Глава 24

Сара почувствовала, что кто-то пальцами ласкает ее волосы, отводя их назад, и сонно улыбнулась.

– Omoni…

Голос ее был едва слышен. Она пару секунд моргала, ощущая удовольствие и тревогу одновременно, потом открыла глаза и увидела Патрика. Почему его ярко-синие глаза так близко? Сара опять начала моргать, поскольку была совсем сбита с толку – теперь ей показалось, что она заснула в кафетерии отеля, положив голову на стол, и Патрик будит ее.

– Нет, Патрик. – Он нежно поцеловал ее. – А что значит omoni?

– Это значит мама.

Сара ощутила приступ ностальгии, но он оказался кратким и исчез, как только она окончательно проснулась и с облегчением осознала, что мама далеко и не может влиять на парижские мечты.

– А, – губы Патрика изогнулись, – ну, вряд ли я на нее похож.

– Совсем не похож, – согласилась Сара.

Но никто, кроме мамы, никогда не прикасался к ней так нежно. Отчим был очень осторожен в выражении привязанности к падчерицам, тем более что Данжи уже начинала взрослеть, когда он женился на их матери.

– Спасибо, что дождалась. – Патрик опять поцеловал ее, в этот раз крепче, полнее, но все так же нежно. Потом большими пальцами провел по ее скулам и глубоко вздохнул. – Ты немыслимо красива.

Странно, почему он все время возвращается к этому? Едва ли она обладает хоть малой толикой яркого великолепия Саммер Кори…

– Будто для тебя имеет значение то, что я жду тебя.

Он ведь просто взял да ушел, и тогда ей захотелось очутиться у себя дома, где никто не может объяснять ей, что ее действия неправильны. Но он попросил ее остаться. Видно, для него это все-таки имело значение.

– Ты рассказывала мне нечто важное о себе, – виновато сказал он и нежно погладил ее щеку мозолистым пальцем. – А я был поглощен собой и ушел.

– Я не восприняла это с такой точки зрения, Патрик. – Она покачала головой, затем поймала его руку, не дав соскользнуть с ее щеки. – Просто сменилась тема, и все. Мне показалось, – она запнулась, – что мы коснулись чего-то важного для тебя.

Она очень осторожно посмотрела Патрику в лицо – ведь если бы он мог легко выдержать тот разговор, то не ушел бы.

Он улыбнулся, – конечно же, легко и непринужденно, – повернулся, сел на пол так, что Сара смогла обнять его. Ее ладонь оказалась у него на груди, и Патрик начал медленно играть кончиками ее пальцев. До этого момента Саре казалось, что она находится в его личном пространстве. Но теперь ее напряжение исчезло без следа, превратившись в ощущение безмерного счастья.

– Значит… с тобой все в порядке? – осторожно спросила она.

Патрик глядел на вазу, стоящую на журнальном столике, на искусно собранный букет в ней – тот самый, фотографию которого он прислал Саре, – и ответил не сразу.

– Лучше не бывает. – Он поцеловал ее ладонь и не отвел от своих губ, чтобы скрыть кривую улыбку, которую она почувствовала кожей руки. – Vraiment. Никогда не было лучше.

Она изогнулась на кровати так, чтобы видеть его профиль.

– Прости, я… сказала… я не имела в виду…

Ее душило смущение.

– Не смей говорить мне, что ты не имела этого в виду. – Патрик ответил очень резко. Это было неожиданно, совсем на него не похоже. Сара зажмурилась.

– Н-ну ладно. – Она начала сжимать и разжимать, сжимать и разжимать свободную руку. – Но раз так, то почему же ты ушел?

Он покачал головой, задевая губами ее ладонь, опять поцеловал и улыбнулся так беззаботно, будто ему все было безразлично.

Будто и не существовало ничего настолько важного для него, что он не мог иначе прийти в себя, кроме как выбежав из квартиры на холодную улицу.

