Глава третья

Утро было сизым, недружелюбным, насыщенным похмельными страданиями. Хотелось выть от отчаяния: кто в него вливал, почему так назюзюкался и как теперь пережить грядущий день? Алексей очнулся на своей кровати (добрался-таки), но почему-то одетый, в одном ботинке. Снять второй, видимо, не хватило сил. Изголовье кровати стояло как-то криво – пытался вытащить на улицу, чтобы ночевать на свежем воздухе? Или под распятие захотелось – с укором смотрящее на него со стены? Мать-земля сегодня не держала. Выбираясь из комнаты, он глянул на себя в мутное зеркало – картина печальная и нравоучительная. Припал к рукомойнику, яростно чистил зубы – не помогло, от энергичных движений только хуже стало. Пришлось присесть в старое родительское кресло, а потом восставать из него, как птица Феникс. Болели все кости, трещала голова. Во рту обосновался на постой эскадрон гусар летучих. Он выбрался страшным привидением на веранду, обозрел мутным взором остатки вчерашней трапезы. Прибрать гадюшник было некому (да и в дальнейшем вряд ли удастся). Возле банки с недоеденными шпротами сидел пушистый черный кот и с наслаждением пировал – аккуратно вытаскивал из банки рыбу, пристраивал рядом на стол и ел, закрывая от наслаждения глаза. «Эстет», – подумал Алексей.

Разговаривать не было сил – даже с животными. Кот покосился на него и тоже не издал ни звука. Он пошатался по веранде, спустился в сад и побрел к калитке, попутно оценив наделанные Борькой разрушения. Ничего, пройдет похмелье – он горы свернет! Алексей вышел на дорогу, немного продышался. Петухи уже пропели, но народ еще спал. Где-то гавкнула собака и заткнулась. Участок Вороничей располагался на северной околице деревни – через дорогу находилось только одно домовладение. Там никто не жил – от ограды остался лишь продольный брус, крыша просела, окна заколочены досками. За околицей тянулся рослый кустарник. Дорога сворачивала направо и устремлялась к Старицкому озеру. Местность погружалась в низину, ее окутывал туман, которого почти не было в деревне. Насколько он помнил, это была не основная дорога к озеру и лодочной станции. Проехать туда можно было проще – воспользовавшись ответвлением от дороги из Монина. Видимо, там все и ездили. Дорога, на которой он стоял, была исполосована колдобинами, заросла чертополохом. Здесь забуксовал бы даже высокий внедорожник. И это хорошо. Меньше всего хотелось, чтобы рядом с домом кто-то ездил.

Алексей вернулся на участок, добрел до бочки с дождевой водой и с наслаждением погрузил в нее голову. Вытащил, снова сунул по самую шею. «Лекарство» подействовало. Эскадрон не уходил, ломота оставалась, но голова уже не трещала, как набитая сушняком буржуйка. Он поковырялся в сарае, отыскал косу. Сделал попытку удалить хотя бы часть травы, расплодившуюся в страшном количестве. Несколько взмахов косой – и бросил ее обратно в сарай. Больше не пить! Он продолжил обход своих владений, навестил гараж, в котором прозябала «Тойота», походил вокруг нее, сунулся зачем-то в капот. Машина выглядела неплохо. Сменить чехлы, небольшой косметический ремонт – и не стыдно въехать даже в центр Мирославля. Но только не сегодня. Затем обогнул пару сараюшек, добрался до бани, сложенной из качественного бруса. Баня стояла как влитая, из щелей между досками торчала пакля. Маслов хвастался, что баня в полном порядке, можно мыться хоть сейчас – если растопить и натаскать воды. Дрова имелись, врытый в землю бак тоже оказался не пустым – пополнялся дождевой водой, стекающей с крыши.

Надо баню растопить, мелькнула мысль. Забуриться в парную – и все похмелье как рукой снимет.

