Кто бы знал, что все закончится еще не скоро? Когда мы навели порядок на ферме, собрали сумки и оседлали лошадей, успело стемнеть. Я думала перекусить перед отъездом – с самого завтрака у нас во рту не было и крошки, – но атмосфера в доме не способствовала аппетиту.

– Лучше подождем, – сказал Джейми, закидывая сумки на спину кобыле. – В этом месте я не смогу проглотить и кусочка.

– Согласна. – Я тоже с опаской оглянулась, хотя дом был темен и пуст. – Скорей бы уехать отсюда.

Солнце уже спускалось за деревья, и синие тени ползли по низине. Сырая земля на могиле Бердсли горбилась темным пятном под лысыми ветвями рябины. В голову опять полезли непрошеные мысли.

«Ваша нога гниет. Вы умрете», – сказал ему Джейми. Надеюсь, поменяв местами эти два события, Бердсли выгадал… Я поглубже запахнула платок и вдохнула всей грудью, чтобы холодный воздух, пахнущий соснами, развеял иллюзорную вонь мертвой плоти.

Лошади нетерпеливо переминались и трясли гривами, спеша отсюда убраться. Не представляю, как здесь можно ночевать одному.

Должно быть, миссис Бердсли также не представляла, потому что вдруг вышла из сарая и объявила, что едет с нами. Очевидно, вместе с козами: она вручила мне козленка и опять исчезла внутри.

Сонный козленок уютно оттягивал руки. Он дохнул мне на ладонь, попробовал на вкус и тихонько заблеял. Громкое «бе-е» и толчок в бедро возвестили о появлении его матери, зорко присматривающей за потомством.

– Здесь их не оставишь, – сказала я Джейми, который недовольно хмыкнул у меня за спиной. – Надо доить. К тому же идти не так уж далеко.

– Саксоночка, ты хоть знаешь, с какой скоростью передвигаются козы?

– Не считала, – раздраженно огрызнулась я, перехватывая удобнее мохнатую ношу. – Вряд ли медленнее лошадей в темноте.

Он снова хмыкнул, выразительнее, чем обычно, из-за мокроты в горле, и закашлялся.

– Кашляешь ты ужасно. Когда доберемся, имей в виду: я тебя всего обмажу гусиным жиром!

Джейми не стал спорить, и это меня встревожило: видимо, он и впрямь выбился из сил. Однако поинтересоваться, как он себя чувствует, я не успела: миссис Бердсли вывела из сарая полдюжины коз, обвязанных веревкой.

Джейми с сомнением оглядел эту процессию и задумался. Вопрос о том, чтобы посадить миссис Бердсли на людоеда Гидеона, даже не стоял. Поэтому Джейми смерил взглядом ее грузную фигуру, потом мою хрупкую лошадку чуть крупнее пони.

После краткого раздумья он все-таки водрузил миссис Бердсли на кобылу и вручил ей спящего козленка. Я же сяду на холке Гидеона, чтобы эта злобная тварь опять не сбросила меня в кусты. Козла он привязал на длинной веревке к седлу кобылы, коз трогать не стал.

– За козленком мать побежит сама, а остальные – за ней и за козлом. Козы – животные стадные, не станут разбредаться, особенно ночью. Брысь, – Джейми отпихнул излишне любопытный нос, сунувшийся ему в лицо, когда он проверял подпругу. – Свиньи куда хуже. Они предпочитают бродить сами по себе. Если что случится, сразу дергайте за петлю. – Он показал миссис Бердсли кончик веревки, привязанной к ее седлу. – Если лошадь понесет, козла просто-напросто задушит.

Она кивнула и вдруг подняла голову, глядя на дом.

– Надо уехать до полунош-ши. Пока она не приш-шла.

По спине побежали ледяные мурашки, а Джейми вскинулся, всматриваясь в темный дом. Очаг давно угас, а дверь так и не прикрыли, и та теперь зияла пустой глазницей.

– Кто она? – натянуто спросил Джейми.

– Мэри-Энн. Которая была до меня, – сомнамбулой ответила та.

– Что значит, до вас? – уточнила я.

– Его пошледняя жена. – Женщина взялась за поводья. – Она штоит под рябиной, когда вошходит луна.

