Природа благоволила: было холодно, но ясно. Вместе с Мюллерами и добровольцами из Риджа выехало человек сорок – и я с ними.

Фергус помог созвать людей: у него были знакомые во всех соседних поселениях. Кое-кто из рекрутов даже умел сражаться: воевали в Шотландии, Франции или Индии. Большинство, однако, о войне имели лишь смутное представление, и Джейми каждый вечер их муштровал, хоть и не по канонам воинской службы.

– У нас нет времени готовить людей как следует, – сказал он Роджеру. – На это уйдут недели. Главное – чтобы они не дрогнули под огнем и не сбежали.

Роджер молча кивнул, хотя на лице у него мелькнуло сомнение. Он ведь и сам не знал, как поведет себя на поле боя.

Джейми криво усмехнулся: тоже ведь когда-то был неопытным бойцом и потому понимал опасения зятя. Кашлянув, он принялся ворошить палкой угли, чтобы достать обмазанных глиной перепелов.

– Бежать от опасности – это естественно. Задача муштры – научить солдат слышать голос офицера даже за грохотом пушек и подчиняться ему.

– Ага. Все равно что тренировать лошадь не бояться шума, – язвительно вставил Роджер.

– Да, – совершенно серьезно согласился Джейми. – Разница лишь в том, что лошадь надо убедить, что командует всадник, а офицеру достаточно орать во всю глотку.

Роджер рассмеялся, а Джейми с той же кривой усмешкой продолжил:

– Когда я служил во Франции, то маршировал взад-вперед, пока начисто не стер пару сапог, – и только потом мне дали ружье. К вечеру так уставал, что можно было над ухом из пушки стрелять, я бы и глазом не повел.

Он махнул рукой в сторону дальних гор.

– Не очень-то похоже на поле боя, правда? Не знаю, где будет сражение – если оно будет, – но лучше бы самим выбрать место. Мы научим людей драться так, как это делают горцы: по первому же слову командира идти врассыпную и бить противника из укрытия. Как на охоте – это ведь умеет каждый.

Он кивком указал на новобранцев, которые за день успели настрелять дичи. Перепелов, например, принесли братья Линдси. Роджер выкатил из огня почерневший глиняный шар, старательно пряча глаза. Нет, охотиться умеет не каждый. Роджер тренировался все свободное время, но до сих пор не попал даже в опоссума. Джейми тайком признался мне, что Роджеру проще забить зверя прикладом, чем подстрелить.

Я выразительно нахмурилась, однако Джейми ответил невинным взглядом: «Не маленький, переживет». Я драматично закатила глаза.

– Сейчас у нас не охота. – Я села рядом с Джейми и вручила ему горячую лепешку.

– Ты о чем, саксоночка?

Он разломил лепешку и, полуприкрыв от восторга глаза, вдохнул ароматный пар.

– Во-первых, ты не знаешь наверняка, что сражение вообще будет. Во-вторых, перед вами не обученная армия, а кучка неопытных регуляторов. Ну и в-третьих, вы же их не убить хотите, а просто напугать, чтобы они отступили или сдались. А в четвертых… – Я улыбнулась Роджеру. – На охоте главное – подстрелить кого-нибудь. А на войне – вернуться живым.

Джейми подавился лепешкой. Я услужливо похлопала его по спине. Он откашлялся, сглотнул крошки и встал, взмахнув пледом.

– Знаешь, саксоночка, не во всем ты права. Да, это не охота. Потому что на охоте дичь не жаждет тебя прикончить. Понимаешь ли… – Он повернулся к Роджеру. – Война – это в первую очередь убийство. Будешь относиться к ней несерьезно – и, уверяю, до вечера не доживешь.

Он бросил остатки лепешки в костер и широким шагом ушел.

Какое-то время я сидела неподвижно, пока жар лепешки не просочился сквозь платок и не обжег пальцы. С приглушенным вскриком я бросила ее на бревно.

– Все хорошо? – спросил Роджер, не оборачиваясь, – он глядел вслед Джейми.

– Да.

Я прижала зудящие кончики пальцев к приятно холодной темной коре. Раз обмен любезностями уже нарушил молчание, я решила продолжить разговор.

– У Джейми, конечно, большой опыт. Но, боюсь, сейчас он перестарался.

– Разве? – Роджера будто ничуть не смутила последняя реплика моего мужа.

– Да! Чем бы ни закончилась стычка с регуляторами, все мы знаем, что войны пока не будет. Скорее всего, просто поговорим и разойдемся!

– Ах да… – Роджер глядел в темноту, задумчиво поджимая губы. – Думаю, он не поэтому вспылил.

Я приподняла брови.

– Когда мы были на охоте, он спросил, знаю ли я, что нас ждет. Я рассказал. Бри говорила, ее он тоже расспрашивал.

– Что нас ждет… В смысле, революция?

Роджер кивнул, кроша лепешку длинными музыкальными пальцами.

– Я рассказал все, что помнил. О политике, о сражениях. Не обо всех, конечно, – о самых главных. В общем, о той многолетней кровавой бойне, которая скоро начнется.

Он помолчал немного и продолжил:

– Кажется, мой рассказ… его напугал. Поэтому сейчас он вроде как мне отомстил. Наверное, справедливо.