Алексей набрал в поленнице охапку дров, прижал их к груди, поднялся на крыльцо, потянулся к дверной ручке… И вдруг заметил краем глаза, как колыхнулась занавеска в крохотном оконце – в аккурат в помывочном (парном) отделении! Проглючить не могло – похмелье, конечно, дикое, но связь с реальностью не утеряна. Он все же офицер спецназа, способен отличить реальное от кажущегося! Алексей сделал вид, что вытирает ноги о занюханный коврик, шоркал подошвами, скрипели половицы. Снова скосил глаза – занавеска больше не шевелилась, но ощущение, что в бане кто-то есть, укреплялось все больше. Виктор Павлович прибыл спозаранку, решил растопить, порадовать хозяина? Не стал бы он топить – пост сдал, как говорится. И не шифровался бы, не прятался за занавесками… Бродяги? Гастарбайтеры, шныряющие по селам в поисках работы? Замка на бане отродясь не было. Он со скрипом отворил дверь, вошел. Высыпал дрова у печки в узком предбаннике и, потянув на себя следующую дверь, вошел в комнату для отдыха. Здесь стояли два старых кресла, колченогий сервант. В помещении – никого, а сквозь сумрак очерчивалась еще одна закрытая дверь – в помывочное отделение. На стене двойной выключатель. Алексей бросился вперед, ударил по выключателю и распахнул дверь, гаркнув:

– Не шевелиться! Стоять! Прибью!

Метнулось что-то невнятное, закутанное в покрывало, он бросился вперед. Столкновение! Незнакомец с испуганным криком отлетел куда-то в сторону, закопался в гуще тазиков, пустых алюминиевых баков, какой-то старой картофельной мешковины. Есть! Запуск прошел успешно! Он поднял руку со сжатым кулаком… и вдруг дошло, что крик был женский. Алексей нерешительно опустил руку и начал всматриваться. Тусклая лампочка не давала полного представления о происходящих событиях. В углу под полкой кто-то копошился, стонал, гремели шайки. Отогнулась дырявая мешковина, блеснули испуганные глаза. Алексей помалкивал. Цыганка, что ли? Шляются тут всякие. Под окном стояла сумка – видимо, принадлежала этой «постоялице». Обычная грязно-лиловая сумка, похожая на хозяйственную – с ручками, на колесиках, с выдвижной рукояткой, позволяющей катить ее за собой. На полке была расстелена старая болоньевая куртка отца – значит, ночью пришла, постелила, чтобы поспать…

– Послушайте… простите, я не хотела к вам вторгаться… просто шла, заблудилась, очень устала, зашла, чтобы переночевать… Я не воровка, правда…

Все воровки так говорят. Алексей молчал, выжидал. Вроде не цыганка, но что на уме? А если нож в рукаве припрятан? В доме (а тем более в бане) ничего ценного. За исключением заветного кейса, который он еще до пьянки сунул в подпол, запер крышку люка на ключ, а ключ спрятал под гуляющую половицу в спальне.

– Послушайте… можно я просто уйду? Я не сделала ничего плохого… Что вы собираетесь делать?

– Вызывать авиацию, – усмехнулся он.

– Я не понимаю… Полицию?

– Нет, авиацию.

Из-под полки снова донеслась возня – испуганная женщина забиралась в угол, видимо, решила спрятаться от авиации. Он подошел поближе, нагнулся:

– Эй, где вы там?

– На грани вымирания… – тоскливо прозвучало из угла. Голосок испуганный, но приятный.

– Вылезай, красавица, – вздохнул Алексей. – Давай сама, не заставляй за багром идти.

– А ты мне ничего не сделаешь? – Как-то незаметно обе стороны перешли на «ты». – Сам сказал, что прибьешь, если буду шевелиться…

– За экстремизм привлеку, – проворчал он, – а не вылезешь, точно прибью, надоела уже.

Похмельное утро стартовало бодро и загадочно. Из-под полки выползла невысокая щуплая женщина, села на лавку и сжалась в комок. Смотрела недоверчиво, исподлобья. Как мило – чертенок из табакерки. В самый неподходящий момент.

– Ну что, невесело находиться на грани вымирания? – пошутил Алексей.

– Да, невесело… – кивнула она и облизнула пересохшие губы. – Послушайте, можно я просто уйду? Возьму свою сумку и уйду?

– Есть куда уйти? – спросил Алексей.

Она подумала и мотнула головой:

– Некуда. Но это же не ваши проблемы, верно?

