Мой багаж стоял рядом с дверью. У меня не было почти никаких вещей: все, что я брала с собой, помещалось в объемной сумке через плечо и холщовой сумке, которую носят в руке. Сумка через плечо когда-то давно принадлежала моему отцу. Черная, из пластикового кожзаменителя, с крепким ремнем – другого подходящего вместилища у меня не имелось. В ней содержался самый минимум одежды и туалетных принадлежностей.

День подходил к концу, за окном почти стемнело – довольно странное время для того, чтобы пускаться в путь.

Перед уходом я постояла перед Лори и попыталась еще раз все ему объяснить. Он смотрел на меня, не говоря ни слова. От этого мне было очень неприятно. В конце концов я ушла. Они с кошками позаботятся друг о друге. Я оставила кошкам массу еды и наполнила холодильник и шкафчики всем, что могло понадобиться Лори.

Если мне придется задержаться вдали от дома дольше ожидаемого, я попрошу соседей забежать и принести каких-нибудь припасов. Я считала, что имею право просить их об этой услуге, поскольку несколько лет кормила змею, принадлежавшую их сыну-подростку, когда они уезжали в отпуск. Всякий раз, когда это случалось, меня так и подмывало сунуть одну из кошек в ящик со змеей и посмотреть, что выйдет. Я бы поставила на кошку, но проверять это было бы не по-соседски, даже несмотря на то, что я была готова вмешаться в тот момент, когда обстановка бы накалилась.

«Все в порядке», – сказала я себе. Я провела в Корнуолле долгие годы, и почему бы не вернуться теперь в Лондон? Все ездили в Лондон. Лара дважды в неделю легко преодолевала это расстояние.

Это ведь всего лишь Лондон. Лори никуда не денется. Я вернусь.

Дровяная печка неистово полыхала – я так сильно ее растопила, чтобы в первые часы моего отсутствия им было покомфортнее. На работе я взяла длительный отпуск. Мой велосипед был прислонен в коридоре. В ручной сумке у меня находились билет, кошелек, телефон и книга для чтения. Солнце село несколько часов назад, и в обычное время я бы пила чай перед камином, быть может, в пижамных брюках и джемпере, и собиралась бы пойти спать, взяв с собой мужчину, книгу и кошку.

Я пыталась уйти, не попрощавшись, но не смогла.

– Я люблю тебя, – бросила я через плечо. – Я буду по тебе скучать. Извини. Я вернусь.

– Конечно. – Он старался говорить небрежным тоном. – Все в порядке. Развлекайся. Не беспокойся, Айрис. Я люблю тебя и всегда буду любить. Возвращайся ко мне.

Часто моргая, я шагала в темноте в конец переулка, чтобы подождать там такси. Ночной ветерок холодил мое лицо: у меня должна была быть застывшая слеза на щеке, а вместо этого я вытерла рукавом потекший нос.

В просвете облаков светилась россыпь звезд, но луны не было видно. Единственное, что я могла разобрать вокруг, – это иззубренные края голых деревьев.

Когда из темноты вынырнули фары автомобиля, я отпрянула на шаг, желая уклониться от света. Такси остановилось возле меня, хрустя гравием, и из машины вышел водитель, чтобы открыть багажник для моей сумки. Ее не обязательно было везти в багажнике, но я не стала ему мешать.

– Не знал, что кто-то живет в подобном месте, – заметил он.

– Да, – согласилась я. Мне ведь отныне предстояло привыкать вести добродушные светские разговоры. – Это глухое место.

– Точно. Куда едете, голубушка? В Труро, поди?

– Да. В Труро, на станцию. Мне нужно на лондонский поезд. Ночной.

– О, знаменитый ночной до Лондона. Моя дочь иногда им ездит. Удобная штука, хорошее обслуживание. Несмотря ни на что. Берегите себя.

– Да.

– По ночам небезопасно. Не забывайте запирать дверь.

Я улыбнулась, подавив желание взорваться или выругаться.

– Со мной все будет хорошо, – сказала я. – Но все равно спасибо.

Шагнув с затененной платформы в ярко освещенный поезд, я представила себе Лару, делавшую то же самое. Гай Томас уже должен был быть там, ожидая ее. Мне стало интересно, стоял ли он в дверях вагона, протягивая ей руку, помогая войти, притягивая к себе и целуя, перед отправлением поезда из Труро. Может, они ждали, пока отъедут от своей территории и углубятся в незнакомую темнеющую за окном местность.

