Глава 33

Из-за отъезда Люка перед самым Днем святого Валентина Патрик оказался безумно занят в ресторане. У них с Сарой практически не было возможности обсудить, что делать после окончания ее практики.

Патрик был в своей стихии, взяв на себя кухни. Но именно это он и делал в течение многих лет – управлял кухнями, давая Люку осуществлять свою мечту. Именно так и должен действовать помощник.

А сейчас ему предстояло делать сердечки. Он постонал, поворчал, поохал и начал подавать Саре на пробу по одному каждого вида.

Когда он понял, что не успеет закончить раньше трех часов ночи, то отправил ее домой, а сам остался. Она запротестовала, но он приказал возмутительно командным тоном:

– Я только что проверил и убедился, что я по-прежнему твой босс, Sarabelle. А посему заткнись и топай домой.

И когда она, хмурясь, ушла, чтобы переодеться в уличную одежду, ему захотелось отправиться к раздевалке и шататься там, как подросток у школы, жаждущий дождаться девочку и страстно спросить ее: «Не возражаешь, если я зайду позже?»

Сара никогда не возражала. Ей нравилось, когда, возвращаясь поздно, он старается не шуметь, подходит на цыпочках к кровати, ложится, обнимает ее и сразу же засыпает, полумертвый от изнеможения. «Он благополучно добрался домой», – думало все ее тело, и она тоже погружалась в глубокий, спокойный сон.

Изредка им удавалось немного поговорить – обменяться буквально несколькими словами, пока они ехали в такси или пешком направлялись к квартире Патрика, когда они вместе уходили после работы. Или среди ночи, когда он проскальзывал в кровать, или рано утром, перед тем как им удавалось заставить себя вылезти из постели.

Так они говорили о лечении тяжелого ожога, который Сара успела получить чуть выше левого запястья и который заставлял Патрика морщиться каждый раз, когда он смотрел на него.

– Ты ведь никогда не плачешь? – спросил он тихо, когда они уже лежали после того, как она приняла душ, держа обожженную руку подальше от горячей воды. Поэтому ее волосы вымыл он.

– Как я могу? – ответила она. – Моя мама… по сравнению с тем, что ей… все это так…

Сара не могла больше говорить и только покачала головой.

Патрик кивнул, потер большим пальцем ее правое запястье, и к ней подкрался сон. Ее мозг, забыв о боли от ожога, сосредоточился на радостных ощущениях, бегущих по нервам ее руки.

– Бернар обычно учил нас переносить боль от ожога, силой прижимая наши руки к горячим кастрюлям, – вспомнил он.

Сара дернулась, и шок отогнал всю усталость. Она накрыла ладонями его руки, поглаживая пальцы, и ее наполнило странное отчаяние из-за неспособности дотянуться до кончиков его пальцев – его руки были слишком большими.

И боль была причинена им слишком давно.

Его дыхание замерло. Он посмотрел на их руки, соединенные ладонь к ладони, а затем на нее. Он согнул ее маленькие пальцы в кулачки и крепко обхватил их. Мгновение они оба молчали, будто все важное собралось в их руках – она хотела защитить его, а он ее.

Защитить от самих себя.

Но руки Патрика были больше и сильнее. Он мог заставить ее руки укрыться под его защиту. Он мог даже поднять их – и поцеловать не успевший спрятаться край ее ладони.

Она наклонилась, касаясь щекой его щеки, поцеловала костяшки его пальцев и прижалась к ним губами. «Мне так жаль тебя. О, какой же он ублюдок! Еще раз Бернар появится в кухнях, и я совершу гребаное убийство».

– Не настолько горячим, чтобы появился настоящий ожог, – прошептал Патрик. – Ты же помнишь, Сара, что руки могут выдержать жар, это мозг не хочет рисковать. Тебе пришлось учиться подавлять инстинкт, вынуждающий отдернуть руку. Те кастрюли не были такими горячими, как карамель, Сара, но мы же с ней справляемся. Бернар таким грубым способом учил нас.

