Позже мы занялись любовью, надеясь обрести в супружеских объятиях утешение и покой. Отгородившись ставнями от голосов со двора (бедняга Роджер еще пел на радость публике), мы смогли хоть на время забыть о трудностях минувшего дня.

Джейми крепко обнял меня, зарывшись лицом в волосы.

– Все будет хорошо, – шепотом заверила я, поглаживая влажные пряди и разминая твердые, точно дерево, плечи.

– Знаю.

Он лежал на мне неподвижно – и наконец окаменевшие мышцы расслабились и отяжелевшее тело вдавило меня в матрас. Услышав мой судорожный вздох, Джейми перекатился на бок.

В желудке у него заурчало, и мы расхохотались.

– Не успел поужинать?

– Сперва не мог – боялся, вдруг начнутся колики. А потом было некогда. Здесь есть чем перекусить?

– Нет, – с сожалением отозвалась я. – Были яблоки, так до них добрались дети Чишолма. Прости, я о тебе не подумала.

Я ведь знала, как редко он ест перед ответственным делом, но совсем забыла, что и после ему не дадут спокойно поужинать, потому что каждый захочет «сказать всего пару словечек, сэр».

– У тебя было много других дел, саксоночка, – насмешливо отозвался Джейми. – Не кори себя, потерплю до завтрака.

– Точно? – Я выпростала ноги из-под одеяла. – Там много чего осталось, я могу сходить, если сам не хочешь, и…

Он взял меня за руку и затянул обратно в постель – еще и обнял, чтобы я наверняка никуда не делась.

– Нет уж, – решительно возразил Джейми. – Это, возможно, последняя ночь, которую я провожу в постели с женой. Не хочу вставать – и тебя отпускать.

– Хорошо.

Я послушно прильнула к нему, радуясь, что никуда не надо идти. В нашу спальню без крайней необходимости никто не сунется, но стоит спуститься вниз, как все тут же налетят с вопросами, просьбами, советами… Лучше уж лежать здесь, нежиться в кровати и наслаждаться друг другом.

Свечи я затушила, очаг почти прогорел. Надо бы встать и подкинуть дров… Ладно, пусть потухает, все равно скоро утро.

Несмотря на тяготы дороги, путешествия я ждала с нетерпением. Оно манило новизной и приключениями, обещавшими разнообразить унылые будни, полные стирки и свар. И все же Джейми прав – сегодня мы последний раз за долгое время сможем посибаритствовать.

Я потянулась, наслаждаясь мягкостью перины и гладкостью простыней с легким ароматом розмарина и бузины. Кстати, упаковала ли я постельные принадлежности?..

Сквозь ставни доносился голос Роджера, сильный, но уже хриплый от усталости.

– Пора бы Дрозду в кровать, – с легким неодобрением заметил Джейми. – Если он хочет как следует попрощаться с женой.

– Господи, Бри и Джемми ушли давным-давно!

– Малыша, может, и уложили, а вот девочка еще там. Я только что слышал ее голос.

– Правда? – Я прислушалась, но ничего не разобрала за шумом аплодисментов, которые Роджер сорвал очередной песней. – Наверное, решила остаться рядом с мужем. К утру мужчины совсем выбьются из сил… не говоря уж о похмелье.

– Лишь бы в седле держались, а там пусть хоть все кусты заблюют, – дипломатично заверил Джейми.

Я подтянула одеяло, укутывая плечи. Роджер со смехом отказывался петь новую песню. Мало-помалу шум во дворе утих, хотя порой доносилось бульканье, когда трясли бочонок с пивом, выжимая из него последние капли.

В доме послышалась возня: младенческий плач, шаги на кухне, сонное попискивание малышни, разбуженной мужчинами, сердитое увещевание женщин…

После долгой прогулки с Джемми у меня ныли ноги, шея и плечи. Сон, однако, не шел, я не могла отключиться от внешнего мира, отгородиться от него глухими ставнями.

– Помнишь все, что ты сегодня делал?