Джейми повернулся ко мне. В темноте нельзя было разобрать его лица.

– Может, нам… закрыть дверь.

Дух мистера Бердсли уже должен был уйти. Не стоило бросать все его имущество (нужно оно жене или нет) на разграбление белкам и енотам, которых наверняка привлечет свежая могила. С другой стороны, подходить к дому очень не хотелось.

– Садись на коня, саксоночка.

Джейми прошел через двор, хлопнул дверью сильнее, чем требовалось, вернулся и вскочил в седло за моей спиной.

До дороги нам предстояло проехать с четверть мили по низине. Из-за коз мы двигались медленно; я разглядывала траву и кусты, думая про себя, вижу ли их потому, что глаза привыкли к темноте… или потому что луна уже взошла?

На спине крупного жеребца, рядом с Джейми и в окружении блеющих коз я чувствовала себя в безопасности. Однако повернуться и взглянуть на дом никак не решалась, хотя желание было так велико, что почти пересиливало чувство страха.

– Это ведь вовсе не рябина? – тихо спросил Джейми.

– Нет, рябина, – отозвалась я. – Только американская, поэтому не очень похожа на нашу.

Такую рябину я видела здесь не раз: горцы высаживают ее возле домов, потому что перистыми листьями и гроздьями рыжих ягод она немного напоминает ту, что растет в Шотландии. Однако Джейми интересовался отнюдь не с ботанической точки зрения, его больше волновало, способно ли дерево отпугнуть злых духов. Бердсли он похоронил под рябиной не просто так.

Я погладила его мозоли, и Джейми поцеловал меня в макушку.

Добравшись до конца тропы, я все-таки обернулась, но увидела лишь слабый отблеск на черепице дома. Рябина и все, что было под нею, терялось во тьме.

Гидеон вел себя на удивление смирно и не возмущался двойной ношей. Наверное, был рад покинуть ферму не меньше нашего.

Козы воспринимали ночное путешествие как забаву: они резво бежали вслед за нами, хватали пучки травы, натыкались друг на друга и на лошадей и шумели, как стадо слонов на сухом подлеске.

Когда ферма исчезла из виду, я с облегчением перевела дух и, постаравшись забыть о тревожных событиях дня, стала думать о том, что ждет нас с Браунсвилле.

– Надеюсь, Роджер справился.

С легким вздохом я откинулась Джейми на грудь.

– Хмм…

Благодаря большому опыту, хмыканье я расценила как вежливое согласие вкупе с полным безразличием к предмету дела. То ли Джейми не видел причин для беспокойства, то ли переложил все проблемы на плечи зятя.

– Надеюсь, там есть трактир, – обнадеживающе предположила я. – Горячая еда и чистая постель – что может быть лучше?

– Хмм… – Теперь легкая насмешка с врожденным скептицизмом, подкрепленным многолетним опытом: Джейми сомневался, что в глубинке Каролины можно сыскать горячую еду и теплую постель.

– Козы вроде бы идут довольно бодро. – Я замерла в ожидании.

– Хмм… – Веселье вперемешку с сомнением в дальнейшем благоразумии этих тварей.

Я принялась обдумывать следующую фразу в надежде услышать очередное хмыканье (до сих пор рекордом было три раза), когда Гидеон вдруг вскинул голову и встал на дыбы.

Я опрокинулась Джейми на грудь, приложившись затылком о его плечо, и в глазах заплясали звезды. Стиснув меня так, что выдавил весь воздух, он схватился за поводья и заорал.

Что именно он кричит и на каком языке, я не разобрала. Конь ржал и бил передними копытами, а я шарила руками, пытаясь ухватиться за гриву, седло или вожжи. По лицу хлестнула ветка, на мгновение ослепив. Вокруг разразился сущий ад: громко блеяли козы, их перебивал визг и шум рвущейся ткани. Что-то толкнуло меня, и я полетела наземь.

При падении выбило дух. Я лежала в кустарнике, пытаясь отдышаться и не видя вокруг ничего, кроме звезд.

В страшном шуме, который подняли перепуганные козы, слышались истерические женские вопли.