Патрик отпустил ее руки, и теперь она взяла его руку в обе свои. На его лице появилось странное выражение.

– Люк привык к такого рода вещам. Он с десяти лет был приемышем после жизни на улицах и принимал все как должное. Но мне было пятнадцать. Я ударил Бернара. Вот тогда-то Люк вмешался и забрал меня. Дал мне собственное жилье. Показал, к чему надо стремиться. Думаю, он стерпел много дерьма от меня, но каждый раз ничего не делал. Не пытался наказать меня или еще что. Просто смотрел так, как он это умеет, ну ты знаешь. Будто хотел сказать: «Если ты думаешь, что не можешь сделать ничего лучше, что ж, значит, таково твое решение. А я буду идти вперед и добьюсь большего успеха, причем сделаю это самостоятельно».

Да, шеф Леруа именно таков.

– И способ Люка сработал?

Ей казалось, что она проявляет странную, бесцеремонную дерзость, когда называет его только по имени.

– Первый год я каждый вечер падал в кровать, совершенно изможденный из-за попыток произвести на него впечатление. Я был его учеником, но многого не умел. Ну, как ты сейчас, – сочувственно сказал он. – А когда мне исполнилось шестнадцать и я уже достаточно привык к работе, чтобы у меня оставалось в запасе много энергии, то у меня было много секса. – Он заговорил шутливо, но было ясно, что воспоминания ему приятны. – Не так уж часто у парня того возраста имелась собственная квартира. Девочки считали меня горячим.

Сара вздохнула. В шестнадцать лет она была буквально одержима учебой, и лишь в колледже впервые попыталась заняться сексом. Получилось почти так же ужасно, как она ожидала. Поэтому она была совершенно уверена, что квартира была далеко не единственной причиной, по которой девочки считали его горячим.

– Но через некоторое время я успокоился. Видно, способ Люка сработал. Ну, судя по тому, кем я стал…

– Патрик. – Она погладила его по волосам. – Да, сработал, и очень хорошо.

А в другой раз она рассказала Патрику о своем первом пироге, который испекла для Данжи. Лицо ее сестры осветилось, а мама чуть не расплакалась.

Он сел на кровати:

– Ты меня разыгрываешь? Я все время думал, что ты идешь за своей мечтой и кулинарная школа была для тебя всем.

– Так и есть. Когда у меня все получается правильно, я чувствую себя доброй феей-крестной, которая заставляет мечты сбываться.

Его брови сошлись.

– Ты сама-то слышишь свои слова?

Сара заморгала.

– Нет. – Впрочем, ей и не хотелось. Было два часа ночи. Совсем не время для самоанализа. – Ты не видел, в каком ужасе была мама, когда я сказала ей, что оставляю карьеру инженера, и как мой отчим пытался скрыть свое разочарование. Мой приезд сюда был очень эгоистичным поступком. Но я приехала. Я и сейчас не желаю плясать под их дудку, а хочу следовать собственным желаниям.

Он долго смотрел на нее, а затем медленно покачал головой.

– Разве не забавно, – он, казалось, говорил сам с собой, – что мы можем прожить целую жизнь, так и не поняв, кто мы, черт возьми?

Что он имеет в виду? Сара нахмурилась. Ей вовсе не хотелось, чтобы в столь поздний час Патрик начал анализировать ее характер. Но он лишь опять покачал головой и, казалось, замкнулся в себе. Потом скользнул под одеяло, обнял Сару за талию, и огни прогулочных катеров усыпили их.

Постепенно, во время прогулок и спокойных разговоров, Сара и Патрик все лучше узнавали друг друга, будто в броне каждого из них появлялись щели под воздействием смеси усталости с адреналином. В красоте парижской ночи любая мечта начинала казаться возможной. Холод заставлял их прижиматься друг к другу, и зонт защищал от зимних дождей, пытавшихся смыть все их мечты. Но тщетны были усилия тех ледяных дождей. Им только и удавалось, что заставить тело другого человека казаться соблазнительно теплым.

