Глава 10

Я несколько раз подряд нажала на кнопку вызова лифта, пока наконец не была вознаграждена тонким звонком, сигнализирующим о прибытии кабины. Двери раздвинулись, внутри не оказалось никого. Правда, это не удивило меня в столь позднее время суток. Вся больница перешла на ночной режим, и пока я шла по указателям к главному вестибюлю и выходу, я не встретила в коридорах ни души.

В вестибюле больницы располагалось несколько магазинчиков, сейчас все они были закрыты, хотя в одном из них наверняка имелось то, что мне необходимо было купить, ради чего я рванулась в ледяную декабрьскую ночь. Я была уверена, что в больничной лавке эта штуковина наверняка красовалась на одной из полок. Мне и нужно-то было всего лишь дождаться утра, пока кто-нибудь из служащих не поднимет железную дверь и не откроет магазин. Я могла бы и подождать… но совершенно не собиралась это делать.

Я выглянула на улицу, где бешеная метель колотилась в автоматические стеклянные двери, потом поплотнее запахнула пальто, подняла воротник и направилась к выходу. Двери с шипением раздвинулись и выбросили меня в декабрьскую ночь вместе с крохотным запасом теплого воздуха, который был в тот же миг проглочен ледяным ветром. Снежные хлопья горстями швыряло мне в лицо, они жгли мне раскрасневшиеся щеки, как рой жалящих насекомых.

К тому времени, когда я наконец одолела больничный двор и вышла через ворота на городскую улицу, мое пальто стало белым. Вокруг было пусто, но, к счастью, светло от оранжевых городских фонарей. Я посмотрела налево и направо, почти не видя ничего, кроме крутящихся снежных вихрей и закрытых магазинов с темными витринами. Внезапно до меня дошло, что бродить по пустынным улицам в незнакомом районе в такой час было, наверное, не самым мудрым решением. Я была уверена, что Джо – который вообще никогда на меня не сердился – сейчас бы просто взбесился, узнав, как я рискую. Ну, хорошо. Я не могла ждать, пока он отговорит меня от этого путешествия или накричит на меня (хотя трудно представить себе, что мой добродушный и сговорчивый муж вообще на такое способен). Он должен был знать, что ничего, кроме крайнего отчаяния, не могло бы заставить меня сегодня вечером отлучиться от его кровати.

Напомнить ему о хороших временах – вот что мне посоветовала медсестра. Я попробовала последовать ее совету, но, похоже, это не сработало. Из прошлого можно было бы вспомнить тысячу эпизодов, но, возможно, оглядываться назад было недостаточно? Может, воспоминания не обладали достаточной силой, чтобы вытянуть его оттуда, где он сейчас находился? А может, ему нужна была информация о чем-то очень хорошем, что ждало нас впереди? Что-то о нашем будущем. Конечно, для этого было несколько рановато, я все понимала. Я не хотела об этом думать до самого Рождества. Я даже мысленно представляла себе этот момент. Будет канун Рождества. Джейк заснет (наконец-то!), и мы останемся только вдвоем, создавая очередное воспоминание для будущего. Джо оставит грязные следы от ботинок возле камина, а я закончу раскладывать подарки под елкой, мерцающей разноцветными огоньками.

Каждый год в Рождество мы обменивались подарками перед тем, как лечь спать. И хотя многим это покажется немного странным, я уже точно знала, что именно заверну в оберточную бумагу, чтобы преподнести ему в этом году.

Магазин находился именно там, где сказала Шарлотта. Неоновая вывеска мерцала в темноте и притягивала меня к себе как магнит. Как ни странно, учитывая поздний час, я оказалась не единственной покупательницей в ярко освещенном супермаркете. Я миновала несколько человек в проходах с нагруженными покупками тележками, рассматривающих содержимое морозилок или в растерянности глядящих на выложенные на прилавках фрукты и овощи. Я не стала думать о том, кто занимается покупкой продуктов в то время, когда все остальные люди спят, а прямиком направилась в отдел личной гигиены, расположенный в самом дальнем зале.

Я сразу же нашла то, что искала. Здесь было несколько образцов – посложнее и попроще. Видимо, технология прошла долгий путь с тех пор, как я в последний раз покупала нечто подобное. Я решила не выяснять все плюсы и минусы каждого образца (что на меня совсем не похоже) или разбираться, какой из них экономичней, а выбрала цифровой вариант (потому что люблю технологичные штучки), который обещал точность до 99 % (потому что люблю определенность).

Я передала продавщице двадцатифунтовую купюру, которую мне вручила Шарлотта, и стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, пока она проверяла ее всеми возможными способами. Эта женщина либо от рождения была занудой, либо раньше работала в банке. В отчаянии я сжала руки в кулаки, пока она подносила мою купюру к свету, наклоняла ее то в одну сторону, то в другую, чтобы убедиться, что держит в руках не фальшивку. В конце концов я решила, что в эту ночь в магазине действительно было маловато посетителей.

Наконец, удостоверившись, что я не провожу свое свободное время, занимаясь изготовлением фальшивых денег, она вручила мне мою покупку в белом бумажном пакете. Я совершенно не помню, как вернулась в больницу. Я почти бежала сквозь снежную бурю (что было достаточно опасно, если учесть, как обледенели тротуары), но у меня абсолютно выпало из памяти, как я переходила дорогу и вообще смотрела ли я перед этим по сторонам (что было даже еще опасней).