Ошеломленно тряхнув головой, я торопливо поползла прочь, только теперь поняв, кто издает эти звуки. Я ведь часто слышала мяуканье пантеры – но издалека. Сейчас же рык хищной кошки раздавался до ужаса близко, на расстоянии вытянутой руки.

Наткнувшись на поваленное бревно, я забилась под него в узкую щель. Не самое надежное убежище, зато пантера хотя бы не прыгнет мне на спину.

Джейми что-то яростно кричал. Козы, напротив, замолкли… Не могла же кошка перебить их всех так быстро? Миссис Бердсли я тоже не слышала; правда, возможно, ее стоны терялись в топоте и ржании лошадей.

Сердце колотилось, холодный пот стекал по вискам. Ничто не сравнится по силе ощущений с первобытным страхом быть съеденным, и я всецело разделяла ужас животных.

Кусты рядом затрещали, и Джейми выкрикнул мое имя.

– Я здесь, – прохрипела я, не желая покидать убежище.

Лошади уже не ржали, только фыркали и брыкались. Это хорошо, значит, они не пали от клыков хищника и не сбежали.

– Я здесь, – повторила я громче.

Треск послышался ближе. Джейми споткнулся в темноте, присел и нащупал под бревном мою руку.

– Саксоночка, ты цела?

– Вроде бы.

Я выползла из-под бревна и прислушалась к своим ощущениям. Несколько синяков, содранные локти, ссадина на щеке от ветки…

– Хорошо. Тогда давай быстрее, он ранен.

Джейми вздернул меня на ноги и куда-то поволок.

– Кто?

– Козел, конечно же.

Глаза привыкли к темноте, и я разобрала очертания Гидеона и кобылы, которые трясли гривами под голым тополем. Рядом с ними горбилась фигурка поменьше – должно быть, миссис Бердсли.

Густо пахнуло кровью и козлятиной. Я присела на корточки и провела по жесткой колючей шкуре. Козел дернулся с жалобным «ме-е…». Это хорошо, значит, не умирает.

– Где кошка? – спросила я, ощупывая витые рога, хребет и ребра. Козел блеял и вырывался.

– Ушла. – Джейми присел рядом и положил руку козлу на голову. – Ну-ну, bhalaich. Все хорошо. Seas, mo charaid.

Я не находила ран, но кровью пахло сильно: горячая металлическая вонь перебивала ароматы леса. Лошади тоже ее чуяли и нервно топтались в темноте.

– Она точно не вернется? – спросила я, почти чувствуя на себе пристальный кошачий взгляд. – Кровью пахнет.

– Да. Она задрала одну из коз.

Джейми встал на колени и погладил козла по шее.

– Миссис Бердсли отвязала этого парня, и он бросился на кошку, пытаясь ее забодать. Я слышал, как она взвыла, а потом, судя по всему, дала ему лапой, потому что он вдруг заорал. Кажется, ногу сломал.

Так и было. Теперь я легко нащупала острые края перелома. Кожа уцелела, но плечевая кость была раздроблена. Когда я дотронулась до больного места, козел приподнялся, выпучив глаза, и хотел меня боднуть. Странные квадратные зрачки сверкнули в бесцветном лунном свете.

– Сумеешь его вылечить? – спросил Джейми.

– Не знаю.

Закусив губу, я нашарила пульс, быстрый и нитевидный, в складке между ногой и телом. Сам перелом – пустяки, но у зверя может развиться шок. Мне доводилось видеть, как животные – а порой и люди – умирали от незначительных на первый взгляд ран.

– Джейми, он может умереть, даже если я вправлю перелом. Не проще ли добить его и забрать с собой мясо?

Джейми легонько гладил козла по шее.

– Жалко, храбрый парнишка.

Миссис Бердсли нервно, по-девичьи захихикала.

– Его зовут Хирам. Он славный мальчик.

– Хирам, – повторил Джейми. – Хороший Хирам, смелый… У тебя яйца размером с дыню.

– Скорее уж с хурму, – авторитетно поправила я: случайно задела мошонку, когда искала раны. – Хотя довольно крупную.

Мускусные железы козла работали вовсю, перебивая даже металлический запах крови.

