

– Пока, – сказал Борька. – Да, совсем забыл, тебе привет от Платона. Передавал самые теплые пожелания и долгих лет процветания. То, что ты отвалил ему от щедрот, Платоша еще не пропил – это физически невозможно пропить за сутки, но он будет стараться.

За несколько часов Воронич очистил огород от разросшейся травы. Баня растопилась, дымоход прочистило. Он навел порядок в помывочном отделении, остался доволен собой. На цыпочках поднялся в мансарду, приподнял крышку люка, брызнув в петли автомобильную смазку, чтобы не скрипели. Рита спала, завернувшись в простыню. Она не разделась, из-под простыни выглядывало синее платьишко. Он усмехнулся: значит, не все еще потеряно, стесняется, боится. Она спала мертвецким сном – намаялась. Он поколебался, но не стал ее будить. От такого стресса человек может сутки проспать – вот пусть и спит. Он аккуратно закрыл люк, пошел заниматься делами. Вымыл пол на кухне и веранде, кое-что прибрал в комнатах. День пролетел, наступил вечер. Посторонние по улице не шастали, никто не подглядывал за ним. Устроить слежку за участком можно было только с улицы. С остальных сторон домовладение закрывали деревья. Впрочем, если задаться целью… Он исследовал ограду, выходящую на дорогу, прибил недостающие штакетины. Починил калитку, приделав дополнительные перекладины. Скептически оценил конструкцию. Надо бы замок приделать, а то любой желающий может войти.

Уже темнело, когда он подбросил дров в топку, дождался нужной температуры. Баню принимал в одиночестве, изгоняя остатки похмелья. Подливал воду на камни, сидел на полатях у самого потолка, терпел невыносимый жар. Похлестал себя веником (спасибо Палычу, позаботился), окатился холодной водой. Потом курил на завалинке, наслаждаясь тишиной и наблюдая, как последние остатки серости пожирает ночная темень.

Рита зашевелилась, когда он поднялся в мансарду и включил маломощную переноску. Сначала испугалась, потом вспомнила, где и с кем находится. Села на кровати, стала растирать заспанные глаза кулачками.

– Что, уже вставать?

– Спи, не надо никуда вставать, – прошептал он, сгружая на стол кучу тряпья и задергивая занавески. – Утром разберешься с одеждой. Это то, что после родителей осталось. Кое-что мое – у мамы имелась привычка хранить мои школьные тряпки. Свет не включай, окно не открывай. Все, спи дальше…

– Хорошо, Алеша, спасибо тебе… – Она снова свалилась и засопела – словно не просыпалась. Он выключил лампочку, спустился вниз, машинально замкнув люк на задвижку. На самого наваливался сон, денек выдался непростой…

Проснулся Алексей посреди ночи от странного звука – словно кто-то скреб по стеклу. Нервы были натянуты, он все прекрасно помнил – сел на кровати, сжался в пружину. Ночь была в разгаре. Лунный свет загадочно переливался, проникал через куцые занавески, растекался по подоконнику. По стеклу скребли, но не ветка. Ветки находились дальше, и ветра этой ночью не было. Потом звук сменился более настойчивым стуком. Что такое? Сосед Виктор Павлович? Пролез через куцую загородку, чтобы не «светиться» на улице? Но не стал бы он скрести, как какой-то лазутчик, конкретно постучал бы в дверь. А еще телефон есть – светился под рукой, входящих звонков не было…

Он слез с кровати, подошел к окну. Привычка – держаться с краю. Сколько народа так погибло, беспечно подходя к окну… Стук продолжался. Становился навязчивым, раздражал. Он прижался к стене, отогнул край занавески. За окном царила темень. Но кто-то там был, проступало невнятное пятно. Оно совершало смазанные движения. Кого принесло глухой ночью? Алексей прислушался, различил тихий голос: «Алеша, открой… Это я, Алеша, не бойся…» Действительно, с какой стати он должен бояться? Существует такая категория граждан, которые решительно не признают дверей…

Он уже все понял. Так некстати, черт возьми!.. Волнение охватило, хотя и не нужны ему эти дополнительные приключения! Он отогнул штору, отомкнул ржавый шпингалет. Окно распахнулось, с улицы проник свежий воздух и темная голова с большими блестящими глазами.

– Господи, Алеша, помоги скорее забраться… Это я, Варвара Кружилина, не делай вид, что не узнал…

К нему протянулись руки, он подхватил женщину под мышки, перетащил в дом, опустил ее на пол, попятился. Но не тут-то было, ночная пришелица бросилась в атаку, прижалась к нему грудью, стала осыпать поцелуями.