В Труро садилось человек пятнадцать. Я специально купила билет на воскресную ночь, чтобы пройти по следам Лары, поэтому некоторые из пассажиров, предположительно, ехали на работу, как и она. Однако в деловой одежде никого не было. Несколько человек везли с собой огромные сумки и явно направлялись в аэропорт. Большинство были в джинсах и куртках.

Мое спальное купе оказалось крохотным, но выглядело достаточно комфортабельно. Нужно очень постараться, чтобы заняться здесь любовью, но для одного человека места вполне достаточно. Я все равно не засну ночью, не важно, насколько роскошно оборудовано купе.

Я не могла представить, как два человека умещались на этой койке, которая меньше стандартной односпальной кровати. Они, должно быть, спали друг на друге или не спали совсем. Неудивительно, что они очень скоро стали встречаться в Лондоне.

Я села на узкую кровать и почувствовала, как поезд дернулся и поехал.

Я хотела позвонить Лори, но знала, что он не ответит.

Я была уверена, что люди, окружавшие меня в прошлой жизни, все еще живут в Лондоне. Когда я только переехала в Корнуолл, они некоторое время слали мне электронные письма, проявляя заинтересованность, сожаление и все такое. Я их игнорировала. Мы с Лори ни в ком не нуждались, и в конце концов они поняли намек. Я сменила номер мобильника, закрыла свой старый электронный адрес и никогда не посылала никому рождественских открыток.

Если бы они увидели меня в городе, то захотели бы поболтать, узнать, чем я занималась все это время. Но я не опасалась этого, так как Лондон – огромный город. Мы могли бы все эти годы прятаться в каком-нибудь уголке Лондона, и шансы случайно наткнуться на кого-то из знакомых были бы невелики. Эту поездку я предприняла ради Лары. Наши с Лори дела имели здесь второстепенное значение.

И кроме того, теперь, когда у меня появились деньги, я многое планировала сделать. Если я хочу отправиться в путешествие и повидать мир, то сначала стоит потренироваться на Лондоне. Это была в каком-то смысле пробная поездка, тест на храбрость, первое расставание с привычной жизнью.

Также в Лондоне я могу сделать новый паспорт. Мой старый исчез без следа. Меня это беспокоило. Я никому об этом не рассказала, и во всяком случае не собиралась сообщать Лори. Однако я рассматривала возможность упомянуть об этом в разговоре с Алексом Зеловски.

В дверях поезда стояла женщина в железнодорожной форме. Она была небольшого роста, старше меня и производила приятное впечатление.

– Привет, – сказала она. – Вы будете… – Она сверилась со списком, который держала в руке. – Айрис Роубак. Да? Могу я взглянуть на ваш билет, дорогая?

Люди занимались недозволенным сексом в каждом углу купе. Они стояли, вжимаясь в стену. Либо женщина сидела на краю раковины. Либо мужчина лежал на ней на кровати, на той самой, где не представлялось возможным расположиться бок о бок. Потом это были уже не Лара и Гай, а мы с Лори, потом – Гай и Диана, Сэм и Лара, Гай и одна из его других женщин, Сэм и я, Лори и Лара. Я и детектив-констебль Алекс Зеловски. Я подхватила свою сумку и отправилась на поиски джин-тоника и Элен Джонсон.

В вагоне-салоне оказалось почти пусто. Его роскошные сиденья гостеприимно ожидали посетителей, бесплатные газеты на каждом столе никого не привлекали, кроме двоих мужчин средних лет.

– Да? – сказал молодой бармен. Мне стало его жаль, потому что эти постугревые рубцы на его лице останутся навсегда, даже когда он как следует повзрослеет.

– Джин-тоник, спасибо, – отозвалась я, снова озираясь в поисках таинственной женщины, ставшей подругой Лары и Гая. Ее по-прежнему здесь не было.

– Конечно. – Он начал смешивать ингредиенты. – Лед и лимон?

– Да, пожалуйста. Вы всегда работаете на этом поезде?

Бармен вздохнул, зная, какой вопрос за этим последует.

– Да, часто.