Фыркнув, я встала и отряхнула юбки от крошек и золы.

– Чтобы ты напугал Джейми Фрейзера баснями про войну… Мальчик мой, не дождешься!

Он рассмеялся, нисколько не обиженный.

– Может, и не напугал… – Роджер вдруг посерьезнел; правда, в глубине глаз все равно плескалась насмешка. – Зато ему удалось перепугать меня до чертиков.

Я посмотрела в сторону лошадей. Луна еще не взошла, и я видела лишь смутное нагромождение теней; изредка в свете костров мелькали блестящие глаза. Джейми тоже был где-то там: лошади переступали с ноги на ногу и тихо фыркали, как всегда, если рядом оказывался кто-то знакомый.

– Он не просто солдат, – шепотом сказала я, хотя Джейми не мог меня услышать. – Он офицер.

Снова усевшись на бревно, я взяла кукурузную лепешку. Она совсем остыла. Я развернула платок, но есть не стала.

– Знаешь, я была медсестрой. В полевом госпитале во Франции.

Роджер с интересом кивнул. Огонь бросал на его лицо тени, очерчивая тяжелые брови, худые скулы и на удивление мягкие губы.

– Солдаты, которых я выхаживала, были очень напуганы. И те, кто помнил бои, и те, кто нет… Но офицеры – они по ночам совсем не спали.

Я рассеянно водила пальцем по шершавой лепешке, жирной от свиного сала.

– Я видела, что было с Джейми в Престоне, после того как один из его людей умер у него на руках. Он плакал. И тот день помнит до сих пор. А вот Каллоден – забыл, потому что это слишком тяжело.

Глядя на комок жареного теста, я выковыривала ногтем подгоревшие кусочки.

– Да, ты его напугал. Потому что он не хочет оплакивать тебя. И я не хочу, – тихо добавила я. – Ты там поосторожнее, хорошо? Пусть не сейчас, потом, когда настанет время.

Долгое молчание.

– Хорошо, – чуть слышно обронил Роджер, встал и ушел.

Спускалась ночь, и лагерные костры горели все ярче. Мужчины держались небольшими группами, поближе к родственникам и знакомым. Потом это напряжение уйдет – и в конце концов все наши люди соберутся вокруг одного большого костра.

Джейми испугали не слова Роджера, а то, что скрывалось за ними. Для хорошего офицера было два пути: или умирать с каждым из своих людей, или обратить сердце в камень.

Оба моих мужа были офицерами – Фрэнк ведь тоже служил. Я была медсестрой и врачом на двух войнах. Не понаслышке знала даты сражений. Помнила, как пахнет кровь, рвота и гной. Видела раздробленные конечности, вываливающиеся кишки, торчащие обломки костей… и людей, которые в жизни не держали ружья, но умирали от лихорадки, болезни и отчаяния.

Тысячи людей сложили голову на поле боя во Вторую мировую – и десятки тысяч погибли от инфекций и эпидемий. Здесь через четыре года будет то же самое.

И это приводило меня в ужас.

Следующим утром мы разбили лагерь на склоне Балзам-Маунтин, в миле от поселения Лаклоу. Кое-кто из мужчин хотел ехать дальше, добраться до деревушки Браунсвилл, откуда мы должны были повернуть в Солсбери. Наверняка там нас ждала таверна и крыша над головой, но Джейми решил не торопиться.

– Не хочу перепугать тамошний народ, – объяснил он Роджеру. – А то ворвемся ночью вооруженным отрядом… Лучше заедем при дневном свете, дадим мужчинам время собраться, а наутро покинем деревню…

Он прервал себя на полуслове и закашлял, сгибаясь пополам.

Кашель мне очень не нравился, да и Джейми выглядел не лучшим образом. На лице у него горели пятна, при каждом вдохе он сипел. Впрочем, в отряде многие шмыгали красными носами и постоянно сплевывали в огонь, отчего пламя то и дело трещало.

Надо бы уложить Джейми в постель, в ноги пристроить горячий камень, на грудь налепить горчичник, а в рот влить отвар мяты и эфедры. Но поскольку в кровати его можно удержать лишь кандалами и десятком вооруженных мужчин, пришлось довольствоваться тем, чтобы просто плюхнуть в его миску кусок мяса понаваристее.

– Эвальд… – хрипло позвал Джейми одного из Мюллеров и опять закашлялся. – Эвальд, возьмите Поля, принесите дров. Ночь будет холодной.

Холодало уже сейчас. Люди толпились возле огня – подошвы сапог едко воняли паленой кожей. На ногах у меня, казалось, вот-вот вздуются пузыри ожогов, потому что я, разливая рагу, стояла вплотную к костру. Задница, напротив, заледенела, несмотря на нижние юбки и поддетые под них старые штаны, чтобы не стереть ноги в кровь, – по здешним местам в дамском седле не наездишься.

Раздав остатки ужина, я повернулась к костру спиной, чтобы съесть свою порцию, – и благодатное тепло потекло по заледеневшей коже.

– Ну, как вам, мэм? – напрашивался на похвалу Джимми Робертс, который сегодня варил рагу.