Он подошел к окну, развел занавески. Помывочное отделение озарилось зяблым светом. Девушка сидела неподвижно, следила за ним глазами, в которых поблескивал страх. Совсем молодая. Темненькая, короткая стрижка с челкой, маленький прямой нос, заостренные скулы. На ней было синее джинсовое платье, ноги обтягивали черные колготки в сеточку. «Ансамбль» завершали неуместные кеды – явно с мужской ноги, испачканные высохшей грязью. От скрюченной фигурки исходила какая-то вселенская тоска, Алексею даже не по себе стало.

– Попробую догадаться, – сказал он. – Ты, понятно, не учительница?

– Ты догадлив, – пробормотала она. – Хотя в десятом классе возникала мысль поступать в педагогический. Но это же не считается?

– Тогда вариантов остается немного, – ухмыльнулся Алексей. – Профессия древняя, но не журналистика, верно?

– Послушай… Надо мной и так довольно часто издеваются…

– Имя есть?

– Марго… Господи, Маргарита… Можно Рита. В общем, как хочешь… Игнатова моя фамилия.

– Голодная?

– Да как тебе сказать… Но сутки точно ничего не ела… Могу купить у тебя немного еды…

Он разглядывал ее с каким-то растущим интересом. Не вульгарная, не дура, знает, что такое юмор. Состояние ужасное, страх из всех отверстий, но помнит про гордость и достоинство.

– Ладно, – вздохнул он. – Какой резон сидеть в бане, если все равно не моемся? Топай за мной на веранду, покормлю тебя. Не волнуйся, – уловил он настороженное движение глаз, – секс в обмен на продовольствие меня сегодня не интересует. Извини и особо в меня не всматривайся, я обычно не такой и похмельем мучаюсь не каждый день…

Он вышел из бани и направился к дому. По дороге обернулся – Рита волокла за собой сумку, закусив губу. Сумка была не тяжелая, просто неудобная.

– Извини, – сказала она слабым голосом. – А нас там точно никто не увидит? Я бы не хотела, чтобы меня увидели.

– Ты убила кого-то?

– Нет… Хотя не знаю…

Исчерпывающий ответ. Алексей вспомнил про свои необычайные способности привлекать неприятности. Значит, все в порядке? С уходом из армии ничего не меняется?

– Не волнуйся, – буркнул он, – никто тебя не увидит, тут кругом кусты и деревья. Сосед в полицию не побежит, и вообще тут край деревни… Можешь, собственно, отчаливать, – добавил он, проверяя ее реакцию, – дело хозяйское, никто не держит. Но если хочешь есть, то подтягивайся.

Она сидела на веранде – в ароматах вчерашнего изобилия, которое начинало пованивать. На соседнем стуле сидел пушистый черный кот с забавной мордашкой, сладко облизывался и мыл лапкой свой прожорливый рот.

– У тебя красивый кот, – погладила его Рита.

– Он не мой.

– А чей?

– Понятия не имею. Вроде тебя – пришел и сидит.

Она не обиделась, только низко опустила голову. Алексей ушел на кухню, начал вынимать из холодильника остатки былой роскоши, загремел тарелками. Картошки не осталось – вернее, была, но надо готовить. Он украдкой посмотрел через плечо. Девушка сидела неподвижно. Потом опять погладила кота, поднялась и начала сгребать на край стола посуду со вчерашними объедками. Принесла, сгрузила в раковину. Быстро глянула ему в глаза и, взяв тряпку, вытерла стол, стараясь не просыпать мусор на пол.

– Швабра есть? – спросила она. – Ведро, вода?

– Уймись! – усмехнулся Алексей. – Хотя, знаешь, в этом что-то есть. Если не секс, то хотя бы уборка дома в обмен на продовольствие. Шучу, не обращай внимания. Сядь и жди.

– Давай я картошку сварю? – предложила Рита. – Если хочешь, могу пожарить.

– Так, – рассердился он. – Кому сказал сесть? Домохозяюшка, блин! Будешь есть, что дадут.

Она не обижалась, не делала вид, что уязвлена, – видно, страх, ее сковавший, был выше этого. Ела то, что он наложил в тарелку, ела жадно, низко склонившись. Возникало подозрение, что голодала она не только сутки. Пока Рита завтракала, Алексей вскипятил чай, принес две кружки.