– Значит, вы знали…

Он ринулся отвечать, прежде чем я успела закончить:

– Знал. При этом мне следует издать легкий вздох. «Да, мол, я смешивал им напитки». Но о том, что случилось, мне известно не больше, чем вам. Буквально каждый хочет об этом знать. Я не работал в ту ночь, когда… Ну, вы понимаете.

Миниатюрными щипчиками парень подхватил тончайший ломтик лимона и бросил его в мой напиток. Ломтик произвел легчайший всплеск, словно фея, нырнувшая в бассейн.

– Бьюсь об заклад, на этой работе вы многое видите. – Кажется, я выбрала правильную фразу.

– О, вы не поверите, чего тут только ни происходит. Ужасное дело – это убийство. Прямо здесь, в поезде! Те двое давно крутили роман. Люди думают, мы слепые. Или им просто наплевать.

– Вообще-то, я знакомая Лары Финч, – заметила я.

Он посмотрел на меня, прищурившись:

– В самом деле? Действительно знакомая или просто делаете вид?

– Действительно. Я живу рядом с ней в Корнуолле. – Я видела, что ему требуется хоть какое-то подтверждение моих слов, поэтому продолжила: – Я находилась рядом с ее мужем в то утро, когда выяснилось, что Лара пропала. Того, что с ним было, никому не пожелаешь.

Не глядя на меня, бармен влил в бокал тоник.

– О, извините. Надеюсь, я не…

Я подождала, чтобы услышать, на что он надеется, но окончания фразы не дождалась.

– Ничего страшного, – заверила я его. – Вообще-то, я сейчас еду в Лондон, чтобы повидаться с ее родственниками.

– В самом деле? Черт. Если уж на то пошло, мы все были поражены, когда услышали. Она казалась славной женщиной: такая дружелюбная, всегда говорила «спасибо» и «пожалуйста», и оба они так и льнули друг к другу. Я считаю, это была любовная ссора. Наверно, он ей угрожал, а она защищалась, и это зашло слишком далеко. Может, у него был нож, и она его отобрала.

Я взяла бокал.

– Возможно. Об этом я не подумала. А что их приятельница, Элен Джонсон? Она по-прежнему ездит на этом поезде?

– О да, ездит, – ответил бармен, взяв у меня пятифунтовую банкноту. – Она и сегодня в поезде, но сидит в своем купе. Не бывает здесь с тех пор, как это случилось. Не могу ее винить. Не хочет, чтобы кто-то на нее смотрел. Думаю, через неделю-другую она оклемается и вернется. Приятная женщина.

– А это… м-м… тот же самый поезд?

По какой-то причине эта мысль посетила меня только сейчас. Имелся ничтожный шанс, что я буду спать в той же самой постели, где произошло убийство.

– Не-а. Это было на другом, да и в любом случае тот вагон, наверное, отцепили. Криминалистический анализ. Думаю, на какое-то время он изъят из обращения.

Я сомневалась в том, что это правда. Неужели у железнодорожной компании действительно завалялся лишний вагон, чтобы заменить тот, который оказался местом преступления? Или просто поезд стал короче? Я ощутила мрачную уверенность, что они скорее вычистили тот вагон и снова прицепили.

Когда я сделала свой первый глоток джина с тоником, любимого напитка Лары и первого крепкого напитка, который выбираешь, когда ты молод и стараешься выглядеть взрослее, у меня сразу защипало язык. Сладость тоника ударила в небо, и хотя худосочный лимон был отрезан много часов, а то и дней назад, я улыбнулась забытому удовольствию. Я не пила такое уже много лет.

Напротив меня сидел мужчина с банкой горького пива и читал книгу, которую держал так низко, что обложки было не разглядеть. Если я достаточно долго стану на него пялиться, он, вероятно, поднимет глаза. Я попробовала. В конце концов это, конечно, сработало. Люди неизбежно поднимают на тебя глаза, если ты упорно на них глядишь. Они не привыкли к вниманию, и этот мужчина наверняка тоже. Он был седой, с огромной лысиной, которая грозила занять всю голову, и в целом выглядел удивительно заурядным.

Когда он поднял взгляд, на его лице читалось выражение: «На что это вы таращитесь, юная леди?»

Я изобразила на лице неискреннюю широкую улыбку.

– Вы часто ездите этим ночным поездом? Я здесь в первый раз.

