В Индии много национальных религии, но главное их отличие от религий западных в том, что они не утверждают, будто владеют монополией на истину. Здесь нет канона, нет единственно верного учения. Нет и понятия ереси. Все религии равны. Одни изображают бога четырёхруким, другие — тысячеруким, у третьих бог — женщина, а у четвёртых — обезьяна или камень. В этом нет противоречия! Всё является разными проявлениями единого Бога. Эти формы, которые придумывает человек, просто визуализация. Иначе, как поклоняться бесформенному и бесплотному? Но внешняя форма — ничто. Главное — это содержание, сокровенная суть. Многие люди ограничиваются поклонением форме, суть для них невидима. Но другие сознательно ищут встречи с этой сутью, пытаются искать Бога.

Иногда суть сама стучится в жизнь человека и так настойчиво, что проигнорировать её невозможно.

Я отдыхал на пляже в Гокарне. Жил в небольшом доме у моря. Дом выглядел как длинный деревянный барак, разделённый на маленькие гостевые комнаты.

Туалет был снаружи, а душа, кажется, не было вовсе. Чтобы помыться, приходилось обливать себя прохладной водой из ведра, что меня нисколько не беспокоило — это было даже приятно.

В комнатах по соседству со мной жили люди разных национальностей — все те, кто никуда не торопился, и кого устраивала невысокая цена проживания. Некоторые могли жить так месяцами.

В зарослях за домом обитала огромная двухметровая кобра, как в рассказах Киплинга. Иногда она выползала к нам во двор, но сильно пугалась шума, поднимаемого людьми, и тотчас уползала прочь.

Жизнь текла размеренно и спокойно, но однажды ночью мне приснился… бог. Уж не знаю, с большой буквы писать это слово или с маленькой, но я сразу понял, что это Он.

Он пришёл в виде жара, света, вибрации и какой-то невероятной блаженной энергии. Это было чистое счастье, и такое мощное и концентрированное, что едва хватало сил, чтобы выдержать его. Бог спросил: «Хочешь ли ты ко мне?» И я, ошеломлённый захлестнувшим меня счастьем, кричал во сне: «Да! Да! Хочу! Очень хочу!»

Потом видение померкло. Очнулся я весь мокрый и дрожащий. Я мог бы принять это за ночной кошмар, но разве бывают такие счастливые кошмары? Целый день я ходил и думал о произошедшем. Да, мне снятся иногда странные сны, но этот не был похож на обычный сон. Ни по силе, ни по сюжету. Возможно, кто-то посещал меня ночью, но кто? Бог не представлялся именно богом. Может, это было что-то другое? Что-то даже обратное Ему? Я терялся в догадках.

Однажды я прочитал подобранную на книжном развале потрёпанную книгу на эзотерические темы. В книге писалось, что, дескать, есть Бог. И что главная тайна мира заключена в том, что с Богом можно общаться напрямую без церквей, жрецов и ритуалов. Я всегда скептически относился к духовно-религиозным темам, но тут решил проверить.

… Я ходил и шептал:

― Бог, если ты есть, если действительно приходил ко мне, я хочу от тебя две вещи. Первое — Знак, что ты есть на самом деле. И второе — Путь, указание, куда идти и что делать.

Вечером, выключив свет и укладываясь в кровать, я мысленно ещё раз прошептал в темноте:

― Бог, ты меня слышал. Я готов, давай Знак!

Разумеется, я не слишком рассчитывал на эффект от своих слов. Скорее произнёс их для очистки совести или даже чтобы посмеяться над собой и убедиться в том, что всё привидевшееся мне — чепуха. Но тут случилось нечто неожиданное. Как только я произнёс «Давай Знак!», в темноте вспыхнул свет. От испуга мне даже показалось, будто ангелы запели «Аллилуйя!» или что-то подобное. С трудом успокоив бешено колотившееся сердце, я обнаружил, что это жилец в соседней комнате зачем-то посреди ночи включил электричество, а отблески света проникли в мою комнату. Возможно, это было простым совпадением. Но я уверовал:

― Достаточно, я понял! Ты существуешь! Теперь укажи мне Путь! Что же мне делать дальше?