– Просто замечательно, – заверила я. – Очень вкусно!

Горячее рагу приятно согревало изнутри. Кроме того, готовить пришлось не мне, так что говорила я более чем искренне.

Я медленно ела, грея руки о теплую миску. Даже звуки отхаркивания и плевков не могли омрачить чувство покоя, рожденное сытным ужином и предстоящим отдыхом после целого дня в седле. Негостеприимный лес под звездным небом, черный и холодный, ничуть не пугал.

Из носа тоже вдруг потекло. Отогрелся после теплого ужина? Я сглотнула на пробу, но горло не болело и в груди было тихо, тогда как Джейми сипел не переставая – он уже поел и теперь стоял рядом, грея мне спину.

– Все хорошо, саксоночка? – хрипло спросил он.

– Только ринит. – Я шумно высморкалась в платок.

– Где?!

Он подобрался, глядя на темный лес.

– Что? Нет, просто у меня течет из носа, но это не инфлюэнца.

– Ясно. Тогда хорошо. А вот у меня простуда, – зачем-то пояснил он и чихнул три раза подряд. Протянув мне пустую миску, он трубно высморкался. Увидев красные распухшие ноздри, я поморщилась. В седельной сумке было немного медвежьего жира с камфорой, но Джейми ни за что не даст натереть себя на глазах у всех.

– Нам точно не стоит ехать дальше? Джорди говорит, до деревни всего ничего.

Я и сама знала ответ: Джейми не станет менять планы в угоду собственному комфорту. К тому же лагерь уже разбит. Однако я переживала: меня пугали свист и клокотание в его груди.

Он это понял, потому что улыбнулся и заправил мокрый платок в рукав.

– Все хорошо, саксоночка. Обычная простуда. И похуже бывало.

Поль Мюллер подкинул в костер дров. Большая головня разломилась и взметнула яркое пламя, заставляя отступить от снопа искр. Отогрев спину, я повернулась к костру лицом. Джейми, однако, хмуро посматривал на лесные тени.

Потом морщинки у него на лбу разгладились, и я, обернувшись через плечо, увидела выходящих из леса мужчин – Джека Паркера и еще одного типа, я не помнила его имени, знала лишь, что он недавно приехал откуда-то из Глазго, судя по акценту.

– Все тихо, сэр. Только холодно, как в богадельне.

– Угу. Я еще с обеда член отморозил, – вставил тип из Глазго, морщась и потирая руки. – Совсем его не чувствую!

– А то, – усмехнулся Джейми. – Я тоже хотел помочиться – а в штанах пусто.

Под взрыв громкого смеха он отошел проверить лошадей.

Люди уже раскладывали одеяла, споря, как лучше спать: ногами или головой к костру.

– Ляжешь слишком близко и спалишь подошвы, – доказывал Эван Линдси. – Сгорят деревянные гвозди, и вот что будет!

Он поднял ногу, показывая всем рваный сапог, перевязанный бечевкой. Кожаную подошву редко пришивали, куда чаще ее крепили на крохотные колышки из дерева или кожи, обмазанные сосновой смолой или каким другим клеем. А смола, как известно, загорается на раз; я сама видела, как от ног спящих людей летят снопы искр.

– Все лучше, чем остаться без волос, – возражал Ронни Синклер.

– Думаю, нам, Линдсеям, это не грозит, – усмехнулся Кенни и стянул вязаную шапочку с лысой головы.

– Нет уж, голова важнее, – спорил Мердо. – Если застудишь скальп – останешься без печени, и тогда ты покойник.

Мердо свято берег голову, его никогда не видели без вязаного колпака или причудливой меховой шапки из шкуры опоссума, украшенной хвостом скунса. Он завистливо посмотрел на Роджера, который перетягивал свою черную гриву одним лишь кожаным шнурком.

– Вон Маккензи можно не переживать, у него мех как у медведя.

Роджер усмехнулся в ответ. Он перестал бриться, как и остальные, и теперь, спустя восемь дней дороги, весь зарос черной щетиной, и впрямь превратившись в злобного медведя. Борода к тому же грела лицо холодными ночами, а вот мне приходилось прятать голый подбородок в складках шали.

Джейми тем временем вернулся и, услышав последнее замечание Мердо, зашелся смехом, тут же перешедшим в кашель.

– Так что скажете, Макдью? Орел или решка? – упорствовал Эван.

Вытерев губы рукавом. Джейми улыбнулся. Заросший, как и остальные, он выглядел настоящим викингом: борода и волосы отливали золотом, медью и серебром.

– Без разницы, парни, мне-то будет тепло, как бы я ни лег.

Он выразительно качнул головой в мою сторону, и все дружно загоготали, сыпля грубоватыми замечаниями на гэльском.

Кое-кто из новобранцев прошелся по мне оценивающим взглядом, но, наткнувшись на высоченного свирепого Джейми за моей спиной, быстро потерял интерес. Я улыбнулась одному из них, тот испуганно шарахнулся; потом, впрочем, хмыкнул в ответ, вежливо склоняя голову.

И как Джейми это удается – с помощью одной-единственной грубой шутки оградить меня от нежелательных ухаживаний, а заодно укрепить свой статус лидера?