Я вызвала лифт, но вышла на этаже, который находился под тем, где лежал Джо. Я искала дамскую комнату, которую бы не посещал персонал, как в отделении интенсивной терапии. На этом тихом этаже от лифтов расходились тускло освещенные отделения, и я скоро нашла то, что искала.

Я направилась к комнате с табличкой, изображающей стилизованный силуэт женщины, толкнула дверь и включила свет. Понимая, что веду себя как параноик, – настолько я боялась, что мне кто-то помешает, – я так и не осмелилась достать покупку из пакета, пока не заперлась в одной из кабинок. Здесь я опустила стульчак на унитаз и присела, чтобы прочитать инструкцию. Я изучила ее настолько досконально, как будто завтра мне предстояло сдавать экзамен по данной теме. Какая-то часть меня отчаянно требовала, чтобы я наконец забыла обо всем и просто пописала на эту штуку, но другая слишком уж боялась это сделать: а что я там увижу?!

И вот настал момент, когда я могла бы пересказать всю инструкцию наизусть. Я встала на ноги, достала из коробочки тест на беременность и приготовилась еще раз ждать самые длинные три минуты в своей жизни.

В том, что Элли убежала в ночь, как одержимая, не было моей вины. Я не смогла бы остановить ее, даже если бы попыталась. Но это все равно не избавило меня от чувства ответственности, поскольку я выступила пособницей и сама способствовала ее побегу. Я испытывала самые разнообразные чувства к Александре Нельсон (теперь уже Тэйлор), но забота и стремление помочь в их список не входили. Тем не менее, когда она буквально сбежала из отделения, держа в кулаке деньги, которые я ей дала, я отошла в дальнюю часть палаты, встала у единственного окна, которое выходило на дорогу за больницей, и стала ждать.

Снег валил так густо, что я не была уверена, что увижу ее, когда она будет выходить с больничной территории, но все же увидела. По крайней мере, мне так показалось. Я настолько приблизилась к стеклу, что оно неприятно охладило кожу на моем лице. Да, это была она. Она стояла на тротуаре и казалась сейчас такой маленькой и ранимой, одна среди метели, что мне даже захотелось надеть пальто и побежать за ней. Но это было бы просто смешно, потому что в таком случае возле наших мужей не осталось бы никого из дежуривших.

Я стояла у окна, пока Элли не скрылась из виду. Я посмотрела на часы, запоминая время… на всякий случай… Я понятия не имела, о чем беспокоилась, но никак не могла избавиться от волнения, которое жгло мне кожу, как некое раздражающее вещество. Стоять в углу оказалось довольно зябко, из щелей в раме дуло, и я отвернулась от черного стекла.

Странно, как все происходит в этом мире. Оказывается, у всего есть свои причины. Раньше я никогда об этом не задумывалась, но потом все казалось настолько очевидным, что оставалось только удивляться, почему я вообще ставила то или другое событие под сомнение. Если бы Элли не подумала, что потеряла свою сумочку, она, наверное, не дернула бы за нее с такой силой, что из нее в этот момент что-то выпало. Если бы ее кошелек не выпал, я бы не стала давать ей деньги. Если бы я не дала ей денег, то не ощущала бы ответственности за то, что она выбежала на улицу посреди ночи. Если бы это чувство ответственности не заставило меня отойти в угол и встать именно у того окна, я бы так и не заметила продолговатый предмет за ножками стула. А если бы я не нашла кошелек Элли, тогда все пошло бы по-другому.

Я нагнулась, чтобы достать кожаный бумажник, намереваясь всего лишь поднять его с пола и не прикасаться к нему, пока Элли не вернется. Разумеется, я не собиралась ни открывать его, ни шарить в нем. Но замок оказался слабым. Или, может быть, нечто более могущественное, чем мы сами, двигало нами в ту ночь, потому что кошелек в моих руках раскрылся, как книга. В одной его части между двумя пластиковыми окошками я увидела розовые водительские права Элли и ее банковскую карточку. Все, что и можно было там увидеть.

С другой стороны, за другим пластиковым окошком, находилось то, чего там вообще не могло быть, и один только вид этого заставил всю кровь отхлынуть от моего лица. Ноги мои подкосились, и я сомневалась, что они вообще были способны выдержать вес моего тела. Я медленно опустилась на стул, не сводя глаз с фотографии, которая никак не должна была находиться в кошельке у Элли.

Пальцы у меня дрожали, когда я протянула руку и дотронулась до такого знакомого лица, спрятанного за пластмассовой защитой. Кончиками пальцев я водила по его темным волосам и чувствовала, как его ярко-голубые глаза впиваются в меня из бумажника. Я закрыла глаза, помня ощущение от прикосновения к его волосам так же, как к своим собственным. Я почувствовала, как слезы обожгли мне глаза, и лицо, которое я так давно любила, стало размытым и вдруг задрожало.

Но почему? Как такое возможно? Почему я ничего об этом не знала? Он выглядел именно так, каким я его себе всегда представляла. Я видела его перед своим мысленным взором много раз. Но я никогда не думала, я даже не представляла себе, что, когда увижу фотографию ребенка Дэвида, она окажется в кошельке Элли, а не в моем собственном.

Мне не хотелось подвозить Макса до города. Свою задачу я намеревалась выполнить в полном одиночестве. Однако он сказал, что ему нужно купить пару вещей, прежде чем вернуться в колледж после рождественских каникул, и я просто не смогла придумать достаточно благовидного предлога, чтобы не взять его с собой.