Свет погас, и сгустившаяся вокруг меня темнота ответила молчанием.

На следующий день к нашему бунгало забрела русская девушка. Гокарна — это почти что русский посёлок, сюда приезжают те, кого утомили перенаселённость и торгашеский дух Гоа. Говорят, в последние годы и Гокарна уже не та. Любители расслабленной жизни у моря ищут её всё дальше, путешествуя через штаты Карнатака и Керала вплоть до южного края Индостана.

Девушка критически посмотрела по сторонам и сказала:

― Как вы тут живёте? Здесь плохая энергетика!

Я удивился:

― С чего это ты решила?

― Посмотри, сколько здесь каркающих ворон!

Вороны действительно оккупировали вершины пальм и что-то недовольно выясняли между собой. Я по наивности считал, что птиц привлекали остатки ресторанной кухни, да рыбьи очистки, которых всегда полно возле рыбачьих посёлков. Но идея о плохой энергетике засела в голове, и в тот же день я отправился искать новое место для жилья.

На этом пляже, да и на соседнем, свободных мест в домиках не нашлось. Поскитавшись пару часов и основательно вымотавшись на жаре, я решил остановиться в заведении на холме, которое называлось «Ферма йоги». Помимо проживания, здесь можно было практически бесплатно (за любое пожертвование) заниматься йогой с тренером Сергеем. В тот же день я пошёл на своё первое занятие йогой.

Вечером меня познакомили с настоящим саньяси, бродячим святым, который жил в пещере у моря, а к местным йогам заходил на вегетарианский ужин. Саньяси, которого все называли Свами Джи (Уважаемый Мастер), согласился обучить меня медитации. Вдобавок на «ферме» в это время жила целительница из Киева по имени Према. Она была готова вести для желающих уроки энергетики.

Так за один день я приобрёл сразу трёх учителей. «Вот и Путь!» — решил я и с рвением взялся за занятия.

Вставать приходилось с рассветом. Обливание водой, зарядка и небольшая прогулка по склону горы к пещере Свами Джи. Час молчаливого самосозерцания в пещере, затем возвращение на «ферму» и полтора часа занятий йогой. Потом завтрак, отдых, занятия энергетикой с Премой. Потом снова йога и иногда пение мантр. Изредка после ужина игра на барабанах возле костра.

За пару недель такой жизни что-то изменилось во мне. Кажется, я начал ощущать энергетику земли, людей и музыки. Я вообще стал равнодушен к вкусной еде и развлечениям, зато научился различать мельчайшие звуки и ощущения.

Помню, как во время медитации я сидел на крыльце, и мне на спину сел комар. Я отчетливо ощущал, как его лапки прицепились к моей коже, как проникает в меня тонкий хоботок, и моя ― кровь начинает переливаться в паразита. Но к тому времени я уже умел владеть собой и просто наблюдал за происходящим. Комаров было много, и их зуд под потолком был не просто назойливым гулом, а симфонией разных голосов — я мог, не открывая глаз, сосчитать всех комаров, летающих под потолком. Умение бесполезное, но забавное.

Мне стали сниться яркие сны, а днём сильно болела голова. Я чувствовал энергию в своих ладонях, и ещё что-то пульсировало в точке «третьего глаза», как будто некий луч хотел вырваться несвободу, но не мог. Один раз мне показалось, что ещё чуть-чуть и внешний мир стечёт вниз, как акварель под дождём, а за ним откроется что-то другое. Возможно, я немного переусердствовал в своих попытках освоить эзотерические техники?