– Чертовы бабуины, – пробормотала я под нос. – И я сплю с их вожаком.

– Бабуины это такие мартышки без хвоста? – уточнил Фергус, отвлекаясь от разговора с Эвальдом.

– Сам знаешь.

Я поймала взгляд Джейми – тот кривил губы в ехидной улыбке. Понял ведь, о чем я думаю…

Французский король держал в Версале целый зоопарк, была в котором и стая бабуинов. Придворные обожали по весне гулять возле их клеток, восхищаясь сексуальным аппетитом самца и его ярким задом. Маркиз дю Ровель как-то заявил, что готов сделать себе такую же татуировку, если это позволит снискать ему благосклонность неких дам. Однако мадам де ла Турель ловко его осадила: если мол, оснащением не вышел, крашеный зад дело не поправит.

– Кстати, о хвостах… – шепнул мне на ухо Джейми. – Ты опять надела эти чертовы штаны?

– Да…

– Сними.

– Зачем? – притворно ужаснулась я. – Хочешь, чтобы я себе все отморозила?

Он хищно, словно дикий кот, прищурился.

– Не отморозишь. Обещаю.

Он встал у меня за спиной, и пылкий жар костра сменился приятной прохладой его тела… хотя пылкости в Джейми было не меньше, как я почувствовала сквозь юбки, когда он обнял меня за талию и привлек к себе.

– О, так ты его нашел? Как мило!

– Что нашел? Вы что-то теряли? – перебил Роджер, держащий в руке бойран, а под мышкой – свернутое в рулон одеяло.

– А, всего лишь старые штаны, – отмахнулся Джейми. Руки скользнули за пояс моей юбки – благо сверху была повязана шаль. – Будешь петь для нас перед сном?

– Если хотите. Правда, я собирался выучить пару новых песен. Эван обещал спеть что-то про силки, его бабушка научила.

Джейми рассмеялся:

– О да, я ее тоже знаю.

Роджер изумленно вскинул брови, а я извернулась в руках Джейми, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Ну, сам спеть, конечно, не смогу, – мягко ответил тот, видя наше удивление. – Но слова помню. Эван часто ее пел в Ардсмуре. Она довольно пошлая, – добавил Джейми с чопорным видом, который всегда принимают горцы перед тем, как произнести вопиющую похабщину.

Роджер расхохотался.

– Тогда я лучше ее запишу. Для грядущих поколений.

Джейми тем временем умело развязал мой пояс, и брюки (я стащила их из его гардероба, и потому они были ужасно велики) свалились на землю. Холод тут же обжег голую кожу. Я шумно втянула воздух.

– Холодно, правда? – Роджер поежился и нарочито застучал зубами.

– Да, есть немного, – саркастично согласилась я. – Даже бабуины себе все отморозили бы.

Джейми и Роджер громко закашлялись.

Пока Джейми расставлял часовых, я обустраивала место нашего ночлега. Убрала с земли самые большие камни, выломала из лапника толстые сучья и застелила пледом. Вдали от костра было холодно, но всерьез я задрожала, лишь когда Джейми меня обнял.

Хотелось поскорее забраться под одеяла, однако Джейми не пускал. Он вроде бы не изменил своих намерений, но что-то его отвлекало. Он стоял совершенно неподвижно, вслушиваясь в тишину и глядя в темный лес. Лишь ближайшие стволы поблескивали на свету пламени – а дальше деревья тонули в бездонной мгле.

– Что такое?

Я отступила на шаг, и Джейми сжал меня еще крепче.

– Не знаю. Что-то чувствую, саксоночка…

Он повернул голову, словно волк, принюхивающийся к ветру. Было тихо, только деревья шелестели.

– Пусть не твой ринит, но что-то там есть, – прошептал он, и волосы у меня на затылке поднялись дыбом. – Сейчас, lass.

Он пошел поговорить с мужчинами, а мне, лишенной его тепла, стало ужасно холодно. Я нервно закуталась в одеяла.

Что он мог почувствовать там, в темноте? Я уважала его интуицию: Джейми много лет охотился и скрывался от преследователей и потому остро ощущал даже незримое присутствие хищника или дичи.

Вскоре Джейми вернулся и сел рядом.

– Все хорошо. Я велел, чтобы часовых было двое, а остальные держали под рукой заряженные ружья. Надеюсь, обойдется.

Он глядел в сторону леса, теперь уже задумчиво, а не тревожно.

– Все хорошо, – повторил он более уверенно.

– Оно ушло?

Джейми изогнул в улыбке губы, мягкие в жесткой щетине рыжей бороды.

– Я не знаю, что там было, саксоночка. Вроде бы кто-то смотрел на меня – может, волк или сова, а может, какой шальной лесной дух.

Свет костра окутывал мужскую голову и плечи сияющим ореолом. Сквозь треск пламени доносился голос Роджера, хрипло вторящий Эвану. Джейми забрался под одеяло, и я нашарила пояс его штанов.

Дрожа от холода, мы торопились согреть друг друга. Джейми повернул меня на бок, задирая многослойные юбки, и под теплым одеялом наши тела слились. Я лежала лицом к лесу, глядя, как пламя пляшет на блестящих стволах, а Джейми двигался позади и внутри меня так нежно и медленно, что даже листья под нами не шелестели. Голос Роджера набирал силу, становился громче и увереннее, а наша дрожь понемногу утихала.

