Пробираясь сквозь толпу, Роджер Маккензи кивал знакомым, однако продолжал двигаться вперед и пресекал все попытки с ним заговорить. У него не было настроения вести беседы.

Брианна ушла кормить малыша, и хотя Роджеру ее не хватало, он был рад, что на некоторое время она останется вне видимости. Роджера совершенно не волновали взгляды, которые она притягивала; мужчины смотрели на нее восхищенно, однако с должным уважением. Впрочем, Роджер заметил, как мелкий ублюдок Форбс пялился ей в спину с таким же выражением, как один джентльмен, разглядывавший обнаженную мраморную богиню.

Роджер гордился ею. Тем не менее радость омрачала неприятная мысль, что Брианна смотрится хозяйкой всего этого… этого…

Мимо пронеслась еще одна рабыня, придерживая корзину со свежими булочками на голове. Любопытно, сколько вообще рабов держит Иокаста Кэмерон?

Конечно, уже поэтому не может быть и речи, чтобы Брианна унаследовала плантацию. Она в жизни не смирится с рабством, как и сам Роджер. Хорошо, что Бри вынуждена отказаться от законного наследства не только из-за его ущемленной гордости.

Со стороны дома донесся высокий звук скрипки, и Роджер тут же навострил уши. Естественно, на празднике будет музыка. И, если повезет, прозвучат незнакомые песни.

Проходя по веранде к дому, Роджер поклонился жене Фаркуарда Кэмпбелла, которая в наряде из розового шелка была похожа на дорогой абажур. Он пропустил ее вперед и закусил щеку изнутри, когда широченные юбки застряли в слишком узком проходе. Впрочем, миссис Кэмпбелл ловко развернулась и вошла бочком, как краб. Роджер вошел следом, держась на почтительном расстоянии.

Скрипка умолкла, но где-то поблизости настраивали другие инструменты. Музыканты расположились в большой гостиной. Когда придет время, рабы откроют ее двойные двери, чтобы гости могли танцевать и в холле. Пока что в гостиной обнаружились лишь несколько человек, увлеченных беседой.

Дворецкий Улисс в безукоризненном парике и зеленой ливрее наблюдал за двумя служанками, которые готовили огромный чан свежего ромового пунша. Музыканты ютились в дальнем конце комнаты, временами жадно поглядывая в сторону пунша.

– Чем сегодня нас порадуете? – спросил Роджер, остановившись рядом со скрипачом. – «Овечку с изогнутым рогом» или, может, «Шон Би»?

– О, бога ради, сэр, ничего причудливого. – Дирижер этого небольшого оркестра, напоминавший сверчка ирландец, чья согнутая спина странно сочеталась с ясным взглядом, снисходительно махнул рукой на разношерстую компанию музыкантов. – Они ничего не умеют, кроме джиги и рила. Впрочем, народу больше и не надо, – добавил он практично. – Здесь не бальные залы Дублина или, на худой конец, Идентона. И один хороший скрипач справится.

– То есть вы? – улыбнулся Роджер и кивнул на потрескавшийся футляр, который дирижер предусмотрительно убрал на этажерку, чтобы никто на него не наступил или не сел.

– То есть я, – согласился дирижер, изящно поклонившись. – Шеймус Хэнлон, сэр, к вашим услугам.

– Рад знакомству. Роджер Маккензи из Фрейзер-Риджа.

Он поклонился в ответ, наслаждаясь старомодным этикетом, и осторожно пожал руку Хэнлона с кривыми узловатыми пальцами. Дирижер отметил его заботу и скорчил гримасу.

– О, капля мази – и все с ними будет в порядке. – Хэнлон пошевелил рукой, глядя на Роджера ясными глазами. – А вы, сэр? Почувствовал мозоли на кончиках ваших пальцев. Полагаю, не скрипач, но играете на некоем струнном инструменте?

– Только чтобы коротать вечера, не так, как вы, господа. – Роджер вежливо кивнул на ансамбль, что уже полностью приготовился и насчитывал потертую виолончель, две виолы, трубу, флейту и нечто похожее на охотничий рожок, к которому приделали несколько странных, торчащих в разные стороны трубок.

Хэнлон оценил ширину груди Роджера.

– Вы, несомненно, еще и певец, мистер Маккензи?

Ответ утонул в звуках громкого удара и резкого звона струны. Обернувшись, Роджер увидел, как виолончелист прикрыл собой инструмент, словно наседка огромного цыпленка, от джентльмена, который, очевидно, пнул инструмент, проходя мимо.

– Смотреть надо под ноги! – рявкнул виолончелист. – Пьяница!

– А? – яростно уставился на музыканта плотный мужчина в форме военно-морского флота. – Ты посмел… посмел…

Он покачивался. Роджер и со своего места чувствовал, как от него несет спиртным. Офицер ткнул в виолончелиста пальцем и явно собрался заговорить. Между его зубами даже показался кончик языка, но слов не последовало. Обвислые багровые щеки шевельнулись, потом офицер сдался и, развернувшись на пятках, ушел. По пути он едва не сбил лакея с подносом напитков и наткнулся на косяк ведущей в коридор двери.

– Осторожно, мистер О’Райли, – сухо обратился к виолончелисту Шеймус Хэнлон. – Если бы мы были у моря, за порогом вас уже ожидали бы вербовщики. Даже здесь, думаю, он наверняка подкараулит вас со свайкой или чем-то еще.

О’Райли выразительно сплюнул на пол.

– Я его знаю. Вульф. Он в стельку пьян… через час обо мне и не вспомнит.

Хэнлон покосился на дверь, в которой исчез лейтенант.

– Вполне может быть, – допустил он. – Но я тоже знаком с этим джентльменом и уверен, что он трезвее, чем кажется по его поведению. – Хэнлон задумчиво похлопал смычком по открытой ладони, а потом вновь повернулся к Роджеру: – Фрейзер-Ридж, так? Значит, вы приходитесь родичем миссис Кэмерон… или вернее, миссис Иннес?

– Я женат на дочери Джейми Фрейзера, – терпеливо произнес Роджер.

– Хо-хо! – Шеймус явно был впечатлен. – Ну, ладно. Хм!

– Что этот надутый пузырь здесь вообще делает? – возмутился виолончелист, до сих пор сердито глядевший вслед лейтенанту. – Все знают, что у него виды на миссис Кэмерон и «Горную реку». Как у него только наглости хватило заявиться сегодня!

– Может, он хотел показать, что не держит зла, – предположил Роджер. – Эдакий благородный жест – мол, победил сильнейший?

Музыканты расхохотались на разные лады.

– Может быть, – отозвался флейтист, качая головой. – Но если вы считаете себя другом Дункана Иннеса, передайте ему, чтобы он был осторожен во время танцев.

– Да, передайте, – согласился Шеймус Хэнлон. – Поговорите с ним, молодой человек, и возвращайтесь. – Поманив лакея, он осторожно подхватил бокал с протянутого подноса, а затем отсалютовал им и усмехнулся поверх края. – Вдруг это вы знаете пару мелодий, незнакомых мне.