– О! Да, я часто. Но не все время, как некоторые. – Он бросил многозначительный взгляд на лежавшую на столике газету «Таймс», несмотря на то что фотография Лары находилась не на первой полосе. – Всего лишь раз или два в месяц, когда у меня запланирована встреча.

– А вы как?.. Когда-нибудь их видели?

– Не думаю. Я много над этим думал, как и следовало ожидать, но на память ничего не приходит. Конечно, в мире полно мужчин средних лет. Но я совершенно уверен, что молодая дама засела бы в памяти.

– Да.

Мужчина снова вернулся к своей книге.

– Что вы читаете?

Он не ответил, а просто приподнял книгу, так что я смогла увидеть обложку.

– «Гарри Поттера»?

Он пожал плечами:

– Почему бы нет?

От джина я некоторое время не могла уснуть, лежала и слушала, как поезд пыхтел и грохотал в ночи, оставляя все дальше мою тихую, уютную жизнь. Я лежала на узкой койке, натянув одеяло под самый подбородок и стараясь не думать о человеке, заколотом насмерть в аналогичной постели.

Затем вдруг кто-то постучал в дверь, и прежде, чем я успела всполошиться или растеряться, женский голос объявил: «Завтрак» – и до меня дошло, что мы уже больше не движемся.

Когда я открыла дверь и приняла поднос, проводница ответила на мои вопросы раньше, чем я даже успела сформулировать их в голове.

– Паддингтон. Постарайтесь покинуть поезд до семи часов, дорогуша. Вот, держите.

– Спасибо.

Сойдя с поезда, никаких признаков Элен Джонсон я не обнаружила. Ее не было в зале ожидания рядом с платформой, и я решила, что, как только поезд остановился, она прямиком бросилась в Лондон, задолго до того, как я проснулась. Мне не удалось найти ее телефонный номер, и мое сообщение на ее аккаунт в «Фейсбуке» предсказуемо осталось без ответа. Когда придет время возвращаться домой, я разыщу ее на Паддингтонском вокзале. Перехвачу ее, когда она будет садиться в поезд.

Мне почти захотелось, несмотря на ранний час, снова выпить джина. Ведь не без причины я оставила Лондон на все эти годы.

Из зала ожидания первого класса я вышла почти сразу. Это было отвратительное место с неприятной атмосферой, отдающей бесприютностью. Я знала, что Лара проводила там целые часы до и после своих путешествий, но не собиралась ей в этом подражать.

В кафе, расположенном в главном вестибюле вокзала, куда я поднялась по ступенькам, я заказала плотный завтрак и вынула записную книжку, чтобы составить план.

Вокзал оказался солидным. По сравнению со станцией Труро он был огромным. Следовало бы, подумала я, сделать официальным девизом Паддингтона слова: «Больше, чем Труро». Тот же девиз подойдет и ко всему городу.

Я смогла разместиться за столиком так, чтобы видеть сновавших вокруг людей. Большинство из них шли от поездов, направлялись к метро и исчезали под землей. Меня же больше интересовали те, что бесцельно кружили и слонялись без дела, убивая время. Некоторые из них вставали в очередь за бубликами и пончиками. Какой-то человек ковырял в носу, стараясь делать это украдкой. Одна женщина споткнулась, чуть не полетела, а затем пошла дальше, притворившись, что ничего не случилось.

Официантка принесла мне тарелку яичницы с фасолью, размороженные картофельные оладьи и тушеные помидоры, а к этому вскоре добавилась большая кружка кофе с молоком, с шапочкой пены. Я была не голодна, но все равно заставила себя поесть.

Мое сердце сильно стучало, и я заставила себя успокоиться. Я прибыла сюда, потому что Лара исчезла и, весьма возможно, прихватила мой паспорт. Это звучало глупо, но я знаю, что он был в том картотечном ящичке. Я знала, что не вынимала его оттуда. Я не сомневалась, что Лори тоже этого не делал – он сразу бы выдал себя своим поведением. Лара оставалась в этой комнате одна, пока я отлучалась ответить на телефонный звонок, когда на самом деле никто не звонил. Моя тревога усиливалась с каждой минутой, хотя отчасти мне казалось, что я веду себя нелепо. Первым делом я собиралась подать заявление о выдаче нового паспорта, а затем постараться выяснить, не улетала ли я куда-нибудь в последнее время.