Я проснулась под иссиня-черным небом, умирая от жажды. Джейми хрипло сопел мне на ухо. Я видела сон – один из тех смутных кошмаров, которые забываются с пробуждением, но оставляют после себя неприятный привкус во рту и мыслях. Мечтая о глотке воды, а заодно и об освобождении мочевого пузыря, я выбралась из рук Джейми. Он зашевелился и простонал что-то, не открывая глаз.

Я потрогала его лоб. Холодный, лихорадки нет. Может, и впрямь обычная простуда? Я встала, не желая покидать теплое святилище нашего гнезда.

Песни уже утихли. Костер стал меньше, но не угас, подкармливаемый часовым. Сейчас на посту сидел Мердо Линдсей, его белая шапка из опоссума возвышалась над необъятной горой одеял. На другом краю поляны пристроился тот безымянный тип из Глазго. Он кивнул мне; его лицо скрывалось в тени под шляпой. Белая меховая шапка тоже повернулась на звук моих шагов. Я помахала, и Мердо отвернулся к лесу.

Мужчины лежали вокруг костра, укрывшись с головой. Идя между ними, я вдруг почувствовала странный приступ тревоги. Ночью, после неприятного сна, эти молчаливые тела изрядно меня пугали. Точно так же укладывали павших солдат в Амьене. Рядами, бок о бок, закрывая лица. Война прячет лики своих мертвых.

Одна из безымянных фигур вдруг закашлялась и перекатилась на бок, по-прежнему пряча лицо. Из-под одеяла выскользнула большая нога в сапоге, перемотанном бечевкой. Эван Линдси. Мне чуточку полегчало: тела не такие уж и безликие.

Именно безликость позволяет убивать на войне. Потом мертвые вновь обретают имена на могильном камне, возвращают потерянную личность и свое место в памяти родных и близких. Возможно, наше путешествие закончится миром. Но впереди все равно война… Война, которая прогремит на весь мир. Я тихо прошла между спящими телами, словно еще блуждая в страшном сне.

Вытащив из седельной сумки флягу, я сделала жадный глоток. Вода, ледяная и на удивление сладкая, смыла все мрачные мысли. Задыхаясь от пронзительного холода, я вытерла губы.

Надо бы оставить немного Джейми; он обязательно проснется, когда я вернусь. Наверняка во рту у него пересохло не меньше моего, потому что носом он дышать не может. Перекинув ремень фляги через плечо, я вступила в лес.

Тени, которые возле костра казались зловещими, вблизи странным образом стали дружелюбными. Глаза понемногу привыкали к темноте. Какой-то мелкий зверек зашуршал в траве под ногами, вдалеке громко ухнула сова.

Покончив с насущными делами, какое-то время я стояла, наслаждаясь одиночеством. Было холодно и очень тихо. Джейми прав – кто бы раньше здесь ни был, сейчас лес не представлял угрозы.

Рядом вдруг, словно подчиняясь безмолвному призыву, послышались его шаги и тяжелое хриплое дыхание. Он сдавленно закашлял, пугая меня рокочущими звуками.

– Я здесь, – тихо окликнула я. – Простуда замучила?

Кашель перешел в панический хрип, шумно захрустели листья. У костра вскочил Мердо, вскидывая мушкет, и мимо меня промчалась темная фигура.

– Эй! – пораженно крикнула я.

Силуэт споткнулся, и я, сама не понимая, что делаю, сдернула с плеча флягу и раскрутила ее за ремень. С глухим звоном та врезалась в спину незнакомца – потому что это, само собой, был вовсе не Джейми, – и тот, задыхаясь от кашля, упал на колени.

Началась суматоха, ошарашенные мужчины повскакивали, путаясь в одеялах и хватаясь за оружие. Парень из Глазго перескочил через соратников и, вскинув мушкет над головой, с бессвязным воплем ринулся в лес. К несчастью, первой ему попалась именно я – и, полетев в листья, безобразно разлеглась на траве, едва дыша из-за мужского колена, уткнувшегося в желудок.

Должно быть, при падении я не по-мужски взвизгнула, потому что он не огрел меня прикладом по голове, а принялся обшаривать свободной рукой.

– Э?..

Рука безошибочно легла прямо на грудь. Испуганно отпрянув, он вскочил.

– Ээ… Хмм!.. – только и выдавил он.

– А, – как можно непринужденнее отмахнулась я, с трудом переводя дух. Над головой кружили звезды, ярко сияя сквозь голые ветки. Парень из Глазго, смущенно хмыкнув, исчез. Слева слышались крики и грохот.

Злоумышленника поймали и притащили к костру. Если бы он не закашлялся, когда я его ударила, то, скорее всего, смог бы удрать. Сейчас же он задыхался и хрипел, едва удерживаясь на ногах и багровея от усилий урвать хоть глоточек воздуха. На лбу извилистыми червями проступили вены, при каждом вздохе – точнее его попытке – раздавался ужасающий свист.