– Ты здесь не живешь, – подняла она голову. – Дом не жилой, сад запущенный. Здесь никто не жил несколько лет…

– Вчера приехал, – объяснил он. – Дом покойных родителей. Пока не жил – только выпил с друзьями.

Она втянула голову в плечи, стала озираться: мол, с какими еще друзьями?

– Ладно, девочка, поела? Молодец. Хочешь рассказать, что с тобой стряслось, – рассказывай. Не хочешь рассказывать – дуй своей дорогой. Только забралась ты в глухомань. Хочешь выбраться в цивилизацию – обратно в Монино надо. Нет денег на автобус – могу подкинуть.

Она немного побледнела, опустила голову. Губы ее задрожали, и слезы стали наворачиваться на глаза. Алексей чувствовал себя неловко. В этой девушке что-то было. Потрясенная, убитая, потерявшая надежду, но еще не сломленная.

– Повествуй, – вздохнул он, – и постарайся не врать. Я все равно пойму, где ты врешь.

Поначалу она стеснялась, краснела, опускала голову. Потом втянулась, оказалась неплохой рассказчицей. Девушка не врала – Алексей бы почувствовал. Проститутка. Обслуживала клиентов…

– И давно ты этим занимаешься? – перебил он.

– Неделю… – выдохнула она.

– Так мало? – удивленно протянул Алексей и посмотрел ей прямо в глаза. Нормальные глаза, не лгущие, очень интересные. Неизвестно, что с эрудицией, но интеллекта хватает – и откуда что берется?

– Мало… – прошептала она. – Но для меня это много, больше не хочу…

– Так нечего было браться, – строго сказал он. – Добровольно ведь пошла, никто не насиловал? Расскажи еще, что жизнь тяжелая заставила. Мать с отцом бухают беспробудно, маленькая сестренка от голода пухнет – в общем, надо много денег. А где их взять? Только телом торгуя, а оно у тебя как на заказ – ладное, худое, как у девочки, мужикам нравится…

– Дурак ты, – перебила она и с вызовом, даже со злостью уставилась ему в глаза. Дескать, бей, не первым будешь. Он и не думал. – Детдомовская я. На улице Апрельской заведение – в Мирославле, там и прожила почти всю свою сознательную жизнь. Предков не помню, не знаю, всю жизнь в детдоме, как на зоне, блин…

– Ладно, прости, – проворчал Алексей. – Больше не буду перебивать. Может, выпить хочешь? – кивнул он на остатки самогона. – Для храбрости, так сказать, чтобы мысли не путались…

– Ты точно недалекий, – постучала она кулаком по симпатичной головке, – мыслишь примитивно, живешь в каких-то стереотипах. Думаешь, все бывшие детдомовцы бухают, трахаются на детских площадках, ведут асоциальный образ жизни. Не все, да будет тебе известно!

– Оно и видно по твоей почтеннейшей из профессий… Ладно, прости. Значит, ты проработала неделю, тебе не понравилось…

Она могла быть вспыльчивой, но при желании умела сдерживать эмоции. Алексей ловил себя на мысли, что ему нравится слушать Риту. Жизнь ее не баловала, что и понятно. Приходилось стоять за себя – еще и школу заканчивать. В восемнадцать лет выперли Риту из детдома. Дали комнату в отстойном общежитии на окраине Мирославля, устроили уборщицей в супермаркет. Коллеги сплошь приятные лица: таджики и узбеки. Вроде и неплохо для начала, стабильную зарплату дали, какое-никакое, а жилье. Прописалась в общежитии, все нормально – пятнадцать метров жилплощади, общая кухня. У соседей пьяные скандалы, поножовщина. Лезли к ней с «интересными» намеками. Одного сковородкой по башке «отоварила» – чуть «на перо» за это не насадил. Добрые люди вызвали полицию – забрали «ухажера». Слава богу, не вернулся – в полиции продолжил буянить, на ментов руку поднял. Кто-то из служителей правопорядка и перестарался – от удара порвалось что-то в мужике, помер от внутреннего кровоизлияния. Но жизни в общаге больше не было. Ушла, сняла комнату в частном секторе. Половину зарплаты пришлось за аренду отдавать. Пошла на курсы официанток, устроилась в кафе. Несколько месяцев нормально проработала, кто-то обратил внимание на приветливую девушку – предложили работу в пафосном ресторане «Бродячая собака». А там непростая публика. Но ничего, держалась. Клиенты обращали внимание, звали за столик, предлагали хорошие деньги за ночь. Рита отклоняла предложения – стараясь не вызвать гнев на свою голову. Однажды появился вальяжный, хорошо одетый господин с широкой плоской физиономией и такой же фамилией – Белецкий. Задумчиво разглядывал официантку, шептался с директором ресторана. Рита чувствовала, что зреют неприятности, стала подумывать об увольнении. Неуютно себя чувствовала, казалось, что удавка вокруг горла сжимается. Так смотрел, гад…