– Так можно мне с тобой прокатиться? – спросил Макс, видя мою нерешительность. – Обещаю, что не стану надоедать тебе ценными указаниями, – продолжил он, широко улыбнувшись.

Максу очень не нравилось, как я вожу машину, а меня жутко раздражало то, что он постоянно мне об этом говорил.

– Э-э-э, ну да, конечно, – ответила я, надеясь, что он отнесет мое желание побыть в одиночестве на счет переживаний после разрыва, которые все еще не отставали от меня, словно кожа гремучей змеи, а мне не удавалось избавиться от них.

К счастью, Макс направился в противоположный конец Хай-стрит от того места, куда я хотела зайти. В аптеке была толчея, и несколько человек посмотрели в мою сторону, когда я вошла и над дверью звякнул колокольчик. Я остановилась в неуверенности и внимательно вгляделась в лица случайных покупателей, чтобы убедиться, что среди них нет знакомых. Таких не оказалось. Я взяла пластиковую корзину из стоящей у двери стопки и принялась расхаживать по проходам. Я смущенно двигалась мимо витрин с туалетными принадлежностями, оставшимися после Рождества, и мне казалось, что истинная причина моего появления здесь была написана у меня на лбу огромными красными буквами. Несколько раз пройдя мимо стенда, где стояло то, что я пришла купить, я все же нашла в себе мужество остановиться. К этому моменту у меня в корзине лежала коробочка с мамиными любимыми духами, какие-то шампуни, упаковка ватных шариков и ярко-красный лак для ногтей. Покупать все это я не собиралась.

Время поджимало, и если я не потороплюсь, то Макс, скорее всего, заглянет сюда за мной, чего мне хотелось меньше всего на свете. Я вела себя как мальчишка-подросток, собравшийся купить первую в жизни упаковку презервативов. При мысли об этом я криво улыбнулась. Подобная покупка была бы куда предпочтительнее той, которую собиралась сделать я, хотя между ними и существовала определенная связь.

Только я протянула продавщице свою дебетовую карту, как у меня над ухом раздался шепот Макса. Я вздрогнула и хрипло ахнула от неожиданности.

– Эй, да хватит, это же я, – сказал он и рассмеялся. – Ты что такая нервная?

Кажется, мои глаза на мгновение остекленели, прежде чем я ответила.

– Да так, ничего.

Продавщица протянула мне через прилавок белый аптечный бумажный пакет, и у самого его края я заметила верхушку коробки, которую только что купила. Я практически выхватила пакет у нее из рук и с хрустом завернула внутрь его кончики, таким образом надежно скрыв от глаз приятеля свои покупки.

Мы направились к моей машине. Макс с надоедливым упрямством хотел рассмотреть все товары во всех витринах, а мне хотелось лишь одного – поскорее добраться до дома. Казалось, что в пакете, который я прижимала к себе, я несла по Хай-стрит бомбу с часовым механизмом. Бомбу, способную разнести вдребезги не только мой мир, но и миры многих других людей.

За всю пятнадцатиминутную поездку домой Макс не проронил ни слова. Он ждал, пока я заеду на нашу дорожку, поставлю машину на ручник и заглушу двигатель. Я повернулась к нему, ожидая, что он откроет пассажирскую дверь и вылезет, но он не шелохнулся.

– Ну, и какая у тебя задержка?

– Я… я… Ты это о чем?

Он повернулся ко мне с выражением разочарования на лице.

– Слушай, Элли, мы в игрушки поиграем или как?

Я грустно покачала головой, с каждой секундой чувствуя все большее облегчение.

– Откуда ты?..

– Скажем так, агенты Ми-5 не скоро постучат к тебе в дверь. Из тебя бы вышла отвратительная шпионка.

Я посмотрела на него, пытаясь разглядеть на его лице хоть какие-то признаки осуждения, но ничего не заметила. Я должна была бы знать, что ничего такого не последует.

– К тому же ты чуть замешкалась, когда выхватывала у продавщицы пакет. Я увидел коробочку.

– Ты так ничего и не сказал.

– Когда ты вела машину? Да ты что, шутишь? И в лучшие-то времена, когда садишься с тобой в машину, всегда рискуешь жизнью, а если поднять эту тему… – Он всегда знал, как меня развеселить, в чем и состояло одно из главных преимуществ быть его другом. – Ты так и не ответила на мой вопрос. Какой у тебя срок?

– Ну, может, и нет никакого срока. Вполне возможно, что все это из-за стресса, – призналась я.

– Что-что?! – воскликнул мой старый друг, распахивая пассажирскую дверь. – Вот так. Я уже практически начал вязать детские башмачки, и вдруг все это совершенно зря.

Я смеялась от души, потянувшись на заднее сиденье за пакетом, содержимое которого могло предсказать мое будущее куда точнее, чем мой друг.

Макс быстро обежал машину и обнял меня за плечи.

– Ну, и когда мы проведем тест?

– Мы?

– Разумеется, – твердо сказал он, крепче прижимая меня к себе. – Что бы ни случилось, Элли, ты не станешь смотреть правде в глаза в одиночестве. А теперь пойдем и пописаем на полосочку.

Каждая из тех трех минут тянулась, словно час. По настоянию Макса тест проводить мы отправились к нему домой.

– Ты же не хочешь, чтобы твои родители вернулись как раз в тот момент, когда ты станешь ждать результата, – резонно заметил он.