– Ты какого черта здесь делаешь? – требовательно спросил Джейми и сам закашлял в унисон.

Вопрос был риторическим – парень все равно не смог бы ответить. Это оказался Джосайя Бердсли, кандидат на удаление миндалин. Кажется, со времен Сбора его здоровье ничуть не улучшилось.

Я поспешила к костру, где в золе стоял мой кофейник. Обернув ручку углом шали, я его встряхнула. Внутри забулькало – значит, что-то осталось, и содержимое должно быть крепче некуда, раз настаивается еще с ужина.

– Усадите его, расстегните одежду и принесите холодной воды!

С дымящимся кофейником наперевес я растолкала толпившихся вокруг пленника людей. Спустя минуту я уже протягивала ему кружку крепчайшего смолянистого кофе.

– Медленно выдохни на четыре счета, вдохни на два, задержи дыхание и выпей, – велела я.

Он испуганно таращил глаза, в уголках губ собралась слюна. Я твердо схватила его за плечо, заставляя считать, – и жуткое напряжение понемногу спало.

Глоток, вдох, глоток, выдох. Когда кружка опустела, багровое лицо стало белесо-серым, точно брюхо снулой рыбы, с двумя красными отметинами на скулах. В легких еще свистело, но парень уже дышал, что не могло не радовать.

Мужчины наблюдали за нами и перешептывались, однако было холодно и поздно, интерес понемногу угасал, они начинали позевывать. В конце концов, это всего лишь мальчишка, к тому же тощий и больной. Люди охотно вернулись под теплые одеяла. С незваным гостем остались только я и Джейми.

Мы закутали его в запасной плед, натерли медвежьим жиром, сунули в руки еще одну чашку кофе – и лишь после этого я позволила Джейми его допросить. Парень ужасно смущался и прятал глаза. Уж не знаю, то ли он просто не привык к вниманию, то ли его пугал хмурый Джейми, сердито скрестивший на груди руки.

Для четырнадцати лет он был мелковат и ужасно тощ. Когда я расстегнула рубашку, чтобы послушать сердце, я смогла бы пересчитать все ребра. Да и вообще парнишка был на удивление некрасив: криво обрезанные волосы сбились в колтуны от грязи и пота; он косился исподлобья, словно ожидая удара, и здорово напоминал обезьянку, замученную блохами.

Дождавшись моего кивка, Джейми сел на землю рядом с мальчишкой.

– Итак, мистер Бердсли, – вежливо начал он. – Неужто вы решили присоединиться к нашему отряду милиции?

– Ээ… Нет. – Тот, не поднимая глаз, катал в ладонях деревянную кружку. – Я… хм… у меня были свои дела, я случайно на вас наткнулся.

Он говорил так хрипло, что я невольно вздрогнула: изодранное кашлем горло должно было нещадно болеть.

– Понятно, – протянул Джейми. – Увидели наш костер и решили заглянуть на огонек?

– Ага. – Тот с усилием сглотнул.

– Хмм… Но ведь вы давно подстерегали нас в лесу, еще до заката? Зачем тогда ждали глухой ночи?

– Неправда!.. Я не был…

– Был. – Джейми схватил мальчишку за грудки, вынуждая посмотреть в лицо. – Слушай меня, парень. Мы заключили сделку. Теперь ты мой арендатор, значит, я за тебя в ответе. А еще это значит, что я имею право услышать правду.

Джосайя не пытался отвести взгляд, пусть испуганный и настороженный, но все равно слишком твердый для четырнадцати лет. Этот мальчик – если его можно так назвать – привык полагаться лишь на самого себя.

– Я обещал вам, сэр, прийти к Новому году. И приду. А чем я буду заниматься до той поры – мое дело.

Джейми поднял брови, медленно кивнул и ослабил хватку.

– Верно. Однако признай, что дела эти могут вызывать интерес.

Парень открыл было рот, но передумал спорить и уткнулся носом в кружку.

Джейми решил зайти с другой стороны:

– Может, мы сумеем тебе чем-то помочь? Или хотя бы проводим?

Джосайя мотнул головой.

– Нет. Спасибо, сэр, я справлюсь сам.

Роджер не пошел спать с остальными, он сидел чуть в стороне и тихо за нами наблюдал. Теперь же вдруг подался вперед, буравя мальчишку взглядом.

– Это твое дело, случайно, никак не связано с меткой на большом пальце?

Кружка ударила оземь, забрызгивая горячим кофе мне лицо и платье. Мальчик сбросил одеяло и успел пробежать с десяток ярдов, прежде чем мы поняли, что происходит, и Джейми бросился вслед за ним. Джосайя обежал костер, Джейми просто перепрыгнул его, и они оба, как лиса и гончая, исчезли в лесу. Мы с Роджером, разинув рот, глядели им вслед.

Мужчины опять вскочили, хватаясь за ружья. Губернатор будет доволен своей милицией: они готовы к бою в любую минуту.

– Какого черта?.. – Я удивленно вытирала с бровей брызги кофе.

– Не стоило, наверное, так внезапно о ней говорить…

– Что?! Где?! Что случилось? – проревел Мердо Линдсей, воинственно размахивая мушкетом.