– Ты и парнем нормальным не обзавелась? – упрекнул Алексей.

Парнем обзавелась, но он оказался слабовольным трусом. Менеджером работал в торговой фирме. Нормальный такой, смазливый, немного слащавый, голоса ни разу не повысил. Обращался с ней как с фарфоровой куклой. Девушке нравилось – так еще никто с ней не обращался. Предложил переселиться к нему – она с радостью согласилась. Простилась с хозяйкой съемной хаты, собрала сумки. Парень заехал за ней на своей ободранной иномарке – был какой-то нервный, дерганый. За гаражами встал, сказал: извини, меня убить из-за тебя могут. Подъехали бугаи на джипе, пересадили Риту с вещами к себе, увезли в бордель. Обычный такой бордель на улице Первомайская, 23, и вывеска соответствующая: «Салон красоты «Эвелина». С парадного входа дамы заходят – за реальной красотой прибывшие, а с заднего (и сразу на второй этаж) – страждущие женского тела мужики. Риту бросили в подвал, изнасиловали всем кагалом, потом возник Белецкий – весь такой надушенный, улыбчивый, – объявил: теперь работаешь на меня или никто тебя больше не увидит. О бегстве и обращении в полицию даже не думай. Покажешь себя с хорошей стороны – пойдешь в карьерный рост. Забрали паспорт, вещи, выдали какую-то странную одежду, обозвав ее «униформой». Рита плакала, умоляла отпустить, но тщетно. Неделя прошла в каком-то кошмарном сне. Койка в маленькой комнате, относительно сносная еда – ладно, хоть цепью не приковали. Но из борделя не выпускали. Был какой-то ржущий клиент – командированный из столичного региона. Как снесла этот ужас – не помнит. Потом явился разгневанный Белецкий, надавал по щекам, орал, чтобы была ласковой с клиентами – они ведь тоже люди и платят нехилые «бабки»! Потом ее два раза вывозили «в свет» – к клиентам на дом. Фамилия сутенера Герасимович, зовут Игорь – рослая такая орясина с цепкими глазками. Сажали в машину «Ниссан» серого цвета, блокировали двери, везли в частный сектор. Герасимович в обращении тоже не церемонился – такая же сволочь. На дому у клиентов также «пасли», не выскочишь. После двух «визитов» Рита окончательно затосковала. Возникла мысль – покончить с собой. Не повезло в жизни – с самого рождения не повезло. Не успела, вчера вечером опять за ней пришли. Отвезли в отель «Прада» на Малой Ярославской улице – самый роскошный в городе отель. Загнали в номер, оставили один на один с клиентом. Толстый боров с квадратным черепом – близкий знакомый Белецкого, влиятельный тип в каких-то кругах – сначала был ласков, угощал иностранными конфетами. Заявился в номер, как только Рита приняла душ, – в спортивном пиджаке, который едва сходился на пузе, с сумкой пошловато-лилового цвета. Кому-то звонил из туалета, бурчал, что товар забрал, все на мази. Закончил дела, разделся, полез к девушке, которая опять со страху стучала зубами. Потискал ее, потом извлек из бара бутылку коньяка, вскрыл зубами, вылакал почти половину – и снова полез. Что-то не понравилось в ее поведении, стал хлестать по щекам. Сделал паузу, допил коньяк – и словно «крышу» сорвало у мужика! Набросился, словно зверь, давай рвать. Рита обмерла от страха, лежала, как полено. И ничего у этого гада не получилось – не смог! Рычал, впивался в нее губами, зубами – никакого эффекта! Бешенство обуяло, брызгал слюной, матерился, схватил девушку за горло и принялся на полном серьезе душить! Она извивалась, пыталась вырваться. Реально бы задушил! На счастье, нащупала пустую коньячную бутылку, треснула подонка по макушке! Он отвалил, схватился за голову, кровь полилась из черепа. Вскричал нечеловеческим голосом – она ударила второй раз, третий, хорошо, что бутылка оказалась из прочного стекла…