– Наверное, нет. Хотя прошло лет двадцать с лишним, когда они заходили в туалет вместе со мной. – Я не могла поверить, насколько мне стало легче от осознания того, что теперь Макс узнал тайну, которая сжигала меня изнутри всю последнюю неделю. Моя бабушка всегда говорила, что «поделиться проблемой – это наполовину решить ее», и, по-моему, до этого момента я не совсем понимала, что она хотела сказать.

Когда я скрылась в ванной с прямоугольной коробочкой в руках, Макс, не теряя времени даром, провел быстрое исследование с помощью своего ноутбука. Я вернулась с небольшой полоской, осторожно положила ее на комод и стала ждать результата.

– Тут говорится, что в некоторых случаях можно получить неверный результат, – произнес Макс и покачал головой, глядя на дисплей. – Нет, так не пойдет. Нам надо знать наверняка, так или иначе. – Он захлопнул крышку ноутбука, подошел к комоду и уставился на полоску. – Пока ничего не происходит, – сообщил он.

Я сидела на краю его кровати, опустив голову и внимательно рассматривая ткань своих джинсов.

– Может, нам надо положить ее на свет или в тепло? – предложил Макс.

– По-моему, это не имеет никакого значения, – безропотно ответила я.

– Господи, как же тяжело ждать, – объявил Макс, глядя на часы. – Прошло тридцать секунд. Это все?

– Тебя это тоже зацепило, да? – спросила я, глядя, как он низко склонился над белой полоской и вглядывался в крохотное пластиковое окошко.

Он выпрямился и посмотрел на меня с легкой грустью во взгляде.

– Учитывая сложившееся положение вещей, это, похоже, единственный раз в моей жизни, когда я оказываюсь в подобной ситуации. Пожалуй, я ближе всего подошел к пониманию того, каково это – узнать, что ты станешь папой.

Вот тут я не смогла сдержаться. Я разразилась громкими всхлипывающими рыданиями, а он в два прыжка пересек комнату, сел рядом со мной и заключил меня в объятия. Он дал мне выплакаться у себя на плече, похлопывая меня по спине и нежно гладя по волосам.

– Т-ш-ш. Т-ш-ш. Ну, не плачь. Ты же еще даже не видела результата.

Я захлюпала носом, но ничего не сказала. Потому что я все знала. Я не сдавала никаких анализов, не ходила ни к врачу, ни к акушерке, но твердо знала, что внутри меня что-то менялось. Во мне зарождалась новая жизнь.

– Ой! Время вышло! – вскричал Макс, осторожно снимая меня с колен и бросаясь в другой конец комнаты. Когда он нагнулся над комодом, в его спальне воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромким тиканьем старомодного будильника. Мой старый и самый верный друг медленно, очень медленно выпрямился и повернулся ко мне. За все те годы, что я его знала, я еще ни разу не видела у него на лице такого выражения.

– Там две синие полоски, – произнес он сдавленным голосом.

Разумеется, две.

Я не стала поворачиваться и смотреть на тест, который положила на бачок позади себя. Вместо этого я начала изучать всевозможные надписи, вырезанные ножиком на деревянной двери кабинки, словно читала захватывающий бестселлер. К тому времени, когда сто восемьдесят секунд истекли, я могла перечислить, кто из тех, кто успел посетить эту кабинку до меня, в кого был страстно влюблен.

Я встала на ноги и протянула руку за тестом. Чувства мои были противоположны тем, что я испытывала восемь лет назад. Тогда я молилась, чтобы тест оказался отрицательным. На этот раз я отчаянно желала увидеть только одно слово в маленьком сереньком окошке: беременна.

Поначалу я подумала, что неправильно рассчитала время и в окошке, в самом углу по-прежнему вижу мигающие песочные часы. Но когда я начала более пристально изучать результаты, выяснилось, что песочные часы поменялись на символическое изображение книжки.

– Что?! – громко воскликнула я в крохотной комнатке, выложенной кафелем. – Вы что, решили надо мной подшутить? Что еще за книжка? – Я еще ближе поднесла тест к глазам. Определенно, это книга. Тогда я снова схватила бумажку с инструкцией, которую, очевидно, все же изучила не досконально, потому что понятия не имела, что мог означать этот символ. Ответ я нашла за считаные секунды. Во время тестирования произошла ошибка. Ошибка? Какая еще ошибка? Как могло получиться, что я ошиблась? Для того чтобы провести этот тест, явно не требовалось незаурядных умственных способностей. Я тяжело прислонилась к двери кабинки, смяв в руке листок с инструкцией. Проведите тест еще раз на другом образце. Я сердито сверкнула глазами на облажавшееся приспособление, которое лишило меня того самого спасательного троса, который я собиралась бросить Джо.

– Нет у меня другого теста, – недовольно бросила я, чувствуя, как слезы отчаяния обжигают мне глаза. – Ни времени, ни денег нет, чтобы купить еще один.

Я прошла оставшиеся два лестничных пролета, чувствуя себя совершенно изможденной. Когда я вошла в комнату для посетителей, Шарлотта стояла ко мне спиной, и я представления не имела, какие «гром и молния» меня ожидают, пока она медленно не повернулась ко мне, держа в руке мой пропавший кошелек.

Я устала и вымоталась, и именно поэтому до меня не дошло, какие последствия могло иметь то, что произошло в следующую минуту. Я уже открыла рот, чтобы спросить, где она его нашла, или просто поблагодарить за находку, я даже не была уверена, что мне следовало говорить. Но она не предоставила мне возможности и слова сказать первой.

– Ты вообще собиралась когда-нибудь сообщить ему об этом? Или мне?

