Глава тринадцатая
После этой встречи я неожиданно для себя взяла в руки свою жизнь, для начала поменяв некоторые привычки. Однажды утром меня, как всегда, разбудил будильник, я встала с постели в шесть тридцать и вдруг поняла, что мне лень тащиться в бассейн и мерзнуть там. Мне захотелось побыть в тепле под одеялом и слоняться по квартире в пижаме, пока не надо будет отправляться на работу. С этого момента я перестала торопиться по утрам – до меня дошло, что моя постоянная сверхактивность ничего мне не дает, она бессмысленна и напрасна. Так же как и стремление оглушить себя работой. Зачем? Что это меняет? Да, я вкалывала как безумная, и что? Разве моя жизнь стала от этого более наполненной? Что поделаешь, у такого вывода был горький привкус. На самом деле я по-прежнему работала столько, сколько требовалось. Однако к усталости, утомлению я теперь относилась по-другому. Я больше не боролась, а прислушивалась к себе, к своему телу и останавливалась, когда оно говорило мне «стоп». Я не пыталась справиться с головной болью. Если она начиналась, я возвращалась домой и отдыхала. Часто заезжала к сестре поужинать – иногда только с ней и Седриком, иногда и с ребятами тоже. В конце концов я вернула дружбу Адриана и Жанны, которые каким-то чудом перестали на меня злиться. Алиса призналась, что Марк расставил точки над i, предупредив их, что не надо вмешиваться в наши отношения и не надо меня осуждать. Часы, проведенные в компании друзей, наполняли меня жизненной силой, я наслаждалась общением, любила их всех, они заполняли пустоту моей жизни лучше, чем это когда-либо удавалось сделать работе. С ними я могла улыбаться, а иногда и смеяться, хотя смех давался мне с большим трудом. Выпадали минуты, когда я была счастлива, если получалось отодвинуть все остальное хоть немного в сторону. В такие вечера, вернувшись домой, я себя чувствовала менее подавленной.
В праздники я подолгу разговаривала с родителями, они уделяли мне много внимания. Несколько раз они приходили за мной в агентство после работы, и мы шли ужинать. Мы смогли многое обсудить. Из своего существования я их надолго исключила, и теперь они заново узнавали дочь, и я их тоже. Мне почти ничего не было известно о том, как родители жили после выхода на пенсию. Я стремилась восстановить прочные узы, которые связывали нас, пока работа не стала моей навязчивой идеей. Мне хотелось вникнуть в их повседневную жизнь и познакомить их со своей. А в тот вечер, когда они пришли ко мне ужинать, меня потрясло, что папа покачнулся из-за сбившегося дыхания, когда поднимался по лестнице в мою квартиру. Пока они были у меня, я внимательно наблюдала за ними, изучала, стараясь подметить мельчайшие детали. Родители постарели, а я этого не заметила. Они не вечны. Я должна максимально насладиться общением с ними. Осознав это, я втянула отца в довольно безумный проект, который больше нельзя было откладывать на потом – он и так слишком долго отлеживался в ожидании, когда придет его час. Речь шла о реставрации амбара в «Птит Флёр». Я хотела разделить с родителями нечто важное, построить что-то осязаемое вместе с ними. Я собиралась приложить к этой затее максимум сил и проводить в Лурмарене каждую свободную минуту, которую мне удастся выкроить. Сам дом в «Птит Флёр» после рождения Алисиного ребенка станет слишком тесным. Если мы хотим, чтобы там могла собираться вся семья, понадобится больше пространства. В моих воспоминаниях о детстве амбар был местом, где я была счастлива. Я хотела привести его в такое состояние, чтобы он мог принять нас, и меня в частности. Приезжая, я буду жить там, а родителям будет удобнее в моей теперешней комнате с собственной ванной.
В конце января мы встретились в Лурмарене, отец поработал над проектом и собрал знакомых ему окрестных мастеров. Снова занимаясь своим делом, он молодел на глазах. Мы посвятили последним приготовлениям весь уикенд. Мама, естественно, тоже приехала. Она занималась домашними делами и предоставила нам пачкаться в амбаре и доводить наш проект до совершенства. Однако она не теряла бдительности, следила за всем и ухитрялась одним взглядом остудить наш пыл, когда папины и мои амбиции переходили разумные границы. Работы должны были стартовать на следующей неделе, и я приняла радикальное и при этом довольно неожиданное решение: поскольку за ходом реконструкции нужно следить, мне естественно взять это на себя. На то было несколько причин. Во-первых, мастера – друзья моего отца, поэтому он не сможет надавить на них так, как я, которая не будет попустительствовать и не позволит им оправдывать задержки дурацкими отговорками. Во-вторых, я хотела, чтобы отец избежал частых перелетов из Лиссабона и обратно. Поэтому было решено, что я буду появляться здесь регулярно раз в месяц и проводить два дня, проверяя качество работы мастеров, а заодно и дыша свежим воздухом. Поездки позволят мне прийти в себя и заново подзарядить свои батареи. Амбар с его благоприятной энергетикой в детстве всегда был моим убежищем, так почему бы не воспользоваться им и сейчас, когда я стала взрослой?