Это «чудо природы» валялось перед ней в чем мама родила, обливалось кровью и блевотиной. Девушку тоже вырвало. Размышляла она недолго, сообразила, что за такие выкрутасы Белецкий ее точно прикончит! Быстро оделась, в чем пришла, за исключением туфель на шпильках – уже догадывалась, что бегать придется долго. Забралась в шкафчик для обуви, откопала какие-то чудовищные мужские кеды, непонятно как там оказавшиеся. Она понятия не имела, как выберется, куда бежать. Страх гнал, но голова работала. Денег не было никаких. Обшарила карманы отрубленного клиента. Банковские карты выбросила, а наличных всего две тысячи рублей. Мало, но чтобы уехать, хватит. Тут уперлась взглядом в сумку клиента. На вес прикинула – не тяжелая. Как-то не задумалась – чего он с сумкой к проститутке приперся? Подхватила ее за ручки и стала «делать ноги». У номера не было никого, сутенеру стало скучно, переместился вниз, к администратору. Рита спустилась с лестницы и пулей пролетела мимо них. Те оторопели: стоять, сука! Только дверь хлопнула. Пока в себя приходили – она уже за угол и ходу. Решила в Тверскую область в Осташков пробираться – к знакомой. На вокзал прибежала «огородами», а там уже машины хозяина борделя, и бугаи ее высматривают. Попятилась за угол, вышла на соседнюю улицу, поймала частника, на свой страх и риск. Слово «тысяча» мужику понравилось. Но сказал, что едет в Монино. Туда отвезет, дальше не поедет. Но в чем проблема? От Монина до Акулова несколько верст, а в Акулове автостанция – можно с пересадками доехать до Владимира, Нижнего Новгорода, хоть до Твери! Решилась, поехали. Он высадил ее на окраине. Поздний вечер – никого. Мол, топай на север, придешь. И уехал. Рита вышла на дорогу, петляющую по гаражам, пару раз поднимала руку, но никто не останавливался. Потом машины и вовсе перестали ездить. Пошла пешком – была уверена, что за час дойдет. Если не вмешается злой рок. Последний, конечно, вмешался. Развилка – повернула налево, почему-то решив, что там север. Ну, плохо у нее с ориентированием на местности! И потопала по полям да перелескам – с чужой сумкой и единственной тысячей в кармане. Добралась до деревни, и возникла страшная мысль: не туда зашла! Устала сильно, ноги стерла, и собаки страшные – рыщут серые тени по деревенской улице. Свернула с дороги, пошла по траве краем поля вдоль деревни. Думала, пройдет деревню и снова выйдет на дорогу. Откуда ей знать, что дорога упирается в тупик, а до Твери отсюда ей даже по озеру не доплыть? Дошла до конца деревни, ноги стали заплетаться, ну и потащилась к крайнему домовладению. Свет не горел, и участок казался не жилым. В дом не пошла, остановилась в бане…

– Дальше понятно, – кивнул Алексей. – А знаешь, девочка, у тебя грамотная речь. Не скажешь, что ты из детдома, и вообще…

– Говорю же, Алексей, ты живешь в плену стереотипов, – вздохнула Рита. – Книжки я читаю, что тут непонятного? Последними осилила «Трою» Дэвида Геммела и «Сердца трех» Джека Лондона. Всегда, когда мне плохо, беру книжку и читаю. Любую, даже поваренную. А поскольку мне всегда плохо…

– Ты смотрела, что там? – кивнул он на лиловую сумку, валяющуюся на полу веранды.