Она подняла его руку, поцеловала самую середину ладони, и ей показалось, что мучительная дрожь прошла через его тело и исчезла. Непонятно. Сара распрямила сильные, длинные, с квадратными кончиками пальцы Патрика и поцеловала каждый из них точно так же, как он целовал ее. Его глаза были закрыты, а лицо напряжено, будто он молился. Миг спустя он бросил на Сару быстрый, осторожный взгляд, и она заметила, как расширены его зрачки – глаза казались совсем черными.

– Эй, – тихо сказала она. – Со мной ты в безопасности. Не забывай этого.

Он хрипло усмехнулся.

– Да, Сара, я стараюсь всегда помнить это. – Его глаза задержались на секунду, и он отвел взгляд. – Но, если будешь продолжать в том же духе, я не удержусь и сделаю с тобой что-нибудь необычно сексуальное, ты же понимаешь?

В ней всколыхнулось возбуждение.

– Еще нет. Но могу попробовать понять.

Кажется, предстоит восхитительная цепочка событий – она сделает что-нибудь, чем покажет ему, как он для нее важен. Он отплатит ей неким эротическим действием, которое освободит ее. И она сбросит с себя все напряжение.

Это ее вполне устраивало.

Он откинул голову, закрыл глаза и сделал долгий вдох, как мужчина, которому надо обуздать себя.

Некоторое время Сара молчала – пусть все идет своим чередом. Ей не хотелось совать нос в его дела – она и сама была довольно замкнутой личностью и не любила, когда лезут в душу, да Патрик и не делал этого. Он просто дал ей удобное место, где они могут поговорить.

Она смотрела ему в лицо и размышляла о его улыбке, возникающей, когда он балагурит. И о том, как много раз его искрящееся синее подмигивание спасало ее, когда ей казалось, что ее сердце будет разбито после очередной неудачной попытки создать совершенство. И о том, как он предан Люку, хотя постоянно поддразнивает его. И о том, как много золота он принес в эту кухню, в которой без него будет совсем темно…

Она держала его руку, играя с ней так же, как он любил играть с ее рукой. Но сейчас он просто держал ее руку, прижав к своей груди, и глаза его оставались закрытыми. Сара ладонью ощущала, как сильно бьется его сердце, и успокаивалась.

Саре показалось, что долгое молчание наполнилось спокойствием и Патрик может ответить на вопрос, давно волновавший ее.

– Почему ты оказался в приемной семье?

– Потому что моя мать не могла контролировать меня.

Он сказал это, не задумавшись ни на миг, но его сердце забилось сильнее. Будто лаская его, Сара погладила грудь Патрика. Она была глубоко тронута тем, что он открывает ей столь тяжелые воспоминания, и понимала – он пошел на это ради нее. Не открывая глаз, он продолжал:

– И я каждый день доказывал ее правоту. Мы жили в banlieue, не в очень хорошей его части, но даже если бы мы жили в Шестом округе, я, без сомнения, тоже нашел бы способ попасть в беду. Я связался с действительно плохой компанией, причем просто назло матери.

Патрик делал что-то назло? Тот самый Патрик, который за одну минуту создавал десять таких хрупких чудес, которые могли сломаться от одного неосторожного вздоха? Тот самый Патрик, который много месяцев подряд поддерживал надежду в практикантке, терпеливо учил ее и день за днем заботился о ней, сколько бы сил и времени ни требовалось затратить?

– Мне казалось, ты хотел стать специалистом по космонавтике.

Он отвернулся. Но продолжал говорить легко, насмехаясь над собой как будто… Он хочет заставить ее сосредоточиться на том, что кажется важным, чтобы отвлечь от того, что важно по-настоящему?

– Да и наркотиками я интересовался не так для себя, как…

Погоди, что? Наркотики? При чем тут Патрик?

– Я видел, как это происходит. У меня на глазах дилеры обхаживали человека, пока он не начинал жаждать наркотик больше всего на свете. А затем отказывали, чтобы заставить плясать под их дудку. Я и сам легко мог бы стать дилером, ведь уже ступил на эту дорожку.

Какая чушь! Наркотики? Патрик? Это шутка? Но какая-то дикая…

– Верится с трудом.

– Почему же?