В начале февраля Бертран ушел из агентства. Двухмесячный переходный период завершился. Он настаивал на том, чтобы мы ничего по этому случаю не устраивали, однако я организовала прощальный вечер. Сотрудники по очереди рассказали забавные истории с участием бывшего босса, откровенно подшучивая над его деспотическими замашками и маниакальными придирками. Они всё ему припомнили: и суши, и давление на подчиненных, временами переходящее все границы, и совещания в полвосьмого вечера в пятницу. За шутками крылось, однако, и недвусмысленное предупреждение, адресованное непосредственно мне: чтобы в агентстве сохранялась благоприятная атмосфера, я не должна давить на них и возвращаться к своим старым привычкам. Это вполне совпадало с моими намерениями – я отнюдь не планировала вводить жесткие правила, у меня теперь совсем другая жизнь. В этот вечер я в первый и последний раз видела, как по непробиваемому панцирю Бертрана пошли трещины. Он был смущен, едва ли не растроган. Все присутствующие были хотя бы частично обязаны ему карьерным ростом, осознавали это и бурно благодарили его. Он тоже поблагодарил и ободрил каждого. Я поняла, что его захлестнули эмоции, когда он в конце концов отправил всех по домам, стремясь сократить ритуал прощания.
– Давай ко мне в кабинет, Яэль!
Я не раздумывая последовала за ним, вот только я не была готова к тому, что он сел на мое привычное место – за столом, напротив его собственного кресла.
– Что вы делаете?
– Теперь это твой кабинет. Устраивайся с той стороны.
Я с улыбкой уселась в кресло шефа, он откинулся на спинку стула и одарил меня легкой ухмылкой.
– Все в порядке, – помолчав, произнес он. – Ты прекрасно справишься.
– Спасибо.
– Это я тебе благодарен, Яэль. Учить тебя и работать с тобой все эти десять лет было удовольствием. Мне будет недоставать нашего тандема. Найти тебя, а потом поставить во главе агентства – это уже удача. Какой жуткий удар для бедняги Шона!
Он расхохотался, а я ограничилась улыбкой. Его комплименты явились для меня полной неожиданностью, ведь ему со мной было не так уж легко. А я ему обязана всем и не забывала об этом. Затем он снова стал серьезным.
– Ты многое сделала для нашего успеха.
– Нет…
Он посмотрел мне в глаза:
– Иначе ты не сидела бы сейчас с этой стороны стола, и ты должна отдавать себе в этом отчет. Что до всего остального, по-моему, ты отлично ориентируешься в ситуации.
Я только кивала, но была не в состоянии вымолвить ни слова. Пришла моя очередь попасть во власть эмоций. Он выпрямился, хлопнул себя по бедрам и встал:
– Пора.
Его взгляд в последний раз внимательно пробежался по кабинету. Остановился на стеллаже с папками, на диване, на котором он наверняка провел бессчетное число ночей. После этого он тяжело вздохнул и вышел. Он уже подходил к двери офиса, когда я не выдержала:
– Я хочу задать вам вопрос, пока вы здесь. Он уже давно мучает меня.
Он криво улыбнулся:
– Слушаю тебя.
– Почему вы решили уйти?
– Я сделал в этом бизнесе все, что мог, и у меня больше не осталось идей, тогда как у тебя их навалом. Не хочу, чтобы это агентство, ради которого я выложился по полной, превратилось в пыльную среднестатистическую контору, не хочу однажды почувствовать себя пресыщенным. Я нуждался в новом вызове, в настоящем захватывающем вызове для достойного завершения карьеры. Ты понимаешь меня?
– Безусловно…
– В свою очередь я тоже хотел бы попросить тебя об услуге.
Так, что еще на меня свалится?
– Да, конечно.
– Теперь, когда мы уже на равных, не согласишься ли ты наконец-то перейти со мной на ты?
– Не может быть и речи!
Он рассмеялся. Я протянула ему руку, он сжал ее, голубые со стальным отливом глаза встретились с моими. Мне будет не хватать Бертрана, он всему научил меня, он встряхивал меня, иногда жестко, но всегда ради моего же блага. А его последний урок вообще спровоцировал переворот в моем отношении к жизни, в ее понимании. Не говоря о том, что он единственный, кто по-настоящему разделяет мою страсть к работе, устремленность к успеху. Ком в горле набухал.
– Спасибо за все, Бертран, – с трудом выдавила я дрожащим голосом.
Он набрал в легкие воздух и крепче сжал мою руку.
– До скорого, – едва слышно попрощался он.
Он ушел, не дав мне времени на ответ, и я следила за его фигурой в дверном проеме. Потом подошла к окну и подождала, когда он выйдет из здания. Хлопнула входная дверь, и он присоединился к элегантной женщине, которую я до сих пор никогда не видела. Невероятно, но факт: он действительно делит с кем-то свою безумную жизнь. Получается, такое возможно. Они перекинулись несколькими словами, она погладила его по щеке, а Бертран положил руку ей на плечи. Они ушли, однако он успел бросить последний взгляд на агентство.