Порой по ночам мы затевали игру: припоминали во всех подробностях, чем занимались, что видели или слышали… Практически вели устный дневник – а заодно лучше узнавали друг друга. Мне нравились отчеты Джейми, но сегодня он был не в настроении.

– Только как мы закрыли дверь этой спальни. – Он дружески ущипнул меня за ягодицу. – Зато, что было после, – во всех подробностях.

– Это я тоже хорошо помню, – заверила я и пощекотала пальцами ног его ступни.

Больше мы не разговаривали. Звуки внизу утихли, понемногу сменяясь разнокалиберным храпом. Я старалась уснуть; невзирая на усталость, ничего не выходило. Перед глазами то и дело вспыхивали разные сцены сегодняшнего дня. Миссис Баг с метлой, Герхард Мюллер в грязных сапогах, общипанный виноград, клубок квашеной капусты, круглая розовая попка Джемми, десятки Чишолмов, носящихся по дому… Пытаясь выбросить из головы лишние мысли, я принялась составлять список необходимых лекарств.

Однако стало еще хуже: вскоре сон и вовсе меня покинул, когда я представила, как мой медицинский кабинет разносят ко всем чертям, Бри, Марсали и дети подхватывают странную заразу, а миссис Баг затевает кровавый бунт…

Джейми лежал на спине, сложив на животе руки, будто фигура на надгробии. Глаза у него были закрыты, но во сне он хмурился и шевелил губами, словно спорил сам с собой.

– Ты так громко думаешь, что даже мне слышно, – улыбнулась я. – Или ты считаешь овец?

Он сразу же распахнул глаза и грустно усмехнулся.

– Вообще-то свиней. Причем в углу постоянно маячит белая тварь…

Я рассмеялась, положила голову ему на плечо и глубоко вздохнула.

– Нам и правда стоит поспать, Джейми. Я так устала, что даже кости ноют, а ты ведь встал гораздо раньше.

– Угу…

Он обнял меня, укладывая поудобнее.

– Этот крест… От него дом не загорится? – вспомнила я еще один повод для тревоги.

– Нет. Он уже давно прогорел.

Огонь в очаге потрескивал на ложе пылающих углей. Я перевернулась, глядя на пламя.

– Перед тем как пожениться, мы с Фрэнком беседовали с одним священником. Тот советовал на ночь брать в постель четки. Фрэнк так и не понял зачем: то ли вместо снотворного, то ли чтобы предохраняться от беременности.

Джейми задрожал от беззвучного смеха.

– Если хочешь, саксоночка, можно попробовать. Но считать количество «Аве Марий» будешь ты, а то у меня левая рука вконец отекла, потому что ты на ней лежишь.

Я подвинулась, высвобождая многострадальную конечность.

– «Аве Мария» не годится. Надо что-то другое. Ты знаешь какую-нибудь молитву для сна?

– О, полно. Дай-ка подумать, – сказал Джейми, сгибая и разгибая пальцы, чтобы разогнать кровь. В полумраке комнаты казалось, что он подманивает форель.

В доме было тихо, только поскрипывали половицы и стонали стены.

– Вот, например, – наконец сказал Джейми. – Я ее почти забыл. Отец научил незадолго до смерти. Вдруг, мол, когда-нибудь пригодится.

Он лег поудобнее, пристроил подбородок у меня на плече и хрипло заговорил прямо на ухо:

Теперь Джейми обращался уже не ко мне, хотя и обнимал за талию.

Он замолк. Я тихо вздохнула.

– Мне нравится. Особенно выражение: «ангелы лелеют их покой»… Когда Бри была маленькой, мы укладывали ее спать с молитвой, обращенной к ангелам:

Джейми не ответил. Головня в очаге с тихим треском рассыпалась в золу, на мгновение озарив комнату искрами.

Чуть позже я проснулась оттого, что Джейми выбирался из кровати.

– Что такое? – сонно спросила я.

– Ничего, – прошептал он. – Забыл письмо написать. Спи, nighean donn, я тебя разбужу.