– Я… о чем ты говоришь? – тупо спросила я, хотя уже почувствовала, как глухо застучало сердце у меня в груди, словно ему захотелось очутиться где-нибудь подальше от этой комнаты. Я не могу его винить в этом, потому что все остальные части меня желали того же самого.

– Об этом, Элли. Я говорю вот об этом! – трагическим голосом объявила Шарлотта, раскрывая обе половинки моего бумажника и поворачивая его ко мне, как будто мне требовалось напоминание о том, что внутри находится фото моего сына, а его внешнее сходство с его биологическим отцом было чем-то сверхъестественным.

– Твой сын Джейк ведь от Дэвида, правда?

На какую-то долю секунды я подумала, что можно все и отрицать, но как я могла так поступить? Доказательства были очевидны. Я медленно кивнула, и в этот миг демоны, преследовавшие меня в течение последних восьми лет, наконец-то меня догнали. В голове у меня зазвучали голоса родителей, Макса и даже Джо, твердившие одно и то же: «Мы тебе говорили, что это случится».

– Когда?.. Как?.. Почему ты ничего… – Похоже, Шарлотта потеряла способность составить вразумительное предложение, и я не могла ее в этом винить. Я видела, как эмоции одна за одной проносятся по ее идеальному лицу. Гнев, боль и потом еще что-то, когда ей в голову пришла последняя страшная мысль.

– Дэвид. А он об этом знает?! Он знал?!

Я отчаянно замотала головой:

– Нет. Конечно нет. Он ничего не знает.

В ее глазах мелькнуло облегчение, но ненадолго, потому что его сразу же сменил гнев.

– Как ты могла так поступить? Как ты могла скрыть это от него? У него есть ребенок. Твой сын – это и его плоть и кровь, и все же ты все годы скрывала это от него. Ты понимаешь, что все могло бы пойти совсем по-другому?

Теперь настала моя очередь рассердиться.

– Как смеешь ты, именно ты, спрашивать меня об этом? Я прекрасно понимаю, как все могло обернуться, если бы я тогда все рассказала Дэвиду. – Моя грудь вздымалась и опускалась в гневе, и мы обе повысили голос, хотя люди в такой ситуации обычно переговариваются приглушенным шепотом. – Если бы Дэвид обо всем узнал, ты бы не стала его женой… а я не стала бы женой Джо, – с грустью добавила я.

Шарлотта посмотрела на меня так, словно собиралась мне возразить. Для нее такая перспектива была новой и невероятной, но для меня эти слова прозвучали как давно заученный старый припев, спетый уже сотню раз.

– Мы обе знаем, какой человек Дэвид. Он никогда бы не отказался сделать то, что, по его мнению, было бы правильно. Если бы я тогда рассказала ему о своей беременности, он бы вернулся ко мне. – Я произнесла это без фальшивой скромности или гордости. Не любовь, которую мы когда-то с ним делили, придавала мне уверенности в том, что я говорю чистую правду. Я просто очень хорошо его знала.

Шарлотта очень долго смотрела на меня, и я могла точно сказать, что ей очень хотелось убедить меня в том, что я неправа, что Дэвид отпустил бы меня, что он был бы готов выполнять роль отца и поддерживать своего сына на расстоянии. Но мы обе прекрасно знали Дэвида.

– После того, что произошло на «Бале снежинок», я поняла – возврата к прошлому не будет, – сказала я, ощущая нечто похожее на облегчение оттого, что печать тайны, которую я хранила столько лет, наконец взломана. – У Дэвида и меня не было второго шанса, мы уже были надломлены. Наши отношения исчерпали себя, и даже если никто из вас тогда этого не осознавал, ваши отношения, наоборот, только начинались.

Шарлотта посмотрела на меня с благодарностью. Было в ее глазах и что-то еще, и я подумала, как же они были близки друг другу даже тогда, когда Дэвид еще принадлежал мне. Казалось, она хотела чуть ли не физически стряхнуть эти воспоминания. Но она была полна решимости выяснить правду и продолжала допрашивать меня, как профессиональный следователь:

– Но в тот самый вечер ты знала, что у тебя будет ребенок?

Я отрицательно покачала головой:

– Нет, тогда еще нет. Я узнала только через несколько недель.

Шарлотта медленно опустилась на стул, словно груз откровений, паривших в комнате вокруг нас, давил на нее, заставляя покорно принять все сказанное мною.

– А Джо знает, что Джейк не его сын?

Я подумала обо всем, что сказала мне Шарлотта, и этот вопрос показался мне самым странным и даже невероятным.

– Ну, разумеется, он знает! Я бы никогда не смогла солгать ему об этом.

Я даже поморщилась от собственного лицемерия, понимая, что заслуживаю самых едких замечаний Шарлотты.

– А Дэвиду, значит, смогла, – с горечью произнесла она, и в ее словах был яд, словно капающий у нее с языка. Лицо ее изменилось, став таким грустным, что мне даже захотелось подойти к ней и утешить. – А ты знаешь, как он хочет ребенка? Ты вообще представляешь себе, как это тебя разрушает, когда ты понимаешь, что неспособна подарить ему малыша?

Тут я ничего не могла ей ответить, и если бы даже у меня и нашлись какие-то слова, я вряд ли сумела бы их выговорить, так как в горле у меня стоял огромный комок вины. Я закрыла глаза и услышала эхо старого разговора, произошедшего много лет назад.

– Миссис Уильямс?