После нашего расставания, то есть уже больше двух месяцев, меня регулярно охватывало жгучее, непреодолимое желание позвонить Марку или помчаться к нему в лавку, чтобы рассказать, как прошел мой день. И всякий раз, покидая вечером агентство, я мечтала, как выйду на улицу и увижу, что он стоит, прислонившись к своему «порше», и ждет меня, и у нас впереди весь вечер и ночь. Я отдала бы что угодно, лишь бы услышать, как он фальшиво напевает Генсбура, или устроиться в его объятиях на диване в квартире над магазином и слушать, как он с увлечением рассказывает об антикварном деле, с нежностью – об Абуэло или с восторгом – о последнем своем трофее в охоте за сокровищами на блошином рынке. С тех пор как я больше ничего не делила с ним, я постоянно задавалась вопросом о пользе или, точнее, бесполезности всего, что делаю вдали от него. Я разрывалась между желанием сражаться, чтобы вернуть Марка, и уважением к его выбору.
По ночам моя постель казалась мне все более пустой и холодной. Я по-прежнему отказывалась от снотворного, даже после того как иссякли слезы. Теперь я засыпала, представляя себе, что он здесь, рядом со мной, а его часы лежат на моем ночном столике. Тем не менее я не была в отчаянии, во всяком случае, не считала, что нахожусь на дне пропасти. У меня не оставалось выбора, я должна выкарабкаться, добиться, чтобы это расставание и непоправимая утрата Марка сделали меня лучше, сильнее и одновременно более мягкой. Однажды мне удастся примирить обеих женщин, живущих во мне. Я должна прийти к этому. Я стала реже ловить на себе обеспокоенные взгляды коллег. Пока я была в агентстве, воспоминания о времени, проведенном с Марком, захлестывали меня не так часто. Раза два или три я позволила себе выплакаться на плече у сестры, она меня утешала, обещала, что однажды все уладится. Я ей не верила и не представляла, каким образом что-то может уладиться, если Марк старательно избегает меня. Впрочем, Алиса и наши друзья иронизировали на этот счет, называя нашу тактику «посменным дежурством». Мы приходили к ним в гости в разные дни, словно разведенные супруги, которым суд предписал воспитывать детей по очереди. Всякий раз, получая приглашение от Алисы или от Адриана с Жанной, он сначала спрашивал, приду ли я, и только после этого давал ответ. Я не имела права на упреки, поскольку поступала так же, опять-таки уважая его решение. Это было мучительно больно, но служило очередным шагом к выздоровлению, и я постепенно взрослела. С другой стороны, мне совершенно не хотелось получать дополнительную порцию разочарований. Я еще не была достаточно сильной, чтобы увидеть его или узнать что-то о нем, поэтому я не задавала вопросов. Предпочитала не знать, как он живет без меня.
Весна высунула нос, ремонтные работы продвигались. Приезжая в «Птит Флёр», я радовалась принятому решению. Я железной рукой руководила реконструкцией и вела себя так же, как на переговорах по очередному контракту. Я доставляла себе маленькое эгоистичное удовольствие, позволительное хозяйке фирмы: в «Лурмаренские пятницы» уезжала из агентства в три часа дня и выходила на работу в понедельник не раньше одиннадцати. Впрочем, я была не единственной, кто пользовался такой поблажкой: раз в месяц я предоставляла длинный уикенд всему персоналу. В поезде я работала с бумагами и довольно часто проводила вечера в «Птит Флёр» перед экраном айпада – себя не переделаешь! Но до того, как приступить к работе, я шла в деревню за покупками: местная паста из оливок, тосты, итальянские мясные копчености, сладкая прованская галета и, естественно, неизменная бутылка белого вина! Я включала музыку, наливала бокал и приступала к работе, устроившись на продавленном родительском диване и закусывая купленными лакомствами. Я заканчивала вечер в горячей ванне с уймой пены за чтением какого-нибудь старого маминого романа, найденного в книжном шкафу. Именно в один из таких вечеров у меня случился приступ помешательства. Я отправила по электронной почте вопрос Габриэлю, когда его супруга сможет принять меня в мастерской. Встреча была назначена на следующую среду после обсуждения в офисе Габриэля ряда рабочих вопросов.
Около половины восьмого я позвонила в дверь мастерской. Вскоре на пороге появилась широко улыбающаяся Ирис. Она легонько поцеловала меня в щеку:
– Добро пожаловать в ателье, Яэль! Я так рада.
– Спасибо, я тоже.
– Пойдемте.
Она пошла вперед, и на меня произвели впечатление ее двенадцатисантиметровые каблуки – эту высоту мне так и не удалось покорить. Она легонько покалывала паркет своими шпильками, у нее была идеальная походка, как у модели на подиуме. Кто научил ее этому искусству? Мы прошли по пустому большому залу, где днем наверняка трудились ее швеи, поскольку пространство было организовано вокруг доброго десятка швейных машин, деревянных манекенов и разного инвентаря, о назначении которого я не догадывалась. Помещение освещалось гигантской хрустальной люстрой.
– Все уже разошлись? – удивленно поинтересовалась я.
– Естественно. Девушки заканчивают работу в полшестого, конечно, если не считать авралов. В обычное время я стараюсь их щадить.
Я опустила голову, мне было стыдно за свои прежние привычки. Щадить своих работников! «Странная идея!» – подумала бы я раньше. Сегодня я знала, что она права.
– Пойдемте, Яэль! – Ирис отвлекла меня от размышлений. – Устроимся в будуаре, там нам будет удобно.