– Алешенька, милый, как же я соскучилась за все эти годы… Господи, ты все такой же, от тебя все так же пахнет…

Он был растерян, сбит с толку, не знал, как себя вести. Не ожидал, Варваре удалось его удивить. А ведь в доме женщина, о существовании которой посторонним лучше не знать! Ее руки жадно ощупывали его тело – увы, он был одет по самому минимуму. Стало трудно дышать, прошиб пот, кровь яростно циркулировала по телу. Она подталкивала его к кровати, давила массой.

– Варенька, подожди… Варенька, слушай… Варюша… Варя… Варвара, мать твою… – хотел оттолкнуть ее, чтобы высказать решительное мнение относительно визита, но… не устоял! Ведь не чужая, в конце концов… Похоть захлестнула, упали на койку, урча от сладострастия…

Потом Варвара повалилась рядом и погладила его по лицу:

– Не обижайся, Алеша, ты же один, без бабы приехал, вот я и подумала… А почему бы нет, ну, правда? Как увидела тебя, спина окоченела, а в груди так горячо стало, что еле выдержала… Я ведь так часто тебя вспоминала… А последнее время чуть не каждый день, словно чувствовала, что ты приедешь… Подлец ты, Алеша, уехал тогда, бросил меня…

– Я поступать уехал, Варвара… – Он неуютно чувствовал себя рядом с этой обнаженной женщиной. Поднялся, отыскал сигареты, закурил.

– Ага, как о свадьбе заговорила, так сразу уехал…

– Не сразу, Варвара… – В душе назревал глухой протест. Вот какого она сюда явилась, разбередила душу? Все прошло как с яблонь дым, не возвращаются к былым возлюбленным! – Ты же демонстративно со мной разругалась, помнишь? Еще и родичам моим какую-то фигню обо мне наговорила – мол, я наркоман, скрытый пьяница, путаюсь со всеми девками подряд. Мать реально поверила, ей плохо стало. А ты в тот же день на дискотеке с Петькой Шапкиным танцевала, а потом шарахалась с ним всю ночь…

– Не было у нас с ним ничего, Алеша… Это я перед тобой выделывалась, чтобы разозлить тебя… Петька потом еще месяц за мной увивался, а я ни в какую, гнала его. Но ты уже уехал…

– Ладно, Варвара, кто старое помянет…

– А почему ты шепчешь-то, Лешенька? – Она оторвалась от него, поводила носом. – Кто-то есть в доме?

– Да бог с тобой, кто тут может быть? Видишь же, один сплю… У Палыча дом рядом, не хочу, чтобы он услышал. Выйдет на крыльцо покурить, услышит, как мы с тобой переругиваемся, как будто двадцать лет назад не наругались…

– Да, Алеша, в самом деле, зачем нам ругаться? – томно вздохнула Варвара. Опять насторожилась: – Зачем ему ночью курить выходить?

– Откуда я знаю? Бессонница у человека…

– Странный ты стал, Алешенька. Словно и не рад меня видеть…

– Варвара, ты как вообще тут оказалась? У тебя же, типа, муж, я его видел. Достойнейший мужчина, хоть и ниже тебя на голову. Вы же с ним живете? Сбежала ко мне из супружеского ложа?

– Только не позорь меня, пожалуйста… Всю жизнь мечусь, жила с богачом без всякой любви, помер он, а меня всего состояния лишили, осталась ни с чем… Вернулась, теперь то с одним, то с другим… Аркаша хороший, тихий, не спорит со мной, правда, и нет у него ничего, кроме старой машины, гол как сокол… Не люблю я его, Алеша, раздражает, бесит своим спокойствием, и в постели он не ахти какой боец, но ведь надо с кем-то жить, а то совсем скоро старой стану… Вот и сегодня – уснул он, к стене отвернулся, пушкой не разбудишь… Лежу, в потолок смотрю, не могу…

– Хочется чего-то, не связанного со словами «дом», «семья» и «совесть»? – съязвил Алексей.

– Издевайся, Лешенька, издевайся… А правда, столько всего накопилось… Тихо встала, оделась. Хорошо, что ты замок на калитку не поставил. Я ведь в дверь сначала стучалась, ты не открывал, спал как сурок. Пошла вдоль дома, по храпу тебя нашла. Ты храпишь, как носорог…

Он в собственном доме чувствовал себя каким-то заложником. Выкурил сигарету, за ней вторую. Примостился на край кровати. Варвара обвилась вокруг него, снова заработала ласковыми пальчиками и грустно проговорила:

– Не рад ты мне. Совсем забыл и не рад. Признайся, Леша, встретил ту самую?

– Которую?

– Ну, ты понял. Единственную.

– Нет еще.