Я вздрогнула от неожиданности. Я не слышала, как открылась дверь, и тем более даже не заметила, что в проеме стоит медсестра и зовет меня. Она бросила на меня и Элли настороженный взгляд. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Я уверена, что наш громкий разговор был слышен в коридоре.

– К нам только что прибыл кардиолог, мистер Биердсуорт. Сейчас он занимается вашим мужем. Если вы пройдете со мной, я уверена, что он захочет поговорить с вами, как только закончит обследование.

На какое-то мгновение мне захотелось сморозить глупость и сказать: «Дело в том, что у меня сейчас очень важное дело, которое я должна закончить. Может быть, я подойду к вам попозже, когда мы все решим». Естественно, ничего подобного я ей не сказала, но так многозначительно посмотрела на Элли, что, думаю, она сразу все поняла. Мой взгляд говорил: «Мы еще не закончили. Это еще далеко не все».

Меня все еще трясло, пока медсестра вела меня по коридору в небольшой, никем не занятый кабинет. Я чувствовала себя сейчас как археолог, который обнаружил нечто ужасное. Все, что мне сейчас хотелось сделать, так это засыпать свою находку землей и сделать вид, что ничего не было.

У Дэвида есть ребенок. Все эти годы, когда мы надеялись завести малыша… он уже был отцом. Просто он об этом ничего не знал. Как могла Элли так поступить с ним? Но как Дэвид отреагирует на эту новость? Достаточно ли у него сил, можно ли ему обо всем рассказать? Мне показалось, что ответ на этот вопрос я узнаю сразу после того, как консультант закончит обследование.

– По-моему, нам надо обратиться к другому консультанту.

Дэвид на мгновение замер, прежде чем передать мне очередной бокал вина, который только что налил.

– Мы обращались уже к трем, – осторожно сказал он, усаживаясь рядом со мной на белый кожаный диван, на чистейшей обивке которого никогда не появятся крохотные липкие отпечатки измазанных вареньем пальчиков. Он протянул ко мне руку и нежно сжал мою ладонь, словно горькую правду его слов можно было смягчить прикосновением. – Возможно, нам пора бы наконец понять и принять то, что сказал нам каждый из них.

Я покачала головой, словно упрямый ребенок, которого я никогда не смогу зачать.

– Я тут на днях кое-что увидела в Интернете…

– Нет, Шарлотта, хватит. Пора остановиться. – Зеленовато-синие глаза Дэвида наполнились страданием. – Ты не найдешь в «Гугле» какого-то волшебного ответа на то, что проглядели врачи. По-моему, нам обоим надо смириться с тем, что здесь у нас ничего не получится, и начать искать другие варианты.

– В смысле усыновления? – Я произнесла последнее слово так, словно это являлось чем-то постыдным, словно оно воплощало собой полный провал. Я не смогла сдержаться, потому что чувства взяли верх.

– Нам только это и остается, – ответил Дэвид, осторожно взяв у меня бокал и поставив его на журнальный столик (со слишком острыми углами, о которые мог пораниться малыш). Он притянул меня к себе, положив мою голову себе на грудь рядом с сердцем. Сквозь гладкую ткань рубашки я слышала его мерное биение. – В мире так много детей, которым нужен дом и любящие родители.

– Я знаю. Но если мы выберем этот путь, то это значит, что мы в конечном итоге оставили все попытки завести собственного ребенка, и я не знаю, готова ли я на это решиться. Не знаю, смогу ли вообще решиться на это, – призналась я дрожащим голосом. От глубокого вздоха Дэвида мои волосы чуть растрепались, но он промолчал, а я продолжила: – Я просто очень ярко вижу их внутренним взором, и вижу их очень давно.

– Кого?

– Детей, которых у нас никогда не будет, – печально ответила я.

Он дал мне пару минут выплакаться, прежде чем нежно взял меня за подбородок и вплотную приблизил ко мне свое лицо.

– Нам не нужно зачинать ребенка, чтобы иметь семью. Я знаю – ты считаешь, что очень важно иметь свою биологическую копию, но на самом деле это несущественно. По крайней мере, для меня. Мне необязательно видеть маленького человечка с твоими волосами и ртом, моим носом и глазами, твоими тощими локтями и моими волосатыми ногами.

Я смигнула слезы.

– Именно такого уродливого ребенка ты только что описал, – мрачно ответила я.

Его глаза потеплели, и он улыбнулся мне.

– Да, да, такого, миссис Уильямс. И, откровенно говоря, я не думаю, что мы можем позволить себе так рисковать. – Он пытался шутками выманить меня из черной дыры, в которой я оказалась, и я это знала. Но, несмотря на легкомысленные слова, говорил он совершенно серьезно. – Не генетический шаблон делает человека родителем, это просто игра природы.

– А тебе действительно все равно, что ты бы мог получить результат этой «игры природы», если бы ты был… – мужество изменило мне в самый последний момент – … с кем-нибудь еще?

– Я никого не хочу, и мне не нужен никто, кроме тебя.

Я закрыла глаза, когда он поцеловал меня, но отчего-то мне так и не удалось избавиться от образов темноволосых и синеглазых детишек, которых нам не суждено иметь.

– Я разрешаю тебе сказать: «Я же тебе говорил!» – заявила я своему мужу, который по-прежнему лежал в коме и ничего не мог мне ответить.

Медсестра, дежурившая в палате (за что я ей весьма благодарна), проявила благоразумие и ни разу даже не посмотрела в нашу сторону, пока я разговаривала с ее единственным подопечным.