Будуар… Это что еще такое? Комната была пронизана духом неги и чувственности – пурпурный и черный бархат, зеркала, изысканная софа… Да, здесь точно происходит много всякого такого, как говорит Алиса!
– Сегодня я только сниму мерки, посмотрю на вас, мы поговорим, а позже курьер привезет вам эскизы. Вы выберете то, что вам понравится. Согласны?
– Конечно! Но я бы не хотела отнимать у вас время, Ирис.
Она приблизилась ко мне и заглянула в глаза:
– Когда вы узнаете меня немного лучше, вам станет ясно, что теперь меня нельзя заставить делать то, чего я не очень хочу.
Следующие пятнадцать минут она бабочкой порхала вокруг меня с сантиметровой лентой в руках. Записывала все размеры в блокнот, который положила на пол. Задавала вопросы о моей работе, агентстве, сестре, моей семье… Я раскрывала душу, сама того не замечая.
– Как дела у вашего любовника?
Я вздрогнула.
– Моего – кого? – подавилась я.
Ирис спокойно ответила:
– Я знаю, что вы не замужем, но, если честно, нахожу определение «друг» не совсем подходящим для такой женщины, как вы, Яэль. Извините, если шокировала вас.
Если бы наши с Марком отношения не складывались так ужасно, я бы посмеялась над ее замечанием. Ему бы, думаю, оно понравилось меньше.
– Нет, нет, что вы. Но…
– А, вы гадаете, откуда мне известно о его существовании? Все очень просто. Габриэль увидел, как вы уезжаете после переговоров с этим мужчиной, и пришел домой невероятно довольный и радостный, вы даже не представляете себе насколько! Как ребенок, который нашел подарок под елкой! Кстати, «порше» ему очень понравился!
Знал бы он, что в тот самый момент мы с Марком отчаянно ругались… И все-таки я бы отдала что угодно за то, чтобы снова очутиться в том же месте в то же время. Тогда я, как ни крути, была с ним. Горло перехватило, я опустила голову, набежали слезы. Мне пока еще приходилось сражаться с эффектом бумеранга, роль которого играли воспоминания: они настигали меня, когда я их меньше всего ждала. К своему удивлению, я почувствовала, как к подбородку прикоснулся палец Ирис, она тихонько подняла мое лицо:
– Расскажите.
– Все слишком сложно!
Она рассмеялась:
– Не сложнее, чем было у меня, это уж точно.
Ее хорошее настроение было заразительным, и я расслабилась.
– Почему вы так думаете? – решилась спросить я.
Она взяла меня за руку и подвела к софе.
– Яэль, сейчас мы с Габриэлем вместе, но для этого пришлось преодолеть множество препятствий. Мое замужество, любовница моего первого мужа, многочисленные любовницы Габриэля и особенно патологическая, разрушительная любовь Марты, нашей с ним общей наставницы…
На мгновение Ирис словно бы покинула меня и очутилась где-то далеко.
– Но мы со всем справились, – бесстрастно заключила она. – Если он умрет, я тоже умру. И наоборот.
Я раскрыла рот от неожиданности. Ирис снова засмеялась:
– Я вам изложила свою жизнь в общих чертах и вовсе не для того, чтобы произвести на вас впечатление, а чтобы вы поняли: безнадежных ситуаций не бывает. А теперь я слушаю вас.
Добрых полчаса я, не щадя себя, изливала душу. Я выложила все, призналась во всем. И мне стало легче, когда я выговорилась. Я немного успокоилась, примирилась с собой. Если вдуматься, я никогда не разрешала себе обсуждать это с кем бы то ни было. Даже с Алисой. Я нуждаюсь в друзьях.
– Яэль… вы сильная, вы справитесь, я уверена.
Она внимательно присмотрелась ко мне, все так же широко улыбаясь, и неожиданно для меня встала:
– Сейчас вернусь, никуда не уходите.
Она действительно вернулась в мгновение ока. Почти сразу я вновь услышала стук ее каблуков.
– Встаньте перед зеркалом, – распорядилась она.
Я подчинилась. Она зашла мне за спину. Я вгляделась в свое отражение.
– Вашему повседневному наряду недостает какой-нибудь соблазнительной фантазийной детали. С ней вы будете безупречны.
Как ей удастся преобразить мой черный брючный костюм, под который я надела бледно-голубую рубашку мужского покроя?
– Извините. – Она снова встала передо мной.
Она так быстро и ловко расстегнула три пуговицы на моей рубашке, что я не успела среагировать. Мне почудилось, будто моя грудь полностью обнажена. Потом она обвила вокруг моей шеи очень узкий черный галстук и завязала его так, чтобы узел прикрывал слишком глубоко открытую горловину. Затем снова зашла мне за спину, распустила мои волосы и повторила недавний жест – осторожно приподняла мой подбородок, продолжая широко улыбаться.
– Посмотритесь в зеркало, Яэль. Прекратите бичевать себя из-за того, что у вас произошло с вашим Марком. Не принижайте себя. Если быть покорной, ничего не добьешься. Мужчины этого не любят, поверьте моему опыту.
Где-то далеко хлопнула дверь.
– Ирис, любимая! Ты закончила?
– Мы здесь, – ответила она Габриэлю.