Патрик искоса взглянул на Сару.

– Тебе нравится заботиться о людях. Тебе нравится заботиться о сильных людях, которые идут за своей мечтой. Ты прилагаешь все силы, чтобы они знали, как достичь ее. Не морочь мне голову, Патрик. Ты мог бы связаться с наркобизнесом в одном-единственном случае, только если бы ты действительно думал, что это может помочь людям. Но ты не настолько туп.

Он повернулся, оперся локтем на кровать, долго смотрел на Сару, затем резко поднялся и пошел в кухню.

– Сара, ты очень опасна для моего душевного равновесия, – сказал он через плечо, вытаскивая стакан.

Она соскользнула с кровати и пошла за ним. И в кухне произошло нечто такое, чего она никогда раньше не могла даже вообразить. Но сейчас ей показалось совершенно естественным и правильным подойти к нему сзади, обнять за талию и прижаться щекой к его спине.

Он так сильно дернулся, что они оба едва не взлетели в воздух, потом тихо и хрипло засмеялся, повернулся и скользнул руками вокруг нее.

– Ты двигаешься совсем неслышно, – посетовал он добродушно.

Добродушно. Он очень добрый. И кажется, даже не знает, какое это исключительное качество. Ну… но… а в самом деле, кто бы ему об этом сказал? Должно быть, у него с матерью что-то пошло не так, раз он очутился в приемной семье. Сара понимала, что исходной проблемой было что-то, о чем он не сказал, а наркотики и плохая компания были всего лишь реакцией.

Она видела их приемного отца, когда он зашел в кухни поговорить с Люком, и решила, что едва ли у того были эмоции. У Люка они, безусловно, были, но он их вкладывал в свои десерты, и вряд ли от него Патрик часто слышал похвалу, которая была ему очень нужна. Девчонки… У Патрика, должно быть, их было довольно много, ведь он чертовски очарователен, но чувствовали ли они себя в безопасности рядом с ним, его подруги? Или им казалось, что они должны притворяться недоступными, чтобы не дать ему понять, какой он особенный – ведь он всегда прятался за щитом беззаботности?

Интересно, они чувствовали то же, что и она?

– Мы, принцессы ниндзя, – с иронией начала она, и ее пальцы двинулись вверх по его груди, словно крадущиеся на цыпочках воины, затем твердо и тепло скользнули вокруг его шеи, – знамениты своей хитростью и коварством.

Он нагнул к ней голову.

– Ты, наверное, думаешь, что я знаю про корейских принцесс ниндзя? Но мне о них ничего не известно, и я готов учиться, если это пойдет на пользу.

– Ниндзя были японцами. А в давние времена крестьянами. Но маленькой девочке иногда хочется вообразить себя такой девушкой, с которой связаны драма и романтика. Ну, не всегда же представлять себя милой Золушкой с золотыми волосами.

Патрик легко поднял Сару и посадил на стол. Теперь их лица оказались на одном уровне, и он запустил пальцы в ее распущенные волосы.

– Ты такая красивая, что мне трудно вообразить, как ты чувствовала себя беззащитной и уязвимой, потому что не была блондинкой.

Она позволила себе наклониться и упереться лбом в его лоб. Возбуждение накатило волной, и она обмякла, совсем обессилев.

– Патрик…

– Ты удивительный.

Его руки скользнули вокруг ее талии, и он крепко притянул ее к себе – чересчур крепко! – и медленно ослабли. Он немного отодвинулся, собрался что-то сказать, но молча покачал головой и поцеловал ее долго и глубоко. Потом отступил и прижался лицом к ее груди – как удобно, что она сидит на столе! Она смотрела вниз на его золотую голову, перебирала его волосы, очарованная растущим пониманием того, что каждый раз, когда он спасал ее, защищал и помогал, она тоже должна была дарить ему безопасность, защищать его.

Появилось странное чувство – будто она пытается удержаться и не упасть, а на ногах у нее туфельки, сплетенные из карамельных нитей.

И она сможет защитить Патрика только в одном случае – если поверит, что карамель удержит ее.