– Я говорил образно, – сухо сообщил Джейми. – Саксоночка, что тебе нужно?

– Ладно. Найди мне пару прямых веток без сучков длиной около фута и принеси веревку из седельной сумки. – Я откинула волосы тыльной стороной ладони. – А потом мне будет нужна твоя помощь, – добавила я, пытаясь удержать бьющегося пациента. – Кажется, Хираму ты понравился. Узнал родственную душу.

Джейми рассмеялся и, почесав напоследок ухо козлу, пошел искать материал для шины.

– Отлично. – Придерживая козла за шею, я забрала у Джейми палки. – Надо сделать лубок. Тогда он не сможет двигать ногой и смещать кость. Помоги-ка его перевернуть.

Хирам, не то из мужской гордости, не то из козлиного упрямства (хотя как по мне, это одно и то же), попытался встать, однако тут же затряс головой, заскреб копытами по земле и обмяк.

Миссис Бердсли заглянула мне через плечо, по-прежнему держа козленка. Тот тихонько заблеял, словно только сейчас проснулся, и Хирам ответил громким «Бе-е-е!».

– А это мысль, – пробормотал Джейми.

Он забрал козленка и подложил его Хираму под бок. Тот сразу прекратил брыкаться и, опустив голову, принялся обнюхивать детеныша. Козленок заблеял, тычась носом в колючий бок, а Хирам стал вылизывать длинным слюнявым языком ему голову.

– Давай быстрее, саксоночка, – велел Джейми.

Я торопливо зафиксировала ногу, наложила шину и закрепила ее одним из платков миссис Бердсли. Хирам не сопротивлялся, только изредка стонал. Козленок же блеял беспрерывно.

– Где его мать? – спросила я, хотя и сама догадывалась. В повадках коз я не смыслила, но понимала, что ничто, кроме смерти, не удержит мать вдали от плачущего дитя. Остальные козы толпились вокруг, не то из любопытства, не то из страха темноты, но матери козленка среди них не было.

– Бежняш-шка Бекки… – грустно протянула миссис Бердсли. – Такая шлавная козош-шка.

Козы наседали все сильнее. Одна, фыркнув мне в ухо, принялась жевать волосы, вторая наступила на ногу острым копытцем, заставив вскрикнуть от боли. Однако я их не гнала: присутствие гарема вроде бы смиряло нрав Хирама.

Вправив кость и закрепив лубок, я нашла на ухе пульс. Козы обнюхивали козла, жалобно блея, и он вдруг вскинул голову и привстал, неуклюже выставив перед собой шину. Пьяно закачался на трех ногах и, издав громкое воинственное «Ме-е-е!», опять завалился на бок. Однако это действо всех приободрило, даже миссис Бердсли довольно хмыкнула.

– Хорошо. – Джейми встал и с усталым вздохом запустил руку в волосы. – Теперь дальше.

– Что дальше? – спросила я.

– Вот и надо решить, что делать дальше, – чуть ядовито отозвался он.

– Разве мы не поедем в Браунсвилл?

– Поедем – если миссис Бердсли знает дорогу и сумеет найти ее при звездах.

Он выжидающе повернулся к ней. Та качнула головой. До меня вдруг дошло, что мы на узкой оленьей тропке где-то посреди леса.

– Мы ведь не могли далеко уйти…

– Не могли, – согласился Джейми. – И я рано или поздно найду дорогу. Однако бродить в такой компании по ночному лесу не стоит.

Он обвел нас выразительным взглядом. Две пугливых лошади, две женщины (одна из которых немного не в себе и, возможно, опасна) и шесть коз. Да, я прекрасно понимала Джейми.

– Пойду осмотрюсь. Если найду дорогу, хорошо. Если нет, значит, заночуем здесь, а при дневном свете разберемся. Саксоночка, будь осторожна.

Чихнув напоследок, он исчез в темноте, оставив меня в лагере главной.

Осиротевший козленок плакал все громче, надрывая не только уши, но и сердце. Зато миссис Бердсли с уходом Джейми оживилась. Должно быть, он ее пугал. Теперь она убеждала одну из коз покормить малыша. Тот сперва отворачивался, но голод взял свое, и вскоре он принялся деловито сосать, подергивая хвостиком.