– Ты предупреждал меня. Да, это правда. Но я почему-то надеялась, что этого никогда не произойдет. – Я чуть слышно горько рассмеялась. – Я должна была понять, что все это бесполезно, да? Существует нечто такое, что напоминает мне колючую проволоку, которая связывает всех нас. Иногда кажется, что она исчезла, и мы словно освободились от нее, но если ты вздумаешь убежать куда-то очень далеко… ну, тогда она просто собьет тебя с ног и вернет на место.

Я придвинула свой стул поближе к кровати и провела пальцами по его руке. Почувствовал ли он это? Имело ли мое прикосновение такую силу где-то в неведомой мне темноте?

– Она ему все расскажет, обязательно расскажет. – Я закрыла глаза, представив себе ту боль, которая ожидала нас всех впереди. – Наверное, я все же не имею права осуждать ее. Они так близки друг к другу. Я это вижу. И она не будет хранить от него никаких секретов. – Тут улыбка смягчила выражение моего лица, и я посмотрела на него с любовью. – Точно так же, как я бы не стала ничего скрывать от тебя.

– Ну и что сказал Джо? – спросил Макс. Телефонная линия из Америки работала на удивление чисто, не оставляя мне ни малейшего шанса сказать: «Ой, тут какие-то помехи, я тебя не слышу!» – Элли, ты ведь ему уже все рассказала, да?

– Не совсем. Ну, не в подробностях.

В голосе Макса звучали нотки недоверия и удивления.

– А какие подробности требуются для того, чтобы объяснить, что ты принесешь домой пронзительно визжащего младенца?

Я вздохнула:

– Я понимаю. Не надо было вообще столько тянуть. Надо было рассказать ему все еще до того, как я переехала.

– Правда, ты так считаешь? – На этот раз в его голосе прозвучал притворный сарказм. – Похоже, я что-то такое предлагал еще тогда. Ну-ка, погоди… Точно! А теперь серьезно, Ал, что ты будешь делать, если он попросит тебя съехать?

– Наверное, вернусь к родителям, – с грустью произнесла я.

– Я только не могу понять, почему ты так все затянула.

– Потому что я не хотела испортить наши отношения. Я не хотела ничего менять. В последнее время у нас все так хорошо идет. Днем я могу учиться, после обеда давать уроки, а по вечерам хоть до ночи практиковаться. Джо такой добродушный, и с ним можно договориться по любому вопросу. И мы прекрасно уживаемся, как будто знаем друг друга уже много лет. – И тут, как ни парадоксально, в заключение я печально добавила: – И еще я в последнее время постоянно хохочу.

– Я начинаю немножко ревновать, – пошутил Макс. – Приятно слышать, что ты счастлива и полна позитива. И я рад, что у тебя есть с кем поговорить после того, как я уехал. К твоему сведению, я тоже считаю, что Джо, похоже, отличный парень и хороший друг. Но, понимаешь ли, друзья, то есть настоящие друзья, обычно рассказывают друг другу всякую фигню. Особенно если они живут в одном доме.

– Да-да. – Я сразу поняла, куда клонит Макс.

– Вот именно. Важную фигню, я хочу сказать, ну, например… у нас молоко кончилось… Ты заплатил за электричество?.. Кстати, я уже говорила, что у меня чуть позже в этом году будет ребенок? Ну, в общем, всякие такие мелочи.

Я рассмеялась, но за его шуткой скрывался ценный совет, и я это поняла. Наступило время (оно наступило уже давно) сообщить Джо, что я не была с ним до конца откровенна.

Время для этого я выбирала с особой тщательностью. Я выждала ровно столько, чтобы у него осталось всего несколько свободных минут. Таким образом, если он сильно разозлится, ему все равно придется уехать на работу, и, возможно, до возвращения домой он успеет остыть. По утрам мы привыкли встречаться на кухне, где каждый сам себе готовил свой завтрак, и нам это было вполне удобно. Мы занимались каждый своим делом и при этом никогда не сталкивались и не вставали на пути друг у друга, ну просто как профессиональные солисты балета.

Я не сводила глаз с часов, выжидая, когда у него останется всего пять минут и полчашки чая, а потом нервно прокашлялась. Тут я пожалела о том, что сгрызла перед этим достаточно жесткий тост, потому что крошки от него еще оставались у меня в горле, как крупные песчинки. Я смыла их парой глотков апельсинового сока и поставила стакан на столешницу. Может быть, более энергично, чем требовалось.

– Джо, можно нам быстренько переговорить кое о чем, пока ты не уехал?

Он бросил взгляд на настенные часы. Я могла бы предупредить его, чтобы он не волновался – у нас оставалось целых четыре минуты и двадцать пять секунд. Времени хватало – ровно на то, что я задумала.

– Конечно, – тут же согласился Джо и чуть заметно криво улыбнулся, чтобы подбодрить меня. – Так в чем дело?

– Ну, не знаю даже, с чего начать. – Выражение его лица потеплело, пока он ждал, когда я начну разрушать наши уютные и привычные условия совместного проживания. – Ну, просто есть кое-что, о чем я должна была бы рассказать тебе еще давным-давно… даже еще до того, как переехала сюда. И я пойму – обязательно пойму, – если тебе захочется, чтобы я уехала… потому что… ну… это… на это ты точно не подписывался. Поэтому, пожалуйста, ты не волнуйся…

– Ты про ребенка, что ли?

Я быстро и часто заморгала, как сова. Сильно удивленная, ошарашенная сова.