Печальный пример губительных экспериментов с психикой находился прямо на глазах. Русский парень, инвалид и наркоман, день за днём тихо умирал на ступенях индуистского храма в километре от нашей «фермы». Помочь ему было сложно, парень стал совершенно невменяемым. Пристрастие к дурманящему «чарасу» плюс сомнительные эзотерические практики привели беднягу к тому, что он вообразил себя карающим Шивой. В Индии вообразить себя воплощением бога-разрушителя — само по себе ещё не преступление. Но одержимец зачем-то напал на похоронную процессию, торжественно нёсшую покойника к месту сжигания. Разъярённые участники процессии сильно поколотили драчуна, и подвесили его вверх ногами на воротах. Из-за побоев и долгого висения на воротах у бедного парня загноились ноги. Друзей у него не было, денег тоже. Даже местные нищие не хотели спать рядом с ним на ступенях храма. К счастью, кому-то удалось связаться с родственниками «русского йога», и они успели забрать парня домой до того, как стало слишком поздно.

Из Гокарны я уехал вглубь штата Карнатака. Будто какая-то сила толкала меня вдаль. Не зная точно, что делать, я старался следовать Пути. Выбирая направление на перекрестке дорог, я смотрел, не будет ли какого-нибудь Знака для меня? Обычно Знак был всегда. Упавший лист, бегущая кошка, птичий крик — всё было наполнено смыслом. Я чувствовал себя немножко шаманом, читающим окружающий мир как книгу. А ведь ещё недавно смеялся над религиозными фанатиками, повсюду видящими мистические знаки.

В джайнском городке Дхармастала в росписи на стенах местного храма я обнаружил знакомые изображения чакр, невидимых вихревых узлов, отвечающих за здоровье и энергию человека. Если говорить примитивно, то это такие узлы, которыми душа «пристёгнута» к телу, как пуговицами. Было странно увидеть, что секретные эзотерические знания, которыми в индуизме владеют лишь продвинутые йоги, в джайнском храме выставлены на всеобщее обозрение.

Джайнизм — религия экстремального ненасилия. Религиозных джайнов повсюду окружает жизнь, а любое действие человека причиняет этой жизни вокруг одно неудобство. Жизнь и душа для джайнов обозначается одним словом «джива». Джива есть в животных, растениях, воде, камнях, огне, даже в электричестве — поэтому на их использование наложены строгие ограничения. Нельзя повышать голос, плевать на землю, убивать комара, бросать камень, ломать растение, тратить слишком много воды. Некоторые джайны ходят с повязками на лице, чтобы зря не глотать «живой» воздух, и с метёлками, чтобы сметать с пути мелких букашек. Из-за своей религии джайны считают «недеяние» (иначе говоря, отсутствие деятельности) достойным образом жизни.

Джайны не пашут, ведь так они могут причинить боль земле. Не рыбачат, не охотятся, не разводят скот. Даже строительством и простыми ремёслами джайны занимаются неохотно. Из всех профессий они предпочитают ростовщичество или ювелирное дело. Они богаты, но деньги им не слишком нужны, так как их религия призывает к умеренности и запрещает бессмысленные развлечения. Большая часть денег направляется на благотворительность. Единственная разрешённая страсть — это коллекционирование. Джайны собирают всё на свете, и их частные коллекции впечатляют.

В едва заметном на карте городке Дхармастала находится впечатляющий музей с коллекциями старинных фотоаппаратов, граммофонов, духовых ружей, драгоценных украшений, каменных идолов и ещё тысячами прочих экспонатов. Во дворе музея выставлена коллекция индуистских деревянных храмовых колесниц, каждое колесо по 2–3 метра в высоту. Неподалёку установлены в качестве памятников самим себе самолёт и паровоз — как они только попали сюда в горы?! Ещё в городке есть отдельный музей, посвящённый ретро-автомобилям, которых там несколько десятков.

Джайны — не только отчаянные коллекционеры, но ещё аскеты, мистики и эзотерики. После 40 лет, когда старшие дети женятся и способны обеспечить себя сами, многие мужчины отправляются в странствия в лес, горы или по святым местам. Они добровольно отказываются от секса, спят лишь по 4 часа в сутки, их дневной рацион еды (самой простой, вегетарианской) помещается в сложенных вместе ладонях.