Несмотря на то что портрет Лары был во всех новостях, она легко могла изменить внешность и быстро встроиться в другую жизнь, да еще и в большом городе. Ей понадобилось бы лишь изменить прическу – и никто бы ее не узнал. Лондон достаточно велик, и здесь она легко могла бы спрятаться.

Я постаралась сосредоточиться. После подачи заявления о выдаче паспорта я планировала разыскать ее сестру, поскольку Оливия Уилберфорс была любопытным персонажем, а Сэм ненавидел ее с такой страстью, что это приводило в замешательство. Я даже знала, что она беременна и что это огорчило Лару. Если верить Сэму, сестры некоторое время не общались. И я вспомнила, что Лара во время нашей поездки в Сент-Моус и при встрече у меня дома что-то недовольно бормотала о своей сестре.

Я знала, где живет Оливия, поэтому найти ее будет несложно. И я была уверена, что не наткнусь ни на кого из моей прежней лондонской жизни. Это представлялось крайне маловероятным, практически невозможным. Все равно что выиграть в лотерею.

Я рассеянно съела половину своего завтрака, после чего проглотила кофе и подошла к прилавку оплатить счет. Оливия жила в Ковент-Гарден, как сообщил мне Сэм, на Мерсер-стрит, рядом с Лонг-Акр. Она работала в пиар-агентстве, то есть по обычному графику, пять дней в неделю, и я знала, что она, несмотря ни на что, ходит на работу, так как видела ее фотографию в газете. Я попробую застать ее утром на улице в начале рабочего дня. По крайней мере, таков был мой план. Согласно ему я буду избегать районов Путни и Ноттинг-Хилл, где жила когда-то.

К тому времени, как я принялась слоняться вблизи квартиры Оливии, я чувствовала себя почти комфортно. Причиной тому было ощущение анонимности, растворенности в толпе. Легко чувствовать себя непринужденно в городе, в котором все, что ты делаешь, может вызвать реакцию максимум в виде вздернутой брови.

Я не была в этом городе пять лет и, тем не менее, тут же почувствовала себя снова дома. Последние годы я жила в мире, в котором обычно здороваешься с проходящими мимо людьми, в котором знаешь не только своих соседей, но имена и темпераменты их собак. Здесь же я могла быть кем угодно, поступать как вздумается. Впрочем, и прежде никого не интересовала моя короткая юбка и велосипедные ботинки, и сейчас тоже никто не смотрел на меня в моих новеньких, с иголочки, обтягивающих черных брюках и ярко-синем топе, который я втайне купила, потому что это была такая вещь, которую, как я чувствовала, могла бы носить Лара. Следующим пунктом я собиралась радикально остричь волосы и избавиться от светлых кончиков, которые забавляли меня некоторое время. Затем, если смогу преодолеть свое отвращение к такого рода вещам, я пойду в торговый центр и попрошу кого-нибудь сделать подходящий мне макияж, а затем куплю всю использованную косметику. Пока же на моем лице был минимум из того запаса, что у меня еще оставался (черная тушь для ресниц, плохо положенная подводка для глаз и темно-розовая губная помада, которая наверняка делала меня похожей на вампира с плохими манерами). Я старалась выглядеть самой заурядной лондонкой, какую только можно представить.

Визит в паспортный отдел стал хорошим началом. Там меня встретили сплошные бланки, очереди и бюрократизм. Мне оставалось только следовать правилам, ставить галочки в нужных местах, давать показания и платить деньги.

Я почувствовала укол вины, но постаралась выбросить это из головы. Главное – стоящая передо мной задача. Следовало бы позвонить Алексу и поговорить с ним о моем пропавшем паспорте, но я знала, что вступать с ним в контакт стало бы предательством.

Я прогулялась мимо магазина винтажной одежды, а затем вошла внутрь и потерялась среди вешалок со старыми платьями и полок с чудесными туфлями. Потом лениво пересекла дорогу и вошла во дворик, которого явно здесь не было, когда я посещала Ковент-Гарден в прошлый раз: новый и богатый, он вмещал один из ресторанов Джейми Оливера, бутик с исключительно дорогими балетками, а также высококлассный и вместе с тем прикольный цветочный магазин. Однако я немного нервничала, находясь вдалеке от улицы, где проживала Оливия, потому что боялась ее упустить.