Я была рада это видеть, хоть и испытывала к нему легкую зависть, потому что вмиг осознала, что ничего не ела весь день, замерзла, устала, заработала с десяток синяков и без миссис Бердсли с ее выводком коз уже давно сидела бы в Браунсвилле сытая и в тепле. Погладив малыша по круглому животику, подумала с тоской, что была бы не прочь, если бы и обо мне кто позаботился, однако пока роль Доброго Пастыря уготовили именно мне.

– Как думаете, она не вернетш-ша?

Миссис Бердсли села рядом, кутаясь в шаль, и говорила тихо, словно опасаясь, что нас подслушают.

– Кто, пантера? Нет, вряд ли. Зачем?

Однако я все равно испуганно вздрогнула: Джейми ведь бродил там в темноте один. Хирам, уютно устроившийся у моих ног, протяжно фыркнул.

– Говорят, они охотятша парами.

– Правда? – Я подавила зевок – не от скуки, просто от усталости. – Ну, все равно козы им должно хватить на двоих. Кроме того… – Я снова зевнула, хрустнув челюстью. – Лошади нас предупредят.

Гидеон и моя кобыла смирно стояли бок о бок. Их спокойствие утешило миссис Бердсли, которая вдруг обмякла, шумно выпуская воздух из легких.

– Как вы? – спросила я больше из желания поддержать разговор, нежели из искреннего любопытства.

– Рада, что ушла из того места, – коротко ответила она.

Я разделяла ее радость: даже под открытым небом и с пантерой неподалеку было лучше, чем на ферме. Правда, задерживаться здесь все равно не хотелось.

– Знаете кого-нибудь в Браунсвилле?

– Никого. – Она замолчала, запрокидывая голову к звездам, и добавила почти застенчиво: – Я… никогда там не бывала.

Она принялась рассказывать свою историю, сперва робко, потом все решительнее. Бердсли, по сути, купил ее у отца и привез с прочими товарами из Балтимора к себе домой, где она стала настоящей пленницей. Он запрещал ей покидать ферму и показываться на глаза случайным гостям. Когда он уезжал торговать с чероки, она и вовсе оставалась одна, не считая немого слуги.

– И правда, – пробормотала я. За событиями сегодняшнего дня я совсем забыла о Джосайе и его брате. Интересно, она знала обоих или только Кесайю?

– Как давно вы живете в Северной Каролине?

– Два года. Два года, три меш-шяца и пять дней.

Я вспомнила те зарубки на косяке. Давно ли она ведет счет? С самого первого дня? Я потянулась, чтобы размять уставшие мышцы, и потревоженный Хирам недовольно фыркнул.

– Ясно. Кстати, как вас зовут? – Я запоздало сообразила, что не знаю ее имени.

– Френшиш, – сказала она и попробовала снова. – Френ… шиш. – Последний слог со свистом вырывался сквозь сломанные зубы. Она пожала плечами и застенчиво хохотнула. – Мама звала меня Фанни.

– Фанни, – воодушевленно повторила я. – Прекрасное имя. Можно я буду вас так звать?

– Я… была бы рада.

Она перевела дыхание и замолкла – должно быть, смущение не позволяло ей выразить все, что накопилось в душе. После смерти мужа она словно ушла в себя, будто разом иссякли силы, что поддерживали ее раньше.

– Ой, – спохватилась я. – Клэр. Зовите меня Клэр.

– Клэр… Чудешное имя.

– Ну, в нем хотя бы нет свистящих, – не подумав, ляпнула я. – Ой. Простите!..

Фанни отмахнулась. Словно воодушевленная темнотой и чувством близости, возникшим после знакомства, а может, просто из желания излить кому-то душу, она рассказала о матери, которая умерла, когда ей было двенадцать, об отце-краболове и своей жизни в Балтиморе, где она во время отлива бродила по пляжу, собирала устриц с мидиями, наблюдала за рыбацкими лодками и военными судами, идущими мимо Форт-Ховард вверх по Патапско.

– Там было… шпокойно, – грустно добавила Фанни. – Только вода и небо, и больше ничего.