Джайнская медитация по форме отличается от индуистской: она стоячая. Её примеры сохранились в традиционной скульптуре. В священном для джайнов посёлке Шраванабелагола на вершине горы стоит статуя Бахубали, одного из пророков джайнизма. По легенде, стремясь достичь просветления, святой в течение года находился в стоячей медитации посреди глухого леса, и его обнаженное тело заросло лианами. Он был наследным принцем, как Будда Гаутама, и родственники захотели вернуть его во дворец — на царство. Долго искали его в лесу, а обнаружили — по исходящему от него свечению. Каменная статуя, разумеется, не светится, но впечатляет.

Я поднялся на гору и поприветствовал каменных джайнских мудрецов-тиртханкаров, чьи статуи тоже находились вокруг. Я мысленно попросил у мудрецов поделиться частичкой их мудрости. Усевшись на склоне горы и начав медитировать, я чуть не сошёл с ума от накатившей на меня фантастической энергии этого места. На глазах стояли слёзы, казалось, я могу мысленно дотянуться до всех родных и близких, передать им свои слова на расстоянии.

В Шраванабелаголе я нашёл джайнский монастырь и отправился туда в поисках учителя. Оттуда меня направили в Майсор и дальше. Каждый раз я узнавал что-то новое, но нигде задерживался надолго. Неведомая сила тащила меня дальше, также как ветер гонит по земле оторвавшийся от дерева листок.

В Майсоре мне показали старинные джайнские свитки, написанные на пракрите. Это древний устный язык, записанный санскритскими буквами. Чтобы выучиться пракриту, нужно было сначала изучить санскрит. И еще — хинди. Это показалось мне чрезмерным, я испугался, что не справлюсь. Возможно, именно в этот момент мой Путь немного померк, и дальнейшие мои искания стали несколько хаотичными. Но я не прекратил их.

Я не пил алкоголь и лимонад, не ел мясо и рыбу, избегал даже кондитерских продуктов, в которых использовались яйца. Никаких неудобств от этой добровольной аскезы не было — запрещённые продукты вызывали у меня отвращение.

В Бангалоре мне пытались открыть «третий глаз» и учили дыхательным упражнениям на сомнительных эзотерических курсах. Чередуя частоту дыханий — глубокое медленное, быстрое, очень быстрое, а потом снова медленное — можно было впасть в транс и почувствовать энергию и свет, подобные тем, что я видел во сне, но гораздо слабее.

Ещё у меня появился джайнский учитель, который беседовал со мной о жизни. Он подарил мне книгу для джайнских детей младшего школьного возраста. В книге писалось, например, что те ребята, у кого мерзкий или писклявый голос, в прошлой жизни сквернословили или лгали. Сухорукие воровали, косоглазые наслаждались порочными зрелищами — каждый физический недостаток имел свою кармическую причину. В книге так же разъяснялось, как сорвать яблоко, не испортив карму. Худший и самый преступный из способов — спилить всю яблоню. В порядке убывания кармической ответственности шли следующие варианты: забраться на яблоню и сломать ветку, трясти яблоню, пока яблоки не упадут, протянуть руку и сорвать яблоко с ветки. Каждый из способов вёл к наказанию. Карма слепа, как греческая богиня правосудия, она ни на кого не злится, но ничего не забывает и никогда не прощает. Ты в любом случае будешь расплачиваться за свои поступки, в этой жизни или в следующих. Согласно книге, самым безопасным было подобрать упавшее яблоко с земли — в этом случае ты не совершал преступления перед дживой — жизнью, а значит не нёс ответственности.

Но разговоров о добре и зле мне было мало, хотелось большего. Может быть даже уйти жить в горы и стать бродячим святым? Я уехал на север в Харидвар, чтобы жить в ашраме и практиковать йогу. Ашрам принадлежал святому учителю, который, по словам его учеников, когда состарился, не умер, а просто испарился.