В конце дороги находился привлекательный с виду паб, магазин гравюр и эстампов, и мимо проходили люди, направлявшиеся в танцевальную студию «Пайнэпл Студиос» на соседней улице. Некоторые из них, несомненно, были балеринами. Они изящно ступали, гордо держа головки на лебединых шеях. Другие выглядели еще круче: такие появляются в музыкальных видеоклипах, небрежно выполняя невероятные движения.

Я потопала ногами и зашагала по улице обратно, взглядывая время от времени на небо, свинцовое от туч. Морозило, и мне было скучно.

Я направилась в другой конец улицы, посмотреть, что происходит там. Люди прогуливались по Лонг-Акр – ничего интересного. Вернувшись на середину улицы, я стала пристально всматриваться в каждое лицо. Долгое время никто из прохожих не был похож на Оливию Уилберфорс, а потом вдруг одна из фигур оказалась ею.

Она шла, поглощенная своим айфоном, но, хотя ее голова была наклонена и я едва могла видеть ее лицо, я поняла, что это она. Она явно была беременна. При виде ее мой пульс участился. У Оливии были черные волосы, подстриженные в элегантном геометрическом стиле. Более короткие сзади и более длинные спереди, с челкой, которая выглядела бы смехотворно короткой у большинства людей, но которая шла ей. Ее узкие джинсы больше походили на легинсы, а поверх них была надета куртка в военном стиле, выглядевшая чудесно.

Я одернула бархатную куртку, надетую на мне поверх новой одежды. Она была потертая и дурацкая, очевидная вещь из магазина подержанных вещей, находившегося за многие мили от Лондона.

– Привет, – сказала я, когда Оливия проходила мимо. Она остановилась и посмотрела на меня взглядом, полным необычайного презрения.

– Нет, спасибо, – бросила она и пошла дальше. Она была похожа на китайскую куклу и одновременно на сексуальную женщину-убийцу из фильма. Каким-то образом в Оливии Уилберфорс уживались два этих образа. Ее выпирающий живот придавал ей еще более пугающий вид.

– Я не из СМИ. – Она продолжала шагать, и я повернулась и засеменила за ней. – Я подруга Лары.

Это заставило ее остановиться, но лишь на мгновение, чтобы произнести:

– Конечно.

– Да, это так. Я живу под Фалмутом. Я была в гостях у них с Сэмом, когда обнаружилось, что она пропала. Я сидела с ним до тех пор, пока полиция не забрала его на допрос. Я звонила его брату.

Оливия прищурилась.

– И какова же его семья?

– Его брат вел себя отвратительно и агрессивно. Я была удивлена, честное слово. Сэм такой… Ну, он такой мирный, такой мягкий – ничего подобного я никак не ожидала. А его мать представлялась мне поначалу милой старой дамой, но оказалась довольно жесткой.

Она несколько мгновений мерила меня взглядом, а затем вдруг расслабилась. Манера ее поведения изменилась, хотя настороженность осталась.

– Что ж, это довольно верно. Они вели себя гнусно на свадьбе. Это было ненормально. Как вас зовут?

– Айрис. Айрис Роубак. Мы с Ларой познакомились на пароме до Сент-Моуcа, поболтали и после подружились.

Оливия вдруг рассмеялась странным смехом, который оборвался так же внезапно, как и возник.

– Если вы хотели со мной поговорить, разве не могли позвонить? Знаете, негоже вот так заявляться и останавливать меня на улице. Может, мир и прогнил, но это не значит, что все правила приличия отменяются.

Мне это понравилось. Именно так сказала бы и я на ее месте.

– Извините, Оливия. Вы совершенно правы. На самом деле. Извините. Я просто… ну, так случилось, что я оказалась в Лондоне. И я, конечно, думала о Ларе. Я уверена, что она не убивала Гая. Знаю, выглядит так, будто это сделала она, но… – Оливия молча смотрела на меня. – Так вот. Я знала, что когда Лара только приехала сюда, она жила у вас. Мне был известен ваш адрес, и…

Никогда ни с кем я не разговаривала таким извинящимся тоном.

– Я могу уйти. Я хочу сказать, меньше всего бы мне хотелось расстраивать вас или докучать вам.

Оливия глядела мне в лицо. Ее голубые глаза казались пронизывающими.