День святого Валентина приближался, и темп работы в кухнях стал совсем бешеным. Тут-то Сара и начала понимать, сколь многому научилась за этот год. Неужели она сможет когда-нибудь достичь уровня Люка и Патрика? Может быть, первые шаги всегда самые трудные? Патрик ведь вспоминал, как тяжело ему было сначала. Неужели она действительно делает успехи?

Накануне Дня святого Валентина Патрик выставил Сару из кухонь сразу после того, как завершилось обслуживание обеда – ее официальное рабочее время закончилось. Идти домой ей не хотелось, и она отправилась бродить по Елисейским Полям, удивляясь тому, что после работы у нее остались силы. Такое случилось впервые с начала практики.

Она остановилась перед магазином, увидев великолепные блестящие туфельки на высоченных тонких каблуках. День сегодня выдался сумасшедший, но она прекрасно со всем справилась. Все, у кого было достаточно денег, но мало предусмотрительности, чтобы зарезервировать столик заранее – ну, хотя бы за год! – ринулись в ресторан накануне Валентинова дня. Она несколько раз ошиблась, но и другие повара иногда делали ошибки. Исправляли их и продолжали с огромной скоростью работать. Сара почти успевала за ними. Она ощущала разлитое в воздухе волшебство, будто сама была эльфом пикси и разбрасывала чудеса взмахом своей волшебной палочки.

Возможно, Патрик прав. Ей нужно остаться в Париже на год или два, стать настоящим мастером своего дела и лишь потом набраться смелости и открыть собственную кондитерскую. Может, ей стоит после окончания практики попридержать свою гордость и начать работать у кого-нибудь, – да хоть у того же Филиппа Лионне.

Она улыбнулась. С другой стороны витрины подошла какая-то женщина и тоже начала рассматривать щегольские туфли. Сара напряглась. Поспешив войти, она направилась прямиком к продавцу.

– Те туфли, что на витрине. Вы можете принести мне размер 37?

– Они шли нарасхват, – ответил молодой человек. – Сейчас посмотрю, осталось ли что-нибудь. – Он направился в служебное помещение, а Сара прислонилась к прилавку, думая, что на вид ему не больше девятнадцати. Она привыкла к тому, что в кухнях окружена парнями, которые тоже казались ей девятнадцатилетними. – Последняя пара, – сказал он, вернувшись.

Когда она вынула их из коробки, то поняла, что они не просто белые и блестящие. Стоило лишь слегка повернуть их, как начинали мерцать лавандовые отблески. Но поймать эти блики было невозможно, они уносились вдаль и исчезали в танце света…

– Мне, пожалуйста, те туфли, что на витрине, – услышала Сара голос той женщины, которую видела с улицы. – Размер 37.

Сара схватила туфли, чтобы примерить их. Она думала, что они сами скользнут ей на ноги… но нет… пришлось им немного… помочь. Видно, в Париже ее размер не 37. Ого, вот что значит высокий каблук! Она повернула ногу, наслаждаясь соблазнительным контрастом до невозможности тонкой шпильки с практичными джинсами. Как же красивы эти туфельки! И судорога, сводящая пальцы ног, вовсе не означает, что туфли ужасно малы.

– А у вас… – Сара исподтишка взглянула на женщину, чтобы продавец не решил сорвать с ее ног туфли и отдать той, – есть размер 38?

– Это последняя пара, – был ответ. – Но если вам они не подходят…

Сара сделала несколько шагов, притворяясь, что проверяет, насколько в них удобно, но на самом деле просто потому, что у той, другой, покупательницы в глазах горела зависть. Хм. Не особо удобно ходить, но… Сара увидела отражение своих ног в одном из наклонных зеркал. Какие красивые туфли! Волшебство, упавшее на ее ноги.