Она отошла от меня. А я мысленно подвела итог: я сделала все, что могла. Сдалась Марку – все объяснила ему. С тех пор прошло несколько месяцев. Я извинилась. Предложила выход из положения. Была готова поверить в нас, сражаться за нас. Но если он не хочет принять меня такой, какая я есть, я прекращаю изводить себя попусту. Мои глаза наполнились слезами. Но к горлу подступил смех. Впервые за много недель я почувствовала себя легко. И тут я расхохоталась. Наконец-то я себе это позволила. Я смеялась. Я смеялась и не могла остановиться.
– Ух ты, в этой комнате всегда что-то происходит.
Я совершенно не поняла, что имел в виду Габриэль, но мне было наплевать. Со смехом и со слезами на глазах я обернулась к ним. Ирис опустила голову на плечо Габриэля, обменялась с ним пылким взглядом и послала мне свою удивительную улыбку.
– Приглашаю вас на ужин, – сказала я.
Габриэль, еще больше, чем обычно, напоминавший в этот момент лихого разбойника, предложил мне свободную руку.
Наступил апрель, а это значило, что Алисина беременность вышла на финишную прямую. Она чаще уставала. Я проводила с ней все свободное время, много занималась детьми, изображала из себя тетушку-праздник, отчаянно балуя их, и мне это нравилось. Вместе с Мариусом я коллекционировала синяки – он решил, что я должна научить его кататься на роликах! Теперь я могла с уверенностью утверждать, что ролики – не велосипед, потому что большую часть времени я проводила вверх тормашками на земле… По сравнению с этой повинностью мир кукол и принцесс, в который я попадала с Леа, мог бы стать для меня отдохновением, если бы моя племянница не превратилась в ужасную болтушку, она трещала без умолку, перескакивая с одного языка на другой с такой легкостью, что иногда даже я умолкала, не зная, что ей ответить. К большому облегчению сестры, моя помощь удерживала на расстоянии нашу маму, которая иначе уже давно примчалась бы и взяла все в свои руки! Мое постоянное присутствие и поддержка пока еще останавливали ее. Но мы с сестрой чуяли, что мама уже на низком старте. К полному отчаянию Седрика. «Тещу я обожаю, вы же знаете, девочки, но в течение месяца выносить ее присутствие в доме я не в состоянии».
Телефон прозвонил один раз, второй, третий. Я с трудом разлепила веки и ощупью нашла трубку на ночном столике.
– Алло…
– Девочка! – завопил Седрик так громко, что мне пришлось отодвинуть телефон подальше от уха. – Ее зовут Эли.
– Поздравляю! Как Алиса?
– Ты ее знаешь, через три часа будет как огурчик.
Я едва сдержала слезы радости. Меня охватило возбуждение.
– А как новорожденная?
– Отлично, все хорошо. Она совсем-совсем кроха. Едва дотянула до двух семисот.
Я засмеялась:
– А где Мариус и Леа? Хочешь, я ими займусь?
– Нет, но спасибо за предложение. Мы отвезли их на эту ночь к моим родителям, и я их скоро заберу.
– Когда мне можно приехать?
– Когда захочешь. Она тебя ждет, нет, они тебя ждут.
– Приеду ближе к вечеру и, если захочешь, посижу с детьми, чтобы освободить тебя.
– Так и поступим. Ой, совсем забыл… ваши родители приезжают завтра утром! – весело добавил он. – Еще немного, и твоя мать арендовала бы частный самолет на сегодняшнюю ночь! Н-да, многообещающе, ничего не скажешь!
На этих словах он закончил разговор. Я села в кровати и подтянула колени к подбородку. Алиса стала мамой в третий раз, начинающийся день был особенным. Наша семья увеличилась, и мое сердце наполнялось нежностью, когда я думала об этом младенце. Да, конечно, у сестры добавится хлопот, но я знала: это событие еще больше сблизит нас. Я не пропущу первые годы Эли, как это было с Мариусом и Леа. Однако радость не мешала моему сердцу сжиматься помимо воли, потому что сегодня мое одиночество стало еще более явным.
Придя в офис, я первым делом заказала доставку цветов в роддом, хотя Анжелика настойчиво предлагала взять это на себя. Рождение Эли взволновало ее до глубины души. «Обожаю младенцев!» – повторяла она. Ее восторг забавлял меня и отвлекал от работы, хотя, честно говоря, я и без нее думала совсем не о клиентах. В два часа дня я все бросила, поняв, что мне не удастся заняться срочными делами. Ну и ладно, буду недоступна до завтрашнего дня.
– Я ухожу, Анжелика, я должна увидеть ее.
– Бегите, бегите, мы тут сами разберемся! Вы нам завтра принесете фото?
– Еще бы!
– Я сегодня в офисе и, если что, прикрою тебя, – раздался за спиной голос Бенжамена, моей теперешней правой руки.
– Я знаю, что могу на тебя рассчитывать!
Я была спокойна, и меня переполняла радость.