– На нас напали?! Где эти ублюдки?! – Кенни, припав на четвереньки, будто жаба под лейкой, обозревал лес из-под вязаной шапочки.

– Ничего не случилось. Никто не напал. Все хорошо!

Я пыталась объяснить, но мой голос утонул в суматохе. Впрочем, Роджеру, более крупному и басистому, удалось в конце концов всех успокоить. Недовольно бурча, люди разошлись, оставляя нас двоих над пролитым кофейником.

– Так что за отметина? – чуть раздраженно спросила я.

– Буква «В» – я хорошо ее разглядел, когда он брал чашку.

Сердце тревожно сжалось. Я знала, что означает эта буква, – уже видела такие прежде.

– Вор, – подтвердил Роджер, глядя мне прямо в глаза. – Его заклеймили.

– Да, – выдавила я. – О боже.

– Люди в Ридже ведь не примут его, если узнают?

– Вряд ли кому-то будет до этого дело. Хуже другое – почему он сбежал? Вдруг он не просто вор, а беглец с каторги? А Джейми на Сборе объявил его своим человеком…

– А-а. – Роджер рассеянно почесал бороду. – Earbsachd. Джейми теперь считает, что в ответе за него?

– Вроде того.

Роджер был шотландцем и – формально – горцем, но родился уже после гибели кланов и потому не мог уяснить всю глубину древних связей между лэрдом и арендаторами. Скорее всего, и Джосайя не имел ни малейшего понятия о том, какие обязательства клятва накладывает на обе стороны. А вот Джейми – знал.

– Как думаете, Джейми его поймает?

– Думаю, уже поймал. В темноте все равно искать бесполезно. Если бы парень удрал, Джейми должен был сразу вернуться.

Была и другая вероятность – что Джейми упал в овраг, сломал ногу или повстречал медведя, – но я предпочла об этом не думать.

Я встала, потирая занемевшие руки, и посмотрела в лес. Джосайя – мелкий, проворный, еще и страх его подстегивает, зато Джейми – крупнее, сильнее и кровожаднее.

Роджер встал рядом, тревожно вглядываясь в сплетение ветвей.

– Их долго нет. Если он поймал парня, что там с ним делает?

– Допрашивает, наверное. – Я закусила губу. – Джейми не любит, когда ему врут.

– И как же он его допрашивает?

– Как получится, – пожала я плечами.

Порой хитростью, порой угрозами и очарованием, а то и вовсе грубой силой. На сей раз до силы, надеюсь, не дойдет. Хотя я больше переживала не за Джосайю, а за Джейми.

– Понятно, – тихо ответил Роджер.

Запахнувшись в плащ, я сходила к ручью сполоснуть пустой кофейник и набрать воды, снова повесила его над огнем и стала ждать.

– Тебе надо выспаться, – сказала я Роджеру.

Он улыбнулся, вытер нос и сгорбился под плащом.

– Вам тоже.

Ветра не было, однако холод сгущался, укрывая лес сырым тяжелым туманом. На мужских одеялах проступала влага, сквозь юбки просачивалась стылость земли. Надо бы надеть штаны, но искать их нет сил… Волнение, вызванное внезапным появлением и побегом Джосайи, стихало, сменяясь летаргией усталости.

Роджер разворошил огонь и, подумав, добавил дров. Я запихнула под себя юбку и поглубже закуталась в плащ, пряча в складках руки. Кофейник дымился, изредка с него падали капли и с шипением исчезали в пламени, вторя мужскому дыханию.

Я не видела завернутых в одеяла фигур, не слышала шелеста темных сосен; в ушах стоял шорох сухих листьев в дубовом лесу под Карриарриком. За два дня до Престонпанса мы встали там лагерем. И вдруг из темноты выскочил мальчик, в свете огня размахивающий ножом.

Другое место, другое время… Я тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Перед внутренним взором так и стояло бледное лицо с огромными глазами, полными боли и страха. Темное лезвие кинжала, наливающееся алым от жара углей. Запах пороха, пота и паленой плоти.

«Я застрелю вас, – сказал тогда Джейми Джону Грею. – Выбирайте: в голову или сердце?»

Роджер тихо сидел, из-под опущенных век наблюдая за танцующим пламенем. Интересно, о чем он думает?

– Вы боитесь за него?

– Сейчас? Или вообще? – невесело улыбнулась я. – Я бы тогда не знала ни минуты покоя.

Он посмотрел на меня со слабой усмешкой.

– А сейчас – знаете?

– Не мечусь ведь взад-вперед, заламывая руки.

– Может, тогда согрелись бы, – иронично поднял бровь Роджер.

Кто-то из мужчин заворочался и сонно забормотал, и мы притихли. Кофейник закипел: внутри мягко булькала вода.

Почему Джейми так долго? Неужели все это время допрашивал Джосайю Бердсли? Он уже давно должен был вытрясти нужные ответы или отпустить мальчишку с богом. Что бы парень ни украл, Джейми до этого дела нет, его волнует лишь клятва.

Пламя завораживало, я смотрела в мерцающее свечение – а видела большой костер Сбора, темные силуэты вокруг и приглушенное пиликанье скрипки.

– Может, поискать его? – предложил Роджер.