– Я возьму их, – быстро сказала Сара.

Пока она платила, то на всякий случай крепко прижимала локтем обувную коробку, защищая ее плечом от той женщины. Только когда коробка благополучно оказалась в сумке, Сара успокоилась.

Вот и нет половины стипендии за этот месяц. И конечно, новые туфли не подходят ни к синему, как полночь, платью, ни к джинсам, ни тем более к поварской куртке.

Сара медленно пошла обратно к отелю и заметила витрину, перед которой никогда не задерживалась по пути на работу, но сейчас остановилась, заглядевшись на платье за стеклом. Честно говоря, оно было совсем не в ее стиле.

Ну, может, и не совсем. Отчасти. Как раз достаточно, чтобы иногда остановиться на секунду-другую и посмотреть на него. Мягкий белый трикотаж, но не режущий глаз белый цвет, а нежный тон ангоры и кашемира. Облегающее платье с длинными рукавами для зимы. И как же хочется ощутить рукой нежный пух! Мерцая тут и там, на ткани были разбросаны маленькие пятнышки, переливающиеся прохладными тонами лаванды, будто лунные отблески на снегу. Сара искоса взглянула на бирку, вздрогнула и зажмурилась. Стипендия за два месяца. Глупая трата сбережений.

Даже при зарплате инженера это были бы выброшенные деньги. Кто тратит столько на одно платье? Ну, наверное, те люди, которые приходят в ресторан Leucé, но Сара-то не из их числа.

Однако завтра День святого Валентина. Сара знала, что все повара будут страшно заняты весь день, но могла поспорить – Патрик придумает что-нибудь романтичное и отправится с ней праздновать сразу же, как только все успокоится. Наверное, что-то необыкновенно романтичное, чтобы компенсировать запоздание. У нее крышу снесет, если она попытается вообразить, что еще более прекрасное, чем вечер в Opéra Garnier, может придумать Патрик.

Но как быть с платьем? Она решилась, вошла и примерила его. Мягкое, усыпанное переливающимся мерцанием платье… Да оно буквально требует, чтобы Сара стала финансовой идиоткой!

Она вспомнила те две футболки, которые он купил ей. Платье, наверное, раза в два дороже. Если они с Патриком собираются жить на одну зарплату, то придется обсудить с ним необходимость финансового здравомыслия. Но… этот разговор будет когда-нибудь потом. Когда она будет распределять деньги, исходя из того, что хорошо для них обоих. А сейчас можно не сопротивляться искушению побыть транжирой.

И больше она не сопротивлялась.

Взглянув на бумажники по тысяче долларов, предназначенные стать подарками мужчинам на Валентинов день, она на миг почувствовала себя виноватой в том, что потратила столько на себя, а не на него.

Но какой подарок хотел бы получить Патрик на День святого Валентина?

Уже выходя из магазина, она задержалась, покраснела и хитро улыбнулась. Затем возвратилась и купила тонкий, кружевной, жемчужно-белый пояс с подвязками.

Не то чтобы она хотела стать его игрушкой или подарком ему, но… ей нравилось представлять, каким станет его лицо, когда он увидит на ней этот пояс.

Она не ожидала, что в День святого Валентина Патрик закончит работу в пять и уйдет из ресторана вместе с ней.

– Патрик! – возмутилась она. – Мы завалены заказами! Сегодня же День святого Валентина!

– Ты заметила! – Его плечи уныло упали. – А я-то думал, что смогу сделать тебе сюрприз.

Сара рассмеялась, не в силах сдержаться, и поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его головы и постучать по ней костяшками пальцев.

– Ты идиот. – Ее притворное постукивание превратилось в ласку прежде, чем она смогла от этого удержаться. – Ладно тебе. Нам нельзя уходить. Ну, тебе нельзя. Бедный Ной.