– Да, темно было, я на дороге стояла, «молнию» раскрыла, пошарила. Фигня какая-то. Электрическая бритва, тряпки, несколько сложенных рубашек…

– Почему не выбросила, таскалась с ней?

– Но это же элементарно, – неуверенно улыбнулась она. – С сумкой у меня такой вид, словно я путешествую, куда-то целенаправленно еду. А как буду выглядеть без сумки?

– Ты говоришь, тебя «пасли» уже на вокзале? Почему? Ты же добежала до него за несколько минут.

– Откуда мне знать? Герасимович, видимо, связался с «быками» Белецкого, те и кинулись туда, где я могу появиться в первую очередь. Вокзал, автостанция…

Возможно, возможно… И все равно странно. Ну, сбежала проститутка. Куда она, в сущности, денется? Без денег, без документов? Понятно, что заведение Белецкого застраховано от неприятностей, и вряд ли визит проститутки в полицию тут же прикроет его лавочку. Почему тогда ее сразу кинулись искать?

– Говоришь, твой последний клиент как-то связан с Белецким?

– Да, я видела их вместе, общались как близкие знакомые, – кивнула Рита. – Может, деловые партнеры, не знаю. Его фамилия Жданов. Когда он ввалился в номер и звонил из туалета, так и сказал: это Жданов, приветствую вас, дорогой. Он еще трезвый был… Да, забыла тебе сказать, – встрепенулась она, – когда я убегала, он уже стонал, шевелился, приходил в себя. Но я не стала его в четвертый раз бить бутылкой, хотя, наверное, стоило…

Алексей в задумчивости уставился на сумку. Не в ней ли все дело? Что она могла понять в темноте, когда шарила дрожащими руками? «И куда ты лезешь? – включился предохранитель в голове. – Кто тебе эта проститутка? Чужая личность. Ну да, забавная, расстроена сильно, и что? А ты приехал домой налаживать новую жизнь. Подумай еще раз, нужны тебе неприятности?» Он подошел к сумке и уставился на нее хмурым взглядом. Опустился на корточки, расстегнул «молнию». Действительно всякая фигня. Словно для отвода глаз. Стопка сложенных рубашек в полиэтилене – явно из прачечной забрал (значит, жена белоручка или не женат). Он прощупал рубашки, заглянул в коробку с электробритвой (новая, дорогая модель), перебрал пару полотенец, трусы с носками. Прощупал внутренние стенки на предмет кармашков с «молниями». Кармашки были, но пустые. Он выдвинул ручку – выдвигалась. Упрятал ее обратно, поставил сумку на колеса и обратил внимание на застежку в нижней части. Значит, сумка может раскладываться. Нет, не то. В данном случае «молния» была бы круговая, а она была короткая, на торце сумки. Он расстегнул ее и обнаружил дополнительное отделение, весьма вместительное. Не тайник, просто конструкция такая, а девушка не заметила. Неприятно стало на душе, желчь поднялась к горлу. Он забрался внутрь и стал вытаскивать пакеты – довольно пухлые, примерно десять на пятнадцать сантиметров, обмотанные оберточной бумагой и перетянутые скотчем. Три пакета. Положил их на стол, посмотрел на девушку. Рита округлила глаза и пожала плечами. Он проверил их на ощупь. В двух что-то мягкое, в третьем – тверже. «Ну, все, попал, – мелькнула тоскливая мысль. – Еще не поздно убрать все в сумку и выставить гостью за калитку». Разрезал скотч ножом. Раскрылась обертка. Плотные пачки пятитысячных банкнот, по сто штук в каждой. Уныло перебрал их, пересчитал. Пятнадцать «штук». Вытащил одну купюру из середины, глянул на просвет, потер пальцем, понюхал. Деньги пахнут – вопреки расхожему мнению. Семь с половиной миллионов родных отечественных денег. Неплохой улов. Он вздохнул и печально уставился на девушку. Рита с ужасом таращилась на свалившееся богатство. И, похоже, понимала, что это повод огорчаться, а не радоваться. Деньги на карманные расходы господина Жданова? В оглушительной тишине (даже птички в саду перестали чирикать) он распечатал второй пакет. Мелкий, светло-серый и очень плотный порошок. Видимо, не стиральный. Он сделал разрез, попробовал с ножа, поморщился. Героин – причем нормального качества, возможно, с небольшими добавками. Мои поздравления, товарищ майор! Пока вы живы, но вопрос скоро решится! Он машинально разрезал третий пакет. Такой же героин. В каждом пакете больше килограмма. Если вдуматься, это же охрененные «бабки»!