Я дернулась, приходя в себя, потерла лицо и тряхнула головой.

– Нет. Опасно идти ночью в незнакомый лес. Да и все равно не найдешь. Если не вернется к утру, тогда отправимся на поиски.

Время шло. Я, конечно, волновалась, но до утра все равно ничего нельзя сделать… В голову лезли беспокойные мысли. Вдруг у Джосайи был нож? Вдруг ему хватило безрассудства напасть на Джейми и застать его врасплох? Чтобы не думать о дурном, я принялась подсчитывать мужские чихи, то и дело звучащие вокруг костра.

Восьмым стал Роджер – глубокой утробный кашель сотряс все его тело. Боится ли он за Бри и Джемми? Гадает, ждут ли они его, скучают? Я могла бы унять его беспокойство – только зачем? Мужчины дерутся за то, чтобы уберечь свой дом, мысли о нем позволяют сохранять присутствие духа. В бой их толкают другие мотивы, но сам бой – еще не вся война…

«Однако чертовски важная ее часть», – произнес в мыслях голос Джейми.

Я клевала носом, то и дело невольно вскидывая голову. Последний раз проснулась от чужого прикосновения. Роджер уложил меня на землю, подсунул вместо подушки край шали, а оставшимся концом укутал грудь. Мельком я заметила его силуэт на фоне костра, черный и косматый, и сразу же провалилась в сон.

Не знаю, как долго я спала. Проснулась резко, от чужого громкого кашля. Неподалеку сидел Джейми, держал за запястье Джосайю Бердсли, а в другой руке сжимал кинжал. Чихнув пару раз, он нетерпеливо вытер нос рукавом и сунул лезвие в угли.

Почуяв вонь горячего металла, я привстала на локте – и вдруг рядом со мной что-то зашевелилось. Я с удивлением опустила взгляд и поняла, что, должно быть, еще сплю.

Под моим плащом, прижимаясь ко мне, спал мальчик – темноволосый, тощий, весь исцарапанный и перемазанный сажей. У костра вдруг раздался странный свист, я вскинула глаза и увидела, как Джейми прижимает раскаленный кинжал к большому пальцу Джосайи.

Заметив движение, Джейми повернул голову и сдвинул брови, уговаривая меня молчать. Джосайю перекосило, он до крови закусил губу, но не издал ни звука. С той стороны костра за ними наблюдал безмолвный, как скала, Кенни Линдсей.

Все еще уверенная, что сплю, я положила руку на мальчика. Тот заерзал, и ощущение твердой плоти под пальцами окончательно меня разбудило.

Мальчишка испуганно распахнул глаза, дернулся и вскочил на ноги. Затем увидел брата – а Джосайя точно был его братом – и принялся озираться, испуганно оглядывая поляну, лежащих мужчин, Джейми, Роджера и меня.

Джосайя, забыв об ужасающей боли, подошел к брату.

Я встала медленно, чтобы их не напугать. За мной следили два настороженных взгляда – совершенно одинаковых. Да, они были очень похожи, только у второго мальчика волосы оказались длиннее и одет он был в одну лишь драную рубаху и босиком. Начиная подозревать, что именно украл Джосайя, я улыбнулась и протянула руку:

– Давай посмотрю.

Замешкавшись, Джосайя все-таки дал осмотреть рану. Работу проделали так аккуратно, что к горлу подкатил ком. Основание большого пальца срезали начисто и прижгли раскаленным металлом. Позорное клеймо сменила кроваво-черная корка.

За спиной раздались шаги – Роджер принес саквояж с инструментами и поставил у моих ног.

Я мало что могла сделать, только нанести мазь из горечавки да перевязать палец чистой тканью. Джейми тем временем рылся в седельных сумках. Когда я закончила, он вернулся, неся узелок с едой и запасное одеяло, скатанное в рулон, а еще мои штаны.

Он протянул их новому гостю, отдал еду с одеялом Джосайе и крепко сжал парню плечо. Другого мальчишку мягко развернул в сторону леса и подтолкнул в спину. Джосайя закивал. Коснувшись лба перевязанной рукой, он прошептал: «Спасибо, мэм». И двое мальчишек исчезли в лесу, сверкая босыми пятками.

Джейми кивнул Кенни и сел у костра, устало опустив плечи. Я налила ему кофе. Он взял кружку, слабо улыбнувшись, но его тут же скрутил приступ сильнейшего кашля.

Я забрала кружку, пока он ее не опрокинул, и поверх головы Джейми перехватила взгляд Роджера. Тот указал на восток и приложил палец к губам, после чего демонстративно пожал плечами и скривился. Ему не меньше моего хотелось узнать, что произошло, однако он прав: рассвет уже близок и скоро проснутся остальные.

Джейми прекратил кашлять, хотя еще издавал жуткие булькающие звуки, точно свинья барахталась в грязи.

– Вот, – шепнула я, возвращая ему кружку. – Пей и ложись. Тебе надо поспать.

Он качнул головой и сделал глоток, кривясь от горечи напитка.

– Нет смысла, – прохрипел он, кивком указывая на верхушки сосен, уже проступающих на светлеющем небе. – Кроме того, надо подумать, что, черт возьми, теперь делать.