– Ты шутишь? Я ведь заставляю осуществиться его мечту. Ему страсть как хочется выйти из моей тени. И вот он получает возможность, лучше которой не бывает.

Сара прищурилась, глядя на Патрика.

– Ты просто хочешь улизнуть, чтобы самому не делать все те штучки с сердечками?

Он лениво улыбнулся, будто хотел сказать: «Ты меня раскусила», – затем взмахнул рукой, останавливая такси, и втолкнул Сару внутрь.

– Встретимся у тебя через час.

Она высунула голову в окно.

– Жаль, что твоя квартира не в Девятом округе, – сладко сказала она. – Мы могли бы поехать вместе и сэкономить на оплате.

Он притворно задумался.

– Вообще-то, я знаю одну горячую цыпочку, которая живет с тобой по соседству. Она определенно стоит того, чтобы парень сделал крюк. – Он наклонился и поцеловал Сару тепло и быстро. – К сожалению, у нее в шкафу очень мало моей одежды. Я был бы счастлив исправить это в любое время, стоит тебе только захотеть, но мне кажется, у нас было бы больше пространства, если бы мы переместили одежду в другом направлении. Увидимся через час, Sarabelle.

И через час он появился у нее в квартире. На нем был черный смокинг. Его глаза загорелись, как только он увидел Сару в новом платье, и его пальцы мягко погладили ее рукав.

Она отступила в комнату, медленно поворачиваясь и глядя на него через плечо.

Он глубоко вздохнул.

– И у тебя высокая прическа. Сара, а ты знаешь, что делает со мной твой затылок. – Конечно она это знала, и дрожь прошла от затылка по всему ее телу. – Это безнадежно, – добавил Патрик. – У меня есть десять тысяч сексуальных фантазий, которые я хочу осуществить с твоим телом, а у меня есть шанс только на одну раз в два дня. Сколько времени потребуется на все? – Он притворился расстроенным. – Ты же очень способна к математике.

– Больше пятидесяти лет, – немного удивленно ответила она.

Десять тысяч фантазий, триста шестьдесят пять дней в году, одна каждые два дня, равно… 54 целых 79 сотых года. Почти вся оставшаяся жизнь. Ее дыхание стало прерывистым.

– Я не смогу выполнить их все, пока мне не стукнет восемьдесят? – в отчаянии спросил он. – Sarabelle, мы должны найти больше времени для всех таких штучек.

Она опустила голову и прикусила губу. Потом озорно и застенчиво приподняла подол как раз настолько, чтобы Патрик увидел одну подвязку.

Патрик подхватил Сару на руки и отнес на кровать, оказавшись сверху.

– Очень хорошо, что я заказал столик на восемь тридцать. – Его глаза сверкнули. – Я знал, что это произойдет.

– Ты знал, что я надену пояс с подвязками?

Сара слегка обиделась. Ведь этот пояс был особым подарком, и лучше бы Патрику не привыкать к тому, что подобное будет часто повторяться.

Но как он нашел ресторан, где в восемь тридцать есть свободный столик? Это же самый час пик в День святого Валентина! Да и отношения у них стали близкими совсем недавно. Какой-нибудь малоизвестный маленький ресторанчик?

– Я знал, что не смогу держать руки вдали от тебя. Боже, как я скучал по тебе! А что, инженеры должны работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю, или время от времени у них бывает несколько часов отдыха?

– Это, вероятно, зависит от того, застрял марсоход в песке или нет.

Он скорчил рожу.

– Merde, просто руки опускаются. Не иметь возможности дотянуться до него и все исправить! – Его пальцы погладили ее по плечу, будто от одной лишь мысли о невозможности коснуться чего-то они теряли покой. – Sarabelle, ты такая мягкая. Я мог бы ласкать все твое тело. – Он опустил голову, чтобы потереться лицом о ее скрытую платьем грудь. – И у меня, кажется, будет полон рот пуха, – пробормотал он, и она могла бы поклясться, что почувствовала через платье плутовскую усмешку Патрика.