Открывшаяся передо мной сцена была абсолютно волшебной, она пригвоздила меня к полу, в горле образовался комок: Седрик лежал рядом с Алисой, обхватив ее рукой, а их взгляды были прикованы к колыбели, рядом с которой, словно два стражника, вытянулись Мариус и Леа. Я прижала ладонь к губам, пытаясь совладать с чувствами: господи, как же это красиво – семья! Сестра догадалась о моем присутствии, повернула голову и заметила меня. Ее усталая, но сияющая улыбка была едва ли не самым прекрасным, что мне когда-либо доводилось видеть. Туфли, подумалось мне, в этой комнате неуместны, и я, не желая рассеять чары, сбросила их и пошла босиком. Тут на меня обратил внимание Седрик, улыбнулся мне и встал с постели:
– Мариус, Леа, поздоровайтесь с Яэль.
– Яя!
– Тс-с-с! – остановила я детей и присела на корточки, чтобы обнять Леа.
После того как мы обменялись поцелуями, Мариус потянул меня за руку:
– Иди сюда, посмотри на мою младшую сестру!
– Нет, это моя сестра, – возмутилась Леа.
Ее реплика насмешила нас. Но мой смех прервался, как только я склонилась над колыбелью.
– Она такая красивая, – хором воскликнули старшие брат и сестра.
– Да, она красивая и… блондинка. – Я хитро взглянула на сестру. – Опять прокол! – ехидно заметила я. – Придется рожать четвертого!
– Это судьба, у меня никогда не будет детей с твоими волосами!
– Давайте, девочки, продолжайте ваш ученый диспут на тему цвета волос, – прервал нас Седрик. – Мы с детьми пойдем прогуляемся, но скоро вернемся.
– А потом я отвезу их к вам домой, так что сможете побыть вдвоем, – предложила я.
– Спасибо. – Он обнял меня. – Как хорошо, что ты с нами.
Он ушел, уводя своих старших. Я села на кровать рядом с Алисой, она взяла меня за руку.
– Никогда бы не подумала, что такое возможно. Моя младшая сестричка, сверхзанятая деловая женщина, явилась средь бела дня в роддом, и при этом вроде как не торопится сбежать. Когда родились Мариус и Леа, ты возникла к самому концу посещений, с приклеенным к уху телефоном, и наорала на нянечек!
– Утром я не могла усидеть за столом, мне было ни до чего, я мечтала поскорее примчаться и увидеть вас обеих.
– Возьми ее на руки.
– А можно? Я боюсь ей как-то повредить.
– Ну ты и дуреха! Только тебе, если не считать Седрика и мамы, это позволено. Так что давай. Пользуйся возможностью.
Я подхватила крохотное хрупкое создание, прижала к груди, погладила нежнейшую кожу на лбу кончиком своего носа.
– Welcome, baby Elie…
Алиса приподнялась, обняла меня за плечи, придвинула свое лицо к моему и провела пальцем по малюсенькой щечке дочери.
– Все в порядке? – прошептала она.
– Да, – выдохнула я.
– Тогда почему ты плачешь?
– Не знаю.
– Да знаешь ты, знаешь, только не хочешь мне говорить…
– Я счастлива, вот и все… Я здесь, с тобой, с вами… Мне кажется, что я столько всего упустила… и…
Она теснее прижала меня к себе.
– Страница перевернута, перестань грызть себя… однажды у тебя тоже будет…
– Нет… для меня все кончено… счетчик крутится… Ну и что, зато буду лучшей тетей на свете…
– Не говори глупости. Перед тобой вся жизнь…
Я поцеловала Эли в лоб:
– Обещаю тебе, что я всегда буду рядом с тобой, буду жить для тебя и для твоих брата и сестры тоже…
Алиса поцеловала меня в волосы и тоже расплакалась.
– Ты здесь… ты действительно здесь, – прошептала она.
– Мы с тобой как две идиотки! – в конце концов сказала сестра. – Давай ее уложим.
Я положила новорожденную на кровать рядом с Алисой, которая откинулась на подушку, и мы провели весь следующий час, прижавшись друг к другу, в основном молчали или шептались, как в детстве.
Внезапно мы услышали, как кто-то скребется в дверь.
– К тебе посетители, – объявила я и чинно уселась на кровати.
– Войдите, – произнесла Алиса.
Дверь открылась, и я сначала увидела часы, а уж потом его самого. Я задрожала всем телом, руки у меня затряслись, горло сдавило. Он вошел в палату и застыл. Наши взгляды встретились. Я не видела его около четырех месяцев… однако буря эмоций, которую он пробуждал во мне, ничуть не утихла, я умирала от желания подбежать и спрятаться в его объятиях, ощутить кожей вельвет пиджака, услышать тиканье часов, затрепетать, когда он будет гладить мой затылок. Чувства нахлынули с новой силой, на меня словно обрушилось цунами. Как мне могло прийти в голову всего несколько недель назад, что я поставила на нем крест? Я все так же хотела его, я нуждалась в нем больше, чем в ком бы то ни было на свете. Почему так получилось, что мы встретились в роддоме? Наверняка где-то там, наверху, на меня держат зло, если устроили мне такое!
– Марк! – радостно позвала его Алиса. – Здорово, что ты пришел.
Он отвел взгляд:
– Двоих я уже пропустил, не хотелось пропустить и третьего…
Я встала, обогнула кровать и направилась в противоположный конец палаты к окну, как можно дальше от него. Алиса снова подхватила дочку на руки. Не обращая больше на меня внимания, Марк подошел к ним. Он наклонился к моей сестре и поцеловал ее в щеку, бросил нежный взгляд на младенца. Я всего этого не видела, передо мной было окно, от которого я не отрывалась.