– Серьезно? – Она приподнялась, с интересом посмотрела ему в глаза. – Ну, тогда ладно, значит, у меня еще есть надежда…

– Прости, Варвара. – Было трудно решиться, но он решился. – Прости, ради бога, но зря ты это затеяла. И себе разбередила душу, и мне. Прошло у нас все, много лет назад прошло, и не может вернуться. Не смогу я себя заставить. И ты это тоже понимаешь, просто порыв у тебя, тоска ваша бабская. Не гробь жизнь себе и своему мужику, хорошо? Возвращайся к нему, дай бог, чтобы он ничего не узнал. Будь ласковой с ним, глядишь, слюбится. Без обид, да, Варюша? И никакая ты больше не Кружилина, ты Брандберг, мне сказали. Клевая, кстати, фамилия…

Она вздыхала, пускала слезу, долго молчала, гладя ему колени. А он все больше нервничал – Рита наверху, а если проснется, услышит голоса, подозрительный скрип, начнет паниковать, снова что-то уронит? Или в бега сдуру кинется, учиняя немыслимый грохот? Нельзя, чтобы Варвара ее увидела. Как бы ни божилась, все равно насплетничает деревенским кумушкам. Даже сам факт, что в доме у Воронича скрывается посторонний, крайне нежелательно обнародовать.

Варвара обвилась вокруг него, полежала, повздыхала, потом со вздохом взъерошила ему волосы и поднялась. Он слышал, как она натягивает сарафан.

– Ну, иногда хоть можно? – глухо спросила она, наклоняясь над ним. – На минутку забежать, посмотреть на тебя, поцеловать…

– Не знаю, – буркнул он. – Ладно.

– Хорошо. – Она чмокнула его в макушку, испустила вздох, исполненный страданий, и удалилась через дверь.

– Ага, встретишь с вами, пожалуй, ту самую… – проворчал Алексей, поднимая голову.

Брякнула защелка на калитке. Ох, Варвара… Хотя при чем здесь эта женщина? Сам виноват. И рожден был исключительно для того, чтобы трепать всем нервы. Он прислушался. Наверху было тихо. Спите спокойно, дорогие дамы. Он закутался в одеяло, обнял покрепче подушку и уснул…

Проснулся оттого, что кто-то скреб в стекло! Дежавю, чтоб его! Алексей сел на кровати, всклокоченный, возмущенный, не веря своим ушам. Варвара, достала! Это, по меньшей мере, неостроумно! Он вскинул руку с часами – шесть утра. Сквозь занавески просачивался бледный свет. В окно скребли и постукивали. Он испустил угрожающий рык, вскочил, шагнул к окну, дернул ручку шпингалета и распахнул окно, соорудив при этом максимально суровый, отнюдь не библейский лик. Черт подери, это не Варвара! На него смотрели испуганные глаза экс-путаны Риты! Взъерошенная, в старом, смутно знакомом халате с дурацкими розочками. Мамин халат, сообразил он, сам же ей принес.

– С добрым утром, страна! Ну и что это значит? Ты почему в окне, дитя мое?

– Сам же люк запер, – проворчала Рита, опуская глаза. – Я дергала, а он закрыт. Вот случись пожар или цунами – и куда бежать? Пришлось спуститься через окно, рискуя жизнью…

– А в дверь войти не судьба?

– Ты разве не запер ее на ночь?

– Запер. Но она открыта.

– Почему?

По кочану! Потому что это не дом, а проходной двор! Он икнул – сложно подавить рвущийся из груди хохот. Серьезнее надо быть. Если день начинается со смеха, то добром он точно не кончится.

– Так, девчонка, не путай меня, – проворчал Алексей. – Перефразирую вопрос. Что ты хочешь? Шесть утра.

– Мне страшно, – объяснила Рита. – Проспала черт знает сколько, проснулась, и стало страшно. Не могу, знобило всю, трясло. Пыталась уснуть – никак… Можно с тобой посижу? Или полежу… Ты не обращай внимания, спи, еще рано…

– Ладно, располагайся, – проворчал он. – Возникнет непонятная ситуация – прячься под кровать. Я не имею в виду тех двоих, которых ты уже видела…

Он забрался в постель, отвернулся к стене. Заскрипела кровать, девушка пристраивалась с другого конца. Потянула на себя одеяло. Ну вот еще. Кто первый лег, того и одеяло. Ладно, пусть тоже пользуется – он не стал наглеть. Она лежала тихо, почти не дышала. Потом свернулась в клубок, засопела у него под мышкой… и прошептала:

– Ты должен жить, как считаешь нужным. Я посторонний человек, просто холодно и страшно стало под утро, не стерпела, к тебе пришла… Не обижайся. Если не хочешь, я не буду больше приходить…

– Разберемся… – повернулся к ней Алексей и слегка приобнял. – Все, давай еще поспим пару часов. Потом я уеду, а ты остаешься на хозяйстве. Дверь запрешь, задернешь шторы, из дома не выходить – даже на веранду. Если кто-то придет, не вздумай подавать признаки жизни.

– Ты надолго? – испугалась Рита.

– Не знаю. Вечером вернусь. Есть дела в Мирославле…