– Да? Я угадал? – попробовал он добиться от меня ответа.

– А как ты?.. А кто тебе?.. А когда ты?..

Джо только покачивал головой при каждом моем незаконченном вопросе.

– Никто мне ничего не говорил. Я сам догадался некоторое время назад.

Я взглянула на свой плоский животик. Я носила свои привычные джинсы, хотя в последнее время стала чувствовать, что они начинают мне немного жать в талии. И все равно я не думала, что выгляжу как беременная.

– Когда ты об этом узнал?

– Еще перед тем, как ты сюда переехала, – негромко произнес он, и глаза его в этот момент переполняла доброта.

– Ты знал еще тогда? Но почему ты сразу ничего мне не сказал? Почему даже не спросил меня?

Джо небрежно пожал плечами, и я поняла, что он мог бы запросто переадресовать вопрос мне: «А ты почему ничего мне не сказала?» Я почувствовала, как на моих щеках заиграл румянец, опустила глаза и сосредоточила взгляд на потертой ткани его джинсовой рубашки. Я тут же отметила, что она еле-еле сходится на его могучей груди, обратила внимание на то, как он чуть закатал рукава у запястий, чтобы движения стали более свободными. А одна пуговица внизу висела на ниточке и грозила вот-вот оторваться. Я была готова ответить на любой вопрос, касавшийся его рубашки. Но только не насчет своей беременности и не о разорванных отношениях с Дэвидом.

– Я посчитал, что это вообще не мое дело.

Мне надо было самой догадаться, что он не стал бы вмешиваться. И все равно я чувствовала себя ужасно от того, что скрыла от него правду.

– Прости, что не сказала тебе всего сразу. Я могу съехать уже в эти выходные. И, разумеется, заплачу тебе аренду до конца месяца. – Я опустила голову и теперь просто смотрела в пол, выложенный терракотовой плиткой, поэтому не видела, как близко он подошел ко мне, пока не заметила его здоровенные рабочие ботинки прямо перед собой. Я медленно подняла глаза, а он ждал, пока наши взгляды встретятся.

– Почему ты хочешь уехать?

Я посмотрела него с огромным удивлением:

– Потому что у меня будет ребенок.

– Ну да, я это знаю. Но почему это означает, что ты должна уехать?

Время удивляться прошло. Я была окончательно озадачена. И вдруг до меня дошло. Наверное, он не до конца понял моих намерений.

– Джо, я не собираюсь отказываться от этого ребенка. Я оставлю его себе… или ее.

Джо просто кивнул в ответ.

– Ну да, я так и думал.

– А ребенок нарушит тут все наши устои. Для начала тут везде будут находиться разные детские вещи.

– У нас большой дом.

– Дети просыпаются по ночам. Довольно часто.

– А я крепко сплю.

– Они хнычут, когда голодные.

– Совсем как я.

– От них пахнет… иногда.

– И от меня… бывает.

Я покачала головой. Как-то с ним все получалось очень уж легко. Причем даже легче, чем я могла себе представить.

– От них много шума, – выдала я свой последний аргумент.

– Элли, ты играешь на фортепиано и на трубе. Это от тебя много шума. Насколько громче может быть малыш? Шум я уж как-нибудь переживу.

Мне бы рассмеяться тогда, потому что это прозвучало очень смешно. А я вместо этого расплакалась. Он не стал обнимать меня или как-то по-другому успокаивать. Он просто оторвал пару листков от рулона бумажного полотенца и передал их мне. Я вытерла глаза, как сумела, и когда посмотрела на него с благодарностью, то уже почти улыбалась.

– Гормоны, – извинилась я. – Должна еще тебя предупредить, я могу начать плакать… часто.

– А знаешь, если ты хочешь меня уговорить на что-то, то делаешь это весьма странными способами.

– Я просто хотела, чтобы ты знал, на что обрек себя в том случае, если я останусь тут.

Джо с торжественным видом кивнул.

– Хорошо. Я уяснил все то, что ты мне сказала. Можешь считать, что я предупрежден. – После этого он подошел поближе и похлопал меня по плечу, как капризного ребенка. – Но уезжать тебе не надо. – Он помолчал немного и добавил: – Я не хочу, чтобы ты уезжала.

На секунду в его глазах появилось нечто, но тут же пропало, раньше, чем я могла определить, что это было. Между нами возникла какая-то неловкость, впервые, как мне кажется, и тут он посмотрел на часы. Время, которое я отвела на наш разговор, давно закончилось.

– Мне пора идти. Мы можем продолжить беседу и вечером, но я не вижу для нас никаких препятствий, чтобы продолжать жить, как раньше.

Он уже вышел из кухни и направлялся в коридор, когда я задала свой последний и самый забавный вопрос:

– Джо, если тебе никто ничего не говорил, а я еще не выгляжу беременной, как же ты узнал?

Он остановился у двери и повернулся ко мне.

– Была не одна причина. Тебя тошнило, когда мы познакомились, потом это твое решение не возвращаться в университет, желание уехать из родительского дома. Все это вместе взятое убедило меня, что я прав. Ну и потом, появилась, так сказать, последняя улика.

– Улика? Что еще за улика?

Впервые я увидела, как он покраснел.

– Ну… э-э-э… сиськи… у тебя сиськи стали больше, – пробубнил он и поспешно бросился к двери.

Я уставилась на свою явно увеличившуюся грудь и расхохоталась. Я еще долго смеялась, даже когда услышала, как на улице под кухонным окном завелся и уехал его фургон.