Внезапно он перекатил и посадил Сару верхом на себя.

– И на тебе мои сережки. – Он нежно прикоснулся к крошечным свисающим сапфирам.

Она застенчиво улыбнулась:

– Мне захотелось их надеть, ведь ты подарил их, чтобы сделать меня счастливой.

– Чтобы всем было ясно, что ты моя, – поправил он. – Иногда ты преувеличиваешь мои заслуги.

– Мне не кажется, что преувеличиваю, Патрик. И не знаю, возможно ли это вообще. – Румянец залил ей щеки. «Что-то часто я стала краснеть», – подумала она. Он поднес ее руку к губам и поцеловал внутреннюю сторону пальцев. – И мне даже понравилось, как ты желаешь отметить меня, – призналась она и забавно пожала плечами, почти так же, как делал он. – А ты мне позволишь подарить тебе знак, что ты мой? – Дыхание Патрика прервалось, но Сара не смогла бы объяснить почему. Он посмотрел на нее. Она провела ладонью вниз по его руке. По неутомимой мускулистой руке, скрытой рукавом модного смокинга. – Ну, не знаю, может быть, браслет? – Она согнула пальцы вокруг сильного запястья, но, конечно, ее пальцы не могли сомкнуться. – Ты носил бы его, если бы он был достаточно мужским? Кожаным? Или из чего-то другого?

Напряжение покинуло его тело.

– Браслет, – странным тоном повторил он и покачал головой, будто желая прояснить мысли. – Да. Конечно, я носил бы его. – Появилась слабая улыбка, но не обычная озорная, а почти застенчивая. – Я бы очень хотел носить его.

Сара тоже улыбнулась, и ее наполнило счастье. О, ей понравилась мысль о том, что на его сильном запястье будет ее знак. «Мой. Весь мой».

– Теперь дай мне посмотреть на твой пояс. – Он сдвинул платье по бедру к ее талии и смотрел почти минуту, а потом закрыл глаза. – Вот дерьмо.

– Ничего себе комплимент, – заметила Сара, и удивление в ее голосе переплелось с возбуждением и чем-то вроде облегчения. Потому что она была бы сбита с толку, если бы он никак не отреагировал на пояс с подвязками.

А у него уже появилась обычная ироническая усмешка. Глаза его оставались крепко закрытыми, а бедрами он прижался к Саре.

– Сара, – он открыл глаза и внимательно взглянул ей в лицо, – ты ведь знаешь, что обычно я предпочитаю уделять внимание более важным вещам, и не хотел бы, чтобы ты считала меня пустышкой. Как же ты красива!

Она засмеялась от чистого счастья. Иногда Патрик просто заставлял все ее существо светиться. Будто она и вправду была красивой.

– Да ты и сам такой соблазнительный…

– Ну, это само собой, но на самом деле ты любишь меня за острый ум, – бодро ответил он, в то время как его пальцы начали следовать по всем возможным путям, которые им оставил пояс с подвязками. – Ты же знаешь, у меня очень творческий склад ума.

Она опять засмеялась. Ее начало нетерпеливо охватывать возбуждение. Она склонилась к Патрику и положила руки ему на щеки. Совсем недавно Сара была уверена, что ей никогда не хватит смелости сделать это. Но от тех времен ее отделял пронесшийся над ней тайфун эмоций.

– Я не хотела бы, чтобы ты считал меня пустышкой, – поддразнила она его. – Ну разве что чуть-чуть.

«Я люблю тебя», – беззвучно произнес он и, быстро пригнув ее голову, поцеловал, будто поцелуй должен был скрыть его слова.

Она придвинула губы поближе к его уху и тихо прошептала – даже не прошептала, а выдохнула:

– Это как бы тайна, но я тоже люблю тебя.