Она снова запрокинула голову, вглядываясь в звезды, мерцающие сквозь ветки. Должно быть, девушке, рожденной на бескрайних просторах Чесапикского залива, лесистые горы Северной Каролины казались западней.

– Вы теперь вернетесь? – спросила я.

– Куда? – удивилась она. – О… Я и не думала…

– Разве? – Я подвинулась, чтобы прислониться ноющей спиной к дереву. – Вы же видели, что ваш муж… что мистер Бердсли умирает. Разве не строили планы?

Кроме как половчее его пытать… Слишком я расслабилась наедине с этой женщиной. Мы не знаем наверняка, что Бердсли над ней издевался, – это она так говорит. Не стоит забывать о страшных ожогах у него на ноге и о нечистотах, заливавших чердак. Я на всякий случай нащупала ножик за поясом.

– Нет. – Она казалась сбитой с толку. Впрочем, ничего удивительного. Я и сама была немного не в себе от волнения и усталости. Даже прослушала следующую ее фразу.

– Что вы сказали?

– Я шказала… Мэри-Энн не говорила, что делать… дальш-ше.

– Мэри-Энн… – нерешительно повторила я. – Первая супруга мистера Бердсли?

Фанни рассмеялась – и от этого звука мурашки пошли по коже.

– О нет. Мэри-Энн была четвертой.

– Че-четвертой? – запнувшись, переспросила я.

– Ее он похоронил под рябиной, – доверительно сообщила Фанни. – И жря. Оштальных-то в лешу. А потом обленилша, наверное, и реш-шил далеко не ходить.

– О, – только и смогла я сказать.

– Я вам говорила – она штоит под рябиной, когда поднимаетшя луна. Я когда первый раж ее увидела, реш-шила, что она живая. Ишпугалась, что он ш ней жделает, и пошла предупредить.

– Понятно.

В моем голосе, должно быть, послышалось сомнение, потому что она вдруг странно на меня посмотрела. Я поудобнее перехватила нож.

– Вы мне не верите?

– Верю, конечно, – заверила я, пытаясь незаметно выползти из-под Хирама. Под его тяжестью ноги совсем затекли.

– Я могу вам покажать, – предложила Фанни. – Мэри-Энн скажала мне, где они похоронены – оштальные. Я могу покажать вам их могилы.

– Уверяю, в этом нет необходимости.

Я пошевелила пальцами, чтобы кровь бежала быстрее. Если она на меня кинется, толкну на нее козла, а сама брошусь прочь, пусть даже на четвереньках. И где, черт возьми, носит Джейми?

– Так, значит… хмм… Фанни. Вы говорите, что мистер Бердсли… – Я вдруг поняла, что не знаю его имени. – Что ваш муж убил четырех жен?

Вполне возможно. Бердсли жил отшельником. Да и мало ли от чего могли умирать женщины: в родах ли, от несчастного случая или непосильной работы.

– Да, – равнодушно ответила Фанни. – Он бы и меня убил, но Мэри-Энн его остановила.

– Как это?

Она вздохнула и устроилась поудобнее. Слабо заблеял козленок; я вспомнила о нем и разжала пальцы на рукояти ножа. Вряд ли она станет нападать, когда тот спит у нее на коленях.

Фанни рассказала, что разговаривала с Мэри-Энн, когда поднималась луна; призрак появлялся под рябиной между первой и последней четвертью.

– Как необычно, – пробормотала я, но она не обратила внимания, вся поглощенная своей историей.

Так продолжалось несколько месяцев. Мэри-Энн рассказала о себе, о том, как умерли ее предшественницы, и о собственной смерти.

– Он ее жадушил. Я видела у нее на шее отметины. Она предупредила, что шо мной он жделает то же шамое.

И однажды тот день настал.

– Он выпил шлишком много рому. Пьяный, он вшегда был ужашным. Но в тот раз…

Перепуганная Фанни уронила поднос, забрызгав его похлебкой. Муж с ревом кинулся на нее, и она бросилась бежать.

– Он штоял между мной и дверью. Пришлось бежать на чердак. Я надеялась, он шпьяну не шможет туда жабратьша.