– Дело в том, Айрис, что Лара никогда о вас не упоминала. Вы, похоже, все знаете обо мне. Но я ничего не знаю о вас. Все знают о моей семье, потому что газеты на нас зациклены. Очень легко сейчас наседать на меня. Любой псих может остановить меня на улице. Вы не первая, поверьте.

– О! – Я отчаянно старалась найти подтверждение своим словам. – Она совсем не упоминала обо мне?

– Во всяком случае, не мне. Нет. Впрочем, я уверена, что она также никогда не сообщала о вас и нашим родителям. Мы говорили о ее друзьях. Понимаете, когда происходит такой катаклизм, начинаешь вникать во все детали. Мы думали, что у нее нет близких друзей в Корнуолле.

Я пожала плечами:

– Спросите Сэма, если хотите.

– Он действительно говорил, что с ним был кто-то в тот день. Возможно, это были вы.

– Знаете, я жалею, что не согласилась на то интервью в таблоиде, которое мне миллион раз предлагали. Тогда я могла бы представить вам доказательства.

– Неужели?

Оливия вынула из сумочки ключи, затем, видимо, передумала. Я достала свой телефон, радуясь, что недавно его обновила.

– Я покажу вам, – сказала я. Мое имя было в газетной заметке. Я упоминалась как подруга семьи, которая ожидала Лару вместе с безутешным супругом. – Смотрите. Вот мое имя. Я могу показать вам свое удостоверение личности.

Оливия долго смотрела в телефон, затем перевела взгляд на меня, кивнула, и ее лицо изменилось. Из серого оно стало бледно-зеленого цвета.

– Послушайте. Все это ужасно. Мы все это знаем. Всякий раз, как звонит телефон… Я не могу поверить, что Лара сделала то, в чем ее все обвиняют, но в то же время я не вижу, кто еще мог… Наш отец стал пить, а мать напичкана транквилизаторами. Если вы знаете Лару, то знаете и о наших с ней отношениях. Что вам о них известно?

– Вы не ладили. Совсем. Она некоторое время жила у вас, а затем переехала.

– Идемте выпьем.

– Конечно.

– Я буду пить что-нибудь безалкогольное. Я бы очень хотела маленький бокал вина, но не на публике, не там, где может оказаться какой-нибудь репортер с камерой. И не в том пабе. Все будут слушать.

Оливия направилась в обратную сторону, даже не дожидаясь ответа, и мне пришлось поспешить, чтобы не отстать от нее.

Бар был большим, шумным, и в нем я чувствовала себя совершенно анонимно. Я сразу поняла, почему Оливия его выбрала. В нем было полно людей в рабочей одежде, выпивавших с серьезным и сосредоточенным видом, а также туристов, которые выглядели более счастливыми и расслабленными.

Я купила ей свежевыжатый апельсиновый сок и неожиданно взяла себе бокал белого вина.

– Везет некоторым, – бросила Оливия, глядя на мой напиток со слабой улыбкой на губах. – Что это?

– «Совиньон Блан». Вообще-то я нечасто пью, и если пью, то обычно красное вино, но в баре одна женщина заказала вот это, и мне тоже захотелось.

– Когда Лара впервые появилась в моей квартире, у нее была с собой бутылка «Совиньона». Мне не приходило в голову, как она нервничает, но она одна выпила все вино. Видимо, так переживала из-за меня. Обычно она тоже предпочитает красное. Послушайте, Айрис, давайте перейдем к делу. Что, по-вашему, произошло?

Мимо моего стула протолкнулся какой-то человек, так близко, что я учуяла запах мяса, которое он съел. Я подалась ближе к Оливии.

– Что ж. Как я уже сказала, я считаю, что Лара его не убивала. Не она это, и все.

– Конечно, она его не убивала. – Оливия тоже чуть склонилась ко мне. Показалось, что она на грани нервного срыва. – Полиция допрашивала меня часами. Это было ужасно, как будто ты вдруг попал в какую-нибудь теледраму. И сюжет тебе вроде бы известен, разве что речь идет о твоей сестре и о том, убила она своего любовника или нет. Да ни в жизнь. Я им все время это говорила. Мы с Ларой не ладим, но в этом я буду защищать ее до последнего. Она не совершала убийства. Изменять Сэму – да, конечно, – но кто бы ему не изменял? А убить кого-то? Ну нет. Это просто нелепо. Немыслимо.