В харидварском ашраме я вставал в 4 утра, распевал мантры, медитировал и участвовал в огненных обрядах ягья. В Индии существуют научные институты, всерьёз пытающиеся изучать воздействие религиозных обрядов, таких, как ягья, на экологию и атмосферу местности. Во время ягьи группа собравшихся у очага людей часами напролёт поёт мантры и подбрасывает в огонь щепотки ароматической травы, впадая в религиозный транс. Помню, что находиться в этом трансе было очень хорошо. Каждая мантра заканчивалась словом «сва-а-ха». Его пели хором, и в этом протяжном слове терялось собственное «я», растворялось эго, я становился частью группы. Точнее — одним организмом с другими людьми, участвовавшими в ритуале. Таким же организмом, моментально принимающим любую форму, как пчелиный рой или стая морских рыб.

Я начал ходить в длинной белой рубашке-курте и в дхоти, полосе ткани, которую индийские мужчины обматывают вокруг бёдер. Аскеты и йоги смотрели на меня с пониманием, а попрошайки, наконец, перестали просить деньги.

Иногда мне казалось, что я весь вибрирую. В пальцах рук я часто чувствовал электрическое покалывание. Положив руку на лоб, я мог унять собственную головную боль, да и вообще любую боль у себя, а иногда и у встречных людей. Я с удивлением смотрел на себя в зеркале: мои волосы отросли, подбородок украшала борода и даже мои глаза поменяли цвет с тёмно-серого на ярко-голубой.

В Ришикеше у меня вновь появился гуру, учитель медитации. На этот раз мне удалось достичь эффекта, о котором пишут в книгах — я ощущал энергию, несущую блаженство. «Со-о-о. Хам-м-м. Со-о-о. Хам-м-м» — вдох, выдох. «Я — это Он» — бесконечно повторялось индийское заклинание. Я не знал, Он это или нет, но энергию чувствовал. Она входила в меня сверху через голову, как сплошной поток света. Дыхание в этот момент прекращалось, да и нужды в нём не было. Хотелось лишь сидеть в позе лотоса и счастливо улыбаться, как каменные статуи Будды.

Наверное, это было состояние близкое к самадхи, что-то вроде летаргического сна, в котором месяцами могут находиться легендарные мистики и йоги Востока. Это состояние делало меня счастливым, но и пугало одновременно. Иногда мне казалось, что лучшим местом для жизни была бы крошечная каморка монаха. Или даже тихая темная одиночная камера в какой-нибудь тюрьме, где можно было бы до конца жизни пребывать в состоянии медитативного счастья. Но всякий раз я выскакивал из медитации, боясь, что без дыхания задохнусь и умру.

Я также переживал, что у меня почти не осталось желаний — мне не хотелось ни есть, ни развлекаться. Мне были не нужны ни семья, ни дом, ни новая одежда, ни что-либо ещё. После долгого перерыва я включил ноутбук, чтобы посмотреть кино, и тут же почувствовал, настолько мне неприятно глядеть на мерцающий экран и бегущие по нему картинки. Это было почти так же гадко, как идти мимо мусульманских торговых рядов, где вывешены освежеванные бараньи туши.

Но более всего меня беспокоило то, что я перестал видеть свои Знаки и больше не понимал, куда и зачем иду. Казалось, что в своих духовных поисках я просто топчусь на месте. Шестимесячная индийская виза заканчивалась. Можно было продлить её, выехав в Непал и вернувшись обратно, как делают многие. Но я решил отправиться домой, чтобы навестить родителей. Купил билет и улетел из Дели.

В России моё «духовное» состояние быстро покинуло меня. Поменялось окружение, сменился климат и образ жизни. Я начал пропускать занятия йогой, стал позже просыпаться, перестал медитировать. Вновь стал «нормальным», что встретило одобрение со стороны друзей и родственников. Моя жизнь вернулась в привычное русло, а чудеса пропали совсем.

В Индии говорят: всё, что мы видим вокруг себя, лишь иллюзия. Если так, то прогулки в белом балахоне по предгорьям Гималаев ничуть не более безумны, чем офисная работа в мегаполисе. Разве что первая иллюзия приятнее.

Дорогое удовольствие, 2011