– Какая же она маленькая, с ума сойти!
Они оба засмеялись.
– Для меня большая честь познакомить тебя с новорожденной, – произнесла сестра.
Последующие четверть часа я задавалась вопросом, где Алиса черпает свою энергию. Она поддерживала разговор с Марком и даже подбрасывала новые темы, когда он внезапно замолкал. Мы поставили ее в тягостное положение, но она справлялась, более того, мастерски управляла ситуацией. Я бы не смогла повторить, о чем они говорили. Сама я не раскрывала рта, уставившись на Маркову спину, потому что больше ничего не видела. Несколько раз, когда мне казалось, что он сейчас повернется ко мне, Марк в последний миг прерывал движение, но меня не покидал доброжелательный и ободряющий взгляд Алисы. Впрочем, это ничего не меняло, мне было все так же плохо. Я тонула. Он был здесь, меньше чем в двух метрах от меня, а я не могла к нему приблизиться, между нами словно выросла непреодолимая стена. Мне хотелось крикнуть ему: «Я существую! Я здесь! Посмотри на меня!»
– Ладно, девочки, оставляю вас наедине, – объявил он, поднимаясь. – Берегите себя.
Нет! Не уходи! А впрочем, да, уходи, а то слишком больно!
– Не волнуйся за нас, – ответила Алиса.
Он послал моей сестре последнюю улыбку, развернулся и направился к выходу, не повернув ко мне головы. В то же мгновение открылась дверь и вошел Седрик с детьми. Комната вдруг стала странно большой. Я услышала, как Алиса вздохнула с облегчением, потому что теперь необходимость смягчать напряжение возьмет на себя муж. Марк и Седрик хлопнули друг друга по рукам, дети кинулись к младшей сестричке.
– Приходи к нам на ужин сегодня, – предложил Седрик Марку. – Адриан и Жанна зайдут сюда в конце дня, а вечером тоже приедут к нам, мы так будем праздновать уже в третий раз.
– Приду.
– Вот и хорошо, – ответил Седрик.
– А бедная и несчастная страдалица будет торчать одна-одинешенька в роддоме! Такова моя участь! – вмешалась Алиса.
– Я могу остаться с тобой, – предложила я тоненьким голоском.
– Ну уж нет… я рассчитывала, что ты займешься детьми! – возмутилась она и показала мне язык.
Я ей ответила тем же и улыбнулась. Потом наши с Марком глаза встретились, он тряхнул головой, в последний раз помахал сестре и направился к выходу в сопровождении Седрика.
– Когда-то это должно было случиться, – заметила Алиса, увидев мое лицо. – Может, не так уж плохо, что это произошло именно здесь…
– Как по мне, так чем позже, тем лучше. Видеть его сейчас – чистая мука. Как я справлюсь? – простонала я, схватившись за голову.
Алиса в ответ захихикала.
Несколько часов спустя я задавала себе тот же вопрос и не находила ответа, хлопоча на кухне у сестры в компании Жанны. Седрик и Адриан приветствовали только что пришедшего Марка. Я не могла скрыться под предлогом занятий с детьми, потому что они уже давно и крепко спали.
– Пошли, что ли? – позвала меня Жанна. – Все будет нормально, не паникуй.
И действительно, все было нормально, поскольку мы постарались выбрать места за столом как можно дальше друг от друга. Я только и делала, что сражалась с собой, запрещая себе смотреть на него, тем более что, стоило мне дать слабину, и я тут же встречалась с ним глазами. Адриан спросил у меня, как продвигается перестройка амбара, и я ухватилась за представившийся шанс переключиться на другую тему. Я уже приготовилась отвечать, когда зазвонил мобильник. Не мой, потому что мой остался на дне сумки, брошенной в прихожей. Все было гораздо хуже – звонил телефон Марка, человека, который забывает свой мобильник, теряет его и вообще относится к нему наплевательски. Впрочем, худшее, как оказалось, было еще впереди… Он встал, извинился и ответил, на его лице расцвела широкая улыбка, и он отошел в сторону. Жанна уткнулась носом в тарелку, Седрик подлил всем вина. А Адриан вернул меня к разговору о перестройке амбара. Я бросила на него благодарный взгляд, мне нужно было срочно сосредоточиться на чем-то другом, перестать думать о сцене, которая только что разыгралась перед нами. Мой безграничный энтузиазм был не целиком притворным. К счастью – иначе я бы выглядела совсем жалкой!
– Я поеду туда через две недели, на Вознесение. Не факт, что смогу уже в этот раз там переночевать, но к лету все должно быть закончено! Результат обещает быть прекрасным – папа подготовил идеальный проект, а мастера там просто золотые. Осталось только кое-где подкрасить, кухню практически можно использовать, а ванная вообще готова! Скоро я смогу там все обустроить. Мне уже не терпится! Вы будете потрясены, когда приедете в отпуск! Гарантирую!
– Подожди-ка, ты что, не в курсе? – перебила меня Жанна. – Мой дражайший супруг хочет выйти в море, как он это называет!
– Зачем?
– Я решил заняться паддлбордингом! – с пафосом провозгласил Адриан.
– Чем-чем?