Так и вышло – он споткнулся и полетел вниз вместе с лестницей. Пока, ругаясь во весь голос, пристраивал ее на место, в дверь вдруг постучали.

Бердсли крикнул: «Кто там?», но ему не ответили, только постучали громче. Фанни подкралась к люку и увидела, как муж смотрит на нее снизу, весь красный от выпивки. Внезапный гость не уходил; Бердсли грозно поднял палец и, спотыкаясь, побрел к двери, распахнул ее, выглянул наружу – и заорал.

– Я никогда такого не шлышала. Никогда, – тихо призналась она.

Бердсли побежал прочь, зацепил ногой табурет, упал, кое-как вскочил и, скуля от ужаса, стал забираться по лестнице, промахиваясь мимо ступенек.

– Он кричал, чтобы я помогла ему.

В ее голосе прорезались странные нотки, она будто удивлялась, что такой мужчина – и вдруг просил ее о помощи, и при этом испытывала неимоверное наслаждение.

Бердсли почти залез на чердак, однако последний шаг сделать не успел. Его вдруг перекосило, он смертельно побелел, закатил глаза и рухнул на пол, болтая в люке ногами.

– Я не шмогла бы его шпуштить, поэтому втащила наверх. – Она вздохнула. – А оштальное… вы знаете.

– Не совсем, – проговорил за моей спиной Джейми, и я подпрыгнула. Проснувшийся Хирам недовольно заблеял.

– И давно ты здесь? – сердито спросила я.

– Достаточно.

Он подошел и опустился рядом со мной на колени.

– Кто все-таки стучал в дверь? – уточнил он у миссис Бердсли, при этом сжимая мне пальцы так, что мурашки шли по коже.

И в самом деле: кто?

– Никто, – ответила Фанни. – Я никого не видела. Но… рябина там раштет рядом, и луна к тому времени уже вжошла.

Повисла долгая тишина. Наконец Джейми потер лицо, встряхнулся и встал.

– Ясно. Что ж, я нашел место, где можно переночевать. Саксоночка, помоги поднять козла.

Дорогу усеивали скалы, поросшие кустарником и ползучей травой, еще и темно было, хоть глаз выколи, так что я дважды чуть не упала, не свернув себе шею лишь сущим чудом. К счастью, идти было недалеко.

Джейми нашел что-то вроде пещеры, стену которой увивала виноградная лоза, а пол усеивали клубки спутанной сухой травы. Когда-то здесь протекал ручей, и вода подмыла берег, оставив небольшой козырек. Потом русло сменилось, и валявшиеся на дне ручья округлые камни утонули во мху. Один закатился мне под ногу, и я упала на колено, ударившись им о другой чертов булыжник.

– Ты цела, саксоночка? – Джейми услышал мою ругань. Он стоял на склоне чуть выше меня с Хирамом на плечах. Силуэт, прорисовывающийся на фоне неба, выглядел довольно пугающим: высокий, рогатый и со здоровенным горбом.

– Все нормально, – выдохнула я сквозь зубы. – Нам сюда?

– Да. Поможешь?

Джейми опустился на колени, и я поспешила стянуть козла с его плеч. Сам он так и остался стоять, упираясь руками в землю.

– Надеюсь, утром мы быстро найдем дорогу, – с тревогой сказала я. При каждом вдохе в груди у него клокотало.

– Я знаю, где она, – покачал он головой и закашлялся. – Просто…

Я положила руку Джейми на спину и почувствовала, как он дрожит.

– Я не могу идти дальше, Клэр, – тихо сказал он, почти стыдясь своего признания. – У меня нет сил.

– Ляг. Я все сделаю.

Не без суматохи и лишней суеты, я все-таки разбила лагерь, спутала лошадей и развела небольшой костер.

Встав на колени, я проверила своего главного пациента, который лежал на животе, вытянув перебинтованную ногу. Хирам встретил меня недружелюбно и с грозным «Ме-е-е» выпятил рога.

– Неблагодарный ты козел, – отступила я.

Джейми зашелся смехом, тут же перешедшим в кашель. Он лежал с краю впадины, подсунув под голову свернутое пальто.

– Что до тебя, я насчет гусиного жира не шутила. Снимай плащ и подними рубаху.