– Что это? – промямлила Рита.

– Оно самое, – буркнул он. – Поздравляю, Маргарита… как там тебя по отчеству. Ты попала не просто в бордель, а к людям, попутно занимающимся наркоторговлей. Полагаю, Белецкий в курсе делишек своего приятеля Жданова. Возможно, оба в деле. А Белецкий – даже главнее. Теперь понятно, почему такой кипиш – видимо, Жданов получил товар для передачи другому лицу, но решил развлечься, не ожидая, что попадет в такую историю. Если тебя «пасли» на вокзале люди Белецкого, значит, Жданов, придя в себя, успел ему позвонить, и громилы Белецкого оперативно среагировали. С наркоторговцами шутки плохи, девочка. Теперь с тобой не будут церемониться, когда… если поймают. Со мной, кстати, тоже. Свидетели наркоторговцам не нужны. Вполне возможно, банда разветвленная по вертикали и горизонтали, состоит из влиятельных людей, имеет способы добычи информации. Вспомни, кто еще, кроме водителя-частника, знает, что ты выехала из Мирославля в Монино?

Она задумалась:

– Никто. Правда никто. Шла одна по дороге, кто-то из водителей видел меня, голосующую. Но голосовала я на дороге в Акулове. Это потом меня леший заставил свернуть… После развилки я вообще никого не видела. Только тебя, уже утром…

– Никому не звонила?

– У меня и телефона нет…

Алексей лихорадочно размышлял.

– Все равно, Рита, это очень опасно. Ты сперла столько, что с такой потерей они смириться не смогут. Будут искать, пока не найдут. В нашем регионе, в соседнем. Привлекут всех, кто есть, выбросят на твои поиски кучу денег…

– Может, вернуть? – сглотнула она.

– Ага, а заодно покаяться. Мол, примите назад, хочу добросовестно заниматься проституцией. Ты храбрая девушка – раз отоварила по башке такого буйвола. Хватило духу сбежать – давай теперь без ошибок. Вернут тебя – убьют в любом случае.

– Что же делать? Вот попала… – поежилась Рита. – Слушай… может, я сейчас скажу что-то наивное, но ты не смейся, ладно? Как насчет полиции? Ведь именно они и призваны…

– Идея резонная, – согласился Алексей. – Если что-то происходит, нужно обращаться в полицию. Ничего другого у нас, к сожалению, не придумали. Но что-то мне подсказывает, что это не выход. Обратишься в полицию – просто исчезнешь. И вовсе не потому, что там все проданы и куплены, а потому, что работу полиции наркоторговцы тщательно мониторят. С программами защиты свидетелей у нас пока туго. Да и не факт, что у них нет своего человека во властных структурах.

– Послушай… а ты случайно не мент?

– Нет, военный. Отставной военный.

– Слава богу…

– Ладно. – Алексей встал из-за стола, резко отодвинув стул. – Чтобы что-то придумать, нужно для начала отдохнуть. Ты не выспалась на банной полке, и у меня вчера… был трудный день. Деньги и наркотики я пока припрячу, позднее решу, что с ними делать. Сейчас ты поднимаешься в мансарду – лестница там, – выстрелил он пальцем. – Закрываешь за собой люк. Увидишь кушетку. Посмотри в шкафу – подбери постельное белье. Хочешь – спи, хочешь – мечтай. Как крикну – спускайся. Увидишь посторонних мужчин – не пугайся, это мои друзья, надежные люди. Хм, что-то мне подсказывает, что скоро начнется паломничество… Давай, вали в мансарду.

Она не стала возражать, безропотно засеменила наверх. Алексей задумчиво смотрел на тоненькую фигурку. Неплохая девочка, если опустить некоторые нюансы…