– Ну, паддлбордингом. Это такой серфинг с веслом! У нас на работе все им занимаются, надо и мне научиться!
– Клевый отпуск меня ждет! – возмущенно произнесла Жанна. – Все свободное время я должна буду с энтузиазмом наблюдать за тем, как он машет веслом!
Все покатились со смеху. Именно в этот момент Марк вернулся к столу.
– С каких это пор ты отвечаешь на телефонные звонки посреди ужина? – мрачно спросил его Адриан.
– Ты перестраиваешь амбар? – обратился ко мне Марк, проигнорировав вопрос.
Первые его слова, адресованные мне, потрясли меня больше, чем все остальное, и это остальное я предпочла не анализировать. Боялась, что будет слишком больно. Я наконец-то позволила себе посмотреть ему в глаза и сразу почувствовала себя лучше.
– Я не знал, – признался он.
Ага, ты тоже не пытался узнать, как у меня дела.
– Да, мы с папой ввязались в эту затею сразу после Рождества…
– Помнится, ты мне говорила об этом прошлым летом.
– Да, правда. Когда мы были там, наверху… А теперь в амбаре настоящий пол, и это чудесно… Знаешь, рабочие чуть не свихнулись со мной: я потребовала, чтобы они убрали и накрыли брезентом мебель в полном соответствии с твоими указаниями.
Он слабо улыбнулся и опустил голову.
– Представляю, каково им было, – ответил он.
Потом он снова заглянул мне в глаза, а я едва удержалась, чтобы не сказать, как мне хотелось заниматься этой перестройкой вместе с ним. И что я не смогу обустраивать помещение, если его не будет рядом. И что я хотела бы, чтобы это был и его дом, чтобы он положил свои часы на ночной столик в нашей спальне, поскольку я собираюсь приезжать туда так часто, как только смогу. Я отвела взгляд, опасаясь, что сейчас расплачусь прямо при всех. Не зря я была уверена, что новая встреча с ним дастся мне слишком тяжело. Седрик зевал, рискуя вывихнуть челюсть, и я решила воспользоваться предлогом.
– Иди ложись, ты на ногах не держишься.
– Не буду возражать, друзья. Тем более что через три дня – прощай, сон!
Все стали и вместе прибрали, чтобы оставить Седрику как можно меньше работы на завтрашнее утро. Я рылась в сумке в поисках телефона, когда ощутила, что Марк стоит за моей спиной.
– Я тебя отвезу.
Зачем, Марк? Для чего это? Ты решил помучить меня? Разве ты не видишь, как мне плохо? Тебе этого мало? Ты хочешь меня добить?
– Не думаю, чтобы…
– Смешно тебе брать такси…
Мне будет еще больнее, но ничего, наплевать. Да и за несколько лишних минут, проведенных с ним, не жалко заснуть в слезах. Когда всем стало ясно, что Марк отвезет меня домой, Адриану хватило такта обойтись без сомнительных замечаний. Седрик крепко обнял меня и поблагодарил за то, что я сегодня заменила Алису. Знакомый запах старого «порше», смесь кожи и бензина, и шум мотора вызвали у меня острый приступ ностальгии. Я как можно ближе придвинулась к дверце и уставилась на бегущую вдоль машины дорогу. Но вскоре не выдержала, мне захотелось услышать его голос, к тому же я действительно скучала по Абуэло.
– Как поживает твой дедушка? – спросила я, не отрывая глаз от дороги.
– Отлично.
– А как идут дела в лавке?
– Нормально, с хорошей погодой клиентов становится больше.
– Прекрасно.
– А что у тебя, в агентстве все складывается, как ты хотела?
– Да.
Я окончательно потеряла контроль над собой и посмотрела на него: замкнутое лицо, сжатые челюсти парализовали меня.
– Знаешь… я пришел навестить Алису в разгар рабочего дня, поскольку был уверен, что не встречу там тебя… я не хотел тебя видеть… а потом увидел… Ты была в палате, днем, смеялась с сестрой и любовалась ее дочкой. Я согласился прийти сегодня на ужин только для того, чтобы не обидеть Седрика. И вдруг я узнаю, что ты регулярно бываешь в Лурмарене по воскресеньям, вместо того, чтобы изматывать себя на работе, как я считал. То есть я торчал все воскресенья на блошке с Абуэло, а ты на самом деле вообще уезжала из Парижа.
Машина остановилась, что удивило меня, я не предполагала, что мы так быстро доедем. Он поставил автомобиль на ручной тормоз, мотор продолжал урчать, а он бросил на меня жесткий взгляд.
– Ты действительно принимаешь меня за идиота! Теперь все, по крайней мере, ясно. Я тебе не нужен! В твоей жизни находится место для всех, только не для меня!
Я откинулась на спинку сиденья, провела рукой по лбу и тяжело вздохнула:
– Ладно… Знаешь, мне надоели скандалы, я от них устала. Я извинилась перед тобой и все тебе объяснила. Я боролась с собой, стараясь найти равновесие в своей жизни. А ты теперь осыпаешь меня упреками!
Тут он тоже вздохнул и отвернулся. Его лицо оставалось таким же замкнутым. Я вышла из «порше». Взревел мотор. Я едва успела закрыть дверь, как Марк умчался на бешеной скорости. Хлопушка с надписью «Конец».