Он прищурился и указал взглядом в сторону миссис Бердсли. Улыбаясь про себя его скромности, я все-таки вручила Фанни чайник из седельной сумки и отправила ее за водой и дровами, а сама достала тыквенную баночку ментоловой мази.

Выглядел Джейми откровенно больным: весь белый, с бледными губами, вокруг глаз залегли тени, возле носа – яркие пятна. Дышал он и вовсе ужасно: при каждом вздохе в груди свистело.

– Надеюсь, раз Хирам не стал помирать на глазах у своих коз, ты тоже выживешь.

Я зачерпнула немного душистой мази.

– Я вовсе не собираюсь умирать, – чуть раздраженно отозвался Джейми. – Просто устал. К утру все будет хоро… О господи, ужас какой!

Грудь у него была горячей, а мои пальцы – ледяными. Он дернулся, взвизгнул и попытался отползти. Я вдавила колено ему в живот и, не слушая протестов, принялась втирать мазь. В конце концов он смирился, только изредка хихикал, чихал и невольно попискивал, когда я дотрагивалась до самых чувствительных мест.

Я натерла его так, что кожа покраснела и заблестела от мази, распространяя крепкий аромат перечной мяты и камфоры, потом заботливо укутала теплой фланелью, поправила рубашку, завернула в плащ и укрыла одеялом, натянув его до самого подбородка.

– Ну вот. – Я довольно вытерла руки о тряпку. – Как только нагреется вода, заварю чай из белокудренника.

Джейми с сомнением приоткрыл один глаз.

– Что, на всех?

– Нет, тебе одному. Я-то, пожалуй, лучше выпью конской мочи.

– Я тоже.

– Увы, она не так целебна, насколько я знаю.

Джейми застонал и закрыл глаза, дыша, точно кузнечные меха. Потом вдруг приподнял голову.

– Эта женщина еще не вернулась?

– Нет. Наверное, не может в темноте найти воду. – Я помолчала немного. – Ты… слышал все, что она рассказала?

– Ты про Мэри-Энн и прочее?

– Да.

– Неужели ты ей поверила, саксоночка?

Я ответила не сразу, выковыривая остатки гусиного жира из-под ногтей.

– Сперва да, – наконец призналась я. – Теперь уже сомневаюсь.

Он одобрительно хмыкнул.

– Вряд ли она опасна. Но лучше держи под рукой нож и не поворачивайся к ней спиной. Будем спать по очереди, разбуди меня через час.

Он закрыл глаза, кашлянул и тут же уснул.

Луну порой закрывали длинные облака, и холодный ветер шевелил траву.

– Через час разбудить, значит? – бормотала я, пытаясь устроиться на камнях поудобнее. – Размечтался.

Я переложила голову Джейми себе на колени. Он застонал, но не шевельнулся.

– Небольшая простуда, значит? – осуждающе продолжала я. – Ну-ну!

Повертев плечами, я прислонилась к скошенной стене нашего убежища. Вопреки опасениям Джейми, я не считала нужным следить за миссис Бердсли: та принесла дров, а потом свернулась рядом с козочками и, будучи существом из плоти и крови, уставшим не меньше нашего, тут же заснула. Я слышала ее тихий храп среди сопенья и фырканья коз.

– Из чего ты, по-твоему, сделан? – властно спросила я у спящего Джейми. – Из железа?

Я легонько погладила ему волосы, а он вдруг дернул губами в нежной улыбке. Я уставилась на Джейми в немом удивлении… Нет, он спал. Дышал хрипло, но размеренно, и длинные ресницы отбрасывали тень на щеки. Я украдкой снова погладила его по голове.

И конечно же, на губах опять мелькнула улыбка. Он вздохнул, прижался ко мне и расслабился всем телом.

– О господи, Джейми… – прошептала я сквозь подкатившие слезы.

Уже много лет я не видела такой улыбки. Со времен Лаллиброха, если быть точной. «Ребенком он всегда улыбался во сне, – говорила его сестра Дженни. – Наверное, это значило, что он счастлив».

Я запустила пальцы ему в волосы, чувствуя твердый череп с выпуклостью старого шрама.

– Я тоже.