– Я с вами согласна.

– Кто-то ее подставил.

– Что говорит полиция?

Она пожала плечами:

– Будто Лара хотела, чтобы Гай бросил жену, а он отказался, и она психанула и заколола его. Но Лара никогда не носила с собой нож, поэтому откуда бы он взялся? Я знаю, что права, но понимаю: для полиции я вроде тех людей, которые живут по соседству с серийным убийцей и утверждают: «Но он был такой тихий и вежливый». Они чувствуют ко мне жалость и думают, что я ничего не понимаю. – Оливия вздохнула. – Можно сделаю глоток вашего вина?

Я придвинула к ней бокал.

– Спасибо. Мы с Ларой ненавидели друг друга, и это не просто слова. Наша вражда началась с самого детства. Она была идеальна – и я никогда не могла с ней сравниться. Мы бесконечно соперничали во всем, и она всегда меня побеждала. Лара была хорошей девочкой, так что мне досталась роль плохой. Все это было сложно, и я отнюдь не горжусь своим поведением. После университета она отправилась путешествовать и долго пробыла в Азии, и лишь в этот период я почувствовала, что могу быть сама собой. Но она вернулась и заново утвердила себя, теперь уже в качестве амбициозного профессионала, и я снова оказалась на втором месте. Они с Сэмом сыграли идеальную свадьбу, тогда как моя личная жизнь была сплошной катастрофой. А потом Лара не смогла забеременеть, а я смогла, сама того не желая, и мои собственные родители безумно разозлились на меня за то, что я ее огорчила. Никто из них не испытал ни тени радости за меня ни на полсекунды. С их точки зрения, я просто в очередной раз повела себя как стерва. Я знала, что Лара встречается с Гаем, потому что наткнулась на них в баре в тот вечер – перед исчезновением. Они пили пиво неподалеку от моего дома. Я с первого взгляда поняла, что Лара его обожает, и я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять: она скорее захочет оставить Сэма, чем иметь долгую интрижку на стороне. Мы сестры. Каковы бы ни были наши отношения, мы все равно сестры. И она бы никогда, никогда не причинила зла этому человеку, пусть даже СМИ из себя выходят, доказывая, будто «хорошая девочка превратилась в монстра».

– Так где, по-вашему, Лара может быть?

Оливия откинулась на стуле и погладила свой живот.

– Я думаю… – сказала она. – Никто не хочет об этом слышать, но я думаю, с ней случилось что-то ужасное. Тот, кто убил Гая, сделал то же самое и с ней. Где бы она ни находилась, Айрис, я абсолютно уверена, что она мертва. Но я не имею представления, кто бы мог это сделать. Случайный псих – вот единственное объяснение, хотя и абсурдное. Так не бывает, а если и бывает, психов сразу же ловят. И тогда у меня возникает вопрос: не мог ли это быть кто-то, кого она знала? Но мне никто не приходит в голову. – Она помолчала. – Но смотрите. Я точно знаю, что когда она была в Таиланде, с ней случилось что-то драматичное. Она что-то такое сделала. У нее был бойфренд, Джейк, а затем она вдруг приехала домой, подавленная, и все дни проводила в своей комнате. Это был единственный период, когда Лара была не такой, как всегда. Она стала загадочной. Я хочу порыться в коробках с ее вещами на чердаке у родителей, вдруг там найдется зацепка. Вероятность мала, но там может что-то оказаться, верно? Не знаю, что еще можно сделать. Искать какого-то неведомого Джейка, который был с ней пятнадцать лет назад?

Я кивнула.

– Если вы что-то найдете… – начала я. Просить о чем-то казалось слишком дерзким, поэтому я замолчала.

– Хорошо, что вы в нее верите, – произнесла Оливия. – От этого я чувствую себя не такой одинокой. Точно. Давайте обменяемся телефонами, и если я что-нибудь узнаю, то позвоню вам. И вы тоже.

Я открыла рот, чтобы рассказать ей про паспорт, но сразу же передумала. Это казалось слишком нелепым, и мне нестерпима была мысль о том, чтобы возбудить в ней надежды, а потом их перечеркнуть. Я накрыла ладонь Оливии своей рукой и подвинула ей свой бокал вина.

– Конечно, позвоню, – пообещала я.